Глава 2
Несколько минут я тупо смотрела на створки лифта, держа в ладони ключи, которые непонятным образом в ней оказались.
На форточку, громко хлопая крыльями, сел голубь. От испуга я дернулась и, наконец, отвела взгляд.
На деревянных ногах вошла в квартиру и плотно заперла обе двери. Пока шла, прикидывала, что может взбрести в голову этому ненормальному, который откуда-то узнал мое имя. Потом догадалась – в медицинской карте подсмотрел.
Пришлось согласиться с мыслью, что после аварии и стремительного развода у меня очень быстро развился страх и подозрительность ко всем подряд. Это немного успокоило.
Пальто оставила на самодельной вешалке из гвоздя. Переехала недавно и еще не успела полностью обустроиться.
Бросив пакет и сумку в коридорчике, проковыляла в комнату, которая, по совместительству кухня, спальня и рабочий кабинет. Окно оказалось закрытым и в квартире невообразимая духота. Коммунальщики, как взбесились – решили напоследок врубить отопление, чтоб мы, бедные, не замерзли по весне.
Я подошла к окну и, одернув штору, открыла фрамугу. В комнату ворвался свежий весенний ветер и шум города, который даже на пятнадцатом этаже слышно.
Волосы приятно скользнули по щекам, я провела ладонью по растрепанным локонам и вздохнула. Женщинам приходиться трудиться над собой день и ночь, а испортить все можно за несколько секунд.
От свежего воздуха немного полегчало, а когда глянула вниз, даже на секунду забыла о стнном незнакомце.
Вид отсюда великолепный. Когда искала квартиру, смотрела не только на цену, что все же решающий фактор, но и на расположение. Выбрала именно эту. Пятнадцатый этаж, самый верх дома. Квартира не угловая, значит, не будет настывать от ветра.
Отсюда машины и люди кажутся букашками, потоки автомобилей ползут, как дождевые черви. А народ вообще блохи.
Отвернувшись от окна, пошарила взглядом по кухне. На столе графин с водой, хотя не помню, чтобы наливала. Хотела наполнить стакан, но вспомнила слова парня-не-парня о возможном сотрясении, и решила не рисковать.
На глаза попался чайник. Через пару минут в чашке дымился горячий чай.
Я села с ним к монитору. Когда пошевелила мышкой, глаза резануло светом. Значит, все-таки что-то случилось с нервами в голове, и посмотреть фильм не удастся.
С досадой выключила монитор и, отхлебнув несколько глотков, перелезла в кровать. Матрац слабо прогнулся, тело расслабилось. Раздеваться не хотелось. Тело, как выжатый лимон, голова не варит, руки дрожат.
Ладонь сама скользнула в карман, я вытащила мобильник из джинсов и включила экран. От яркости снова заболела голова. Прищурившись, увидела последний пропущенный вызов и чуть не выронила телефон.
– Ничего себе, красивый номер, – проговорила я в пустой комнате.
После цифр оператора сплошные шестерки и нули, за которые охотники за номерами будут готовы выложить круглую сумму.
Я оставила номер в вызовах, но добавлять в список контактов не стала. Вместо этого ткнула на предыдущий. В трубке послышался гудок, через несколько секунд раздался бодрый Наташин голос:
– Барби?
– Привет еще раз, – проговорила я. – Слушай, ты прости, но я точно никуда не полечу.
Повисла пауза, только слышно, как Наташа тяжело сопит на том конце.
Стало неловко, и я продолжила:
– Машину ремонтировать надо.
– Что-о? – выдохнула Наташа.
– Авария, – коротко ответила я.
Мне не видно, но прекрасно знаю, что сейчас она вскочила и бегает туда-сюда, как взъерошенная белка.
– Как! – вопила Наташа. – Как это произошло?!
Я коротко рассказала, что случилось. Про психа решила умолчать, допустив, что мне, и правда, померещилось. Потому, что он один решил помочь, когда другие даже пальцем не пошевелили.
– Номер «хаммера» записали? – негодовала подруга. – Негодяй! Какой негодяй! Сбил и смотался. Надо заявление писать, в прокуратуру обращаться!
– Туда-то зачем? – не поняла я.
– Не знаю, – донесся голос из трубки. – Но лучше везде обратиться. Где-нибудь получится.
Я вздохнула и произнесла устало:
– Ладно. Все потом.
– Мне приехать?
– Не надо, – ответила я. – Хочу поспать. Сегодня тот еще денек.
– Хорошо, – проговорила Наташа. – Денек действительно не сладкий. И эти документы еще… В общем, если что, сразу звони. Я с Дэнчиком, он на машине. Мигом будем у тебя
– Договорились, – сказала я и нажала отбой.
Я бросила телефон рядом и перевернулась на бок. В таком положении голова стала быстро наливаться свинцом, пришлось вернуться на спину. Спать в таком положении никогда не получалось, поэтому легла на живот. Сразу заложило многострадальный нос. Чертыхнувшись, снова заняла положение на спине и, к величайшему удивлению, тут же уснула.
Снилось что-то совсем сумбурное. Я лазила по катакомбам, кого-то искала, потом вышла в какие-то очень старые двери и оказалась в разрушенном мире. А может он и не разрушенный, а просто заброшенный. По небу носятся серо-белые вихри, как бури на Сатурне. Вокруг тишина и пустота. Пройдя несколько шагов по высохшей до трещин земле, остановилась и стала ждать. Не знаю, чего, но ощущение, что ждать надо. Потом что-то загремело, и гулкий голос проговорил:
– Выбирай сторону.
Потом снился кошмар про урок физкультуры. Я, как всегда, не могу подтянуться на турнике, а весь класс тыкает пальцами и смеется. Тренер орет, но у меня ничего не выходит. Болтаюсь сарделькой на тоненьких руках и реву.
Проснулась с неприятным осадком. Такое бывает, когда сон кажется слишком реальным. Потом весь день не можешь отделаться от ощущения, что в жизни тебя где-то обманули.
Солнце льет на занавески свет вечернего солнца. Я с изумлением перевела взгляд на часы. Девятнадцать ноль две. Значит, проспала весь день, чего с роду не случалось.
Медленно опустив ноги на пол, поднялась и подошла к кухонному столу, где оставила графин с водой. Теоретически, если бы было сотрясение, меня до сих пор бы мутило. Но голова болеть перестала, тошнота ушла. Нос только ноет.
Я налила воды в стакан и поднесла к губам. В этот момент за спиной раздался цокот когтей по ламинату. Злясь на ЖЭК, которая убеждала, что в доме нет ни крыс, ни мышей, я развернулась.
Глаза расширились, стакан выпал из рук и стукнулся о пол, потому, что пластиковый. С тихим шорохом он покатился под стол, на полу растеклась лужа. Я замерла.
В середине комнаты рядом с кроватью стоит огромная ворона или ворон. Черные масляные глаза по очереди таращатся на меня. Основание носа заросло то ли шерстью, толи перьями, на лапах когти, которыми можно быка вспороть. Птица блестит иссиня-черным и напоминает персонажа фантастического фильма.
Я сдавлено выдохнула, решив, что еще сплю. Ворон должен быть примерно с кошку, а этот, как крупная овчарка. В одной лапе какая-то бумажка, птица время от времени переминается, продолжая внимательно меня изучать.
В голове забегали мысли, попыталась вспомнить что-нибудь о воронах – как надо себя вести, агрессивны ли они, что едят. Но самая главная мысль вытеснила остальные – какая здоровая ворона.
Потом решила, что надо угостить ее чем-нибудь. Когда потянулась к хлебнице, ворона проследила за рукой и приоткрыла клюв.
– Можешь не утр-руждаться, – раздался трескучий голос. – Я кар-крошки не ем.
Рука замерла на полпути, я вытаращилась на птицу, с ужасом понимая – слова вылетели из ее глотки.
Пока пыталась собраться с мыслями, ворон вытянул лапу. Бумажный сверток расправился, и птица уткнулась в него носом.
– Вар-рвара Александр-ровна Черносветова, среди друзей Бар-рби, – начал читать ворон, не обращая внимания на мой ступор. – Двадцать пять лет исполнилось неделю назад. По некотор-рым данным нар-рожденная. Инициация не пройдена. Рост сто шестьдесят шесть, вес пятьдесят девять. Р-разведена, детей нет. Бр-рюнетка.
Ворон поднял голову и посмотрел правым глазом. Волосы на моем затылке если не шевелятся, то очень хотят, пока пытаюсь поверить, что птица говорит сознательно.
Пока ворон таращился на волосы, я уперлась задом в дверцу и сползла на пол.
– Крашусь в блонд, – пролепетала я пискляво, не веря, что отвечаю вороне.
Солнечный свет переливается в смоляных перьях и делает птицу какой-то зловещей. Клюв блестит, глаза сверкают. Я нервно сглотнула и украдкой щипнула себя за бедро.
– Ай.
– Хор-рошо, – произнес ворон и вернулся к бумаге. – Положением от двадцать пятого числа пер-рвого года постановлено, всем урожденным, потомственным, приобретенным, наследственным, нарожденным и прочим явиться на инициацию не позднее двух недель после исполнения двадцати пяти лет. Не явка или опоздание расматр-ривается как нарушение и кар-рается отлучением от Круга и любого участия в мер-роприятиях.
Оперевшись ладонью на ламинат, я пыталась понять, что мелет это пернатое, и почему вообще может это делать. Видимо, мысли отразились на лице, потому, что ворон перестал пялиться в свиток и процокал когтями до кухонного стола.
Приподнявшись на лапах, он подвинул клювом графин с водой, а я отшатнулась подальше от смоляного крыла, которое оказалось перед самым носом.
– Попей водички, – произнесла птица.
– Ты разговариваешь, – наконец выдавила я из себя, понимая, как глупо и банально это звучит.
Ворон бросил на меня снисходительный взгляд и подхватил клювом ручку графина. Думала, уронит, разольет, но тот достал лапой стакан из-под стола и, балансируя на одной конечности, наполнил.
– Конечно р-разговариваю, – проговорил он трескучим вороньим голосом и протянул стакан. – С вами не только р-разговаривать, скор-ро одежду носить научусь. Вон, котов уже принудили, но мы пока дер-ржимся. Отстаиваем права.
Я нерешительно протянула руку к стакану. Птица довольно кивнула и отошла на пару шагов, наблюдая за мной. Пришлось забыть, что чашка только что валялась по полу, и отхлебнуть. Ворон что-то прокаркал и прошагал к свитку. Я подумала, что все-таки сплю, в наше время такой бумаги не делают, разве что каким-нибудь реконструкторам на заказ.
– Я сплю? – поинтересовалась я, ставя стакан на пол.
Ворон устало вздохнул и вытянул крыло, такое огромное, что заняло пол комнаты.
– Каждый р-раз одно и тоже, – произнес он, сложив крыло. – Нет, дор-рогуша, не спишь. Все р-реально.
Голова снова пошла кругом, ушибленный нос запульсировал. Я схватилась, проверяя – не потекло ли из него снова. К счастью, пальцы остались сухими.
Кое-как собрав себя с мыслями, я выдохнула и прямо посмотрела на ворона.
– Та-ак, – протянула я, пытаясь подняться, но конечности ослабели от нервов, получилось лишь поелозить ногами.
На столе мигнул компьютер, высветилась серая рамка. Кажется, пришло какое-то обновление. Специально систему настраивала, чтоб само все делалось и меня не беспокоило. Но сейчас рамке я очень рада потому, что это хоть что-то нормальное в такой безумной ситуации.
У стены пиликнул холодильник – еще один спаситель реальности. Я нова произнесла:
– Та-ак… Спасибо тебе… изобретатель фреона.
Птица устала наблюдать мое замешательство и направилась прямо к холодильнику. Ловко поддев носом щель между дверцей, ворон просунул голову и принялся чем-то шуметь.
– Ты кто вообще такой? – спросила я, понемногу приходя в себя. – И зачем лезешь в мой холодильник?
Из-за дверцы донеслось:
– Жалко что ли?
– Ну, – протянула я растерянно, – Не люблю, когда кто-то лезет в холодильник. Даже друзья себе такого не позволяют. Чаще сами еду приносят. А тут… Не знаю даже…
Ворон высунулся из-за дверцы, клюв перепачкан белым, будто ел сметану.
Вытеревшись крылом, он закрыл холодильник и важно произнес:
– Я один из бессмертных мудрецов ворон Бир-рнан. По совместительству твой кар-ркуратор.
– Каркуратор? – не поняла я.
Он сверкнул правым глазом и покачал головой.
– Не каркуратор, а просто кур-ратор. Я прокар-ркиваюсь иногда.
Я потерла лоб, пытаясь сосредоточиться, но в голове каша, которая никак не хочет оформляться во что-то приличное.
– Вороний каркуратор, значит, – протянула я, таращась в никуда. -По имени Бирнан. Действительно. А я-то думаю… Как же это сразу не догадалась. Гигантская говорящая птица, каркуратор…
Ворон одарил меня снисходительным взглядом и почесал лапой за головой. Послышался звук, какой получается, когда натираешь наждачкой дерево.
Птица произнесла:
– То же мне, новость. Говорящих вор-ронов не видела?
– Мне надо выпить, – проговорила я и, наконец, поднялась.
– Насколько мне известно, – сказал ворон наставительным тоном, – ты только что побывала в авар-рии, и употреблять алкоголь настр-рого запретили.
Ноги дрожат, сердце тарабанит, вот-вот выпрыгнет. Спина взмокла, и блузка противно прилипает, наверное, пахнет тоже не очень.
Опасливо покосившись на птицу, произнесла:
– Сначала авария, псих с машиной, теперь говорящая ворона. Что еще? Лепреконы?
Потом открыла шкафчик и вытащила бутылку виски. Несмотря на то, что вообще-то не пью, сейчас оно показалось в самый раз. Эту бутылку однажды притащила Наташа и приговорила половину за разговором.
Когда открыла крышку и поднесла горлышко к губам, в моем заторможенном мозгу шевельнулось подозрение. Я поставила бутылку и повернулась к птице. Та выжидательно смотрит на меня черным глазом и моргает.
– Ты откуда знаешь про все? – спросила я, застегивая пуговицу на блузке.
Пока спала, она расстегнулась и белье теперь на всеобщее обозрение. И хотя ворону, это, скорее всего, до лампочки, все-таки не уютно.
– Что именно?
– Ну, – сказала я, пытаясь подобрать слова, – про День Рождения, волосы. Что там еще было?
Бирнан с цоканьем запрыгнул на стол и покосился на фрамугу. Похоже, так и попал в квартиру. В лапе снова зажат сверток, клюв хищно блестит всего в метре от меня. Таким не только падаль рвать, можно и кого живого покалечить.
Солнце быстро катится к закату. На пятнадцатом этаже еще светло, но внизу сумерки. По улицам зажглись фонари, машины тоже засверкали фарами, наполнив улицу сиянием ночного города. В домах напротив светятся окна, правда, не все, только четыре. С их стороны темно, потому, что находятся на востоке. А утром солнце бьет прямо в глаза, пока спишь. Я жила на восточной стороне. Знаю, как это.
В своей квартире поставила светочувствительные лампы. Эти сами знают, когда темнеет, и включаются.
– Видишь ли, деточка, – начал ворон, – как твой кар-куратор, мне положено знать все, что с тобой происходит. Кроме того, встретил Асмодея. Он все рассказал. Пр-ройдоха. Чуть не потеряли тебя из-за него. Стоило бы сообщить, но выкр-рутится, негодник. Сказал, его опер-редили.
От обилия невозможной информации во рту снова пересохло. Я подняла с пола стакан. Снова налила воды, махнув рукой на лужу посреди пола, и сделала три больших глотка.
– Кто такой Асмодей? – спросила я, вытерев губы тыльной стороной ладони.
– Твой охр-ранник с темной стороны, – будничным тоном сообщил Бирнан. – Есть еще Кафриэль. Он от светлых. Но границы весьма условны. Хотя они очень бор-рются, чтобы переманивать др-руг у друга. Но ты с начала на инициацию прибудь. А там видно будет.
В словах ворона понятными остались только предлоги и наречия. К своему удивлению, обнаружила, как трясутся пальцы. И лишь через секунду поняла – это от страха. Прежде всего за рассудок.
– Значит так, говорящая ворона, или как тебя там. Каркуратор, – проговорила я с выдохом. – Кто эти люди? Почему меня вдруг надо охранять, что ты курируешь? Какая инициация, и какого черта от меня надо?
Дыхание зашлось от быстрой речи, меня потряхивает, пальцы холодные – можно рыбу морозить. Пытаюсь мысленно храбриться, утешаясь, что пережила стремительный развод, и с вороной как-нибудь справлюсь.
Ворон переступил с ноги на ногу и произнес, глядя сквозь фрамугу на быстро потухающее небо:
– Хор-рошо. Давай сначала. Сегодня в твою машину влетела другая, и ты чудом осталась жива. Но это никакое не чудо, а слаженная работа системы безопасности. До тех пор, пока не получишь инициирование, тебя положено охр-ранять, потому, что все хотят пер-ретянуть на свою сторону как можно больше союзников. Но, как уже говорил, гр-раницы условны. Светлая сторона порой делает такие вещи, от котор-рых стынет кровь у самых темных пр-редставителей. Бывает и наоборот. Но тебя заставят выбир-рать.
Я сдавила виски пальцами и проговорила с нажимом:
– Ничего не поняла.
Глаза Бирнана сверкнули, стало жутко, потому, что солнце село и отражать им не от чего.
– За что мне это! – взмолился ворон и снова уставился во фрамугу. – Скажи, замечала ли в последнее время: как ни пожелаешь от души что-нибудь, так оно сбывается. Пор-рой очень быстр-ро.
Немного помычав, припомнила сегодняшнего мужика с перевернутым кофе.
– Ну, допустим, – неуверенно проговорила я.
Ворон довольно закряхтел и продолжил:
– Этому есть очень пр-ростое объяснение. Едва нар-рожденной исполняется двадцать пять, ее сила впер-рвые просыпается. Мне, как кар-куратору, положено выдать инвентар-рь. Его не много, зато надежный и постоянный. В будущем можешь заменить, если очень пр-риспичит. Но это делают редко.
Он постучал клювом по столу, затем поднял голову и кивнул в угол холодильника. Между ним и стеной оперевшись на черенок стоит обычная метла, какими пользуются дворники. Спрашивать, откуда взялась, не стала, чтобы не перегружать свой и так напряженный мозг.
– В подметальщицы не нанималась, – бросила я, кутаясь в блузку, потому что комната настыла. – Слава богу, денег хватает свести концы с концами.
Крылья ворона поднялись в молебном жесте, он затряс ими, рискуя скинуть несчастный графин.
– Да что ж ты такая непонятливая, – простонал он. – Подметать ею можно. Но, насколько знаю, так метлу используют не часто. Скорость ты любишь, а транспор-рта больше нет. Так что пр-ринимай обнову.
Пока я тупо пялилась на дворничий инструмент, Бирнан порылся еще где-то и вытащил прямо из воздуха черный сверток, увенчанный остроконечной шляпой.
Я одурело вытаращилась на него. Когда сверток оказался на столе, ворон запрыгнул на бортик фрамуги. Голова вскинулась, в черных глазах мелькнуло недовольство, будто ему очень не терпится распрощаться со мной.
– На инициацию положено прибывать в форме. Одежду надо пр-роветрить, долго лежала в сундуке, – проговорил он, глядя через крыло. – Сама не летай. Не инициированные ведьмы должны летать только в сопр-ровождении. Чтобы стать настоящей наездницей метлы, нужно учиться.
Я спросила запинаясь:
– Что за инициация?
– Испытание ведьмы. Какое, знают только высшие ведьмы. Сами его назначают. Позже сообщу место. Все будет в пор-рядке, главное, не попадись инквизиторам. Они и так уже охотятся на тебя.
Он развернулся и присел, чтобы оттолкнуться, но в последний момент глянул на меня и прокаркал:
– А, и еще. Будь осторожна с Асмодеем. Он умеет сманивать на свою сторону. Хотелось бы честного выбора хотя бы в этот р-раз.
– Да кто он такой? – не выдержала я.
Бирнан сверкнул левым глазом и сказал:
– Он домой тебя пр-ривез.
С этими словами он кинулся вниз, послышались мерные хлопки крыльев.