Глава 4
Вампир в гробу вам не скелет в шкафу
Холоден ветер в открытом окне,
Длинные тени лежат на столе,
Я таинственный гость в серебристом плаще,
И ты знаешь, зачем я явился к тебе.
Наутилус Помпилиус
Ольховка, 2014 год
Над Ольховкой стояла бледнолицая полная луна. Томным взглядом она взирала на черные силуэты елей, обхвативших мягкими лапами крошечную деревню и особняк. Он походил на сказочный облитый глазурью рождественский домик, в который забыли поставить горящую свечку. Одетая не по погоде девушка, стояла как вкопанная, глядя в сторону особняка.
– Наталья, пойдемте, – окликнула ее Анна и махнула в сторону своей машины. – Поздно уже, ночью в лесу опасно. Неужто вы вздумали на ночь глядя…
– Его надо осмотреть, – словно сомнамбула, твердила Наталья.
– С дуба рухнула? – Костя опять принялся за свое и попытался взять девушку за руку, чтобы уволочь к ее любимому Ниссану.
Воронова, действительно, вела себя несколько странно. Ее это место словно зачаровало и не хотело отпускать. Она здесь почувствовала себя словно дома и не собиралась уходить. Увидеть особняк снаружи – одно, но ей очень хотелось осмотреть все изнутри.
– Костя, – не спуская глаз с еле заметного во тьме дома, сказала девушка, – у тебя отпуск закончится, если я завтра геодезистов не закажу, мы не успеем отдать документы…
– Не проблема, на самолете улечу. Пойдем.
– Наталья, тут опасно, волки ночами по огородам бродят! – пыталась предупредить ее Анна. – Или у тебя атрофированное чувство опасности?
Только любительница острых ощущений Наталья никак не сдавалась под столь мощным натиском. В деревне почти наверняка должно быть ружье. Но Анна была не охотником, а знахаркой, да и муж ее бывший не любил зверей стрелять, а предпочитал на утренней зорьке бегать к речке с удочкой (если только эти пробежки не были предлогом для посещения Иннки). А с двухметровой удочкой со спиннингом явно на волков не пойдешь. Зато вовремя вспомнила Воронова о припрятанной в машине бите.
– Экхм, ты меня укротителем волков считаешь? – развел руками Костя, изо всех сил стараясь не материться при дамах, ведь ужина ему лишаться совсем не хотелось. – Ты лучше досочку свою возьми, и кантом врагов изувечь.
– Нет, но гопника ж на трассе ты чуть не… а волк – он животное более мелкое, – заискивающе улыбнулась Наталья. Она подошла к Косте настолько близко, что смотрела ему глаза в глаза: – Ты ж меня от него тоже защитишь? Не то комната князя тебе не перепадет.
– Ох, девка, – покачала головой Анна, – подведешь ты нас всех под монастырь. Оставили б мы тебя тут с волками выть, да жалко.
– Ну вот и славно! – Наталья подпрыгнула на месте. – Тогда идем скорее. Посмотрим и по домам!
Она мигом кинулась к машине и извлекла из дорожной сумки два фонарика на лоб, которые предусмотрительно взяла с собой для себя и Кости. Знай девушка, что с ними окажется замечательный спутник вроде Анны, она бы позаботилась об еще одном. А так… Наталья долгих два дня была вся в предвкушении исследования заброшенного дома, его комнат, а самое главное и интересное – подвалов. На первых курсах одногруппники увлекли девушку игрой в Дозор, когда надо было по ночам прибывать в заброшенное строение и искать там отгадку на заковыристый вопрос организатора. Игра вскоре приелась любительнице разнообразия Наталье, Златоуст был несколько беден на подобные объекты. Но тяга к исследованию неизведанного осталась и ждала своего времени, чтобы выбраться на свет божий здесь, в Смоленской глуши.
Девушка пробиралась к особняку по колено в снегу, с трудом попадая в крупные следы сорок третьего размера, оставляемые Костей. Ботинки для сноуборда пришлись как нельзя кстати и заменили ей традиционные валенки, пускай и были не настолько удобными и вызывали насмешки у деревенской ведьмы. Косте с трудом удавалось не встать на ребро запорошенной снегом ступени. Но страх свалиться в полуметровый сугроб очень сильно помогал. Потому не прошло и часа, как Анна и ее гости стояли у высокой входной двери.
Двести лет назад дубовые ее створки были открыты настежь. Из залы звучала веселая мелодия вальса, а приезжавшие на званый вечер гости именно тут, на пороге, здоровались друг с другом и приветствовали дворецкого этого дома. Крепостного. Как его звали, теперь никто и не вспомнит. Анна протянула гостье ключ, и Наталья всунула его в ржавую от времени замочную скважину.
Костя, взяв девушку за руку, резко повернул ключ. Нехотя, скрежеща, тот поддался…
Не такого будущего ждал для особняка князь Ольховский. Вряд ли, оставляя дом в наследство, он предполагал, что дальние родственники того самого Воронова войдут под высокий свод залы со включенными фонарями на лбу и тусклый их свет падет на вековую пыль и паутины, на поломанные кресла и колонны, с которых облетела краска. Не думал он, что графиня Воронова, которой он завещал этот дом, пройдет по сломанному паркету, спотыкаясь на каждом шагу в увесистых ботинках, чего и говорить о шелковых туфельках. И вряд ли ему было бы приятно вдыхать запах сырости и гнили.
– Ну и что? Ты хотела увидеть тут хрустальные люстры и бал, а тебя встретил бардак? – нарушил Костя гробовую тишину. – Что и требовалось ожидать. Посмотрели и пойдем.
Он прошел на середину зала и принялся звать обитателей дома, желая пошутить. Но никто не откликался. Высокий седовласый человек, оседлавший вороного коня, свысока смотрел на гостей с портрета. Рядом с ним на Наталью и ее спутников сидела и взирала из своей тяжеленной рамы круглолицая женщина в алом платье и белой шали. Луч фонаря на голове Натальи скользил по стене, открывая взору новые и новые портреты князей Ольховских, пока не остановился на нем, человеке из снов: высоком широкоплечем блондине в синем мундире с серебристыми эполетами. Девушка вздрогнула. Какое сходство! Да-да! Ошибки быть не могло! Именно этот синеокий красавец частенько навещал ее в снах. На его груди сверкал полученный в Отечественной войне орден. А лицо его украшали гордость и отвага. Лицо. Это прекрасное лицо, волевой взгляд. Аккуратно уложенные светлые волосы, большие синие глаза, длинный острый нос, широкие скулы… Несомненно, это был он, мужчина из ее мечтаний, который настойчиво просил оставить Костю. Но как он смог пробраться в ее сокровенные сны, если Воронова ни разу не была в Ольховке и не видела этого портрета. Да и отец ничего не знал ни об Ольховских, ни о том, как они выглядели. Надо ж было воображению так точно нарисовать образ одного из князей!
– Влюбилась? – поиздевался Костя. – Вечно вы, девки, в постеры влюбляетесь. Это у вас болезнь такая, да? Сфоткай и на юзерпик повесь!
Идея понравилась Вороновой, и она полезла в дальний карман куртки за смартфоном. А то вдруг так случится, что она больше не увидит этот портрет. Нет, конечно, она сделает все от себя зависящее, чтобы сохранить все картины из особняка, тем более, портрет мужчины из ее сна. Но его надо сохранить. Пока в статус. Пускай девчонки в «Снежном королевстве» от зависти умирают.
– А я никогда не любила парней с плакатов, – встряла Анна, пока Наталья фотографировала портрет князя в нескольких ракурсах. Она старалась не смотреть на парня, что-то она вдруг застеснялась, – и меня никто не понимал, почему мне ни Ди Каприо, ни Киану Ривз, ни Джонни Депп не нравились, чего меня не привлекал молодой талант Сергей Безруков. Я хотела всегда любить того, кто рядом, кого можно обнять. Ваньку Шарашкина, например.
– Да не влюбилась я! – возмутилась Наталья, но в тот же момент она почувствовала жар, предательски охвативший ее щеки. – Просто воспоминание одно.
– Ну-ну, – многозначительно подзуживал Костя, усмехаясь. – Любовь к постерам – она навеки!
– Я серьезно, – надулась обиженная Наталья, но ее никто не слушал. Все сделали свои выводы.
Они разбрелись по зале. И каждый был увлечен чем-то своим: Анна разглядывала многочисленные светильники, Костя проверял на прочность стулья и кресла. А Наталья предпочла подняться наверх и пройтись по комнатам. Она и не заметила, как оторвалась от своих спутников. Она очутилась в заброшенном Эрмитаже, где не существовало красного шнурка между посетителем и экспонатом. Она бы прыгнула на постель княгини, утонув в перинах, только испугалась количества пыли, от которого легко было задохнуться. Зато Наталья аккуратно провела пальцами по старинному зеркалу, оставив на нем след от пальцев. Там отражалась она, графиня Воронова, спортивная девушка с Урала, совсем не похожая на чопорных дворян девятнадцатого века. Она носила простой конский хвост, скрепленный резинкой, и совсем не умела укладывать локоны, как это делали несколько поколений назад ее предки князья. С портретов на нее взирали дамы в глубоком декольте, а она стояла перед ними в расстегнутой куртке и натянутом до подбородка свитере, поверх которого висела скрепленная на липучке горнолыжная бандана. Слово «юбка» Наталья воспринимала исключительно вместе со словом «дресс-код» в бухгалтерии, тогда как княгиня, мать Дмитрия, только в юбках в свет и появлялась и об удобных джинсах ни слова не слышала. Комната старого князя тоже стояла нетронутой с того времени, как старик Ольховский покинул этот мир. Но казалось, словно он вышел погулять, обещая вернуться. На столе стояла чернильница, рядом с ней лежал развалившийся от времени и беспощадных солнечных лучей листок и ветхая старинная книга. Фонвизин. Какая скучнятина. Наталья прочитала в школе две страницы из «Недоросля», а остальное предпочла прослушать в виде аудиокниги. И чего в этом находили забавного двести лет назад? На втором этаже нашлось еще несколько спален, но кому они принадлежали, Наталья так и не поняла. Возможно, большинство из них использовались в качестве гостевых. Только в столе одной из этих комнат девушка нашла розовый альбом, переплетом которого служила алая атласная лента.
Этот альбом писала и рисовала некая Ольга Шолохова. Княгиня из Брянска. Обладательница смелого размашистого почерка была сильна в поэзии и французском, и сочиняла весьма недурные стихи в том числе и на русском для своего возлюбленного, князя Дмитрия. И рисовала она вполне сносно: на одной странице она, легкая и воздушная, девушка со светлыми локонами в изящном платье, похожая на саму Наташу Ростову, вальсировала с князем Ольховским. Этого человека невозможно было не узнать даже на девичьих рисунках! Наталья грустно улыбнулась, что-что, а стихи ей давались с большим трудом. И единственное четверостишие, которое она смогла сотворить за всю свою жизнь, корявое и нелепое, теперь могли видеть все приезжающие в «Снежное королевство». Почему-то руководство курорта посчитало творение Вороновой куда вдохновеннее и складнее, чем два десятка предложений от профессиональных рекламистов. Стишок походил больше на детскую считалочку: «Вон, мальчики катаются, Девчонкам тоже нравится! Прокат там открывается! Скорей присоединяемся!» Зато вкупе с веселыми картинками дизайнеров, стишок выглядел как доступный путеводитель по курорту и в скором времени перекочевал даже на скипасы. Потом к нему рекламщики дописали еще много рифмованных строк. Но это стихотворение не стояло и рядом с вдохновенными записями Ольги Шолоховой, полными эпитетов. А ее рисунки от с руки портретами князя, Ольги, дальнего предка Натальи – Андрея Воронова почему-то на поляне с гигантскими мухоморами и многих людей, имена которых девушке не говорили абсолютно ничего: Дэйкиэна, Андрэй Марку, Аграфена… Она совсем не умела рисовать. Ее картинки – каракули на стене Вконтакте да коллажи из Фотошопа, сделанные опять же на заказ «Снежному королевству». Девушке на мгновенье стало грустно, она почувствовала себя птицей с подрезанными крыльями. Она до сих пор считала, что умеет летать и наслаждаться жизнью. Ан, нет. Ее далекие предки, не знавшие Интернета, сноуборда, дрифта и брейк-данса – вот кто умел любить и ценить тех, кто находился рядом. Посмотрев альбом графини Шолоховой, Наталья расплакалась. Она играла Костей. Она считала, что у них могут быть какие-то отношения, может, когда-нибудь они полюбят друг друга. Как далека она была от того чистого чувства, что испытывала графиня Ольга к князю Дмитрию… как она недолюбливала Андрея Воронова, когда рисовала его в компании с мухоморами…
– Надо будет отцу привезти, пусть посмотрит, – буркнула Наталья под нос, убирая альбом Шолоховой в рюкзак.
Она не могла оставить этот прекрасный альбом в сыром особняке, требовавшем ремонта. Творчество графини Ольги должно быть сохранено для потомков, отсканировано и всенепременно размещено в альбоме «Мои предки» в социальной сети. Потому что потомков надо научить любить, так же точно беззаветно и пылко, как любила юная княжна. Всяко это не гробница, а Наталья без пяти минут собственник. Это значит, что и романтичные альбомы, и портреты неизвестного художника, и все остальное скоро станет ее. Это не кража, а сохранение реликвий!
В кабинете, вдоль стен которого стояли старые деревянные шкафы, очень напоминающие то, что сейчас навязывалось в качестве модной мебели дизайнерами, девушка нашла еще один важный документ. Домовую книгу. Огромный фолиант лежал на столе. И из него торчало облезшее со временем гусиное перо. Это кто-то оставил в книге закладку на последней странице с записями.
Двадцать пятое декабря 1814 года. Князь Дмитрий Ольховский убит. Княжна Ольга в печали. Граф Воронов в смятении.
После этой скомканной фразы, тем же неуклюжим почерком ровно через полгода сделана следующая запись: двадцать пятое июня 1815 года – прочитано завещание князя, теперь Ольховка принадлежит графу Воронову. Однако графу Андрею недавно пришло назначение на Урал. Он женится на княжне Ольге, от чего счастлив, и выезжает через месяц. Он вернется через несколько лет, когда шум уляжется.
Следующая запись сделана намного позже: 17 апреля 1844 года – я больше не в силах писать, граф так и не вернулся, а я ухожу, дворецкий Фома.
Наталья чуть не разрыдалась, когда представила себе престарелого крепостного, который каждый день следил за имением, протирал везде пыль, и ждал, когда граф Воронов явится сюда, чтобы жить в оставленном ему в наследство доме. Несчастный слуга и не знал о том, что князь Дмитрий написал в завещании, не подозревал он и о сговоре князя со знахаркой. Он считал, что дети Воронова и княжны Шолоховой приедут в Смоленскую губернию. Но они на двести лет задержались в Златоусте. Ровно на двести лет. И особняк, словно охраняемый неведомыми силами, ждал. В нем ничего не тронули большевики. Его обошла стороной разрушительная Великая Отечественная война. Никто не захотел приватизировать его в начале девяностых. Дом заговорила ведьма. Чтобы он дождался Натальи.
– Костя, Анна! – позвала девушка своих спутников, когда вышла из кабинета.
Но никто не отвечал. И тут-то ей стало по-настоящему страшно. Темнота, нарушаемая только светом со лба, наступала со всех сторон. Наталья попятилась, боясь идти вперед, где ей вдруг померещился зловещий волк. Какая ж она дура! Надо было верить Анне и днем обследовать особняк. Не стоило отрываться от Кости, ведь у него бита, и он может одним ее ударом уложить голодного волка. А у нее что? Дурная голова и желание огрести неприятностей. Но и Анна, и Костя сейчас ждали ее в зале на первом этаже.
Она бы спустилась. Но пресловутый белый волк маячил в проходе у лестницы. Девушка пятилась до тех пор, пока не почувствовала, что ее нога ступила немного ниже пола. Она обернулась, и луч фонаря мельком осветил лестницу. Слава всем Богам! У Натальи отлегло от сердца. Она кинулась вниз, не считая ступени, и остановилась только когда лестница закончилась. В подвале. Который был наполнен тошнотворным гнилостным запахом, бочками с вином и сваленной в кучи утварью. Надо подняться чуть выше – подумалось девушке. Но дверь на лестницу предательски скрипнув, захлопнулась. А ручка отвалилась еще при царе Горохе.
Сглотнув, Наталья осмотрелась. Впереди был длинный коридор, который, кажется… заканчивался небольшой и очень узкой дверью. На ней висела сверкающая в скудном свете фонаря цепь. Словно кошка, девушка пробралась к концу коридора. Она старалась не задевать пыльный хлам, валявшийся здесь повсюду. Но когда она добралась-таки до того, что приняла в темноте за дверь, она онемела от ужаса. Будто ледяной водой из недавно отброшенного в сторону ушата обдали ее на морозе. По рукам прошла мелкая дрожь. Ноги подкосились, и Наталья еле устояла. Перед ней стоял самый обычный дубовый гроб, покрытый когда-то лаком. Она приняла его за дверь из-за огромных шляпок серебряных гвоздей, заколоченных в крышку. А массивная цепь, словно колье, свисала вокруг гроба и на том месте, где у покойника должна была быть грудь, была закрыта на серебристый амбарный замок, ключ к которому… Висел у девушки на шее, и она в ужасе сжимала его рукой. Она попятилась. Что-то хрустнуло под увесистым сноубордическим ботинком. Наталья направила свет фонарика под ноги и осела на пол. Прямо в кучу человеческих костей.
Невеселая перспектива представилась Вороновой, когда она полезла в карман за телефоном и от страха быстро набрала номер своего парня.
– Костя! Я в подвале! Тут это… это… гроб… и труп… трупы… скелеты…
– Так уходи оттуда! – он был серьезней полицейского.
– Не… не могу… – лепетала Наталья, глядя то на кости, то на ключ, то на гроб, то на запертую дверь. – Открой меня. Короче, поднимаешься на второй этаж, проходишь все комнаты и…
Она не договорила, потому что вдруг непонятно откуда раздался приятный, но в то же время какой-то замогильный голос, который приказывал:
– Откройте гроб!
Нет, этого Наталья совсем не собиралась делать. Ей было совершенно ясно, чем закончится выполнение приказа. И подтверждением этому служили кости кого-то из любопытных.
– Откройте, прошу вас, мон шэр1!
– Н…н….н… неееееет! – взвизгнула девушка, отскакивая подальше от гроба.
– Не бойтесь, откройте, мон шэр! Спасите меня, умоляю!
Он начал давить на жалость. Конечно, она теперь должна взять ключ и отворить замок. И что потом? Оборотень выскочит из гроба как чёрт из табакерки, растерзает ее как того несчастного, нашедшего свой последний приют у гроба. А если не оборотень, а упырь? Или того хуже – зомби.
– Я вызову МЧС, пусть они вас открывают! – нашлась вдруг Наталья. – И вообще, нефиг по чужим гробам лазить!
У страха глаза велики, а у любопытства – желание отгрести неприятностей на нижние девяносто. Потому Наталья хоть и боялась, но ключ от амбарного замка сняла с шеи, поднялась на ноги и отошла от гроба подальше.
– Он не чужой, он мой, мон шэр! Откройте, умоляю!
– Нет, не мое это дело гробы открывать. Пусть вас спасатели из МЧС вызволяют, мон шэр! – французское обращение Наталья добавила специально, чтобы передразнить незнакомца.
Но он зацепился совсем за другую фразу:
– А сколько спасателей будет?
– Не знаю, – тянула время до прихода Кости Наталья, – а может, и не спасатели приедут, а санитары, подумают еще, что я с ума сошла, с гробом тут разговариваю.
– А санитаров этих много?
– Зачем вам?
– Откройте и узнаете, мон шэр!
Какой настойчивый ей пленник в гробу попался. Страх потихоньку улетучился, и Наталью заинтересовала словесная перепалка с незнакомцем: таинственным, но опасным.
– Ладно, открою, – согласилась девушка, хотя чувство самосохранения как никогда трубило об опасности, – но при одном условии…
– Что угодно, мон шэр!
– Вы меня не убивайте как этого… который у вас перед гробом…
– Я не убиваю женщин, мон шэр. Немца пришлось убить, потому что он со своими друзьями особняк портил. Вздумал тут военную базу организовать! А он не их, не их… этот особняк! Откройте, я хочу увидеть вас.
– Увы, я в устные договоры не верю. Только документ с подписью. А так как вам в гроб я ничего не передам, то ничего у нас не получится. Сейчас меня заберет отсюда мой жених, а завтра я приглашу сюда паталогоанатома и пару омоновцев, без такой свиты я гроб открывать как-то побаиваюсь.
– Троих? Маловато будет. Пятерых можете, мон шэр?
– Хоть целую рать, да будет вам угодно! Справитесь?
Настала неловкая пауза. А что, если болтун в гробу умолк, подумалось Наталье, и она еще немного продвинулась в сторону захлопнувшейся двери, а потом снова набрала Костю:
– Ну, ты где?
– Лестницу ищу! – изрекли на том конце трубки. – О! Кажется, нашел! Иду!
– Слава богу! – облегченно вздохнула Наталья, пробираясь дальше. – Бита при тебе?
– Нет, щас принесу!
– Иди без биты!
– Нет, щас к Аньке за битой пошел, жди там…
– Козёл! – выругалась Наталья, отключая телефон.
– Мон шер, вы меня убиваете! Откройте! Молю вас! – говорили из гроба. – Я уже на троих согласен, только откройте!
Наталья остановилась. Она посмотрела сначала на гроб. Потом на ключ. Потом на кости и черное тряпье, на повязку со свастикой. Потом опять на гроб. Кто бы там ни был, он обещал. А если не сдержит слово? Через минуту здесь будет Костя с битой, даже если обитатель гроба и захочет ее убить, она будет сопротивляться, она станет бить его костями, бросать ушаты и баулы, которых тут в избытке.
Дрожащей рукой девушка поднесла ключ к скважине, вставила и с легкостью провернула. Замок тут же поддался и с грохотом упал на пол, влача за собой и толстую цепь. Наталья тут же отскочила как можно дальше, а крышка гроба задрожала и свалилась. Как раз на то место, где несколько мгновений назад и стояла девушка. Она теперь пятилась к двери, но из любопытства смотрела-таки в сторону открытого гроба… откуда на нее взирал молодой мужчина лет двадцати пяти. Нет, он вовсе не был незнакомцем. Перед Натальей стоял не кто иной, как князь Дмитрий собственной персоной. Бледный, исхудавший, на нем старый мундир висел как на вешалке, но это был он. Благодаря яркой лампе на лбу, он не мог разглядеть ее лица, зато она могла любоваться им хоть до бесконечности.
– Вы меня разочаровали, мон шэр, – обиженно сказал князь, глядя в сторону спасительницы, прямо на лампу на лбу. – Я думал, вы женщина, а вы чудовище.
Конец ознакомительного фрагмента.