Приставалы от скуки
На лугу, у околицы села, ватага мальчишек гоняла футбольный мяч. Глеба окликнули и попросили постоять на воротах. Но он отказался.
У себя во дворе Глеб шмякнулся на ворох сена, разбросанного на просушку, и раскинул руки.
– Ох, и достанется же нам от Малямы, – простонал он, предчувствуя страшную расплату.
Я вспомнил про собачонку и направился к конуре возле крыльца. Присвистнул и позвал: «Ярик, Ярик, Ярик…». Собачонка не отзывалась.
В двери, возле замочной скважины, торчала бумажка.
– Глеб, здесь тебе записка, – крикнул я. – Мама, наверное, оставила… Она на работу ушла?
Товарищ поднялся с вороха сена, ступил на крыльцо.
– Ничего себе! – вырвалось у него, когда развернул записку. – Ну уж, – он растерянно посмотрел на меня, но тут же отвел взгляд, скомкал бумажку и сунул ее в карман брюк.
– Что-то случилось?..
– Да ничего… Ерунда! – он нагнулся и из укромного места под крыльцом достал ключ.
– Но, Глеб, я же вижу…
– Ерунда, – повторил товарищ и заторопился открыть дверь. – Я достану из погреба молока, разогрею картошку… А ты, знаешь что, сходи за водой к колонке… Это уже давно моя обязанность…
Я не стал донимать Глеба расспросами. Может быть, мама как раз и пожурила сына за то, что забыл про свою обязанность. Взял в коридоре пустые ведра и вышел через калитку на улицу.
Мимо колонки мы только что проходили, а потому никого не надо было расспрашивать, где она находится. Я разогнался, чтобы поскорее возвратиться обратно, но, завернув за угол, замедлил шаги… Какие-то мальчишки – их было пятеро, дурачились, облепив колонку: один из них навалился на нее животом, а другие раскручивали его, как пропеллер, схватив за растопыренные в разные стороны руки и ноги… Мальчишки визжали от удовольствия… Когда я подошел к ним, перестали валять дурака и уставились на меня с любопытством: откуда, мол, взялся такой?..
Со скрипом распахнулось окно в доме напротив колонки.
– А ну, марш отсюда! – с раздражением крикнула тетенька, высунувшись наружу. – Нашли место для баловства! Чтобы здесь я вас в последний раз видела! А ты, Митька, чего с хулиганами сватажился? Я вот матери скажу, что ты куришь.
– И вовсе я не курю. С чего взяли? – буркнул мальчишка с царапиной на переносице; пристыженный, угнул голову и первым отошел от колонки.
– Что ж, теперь и воды нельзя попить? – огрызнулся второй из компании, неохотно слезая с колонки. Когда стал на ноги, оказалось, что он и ростом повыше остальных, и в плечах пошире…
Верзила что-то произнес в полголоса. Дружки расхохотались, и шатия-братия, которой не находилось дела со скуки, неспешно удалилась за угол, из-за которого я недавно вышел. Правда, верзила на прощанье окинул меня недобрым взглядом… Чудак, будто это я помешал им поразвлекаться…
Наполнив водой ведра, я заторопился. Глеб явно меня уже заждался. Но, выскочив на перекресток, замедлил шаги. Вся компания в полном сборе поджидала меня возле огородной изгороди под вишнями.
– Эй, пацан! Иди сюда. Пить хочется, – приказал верзила.
– Пейте, – миролюбиво сказал я, – мне не жалко, – и поставил ведра на землю: им надо, сами и пусть подходят.
И они подошли, но нарочито вразвалочку, черепашьим шагом. Я внутренне почувствовал, что тучи над улицей сгущаются, но не подал виду.
– А мы думали, что ты жадный, – хмыкнул верзила. – А ты вежливый… И не трус вроде… А ну, Митька, проверь-ка: холодная вода или нет…
Мальчишка с царапиной на переносице опустился на корточки, чуть приподнял ведро, с жадностью и наслаждением принялся отхлебывать и причмокивать…
– Соплей напустишь, – хохотнул зачинщик и тут же бесцеремонно толкнул дружка под зад. Толкнул слегка, но и этого было достаточно, чтобы Митька, теряя равновесие, выронил ведро из рук. Оно, конечно, опрокинулось.
Я шарахнулся в сторону от хлынувшей под ноги воды и плечом к плечу столкнулся с Митькой, который проворно подхватился с земли и по чистой случайности не вымок. И в этот самый момент к другому ведру подскочил щупленький мальчишка с ехидными глазками. Мгновение, и оно, опорожнившись, задребезжало по дороге.
– Ах, так! – я сжал кулаки и двинулся на обидчиков.
– Ну-ну! – стали стеной четверо, кроме Митьки, который насуплено застыл в ожидании развязки в трех – четырех шагах от них. – Ну, попробуй!..
– Эй, Череда! – услышал я позади громкий повелительный оклик и, обернувшись, увидел взрослого парня, катившего по дороге тяжелый мотоцикл с коляской. – Помогите всей бандой. Не заводится, шельма! – достал из кармана непочатую пачку сигарет. – Лови! – бросил ее верзиле.
Вот черти! Они будто и не приставали ко мне. Череда двумя руками вцепился в багажник и принялся пихать мотоцикл из последних сил. Дружки его, в том числе и Митька, дружно бросились на подмогу. Для них я не существовал больше! Что значит, затевали драку от нечего делать!
Когда я снова наполнил ведра водой, «Урал» взревел где-то в отдалении.
Во дворе, у крыльца, столкнулся с разъяренным Глебом.
– Ты что, в райцентр бегал? – набросился он на меня, и тут же зачем-то заглянул под опрокинутую бочку. – Нет. Нигде нет. Всюду обыскал. И в сарае, и за погребом, и в огороде…
– Чего нет?
– Чего-чего… Собачонка пропала!
– А ты покричи. Может, где дремлет, – посоветовал я и позвал громко. – Ярик! Ярик! Ярик!
– Да кричал я, – простонал Глеб. – Кричал! Это Карасик щенка забрал. Точно! – он со злости ударил кулаком по пустой бочке, и та протяжно загудела. – Ярик у Карасика пропадет. Ты думаешь, где я собачонку взял? У Карасика купил! За сто рублей еле с ним сторговался. Не поверишь, Карасик нес топить щенка в реке!
– Карасик?.. А кто это?..
– Кто-кто… Пацан один… Прозвище у него такое… Когда был мальцом, стырил у рыболовов рыбешку из ведра… Рыбаки – взрослые мужики, стали понарошку ее отнимать у него, а малец в крик: «Не отдам!.. Мой карасик…» Так и стал навсегда Карасиком…
– А может, не он украл собачонку?
– Ну, как же не он?! Карасик деньги растратил, а утверждает, что обронил сотенную у меня во дворе… Пусть не врет! Я отдал ему деньги вот здесь, на этом пятачке, и проводил за калитку. Что я, беспамятный?.. Теперь требует Ярика обратно. То упрашивает обменяться на какую-либо вещь, то грозится украсть собачонку… Не слепой: видит, что из нее умница растет…
– Так давай Карасика разыщем! Если и вправду украл, вздуем! Я только что пацанов возле колонки встретил. Не с ними ли он?
– А чего ж молчишь?! Пошли.
– Но их, – спохватился я, – их уже там нет… Они чей-то мотоцикл покатили…
– Ладно, – успокоился Глеб. – Не барин, чтобы за ним бегали. Вечером домой к нему сходим. Поговорим с ним раз и навсегда.
Я не стал рассказывать Глебу о стычке с мальчишками. Зачем? Дело обычное: познакомились – пообщались – разошлись…
Мы слопали картошку с яичницей, выпили по кружке молока.
– Вернем мы Ярика. Не переживай, – утешал я расстроенного Глеба. – А про Маляму забудь. Ну его к лешему! В конце концов, мы перед ним малость виноваты. Ну, подумаешь, забросили его телогрейку… Не на дерево ведь, не в речку… Он уже, наверное, в этой телогрейке ходит, уже давно перебесился, о нас и не думает…
Глеб поднялся из-за стола, помыл и убрал в шкаф посуду.
– В одно место мне надо, – произнес он наконец и посмотрел на меня так, будто раздумывал, доверяться мне или нет. – Очень-очень надо…
– Что-то еще стряслось?..
– Да нет… Не опасайся…
– Так что?..
– Дай слово…
– Никогда и никому, – твердо пообещал я. – Я же, Глеб, никого здесь и не знаю!
Слышала б меня Маша! Знал бы о нашей с ней тайне товарищ!
– Тогда бери в сарае весла, а я в дом – фотоаппарат захвачу… По дороге все тебе расскажу…