Рассвет. Андрюшка
Валька проснулся от боли. Во сне он прижал щекой палец и стянул с него бинт.
Боль была не такая, как вчера. Она теперь не жгла, а словно разъедала. Валька осторожно коснулся пальца подбородком. Почувствовал влажный лоскуток лопнувшей кожи и поморщился. Он торопливо нащупал на подушке трубочку бинта и, чуть дыша, протолкнул в неё палец. Боль стала успокаиваться, но ещё давала себя знать мягкими затихающими толчками.
Валька передохнул и повернулся на спину.
Окна были тёмными. Сквозь просветы в ледяных узорах Валька видел звёзды. Каждая звезда висела в середине холодного туманного пятнышка.
«Часов семь, – подумал Валька, – или полвосьмого».
Он сосчитал до трёх, сбросил одеяло и прошлёпал к столу. Нащупал кнопку грибка. От неожиданного света окна сделались блестящими и непрозрачными, как чёрная клеёнка. Только по краям зеленовато искрились морозные разводы.
За тонкой стенкой зашевелился отец.
– Валька, ты уже? Спал бы…
Валька взглянул на будильник.
– Скоро восемь. Папа, я на колонку…
Это была его обязанность. Вернее, привычка. Он каждое утро приносил два ведра воды. Правда, наливал их не доверху: вёдра были большущие и, кроме того, тащить их приходилось в растопыренных руках, чтобы ледяная вода не плескала в валенки. Когда Валька добирался до крыльца, руки и плечи у него просто стонали. Но он всё равно любил эти водяные прогулки.
Вальке нравились неяркие зимние рассветы. Снег и небо в это время были очень синими, а дома казались чёрными, и в них светились квадраты разноцветных тёплых окон.
Стараясь не грохнуть вёдрами. Валька выбрался в сени. Синее утро уже просачивалось в щели. Валька вздохнул и закашлялся: резкий холодный воздух оцарапал лёгкие. В сенях вкусно пахло зимой: снегом, смазанными лыжами и мёрзлым выстиранным бельём, которое было развешано под потолком.
Валька отбросил крючок и толкнул дверь. Он увидел сиреневый снег, чёрные ветви над забором, а левее – тёмные громады новых домов. В сумерках казалось, что дома стоят не за дорогой, а прямо перед Валькой. Они сливались с забором. Окна горели редко: было воскресное утро и во многих квартирах ещё спали.
А Вальке спать совсем не хотелось! Он поставил вёдра на крыльцо и двумя пинками сбросил их в снег. Тра-тара-ра! Бах!
Нынче солнце встаёт очень рано,
Нынче день будет длинный и ясный.
Ты послушай – гремят барабаны,
А они не проснутся напрасно!
Солнце в декабре встаёт совсем не рано. Просто Валька чувствовал: будет хороший денёк.
Над крышами больших домов небо начинало светлеть, и антенны телевизоров прорисовывались в нём чёрными штрихами. Они были похожи на модели планеров, ещё не обтянутые бумагой.
– Только попробуйте улететь! – сказал им Валька. Подхватил вёдра и вышел за калитку.
Колонка находилась в конце квартала. Она торчала у синей снежной дороги и была похожа на озябшего карлика с фантастически длинным носом и в матросском берете с помпоном. Обычно карлик скучал в одиночестве: почти во всех соседних домах был водопровод.
Но сегодня рядом с колонкой Валька увидел закутанного человечка. Малыш повесил на кран ведро и копошился у рычага.
– Андрюшка, – сказал Валька.
Валенки малыша скользнули по выпуклой наледи, которая окружала колонку. Он выпустил рычаг, покачнулся и встал прямо.
– Не работает, – объяснил он. – Видишь, Валька, я нажимаю, а вода не бежит.
Валька лёг животом на рычаг. Лязгнуло железо, и на этом дело кончилось.
– Вот видишь, – озабоченно повторил Андрюшка.
– Подожди, – сказал Валька.
Колонка начала мелко вздрагивать. Отозвалась булькающим кашлем. Потом в ней захрипело, заклокотало, и вдруг упругая струя грянула по ведёрному дну.
Полведра набралось в три секунды. Валька выпрямился, и рычаг скакнул вверх. Колонка обиженно фыркнула, погудела и успокоилась. Валька сказал:
– Такой у неё характер.
Андрюшка взглянул на колонку с уважением и потянулся к ведру.
– Подожди, сниму, – сказал Валька. – Утащишь столько?
Андрюшка приподнял ведёрко.
– Я больше могу.
– Хватит, – решил Валька. – Тебе же на третий этаж тащить. – И спохватился: – Андрей! А ведь у вас же водопровод!
– Да… водопровод, – как-то нерешительно сказал Андрюшка. – Он только булькает, а из крана пузыри идут. А умываться ведь надо. И чай кипятить. Много надо.
– А кроме тебя, никого нет, чтобы воды принести?
– Есть… А я ведь тоже есть.
– Ну ещё бы. Ты, конечно, есть… Да оставь ты пока ведро!
Андрюшка послушно опустил ведёрко и выжидательно глянул на Вальку. В меховой шубёнке и большой лохматой шапке он казался полным и неуклюжим. Но Валька-то знал, что в тёплую одежду закутан узкоплечий, худенький первоклассник.
Валька стал наполнять свои вёдра. Он наливал воду почти доверху. Что же было делать? Не тащить же при Андрюшке по полведра…
– Пойдём, – сказал он.
– Куда?
– Ну, не кудахтай. Сам же говорил: умываться надо, чай кипятить. Вот и будете кипятить.
– Ну, Валька… – без всякой радости проговорил Андрюшка. – Не надо. Я сам.
– Ты сам, а я тоже сам. Хуже тебе, что ли?
Андрюшка две секунды размышлял. И вдруг обрадовался:
– Правда, пойдём! Ты и я. – Он словно о чём– то вспомнил или что– то задумал. Но было ещё не очень светло, и Валька не разглядел его лица.
От колонки до Андрюшкиного дома столько же, сколько до Валькиного. Но вёдра– то были почти полные. Руки просто чуть не оторвались. Левое ведро зацепилось кромкой за штанину, и вода ледяным языком скользнула за голенище валенка. Валька зашипел от досады и холода.
– Что? – спросил Андрюшка, не оглядываясь. Он усердно тащил своё ведро впереди.
– Ногу промочил, – буркнул Валька.
– Я тоже, – утешил Андрюшка.
Пока Валька по одному втаскивал вёдра на третий этаж, Андрюшка терпеливо ждал у двери. Дождался и толкнул дверь плечом.
– Мама, я пришёл! И ещё Валька пришёл!
Вальке стало неловко: будто в гости напросился.
Раньше он приходил сюда только два раза, и тогда никого, кроме Андрюшки, в квартире не было. А его родителей Валька видел лишь издалека, на улице.
Он поставил вёдра в маленьком, ярко освещённом коридоре и подумал, что хорошо бы теперь сбежать. Но без вёдер не сбежишь.
– Валька пришёл! – вновь жизнерадостно сообщил Андрюшка.
– Не труби ты, – прошептал Валька. Из комнаты шагнул Андрюшкин отец. У него были лохматые брови, большой лоб с залысинами и широкий, какой– то удивительно добрый подбородок. Человек этот сказал смеющимся голосом:
– Хороший день начинается с хороших гостей. Здравствуй, Валентин. – Он протянул большую ладонь.
Валька зубами сдёрнул заледеневшую варежку и неловко подал руку.
– А это что? – Андрюшкин отец увидел вёдра.
– Вода, – тихо сказал Валька. И подумал, что всё получилось глупо. Обошлись бы и без его помощи.
– Ага… – протянул отец. – Ну конечно… – И спохватился:– Пошли в комнату! Светлана, смотри…
– У меня валенки мокрые, – попробовал сопротивляться Валька. – Я лучше…
Договаривать не стоило, потому что он уже стоял в комнате. И внимательными Андрюшкиными глазами на него смотрела совсем молодая Андрюшкина мама.
– Наконец– то! – сказала она. – А то мы каждый день слышим разговоры о таинственном Вальке и никак не можем на него посмотреть.
– Какие разговоры? – слегка обалдело начал Валька и умолк. Сообразил, что следовало бы для начала сказать «здравствуйте». Но теперь здороваться было уже смешно.
Его выручил Андрюшкин отец.
– Разговоры всё одни, – весело объяснил он. – Валька сказал, Валька обещал, надо у Вальки спросить… Приворожил ты нашего доброго молодца, как Марья-царевна. Кстати, чего он там возится?
Валька выглянул в коридор. «Добрый молодец» сидел на полу и тянул с ноги промокший чулок. Чулок тянулся медленно и потому казался бесконечным.
– Тебя отец зовёт, – мрачно сказал Валька. Андрюшка пружинисто поднялся. Снятый наполовину чулок потянулся за ним к двери и оставил на полу длинную сырую полосу.
– Ты что же это? – упрекнул отец. – Пригласил человека и бросил.
Андрюшка устроился на стуле.
– Валька, ты садись, – попросил он. – Ну, Валька… Ты разденься и садись. Я сейчас.
Он снова потянул чулок, но теперь почти не спуская с Вальки глаз. Только изредка и быстро поглядывал на отца и мать. Словно спрашивал: «Ну, как вам нравится мой Валька?» Потом деловито сказал:
– Мы с ребятами будем крепость строить. Валька, ты нарисуешь? Надо план.
– Да ладно… дома, – ответил Валька и глянул украдкой под ноги: слишком ли заметные следы оставляют валенки?
– Рисуешь ты очень неплохо, – серьёзно заметила Андрюшкина мама. Валька насторожился.
– Андрей наш вообще заявляет, что ты настоящий художник, – объяснил отец. – Видишь, и рисунок твой вывесил на самом видном месте. Хороший портрет.
Валька взглянул на стену и охнул про себя.
На розовой штукатурке, над маленькой Андрюшкиной кроватью, висел альбомный листок. Он был закрыт стеклом и окантован полосками синей бумаги. Будто эскиз или гравюра настоящего художника. На листке был Андрюшка.
А живой Андрюшка сидел на стуле и с удовольствием поглядывал то на Вальку, то на свой портрет.
«Обор-р-рмот, – подумал Валька. – Устроил тут выставку!»
Если бы он знал про такое дело, ни за что бы не отдал рисунок.
Валька снова бросил взгляд на листок. Да, а нарисовано было, пожалуй, неплохо. Валька теперь это видел. Ведь он смотрел на свою работу свежими глазами, словно посторонний человек. Потому что рисовал Андрюшку он очень давно – четыре месяца назад. В августе.