Глава 3
Пашка, как и предсказывала Танька, совсем не выглядит обрадованным, когда на следующий день Валя, набравшись храбрости, рассказывает ему о своих планах на переезд. Он мрачнеет, замолкает и как будто сразу отстраняется от Валькиных проблем.
– Твое дело, – выдавливает Пашка. – Я думал, что у нас с тобой что-то получается. Серьезное. Но, видать, ошибался.
– Что вы все на меня окрысились? – возмущается Валя. – Как будто я вам враг какой-то.
Ее особенно колет слово «серьезное». Что же он раньше-то про серьезность ничего не говорил, даже не намекал? Может быть, тогда бы и она себя по-другому вела, уехать не стремилась. А то все самое главное почему-то всегда выясняется, когда уже поздно что-то изменить. Так, наверное, о том, как все тебя любят и уважают, узнаешь только тогда, когда помирать начнешь. Лежишь на кровати под белой простыней, а вокруг тебя собрались друзья, о которых ты раньше и не задумывался. И все такие хорошие слова о тебе говорят:
– Вот, если бы не болезнь, то мы бы с тобой в Крым поехали. Давно собирались. Да вот не получилось.
– А мы, – говорят другие, – хотели тебе холодильник подарить. Но теперь, видать, уже не судьба.
А ты лежишь и думаешь:
– Где ж вы до этого были?
– А кто это «все»? – цепляется за Валькины слова Пашка и смотрит на подругу почти со злобой.
– Кто? Никто! Ты, например, – огрызается Валя, очнувшись от философских размышлений.
– Нет, постой, ты сказала: «вы все». Кто все? – в голосе Пашки чувствуется закипающая обида.
– С Танькой я разговаривала об этом, – с неохотой выдавливает Валя. – Она моя лучшая подруга. Спросила ее мнения.
– Сначала ее, а потом уже мое, да? – возмущается Пашка. – Так? Я у тебя на последнем месте?
– Нет, не на последнем, – бурчит Валя. – Я тете Поле еще ничего не говорила.
– Ага! – почти с радостью от того, что его обида явно оправдана, фыркает Пашка. – На предпоследнем, значит? Прекрасно. И что ты от меня ждешь? Что я запрыгаю от восторга, да? Вроде все нормально было. У нас с тобой, я имею в виду. И вдруг ни с того ни с сего…
– Почему же ни с того ни с сего? – извиняющимся тоном произносит Валя. – Я над этим долго думала…
– А что же не поделилась-то раньше? – обрывает ее Пашка. – Может, я бы и понял.
– А сейчас – нет, не поймешь? – злится Валя и добавляет, вспомнив свои недавние размышления о бренности бытия: – Я не помираю пока. Вполне можешь понять, если захочешь.
– Так времени у меня нет на понимание, не дала ты его мне, – пожимает плечами Пашка. – Просто поставила перед фактом. Прощай, мол. И все дела.
– Почему сразу прощай? Давай вместе поедем? – со слезой в голосе выдавливает Валя и, вспомнив об аргументе Сашки, добавляет: – Ты же не рыбачишь.
– И что с того? – хмыкает Пашка. – Ты сама-то рыбачка, что ли?
– Не я, – отмахивается Валя.
– А кто? – подозрительно интересуется Пашка.
– Неважно, – поняв, что в очередной раз сглупила, отмахивается Валя.
– Кто рыбак? – требует Пашка.
– Сашка, – неохотно произносит Валя и уточняет: – Парень соседский.
– Вот как! – возмущается Пашка. – Даже соседский парень, оказывается, в курсе твоих планов. Ты его с собой приглашала, что ли?
– Причем тут Сашка? – заламывает Валя руки. – Не придирайся! Поехали вместе, в Хибины, город строить, а?
– Ты серьезно думаешь, что меня здесь ничего не держит? – продолжает возмущаться Пашка. – Сказала: «поехали», – и я тут же кинулся вещички собирать. Как здорово у тебя все получается. За сколько суток до отъезда ты мне все сообщила? За неделю? Прямо сейчас и побегу билет покупать. Если не поздно, конечно.
– Не обязательно же буквально вместе ехать, – примирительно предлагает Валя. – Ты можешь приехать через месяц. Или через два. Как получится. Я все разузнаю. Какие специалисты там нужны. А ты…
– Не езжай! – перебивает ее Пашка.
– Что? – увлеченная своими планами, не понимает его Валя.
– Не езжай ты в эту Тмутаракань, – повторяет Пашка. – Не надо. Давай жить, где живем. Тут все родное. А там – Север. Тут ночь еще, а там уже день, наверное.
– Вот только не надо этих глупостей географических! – возмущается Валя. – Я смотрела на карте: Кольский полуостров на той же долготе, что и Жданов. Может, даже западнее немного. А значит, и время там то же самое, киевское. В смысле, у них московское. Это тебе не Сибирь. И не Дальний Восток.
– Ладно, ладно, разошлась, – машет рукой Пашка. – Пусть будет так. Разницы-то никакой: Север, холод, снег. А здесь все по-другому. Может, и не лучше – тут уж как кому нравится, – но привычнее, роднее. Не езжай.
– Не могу, – голос Вали на мгновение срывается, когда она и сама внезапно думает о том, что теряет все, что окружало ее с детства.
Впрочем, уже в следующее миг ей приходит в голову, что расстается она со всем этим не навсегда, что к тете Поле можно будет приезжать в отпуск хоть каждый год, и что Жданов никуда от нее не денется.
– Не могу, – повторяет она твердо, – я уже и билет купила.
– Ну, тогда не смею задерживать, – отрезает Пашка. – Что тебе от меня нужно? Чтобы я добро тебе дал на переезд? Так оно тебе не нужно.
– Провожать-то придешь? – обреченно выдавливает Валя.
– Когда? – безропотно интересуется Пашка.
Он наконец осознает неизбежность расставания, и его гнев сразу куда-то улетучивается.
– В пятницу, московский поезд, – уныло сообщает Валя.
– Не, не получится, – вздыхает Пашка, прикинув что-то в уме. – У меня смена как раз.
– Поменяйся с кем-нибудь, – предлагает Валя.
– Не, не получится, – упрямо повторяет Пашка.
– Прекрасно, – фыркает Валя и отворачивается, чтобы несговорчивый друг не видел ее слез.
– Вот и поговорили, – мрачно констатирует Пашка, словно подводя окончательную и бесповоротную черту не только под их беседой, но и под всеми их отношениями.