Глава 3
Новый друг
Второй выходной пролетает, как скаковой жеребец в тумане, – быстро и незаметно. А все из-за Хертова «лекарства». Ром – мерзкая штука, хоть его запах мне и нравится, ведь приблизительно так пахнут мамины любимые конфеты.
Выпив вчера одну пятую часть бутылки, я тотчас проваливаюсь в сон. И сплю крепко, без кошмаров, до шести утра.
А утром приходит расплата… Голова болит, хочется пить. Попытки применить антипохмельное заклинание не увенчиваются успехом: впервые я забываю и графическое обозначение, и слово-ключ. Вспоминаются слова отца о том, что пьяный маг, колдуя, или себя угробит, или совершит великое открытие.
Я решаю не рисковать и иду по простому пути – варю специальный отвар.
Вообще заклинание, убирающее последствия неумеренного возлияния, у нас в семье особенное, совершеннее классического, от которого возникает небольшой побочный эффект: в течение трех-четырех часов протрезвевший испытывает повышенную жажду, а вместе с этим, естественно, и желание избавиться от лишней жидкости в организме. Маминому деду удалось устранить этот недостаток, и новое заклинание стало одним из фамильных секретов.
Когда отвар начинает действовать, закрепляю его результат чарами. Глядя на зеленоватую, осунувшуюся физиономию в зеркале, делаю вывод: такой способ лечить нервы не для меня. Видят святые покровители, я никогда больше не решусь пить алкогольные напитки!
Полежав еще немного в кровати с учебником по истории магии, занимаюсь домашними делами. Готовлю простой, но полезный завтрак, убираюсь в спальне и на кухне. После обновляю заклинание от муравьев, которые вылезают из-под пола, стоит затопить печь, а затем и от моли, жаждущей объесть мех с подкладки плаща.
О том, что разделю снимаемый флигель с еще несколькими десятками мелких «квартирантов», я узнала не сразу, иначе выбрала бы что-то другое, ведь предложения имелись. Однако когда недели через две после вселения, устав обновлять бытовые заклинания, попыталась договориться о новом доме, любезная старушка отказалась сдать мне комнату, а бездетная вдова и вовсе нагрубила. Наверное, здесь не принято уводить чужих квартиросъемщиков? И я смирилась с неудобствами, в конечном итоге виновата сама: нужно тщательней присматриваться, прежде чем делать выбор.
Стынет чай, на тарелке еще несколько ложек кукурузной каши. Неожиданно во флигель влетает хозяйка, худощавая женщина. Как всегда, без стука.
– У моего супруга болит голова, – заявляет она. – Дай чего-нибудь.
– Доброе утро, госпожа Совкина, – произношу ровным голосом. – Простите, продать вам зелье не имею права. Пусть господин Совкин сходит на прием к целителю, головная боль – симптом многих серьезных недугов.
Владелица флигеля морщит острый нос:
– Он здоров как бык, целитель ему не надобен. А вот какие-нибудь укрепляющие зелья попить следует.
Прекрасно зная, что первокурсникам запрещена практика без присмотра наставника, выпрашивает лекарства или вообще чары она не в первый раз. Поначалу отказы даются нелегко, однако терять место в ВАМП я не имею права, приходится учиться себя пересиливать. Теперь в плохом настроении могу ответить даже резко, но здравый смысл всегда останавливает: если выставят с вещами, идти мне некуда.
«Целитель не надобен? Значит, и зелья мои тем более не нужны». Естественно, вслух я этих слов не произношу, хоть и очень хочется. На самом деле я пытаюсь схитрить:
– Простите, госпожа Совкина, но мои лекарства еще несовершенны и могут нанести вред здоровью вашего мужа. И ему тогда точно понадобится целитель…
Квартирная хозяйка задумчиво жует нижнюю губу:
– Нет-нет, Соннэя, я не позволю испытывать на супружнике твои непроверенные зелья!
– Вообще-то я и не собиралась…
– Ну да, знаем мы вас, недоучек! Везде ищете, на ком бы попрактиковаться втихую!
И хозяйка, не прощаясь, семенит к двери.
– Ах да, чего я приходила-то? Ты слишком много палишь дров. Доплачивай медс за них.
– Но вы же говорили, что дрова входят в плату за съем флигеля!
– Говорила, – покладисто соглашается госпожа Совкина. – Я-то не знала, какая ты мотовка!
Учитывая то, что топлю печь один раз в день, вечером, совершенно верно, я неэкономная…
– Через четыре дня, когда зайду за платой за постой, чтобы дополнительный медс был. Не нравятся мои условия – собирай вещи.
Хозяйка флигеля уходит, а я пью земляничный чай, не чувствуя вкуса. Да, грустно, когда ошибаешься в человеке, поначалу госпожа казалась хорошей и доброй женщиной.
Обида отпускает лишь на рынке: я отвлекаюсь, закупая продукты на будущую неделю. Раньше и не подумала бы, насколько это увлекательное занятие – выбирать, торговаться за каждую медяшку. И мне совсем не стыдно. Я ведь не ворую у продавцов, а отстаиваю свое.
К слову о кражах. В Вышеграде нужно держать ухо востро, здесь даже на зачарованный кошель найдутся ловкачи.
Стоило об этом подумать, как у левого кармана плаща ощущаю подозрительное шевеление… Но прежде чем завопить: «Держи вора!» – успеваю увидеть конопатую мордашку Лисенка.
Мальчишка с хитрыми медово-карими глазами, прячущий руки в непомерно длинных рукавах куртки с чужого плеча, ныряет в проход между лавок горшечника и бондаря. Ничего не остается, как следовать за ним, одним из доверенных посланников Фликса. А еще Лисенок входит в число тех, кто знает меня в лицо.
Глядя под ноги, пробираюсь на задворки торгового ряда. С независимым видом пацаненок стоит под деревом:
– Приветствую, Соннэя. Дело есть.
– Привет, Лисенок. Какое?
Он бросает кошелек, вытащенный из рукава:
– Мэтр передал.
Корзина не дает проявить ловкость, приходится подбирать мешочек с земли. Тяжелый, похоже, Фликс расплатился медью… Не пересчитываю – Лисенок честно выполняет поручения хозяина гильдий, ведь обман обернется для него суровым наказанием и понижением статуса в гильдии.
– Благодарю. На этом все?
– Да, – кивает он, продолжая стоять на месте. Чуть поколебавшись, добавляет: – Спасибо тебе за Рыжего.
Кровь приливает к щекам. Он что, издевается?
– Прости… за что?
Лисенок щербато улыбается, а в голосе звучит горечь:
– За то, что была рядом с ним в последнюю минуту, видеть перед кончиной красивую девчонку приятней, чем рожи товарищей. – Цинизм паренька нарочит, видно, что ему на самом деле больно. – Дагер рассказал о яде. Соннэя, спасибо, что боролась за моего брата до последнего.
– Брата?..
Я не раз видела мальчишку в компании Рыжего. Но не догадывалась, что они родственники.
– Наши матери кузины.
– Сочувствую твоей утрате.
Лисенок кивает. Секунда, и под деревом уже никого нет.
На душе печаль. Слезы выступают на глазах. Не думать о вчерашнем, выталкивая из памяти случившееся, тяжело. Сейчас я понимаю, что даже мама не спасла бы Рыжего от горечавки лазурной. Против вора сыграло само время.
Уже дома заглядываю в кошелек – и обмираю. Три златника! Три!
Первая реакция – испуг. Это ошибка, Фликс напутал, заплатив больше. Следом приходит радость: мэтр начал высоко ценить мою работу, значит, мне проще будет собрать необходимую сумму!
И лишь потом накатывает разочарование. Плату не повышали – мне заплатили столько, сколько и должны были. День красоты я провела одна, без целителя Херта, внешностью Корицы занималась тоже я. Да и Рыжий… Рыжего я не спасла, но выложилась серьезно. Так что за мои услуги рассчитались сполна, заплатив ни больше ни меньше.
Достаю из-под кровати дорожный сундук, потертый, весь в щербинах и сколах. Купленный в лавке подержанных магических вещей, он исправно служит, защищая содержимое от любопытных глаз и нечестных рук.
До крови уколов палец об острый уголок замка, шепчу отпирающее заклинание, и крышка поднимается сама. Под одеждой и тетрадями, на дне сундука, две шкатулки. Одна хранит двадцать пять златников, хотя бы еще столько мне нужно собрать к концу весны, к празднику Расцвета великой Ма, орохорской богини жизни и смерти. Другая шкатулка, почтовая, принимает магические послания, но только от одного человека, и вестей от него я жду с нетерпением и страхом.
Вот и сейчас, спрятав заработанные монеты, открываю ее в надежде получить письмо с доброй вестью. Пусто. Дядя Энтоль, дальний родственник отца, как и я веривший в милосердие Создателя, ничем меня сегодня не радует. Впрочем, и не огорчает тоже.
Остаток дня тонет в привычных заботах: готовка, стирка, выполнение домашних заданий…
Засыпаю с мыслью о родных, и они мне снятся. Улыбающаяся мама сама делает мне прическу, вплетая живые цветы. Рассеянный отец, погруженный в мысли об очередном эксперименте, входит в мою спальню. На кончике носа сползшие очки, в руках два бархатных футляра, неизменная записная книжка оттопыривает карман камзола. Поцеловав маму, а затем и меня в висок, молча вручает подарки и уходит. Он торопится в лабораторию, забыв, что пора собираться на бал дебютанток. Мама смеется, говоря, что ее муж верен себе, обижаться на него глупо, все равно не заметит. В коробочках обнаруживаем удивительной красоты гарнитуры: мамин из платины и черных бриллиантов, мой из золота и аметистов…
Просыпаюсь со слезами на глазах. Сон – порождение моей фантазии, я так и не попала на свой первый бал, а футляр с изящными серьгами, браслетом и колье с лиловыми камешками папа вручил перед отъездом в Ирдию, наказав открыть его в день моего рождения.
Увы, исполнить просьбу не удалось. Гарнитур я продала, когда сбежала из дома тетки. Ювелир, изготовивший его по эскизам отца, вернул всего лишь полсуммы – четырнадцать златников. Я не обиделась, понимая, что он рисковал, имея дело с беглянкой, которую полагалось сдать страже.
Серое утро понедельника рисует морозные узоры на окнах. Иней сединой лежит на ветвях печально-черных деревьев. Зима в Вышеграде не всегда сурова, и пока можно благодарить Создателя за хорошую погоду.
Улыбаясь солнечным лучикам, настойчиво пробивающимся сквозь грузные тучи, иду по двору ВАМП. До начала первого занятия больше часа, в библиотеке сейчас студентов нет, можно особо не спешить. Словарь по орохорскому, взятый на прошлой неделе, неудобен: транскрипция дается только к сложным в произношении словам. Для студентов второго курса, с которого начинают учить язык степняков, это, может, и приемлемо, ведь всегда можно обратиться к искуснику за помощью, но не для меня, самоучки. А изъясняться с четырехрукими придется уже на празднике Расцвета великой Ма: вожди не уважают чужаков, которые высказывают свои просьбы через переводчика. Надеюсь, библиотекарь подберет мне что-то более легкое.
– Близард! – окликают позади. – Близард, подожди!
Голос смутно знаком, и я останавливаюсь.
Три широкоплечих студента, явно с боевого, быстро оказываются рядом.
Я могу похвастаться хорошей памятью на схемы и заклинания, но никак не на лица. Начинаю лихорадочно вспоминать, где я могла пересечься с окликнувшим меня брюнетом и русоволосыми близнецами. В библиотеке? На полигоне перекинулись парой слов? Может, помогла выполнить задание по их спецкурсу «Самопомощь до прихода целителя»?
– Вот, парни, это та самая Близард, – презрительно кривя губы, произносит черноволосый. – Хорошенько запомните и не имейте с ней дел, если хотите жить.
Меня бросает в жар:
– Прости, что ты сказал?..
– «Простите, что вы сказали, эрд», – поправляет один из близнецов. – Перед тобой, деревенская подстилка, Аестас Эйлерт Монтэм, граф Фрайд.
– Что-что?..
Непонимание, жгучая обида смешиваются с удивлением, вызванным тем, что напротив меня стоит внук герцога Монтэма, правителя этих земель. Сокурсницы шепчутся, что юноша перевелся из столичного университета, чтобы быть ближе к захворавшему деду.
– «Что-что»! – дурашливо передразнивает меня второй брат. – Девка вдобавок еще и глухая! Не рассчитывай, что в конце семестра кто-то из боевиков согласится стать твоим напарником. Все курсы будут знать, что поступила сюда ты через постель Вогара.
От стыда горят не только щеки, вся я.
– Я не любовница декана, клянусь святыми покровителями!
Считая, что некрасивые слухи уже стихли, как же я ошибалась! Если молодых людей не переубедить, ославят на весь свой факультет, если не на целую академию… Создатель, дай сил! Показывать медальон святой Виржии – значит породить новый виток сплетен, поэтому он мой последний аргумент.
– Вступительный экзамен и сессию я сдавала перед комиссией, искусник Вогар лишь добился для меня права начать учиться в середине года…
– Врешь! – прищуривается брюнет.
– Мои слова легко проверить, – шепчу чуть слышно.
Я выдерживаю прямой презрительный взгляд и вижу, как сомнение зарождается в чернильно-черных, словно безлунная ночь, глазах, а за ним – и сожаление. Наследник герцога Монтэма открывает рот, но произнести что-либо не успевает.
Один из близнецов хватает меня за руку:
– Взгляни на куколку, разве волокита Вогар мог пройти мимо такого цветка и не опылить?
Мне больно, и не только из-за вывернутого запястья. Почему люди везде ищут грязь?!
– Отпусти девушку, Раулл, – раздается позади нас.
В спокойном голосе неожиданного защитника мне чудится тихое рычание зверя.
Светловолосый смуглый парень широтой плеч не уступает боевикам. Его синие глаза сверкают злостью.
– Гарден, проходи мимо. – Молодой граф раздосадован: ни он, ни близнецы не заметили его появления – парень подкрался незаметно, как сумеречный хищник.
– Пройду, как только принесете извинения эрдессе.
– Простолюдинке? Да ни за что! – фыркает Раулл, но отпускает мою руку.
– Учась на целителя, она получает право называться эрдессой, – напоминает о законе мой защитник.
– Пусть сначала доучится, – презрительно морщится второй близнец.
Он прав. Ненаследуемый титул полагается целителям, боевикам и некромантам неблагородного происхождения после выпуска из академии, но не раньше.
– И мы возвращаемся к причине ваших нападок. – Студеный голос блондина приглушает запал аристократов, и даже граф отводит глаза. – Обвинения серьезны, мы можем подняться к ректору и потребовать разрешения обратиться к Неспящему Оку. Пусть артефакт покажет день, когда девушка сдавала экзамены. И если ей не оказали протекцию, вы извинитесь. Попросите прощения прилюдно, при всем факультете целителей.
Граф Фрайд примирительно произносит:
– Спокойнее, Гарден. Что девчонка – протеже Вогара, нам сообщила ее сокурсница. Аристократка ведь не унизится до того, чтобы оговорить простолюдинку?
Мой защитник снисходительно ухмыляется:
– Ай-ай, какая детская наивность, граф!
На скулах Фрайда вспыхивают багровые пятна.
– Зачем Элизаре Нейсс клеветать на нее? – Он бросает на меня пренебрежительный взгляд.
– Может, потому, что до моего прихода Элизара считалась лучшей адепткой потока? – говорю сама себе.
Печально, что в угоду ущемленной гордости родовитая магичка готова потоптаться по чужой репутации. А ведь я не стремлюсь к первенству, даже желания такого нет! Я стараюсь держаться в тени, но не все преподаватели понимают мою позицию.
– Ты слышал, Монтэм? Пойдем к ректору, а затем к Оку? Или попросишь прощения у девушки сейчас?
Угрюмые близнецы недовольно, с напряженным ожиданием глядят на графа Фрайда. Тот колеблется недолго:
– Прости, Близард, что, не разобравшись, наговорил тебе гадостей.
Не дожидаясь моего ответа, он поспешно идет в сторону общежитий. Братья Рауллы в один голос буркают «извини» и торопятся догнать товарища.
– Спасибо, что заступился, – с чувством благодарю защитника.
Он улыбается, и на его левой щеке появляется симпатичная ямочка.
– Да не за что, я просто ненавижу несправедливость. Шел с конюшни, услышал, как они тебя оскорбляют… – Парень морщится. – Среди аристократов так много надутых каплунов.
Сравнение подтянутых боевиков с откормленными петухами вызывает, к моему стыду, улыбку.
– Кстати, я Эйнар Гарден.
Не аристократ? Удивлена. Студент не принадлежит к титулованному сословию, но будущий герцог и его друзья считаются с ним. Странно, не правда ли? Впрочем, в среде боевиков ценят не за титулы.
– Соннэя Близард, – представляюсь я. – А ты ведь учишься с графом и близнецами?
Гарден кивает.
– Да, в одной группе. А вообще Монтэм мне знаком со времен ПУЧа, он неплох, когда не задирает нос.
Давнее знакомство еще по Пандурскому университету чар многое объясняет.
– Удивительное совпадение, что ты перевелся сюда вместе с графом.
– Нет, на самом деле все обыденно. Здесь преподает друг моего отца, он давно звал, и я наконец согласился.
– Понятно…
Заметив, что я переминаюсь с ноги на ногу, Гарден интересуется:
– Куда-то спешишь?
– В библиотеку.
– Можно я тебя провожу?
С моей стороны будет некрасиво отказать спасителю, и я киваю.
– Надеюсь, госпожа Мылова не вспомнит, что в первом семестре я потерял учебник по истории империи.
Гарден улыбается, и ямочка на щеке придает ему задорно-хулиганистый вид.
Боевики редкие гости в библиотеке, поэтому на него смотрят доброжелательно, и госпожа Мылова, старший библиотекарь, о старых «грешках» парня не вспоминает. Забавно, но именно Гарден помогает мне выбрать словарь из двух предложенных младшим служителем сокровищницы книжных премудростей.
– Я учу орохорский уже третий год, было бы странно, если бы не разбирался в пособиях по языку, – признается он просто, не рисуясь.
И мне становится грустно: Гарден уже четверокурсник, вместе учиться нам всего полтора года. Хотя о чем это я? Если у меня все получится, то после праздника Рассвета великой Ма я не вернусь в академию. Соннэя Близард тихо и незаметно исчезнет.
А в следующем учебном году в столичном университете среди десятков первокурсников-целителей появится эрдесса, которая постарается забыть, что некогда откликалась только на свое второе имя – Соннэя – и считалась простолюдинкой…
– Грустишь из-за графа с дружками? – участливо интересуется Эйнар. – Не переживай, они не будут болтать лишнего, Монтэм понял свою ошибку.
Некоторое время идем по этажу целителей в молчании. Настенные светильники горят через один. Тишину нарушают лишь наши гулкие шаги: в столь ранний час в ВАМП почти никого нет, даже преподаватели еще дома, пьют утренний чай.
Одна мысль не дает покоя: как Гарден понял, что я действительно сдавала экзамены без чьей-либо помощи? Не сумев одолеть любопытство, задаю вопрос вслух.
Гарден с улыбкой (он очень веселый парень, и этим напоминает моего брата) объясняет:
– Друг отца как-то упоминал твое имя в разговоре. Он долго находился под впечатлением от того, как одна адептка прошла вступительное собеседование и сдала экзамены с зачетами по семи предметам зимней сессии, притом отвечая без подготовки.
– Никакого чуда здесь нет.
Собеседование пройдет любой, у кого есть магический дар. Профильные предметы – основы анатомии, первую помощь, травоведение – я учила еще дома, что неудивительно с мамой-целительницей. Да я атлас человеческих костей рассматривала чаще, чем картинки в книге сказок! А когда подросла, больше бывала в бесплатной лечебнице, чем в гостях у сверстниц и в салонах столичных модниц… Этикет, история империи, история рас – предметы, которые могли бы вызвать трудности у подлинной Соннэи Близард, дочери старосты Яблоневки, забытой Создателем деревни, но не у меня. Единственный предмет, на котором могла споткнуться магичка, до определенного момента не ведающая, что такое физический труд, – это бытовая магия. Но и ее я успела подучить, пока готовили фальшивые документы.
Теперь уже в синих глазах моего нового знакомого любопытство. И, наверное, сам Искуситель посылает мне игривый настрой, коли я предлагаю:
– Хочешь, расскажу, как удалось сдать столько предметов?
– Могла бы и не спрашивать. Конечно, хочу!
Показательно вздыхаю и, убедившись, что в коридоре мы одни, шепчу:
– А ты сохранишь мою тайну?
Глаза боевика задорно сверкают:
– Если она не будет угрожать благополучию нашей империи, то да.
– У меня очень хорошая память. За один присест я могу выучить до десяти заклинаний.
– И сколько длится этот присест? – насмешливо интересуется он. – Целый день?
Загадочно улыбаюсь и молчу. В моих словах ни капли лжи. По какому-то странному наитию я признаюсь Гардену в том, что известно лишь моим родителям и брату.
Среднестатистический маг способен заучить текст заклинания на древнем языке, слово-ключ и знаковую схему за час-полтора. Заучить так, чтобы заклинание произносить не потребовалось, а хватило бы ключа и схемы, вспыхивающей перед глазами, точно огненное клеймо.
Мне же достаточно нескольких минут, в зависимости от сложности заклинания. Откуда такие умения, не выяснил и отец, а он лучший маг-теоретик Кронийской империи. Именно он внушил мне мысль о том, что распространяться о способностях чревато неприятностями. «Твоя память – чудо Создателя, светлячок. И лучше о нем молчать, зависть окружающих – не то, чего хотел бы я для своей дочери».
Папа знает, о чем говорит. Он-то как раз неблагородного происхождения, но выбился в маги и аристократы с наследным титулом, что для теоретика намного сложнее, нежели для выпускников с трех привилегированных факультетов – боевого, целительского и некромантии. Прадед нынешнего императора издал закон, согласно которому эти три категории магов, имеющих наибольшее значение для государства, вместе с дипломом получают ненаследный титул учтивости и право на обращение «эрд» или «эрдесса». В дальнейшем, доказав свою преданность и нужность державе, они могли получить земли и титулы, передающиеся детям.
Так что презрение дворян отец испытал на себе в полной мере. Хотя, если верить маме, плохое отношение сокурсников его не очень-то и задевало: рассеянным, витающим в своих мыслях ее супруг был еще во времена учебы в ВАМП.
«От тех, кто многое может, многого и ожидают. И если ты разочаровываешь, начинают ненавидеть, – наставлял отец, переживая, что не вернется до моего поступления в ПУЧ. – Хочешь блистать звездой факультета – блистай, мой светлячок. И все-таки прошу тебя подумать над моими словами. Те, кто стремится вперед, рвут жилы первыми и часто в одиночестве. Постарайся как можно дольше не высовываться».
Как и большинство магов-исследователей, отец не жаловал пристальное внимание властей. И поэтому, отправляясь в составе научной делегации в Ирдию, он не сообщил о новом открытии. Жаль. Его бы попросту не отпустили, и мама с Мирнаном остались бы дома… И я тоже, а не поселилась бы под выдуманным именем в столице приграничного герцогства в надежде их отыскать и спасти.
– Эй, ты обиделась? – Голос Гардена отвлекает от унылых мыслей. – Хорошо, я тебе верю, только не грусти.
И вправду, что-то я захандрила, вспомнив о своей беде. А парни, как просветил однажды братик, любят общаться с беззаботными девушками.
– Не обиделась, просто расстроилась, что скоро занятия и я вынуждена сказать тебе «прощай».
Ох, кажется, я флиртую, да еще так неумело!
– Нет, эрдесса, «прощай» тут неуместно, больше подходит «до скорой встречи». – Боевик подмигивает. – Я спас прекрасную деву? Спас. Могу рассчитывать на маленькую помощь в ответ?
Накатывает обида. Эх, почему мне попадаются только корыстные люди?.. Хотя в некотором роде он прав: за помощь нужно платить.
Я не успеваю ему напомнить, что без контроля наставника лечить смогу лишь после сданной второй сессии. Ну или если человек при смерти.
– Если прекрасная дева пойдет со мной на зимний бал, то мы будем в расчете. – Гарден, приглашая, церемонно кланяется и протягивает руку.
Краснею от стыда. Зря я плохо подумала о нем. Красивый парень с боевого, пускай и не знатного происхождения, уж точно не бегает в поисках спутниц, скорее от них.
– До бала далеко. Если не передумаете, эрд, почту за честь принять ваше приглашение.
Глядя друг другу в глаза, улыбаемся. Гарден – как кувшин с родниковой водой в жаркий полдень. На душе светло, я давно не испытывала легкости в общении, уже и подзабыла, каково это – не ждать настороженно подвоха.
– Не передумаю, – твердо обещает он.
И я ему верю.
Мы увлекаемся беседой и не замечаем, что в коридоре больше не одни.
Темно-русый и весьма высокий мужчина в мантии преподавателя боевого факультета приближается к нам, неестественно прижимая левую руку к телу. И лишь когда он достигает более освещенного участка коридора, узнаю декана – Виттора Ораша.
– Доброе утро, искусник, – в один голос приветствуем его с Гарденом.
– Здравствуйте, адепты. – Мельком взглянув на моего собеседника, преподаватель теряет к нему интерес и смотрит только на меня.
Сердце тревожно екает. Что-то случилось. Что-то нехорошее, иначе с чего бы декану боевиков появляться на факультете исцеления? И интуиция не ошибается.
– Адептка, вы целительница?
Плащ, который я не отдала Гардену вместе с сумкой, закрывает значок кафедры. Я могу быть знахаркой или травницей, поэтому Ораш и уточняет.
– Да. Кто-то ранен?
Ораш раздраженно кривится:
– Если только в голову…
– Простите, подобные раны мы еще не проходили! – паникую я.
– Нет-нет, – машет правой рукой старший искусник боевиков. – Лечить никого не нужно… Похмелье умеете снимать?
Наверное, сейчас я глупо хлопаю ресницами? Присматриваюсь к декану Орашу – нет, не шутит, он серьезен и, пожалуй, сам немного смущен.
– Да, умею. Заклинанием и с помощью настоя.
– Настой варить долго, – качает головой боевик. – Придется обойтись одним заклинанием.
И он хмыкает, прекрасно зная, какой побочный эффект оно дает.
– У меня с собой есть немного…
– Немного настоя от похмелья? – Губы молчавшего до этого момента Гардена кривятся в усмешке, а преподаватель удивленно вскидывает бровь.
И до меня наконец доходит, что они думают! Принимаю зелье сама (что, к превеликому стыду, правда) или, того хуже, собираюсь продавать студентам. На подобную торговлю в среде учащихся искусники смотрят сквозь пальцы, главное, чтобы никто не отравился. Но и попадаться все-таки не стоит, за проступок наказывают отработками.
– Сварить антипохмельное зелье было моим домашним заданием. Рука не поднялась вылить, вот и ношу его с собой…
Я смущаюсь. Врать не ради сохранения своей тайны претит.
Вообще-то мы действительно проходили этот специфический настой, но так давно, что без чар стазиса он успел бы испортиться раз десять.
– Отлично, пойдемте со мной. – И, предвидя мои возражения, Ораш уверяет: – На лекцию не опоздаете, вашего декана позже поставлю в известность.
Делать нечего. Забираю сумку у Гардена и спешу за Орашом.
– Удачи, Соннэя, и до встречи, – вдогонку бросает парень.
– Спасибо. До встречи, Эйнар.
Декан экономит время – на первый этаж спускаемся в маголифте. Из академии выходим быстро и без пустых вежливых разговоров о погоде.
Косясь на искусника, замечаю глубокую складку у его рта. Ораш чем-то озабочен, да и голова у него болит – он поочередно трет виски правой рукой. Левая, чуть согнутая в локте, продолжает висеть вдоль тела, теряясь в складках мантии.
Виттор Ораш – живая легенда.
К двадцати шести годам он уже стал лучшим разведчиком гарнизона. И однажды Ораш и его товарищи уберегли спящий Вышеград от кровавой резни, которую чуть было не устроили пробравшиеся в катакомбы степняки. Позабытый вход в пещеры под городом начинался в горах. Разведчики натолкнулись на него случайно, следя за подозрительно ведущей себя дюжиной кочевников. Бой им пришлось принять в тесноте и темноте каменного лабиринта. Троица молодых боевиков против одиннадцати воинов и шамана, к счастью, неопытного.
Маги справились, но высокой ценой: характер ранений товарищей Ораша был таков, что выйти из катакомб самостоятельно они не могли. И Ораш, едва держась на ногах, двинулся назад за помощью. Он нашел выход из тоннелей, но в горах столкнулся с щетинником. Нечисть перед смертью успела ранить разведчика – ядовитый шип, похожий на спицу вязальщиц, вонзился ему в левую руку. Превозмогая боль и частичный паралич, он дополз до гарнизона. И, не позволяя себя осмотреть, повел целителей к друзьям, что было своевременным для них, но не для него самого. Яд щетинника что-то повредил в нервной системе, и Ораш перестал чувствовать левую руку. Сколько ни бились над ним лучшие целители Вышеграда, но полную подвижность верхней конечности вернуть не смогли.
Для боевика, тем более для разведчика, подобное ранение – увольнение. Однако маг остался при гарнизоне и в кратчайшие сроки выучил орохорский. Он стал незаменимым переводчиком на целых пятнадцать лет, ведь язык степняков студенты начали изучать, лишь когда эрд Ораш вошел в преподавательский состав ВАМП. Чуть позже спецкурс орохорского ввели и в ПУЧе, который ревниво перенимал лучшее у Вышеградской академии…
– Адептка, – окликает легендарный боевик, – я прошу прощения за возможную несдержанность моего коллеги. Пропускайте ругань и угрозы мимо ушей и делайте свое дело. Ваш будущий пациент – неплохой человек, когда трезв.
Что-то мне страшно… Может, развернуться и сбежать?!
Поздно. Мы уже сворачиваем за учебный корпус академии, где разбит огромный парк с экспериментальными садами, оранжереями и грядками специй и лечебных трав. Здесь же расположены общежития для незнатных студентов и адептов-аристократов. Чуть глубже в парке стоят двухэтажные домики для преподавателей, не обремененных семьей. Состоящие в браке искусники по сложившейся традиции живут в городе.
К одному такому аккуратному каменному зданию мы спешно приближаемся. Я уже сожалею, что решила заглянуть в библиотеку столь рано. Как бы не получила новых проблем от коллеги Ораша. Ведь какому состоявшемуся магу понравится помощь желторотой первокурсницы? А если мое присутствие уязвит его чувство собственного достоинства?
– Простите, эрд Ораш, а будет ли уместным мое лечение? – спрашиваю робко.
– Искусник Ораш, – напоминает боевик о негласном законе академии: все титулы остаются за ее стенами.
– Простите, искусник, но, может, лучше пригласить кого-то из преподавателей нашей кафедры?
– О нет, адептка, это слишком просто. Я хочу, чтобы коллега проникся ситуацией и устыдился – юная девочка убирает похмелье у бывалого вояки, – с непонятным мне предвкушением признается декан.
Я в недоумении. Что позорного в ситуации? Почему искусник должен стесняться какой-то там студентки? Вот рассердиться – это да…
– Один момент, декан Ораш… – Я нерешительно замолкаю, и искусник, остановившись, ждет с мрачным выражением лица. – Я еще не умею избавлять от тяги к алкоголю навсегда.
Он перестает хмуриться и с пониманием кивает:
– Этого я от вас и не требую. Один из лучших преподавателей моего факультета – не запойный пьяница, нет. Но может выпасть из жизни на несколько дней, когда в академию заявляется его боевой товарищ. Кстати, это сведения, о которых вам не следует распространяться, да и вообще попрошу не сообщать друзьям о том, кому вы оказывали помощь.
Мне обидно. Этика целителей не позволяет кричать о диагнозах больных на каждом углу. Если и приходится обсуждать чужие хвори, то только когда без помощи коллег не обойтись.
Но я не отстаиваю честь целителей, а смиренно обещаю:
– Да, искусник Ораш, я буду молчать.
– Отлично. Что ж, проходите. – Мой спутник без ключа отворяет дверь.
Значит, это не выдумка, что на территории кампуса для ректора и деканов не существует замков? Впрочем, так и должно быть, ведь с магами-недоучками нужно держать ухо востро и оперативно реагировать на все их выкрутасы.
Вхожу в дом, принюхиваясь. Почему-то ожидаю последствий разнузданного веселья: витающего в воздухе винного духа, пустых бутылок, поломанной мебели и гор объедков. Именно так описывал мне утро после студенческой гулянки братец, студент ПУЧа. И невольно разочаровываюсь – никаких следов чрезмерных возлияний.
Наказ декана возвращает к реальности:
– Адептка, вам на второй этаж. Спальня хозяина – первая справа.
– Как? Я должна идти туда одна?!
Ораш устало вздыхает:
– А что здесь такого? Я займусь вторым гулякой. – Он указывает рукой на низкую кушетку неподалеку от камина.
Ох, святые покровители! Я и не заметила тихо сопящего человека в гостиной!
Рассмотреть лицо дремлющего не удается – оно, как и большая часть тела, прикрыто меховым покрывалом. Зато вижу, что спящий высок: ложе коротковато, и голые ноги мужчины неудобно с него свисают. Святая Виржия, неужели у всех мужчин настолько волосатые нижние конечности?
– Не стойте столбом, адептка, идите наверх.
– Но, может, я все-таки подожду вас?
Декан боевого факультета неодобрительно качает головой:
– Вы целительница. Неужели один нетрезвый искусник страшнее той нечисти, из зубов и когтей которой вы будете вытаскивать своих пациентов?
Про вытаскивание сказано слишком громко – это обязанность боевиков. И только когда их нет поблизости, целитель может попытаться отстоять жизнь человека не лекарскими, а боевыми заклинаниями.
Сделав несколько расслабляющих, возвращающих хладнокровие вдохов, снимаю плащ и шаль, затем выполняю требование преподавателя – иду наверх. Ступени старой лестницы недовольно скрипят при каждом шаге. И неприятные звуки только усиливают тревогу.
Создатель милостивый, почему у меня такое чувство, что я еще пожалею, что оказалась здесь?..
– Если у искусника возникнут какие-то возражения, ссылайтесь на меня, – летит в спину совет Виттора Ораша.
Ох, надеюсь, что недовольство хмельного пациента выразится лишь словесно, а не парочкой шаровых молний!