Глава 3
К ПРЕССЕ ЗАДОМ
Достать адрес художника Львова оказалось легче, чем добраться до его дома. Остап Исаевич жил за городом, а поскольку вожделенного собственного транспортного средства у подруг до сих пор не имелось, то им нужно было как-то исхитриться, чтобы не только попасть в пункт назначения, но и благополучно вернуться назад.
– Вечно твой сынок ноги ломает в самый неподходящий момент… – ворчала Люся, идя к автобусной остановке и кутаясь в шарф от пронизывающего ветра. Она совсем не переносила холод, и ее щеки уже напоминали сизые баклажаны.
– Он всего-то первый раз ногу сломал, чего ты? И потом, Пашка мой нам не помощник, ты же сама знаешь. Слушай, давай плюнем на деньги и наймем какого-нибудь старичка. Ну не на автобусе же нам за город тащиться, в самом деле!
Люся была не против. К тому же они решили предстать перед очами Львова в образе журналисток, а тем не полагается ездить за город на общественном транспорте.
– Вася, а ведь у прессы должно быть какое-то удостоверение, – сообразила Люся.
– Прорвемся. Ты только мне подыгрывай.
Машину они нашли довольно скоро. День был хоть и субботний, но хмурый, и горожанам не хотелось никуда вылезать из теплых квартир, поэтому возле остановки выстроилась целая вереница из автомобилей различных марок.
– Куда вам, девицы-красавицы? – повернулся к ним водитель.
– Нам на Журавлиную сопку, дом девятнадцать, – выговорила Василиса нужный адрес, который Люся добыла в редакции. – Только у нас к вам просьба. Вы подождите нас, пока мы там будем, а мы с вами расплатимся. А то, сами понимаете, как нам обратно добираться…
– Понимаю, подожду. Отчего ж не уважить таких приятных девушек! – завел машину балагур. – А у вас там родственники или вы туда в гости?
– Мы по делам, – буркнула Люся и уставилась в окно. Вот чего она не могла терпеть, так это врываться в дом, где проходят поминки. А тут еще и беседовать придется.
Минут через двадцать Василиса вместе с Люсей уже стояли перед каменным забором. Вся их прежняя решимость куда-то улетучилась, и больше всего на свете подругам сейчас хотелось вернуться к Финли и Малышу.
– Ну, чего примерзли? Вон звонок-то, видите, на калитке прибит! – крикнул из окошка машины их водитель.
– Давай звони, – толкнула подругу Василиса.
Люся позвонила, вычурная калитка отворилась, и перед подругами возникла молодая, строгая на вид женщина.
– Вы к кому? – почти не двигая губами, спросила она.
– Мы к Львову. Журнал «Золотое наследие», – попробовала так же не разжимать рта Василиса.
– Вы к Остапу Исаевичу записаны? – не меняя интонации, вновь поинтересовалась молодая особа.
– Это Остап Исаевич у нас записан! – обнаглела Василиса и, плюнув на правила приличия, промаршировала во двор, отодвинув плечом особу, задававшую слишком много вопросов. Люся потрусила следом, согнувшись в три погибели. Идти к Львову ей не хотелось совсем.
Девушка даже не успела спросить у «журналисток» документы. Она, как бы спохватившись, что осталось в хвосте процессии, важно вздернула голову и вырвалась вперед, указывая посетительницам дорогу.
Дом у Львова был шикарный. Конечно, подруги не могли увидеть все комнаты, но и те, через которые они прошествовали, поражали необычностью и роскошью. Правда, в жилище художника почему-то вовсе не наблюдалось картин, но зато на каждом шагу торчали огромные статуи девушек, молодых людей, зверей и прочей нечисти.
Самого Львова они нашли в огромной каминной. Он сидел прямо на полу, а перед ним возвышались различные бутылки. В шаге от вдовца расположились два огромных пятнистых дога, тщательно делавших вид, что спят.
– Странно, как это нас к нему допустили? Человек в таком состоянии… – прошептала Люся, но Василиса грубо одернула ее, и та примолкла.
– Остап Исаевич. К вам дамы из «Золотого наследия», – почтительно объявила провожатая и неслышно удалилась.
Подруги остались с художником наедине. Конечно, если не брать в расчет собак. Остап Исаевич, похоже, даже не замечал их присутствия, так же смотрел на огонь и потягивал из круглого бокала красное вино.
– Ну? – спросил наконец хозяин, не поворачивая головы. – Чего пришли? Падалью запахло? Решили жареных фактов в газетенку тиснуть? Будто бы из первых рук?
– Если вам очень больно, мы можем поговорить позже, – тут же повернулась к выходу Люся, но Василиса рванула ее назад, схватив за подол с таким остервенением, что та едва устояла на скользком паркете. У спящих собак уши немедленно вскочили домиком, однако глаза не открылись.
– Понимаете, у нас такая работа, – печально проговорила Василиса, не выпуская подол Люсиного платья.
Подол задрался неприлично высоко, и Людмила Ефимовна начала переминаться с ноги на ногу от стеснения. Ей очень захотелось прижаться вон к той скульптурной композиции, которая наверняка называлась «Девушка с кошелкой», чтобы не мозолить глаза несчастному художнику.
– Нет! Не понимаю! – взорвался Остап Исаевич. – Не понимаю, что это за работа такая, влезать человеку в душу в сапогах. Я не знаю такой работы!
– Ага… мы попозже… – снова пробормотала Люся и вырвала наконец свое платье из цепкой руки подруги.
Ее резкие движения принудили пятнистых собак подняться. Сначала одна, а затем и другая псина, не торопясь, приблизились к посетительницам и задержались у ног Людмилы Ефимовны. Та, видимо, больше времени проводила с Малышом, и от нее поэтому исходил особенный запах. Дог, который побольше, внимательно обнюхал ноги женщины и принялся их нализывать. К нему тут же присоединился товарищ.
– Ма-а-а-ма…. – тихонько заскулила Люся, боясь шелохнуться.
– Да не бойтесь вы их, – отмахнулся художник и снова уставился на огонь. – Они не кусаются.
– Ага… зато залижут до смерти… – продолжала дрожать женщина.
– Аргус, Марс! Ко мне!
Собаки с вялым удивлением оглянулись на хозяина, и потом тот дог, который побольше, придвинулся поближе к Люсе, поднял заднюю ножку и… В общем, Малыш делает это под кустом.
– Да вы не бойтесь, я же говорю – он не укусит, – в горести проговорил художник, не поворачивая головы.
– Между прочим, ваш кобель только что оскорбил мою подругу, – постаралась тихонько возмутиться Василиса. – И вам, как интеллигентному человеку, надо предложить ей раздеться.
– А потом я должен буду на ней жениться? Как порядочный человек… – усмехнулся Остап Исаевич и наконец оглянулся на гостей.
Со зрением у мужчины все было в порядке, и он сразу заметил влажность многострадального Люсиного подола. Художник несколько смущенно вскочил, засуетился и накинулся на пса:
– Марс! Негодяй! Что ж ты мою фамилию позоришь? Раздевайтесь, женщина, сейчас я найду что-нибудь…
– Вполне достаточно будет вашего халата, – довольно проскрипела Василиса и вытолкнула подругу вперед.
Через десять минут Люся уже сидела на полу рядом со Львовым, обряженная в длинный махровый халат. Тут же расположилась и Василиса.
– Эти псы меня всегда под кирпич подставляют, – ворчал Остап Исаевич. – Но… что ни делается… А вы, видимо, не плохие люди. Марс и Аргус за версту зло в человеке чуют.
Василиса встрепенулась:
– Ну что мы все о собаках да о собаках. Давайте лучше о вас. Мы слышали, вы большой художник. Даже ходили на ваши выставки…
– Ну хорош врать, а? – сморщился великий творец. – Какие, к черту, выставки? Я в жизни ни одной картины не намалевал. Как-то сидел вот так же, ждал свою благоверную. Она заявилась пьянющая – ни петь, ни рисовать! Ну я… Осерчал, накричал на нее, а она только хи-хи да ха-ха! Здесь, на диване, рухнула, даже до своей комнаты не смогла дотелепаться и уснула. Ну я, понятно, злой до самой печени! Схватил ее платок, он у нее красный был, шелковый, ну и углем ее намалевал. Да еще старался, чтобы пострашнее получилось. Чтобы она проснулась наутро и со стыда таксой юлила. Ни фига! Она еще спала, а ко мне братец мой, Андрище, заявился. Платок увидел и затрясся. «Ну ты, Ося, даешь! – говорит. – Такой талант скрывал! Да тут же у тебе же вылитый Санюра, босс наш! Я у тебя это покупаю! Он у меня за такой свой портрет морским коньком скакать будет!» Не знаю уж, кем там скакал тот Санюра, но на следующий день ко мне четыре заказа поступило, и все – от братков. Я было испугался, но деваться некуда, мазал углем, а они только губами трясли – ах, необычная техника… ах, свое видение… неординарное решение… Где только слов таких нахватались? А через полгода я и сам любому, кто что-нибудь другое захотел сказать, мог рот заткнуть – мол, чихать мне, что ни фига не похоже, а я так вижу! У меня, мол, свое видение! А вы же, пресса, меня в ранг известных художников и возвели. А выставок у меня сроду не водилось. И вообще, я скульптуры больше уважаю.
– Ну вот, пресса вам всю жизнь переменила, а вы с ней даже общаться не желали, – надула губка Василиса.
– Не до прессы мне сейчас, жену у меня убили. А вы в душу, в сапогах…
– Дались вам эти сапоги! Мы, между прочим, в туфлях! – вздернулась Люся и тут же спрятала под халат потрепанную обувь. – Мы, к слову сказать, и пришли поговорить с вами о жене. Ну, сами понимаете, чтобы о ней что-то светлое написать. А то по телевизору передают – жена, мол, известного художника, а у нее же и собственное имя было, своя жизнь.
Остап Исаевич на минуту задумался, как бы решая, стоит или нет рассказывать неожиданно появившимся дамам о супруге, и отважился. И вот что рассказал.
Познакомились они давно, жили в одном дворе. Поженились. Остап работал на птицефабрике, мастером. «Курощупом», как ласково называла его Арина. Может, вся его жизнь так бы и протекала бы среди несушек, если бы братец Андрей не ударился в криминал. Сильно в его дела Остап не вмешивался, как-никак тот сам не дите, но стал замечать, что деньги у родственничка зашевелились. Однажды Андрей ввалился к брату поздно вечером и просидел до утра, расписывая, какой Остап дурак и как здорово он мог бы жить. Короче, надо было провернуть какую-то бумажную волокиту ни фабрике, дабы отмыть деньги братков. Остап долго капризничал, пока к братьям не вышла Арина и не ударила кулаком по столу. Сделка состоялась. Пришли деньги. Ну а потом уже Остап не стал кривляться, брался за сомнительные операции с охотой и быстренько сделался богатеньким буратиной. Расцвела и Арина, хотя стала своевольной и капризной. Она вертела Остапом, как хотела. Позже Львов переделался в художника и отошел от сомнительного бизнеса. Жить бы да радоваться, но вот случилось такое горе. А без Арины ему вообще ничего, к черту, не надо! И ведь даже неизвестно, за что ее…
– Простите, а когда у вашей жены день рождения? – спросила вдруг Люся.
– День рождения? Двадцать третьего февраля он у нее. И тут Аринкин характерец проявился. Не могла она перенести, чтобы я в этот день один праздновал, даже в истинно мужской праздник умудрилась вклиниться.
Подруги переглянулись.
– А можно не совсем тактичный вопрос? – тут же встряла Василиса.
– Нельзя!
– Спасибо, – благодарно кивнула та. – Ваша жена жила с вами?
– А вы живете со своим мужем или где-то на стороне? – фыркнул Остап Исаевич.
– Я-то как раз на стороне…
– А моя жена была порядочной женщиной и по мужикам не таскалась! – сверкнул глазами Львов, и Люся всерьез испугалась, как бы присмиревшие псы не вздумали выразить хозяину солидарность. – Она жила здесь. И, несмотря на то, что у нас имелись деньги, ни у нее, ни у меня никогда не было квартиры на стороне! Знаете, сейчас каждый имущий считает своим долгом завести еще пару-тройку хат, для, так сказать, тайных утех. У нас такого не было!
Василиса обиженно изогнула спину и забросила выбившуюся прядь волос за ухо.
– Что же вы так нервничаете? Мы обязаны были задать этот вопрос! И именно потому, что сейчас все такие хаты, как вы говорите, заводят. А теперь мы напишем, что ваша супруга как раз-таки была редким исключением.
– Вот я знаю, она крепко дружила с Аллой Титовной Едякиной… – начала Люся.
– Слушайте, вы такие же, как все! – вскочил Львов. – Чего не знаете – придумываете! Зачем вы приплетаете сюда какую-то Едякину? У Арины никогда не было такой знакомой! Сейчас вы напишете черте что, а потом окажется, что Едякина – преступница со стажем, и моя жена будет опорочена!
Люсе опять захотелось домой. Что он так кричит, этот недоделанный художник?
– Вполне вероятно, что мы ошибаемся, – принялась сглаживать ситуацию Василиса. – Только вы не беспокойтесь, мы не напечатаем материал, не показав его вам. А кто же из подруг был у вашей жены?
– Да никого не было! На фига ей подруги? От них одна морока! – вскинулся Львов, и было заметно, что он даже огорчен, что гости оказались хорошими людьми и его собачки не могут кинуться на журналисток, как на дерзких хулиганов.
Больше нервировать хозяина дома подруги не осмелились. Нет, они, конечно, могли бы задать ему еще пару вопросиков, но было похоже на то, что их присутствие достало даже собак. Пришлось откланяться и посеменить к выходу.
– Халат! – напомнил Львов.
– Ах да! Отвернитесь, – скомандовала Люся.
– Ох, я вас умоляю! – невежливо хрюкнул художник.
Подруги не стали скандалить. Выбравшись из лабиринта комнат, они с облегчением вздохнули. Конечно, беседа получилась хоть и утомительной, но весьма продуктивной.
На дороге их терпеливо ожидал водитель.
– Ну как, пообщались? – улыбнулся он, засовывая сигарету в зубы.
– Ага, давайте домой.
Дома Василиса никак не могла уложить все мысли у себя в голове.
– Люся, и что же у нас получается? Погибает Едякина, мы находим через соседей Калерию Степановну, единственную женщину, кто может хоть что-то о ней сказать. Та тоже ничего не знает…
– Ну это понятно, она же просто продала потерпевшей квартиру. Кстати, с продажей никаких закавык нет. Потом Калерия дает нам номер телефона Львовой…
– Правильно. Мы позвонили… Слушай, а как же мы дозвонились? Если учесть, что Арина Львова жила с этим очумелым художником в коттедже, откуда у нее квартира, где я была? Даже если предположить, что она тайно ее купила, то не могла же она сидеть там и ждать нашего звонка.
– Это-то как раз несложно, – махнула рукой Люся и призадумалась. – Да, несложно, сейчас же у всех мобильники – мы ей звякнули, она и приехала в ту квартиру. Но вот откуда у Остапа такая уверенность, что Арина не знала Едякину? Интересно было бы узнать, что связывало жену Львова и Аллу Титовну. Только вот как это сделать?
Подруги задумались, потом на лице Людмилы Ефимовны расцвела радостная улыбка.
– Вася! Я придумала! – Люся вдруг вскочила и захлопала в ладоши. – Васенька, мы с тобой нарядимся Томом и Джерри! Я буду Джерри и стану все время от тебя убегать и хвостать тебя по морде. И после каждого раза ты – ну вроде как прозрев – будешь петь частушки. Вася… чего ты так смотришь? Это я про Олину свадьбу.
Василиса длинно шмыгнула носом и, уронив голову себе на плечо, проговорила:
– Люся у тебя мысли, точно осы, никогда не знаешь, куда тюкнут.
Весь следующий день подруги мыслили. Василиса морщила лоб и пыталась собрать логическую цепочку из того, что им известно, и рассказа Львова. За что убили его жену? В чьей квартире принимала Василису Арина Николаевна? И почему она так бессовестно пригласила Василису на день рождения в воскресенье, если родилась поздней зимой? Да еще и обещала устроить встречу с усопшей Едякиной? Как ни крути, а у обеих появились смутные подозрения, что убийство несчастной Львовой как-то связано с ними, двумя самодеятельными сыщицами.
– Вася! Оглохла, что ли?! – дернула подругу Люся. Мысли ее опять перескочили на другие. – Я считаю, что вот здесь как-то не смешно получается. Ну к чему тебе переодеваться в аиста, да еще и садиться на руки к родственникам Вовчика? Тебя все равно никто не удержит. И, знаешь, я вот что придумала: мы в качестве свадебных сувениров будем раздавать всем гостям те ремни, которые ты домой приперла…
– Люся! Ты не о том думаешь! – вредничала Василиса. – Нам надо найти убийцу! Неужели ты сможешь спокойно веселиться, зная, что преступник ходит ненаказанный?
– А то мало этих преступников ненаказанными ходят. Что ж теперь, и свадьбы запретить? Моя дочь, между прочим, и так до тридцати лет не расписывалась, все ждала, когда в стране преступность искоренят! А я считаю… – все больше переходила на крик Люся, – что в пику преступности мы должны встречаться, жениться и назло врагам плодиться и размножаться!
Неизвестно, до чего дошли бы буйные дебаты подруг, если бы в дверь не позвонили.
– Девочки, это опять я, – появилась на пороге Машенька. – Вася, выручай, мы ведь к тебе. Совсем не знаю, как мальчишке в голову хоть кусок географии затолкать!
В далеком прошлом, когда сыну Павлику было года четыре, Василиса Олеговна какое-то время работала техничкой в школе – мыла полы в классах, убирала туалеты и терла окна, – и потому все ее подруги считали, что она ближе всех находится к педагогике. Сама Василиса тоже была убеждена в том же.
– Учим с ним, учим, а в дневнике уже четырнадцать двоек. И это только по одному предмету! Вот ты скажи, Василиса, может у ребенка быть четырнадцать двоек по географии, если у них было всего пять уроков? – возмущалась Машенька.
– Ладно, Маша, не переживай, – защебетала Люся. – Оставим Тему с Василисой заниматься, а сами устроимся на кухне. Ты знаешь, у меня такие новости, ты упадешь! Нет, Машенька, не спорь, ты обязательно упадешь!
Василиса расположилась с мальчиком за столом.
– Ты учебник принес? – строго свела она брови к переносице, изображая учительницу. – Так, какая у нас тема? Эта? Сиди здесь, учи, я через десять минут буду тебя спрашивать.
Василиса оставила мальчишку, а сама присоединилась к подругам. Конечно, они говорили о предстоящей свадьбе.
– Люся, – взахлеб делилась советами Машенька, – а еще можно приготовить, знаешь, такой салат: отвариваешь рис, потом туда кладешь изюм…
– Это кутья, что ли?! – вытаращилась Василиса.
– Вася, иди занимайся с ребенком, вечно ты со своим черным юмором! – вскинулась Людмила Ефимовна.
Василиса пожала плечами. Ради бога, если на свадьбе дочери Люсеньке хочется блеснуть поминальным меню…
– Ну, что ты тут вычитал? – вернулась она к ученику и взяла в руки учебник. – Пересказывай.
Мальчишка уставился в стенку и принялся монотонно бубнить:
– Ну, значит, об Индии впервые рассказал Пеле… и еще о китайцах тоже. А потом… потом греческий ученый Эротоман определил ее размеры… это… по меридиану.
– Что-то я не помню такого ученого… – засомневалась Василиса.
– Так учить надо было вовремя, – укоризненно покачал головой Тема.
Василиса заглянула в книгу.
– Сам ты Эротоман! Эратосфен! И не Пеле, а Поло. Марко Поло!
– Ну надо же, а я думал в книге опечатка, – по– взрослому всплеснул руками мальчишка и принялся снова бубнить.
Дальше Василиса его уже не слушала: она опять полностью погрузилась в мысли о Львовой. Нет, надо сегодня же сходить в ту квартиру. А что? Адрес Василиса помнит. Ну нельзя же просто сидеть на диване и ломать голову – почему? Надо и ногами работать. Люсе, понятное дело, сейчас не до того, поэтому придется ей самой заняться расследованием вплотную. Кстати, и время сейчас еще не позднее.
– Ну что, выучили? Вот и замечательно, – проворковала Машенька и потянулась к выходу. – Тема, пойдем.
Василиса уже не могла дождаться, когда гости уйдут, чтобы выскользнуть из дома незамеченной. Однако оставалась еще одна мелочь – Люся. Она никуда не собиралась и планировала, по-видимому, опять истязать Василису Олеговну свадебным сценарием.
– Люсенька, сходи, проводи Машу с мальчиком. Заодно и с Малышом прогуляешься, – медовым голосом предложила Василиса.
Люся на самом деле мечтала посидеть над тетрадочкой с обезьяньими мордами, поэтому к предложению отнеслась без особого пыла. Но щенка надо было выгулять, и Людмила Ефимовна, кряхтя, залезла в джинсы.
Машенька проживала недалеко, и проводы не затянулись. К тому же на город уже плавно опустился вечер, и подруга не стала задерживать Люсю. Возвращались Людмила Ефимовна с Малышом хорошо знакомой дорогой.
– Смотри, Малыш, вон уже и листики опали… – в приступе лирики мечтательно рассказывала хозяйка щенку, высоко задирая голову. – Скоро и предатели-утки эмигрируют. Вот, ты знаешь, меня просто до глубины души обижает…
И тут она заметила едущую по улице машину. Вернее, сам автомобиль было видно плохо, в глаза ей слепили фары. Людмилу Ефимовну охватила тревога. Она даже сама не могла бы объяснить, почему вид мчащейся машины привел ее в ужас. Водители уже давно не скромничали на дорогах, особенно по вечерам, и скорость ограничивали весьма редко, кого этим удивишь. Но эти фары неслись по ее, Люсину, душу, она знала! Люся оглянулась. Так, знакомое место – хилые деревца, чахлые кустики, разве за них спрячешься? Вон там стройка… На стройке можно спрятаться, но успеет ли она добежать, чай, не девочка? Ах ты ж, черт! Ведь с ней еще и Малыш… Ну ничего, он резвый, догонит ее. И Люся решилась.
– Ты еще не знаешь, какую я скорость могу развивать! Прямо как самолет! – фыркнула она, презрительно глянув на стремительно приближавшуюся машину.
И Люся рванула. Туда, на стройку. Никогда в жизни она не скакала так ретиво, никогда ее ноги не мелькали, будто велосипедные спицы. Куда там бедному собачьему ребенку, за ней и машина-то едва поспевала. И все-таки расстояние между Люсей и фарами неумолимо сокращалось. Еще быстрее! Еще рывок! А теперь…
Внезапно почва ушла из-под ног, и Людмила Ефимовна с тихим писком рухнула в черную дыру. Вот и ладно. Теперь дыра была ее спасением. Темнота надежно ее укрывала, но на всякий случай Люся придвинулась ближе к стене, затаила дыхание и прислушалась. Где-то наверху, совсем близко, раздались шаги, шуршание опавшей листвы и негромкие мужские голоса.
– Куда она сиганула, ты не видел?
– Да хрен ее знает. Неслась, прямо как ящерица. Вот ведь до чего жить хочет!
– Но куда она могла испариться? Ух ты, смотри, какой котлован!
По яме метнулся луч фонарика, и Люся вжалась в песок, в стену.
– Нет никого… Во, глянь! Еще одна яма… с гудроном… Ух, мать твою! Видишь, на гудроне круги… – раздался испуганный голос.
– Ты думаешь, она там? – послышался сдавленный шепот.
– А теперь уже некогда думать! Прыгай в тачку! Мотаем отсюда, а то, не дай бог, кто нас тут увидит…
Послышалось шуршание автомобильных шин, и наступила тишина. Люся перевела дыхание. А потом вдруг ее осенила странная мысль – круги на яме с гудроном… Так и есть, ее догнал-таки несчастный Малыш! Догнал и поплатился за это жизнью…
Далеко на небе холодно мерцали звезды, прохожих потряхивало от вечерней прохлады. А в стороне от людских тропинок, в глубоком строительном котловане сидела несчастная хрупкая женщина и даже не пыталась выбраться из него, позвать на помощь. Женщина горько плакала по маленькому другу, который из последних сил бежал за ней следом и погиб такой ужасной смертью…
Конец ознакомительного фрагмента.