Вы здесь

Быть человеком. Часть 1. Опалённые временем. Анна. 1941 год (В. Н. Люков)

Анна

1941 год

Когда жена Лисовского узнала о расправе над ранеными красноармейцами, то сразу же поняла, что её Стефана больше нет в живых. Нет, она не заголосила, не запричитала. Она будто окаменела вся.

– Собирайся, дочка! Пойдём папу искать… Убили его фашисты. Нужно его похоронить по-человечески.

Анна взяла у соседей тележку на колёсах и пошли они с Шурой к тому оврагу, который начинался сразу за кладбищем. С собой захватили лопату, чистую простынь да пару холщовых мешков, чтобы прикрыть тело. Благополучно, никем не замеченные, добрались до места. Было раннее утро. Они шли по дну заросшего кустарником и крапивой оврага, с трудом продираясь сквозь заросли.

Место казни открылось им совершенно неожиданно. Забинтованные, окровавленные тела лежали в самых неожиданных позах. Они были густо облеплены муравьями. Вороны, привлечённые запахом крови, начинали уже слетаться со всей округи. В предвкушении предстоящего пиршества, они чёрной тучей кружили над оврагом, оглашая окрестности громким, зазывным карканьем.

– Жди здесь! – сказала Анна дочери и вышла из кустов, с трудом сдерживая внезапно подкатившую тошноту. Стефана она увидела сразу. Он лежал на спине, широко раскинув руки. Открытые, безжизненные глаза были устремлены в небо. Анна ощутила, как раскалённый огненный шар обжёг грудь, виски сдавило. Ноги неожиданно подкосились и она грузно осела на землю, беспомощно цепляясь за ветки.

Дочь метнулась к матери, упала рядом на колени, обхватила её за плечи и…, в тот же миг, увидела отца. Словно налетев, со всего маху, на неожиданное препятствие, когда от сильной боли перехватывает дыхание и нет никакой возможности сделать полный вдох грудью, чтобы криком заглушить страдание, она уткнулась носом куда-то в материну шею и тихо заскулила, подвывая, как собачонка.

– Па-а-п-ка! Па-а-почка!

Анна тоже, перестав себя сдерживать, вторила дочери. Выплакавшись, обе, враз, как по команде, замолчали и, не сговариваясь, встали. Молча уложили тело на тележку и укрыли сверху мешками. Потом Анна стала собирать хворост, сухие листья и засыпать тела убитых красноармейцев. Дочь последовала её примеру. Управившись, они постояли, чуть, у этой импровизированной могилы и, вцепившись в тележку, стали выбираться из оврага.

Кладбище, почти вплотную, подходило к оврагу, который являлся его естественной границей. Осмотревшись, Анна выбрала место для могилы и вонзила лопату в мягкую землю. Трава тут была высокая и густая. Она прикинула размеры, подрубила дёрн, аккуратно сняла его и положила рядом. Затем выкопала не очень глубокую, штыка на три, могилу. Дно заложила дёрном. Вдвоём они опустили тело в могилу и укрыв его, сперва простынёй, затем мешками, осторожно засыпали землёй. После короткого, сдержанного прощания, молча тронулись в обратный путь. Теперь они шли через всё кладбище, прямо к главному входу.

Чем дальше они продвигались, тем богаче выглядели захоронения. Старинные фамильные склепы чередовались с изысканными памятниками из гранита и мрамора. У самого выхода они остановились возле кучи песка. Анна бросила на тележку несколько лопат, ровно столько, чтобы ни у кого не могло возникнуть вопросов. Они вышли через центральные ворота на улицу и пошли вдоль высокой ограды в направлении дома.

По пути попадались грузовые машины, с сидящими в них немецкими солдатами, тарахтели мотоциклеты, проходили пешие группы. Город изменился до неузнаваемости. Трепались на ветру красные полотнища с чёрными пауками свастик на белом фоне. На всех углах расклеены были листовки, с угрожающими призывами к местному населению. Со стороны улицы Пилсудского доносился стук топоров. Когда они подошли ближе, Анна с ужасом поняла, что это возводят виселицу. На их пути вислоусый полицай, с белой повязкой на рукаве, взгромоздившись на приставную лестницу, что-то приколачивал на стене здания. Внизу скалили зубы его товарищи, пытавшиеся, перекрикивая друг друга, давать вислоусому советы. Вот он опустил руки и, отклонившись от стены, стал любоваться содеянным. На белой табличке, успела прочитать Анна, чёрной краской было выведено: площадь Адольфа Гитлера. Анну бил озноб. Но никто не обращал внимания на две женские фигурки, тащившие куда-то тележку с песком.

Это было начало, а впереди их ждали годы страшной оккупации и никто не мог даже предположить, через какие страшные нечеловеческие испытания предстоит им пройти.