Матильда Кшесинская. Сокровище дома Романовых
«Детство мое было очень счастливое и радостное. Мои родители очень любили своих детей и жили для них. Своею любовью и заботою о нас они создали ту чарующую обстановку, которая останется навсегда самым дорогим воспоминанием моего детства», – рассказывает о себе Матильда Феликсовна. Что же, во всех смыслах хорошее начало.
Отец – замечательный балетный танцор Феликс Кшесинский из рода князей Красинских, прослуживший на сцене до 82 лет! Небывалое творческое долголетие! «По случаю шестидесятилетнего юбилея артистической деятельности моего отца 8 февраля 1898 года (Феликсу Кшесинскому в то время было 75 лет. – Прим. Ю.А.) газеты отмечали невозможность даже упомянуть все те роли, которые ему пришлось исполнить, и перечислить балеты, в которых он выступал. Менялись балетмейстеры и балерины, менялись начальники, менялись режиссеры и капельмейстеры, но он неизменно оставался на своем посту и был не только несменяемым, но и незаменимым».
Ее мама – Юлия Леде, в девичестве Доминская, тоже закончила Императорское театральное училище и несколько лет была артисткой балетной труппы, но, как это часто случается, влюбилась, вышла замуж и нашла свое призвание в семейной жизни и материнстве. Ее первым мужем был артист балетной труппы Леде, француз по происхождению, от которого она имела пятерых детей. Овдовев, Юлия вышла замуж во второй раз, снова за балетного танцора Феликса Кшесинского, от которого у нее родилось четверо детей, один умер в младенчестве. Из них Матильда была младшей. Так что в итоге семья получилась – папа, мама и трое детей.
Матильда родилась 19 августа (1 сентября) 1872 года, в местечке Лигово, на 13-й версте по Петергофскому шоссе, на даче, которую семейство снимало, спасаясь от городской жары и духоты.
Маленькая Маля или Малечка, как называли ее дома, хорошенькая, резвая и достаточно умненькая девочка была любимицей отца. Когда тот давал урок очередному ученику в балетном зале их городской квартиры или занимался со старшими детьми балетом, Матильда в соседней комнате старалась на свой лад двигаться под музыку, которая доносилась до нее из-за стены. Узнав об этом увлечении дочери, Феликс Иванович специально стал оставлять дверь приоткрытой, чтобы девочка могла лучше слушать музыку и наставления, которые давал отец своим ученикам.
По праздникам отец возил детей в Большой театр на оперу или на балет. Правда, брать сразу всех обычно не получалось, так что нередко он забирал с собой Малечку и сажал ее в закулисную ложу над сценой. Так назывались ложи третьего яруса, которые обычно предоставляли актерам. Сидя там, девочка могла смотреть как спектакль, так и работу по смене декораций. Последнее ее просто завораживало.
Однажды, в то время Матильде было года четыре, отец привез ее в театр на дневной спектакль «Конек-Горбунок», поставленный Сен-Леоном. Сам Феликс Иванович исполнял роль Хана, одну из лучших в его репертуаре, поэтому, оставив дочку одну, он запретил ей покидать ложу, и ушел гримироваться.
Девочка оказалась в полном одиночестве. Но так было даже интереснее. Когда спектакль кончился, Матильда продолжала сидеть на своем месте, дожидаясь, когда папа разгримируется, переоденется и заберет ее. Будучи девочкой послушной, она и не думала, искать его в театре. К тому же ей было не страшно, но очень интересно. Отец же все не шел и не шел. В какой-то момент малышка догадалась, что ее забыли, и пришла в восторг от такого открытия. Страшно не было. Что может произойти в Императорском театре? Привидений не водится, отец бы давно уже рассказал, если бы здесь происходило что-то из ряда вон. С другой стороны, если сидеть тихо, еще лучше, до поры до времени спрятаться под сидение, есть шанс, что ее так и не заметят, и она сможет дождаться вечернего спектакля.
Вот это называется настоящее приключение!
Тем временем, очень довольный спектаклем, Феликс Иванович вернулся домой и…
– А где Матильда? – Спросила мама.
– Боже!
Феликс Кшесинский вылетел из квартиры, чуть ли не кубарем скатился с лестницы и со всех ног понесся в театр. В голове незадачливого родителя появлялись картины одна страшнее другой. Его неразумная дочь решила посмотреть, что делается на сцене и кувыркнулась из ложи. Ее похитили. Дирекция нашла девочку и теперь ищет его, чтобы сделать строгое внушение.
Матильда Кшесинская в 1909 г.
«…Кшесинская достигала всего, что хотела…»
Наконец он влетел в ложу и в первое мгновение решил, что уже произошло что-то из вышеприведенного списка. Матильды не было! Несчастный отец хотел уже поднимать персонал, вызывать полицию и всем вместе обыскивать театр, когда из-под стула показалась кудрявая головка его любимицы.
Старшая дочь Юлии и Феликса, тоже Юлия, родилась в 1866, через два года после сестры в 1868 родился Иосиф (домашнее имя Юзя). И Матильда – в 1972 году.
В балетное училище поступали с 8–9 лет, поэтому не удивительно, что старшая сестра уже сделалась учащейся, когда младшая еще под стол пешком ходила. Вслед за ней сдал экзамены и тоже стал обучаться Иосиф, и, наконец, самая талантливая Матильда поступила в училище. К Великому огорчению Малечки, ее с самого начала начали называть Кшесинская 2-я. Что, разумеется, справедливо, ведь Кшесинской 1-й была ее старшая сестра. Матильде же непременно нужно было сделаться первой. Первой и лучшей во всем.
Пройдут годы, и Матильда Феликсовна сделается примой-балериной Императорских театров. А ее имя в балете будут ассоциировать с непревзойденной классикой.
Маленькая Матильда еще только поднималась на пуанты, когда ее сестра Юлия Кшесинская уже носила завидное прозвище «Украшение сцены». Иосиф был высоким и стройным и вообще во всем походил на отца.
Что же до Малечки, внешне казалось, что этой девочке все давалось как-то уж слишком легко. Младшая Кшесинская всегда являлась на занятия, твердо зная заданный урок, за этим следила мама. А так как дома все время танцевали, понятно, что то, что другие девочки осваивали на занятиях впервые, она уже давно изучила и практиковала.
Первый раз она появилась на сцене Большого театра еще ребенком. В балете «Конек-Горбунок» Малечка появлялась в картине подводного царства и должна была вынуть кольцо из пасти кита. Кольцо Матильде вручалось перед началом спектакля, так что она сама сначала клала его в пасть чуду-юду, а потом вынимала его во время действия. Несмотря на то, что Кшесинская выходила в самом конце балета, она являлась в театр за час до начала.
Благодаря трудолюбию и дисциплине семья жила в достатке. Кшесинские снимали большие квартиры непременно с просторной светлой залой, в которой проходили уроки, всегда в центральном районе, чтобы можно было без помех добраться до театра.
В свободное время Феликс Иванович любил мастерить, он делал макеты сцены и мог выполнить любую работу по дому – на все руки мастер. Кроме того, он прекрасно готовил и пек, обычно это происходило на Пасху и Рождество. В доме постоянно работала кухарка, которая не позволила бы систематическое вторжение в ее царство, так что кулинарный талант хозяин дома проявлял лишь по большим праздникам. Мама следила за хозяйством и ухаживала за мужем и детьми. «К Пасхе отец сам готовил куличи. Он надевал белый передник и сам месил тесто, непременно в новом, деревянном корыте. Куличей по традиции пекли двенадцать – по числу апостолов. На пасхальный стол ставили сделанного из масла агнца с хоругвью. В Страстную субботу приглашали ксендза благословить пасхальный стол. (…) Мои родители принадлежали к польской римско-католической церкви, и Сочельник справлялся согласно старинным обычаям. До шести часов вечера, до первой звезды, ничего нельзя было взять в рот. За ужином, который был главным событием этого дня, все кулинарные способности отца проявлялись вполне. По традиции полагалось подавать тринадцать рыбных постных блюд, из которых каждое имело свое особое символическое значение, но потом это число было сокращено до семи блюд. Из рыбных блюд считались обязательными судак по-польски и жареная рыба. Потом подавали два сорта ухи в двух отдельных мисках, которые ставились у прибора матери, и она нам разливала. В одной миске подавалась русская уха, а в другой – польская, со сметаною. Эту польскую уху я очень любила и до сих пор вспоминаю ее с наслаждением, но после родительского дома я нигде ее больше не видала. Очевидно, ее изготовление было кулинарным секретом моего отца. После ужина зажигали елку, под которой были разложены подарки для гостей. Я сохранила этот обычай на всю жизнь, и до сих пор нет у меня больше удовольствия, как зажигать елку и раздавать подарки».
Несколько лет семейство снимало дом в Лигово, а потом удалось скопить достаточно денег и приобрести имение Красницы около станции Сиверской.
Двухэтажный дом стоял на возвышенном берегу реки Орлинки, откуда открывался прекрасный вид. Отец полностью перестроил дом, причем почти всю работу делал своими руками. Все лето дети ходили за грибами и ягодами, купались в реке, играли в роскошном саду.
В деревенских лавках можно было купить любые продукты, а если хотелось чего-то особенного, отец ездил в город. Отношение с местными сложились замечательные. Для черной работы и покоса семья нанимало нескольких человек, щедро платя им и угощая по обычаю. Что же до детей, те быстро поняли, что с пришлыми можно весело играть.
Отец вставал в пять часов утра, чтобы успеть присмотреть за хозяйством и проверить, все ли делается по его желанию. Семья поднималась к восьми, когда дом наполнялся ароматами свежезаваренного кофе. Мама следила, чтобы на столе всегда было много вкусного. Домашний сыр, молоко, жирные сливки, только что выпеченные булочки, печенье, пироги и, разумеется, варенье. Днем можно было объедаться фруктами я ягодами в собственном саду: «…в пять часов подавался дневной кофе, и снова стол был уставлен: простокваша, варенец, густые сливки, печенья, все это поглощалось с аппетитом после дневных игр и беготни. Ужин в девять часов вечера состоял из нескольких горячих блюд и всего, что можно было вообразить из холодных блюд: домашние маринады, холодная ветчина, копченый сиг и яства, которые отец привозил из города, – всего не перечесть.
Спать мы ложились по-деревенски рано. Трудно было не полнеть при таком режиме, и раз меня за это пристыдил при всем классе балетмейстер Лев Иванов. На первой репетиции осенью он указал на меня и громко сказал: “Жаль, что столь талантливая артистка так располнела”».
Впрочем, все это были мелочи, а упорный труд и тяжелая работа балерины быстро избавила Матильду от лишних килограммов.
Главным праздником лета было день рождение всеобщей любимицы Малечки. В этот день со всех окрестных деревень к ним в имение приходили крестьяне с подарками, и из города приезжали друзья родителей со своими детьми.
Впрочем, на выходные гости так и ломились в Красницы, устраиваясь на ночь, где только можно: в комнатах, в сенях, на сеновале. Родители очень любили принимать у себя гостей. «Вечером вокруг дома зажигалась иллюминация, которую отец приготовлял из простых сальных плошек. А затем был великолепный фейерверк, заранее приготовленный моим отцом. Полюбоваться фейерверком приходили отовсюду, так как отец, как и во всем другом, оказывался замечательным “фейерверкмейстером”. Особенно удачные номера фейерверка приветствовались криками толпы.
Раз в день моего рождения под вечер прискакала из соседнего имения целая кавалькада с факелами, и это внесло много оживления.
Конечно, подавался вкусный обильный ужин с обязательным шведским горячим пуншем, который тоже готовился отцом по ему одному известному рецепту. Он придумывал разные сюрпризы, чтобы меня потешить в этот день. Так, раз он подвесил к потолку столовой венок из живых цветов, который за ужином сам опустился мне на голову. Другой раз, когда он хотел повторить этот номер, венок по оплошности спустился на голову моего придурковатого соседа, что вызвало общий смех».
Вот так Кшесинская приучалась ко всеобщей любви, славе и почитанию. Хорошая практика для будущей знаменитости!
Тогда же Малечка начала показывать свой характер. Спокойная, трудолюбивая и дисциплинированная девочка и прежде выказывала недовольство, когда в училище ее называли Кшесинской № 2, а когда ей исполнилось 14, она в первый раз попробовала влюбить в себя другого человека. Собственно она уже давно кокетничала с молодым англичанином Макферсоном. Он был красив и элегантен. Матильде нравилось гулять с ним, смеяться, рассказывать смешные вещи и слушать, что он скажет в ответ. Но однажды молодой человек приехал на день рождение Малечки в компании своей невесты. Во всяком случае, именно так он представил идущую с ним под руку девушку.
Матильда была оскорблена до глубины души. «Пропустить этот афронт даром я не могла. Выбрав время, когда мы все были вместе, и его невеста сидела рядом с ним, я ненароком сказала, что люблю по утрам до кофе ходить за грибами. Он любезно спросил меня, не может ли пойти со мной. Этого мне только и нужно было – значит, клюнуло. Я ответила в присутствии невесты, что если она даст ему разрешение, то я ничего не имею против. Так как это было сказано в присутствии всех гостей, то ей ничего не оставалось, как дать требуемое согласие. На следующее утро мы отправились с Макферсоном в лес за грибами. Он мне тут подарил прелестное портмоне из слоновой кости с незабудками – подарок вполне подходящий для барышни моего возраста. Грибы мы собирали плохо, и к концу прогулки мне казалось, что он совсем позабыл про свою невесту. После этой лесной прогулки он стал писать мне любовные письма, присылал цветы, но мне это скоро надоело, так как я им не увлекалась. Кончилось это тем, что свадьба его не состоялась. Это был первый грех на моей совести». Да, первый грех, но с этого момента Кшесинская поняла, какую власть имеет над мужчинами. Это был полезный во всех отношениях опыт.
Что же до молодого человека и его расстроенной свадьбы, так незачем было приводить к одной девушке другую. Тут и святая бы взбесилась, не то что четырнадцатилетняя девчонка, у которой на уме одна любовь.
Училище и театр
Постепенно талантливая Кшесинская начала получать одну небольшую партию в балете за другой. Такая практика помогает юным актерам быстрее освоиться на сцене, кроме того, они вливаются в профессиональный коллектив, где затем будут служить.
Впрочем, в то время, когда Кшесинская была уже в старших классах, на русской сцене не осталось ни одной балерины, на которую она могла бы равняться. Прекрасно разбираясь в балете, Матильда понимала, что уже давно переросла танцующих на сцене Мариинки и Большого танцовщиц. А раз так – чему ее еще могут научить? Да и кому учить? Дошло до того, что Матильда Кшесинская начала задумываться о том, правильную ли дорогу для себя выбрала?
На счастье нашей героини, в это время в Петербург приехала балерина Вирджния Цукки[117]. Кшесинская завороженно следила за ее работой, за гибкими, невероятно выразительными руками, пластикой… «Мне казалось, что я впервые начала понимать, как надо танцевать, чтобы иметь право называться артисткой, балериной. Цукки обладала изумительной мимикой. Всем движениям классического танца она придавала необычайное очарование, удивительную прелесть выражения и захватывала зал.
Для меня исполнение Цукки было и осталось подлинным искусством, и я поняла, что суть не только в виртуозной технике, которая должна служить средством, но не целью». Говорят, «не сотвори кумира». А как можно к чему-то стремиться, когда не видишь образца? Когда рядом нет человека, которого хотя бы отчасти хочется повторить? «Я сразу ожила и поняла, к чему надо стремиться, какой артисткой надо быть. Цукки видела мое обожание, и у меня долго хранился в банке со спиртом подаренный ею цветок, который потом пришлось оставить в России».
Роковой экзамен. Первая любовь
Но вот Кшесинская младшая и добралась до выпускного экзамена. Он состоялся 23 марта 1890 года. «Выпускной экзамен служил как бы венцом нашей школьной работы и незабываемым днем всей жизни. Вся наша карьера была впереди. Для выпускного экзамена первые ученицы имели право сами выбирать себе танец. Я выбрала па-де-де из “Тщетной предосторожности” на музыку итальянской песни “Стелла конфидента”, которое незадолго перед тем Цукки танцевала с Павлом Андреевичем Гердтом[118] с огромным успехом».
Император Александр III, Императрица Мария Федоровна, Цесаревич Николай Александрович, Великие Князья Георгий и Михаил Александровичи, а также Великие Княжны Ксения и Ольга Александровны. Фотограф – Сергей Левицкий. Санкт-Петербург. 1890-е гг.
Лучшая ученица курса, по правилам этикета, после экзамена должна была скромно стоять в сторонке, в то время как его императорское величество, наследника и великих князей, пришедших посмотреть на успехи выпускников, должны были приветствовать ученики: постоянно живущие в училище «пепиньерки», а не приходящие экстернатки, каковой была Матильда. Первыми ученицами были Рыхлякова[119], классическая танцовщица с виртуозной техникой, и Скорсюк, характерная танцовщица, своеобразная и темпераментная. Их и поставили перед классом в большом репетиционном зале вместе с начальством, с классными дамами, учителями и высшим персоналом Дирекции Императорских театров во главе с И.А. Всеволожским[120]. Ученики и ученицы балетного и драматического отделений остались в тех костюмах, в которых выступали. Через открытую дверь они видели, как царская семья покидала свои кресла. «Во главе шествия выделялась маститая фигура императора Александра III[121], который шел под руку с улыбавшейся императрицей Марией Федоровной[122]. За ним шел еще совершенно молодой наследник цесаревич Николай Александрович[123] и четыре брата государя: великий князь Владимир Александрович[124] с супругой, великой княгиней Марией Павловной[125], великий князь Алексей Александрович[126], генерал-адмирал, великий князь Сергей Александрович[127] со своей красивой супругой Елизаветой Федоровной[128] и недавно женившийся великий князь Павел Александрович[129] со своей молодой супругой великой княгиней Александрой Георгиевной[130] (которая ожидала своего первого ребенка, Марию Павловну[131], родившуюся 6 апреля 1890 года) и генерал-фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич[132] со своими четырьмя сыновьями.
По традиции представляли сначала воспитанниц, а потом приходящих. Но Государь, войдя в зал, где мы собрались, спросил зычным голосом: “А где же Кшесинская?”.
Я стояла в стороне, не ожидая такого нарушения правил. Начальница и классные дамы засуетились. Они собирались подвести двух первых учениц, Рыхлякову и Скорсюк, но тотчас подвели меня, и я сделала государю глубокий поклон, как полагалось. Государь протянул мне руку со словами:
– Будьте украшением и славою нашего балета.
Я снова сделала глубокий реверанс и в своем сердце дала обещание постараться оправдать милостивые слова государя. Потом я поцеловала руку государыни, как требовалось.
Я так была ошеломлена тем, что произошло, что почти не сознавала происходящего вокруг меня. Слова государя звучали для меня как приказ. Быть славой и украшением русского балета – вот то, что теперь волновало мое воображение. Оправдать доверие государя было для меня новой задачей, которой я решила посвятить мои силы.
Когда все по очереди были представлены государю и государыне и были обласканы ими, все перешли в столовую воспитанниц, где был сервирован ужин на трех столах – двух длинных и одном поперечном.
Войдя в столовую, государь спросил меня:
– А где ваше место за столом?
– Ваше Величество, у меня нет своего места за столом, я приходящая ученица, – ответила я (приходящая ученица и питалась дома либо тем, что ей было дано с собой, поэтому естественно, что она сидела там, где ей позволялось, и не имела постоянного места в столовой. – Прим. Ю.А.).
Государь сел во главе одного из длинных столов, направо от него сидела воспитанница, которая должна была читать молитву перед ужином, а слева должна была сидеть другая, но он ее отодвинул и обратился ко мне:
– А вы садитесь рядом со мною.
Наследнику он указал место рядом и, улыбаясь, сказал нам:
– Смотрите только не флиртуйте слишком».
Император и сам не понял, что сделал в тот день, а может быть, его рукой руководила сама судьба. Во всяком случае, он лично усадил рядом будущего Николая II и Кшесинскую, формально соединив их. С этого момента они влюбились друг в друга.
По поводу этого вечера в дневнике государя императора Николая II под датой 23 марта 1890 года было записано: «Поехали на спектакль в Театральное училище. Была небольшая пьеса и балет. Очень хорошо. Ужинали с воспитанниками». «Когда я прощалась с Наследником, который просидел весь ужин рядом со мною, мы смотрели друг на друга уже не так, как при встрече, в его душу, как и в мою, уже вкралось чувство влечения, хоть мы и не отдавали себе в этом отчета», – напишет Кшесинская.
Через пару дней после спектакля и общения с наследником престола, идя по Большой Морской с сестрой, они увидели проезжающего мимо Николая, оба были встревожены этой неожиданной встречей.
Прошло еще несколько дней, и они снова почти столкнулись недалеко от Аничкова дворца. Николай прогуливался в компании своей сестры Ксении Александровны[133]. Не правда ли, странные встречи, учитывая, что ни он, ни она их не искали? Но, должно быть, слишком сильным было взаимное притяжение. Случайные встречи с наследником на улицах были еще несколько раз. «Я влюбилась в Наследника с первой нашей встречи. – Напишет спустя 60 лет Матильда Феликсовна. – После летнего сезона, когда я могла встретиться и говорить с ним, мое чувство заполнило всю мою душу, и я только о нем могла думать. Мне казалось, что хоть он и не влюблен, но все же чувствует ко мне влечение, и я невольно отдавалась мечтам. Нам ни разу не удавалось поговорить наедине, и я не знала, какое чувство он питает ко мне. Узнала я это уже потом, когда мы стали близки».
22 апреля 1890 года, Кшесинская дебютировала на сцене в бенефисном спектакле Папкова. Ее партнером был танцовщик Николай Легат. Известный критик А. Плещеев[134] писал: «Гвоздем бенефиса г. Папкова были дебюты трех юных дочерей многочисленного семейства Терпсихоры – г-жи Кшесинской, Скорсюк и Рыхляковой».
Летом после выпуска из училища Кшесинская выступает в Красном селе, где в летнее время проходит лагерный сбор для практической стрельбы и маневров, естественно, на сборах находится наследник и великие князья. Там же выстроен театр, который традиционно посещают офицеры. Не удивительно, что Николай, или Ники, как его называли близкие, то и дело заезжает повидаться с очаровавшей его балериной. «После закуски заехал в милый красный театр, разговаривал с маленькой Кшесинской через окно», – пишет он в своем дневнике. «10 июля, вторник. Был в театре, ходил на сцену». «17 июля, вторник. Матильда Кшесинская мне определенно нравится». «30 июля, понедельник. Разговаривал с маленькой Кшесинской через окно. 31 июля, вторник. После закуски в последний раз заехал в милый Красносельский театр. Простился с Кшесинской. 1 августа, среда. В 12 часов было освящение штандартов. Стояние у театра дразнило воспоминания».
Тогда же Кшесинская замечает, что перестает относиться к Ники как к наследнику престола, это означает, что теперь он сделался ближе и дороже ей.
Благодаря вниманию наследника вокруг Кшесинской начинает собираться общество великих князей. Такое внимание говорит о многом, за спиной юной балерины шушукаются. Впрочем, это не осуждения, а зависть. В России еще не забыты традиции крепостного театра, подданные привыкли чтить прихоти сильных мира сего. Тем более, что Ники и Матильда оба юны и прекрасны, оба влюблены и не скрывают этого.
Ни для кого не секрет, что великий князь Николай Николаевич старший[135] почти открыто жил с балетной артисткой Числовой[136] и имел от нее двух сыновей (Владимира и Николая), получивших фамилию Николаевых и служивших впоследствии в Лейб-гвардии Конно-гренадерском полку, и двух дочерей (Ольгу и Екатерину), из которых одна, а именно Ольга, вышла замуж за князя Кантакузена[137].
Именно в этом Красносельском деревянном театре когда-то служила Числова, и великий князь проводил все свое свободное время на ее репетициях. «Когда началась репетиция галопа, великий князь сидел в царской ложе, как вдруг он остановил танец и стал горячо доказывать Иванову, что галоп поставлен им неправильно. Лев Иванов стал возражать, но великий князь выскочил на сцену и сам стал показывать, как надо исполнять галоп», – читаем мы у М. Кшесинской.
23 октября (5 ноября) 1890 года Николай с братом великим князем Георгием Александровичем[138] и со свитой отправился в кругосветное путешествие, Матильда следила по газетам за его перемещением. Первой страной посещения была Греция, Афины. Далее замелькали Каир, Бомбей, Калькутта, Цейлон, Сингапур, Сайгон, Нагасаки и Киото.
29 апреля (11 мая) 1891 года в Оцу на наследника Российского престола было совершено покушение. «Японский фанатик ударил его саблей по голове, и только благодаря присутствию духа королевича Георгия, успевшего палкой отвести удар и тем самым уменьшить его силу, рана не оказалась смертельной. Но след от нее остался у наследника на всю жизнь, и он говорил, что у него бывают головные боли на этом месте. О покушении мы узнали тотчас, но без подробностей. Первое время никто даже не знал, в каком состоянии было здоровье Наследника. Можно себе представить мой ужас при этом известии, и как я была счастлива, когда наконец дошли более успокоительные вести». После таких событий государь приказал прервать путешествие, и Николай вернулся домой. 4 (16 августа) 1891 года он явился в Красное Село, где находились государь и императрица. В тот же вечер он был в театре.
Однажды, когда Матильда сидела дома, прислуга доложила, что пришел гусар Волков. Единственный Евгений Волков, которого она знала, был товарищем по полку наследника. Он сопровождал наследника в кругосветном путешествии. Волков жил тогда с одной из балетных артисток, Татьяной Николаевой, и Матильда знала от последней, что наследник говорил Волкову о своем желании повидаться с Кшесинской. Он хотел, чтобы Волков это свидание устроил. Но это было не так просто: незамужняя Матильда жила с родителями, а за цесаревичем строго следили. Тем не менее, она поднялась навстречу, ожидая услышать вести от наследника, в комнату вошел сам Николай.
Записка Кшесинской от Николая после этой встречи: «До сих пор хожу как в чаду. Ники».
«После своего первого посещения Наследник стал часто бывать у меня по вечерам. Вслед за ним стали приходить Михайловичи, как мы называли сыновей великого князя Михаила Николаевича: великие князья Георгий, Александр и Сергей Михайловичи. Мы очень уютно проводили вечера. Михайловичи пели грузинские песни, которым они выучились, живя на Кавказе, где отец их был наместником почти двадцать лет. Сестра тоже часто проводила вечера с нами. Живя у родителей, я ничем не могла угостить своих гостей, но иногда мне удавалось все же подать им шампанское.
В один из вечеров Наследник вздумал исполнить мой танец Красной Шапочки в «Спящей красавице». Он вооружился какой-то корзинкой, нацепил себе на голову платочек и в полутемном нашем зале изображал и Красную Шапочку, и Волка.
Наследник стал часто привозить мне подарки, которые я сначала отказывалась принимать, но, видя, как это огорчает его, я принимала их. Подарки были хорошие, но не крупные. Первым его подарком был золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами. Я выгравировала на нем две мне особенно дорогие и памятные даты – нашей первой встречи в училище и его первого приезда ко мне: 1890–1892».
В театре, Николай садился в ложу между колоннами, и требовал, чтобы Матильда садилась на край ложи. Пока другие репетируют, они свободно болтали.
Понимая, какую жизнь готовит себе его дочь, Феликс Иванович как-то спросил Малечку, отдает ли она себе отчет, что никогда не выйдет замуж за Николая. И Матильда ответила, что отлично это сознает.
Николай II и Александра Федоровна. 1894 г.
«Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал…»
Когда однажды они заговорили с Николаем о совместной жизни, он напомнил ей, что сделал Тарас Бульба со своим сыном, влюбившимся в прекрасную польку. Все знали, что император голыми руками гнет подковы, пожелай сын жениться на Кшесинской, одним отречением от престола дело бы не закончилось.
Феликс Иванович прекрасно понимал, что происходит. Государь никогда не разрешит наследнику связать свою жизнь с балериной. А это значит, что ему выберут невесту, равную ему по положению, и тогда на долю его дочери выпадут страдания.
Однажды Николай сообщил, что должен отправиться за границу для свидания с принцессой Алисой Гессенской[139], на которой государь хочет его женить. «Впоследствии мы не раз говорили о неизбежности его брака и о неизбежности нашей разлуки. Часто Наследник привозил с собой свои дневники, которые он вел изо дня в день, и читал мне те места, где он писал о своих переживаниях, о своих чувствах ко мне, о тех, которые он питает к принцессе Алисе. Мною он был очень увлечен, ему нравилась обстановка наших встреч, и меня он безусловно горячо любил. Вначале он относился к принцессе как-то безразлично, к помолвке и к браку – как к неизбежной необходимости. Но он от меня не скрыл затем, что из всех тех, кого ему прочили в невесты, он ее считал наиболее подходящей, и что к ней его влекло все больше и больше, что она будет его избранницей, если на то последует родительское разрешение».
Впрочем, все это вольные отступления от темы, а на самом деле произошло именно то, что предсказывал Феликс Кшесинский. Сердце Малечки было разбито. «Известие о его сватовстве было для меня первым настоящим горем. После его ухода я долго сидела убитая и не могла потом сомкнуть глаз до утра. Следующие дни были ужасны. Я не знала, что дальше будет, а неведение ужасно.
Я мучилась безумно».
И еще одно отступление, до сих пор в Польше экскурсоводы рассказывают, будто бы Матильда родила от Николая мальчика, которого отдали на воспитание в Польшу, их сын жил там и скончался в 1960 годы в Варшаве. Через 2 года после рождения бастарда Николай женится. Было ли это на самом деле – неизвестно.
Жизнь с наследником престола
Первое сватовство не принесло ровным счетом ничего, Алиса отказалась принимать православие, и счастливый Николай снова оказался в объятиях своей балерины.
Положение Кшесинской в театре упрочилось, в антрактах к ней в уборную приходили не только молодые великие князья, но и старшие: Владимир Александрович, Алексей Александрович, принц Христиан Датский, племянник императрицы, будущий король и великий герцог Мекленбург-Шверинский[140], муж великой княгини Анастасии Михайловны[141], герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский[142] и другие. «В это лето мы раз условились с Наследником, что после спектакля он поедет сперва во дворец поужинать у Государя, а потом вернется на своей тройке в театр за мной, чтобы вместе ехать к барону Зедделеру[143] в Преображенский полк в его барак, куда должна была поехать и моя сестра. Было условлено, что я буду ожидать Наследника в парке, недалеко от театра. В пустынной аллее было темно, в театре огни были потушены, кругом был полный мрак, и мне было страшно одной. Для храбрости я взяла с собою театрального капельдинера. Вскоре я заслышала издали бубенцы его лихой тройки, увидела огни его фонарей, и Наследник подкатил к театру. Была чудная ночь, и мы решили до ужина прокатиться по всему Красному Селу. Мы вихрем носились по пустынным дворам, а потом отправились ужинать. Барон Зедделер жил в одном бараке с товарищем по полку, Шлиттером, который один остался без дамы за ужином. Сестра увлекалась Зедделером, я Наследником, а ему не за кем было ухаживать, и он шутя говорил о себе: “Ни Богу свечка, ни черту кочерга”. Ужин был очень веселый. Наследник сидел до утра, и ему не хотелось возвращаться домой. Какой это был чудесный, незабываемый вечер!».
Принцесса не спешила принимать выгодное предложение наследника российского престола, должно быть, предчувствуя, что это решение может стать для нее роковым. Первый раз она отказалась под предлогом нежелания менять веру. Да и родители жениха долгое время надеялись отыскать для сына более подходящую партию, Алиса им решительно не нравилась.
Связь Матильды Кшесинской и будущего Николая II продлилась 4 года, все это время наследник был счастлив.
Давайте же ненадолго оставим стремительный бег повествования и пофантазируем, а что бы было, если бы Николай отрекся от престола в пользу брата и женился на балерине?
В своих воспоминаниях Кшесинская дает исчерпывающий портрет будущего царя: «По натуре он был добрый, простой в обращении. (…) Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нельзя сказать, что он был бесхарактерен. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал. Я не раз ему говорила, что он не сделан ни для царствования, ни для той роли, которую волею судеб он должен будет играть. Но никогда, конечно, я не убеждала его отказаться от престола. Такая мысль мне и в голову никогда не приходила». Заметьте, Кшесинская изначально не претендовала на право быть его женой, но при этом она понимала, да и не она одна, Николай по своей природе создан для семейной, частной жизни. Что это не государь! Николаем же всю жизнь владела идея фикс, будто бы на него возложена какая-то священная миссия, суть которой он плохо понимал.
Если бы он бросил все и женился на Кшесинской, он был бы намного счастливее, да и прожил бы дольше, что же до страны… назревающего кризиса вряд ли удалось бы избежать, но его можно было пройти менее болезненно для страны в целом, окажись у власти действительно мудрый правитель.
Бог обычно разговаривает со своими избранниками посредством знаков, возможно, для Николая таким знаком была любовь к балерине. Забегая вперед, скажу, что именно благодаря балетному искусству Кшесинской ее муж великий князь Андрей Владимирович[144] сумел выжить, находясь в изгнании, потому как с того момента, как Матильда вместе с мужем и сыном оказались за границей, она начала преподавать, чем спасла их если не от голодной смерти, то по крайней мере от верного разорения и погружения в нищету.
Впрочем, мы опять отвлеклись. Матильда выбрала маленький, прелестный особняк на Английском проспекте, № 18, принадлежавший Римскому-Корсакову. Построен он был великим князем Константином Николаевичем[145] для балерины Кузнецовой[146], с которой тот жил. Так что в какой-то степени история повторилась.
«Дом был двухэтажный, хорошо обставленный, и был у него хороший большой подвал. За домом был небольшой сад, обнесенный высоким каменным забором. В глубине были хозяйственные постройки, конюшня, сарай. А позади построек снова был сад, который упирался в стену парка великого князя Алексея Александровича».
Казалось бы, теперь-то уже ничто не должно омрачить ее счастья. В театре Кшесинской теперь давали самые лучшие роли. В соседней комнате жила сестра Юлия, с которой всегда можно было посоветоваться, да и поболтать. На первых порах они не успели обзавестись кухаркой, но да к чему привередничать, пища из ближайших ресторанов тоже, надо понимать, съедобная. «Я устроила новоселье, чтобы отпраздновать мой переезд и начало самостоятельной жизни. Все гости принесли мне подарки к новоселью, а Наследник подарил восемь золотых, украшенных драгоценными камнями чарок для водки».
С этого дня в Петербурге появился еще один гостеприимный дом. Среди постоянных посетителей дома Кшесинской – великие князья Георгий, Александр и Сергей Михайловичи, граф Андрей Шувалов с балетной артисткой Верой Легат, на которой он потом женился, тенор Мариинской оперы Николай Николаевич Фигнер[147], балетмейстер Мариуса Ивановича Петипы и многие другие.
Решив, что если ей все равно теперь достаются все лучшие роли, следовательно, она и сама вправе подбирать репертуар, Кшесинская обратилась к Петипе, рассказав ему о своей мечте сыграть в балете «Эсмеральда», она прекрасно помнила в этой роли Цукки, и уже представляла, какой Эсмеральдой будет она сама.
– А ты любил? – спросил Мариус Иванович: несмотря на то, что в России он прожил большую часть своей жизни, он все еще разговаривал с чудовищным акцентом.
О, конечно! Матильда и сейчас была влюблена, да что там влюблена?! На седьмом небе от счастья.
– А ты страдал? – снова спросил Петипа, проникновенно заглядывая в озорные глазки балерины.
– Конечно, нет.
Оказалось, Эсмеральду необходимо выстрадать. Только тогда роль получится по-настоящему.
В тот момент Кшесинская не поняла смысла сказанного, просто надула губки, что ей не дают хорошей роли. Она еще сыграет Эсмеральду, и это будет лучшей ролью в ее жизни. Но все это будет гораздо позже, после того, как ее любовь будет безжалостно разбита, а любимый человек предстанет пред алтарем со своей счастливой невестой.
Сезон 1892-93 она танцевала в балете «Калькабрино» вместо ранее заявленной Карлотты Брианца, в итальянской технике, которую ставил для нее Чекетти. Либретто писал брат композитора Чайковского Модест[148]. «Вместо Карлотты Брианца[149] в “Калькабрино” 1 ноября 1892 года выступила М.Ф. Кшесинская, исполнившая роли Мариетты и Драгиниаццы. Это было молодое, даровитое исполнение, носившее печать энергичного труда и упорной настойчивости. В самом деле, давно ли подвизается на сцене г-жа Кшесинская 2-я, давно ли мы говорили об ее первом дебюте, и теперь она решается заменить г-жу Брианцу. За такую храбрость, за такую уверенность в себе можно было уже одобрить милую танцовщицу. Она без ошибки делала тогда двойные туры и удивила балетоманов своими жете-ан-турнан в вариации второго действия. Да вообще все танцы, в которых прекрасно танцевала итальянская балерина, несмотря на технические пороги, г-жа Кшесинская повторяла весьма успешно. Влияние ее учителя Чекетти, несомненно, способствовало в сильной степени победе молодой танцовщицы. Г-жа Кшесинская сознавала это и расцеловала Чекетти при публике», – писал об этом спектакле А. Плещеев.
Парижский журнал «Le Monde Artiste» тогда же отметил: «Новая “звезда”, мадемуазель Кшесинская, дебютировавшая в качестве прима-балерины, выступила блистательно. Этот успех так обрадовал русских, поскольку он был одержан воспитанницей русской национальной школы, взявшей от итальянской лишь необходимые элементы для модернизации классического танца. Молодая прима-балерина имеет все: физическое обаяние, безупречную технику, законченность исполнения и идеальную легкость. Если к этому ей удастся прибавить усовершенствованную мимику, это будет готовая актриса».
К зимнему сезону 1893–1894 Кшесинская работала уже в трех спектаклях и ей предложили новый балет, «Пахиту». Все в театре завидуют Матильде и ее восходящей звезде, и только близкие друзья нет-нет да и замечают тоскливый взгляд или непрошенную слезу. Что делать, время не повернуть вспять. Рано или поздно наследник женится и тогда, ой, лучше бы поздно! Матильде снится, как взбесившиеся лошади несут ее к ожидаемой катастрофе.
7 апреля 1894 года была объявлена помолвка наследника с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской. Та приняла православие, препятствий для брака больше не существует. Несчастная Матильда объявляет наследнику, что с этого момента она уже не сможет продолжать оставаться его любовницей. Да он это и сам понимает, тем более, что государь смертельно болен, а значит, очень скоро груз власти падет на плечи Николая…
Скоро они перестанут видеться, и будут только переписываться. Кшесинская попросит позволения «обращаться к нему по-прежнему на “ты” и обращаться к нему в случае необходимости». На это Николай ответит: «Что бы со мною в жизни ни случилось, встреча с тобою останется навсегда самым светлым воспоминанием моей молодости».
Матильда Кшесинская в балете «Пахита». 1890-е гг.
«В глазах всех Кшесинская была “самодержавный каприз”. И всякое административное распоряжение утверждением своим только подтверждало предположения общественного мнения. Великий грех в этом отношении на душе покойного Сергея Михайловича, грех способствования тому, что, в конце концов, мы должны назвать оскорблением величества…»(Сергей Волконский)
Последнее их свидание, на котором настаивал Николай, произошло на Волконском шоссе, у сенного сарая, который стоял несколько в стороне. Она приехала из города в своей карете, а он верхом из лагеря. Что они говорили друг другу в этот последний раз, останется тайной.
Когда Николай сел в седло и поехал обратно, Матильда еще долго смотрела ему вслед. «До последней минуты он ехал, все оглядываясь назад. Я не плакала, но я чувствовала себя глубоко несчастной, и, пока он медленно удалялся, мне становилось все тяжелее и тяжелее».
Друзья жалели балерину и ее любовь, но большинство злорадствовало, мол, поделом ей. Не садись не в свои сани.
С этого момента Кшесинская даст себе зарок стать сильной и выдержать все, что приготовила ей судьба. Теперь каждый приход в театр она ощущала на себе взгляды, слышала шепоток за спиной. Дома прислуга словно намекала на ее двусмысленное положение, на улице, казалось, ее узнавали и злобно шептались.
Летом ей нужно было снова работать в Красном Селе, и это было трудно, потому что в театре бывал он, но самое тяжелое, что Матильда сама стремилась к этим встречам. Ей было необходимо видеть Ники в царской ложе. Видеть его, танцевать для него, хотя бы так, если уже нельзя мечтать о большем.
В это время неотлучно рядом с ней находится великий князь Сергей Михайлович. «Никогда я не испытывала к нему чувства, которое можно было бы сравнить с моим чувством к Ники, но всем своим отношением он завоевал мое сердце, и я искренне его полюбила. Тем верным другом, каким он показал себя в эти дни, он остался на всю жизнь, и в счастливые годы, и в дни революции и испытаний. Много лет спустя я узнала, что Ники просил Сергея следить за мной, оберегать меня и всегда обращаться к нему, когда мне будет нужна его помощь и поддержка».
Желая хоть чем-то помочь бывшей возлюбленной, Николай купил и подарил Матильде дом, который прежде нанимал для нее. Понятное дело, что теперь она уже не могла его сама оплачивать. А значит, пришлось бы возвращаться к родителям и, возможно выслушивать попреки. «Этим летом я часто гуляла по тенистым аллеям парка, окружавшего великолепный дворец великого князя Константина Николаевича в Стрельне, который тянулся от дворца до самого моря. Широкие каналы отделяли дворец и парк от частных владений. Однажды во время прогулки я увидела прелестную дачу, расположенную посреди обширного сада, простиравшегося до самого моря. Дача была большая, но запущенная, но общее расположение участка мне понравилось. На углу висела вывеска “Дача продается”, и я пошла внимательно все осматривать. Видя, что дача мне очень понравилась, великий князь Сергей Михайлович ее купил на мое имя, и в следующем году я уже в нее переехала на все лето».
28 июля по случаю свадьбы великой княжны Ксении Александровны с великим князем Александром Михайловичем был назначен парадный спектакль в Петергофском дворцовом театре. Мариус Петипа поставил одноактный балет «Пробуждение Флоры», в котором Кшесинская исполняла роль Флоры.
Теперь Кшесинская сделалась любовницей Сергея Михайловича, человека, который будет любить, поклоняться и обожать Матильду до последней секунды своей жизни. В начале апреля 1918 Сергей будет выслан большевиками из Петрограда в Вятку, в мае 1918 года перевезен в Екатеринбург, а затем в Алапаевск. В ночь на 5 (18) июля 1918 вместе с другими членами дома Романовых его вывезли за город, где великий князь оказал сопротивление и был застрелен. Его тело вместе с еще живыми алапаевскими узниками из рода Романовых будет сброшено в одну из заброшенных шахт железного рудника Нижняя Селимская.
Когда в город вошли белогвардейские войска, и тела расстрелянных подняли на поверхность, в руке Сергея Михайловича был зажат маленький золотой медальон с портретом Матильды Кшесинской и надписью «Маля».
Свадьба Ники. Новый государь
Меж тем Александр III стал заметно сдавать, врачи диагностировали больные почки; за несколько дней до его кончины, в Россию спешно приехала невеста наследника. Государь скончался 20 октября, а через неделю после похорон в Зимнем Дворце состоялась свадьба его сына Николая – теперь уже не наследника, но нового государя, для чего траур, наложенный при дворе на один год, был снят. Все говорили, что свадьба в дни траура – очень плохое предзнаменование.
Не зная, чем заглушить свои страдания, Кшесинская летала по городу в своей коляске, ожидая в любой момент падения и смерти.
В конце зимы 1895 года она отправилась на гастроли в Монте-Карло: «Европа в первый раз познакомилась с г-жой Кшесинской 2-й весной 1895 года, когда импресарио Рауль Гюнсбург[150] пригласил ее в Монте-Карло на четыре спектакля в театр Казино. Восторгам публики не было конца: особенный энтузиазм вызвало исполнение Кшесинской характерных танцев. Заграничные газеты и журналы были полны самых сочувственных отзывов о нашей симпатичной артистке. Очарованный ее талантом, знаменитый французский критик Франсис Сарсэ посвятил ей статью в “Тан”».
Вернувшись, не отдыхая, она сразу же выступила в 1-м акте балета «Калькабрино», в «Спящей красавице», в «Пробуждении Флоры». В июне новые гастроли, теперь уже в Варшаву с отцом, Бекефи и Легатом. А. Плещеев пишет в книге «Наш балет»: «Появление в мазурке Феликса Ивановича Кшесинского с дочерью было приветствовано бурею рукоплесканий и цветочным дождем. Варшавские газеты посвятили им самые сочувственные статьи. Наши артисты танцевали в Варшаве четыре раза, и всегда при совершенно полных сборах, несмотря на летнюю погоду. Г-жа Кшесинская решительно удивила варшавян классическими танцами, таких там давно не видывали. Феликс Иванович рассказывал мне, что он застал в Варшаве многих танцовщиц, с которыми он танцевал в молодости, сгорбленными старушками, не верившими, что перед ними был тот же самый Кшесинский, и доныне бравый и выступающий на сцене».
«В это время, чтобы меня хоть немного утешить и развлечь, великий князь Сергей Михайлович баловал меня как мог, ни в чем мне не отказывал и старался предупредить все мои желания. Но ни великий князь Сергей Михайлович, ни вся та обстановка, в которой я жила, не могли заменить мне то, что я потеряла в жизни, – Ники. При всех я старалась казаться беззаботной и веселой, но, оставаясь одна с собой, я глубоко и тяжело переживала столь дорогое мне прошлое, свою первую любовь».
Коронация Николая была назначена на май 1896 года. Императорский театр готовил спектакли в Москве, труппы объединялись. Кшесинская ожидала, что будет танцевать «Пробуждение Флоры», но ей не дали роли в парадном спектакле.
Здесь мне придется сделать отступление и объяснить происходящее. Танцовщики в Российской империи различались по классности: самый низкий уровень – кордебалет, далее корифейки, солистки и, наконец, балерины, обычно одновременно это звание было максимум у пяти танцовщиц на всю огромную империю. Кшесинская достигла звания балерины, это значит, на ней держался репертуар театра. Поэтому неучастие такой персоны как балерина Кшесинская в главном спектакле было, по меньшей мере, оскорбительным и для нее, и для всего театра, права актеров, в котором таким образом беззаконно попирались.
«В полном отчаянии я бросилась к великому князю Владимиру Александровичу за помощью, так как я не видела никого вокруг себя, к кому могла бы обратиться, а он всегда сердечно ко мне относился. Я чувствовала, что только он один сможет заступиться за меня и поймет, как я незаслуженно и глубоко была оскорблена этим исключением из парадного спектакля. Как и что, собственно, сделал великий князь, я не знаю, но результат получился быстрый. Дирекция Императорских театров получила приказ свыше, чтобы я участвовала в парадном спектакле на коронации в Москве.
Моя честь была восстановлена, и я была счастлива, так как я знала, что это Ники лично для меня сделал, без его ведома и согласия Дирекция своего прежнего решения не переменила бы». Но что делать – ко времени получения приказа от Двора балет «Жемчужина» был полностью срепетирован и все роли уже распределены. Не отнимать же роль у ни в чем не повинной танцовщицы? «Для того чтобы включить меня в этот балет, Дриго[151] пришлось написать добавочную музыку, а М.И. Петипе поставить для меня специальное па-де-де, в котором я была названа “желтая жемчужина”: так как были уже белые, черные и розовые жемчужины». Согласитесь – соломоново решение.
Внешне дела в театре шли очень даже хорошо. Кшесинская получала одну роль за другой, она даже примирилась с мыслью, что придет тот день, когда она снова будет в состоянии встречаться с Николаем, не чувствуя при этом своего горя. В сущности, она ведь с самого начала знала, что так будет. Поэтому она смирилась со своей участью. Он будет сидеть в царской ложе, а она танцевать для него.
В этот сезон, 1896-97 года, государь и императрица посещали балет почти каждое воскресенье, но Кшесинскую почему-то назначали в любые дни, кроме этого. Возможно, кто-то наверху решил, что императрице неприятно видеть бывшую соперницу, или там опасаются, как бы император не забыл про свой долг и не начал все заново. Это было унизительно, более того, вызывало ненужные сплетни, поэтому Кшесинской оставалось только рассказать о происходящем Николаю. Ответом ей было внеплановое явление разгневанного императора в театре. «Трудно себе представить ту радость, которая охватила меня, когда я поняла, что государь внял моей просьбе. Да и вся труппа сразу оживилась, узнав о присутствии государя. Спектакль прошел с небывалым подъемом и одушевлением».
Другой раз Кшесинская поссорилась с директором Императорских театров И.А. Всеволожским, которому до смерти надоело, что в его театре все делается по желанию балерины, а не так, как распоряжается он. Обидевшись, Всеволожский подал в отставку, которая была незамедлительно принята.
Однажды летом, когда Матильда отдыхала на даче, Николай прислал ей записку, сообщив, что собирается совершать конную прогулку с императрицей мимо ее дома, и попросил выйти в сад, чтобы он мог ее видеть. Все было выполнено по его желанию: увидев императорскую чету, Кшесинская вежливо поклонилась и получила кивок в ответ. После этой сцены она поняла, что и императрица знает о ее существовании и о той роли, которую она играла, – да нет, пожалуй, играет в жизни государя.
Государь любил конные прогулки, а вот Матильда купила себе модный велосипед и теперь каталась от Стрельны до Петергофа, находя это занятие веселым. Лето 1897 года выдалось хлопотным, но интересным, Кшесинская участвовала в трех парадных спектаклях в честь короля Сиама, императора Германского и президента Французской республики Феликса Фора.
Больше всего ей понравился спектакль в честь императора Германского Вильгельма II[152], который проходил на Ольгином острове, на верхнем пруде. То есть в буквальном смысле слова на воде. Сцена стояла на сваях, оркестр помещался в огромном железном кессоне, ниже уровня воды. На сцене были только боковые декорации, кулисы, а вместо задней декорации открывался вид вдаль, на холмы Бабигона. Зрители же сидели в креслах на берегу.
Давали одноактный балет «Приключения Пелея», поставленный Петипой на музыку Делиба[153] и Минкуса[154]. Чтобы увидеть спектакль, гости переправлялись на остров на шлюпках. Все было залито электрическим светом, так что пейзаж получился просто волшебным. «Балет начинался с того, что грот, где я была скрыта, открывался, и я ступала на зеркало, которое начинало двигаться по направлению к сцене. Получалось впечатление, что я иду по воде.
Матильда Кшесинская в балете «Эсмеральда». 1899 г.
Когда кончился спектакль, зажглась иллюминация на дальних возвышенностях и павильонах. Вечер удался благодаря совершенно исключительной погоде. Опасались дождя, так как с утра накрапывало, и на всякий случай все было подготовлено так, чтобы в последнюю минуту можно было перенести спектакль с острова в театр, где наготове были плотники, машинисты и электротехники. Все отдали справедливость Дирекции Императорских театров, что спектакль был организован блестяще, с большим вкусом и роскошью. Организация этого спектакля потребовала двух месяцев усиленной и сложной работы. Одна установка электрического освещения чего стоила».
Спектакль принес и более ощутимые плоды, чем аплодисменты, которыми публика щедро наградила артистов, Кшесинская была приглашена в Берлин на весь сезон. Это было престижно, кроме того, приносило больше денег, чем балерина могла заработать в родном театре, но она отклонила это лестное предложение.
Вообще Матильде нравилось время от времени выезжать за границу, но если бы ей кто-то сказал, что ей придется провести большую часть жизни в вынужденной эмиграции, она бы не поверила. Во время Великого поста, когда спектаклей не было, Кшесинская с подругами выезжала в Италию или в Варшаву, где ей особенно нравилось.
Осенью 1899 года произошло необыкновенное событие: Кшесинская отправилась в театр посмотреть на первое выступление в роли Сванильды в балете «Коппелия» итальянской танцовщицы Генриетты Гримальди[155]. Прежде она и сама блистала в этом балете, ныне же из-за большой нагрузки была вынуждена передать роль Ольге Преображенской[156], с которой в ту пору дружила.
В конце первого акта на сцене произошло нечто ужасное. Кшесинская видела, как Гримальди со слезами на глазах покинула сцену. Как только опустили занавес, в ложу к Матильде прибежал режиссер балета Аистов[157], умоляя ее закончить балет за Гримальди. Оказалось, что балерина повредила ногу и уже не могла танцевать. Первая реакция была отказаться. Она давно уже не танцевала этот балет, а все знают, что без репетиций на сцену не выходят. Кроме того, у нее не было ни костюма, ни грима. Но Преображенской в театре не было, а зритель ведь ни в чем не виноват. В результате Кшесинской пришлось забираться в чужой костюм и танцевать. Она ни разу не сбилась, тело прекрасно помнило каждое па. В отчете относительно этого спектакля было сказано следующее: «Несмотря на то что г-жа Кшесинская давно не исполняла эту роль и ей пришлось танцевать совершенно без подготовки, она только сначала выказала некоторую неуверенность, но вскоре вполне овладела собой и прекрасно провела всю сцену куклы как в техническом, так и в мимическом отношении, танцуя без всяких ошибок и пропусков. Все это, конечно, красноречиво говорит о силе и яркости дарования г-жи Кшесинской. Нечего и говорить про то, что публика наградила артистку самыми шумными овациями. Дирекция Императорских театров в изданном на следующий день приказе выразила свою искреннюю благодарность Матильде Феликсовне за ее любезность, которая дала возможность закончить спектакль». Текст был зачитан при всем коллективе новым директором театра князем С.М. Волконским[158]. Что, однако, не помешало ему при первом удобном случае передать балет «Тщетную предосторожность» – любимый балет Кшесинской – Гримальди.
Понимая, что Волконский – новый в театре человек и, возможно, еще не понимает, что негоже отнимать у действующей балерины выгодный для нее спектакль, Кшесинская приехала лично к нему, дабы поговорить в открытую. Конечно, по правилам администрация определяет, кто и что будет играть, но актеры тоже живые люди. Одно дело – передать роль заболевшей или травмированной балерины, и совсем другое – отбирать ее у вполне трудоспособной танцовщицы. Мог, по крайней мере, спросить ее мнение.
Волконский отказал Кшесинской и вскоре получил приказ министра двора оставить балет за Матильдой Феликсовной. Ну что же, не хотите по-хорошему, можно и по-плохому.
В другой раз поводом для скандала послужили фижмы[159]. Кшесинская танцевала танец «Русская» и наотрез отказалась закреплять под платьем фижмы. Зачем? Во-первых, она и так маленького роста, и фижмы сделают ее фигуру непропорциональной, во-вторых, они мешали движению, в-третьих… а вы когда-нибудь видели, чтобы под русский сарафан надевали фижмы?
За ослушание директор наложил на Матильду денежный штраф, она тут же пожаловалась государю. В результате штраф был снят. Тогда Всеволожский счел себя оскорбленным и потребовал отставки. Отставка была милостиво принята.
Теперь все поняли, государь не только не скрывает своей прошлой связи с балериной Кшесинской, но и в любой момент готов ринуться ей на выручку.
То, что с «царской ведьмой», как за глаза нет-нет да и называли нашу героиню, лучше не конфликтовать, прекрасно понимал чиновник особых поручений Сергей Павлович Дягилев по прозвищу Шиншилла, ровесник Кшесинской: он сразу же сумел расположить балерину к себе и вскоре они подружились.
Меж тем, отработав в «Дочери фараона», Кшесинская наконец получила балет «Эсмеральда», о котором так долго мечтала. Условие, поставленное Петипой, было выполнено: она любила и страдала. Успех был полным, но, что немаловажно – Кшесинская чувствовала, что эта роль должна быть только ее. В результате она снова обратилась к царю с нижайшей просьбой – не отдавать роль Эсмеральды больше никому. Все время, пока она будет на сцене и сможет танцевать этот балет, не передавать его больше ни одной балерине. Просьба была выполнена.
13 февраля 1900 Кшесинская справляла свой десятилетний юбилей на сцене и решила отпраздновать это дело бенефисом. Обычно актерам дают бенефис за 20 лет службы или когда те покидают сцену. Но нетерпеливая Матильда не желает ждать, и бенефис сам падает к ее прекрасным ногам.
После бенефиса по традиции артисты получали царский подарок. Мужчинам обычно дарили золотые часы, а женщинам – украшения и посуду. Заранее предчувствуя, что ей выдадут нечто шаблонное, что и показать будет стыдно, она попросила Сергея Михайловича позаботиться о таком подарке, который ей будет приятно носить. В день бенефиса она получила брошь в виде бриллиантовой змеи, свернутой кольцом, и посередине – большой сапфир-кабошон. Причем ей тут же сообщили, что государь выбирал эту брошь вместе с императрицей, и что змея есть символ мудрости…
Для бенефиса она выбрала «Арлекинаду» Дриго и «Времена года» Глазунова. На десерт шел дивертисмент.
Кроме змейки, Кшесинская получила массу подарков и 83 цветочных подношения! «Было много цветов от великих князей и чудный подарок от великого князя Сергея Михайловича. Среди подарков был альбом, изданный двумя поклонниками, скромно скрывшими свои имена под буквами А. К. и В. О., по случаю моего юбилея под заглавием “Критико-биографический очерк” с массою фотографий и 16 фотогравюрами, статьями и рецензиями обо мне».
Говоря об украшениях, которые то и дело получала в подарок Кшесинская, невозможно не отметить, что она выступала, будучи в буквальном смысле слова осыпанной самими настоящими драгоценностями. Костюмы шились специально на нее, это понятно. Но помимо костюма на ней всегда были золото и бриллианты, изумруды и сапфиры. Так что, находящаяся ближе к сцене публика еще и смаковала зрелище настоящей ювелирной выставки, пытаясь догадаться, кто и когда подарил ей браслет или сережки.
На гастроли Кшесинская возила украшения в специальном саквояже. Однажды, после венских гастролей, когда Матильда Феликсовна собиралась ехать на вокзал, ее горничная Соня потребовала вручить заветный саквояж ей. Мол, рассеянная Кшесинская наверняка потеряет сокровища, пока будет беседовать с журналистами, выслушивать комплименты от поклонников или получать очередной букет цветов. Так и получилось: в коляске, Матильда поставила саквояж себе под ноги, а когда оказалась на вокзале, там ее встречала восторженная толпа. Фотографы с их вспышками, шампанское, букеты… Кшесинская хватилась пропажи уже в поезде. Оказалось, что пока она принимала комплименты и отвечала на вопросы прессы, носильщики успели перенести все ее вещи в багажный вагон, где, однако не оказалось заветного саквояжика. Матильда уже решила, что потеряла все свои сокровища, и была готова только лечь в купе и плакать, когда Соня показала ей потерянный саквояж. Оказалось, что она успела подойти к карете первой, и, не доверяя носильщикам, сама забрала хозяйские ценности.
Новая любовь
Великий князь Сергей боготворил свою возлюбленную балерину, она же относилась к нему с равнодушием. Да, она была благодарна ему уже за то, что он поддержал ее после разлуки с Ники, он баловал ее, исполняя все мыслимые и немыслимые прихоти; впрочем, она позволяла ему это, принимая подношения как нечто само собой разумеющееся, он был допущен в святая святых, так чего ему еще нужно?
Чувства Матильды оживились, когда она поняла, что начала снова влюбляться. Великий князь Андрей Владимирович был моложе Кшесинской на семь лет. Впрочем, это не смущало ни его, ни ее. Оба были влюблены и счастливы.
«С каких это пор ты стала увлекаться мальчиками?» – поддразнивала Матильду Мария Потоцкая[160]. То и дело его видели в театре у Кшесинской, осенью любовники планировали совместное путешествие по Биаррице. То есть, разумеется, они не могли в открытую выехать вдвоем. Сперва Андрей должен был отправиться в Севастополь для осмотра исторических мест, куда он был приглашен великой княгиней Ксенией Александровной в их имение Ай-Тодор. Из Севастополя на пароходе он должен был ехать в Константинополь, откуда, через Париж, наконец в Биарриц, где они и встретятся.
Отпуск пролетел мгновенно, домой Кшесинская возвращалась одна. Что поделаешь, вечная доля тайных жен от всех скрываться, да еще и скучать всю дорогу. Ничего, в следующий раз нужно будет просто захватить с собой верную подругу. А то действительно, вдруг встретишь знакомых, как тогда объяснить, отчего незамужняя Кшесинская путешествует совсем одна?
Эта никому не нужная скрытность привела к тому, что за Кшесинской начал ухаживать, должно быть, не подозревая об отношениях сына с балериной, отец Андрея, великий князь Владимир Александрович. Матильда знала его много лет и всегда считала своим другом, теперь же положение становилось двусмысленным.
Отработав летний сезон, Кшесинская решила показать Андрею Италию. Для конспирации следовало выехать в разные дни и разным транспортом, в идеале еще и в разные стороны, с тем, чтобы встретиться затем в Венеции. Для этого путешествия Матильда выбрала себе компанию жену брата, Симу, которая была осведомлена о необходимости держать все в строжайшем секрете. В Италию ехали, разумеется, через Париж, так как там проходила Всемирная выставка – событие, которое просто невозможно пропустить, кроме того, нужно было заказать себе несколько платьев, а уж потом в Венецию.
Несколько дней они просто отдыхали, катались по каналам, обедали в маленьком ресторанчике «Иль Вапоре», где подавали традиционные итальянские блюда и вино кьянти. После Венеции путь их лежал в Падую, где Кшесинская навестила могилу Святого Антония Падуанского, как делала каждый свой приезд. Далее путешественников ждал Рим, где они собирались провести несколько недель. Обратный же путь лежал через Ассизи, Перуджу, Флоренцию, Пизу и Геную. И затем снова Париж.
Здесь Матильда внезапно почувствовала себя нехорошо, был вызван доктор, который диагностировал беременность. Срок невелик – всего месяц. Но впереди был тяжелый театральный сезон 1901–1902, а ведь она понятия не имела, как будет переносить беременность. С другой стороны, если прекратить работать прямо сейчас, уехать, чтобы никто ничего не знал, все роли отдадут другим танцовщицам, и уж тогда не жди их обратно.
Добавьте к этому, что она не знала, как к ее беременности отнесутся император и великий князь Сергей. Впрочем, пока все было нормально, и она решила – пусть все идет как идет, если почувствует себя плохо, просто возьмет отпуск по состоянию здоровья.
Первую часть сезона она танцевала «Эсмеральду», «Дочь фараона», «Спящую красавицу», «Конька-Горбунка» и «Пахиту». Полагая, что сможет скрывать беременность по крайней мере первых пять месяцев, 21 января 1902 года Кшесинская выступила в балете «Дон Кихот Ламанчский», поставленном Горским[161], на прощальном бенефисе Христиана Петровича Иогансона[162].
Великий князь Сергей Михайлович (1869–1918) – пятый из шести сыновей великого князя Михаила Николаевича и Ольги Федоровны, внук Николая I.
«Великий Князь Сергей Михайлович подарил мне очень ценную вещь, а именно – коробку из красного дерева работы Фаберже в золотой оправе, в которой были уложены завернутые в бумажки – целая коллекция желтых бриллиантов, начиная от маленьких до очень крупных….»
В последний раз Кшесинская выступила в театре 10 февраля снова в «Дон Кихоте», и через 5 дней – в эрмитажном спектакле для членов императорской фамилии и лиц, приглашенных от двора.
Уходя в отпуск, она передала Анне Павловой балет «Баядерка». Юная балерина пользовалась особым покровительством всесильной Матильды. Мы еще поговорим об этом, когда доберемся до биографии Анны Павловой. Чтобы помочь Павловой изучить балет, Кшесинская репетировала с ней его целиком, показывая все движения. Павлова одновременно проходила «Баядерку» с Е.П. Соколовой[163]. Неизвестно, чье участие было для нее более ценным на самом деле, но в своих воспоминаниях, Павлова не посчитала нужным отметить помощь, оказанную ей Кшесинской в работе над этим балетом.
Рождение сына
Рожать она решила в Стрельне, подальше от любопытных. Но в нужный момент 18 июня ее личного доктора не оказалось в городе, и пришлось вызвать ассистента профессора Отта, доктора Драницына, который вместе с личным доктором великого князя Михаила Николаевича, Зандером, принимал ребенка. Роды оказались очень тяжелыми, врачи не знали, кого спасать – мать или дитя, но в результате оба выжили.
Некоторое время после родов Матильда провалялась в горячке, после чего к ней наведывался Сергей. «Он отлично знал, что не он отец моего ребенка, но он настолько меня любил и так был привязан ко мне, что простил меня и решился, несмотря на все, остаться при мне и ограждать меня как добрый друг. Он боялся за мое будущее, за то, что может меня ожидать. Я чувствовала себя виноватой перед ним, так как предыдущей зимой, когда он ухаживал за одной молоденькой и красивой великой княжной и пошли слухи о возможной свадьбе, я, узнав об этом, просила его прекратить ухаживание и тем положить конец неприятным для меня разговорам. Я так обожала Андрея, что не отдавала себе отчета, как я виновата была перед великим князем Сергеем Михайловичем».
Теперь следовало решить, как назвать новорожденного. Сама Матильда мечтала, что когда-нибудь будет называть сына Ники, но такое имя могло вызвать неправдоподобные слухи об отцовстве государя. На этот период времени князь Андрей временно устранился из ее жизни, так что она не могла даже дать ребенку его отчество, не навлекая на себя новых бед. В результате решили так. Ребенка будут звать Владимиром, в честь отца Андрея, отчество же дал Сергей Михайлович.
Крестными ребенка стали сестра Юлия и полковник Сергей Андреевич Марков, служивший в Лейб-гвардии Уланском ее величества полку. В этот день великий князь Владимир Александрович подарил внуку чудный крест из уральского темно-зеленого камня с платиновой цепочкой.
Через два месяца после родов, 16 августа 1902 года, Кшесинская уже танцевала в Петергофе на парадном спектакле по случаю свадьбы великой княгини Елены Владимировны с королевичем Николаем Греческим. Да, разумеется, она пополнела, но это ее несколько не портило.
В этом же году Юлия ушла в отставку и вышла замуж за барона Зедделера.
Жизнь текла своим чередом, с маленькими радостями и небольшими огорчениями. Сын рос здоровеньким и не доставлял особых хлопот, по праздникам он получал подарки от великих князей и всех, кто хотел почтить своим вниманием балерину Императорских театров Кшесинскую. Однажды перед сном колыбельную маленькому сонному Вове пропел сам Собинов[164], заглянувший на огонек в гостеприимный дом Матильды Феликсовны.
В начале 1903 года Кшесинскую пригласили на все шесть недель Великого поста в Вену, где она должна была теперь танцевать «Коппелию» и выучить с венскими артистами новый для нее балет, «Эксцельсиор», в постановке венского балетмейстера, технически очень сложный.
По наблюдениям современников, Кшесинская бралась за самые трудные роли, и с радостью соглашалась танцевать как в классических, так и в современных балетах, постоянно пробуя себя в разных ситуациях и техниках. Она любила эксперименты, поэтому в дальнейшем мы будем видеть ее как в классических балетах Петипы, так и в авангардных балетах Фокина.
Гастроли начались в середине февраля. От театра пригласили Кшесинскую и ее обычного партнера Николая Легата, также поехала Ольга Боркенгаген и Любовь Егорова. Кшесинская была очень довольна таким актерским составом, так как во время поста, когда спектаклей в театре нет, она рассчитывала поработать с Легатом над своей техникой. После последних уроков с Чекетти ей стало казаться, что чеканная итальянская техника исполнения немного загрубила ее манеру двигаться. Егорова также брала уроки у Легата, поэтому ее это также устраивало. Теперь можно было и хорошо заработать, и одновременно осуществить задуманное.
В театре их ждал неожиданный и приятный сюрприз: выстроившаяся к их приезду труппа во главе с балетмейстером встретила наших артистов овацией. Это сразу же положило начало дружеским отношениям.
Все шло очень хорошо, каждый день театр набивался публикой, на сцену несли цветы, а в один из дней стало известно, что в театр прибыл император! Оказалось, что в Вене это настоящее событие, потому как император не любит балет. Появление в их стенах монарха было приписано гастролирующим там русским артистам.
Прощаясь с Кшесинской, дирекция театра вручила ей памятную медаль в честь ее выступления в Вене в Королевском театре.
В общем, гастроли прошли, что называется, на ура!
В Вене Кшесинскую ждал еще один приятный сюрприз: проездом там оказался великий князь Владимир Александрович, который остановился в той же гостинице, что и наши актеры, и как-то даже разделил с Матильдой утренний кофе.
А потом ее пригласили на большой бал, где она много танцевала и отказалась только исполнять знаменитый венский вальс, так как не была уверена, что сделает это идеально. А ведь ей, приме-балерине, не пристало вдруг оказаться в чем-то хуже других. В свободное от работы время Кшесинская дала пресс-конференцию для журналистов, а потом еще посетила спектакль знаменитой Айседоры Дункан. Последняя ей очень понравилась: «Ее танец привел меня в восторг. Она танцевала босиком, очень много работала над своим искусством и вполне им владела. В своих танцах и особенно в своих позах она выглядела совершенно как античная статуя. Ее венский вальс в красном костюме так меня увлек, что я даже встала на стул и начала кричать во весь голос, вызывая ее».
Конец ознакомительного фрагмента.