От купели – и до тризны
Эфир программы «Время», 05.05
«Метрики – вещь суровая», говорит старое мудрое изречение. Русская пословица по тому же вопросу вторит: «Написано пером – не вырубишь топором». На наш вопрос, долго ли думали над именем для новорожденного сына, ведь исправить будет нельзя, молодой отец ответил: «Ни минуты».
Александр Петров, слесарь: «Тут другого имени, по-моему, и придумать нельзя. Вы посмотрите, что в мире происходит. Мы столько лет жили в России и не знали, не вспоминали о своих корнях. А сейчас – такая радость, воссоединение… Наконец-то побратаемся с родней своей заокеанской… Ну как такому не радоваться? Конечно, как и все, как вся страна радовались. Потому и имя сразу пришло».
Ксения Петрова, его жена: «Я тогда на восьмом месяце была. Ну мы уже знали, что мальчик будет. Разные имена рассматривали – я вообще в честь мужа Сашей хотела назвать…»
Александр Петров, слесарь: «А я ей говорю, какой тут Саша, когда такое событие?! Ну посовещались, с родителями посоветовались, и решили назвать… Быр».
Надежда Пикулева, акушер-гинеколог Копейской городской больницы: «Мы, конечно, сначала сильно удивились, когда такое имя услышали… Ну знаете, как это обычно бывает – спрашиваем у роженицы, как назвала, чтобы на бирочке написать. А она что-то бормочет. Мы все прислушались, не поймем сначала, что она говорит… А это имя оказалось. (Смеется). Но потом подумали и порадовались за молодых родителей – как-никак такое имя, историческое, это ж почти как Пушкин… Почти как я не знаю… как князь Владимир или Дмитрий Донской…»
Позавчера в родильном доме номер 5 Копейской городской клинической больницы на свет появился мальчик с новым и замечательным именем Быр. Быр Александрович Петров. Раньше, можно с полной уверенностью сказать, так в нашей стране никого не называли – маленький копейчанин первым в нашей стране будет носить это высокое и гордое имя, символизирующее воссоединение братских народов России и Эфиопии. Еще каких-нибудь полгода назад никто и подумать не мог, что один народ волею исторических судеб окажется разделенным на два и одна его часть станет осваивать 1/6 часть суши, а другая – гостями ютиться на чужом для нас жарком африканском континенте. А уже сегодня стараниями нашего горячо любимого президента, Василия Васильевича Митина, два народа, две страны, две валюты объединились раз и навсегда. И имя этому братскому союзу – Быр.
Сегодня это имя получил не только союз, но и маленький гражданин провинциального Копейска.
Наталья Ломовая, заведующий отделом ЗАГС администрации Копейска: «Конечно, имя редкое. Хотя к экстраординарным случаям мы привыкли. Тут кого только не было – и Владлены, и Вилены, и Трактора, и Революции, и Баррикады. И это было понятно – веление времени. А вот чтобы так… Быр… Это ж как надо Россиюшку любить, чтобы так сына назвать! Трогательный и замечательный поступок родители совершили по отношению к сыну!»
Корреспондент: «А кем вы работаете?»
Александр: «Я слесарь на автобазе, а Ксюша – воспитательница в детском саду. Городок у нас маленький, провинциальный, все друг друга знают, и потому когда слух прошел, что мы сына Быр назвали, чуть ли не весь город в гости пришел».
Корреспондент: «Не боитесь, что в школе дразнить будут или еще каких-нибудь побочных явлений? Имя-то редкое».
Александр: «Ну во-первых, я им подразню. Вмиг бошки поотрываю. Во-вторых, это оно пока редкое, вот увидите, пара лет пройдет – и полстраны так детей назовет. А то и больше. А в —третьих, знаете, как у моряков говорят (я ведь на флоте служил)? „Как корабль назовешь, так он и поплывет“. А у нас с нашими эфиопскими братьями, слава богу, все нормально, так что…»
Что ж, мы искренне надеемся, что слова отца маленького Быра станут для его сына пророческими. Будь счастлив, Быр Александрович. Будь счастлив и живи долго и процветающе, как незыблемый союз России и Эфиопии!»
– Ну, тянем, мужики, кому короткая достается, тот за бухлом бежит…
Пятница. Вечер. Автобаза маленького уральского городка. Дальнейшие пояснения излишни. На улице стоит жара под тридцатку, и только сейчас, когда на дворе уже почти девять, немного спала духота и стало возможно дышать. А вот дышать как раз было уже нечем, ибо воздух в гараже насквозь пропитался жженой солярой, мазутом, сигаретами и перегаром. И дверь открыть было нельзя – заседание происходило далеко от нее, без глазу запросто мог забраться жулик и потырить нужные в работе слесарей и шоферов детали.
По той же причине нельзя было идти за водкой всем вместе – до прихода сторожа оставалось еще два часа, а ключ от базы был только у него, так что кто-то постоянно должен был находится внутри или поблизости, а магазин, как на грех, был аж в двух кварталах отсюда.
Жребий определялся старым, «дедовским» способом – путем вытягивания короткой спички. Проводил жеребьевку Вася Афанасьев – он всегда этим занимался с незапамятных времен. И хотя были обоснованные подозрения, что он жульничает (за бутылкой всегда бежал первый тянувший, из чего с высокой долей вероятности следовал вывод, что он ломал не одну, а все спички, которые держал в руке), сменить его кандидатуру пока не решались. Или руки не доходили.
Во всяком случае, как бы то ни было, сегодня короткую вытянул Паша. Первый тянул и вытянул.
– Твою мать, – уж слишком хороша была компания да задушевны разговоры, что не хотелось старшему слесарю покидать ее даже на минуту. А потому, прежде, чем смириться с неотвратимой участью, он по традиции грязно выругался и сплюнул на пол.
– Давай, давай, – поторапливали его мужики. – А то в 10 закроют, вообще без ничего останемся.
Минуту спустя Пашина спина мелькнула в двери слесарки. Никто из присутствующих и подумать не мог, чем сегодняшние посиделки обернутся для каждого из них.
Слегка пошатываясь, шел Паша гравийной дорогой в близлежащий магазин. Можно было выйти на проспект и, перейдя его, пойти в универсам, оно было и ближе, но там была велика вероятность встречи с правоохранительными органами, которые явно не одобрили бы той степени опьянения, в которой пребывал Павел Маслов нынче вечером. А потому, превозмогая турбулентность, следовал Паша своей дорогой садами да огородами. Наконец дошел.
– Как обычно, – буркнул он себе под нос, бросая перед продавщицей три измятые сотенные бумажки.
– Триста рублей.
– Ну… – он подтолкнул купюры к неухоженной, хотя и молодой еще, женщине, видимо, подумав, что она их не заметила.
– Ты оглох, что ли? Триста рублей! Деньги давай!
– А это что, не деньги? – поднял Паша на собеседницу недоуменный взгляд.
– Это быры. Мне рубли надо.
– А какая разница?
– Ну тебе, может, и никакой, а мне начальство запретило с сегодняшнего дня быры принимать.
– Как это так? Твой армян чего, против Митина?
– Не знаю ничего… Короче, рубли давай, а то ничего не продам…
Паша стал усиленно шарить по карманам – все безрезультатно. На свет божий вследствие поисков появилось еще несколько купюр, но и они, ввиду принадлежности к эфиопскому номиналу, не меняли положения вещей.
– Да что ты прицепилась ко мне?! Ну видишь, нет у меня рублей, нету! Ну продай ты за быры, как человека прошу!
– Нет, сказано тебе! Иди отсюда, а то милицию вызови!
Паша свирепел.
– Зови! Зови всех сволочей, кто против союза! Я им лично сейчас яйца пооткручиваю!
Дальнейшее описание перепалки не вызывает интереса – стандартный обмен ругательствами на протяжении 10 минут ни к чему, как водится, не привел. Паша вышел из магазина, зажевал папиросу и окинул взглядом окрестности. В десяти минутах был еще один магазин, недалеко от бывшей шахты. Туда!
К его удивлению и разочарованию, и там ситуация была не лучше.
– Паша, миленький, так ведь начальник запретил. Ну что ж я сделаю… У меня трое внуков, двое детей нигде не работают… Я-то продам, а меня завтра уволят! Кто ж их кормить-то будет?
– Ладно, баб Мань, не боись, мы их скоро всех на чистую воду выведем.
Не солоно хлебавши, но с диким героическим запалом решил Паша прорвать милицейское оцепление и добраться до универмага. И миссию даже можно было назвать успешной – мимо машины ППС он проскочил незамеченным – если бы не неприятная новость, ожидавшая его у цели.
– С сегодняшнего дня быры не принимаем, только рубли.
– Да вы что все, сговорились что ли?!
– Телевизор надо смотреть.
– А что там?
– А то! Что с сегодняшнего дня… Короче, ладно, у меня тут не РИА «Новости»! Отойди, людей задерживаешь!..
У Паши было такое чувство, что ему как следует врезали обухом по голове. И от невозможности что-либо изменить он, выйдя на улицу, горько заплакал… Тут-то и заприметили его молодчики из патрульно-постовой службы.
– Ага! Вот так нажрался, аж плачет! А ну стой!
– Да идите вы, – отмахнулся Паша.
– Чего?!
– Погоди! Это же Пашка, Пашка Маслов! Паш, стой! Чего ты?!
Но он будто не слышал своего соседа Вовчика. Он был потерян и разбит – чего-чего, а такого жуткого предательства, такого ножа в спину он не ожидал. И явно ему было теперь не до пьянки. В жестоко расстроенных чувствах Паша Маслов отправился домой.
Дома его встретила жена. На ней лица не было – краше в гроб кладут.
– Ты чего? – спросила она, увидев зареванного мужа.
– Сама не знаешь?
– Знаю… – тихо проговорила она и ушла в другую комнату. Паша разделся и прошел на кухню. Работал телевизор. Шли новости. Выступал Василий Васильевич Митин.
– Для нас, для всего нашего народа эта вынужденная мера, вызванная обострением международной напряженности, будет сродни лишению куска хлеба. Да, дорогие товарищи, только потому, что кое-кому из НАТО не нравится наше сближение и грядущее объединение с нашим родным эфиопским народом, мы сегодня отказываемся от использования быра в качестве национальной валюты. Горько, товарищи, горько и обидно, что сегодня, на заре 21 века, в мире еще господствуют заблуждения и реакционные замашки, позволяющие проявление братской любви трактовать как международную агрессию. А кто от этого страдает? Мы страдаем…
У Паши челюсть отвисла.
– Это что? Теперь… Все?
– Все, – тихо кивнула головой жена.
– Навсегда?
– Выходит, что так…
– Но…
Тут уж не выдержала и заревела в голос жена:
– Да что ж они, супостаты, делают-то, Паша, миленький?! Да за что же это они на нас так ополчились? За что ненавидят и дышать прямо-таки не дают?!
Паша не мог вынести слез любимой супруги. Он сидел, в ярости играя желваками и думал только об одном – о мести.
«Сволочи… Империалисты проклятые… Никакой тебе духовности, никакого понимания к братской любви, одни имперские амбиции… Ну ничего, доведут они наш народ до справедливого гнева, под такие жернова попадут, что…»
Если бы Паша был знаком с творчеством Бисмарка, то наверняка сейчас вспомнил бы его фразу о том, что «русские долго запрягают, но быстро ездят», но, к сожалению, он не имел о нем ни малейшего представления, хотя и вывел сейчас самостоятельно ту же максиму, что и немецкий канцлер 200 лет назад.
Самая большая в мире глупость – это плакать, чтобы полегчало. Легче, может, и станет, но крайне ненадолго. Поплакали Паша с женой до утра, а утром проснулись. И снова на работу, в жизнь, в народ, в общество. А сил жить-то и нету. Вырвали из груди русского человека сердце его – братскую любовь, – которое много столетий объединяло и подпитывало народ наш. Со времен Дмитрия Донского объединение людей носило характер не просто массового скопления, а приобретало даже оттенок смысла жизни… а вот сейчас – какие-то западные чинодралы взяли и лишили русского человека, простого русского человека, этого смысла.
…Паша шагнул с 9 этажа в половине восьмого утра. Брюс Лонг, американский журналист, выходил в это время из гостиницы, чтобы отправиться на местный молокозавод, и стал совершенно случайным свидетелем происшествия. Однако, вопреки сложившемуся обычаю, опрашивали не его, а он. Он искренне недоумевал, почему простой рабочий покончил с собой, избрав такой картинный способ – как правило, так уходят, когда хотят громко заявить о себе, о своей проблеме, о наболевшем. Когда не могут молчать и потому кричат, кричат о своей боли.
– What`s this? What`s happened? Why?2
Но, к ужасу его, стоило местным гражданам только заслышать его вопросы, как у всех словно отнимался от горя язык. Они сначала молчали оп нескольку секунд, а потом плакали и убегали прочь. Более – менее внятно ответил молодой милиционер Вовчик, тот самый Пашин сосед, что сейчас смотрел в камеру и захлебывался от соленых юношеских слез.
– Да как же это, мистер Лонг? Как?! Вот Вы, умный человек, Вы и рассудите… Чего это они, Ваши-то на нас поперли? Ну какая им разница, с эфиопами мы объединяемся или с финнами? Их-то не трогаем!
– Это слишком сложный разговор, Володя. И долгий. И потом – как это связано с самоубийством?
– Да напрямую связано… Ой, господи… Как жить без быра? Это же наше все, наша духовность, наше сознание, любовь и сердце наше! Отберете – и вся страна, глядите, за Пашей следом пойдет! Не можем мы без него! Срослись мы с ним!..