Клеймо унии
Ватикан уже очень давно выражал стремление подчинить православную церковь. Разрабатывались идеи «всемирной монархии» – короли, князья, герцоги должны слушаться римского папу. Следовательно, папа – «царь над царями». Когда византийская империя совсем ослабела, император Михаил Палеолог в надежде на покровительство папы и его помощь пожертвовал чистотой веры, в 1274 г. заключил Лионскую унию. Однако ни к чему хорошему это не привело. Он поссорился с православными балканскими народами, был вынужден подавлять восстания в собственной стране, громил неподчинившиеся монастыри на Афоне. Даже его сын Андроник остался православным и, взойдя на престол, расторг унию.
Но Византия продолжала загнивать и разваливаться. Ее земли захватывали турки, и константинопольские императоры несколько раз возвращались к идее унии, вели переговоры в Риме. Наконец, в 1438–1439 гг. прошел Ферраро-Флорентийский собор, принял постановление о соединении церквей под эгидой Ватикана. Хотя Рим в эпоху Возрождения превратился в настоящий гнойник, на папском престоле оказывались взяточники, убийцы, развратники, гомосексуалисты. Православные об этом знали и признавать над собой подобных «святых отцов» отнюдь не желали. В самой Греции большинство священников и прихожан отвергло унию. Ее не признали Александрийский, Антиохийский, Иерусалимский патриархи. Провели Иерусалимский собор, предавший унию анафеме. Униатского митрополита Исидора, прибывшего в Москву, великий князь Василий II арестовал. Правда, не знал, что ему делать с заключенным митрополитом, и позволил сбежать за границу. Но Русская церковь отделилась от Константинопольской патриархии, стала автокефальной.
А Византия за такую цену не получила от Запада никакой реальной помощи. Зато утратила некую невидимую защиту. Да, невидимую, но события показывают это вполне определенно. До сих пор самые тяжелые ситуации все-таки решались, грозящая беда по каким-то причинам вдруг рассеивалась, ее проносило мимо. Константинополь был окружен владениями турок, но султаны не трогали его, позволяли существовать. После принятия унии наступил перелом. Положение Византии стало резко ухудшаться, и в 1453 г. Константинополь пал. Очутившись под властью султана, греческое духовенство тоже осудило унию.
Но в Риме о ней помнили. Здесь появился второй «патриарх Константинопольский» – им стал все тот же Исидор, сбежавший из Москвы. Унию начали внедрять в Литве. Посылали в Киев митрополитов, рукоположенных папой. Но дело шло плохо, православные к вероотступничеству не склонялись. Атаку на них инициировал папа Александр VI Борджиа – знаменитый отравитель и извращенец, сожитель собственной дочери. Во что он верил сам, история умалчивает. Но православие ненавидел люто и подтолкнул литовского короля Александра на жесткие меры. Униатский митрополит Иосиф разъезжал по стране с католическим епископом, толпой бернардинских монахов и отрядами солдат. Отбирали у православных храмы, смещали священников, заменяя униатами. Нагрянув в город или село, заставляли людей перекрещиваться в католицизм. У тех, кто противился, отнимали детей, женщин и перекрещивали насильно. Папа бурно приветствовал подобные действия. Издал особую буллу, поздравлял литовцев: «Еретики, наконец, озаряются истинным светом».
Однако за единоверцев вступился русский государь Иван III. Отписал Александру, что в Литве «строят латинские божницы в русских городах, отнимают жен у мужей, а детей у родителей и силою крестят в закон латинский… Могу ли видеть равнодушно утесняемое Православие?» Случилась та самая война, когда православные города и князья стали переходить под власть России, и Литва утратила треть своей территории. Гонения пришлось свернуть. Киевская митрополия возвратилась под юрисдикцию Константинопольского патриарха. Он жил под властью султана, но при Иване Грозном православная церковь на Балканах стала получать помощь от русского царя, ориентироваться на Москву.
Во второй половине XVII в. в рамках начатой Контрреформации Ватикан снова поднял проекты унии. В 1577 г. в Риме открылась коллегия св. Афанасия, которая должна была готовить проповедников для православных стран. Большими тиражами была переиздана книга деяний и решений Флорентийского собора. Мы уже говорили о том, что унию предполагалось навязать России, когда Стефан Баторий разгромит ее, это было главной задачей миссии Поссевино, поехавшей к царю в разгар вражеского наступления. Но не удались ни наступление, ни миссия. Иезуитам пришлось уезжать ни с чем.
В 1582 г., вернувшись из поездки в Польшу и Россию, Поссевино представил папе Григорию XIII обстоятельный доклад. Озабоченно доносил, что на Львовщине, в Подолии, на Волыни, в Литве «многие жители упорно держатся греческой веры, хотя имеют господ католиков», и во время войны молятся за московского государя, желают ему победы. Отсюда следовал вывод – для торжества католицизма и новых атак на Россию необходимо в первую очередь оторвать от нее Украину и Белоруссию, оторвать от православия. Первые акции в данном направлении стали предприниматься сразу же. За финансирование, получаемое из Рима, Баторий расплачивался. В Полоцке, отбитом у русских, отобрал собственность православной епархии и передал иезуитам. Им предстояло «перевоспитывать» население, 16 лет прекрасно прожившее в подданстве царя. В 1584 г. накануне Рождества Христова католики устроили как бы «стихийный» захват храмов и монастырей во Львове. Врывались с оружием, выгоняли священников и монахов.
По договоренности Батория с орденом иезуитов по разным городам Речи Посполитой они начали создавать целую сеть своих коллегий (колледжей). Учебные заведения иезуитов являлись очень важным орудием политики ордена. Они считались лучшими в Европе, давали превосходное по тем временам образование, причем были бесплатными. Туда принимали независимо от вероисповедания – не только католиков, но и православных, протестантов. Католицизм им никто не навязывал, не проповедовал. Но система воспитания строилась таким образом, чтобы учащиеся сами задумывались о вере. А им ненавязчиво, исподволь, подсказывались доводы, помогающие им прийти к католицизму, – опять же, чтобы они сохраняли убеждение, будто приходят к подобным выводам самостоятельно. Коллегии помогали иезуитам и выискивать подходящие кандидатуры, вербовать своих агентов.
До сих пор в Речи Посполитой была только одна такая коллегия, в Вильно. Баторий даровал ей грамоту на преобразование в иезуитскую академию и университет. За несколько лет было открыто 8 новых коллегий – в Люблине, Полоцке, Риге, Калише, Несвиже, Львове, Дерпте и на родине Батория в Трансильвании, в Коложваре. Были выданы документы на открытие еще двух коллегий, в Гродно и Бресте, но у иезуитов просто не хватило кадров для такого количества учебных заведений. Их создание пришлось отложить.
При Сигизмунде III иезуиты развернулись вовсю. Королевские реформы на Украине – закрепощение крестьян, раздача земель полякам, попытки ликвидации казачества – вроде бы не касались веры. Но они отвлекали общее внимание, а подспудно, тайно, велась подготовка к введению унии. Иезуиты через свою агентуру начали кампанию «исправления нравов» среди православного духовенства. Выискивали компромат на священнослужителей. Находили «слабые звенья». И выяснилось, что накопать можно много. Константинопольская патриархия жила своей жизнью, Украиной мало интересовалась. Священники здесь были разного происхождения, с различным прошлым. Особенная удача выпала, когда стали раскапывать биографию Киевского митрополита Оницифора Девочки, он оказался двоеженцем. Луцкого епископа Кирилла Тарлецкого привлекли к суду за насилие над девушкой.
В 1588 г. Константинопольский патриарх Иеремия отправился за «милостыней» в Москву – ему очень нужны были деньги на строительство кафедрального собора в Стамбуле. Царь Федор Иоаннович и Борис Годунов очень плодотворно использовали его визит. Русская церковь оставалась автокефальной, но управлял ею митрополит – так же, как повелось со времен св. Владимира Крестителя. Русские дипломаты вели с патриархом долгие и непростые переговоры, обхаживали его так и эдак. Выражали готовность и дальше оказывать ему финансовую поддержку. Уговорили. Иеремия согласился рукоположить в патриархи Ростовского архиепископа Иону. Образовалась еще одна патриархия – Московская и всея Руси.
Для врагов нашей страны это было очень неприятным сюрпризом. Отныне Россия становилась уже признанным, полноправным центром мирового православия. В церковной иерархии патриарх стоял на одном уровне с папой римским (изначально папа был таким же патриархом, как Александрийский, Иерусалимский, Антиохийский, Константинопольский). Со временем новая патриархия могла перетянуть под свое влияние и православные структуры в Речи Посполитой. Но на обратном пути, в 1589 г., Иеремия проезжал через Киев, и агенты иезуитов его визит тоже использовали. Постарались представить патриарху подборку скандальных фактов, и он низложил митрополита Оницыфора Девочку, поставил вместо него безвольного Михаила Рагозу. А другой иерарх, попавший под «исправление нравов», епископ Кирилл Тарлецкий, дал согласие сотрудничать с католиками. Поэтому судебное дело замяли, перед Иеремией его кандидатуру представили в самых радужных красках, и патриарх назначил его экзархом (наместником) Киевского митрополита.
Эти перестановки прошли незамеченными, никто не придал им особого значения. Сняли одного митрополита за неблаговидные пятнышки в прошлом, поставили другого – ну и что? Казалось, что надвигаются куда более важные события. В воздухе запахло войной. После избрания Сигизмунда III королем Речи Посполитой возник альянс со Швецией, а в перспективе две державы должны были соединиться. Отец Сигизмунда Юхан воодушевился ударить на русских. Он заключил тайный союз с крымским ханом Газы-Гиреем, татарские посольства через Польшу ездили в Швецию. Юхан принялся задираться, посыпались нападения на русские земли. А в 1590 г. шведские войска вторглись в Карелию, на севере захватили Печенгу, вышли к Белому морю, осаждали Соловецкий монастырь.
Но и Федор Иоаннович двинул свои рати на запад. В нескольких сражениях шведов разбили. Отобрали у них несколько городов, которые они сумели захватить в конце войны против Ивана Грозного, – Ям, Копорье, Ивангород. Русские войска овладели Нарвой и готовы были дальше наступать в Эстонии. Однако вступил в дело Газы-Гирей. Как раз тогда, в 1591 г., он рванул всеми силами на Москву. Мы уже рассказывали, как его повернули вспять от стен столицы, а в преследовании совершенно растрепали. Хотя хан продолжал отрабатывать полученные деньги, посылать отряды на русские границы. А в 1592 г. Юхан умер. Сигизмунд III стал королем и Речи Посполитой, и Швеции. Проект создания сверхдержавы воплощался в реальность.
Правда, поляки не могли в это время вмешаться в войну – всю Украину охватило восстание Косинского. Но и в Москве осознали, насколько переменилась ситуация. Правительство Годунова отказалось от наступления на Прибалтику. Предложило шведам мириться. У них поражения очень убавили пыл, завязались переговоры. В итоге русские вернули им Нарву, но удержали собственные города и районы, отбитые у противника.
Ну а Речь Посполитую уже тянули в другую войну. Римский папа и германский император готовились ударить на Османскую империю, чтобы отобрать у нее балканские страны. Наводили контакты со знатью Трансильвании, Валахии, Молдавии, засылали эмиссаров к болгарам и сербам. В коалицию вступили Испания, ряд итальянских государств: Венецианская республика, Мантуя, Феррара, Савойское герцогство. А католические советники вовлекли в альянс и Сигизмунда. Велись переговоры, распределялись сферы влияния – например, Габсбурги заберут себе Трансильванию и Валахию, а полякам отдадут Молдавию. Официально Польша не примкнула к союзу – паны и шляхта опасались войны с Турцией, и сейм не поддержал бы такого шага. Но фактически король взялся помогать папе и германскому императору.
Подтолкнули события очередные неурядицы в Молдавии. В 1592 г. господаря Арона Тирана подсидел при султанском дворе его конкурент, Александр Злой. Обвинил в том, что он сносится с врагами Османской империи. Мурад III низложил Арона и поставил на его место Александра. Но в Запорожской Сечи в это время появился некий Петр. Представлялся незаконнорожденным сыном одного из прежних молдавских господарей, зазывал казаков поддержать его. Помочь единоверцам всегда считалось в Сечи достойным делом, в Молдавию ходили уже неоднократно. Петр набрал довольно большой отряд, нагрянул в Яссы и выгнал Александра Злого – как свидетельствует прозвище, народ его не любил и защищать не стал. А новый господарь получил прозвище Петр Казак.
На самом же деле он был не казаком, а польским агентом, переписывался с коронным гетманом Польши Яном Замойским. Авантюра позволила отвлечь часть казаков от восстания Косинского. А на молдавском престоле Петр Казак сразу начал наводить мосты о союзе против турок с князем Трансильвании, Австрией, Польшей, отправил обращение к Филиппу Испанскому. Султан спохватился, снова назначил господарем Арона Тирана, выделил ему турецкие части. Петр снова звал на выручку казаков, но его разбили. Он укрылся в лесах, пробовал партизанить, однако в конце 1592 г. его поймали, отвезли в Стамбул и удушили.
Хотя и обвинения, которые возводили на Арона Тирана, оказались правдивыми. Как только он вернул себе престол, сразу возобновил связи с Австрией. Заключил договор, передавая Молдавию в подданство Габсбургов. Началась война. При этом австрийский эрцгерцог и германский император Рудольф обратились к Сигизмунду III, просили его прислать 8–9 тыс. казаков. По Европе о них уже пошла слава как о великолепных бойцах. Польский король очень охотно согласился. Вариант был великолепный – в союзе он участвует, но сам в войну не вступает. И казаков пускай австрийцы забирают, чем дальше, тем лучше. Но когда австрийский посол Эрих Лясота приехал в Сечь с королевским приказом и польскими уполномоченными, кошевой Богдан Микошинкий выслушал его и развел руками. Объяснил, что запорожцы служат не Сигизмунду, а русскому царю. Если будет приказ из Москвы – пожалуйста.
Лясоте пришлось ехать в Россию, вести переговоры. К Федору Иоанновичу обращался и римский папа Климент VIII, прислал своего посланца Комулео, приглашал вступить в союз против Турции. За это Москву даже соглашались признать «Третьим Римом», обещали ей отдать Константинополь, подсказывали, что присоединение «единоплеменных и единоверных» славянских народов Балкан – не только право, но и «прямое назначение» России. Впрочем, оговаривали еще одну деталь. Русскую церковь надо подчинить папе. А уж он обеспечит для нашей страны небывалые победы, вознаградит царя византийской императорской короной. Федор Иоаннович был таким же ревностным поборником православия, как его отец. Соблазны отверг.
Но против участия запорожцев царь не возражал. С одной стороны, помочь «единоплеменным и единоверным». С другой, отвлечь крымских татар, досаждавших России. Лясота вернулся в Сечь с московским послом, и договоренность была достигнута. К «неофициальной» войне против Турции подключились и магнаты Речи Посполитой. Один из отрядов возглавил Северин Наливайко. Он был из семьи ремесленника. Польский пан, владелец городка Гусятина, ни за что убил его отца. Мать с детьми перебралась во владения князя Острожского, Северин стал служить в его «надворном войске» – то есть в личных отрядах, получил чин сотника, участвовал в отражении татарских набегов, в подавлении восстания Косинского.
Направляясь в Молдавию, он послал делегацию в Сечь, предложил действовать вместе. Запорожцы отнеслись к нему с недоверием – он же служил Острожскому, недавно дрались друг против друга. Но на Хортице располагалась еще одна база, недавних реестровых. Держались отдельно, но сечевики теперь считали их «своими», друзьями. Их предводитель Федор Половус знал Наливайко как честного и достойного воина, взял на себя посредничество и уговорил запорожцев, что против басурман надо выступать сообща. Они согласились участвовать в походе, во главе своего войска избрали Григория Лободу. Воевали доблестно. Прогнали татар, вторгшихся в Подолье, разорили Аккерман, Килию, Бендеры.
Но пока казаки совершали подвиги, у них на родине шли другие процессы. После подавления восстания Косинского король возобновил раздачу украинских земель полякам. Причем в ходе мятежа и последующего набега Газы-Гирея погибли многие местные шляхтичи – русские по крови, православные. Их имения тоже передавались польским дворянам. Король пожаловал им и земли, выделенные упраздненному реестровому войску. Поляков наезжало на Украину все больше. В отношениях с крестьянами они вводили такие же порядки, какие были приняты в Польше. Нищие шляхтичи, урвав «привилей» на здешние села, спешили поправить свое материальное положение, вовсю обирая крестьян. Насильничали, безобразничали. Даже королевский приближенный, иезуит Скарга, возмущался: «Нет государства, где бы подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас, под беспредельной властью шляхты. Разгневанный владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как захочет, и за то ни от кого дурного слова не потерпит».
Но при участии того же Скарги и Поссевино продолжался скрытный подкоп под православие. По польским законам, короли имели право назначать епископов. В 1594 г. Сигизмунд III неожиданно поставил епископом Волынским и Берестейским (Брестским) бывшего сенатора Поцея. Это был пройдоха, успевший побывать в нескольких протестантских сектах. Потом разорился, влез в долги. Еще будучи мирянином, он присоединился к главному поборнику унии, епископу Кириллу Тарлецкому. С ним и еще тремя обработанными епископами подписал тайное соглашение об унии. Ну а потом принял православный монашеский постриг с именем Ипатия, и король мнговенно, минуя все ступени церковной иерархии, сделал его епископом. Тарлецкий и Поцей насели на митрополита Рагозу, опутали и окрутили его. От лица Рагозы и пяти епископов была составлена соборная грамота о принятии унии. Тарлецкий и Поцей повезли ее в Рим.
Паству поставили перед фактом. В тех епархиях, где верховодили вероотступники, начались и притеснения православных. Изгоняли священников и монахов, не желающих подчиниться, захватывали храмы и монастыри, церковные земли. Особенно разошлись униаты в Луцке и на Волыни, в епархиях тех же Тарлецкого и Поцея. Там и королевский староста Семашко был воинствующим католиком. Он ввел особый налог на посещение церквей православными. Но этого показалось мало. В Страстную субботу и Светлое Воскресенье Семашко с солдатами ворвался в православный храм. В притворе устроил танцы, приказывал слугам стрелять в иконы.
Вернувшись из молдавского похода, Наливайко узнал о происходящих событиях. В июне 1594 г. в Сечи он призвал казаков к восстанию против поляков и католиков. В октябре шляхта в Брацлаве съехалась на ежегодное собрание, «рочки». Наливайко налетел на город и перебил собравшихся. К нему подошли запорожцы под командованием Лободы, присоединились реестровые. Взяли город Бар. Здесь созвали раду, разослали воззвания к народу – подниматься за волю и веру. К Наливайко стали стекаться отряды крестьян. Войско достигло 12 тыс. человек. По весне оно разделилось. Одна часть действовала в Поднепровье, овладела Каневом, Киевом. Другая двинулась на Волынь, захватила Луцк. Униатов и католиков истребляли. Родовой Губковский замок старосты Семашко казаки Лободы взяли штурмом и разрушили. Отряды под командованием Матвея Шаулы вступили в Белоруссию. Осадили Могилев и сумели ворваться в город. Здесь тоже был один из центров униатов, и Могилев погромили. Восстание стало разливаться среди белорусских крестьян.
Наливайко обращался к королю, предлагал ему примирение. Выдвигал требования – отдать казакам земли между Бугом и Днестром ниже Брацлава, чтобы они жили сами по себе, но они станут союзниками и вассалами Речи Посполитой, будут помогать ей против внешних врагов. В общем, чтобы жили и служили так же, как казачий Дон служил России. Но в переговоры с повстанцами правительство вступать не стало. В начале 1596 г. сейм принял постановление о посполитом рушеньи. Из Польши начала наступление армия коронного гетмана Жолкевского, из Белоруссии – вторая армия, литовского гетмана Буйвида. По пути рубили и вешали бунтующих крестьян, а казаков теснили с нескольких сторон. Части Наливайко, Лободы и Шаулы отступали и соединились возле Белой Церкви. Здесь дали бой, разбили передовые отряды противника.
Но подходили основные силы Польши и Литвы, в сражении у Острого Камня около Триполья повстанцев разгромили. Они переправились на левый берег Днепра, уходили к границам, к Дикому Полю. Однако казаков сопровождал огромный обоз с семьями, беженцами, быстро двигаться они не могли. Их догнали под Лубнами и перекрыли дальнейший путь. В урочище Солонцы они огородились возами с трех сторон, с четвертой было болото. Две недели сидели в осаде, отражали атаки. Но закончилась еда, животы подвело. В лагере начались раздоры. А Жолкевский умело подогрел разлад. Он предложил переговоры Лободе – предводителем запорожцев и реестровых был он. Часть войска, которой непосредственно командовал Наливайко, состояла в основном из черни, присоединившейся к восстанию, и Жолкевский этого лидера вообще проигнорировал. Лобода согласился на переговоры, но Наливайко оскорбился, а чернь забушевала. Лободу обвинили в измене и убили.
Хотя убить-то убили, а блокада продолжалась. Стало совсем худо, и разношерстная масса повстанцев вышла из повиновения. Сама вступила в переговоры с Жолкевским. Он потребовал выдать вожаков. Толпа делегатов долго торговалась. Потом в надежде спасти собственные жизни решила откупиться семерыми предводителями. Наливайко, Шаулу и пятерых их товарищей подчиненные связали и привели к Жолкевскому. Причем объявили, что это крайняя уступка, больше они никого выдавать не будут, готовы обороняться до последней капли крови. Жолкевский сказал только одно слово: «Обороняйтесь» – и подал условный сигнал. Солдаты его уже ждали, кинулись на делегатов. Они бросились бежать, поляки за ними вломились в табор. Оставшиеся без руководства повстанцы даже не отбивались, метались в ужасе, а их резали всех подряд. Перебили более 8 тысяч человек – вместе с женами, детьми. Только отряд из 1500 запорожцев сохранил порядок. Под командованием Криштофа Кремпского они в общей кровавой неразберихе нанесли дружный удар, прорвали кольцо врагов и ушли в степи, пробрались в Сечь. Семеро плененных предводителей во главе с Наливайко были отправлены в Польшу, после долгих истязаний их четвертовали. Среди казаков возникла легенда, что Наливайко и его товарищи были изжарены в медном быке.
Разгром восстания и истребление его участников позволили Сигизмунду и его советникам завершить операцию с введением унии. Король сделал вид, что хочет разобраться в ситуации – одна часть духовенства объявляет, что православная церковь в Речи Посполитой уже подчинилась Ватикану, другие уверяют, что они лгут. Вот и пусть съедутся, решат свои споры, тогда будет видно, кто из них прав. В 1596 г. Сигизмунд созвал в Бресте церковный собор. Место выбрали в епархии Поцея, тут были его личные владения, а рядом – Польша, в городе и его окрестностях было много католиков. Организацией собора руководил Скарга, делегатов всячески подтасовывали. Так что условия получились заведомо неравные.
Митрополит Рагоза до последнего момента скрывал свою причастность к унии. И лишь теперь, открыв собор, объявил свою позицию. Православных представителей, пытавшихся выступить, не слушали. Глушили криками, выгоняли с заседаний. Тогда они вообще ушли. Без них единогласно постановили одобрить унию. Но и православная делегация не сразу разъехалась. Она собралась отдельно – князь Константин Острожский, два епископа, митрополичий экзарх Никодим, настоятели монастырей, ряд священников. Тоже приняли постановление – предать униатов анафеме, лишить Рагозу сана митрополита и просить короля не чинить насилия в делах веры. Получилось, что в Бресте одновременно заседали два собора и приняли два противоположных решения. Но арбитром выступал Сигизмунд! Какой из двух вариантов он утвердил, догадаться не трудно. А уж дальше униаты опирались на постановления «собора», начали гонения на православие. Отбирали храмы, смещали неугодных священников по обвинению в «схизме» – расколе.
Забурлили новые мятежи – в Добровнице, Остре, Брацлаве, Корсуни. Но они носили местный характер. После двух массовых восстаний и кровавых усмирений страна выдохлась. Бунты не получали широкой поддержки, и их подавляли. А сейм принял постановление «О своеволии Украины». Предписывались «беспощадные кары» за любые «эксцессы». Шляхте Киевского, Брацлавского и Волынского воеводств был поручен надзор за казаками, приказывалось арестовывать всех подозрительных, разгонять любые группы, хотя бы и по 5–6 человек, прекратить всякие сношения Украины и Запорожья. С казаками Сигизмунд решил покончить навсегда. Реестра уже несколько лет не существовало, и реанимировать его не предполагалось. На Сечь намечали послать войска и разорить ее. Но до этого у правительства руки не дошли. А потом казаки снова оказались нужны…