Сечь формирует свой облик
Политика России строилась таким образом, что интересы государства и интересы казаков могли иногда входить в противоречия, приводить к тем или иным конфликтам, но в основном они совпадали. Многие казаки поступали на службу в пограничных крепостях, приживались там, «оказачивали» часть крестьян, переселявшихся на границу из внутренних областей России. Вольные казаки на Дону вели разведку, выполняли те или иные поручения правительства, за это им присылали жалованье, они могли торговать в России без уплаты пошлин, а на их самоуправление, обычаи и земли царь не претендовал. Терские казаки восстановили Терский городок, составили его гарнизон. По приказу Ивана Грозного его воеводы выдвинулись на Южный Урал, построили крепость Уфу. Охраняли ее тоже казаки, они положили начало Оренбургскому казачьему войску. Отряд волжских и донских казаков наняли Строгановы для защиты своих владений от нападений сибирского хана Кучума. Они отразили очередной набег, но пришли к выводу, что лучше не ждать следующих наскоков, а ударить самим. Состоялся поход Ермака Тимофеевича – примерно такой же, как рейды низовцов или донцов на турок или Крым. Но после разгрома Кучума его ханство развалилось, и Ермак поклонился Ивану Васильевичу еще одним царством, Сибирским.
В 1584 г. жизнь государя оборвалась. Богдану Бельскому он полностью доверял, невзирая на измену его братьев. Этот приближенный возглавлял внешнеполитическое ведомство, отвечал за здоровье царя. Был оклеветан и казнен личный врач Грозного Елисей Бомелий. На его место Бельский ввел доселе неизвестного приезжего фламандца Иоганна Эйлофа. В 1581–1582 гг., во время визита в Россию Антонио Поссевино, переговоры с ним вел Бельский, и зафиксированы, по крайней мере, две встречи иезуитов с врачом Эйлофом. Именно Бельский и Эйлоф лечили внезапно заболевшего наследника престола Ивана Ивановича, документы об этом сохранились. Царевич умер, наследником стал второй сын, немощный Федор. Попытки навязать церковную унию Иван Васильевич, конечно же, отверг. Но Поссевино, вернувшись в Италию, в августе 1582 г. уверенно заявил правительству Венеции, что царю осталось жить недолго.
Голландец Исаак Масса, живший в Москве несколько позже, но имевший какие-то очень хорошие источники информации при дворе, записал о гибели Грозного: «Один из вельмож, Богдан Бельский, бывший у него в милости, подал ему прописанное доктором Иоганном Эйлофом питье, бросив в него яд». О враче известно, что он после кончины государя встречался в Москве с польским послом Сапегой, передал ему ценные сведения. А потом выехал за границу и появился в окружении виленского кардинала Радзивилла, представил ему исчерпывающий доклад о положении в России. О прибытии в Польшу царского лекаря папский нунций Болоньетти счел нужным сразу же послать донесение в Ватикан. Историк Т.А. Опарина отмечает: «Таким образом, Иоганн Эйлоф продолжил сотрудничество с иезуитами и информировал орден о политических разногласиях в российских верхах».
Царем стал Федор Иоаннович, слабый и болезненный, не способный управлять самостоятельно. Но вокруг трона сразу же закипела борьба, и реальную власть перехватил Борис Годунов – Федор был женат на его сестре. Всесильному Бельскому ничего не обломилось. Его ненавидели другие бояре, видели в нем «выскочку», Годунов без труда вошел с ними в союз, Бельского лишили всех постов и отправили в ссылку. Соответственно, и заказчики цареубийства не смогли воспользоваться результатами своей операции. Политика России на первых порах осталась прежней. Сохранялись и взаимовыгодные отношения с казаками.
В Речи Посполитой было иначе. В 1583 г. Баторий все-таки увеличил реестр. Но только до 800 человек. Конечно, остановить татарский набег ни 600, ни 800 казаков были не в состоянии, для такой задачи прибавка была несущественной. Реестр увеличивался для полицейских функций, помогать прижать к ногтю остальное казачество. Окончание войны с Россией позволило королю выделить на Украину и отряды собственных войск. В основные центры казачества, Черкассы, Канев, Белую Церковь, Брацлав, Винницу, Бар, Баторий назначил специальных чиновников, «польных стражников». Им предписывалось взять под контроль положение на границах, пресекать действия казаков, разоружать всех, кто не вписан в реестр. Аналогичные распоряжения получили королевские воеводы и старосты в украинских городах.
Вот тогда-то вольные казаки потянулись на Сечь. Раньше она была только передовой базой. Отряды казаков из разных городов собирались здесь для совместных предприятий, проводили свои рады, выбирали предводителей, вырабатывали планы. Возвращаясь после походов, делили добычу, оставляли в Сечи общее имущество – трофейные пушки, боеприпасы, отделяли часть денег и ценных вещей в войсковую «скарбницу» – общую казну. Прятали ее в особых тайниках. Охранять Сечь оставались бездомные и бесприютные, кому некуда приткнуться. А прочие казаки расходились по своим городам. На Дону примерно такую же роль играли Верхний и Нижний Раздорские городки (из-за споров на кругах они и получили свое название).
Но печальные примеры Шаха и казненного Зборовского показывали, что базироваться в украинских городах становится опасно. Даже небольшими силами коронных войск и реестровых власти имели возможность манипулировать, зачищать по очереди казачьи общины, разбросанные в разных местах. Кто-то подчинялся, прятал оружие (его в любом случае предпочитали сохранять, татары-то близко), переходил на положение городских мещан или крестьян. Другие стали перебираться в Запорожье – чтобы держаться вместе и за пределами польской территории. Как раз в начале 1580-х гг. сформировался тот облик Сечи, который был воспет в легендах, литературных произведениях, предстает перед нами в кинофильмах.
В описываемое время Сечь располагалась на острове Томаковка возле нынешнего города Марганец. Собственно «сечью» являлась сама крепость. А казачье войско именовало себя «Запорожским Кошем» (у татар кошами назывались кочевья, родовые хозяйства, кочевавшие по степям и зимовавшие с семьями и стадами). Казачий Кош мог находиться и в другом месте, где войско стояло лагерем.
Внутри укрепления были построены казармы – курени. Но это слово приобрело два значения. Казаки, жившие в одной казарме, вместе ходили в походы, составляли одно подразделение войска, которое также называлось куренем. В Сечи выбирали общего начальника, кошевого атамана, при нем действовала администрация из нескольких старшин: судья, писарь, есаул. Кошевой атаман заведовал всем хозяйством, общей казной, решал споры. Иногда он сам возглавлял казаков в тех или иных операциях. Иногда для этого выбирали походных атаманов. Или гетмана – тут уж подразумевался какой-то особый случай, масштабный поход с привлечением всех запорожских сил, других добровольцев.
Но и каждый курень являлся самостоятельной общиной, им руководил куренной атаман, у него была своя казна для внутренних расходов, свои старшины. Сколько куреней было в Сечи изначально, остается неизвестным. Впоследствии их количество поддерживалось традиционно – 38. А о том, как образовался Запорожский Кош, нам свидетельствуют названия многих куреней: Каневский, Полтавский, Уманьский, Корсуньский, Переяславский, Крыловский, Батуринский (от одноименных городов), Донской, Ведмедковский (от села Медведевка под Чигирином), Вышне-Стеблиевский и Нижне-Стеблиевский (от местечка Стеблев под Корсунем), Ирклееский, Конеловский, Канболотский, Роговский, Тимошевский (от местечек Ирклиев, Конелой, Каниболото, сел Рогово и Тимошовка под Черкассами), Кущевский (от села Кущевка на р. Орель), Минский или Менский (от городка Мена на Черниговщине), Леушковский (от села Леухи в районе Винницы). Как сложилась такая структура, представляется очевидным. Казачьи отряды, как и на Дону, изначально жили отдельными городками и общинами. А потом они объединились в Сечи.
Запорожцы принимали в свою среду всех желающих – выходцев из России, белорусов, молдаван, валахов, литовцев, поляков, татар, турок. Но иноверцы обязаны были для этого перейти в православие. Быть казаком значило обязательно принадлежать к какому-нибудь куреню. Формальная процедура приема была легкой. Человек приходил к кошевому атаману, и тот задавал всего несколько вопросов. Верует ли новичок в Господа Иисуса Христа, в Святую Троицу? Готов ли биться за веру и христианский народ? Если он подтверждал, кошевой требовал: «А ну перекрестись!» После чего говорил: «Ну ладно, иди до куреня, какой сам знаешь».
Те, кто пришел из Канева, Полтавы, Переяславля и др., конечно, отправлялись к землякам – в Каневский, Полтавский, Переяславский или иной курень, где жили «свои». Остальные пристраивались случайным образом. Но вот в курень-то попасть было не так просто. Казакам вовсе не требовались сомнительные товарищи, которые в трудной ситуации скиснут, струсят, подведут. К новичку присматривались, проверяли, испытывали разными заданиями. Если не понравился – выгоняли восвояси. А если приживался, он признавался братом, получал свой «позывной» – казачье прозвище. Его учили, делились опытом и хитростями. Никаких благ и привилегий звание запорожкого казака не сулило, зато лишений и опасностей – хоть отбавляй. Из походов нередко возвращалась половина участников, а то и меньше. Если человек понимал, что он не тянет и такая жизнь не для него, никто не его держал. Те, кто оказался недостаточно вынослив, растерялся и сплоховал в столкновениях с врагами, погибали. Их места занимали новые желающие, и вот так «естественным отбором» выковывались настоящие казаки, воины высочайшего класса.
В Сечи со времен Вишневецкого поддерживалось строгое безбрачие, женщины сюда не допускались под страхом смерти. Были и женатые казаки. Но их семьи жили отдельно, на хуторах. Мужья возвращались к ним на зиму, а весной приходили в войско. Сечевики к таким относились свысока, презрительно называли «сиднями», «гнездюшниками», «зимовчаками». А постоянное ядро, проживавшее в Сечи, насчитывало около 3 тыс. казаков, они гордились именем «сирома» («сиромаха» – волк). Поэтому применительно к запорожцам говорить о какой-то генетической преемственности не приходится. Они пополнялись извне самым разношерстным народом, а преемственность поддерживалась сугубо на уровне традиций. Да и само слово «казак» приобрело на Украине три значения. Официально оно относилось к реестровому войску Запорожскому. Другой категорией было Низовое войско, преобразовавшееся в Запорожский Кош. Но и крестьяне всеми правдами и неправдами стремились обозначить себя «казаками», чтобы не быть бесправными «хлопами». Появился даже обычай «казаковать». Молодой парень уходил на Сечь на 2–3 года, чтобы подзаработать в походах запорожцев. Если уцелел, возвращался с кое-какими деньгами, женился, обзаводился хозяйством. Но объявлял себя казаком, на которого польские законы о крестьянах не распространяются.
Ежегодно 1 января в Сечи проводилась рада, на нее съезжались и женатые. Выбирали кошевого атамана и старшин. Вырабатывали планы для совместных предприятий. По жребию распределяли между куренями окрестные участки для рыбных, звериных ловов. Охота была хорошим подспорьем, били диких гусей и уток, в зарослях устраивали облавы на кабанов. А рыбалка была основным запорожским промыслом. Рыбы в Днепре было множество. В протоках и соседних речках ее вылавливали в огромных количествах, заготавливали. Ели ее сами, приезжали обозы торговцев-чумаков, покупали и развозили на украинские ярмарки. Взамен чумаки привозили товары, нужные запорожцам.
В Сечи была построена церковь, и на богослужениях казаки тоже ввели свою особенность. Приходили в храм с саблями, во время чтения Евангелий наполовину вынимали их из ножен, показывая готовность служить вере оружием. Здесь была устроена и первая на Украине общественная школа. В Запорожье вслед за чумаками потянулись и более солидные купцы, евреи, открывали в Сечи лавки – скупать у казаков добычу и пленных было очень выгодно. Точно так же, как продавать им вино, горилку (водку), пиво. После удачного набега запорожцы денег не считали, горстями швыряли золото и серебро, чтобы покутить от души. Да и казачьи предводители приспособились крепко угощать казаков, чтобы приобрести их расположение, отблагодарить после рады за избрание. В таких случаях в Сечи царил массовый разгул, бывало немало пострадавших и умерших. Но выпить немереное количество спиртного считалось доблестью. Когда запорожцы хоронили своих товарищей, они даже в гроб клали им штоф водки (впоследствии по этому признаку археологи определяли могилы).
Королю они теперь совершенно не повиновались. Гетман Демьян Скалозуб возглавил поход на турок, правда, неудачный. Он попал в плен и умер в Стамбуле. Популярный кошевой атаман Богдан Макошинский вспоминал, что при Дмитрии Вишневецком и Богдане Ружинском низовцы служили московскому царю. Заявлял, что государь запорожцев в Москве, а не в Кракове. В 1585 г. гетманом был избран Михаил Ружинский, сын Богдана. Он совершил поход на Перекоп, вернулся с богатыми трофеями. Хан Ислам-Гирей обратился к Баторию с гневным письмом и угрожал набегом. Король отправил в Сечь шляхтича Глембовского со строгим приказом – тоже угрожал и требовал немедленно вернуть татарам награбленное. Но запорожцы возмутились таким обращением и утопили посланца. Хотя сразу после этого спасли страну. Ислам-Гирей с конницей выступил на Украину, начал переправляться через Днепр у острова Таван. Но налетели стаи казачьих лодок, вступили с татарами в бой на воде. Перебили 3 тыс. крымцев, захватили их лодки, на которых перевозили на другой берег седла и припасы, и набег был сорван. А Ружинский перешел в контрнаступление. Очистил от татар междуречье Калимиуса и Берды, оставил там казачьи посты и засеки, эта территория перешла под контроль запорожцев.
Королю трудно было сладить с Сечью еще и по той причине, что казаки по-прежнему пользовались покровительством приграничных магнатов. Князья Острожские, Вишневецкие, Конецпольские и другие не спешили выполнять распоряжения Батория. Смотрели сквозь пальцы на то, что казаки проживают в их владениях, что их крестьяне ходят «казаковать» в Запорожье. Понимали, что без казаков их собственные земли будут опустошены татарами. А помогать запорожцам было выгодно и с чисто хозяйской точки зрения. Ну куда, спрашивается, казакам было девать 10 тыс. овец, угнанных от Аккермана? А магнату скупленные подешевке стада и отары оказывались очень кстати. Взамен поставляли порох, оружие.
Но и для Батория казачья проблема оттеснялась на второй план более важными вопросами. Ссориться с панами ему было совсем не время. Политику короля направляли те же самые силы, которые привели его на престол, и как раз в это время, в 1585 г., была предпринята очередная диверсия против России. Баторий развернул подготовку к новой войне, римский папа выделил ему деньги, 30 тыс. золотых скуди в месяц. В Москву приехали польские послы, откровенно задирались, ни о каких возможностях решить накопившиеся вопросы мирно не желали слышать. Потом, побряцав оружием, вдруг смягчились. Объявили – так и быть, войны можно избежать, но только при одном условии… Объединения двух держав! Предложили: если первым умрет Баторий, пускай общим государем Речи Посполитой и России станет Федор Иоаннович. Если же первым умрет Федор, Россия перейдет под власть Батория.
Последствия представить не столь уж трудно. Если бы при подобном раскладе Федору Иоанновичу даже позволили пережить короля, в Россию хлынули бы католики, иезуиты, польские «свободы» и соблазны. Ее быстро разложили бы и поглотили – примерно так же, как Литву. Автором плана был Антонио Поссевино. Он в данный период снова прикатил в Польшу, безвылазно находился в Кракове, при дворе. Но проект провалился. В Москве сидели умные государственные деятели, они тоже оценили, к чему может привести столь «выигрышное» предложение. Послы получили однозначный отказ.
А Речь Посполитая только брала «на пушку». Поляки и литовцы еще не забыли прошлой войны, ударов царских армий, разорения своих земель, тяжелых потерь под Псковом. Воевать они не рискнули. Да и в тылах у них было неладно. Сторонник России, казачий атаман Лукьян Чернинский, в 1586 г. предпринял попытку поднять на Украине восстание против поляков. Оно было неудачным, мятеж сразу подавили. Но для короля и панов это был очень тревожный симптом.
Впрочем, и сам Стефан Баторий оставался далеко не главной фигурой в глобальных политических играх. Еще в 1572 г., после смерти Сигизмунда II, Ватикан и орден иезуитов вынашивали план возвести на трон Речи Посполитой шведского короля Юхана или его сына. Объединить не только Польшу и Литву, но еще и Швецию. Возникла бы огромная сверхдержава, что позволяло, с одной стороны, внедрять католицизм в протестантской Скандинавии, с другой – одолеть русских. В тот раз не получилось. Паны и шляхта соперничали со щведами за Прибалтику, выбирать их претендентов не желали. Ставка была перенесена на Батория. Но он выполнил свою миссию, больше был не нужен. А проект объединения со Швецией по-прежнему сулил грандиозные перспективы. В декабре 1586 г. польский король скоропостижно умер. От яда.
Снова почти год продолжалось «бескоролевье», бурлила предвыборная кампания. Но католическая партия оказалась к ней отлично подготовленной и добилась победы сына шведского короля Юхана – Сигизмунда III Ваза. Хоть и выходец из протестантской страны, он был ярым католиком. Ближайшим его советником стал папский нунций, духовником короля – иезуит Петр Скарга. Но опять сложилась ситуация, когда две части избирателей проголосовали за разных претендентов. Конкурентом Сигизмунда оказался австрийский эрцгерцог Максимилиан. Король выступил против него, разбил недисциплинированные отряды панов, стоявших за эрцгерцога, и даже взял в плен его самого. Но соперников быстренько помирили. Тут как тут очутился Поссевино. Максимилиан отказался от прав на польский престол. А Сигизмунд III стал не только его другом, но и родственником. Поссевино сосватал ему сестру эрцгерцога Анну – и сам стал духовником королевы. Иезуиты обсели Сигизмунда со всех сторон, принялись направлять его политику.
Эти дрязги чуть не обернулись для Речи Посполитой большой бедой. Ведь под боком у нее лежал Крым. Хан Ислам-Гирей в 1587 г. попытался напасть на русские окраины. Всыпали ему очень крепко, он потерял 30 тыс. воинов. Такой позор надо было загладить, возместить убытки, взбодрить татар большой добычей. А тут как раз в Речи Посполитой сменился король, был занят разборками со своим соперником. В конце 1588 г. Ислам-Гирей вывел всю орду к низовьям Днепра. Султан обещал прислать ему и турецкие отряды. Однако в ожидании он умер. Крымские царевичи тут же принялись делить между собой – кому быть ханом, кому дать второй по значению пост калги, кому другие важные должности.
Хотя султан поступил по-своему. Турки уже выработали порядок, что наследник Крыма, намеченный ими, жил в Стамбуле, под присмотром, его заранее воспитывали и обрабатывали, чтобы был верным. Так и сейчас при дворе Мурада III находился брат прежнего хана – Газы-Гирей. Султан вручил ему фирман на престол, посадил на корабли с янычарами и отправил в Крым. Некоторые царевичи подчинились, спешили заслужить расположение Газы-Гирея. Другие взбунтовались. Их пришлось подавлять, они разбежались к ногайцам, черкесам. С пойманными противниками новый хан обошелся сурово, умерщвлял их вместе со всеми сыновьями, чтобы мстить было некому.
Но смутами в Крыму воспользовались казаки. Запорожский кошевой Захар Кулага в апреле 1589 г. вывел в море отряд «чаек». Их обнаружила турецкая флотилия, однако казаки вступили в бой, захватили абордажем две галеры. Освобожденные гребцы умножили казаков, их набралось около тысячи. Направились к Евпатории, там по весне собиралась большая ярмарка. Подплыли ночью, внезапно бросились на берег. В городе поднялась паника, татары и турки разбегались. Казаки гнали их, собирали сказочную добычу, освобождали рабов. Но увлеклись грабежом, рассыпались по городу мелкими группами. А комендант Евпатории сорганизовал воинов, они атаковали, истребляя эти группы. Кулагу настигли на берегу, вокруг него было только несколько десятков запорожцев, пытавшихся утащить добычу к лодкам. Они понимали, что пощады не будет, рубились до последнего и пали все до единого. Лишь немногим казакам удалось отчалить и спастись.
А Газы-Гирей, подавив оппозицию, спешил упрочить свое положение. Предприятие, готовившееся и не осуществленное покойным братом, подходило для этого как нельзя лучше. Он ворвался со всей ордой на Украину. Шляхта, как обычно, не откликнулась на призыв к оружию. Лавина татар докатилась до Львова, встала лагерем возле Тернополя и разослала в разные стороны загоны, опустошая страну. Достойно проявили себя только запорожцы. Они выступили из сечи и перехватили крымцев на Днестре, когда те уже возвращались назад. Напали на один из загонов, разгромили его.
Газы-Гирей услышал шум боя, помчался на выручку с остальными силами. Казаков окружили. Но они устроили укрепленный табор, огородившись возами, и стали отбиваться. Хан бросал на них новые и новые отряды. Как писали потом запорожцы, «враг на нас потопом пошел, чего мы перед тем в битвах никогда не видели». Несколько атак они отразили, а затем неожиданно выскочили из табора и рванули прямо на ханскую ставку. Могучим натиском проломили охрану, сам Газы-Гирей был ранен, погибли его двоюродный брат, несколько мурз. Татары повернули и поскакали прочь. В битве они потеряли 9 тыс. воинов, был освобожден огромный полон.
Но после такой победы вместо признания и наград развернулись гонения. Они не были реакцией на последние события. Это была часть общей политики Сигизмунда III. Надо было удовлетворить пожелания польских панов и шляхты, обеспечивших ему корону. Он принялся закручивать гайки на Украине, приводить ее порядки в соответствии с Польшей. В 1588 г. сейм принял постановление, что все крестьяне, прожившие 10 лет на земле хозяина, становились крепостными. Для них вводилась обязательная барщина – сперва она составляла 1 день в неделю.
В 1589 г. последовало другое постановление сейма. Жителям Украины запрещалось отлучаться «на низ». Таких беглецов предписывалось казнить. Смертная кара предусматривалась и для тех, кто будет возвращаться из «диких полей» с добычей или принимать их добычу. Для контроля назначались особые «дозорцы», обязанные проверять приграничные города и местечки. Продавать оружие и боеприпасы простолюдинам отныне строго запрещалось.
Следующее постановление, в 1590 г., касалось реестрового войска Запорожского. Указывалось, что гетман и старшины должны избираться только из польской шляхты и утверждаться королем. Предписывалось проверить реестр, исключить «лишних» и обратить в крестьян. А Сигизмунд издал универсал: «Государственные сословия обратили наше внимание на то обстоятельство, что ни государство, ни частные лица не извлекают никаких доходов из обширных, лежащих впусте наших владений на украинском пограничье за Белой Церковью. Дабы тамошние земли не оставались пустыми и приносили какую-нибудь пользу, мы… будем раздавать эти пустыни по нашему усмотрению в вечное владение лицам шляхетского происхождения за заслуги перед нами и Речью Посполитой».
Но эти земли давно уже не были пустыми! Их освоили казаки, отстояли своими саблями, их заселили сами же казаки и крестьяне – те, кто присоединялся к казакам, помогал защищать границы, осваивая бесхозные места Приднепровья. Теперь сюда поехали поляки, получившие от короля «привилеи», им доставались распаханные колосящиеся поля, села и хутора с выращенными садами. А жители вдруг узнавали, что отныне они принадлежат тому или иному пану, обязаны трудиться на него. Тем, кто причислял себя к казакам, объявляли, чтобы больше не смели так называться и не задирали носов, иначе могут испробовать панскую плеть или петлю на шее.
Однако и реестровым казакам доставалось не сладко. Их статус оставался совершенно неопределенным, повисшим в воздухе. Их права не были нигде закреплены. Они были воинами второго сорта. Шляхта презирала их. Начальники ими помыкали, заставляли выполнять разные работы для себя. Землю им дали, но в любой момент могли отнять, если их участки приглянулись более сильным персонам. А теперь по универсалу Сигизмунда III на Украине начались переделы собственности, под них попадали и реестровые.
Но и мелкая шляхта оказалась в незавидном положении! По сравнению с магнатами, она ничего не значила. Ее притесняли, могли обобрать – а правду найти было невозможно. Как защититься от могущественного пана, у которого отряды слуг, который сам правит суд, бывает при дворе? Одной из жертв несправедливости стал Криштоф Косинский. Он был мелким шляхтичем, служил у киевского воеводы князя Константина Острожского. Участвовал в войнах, в походах против татар. Был на хорошем счету, за заслуги ему присвоили чин реестрового казачьего полковника. Хотя сколько было полков в войске из 800 человек и какова была численность таких полков, трудно сказать. Но ему дали поместье в пустошах Рокитном и Ольшанке. Однако сын Острожского Януш, староста Белой Церкви, получил от короля «привилей» на эти земли, послал своих слуг и захватил имение Косинского.
Шляхтич был возмущен. Поднял своих реестровых казаков. Но к нему присоединилось и множество нереестровых – тех, кто считал себя казаками, а их теперь признавали «хлопами» и закрепощали. В декабре 1591 г. они ворвались в Белую Церковь, резиденцию Януша Острожского, он сбежал. Мятеж начался из-за личной обиды, но стал детонатором общего взрыва. Поддержали запорожцы, избрали Косинского гетманом. Восстали крестьяне. Были захвачены Киев, Переяславль и ряд других городов. Численность войска Косинского оценивали в 20 тыс. человек, хотя ядро было гораздо меньше, около 5 тыс. Бунты разливались стихийно. Толпы крестьян и отряды казаков действовали сами по себе, крушили усадьбы помещиков, изгоняли и убивали поляков. Сам Косинский размышлял, что делать дальше, и обратился к русскому царю. Просил принять его на службу вместе со всеми казаками, реестровыми и сечевиками.
Его письмо вызвало при дворе Федора Иоанновича большой интерес. Как раз перед этим Газы-Гирей предпринял большой поход на Россию. Созвал все орды, свою и ногайские, до 150 тыс. всадников. Не отвлекаясь на второстепенные города, прорвался прямо к Москве. Но под стенами столицы его ждала выстроенная армия, атаку крымцев смели залпами артиллерии. А от пленного хан услышал ложное известие, что приближается большое войско из Новгорода. Испугавшись, что его возьмут в клещи, хан велел отступать. Русские бросились в преследование. Гнали и громили противника не только до границ, но и дальше, в степи. Раненый Газы-Гирей привел в Крым только треть своих воинов. Но и в 1592 г. крымские отряды нападали на российские окраины. В связи с этой войной глава правительства Борис Годунов лично ответил Косинскому. Соглашался взять украинских казаков на службу, обещал прислать жалованье за операции против татар.
А вот Польша не спешила помочь князю Острожскому. Он в Речи Посполитой считался предводителем православной партии. Прислали только комиссию расследовать причины конфликта. Она вступила в переговоры с восставшими и указала, что казаки находятся «вне закона». Причем все казаки. Поскольку реестровые изменили королю, они тоже потеряли свой статус. Такие заявления лишь подлили масла в огонь.
Восстание распространялось все шире, охватило всю Украину, и сейм санкционировал созыв «посполитого рушенья» – общего ополчения шляхты. Хотя Острожский справился и без поляков. Он объединился с личными отрядами Вишневецких и других украинских магнатов, в январе 1593 г. разбил и окружил Косинского возле села Пятки под Чудновом. Вступили в переговоры, и Острожский удовлетворился довольно легкими условиями. Казаки должны были принести присягу королю от имени войска Запорожского. То есть реестрового войска. Оно заново подтверждало свое повиновение. Сам Косинский трижды, встав на колено, поклонился Острожскому до земли – это был рыцарский ритуал признания себя вассалом. За это князь позволил повстанцам свободно уйти.
Но Косинский, вернувшись в Сечь, нарушил вынужденную клятву. Снова обратился к царю, просил принять казаков в подданство. Федор Иоаннович ответил согласием, но и войны с Польшей не желал. 20 марта 1593 г. он написал «черкаским запорожским гетману Хриштопу Косинскому и всем атаманам и черкасам», предлагая перейти в свои владения и поселиться на Северском Донце. Но государево послание уже не застало гетмана в живых. Он с 2 тысячами запорожцев осадил Черкассы, где и погиб. Одна версия – в бою. Другая, более распространенная, что его пригласили на переговоры, и слуги Острожского убили его.
Но казаки без него продолжали осаду. Наконец, староста Черкасс князь Вишневецкий достиг перемирия с ними. Согласился подписать новый договор. Обещал признать права казаков, вернуть казакам-шляхтичам захваченные у них владения, а родственникам Косинского и другим пострадавшим от произвола предстояло судиться с обидчиками. Казаки послали в Киев делегацию, чтобы официально подать жалобу в суд. Однако киевский воевода Острожский не стал их даже слушать. Схватил послов и подверг пыткам. Запорожцы снова взялись за оружие, осадили Киев.
Но поляки нашли очень эффективное средство отвлечь их и вообще «замирить» Украину. Тайно позвали крымского хана. После провала похода на Москву он оказался очень рад поправить дела, да еще и посчитаться с казаками. Газы-Гирей со всей ордой ринулся на Днепр. Татары нахлынули на Сечь. Защитников там было мало. Ее захватили и выжгли. Запорожцы, узнав о разрушении Сечи, сняли осаду и ушли от Киева. Ну а крымцы не ограничились разорением казачьей «столицы». Двинулись дальше, прокатились до самых Карпат. Останавливать их было некому. Украину настолько опустошили, что даже 8 лет спустя в Луцком повете насчитывалось 269 сожженных и невосстановленных селений.
Но при этом погасло и восстание, кто погиб в боях со шляхтой, кого порубили и увели татары. А казаки вместо погибшей Сечи на Томаковке построили ее в другом месте – на острове Базавлук, при впадении в Днепр реки Чертомлык. Впрочем, и реестровое войско паны сочли слишком ненадежным, восстанавливать не стали. Поэтому реестровые казаки тоже подались за пороги. Обосновались отдельно от Сечи, в своем пограничном укреплении на Хортице. Возглавил их полковник Федор Половус.