«Бескоролевье» и фальшивка Стефана Батория
В XVI в. Европу расколола Реформация. Но и католицизм постепенно оправился от понесенных ударов. Во второй половине столетия он развил весьма активную политику. Западные банкиры прекрасно осознали, насколько выгодным предприятием является Ватикан. С папским двором переплелись крупнейшие банковские дома Европы: Фуггеры, Медичи, Сакетти, Барберини и др. На Тридентском соборе латинское духовенство приняло программу Контрреформации – наступления на протестантов. Была реорганизована инквизиция. По Европе смрадно закоптили костры, истребляя инакомыслие. С 1540 г. начал действовать орден иезуитов – первая в мире профессиональная международная спецслужба, раскинувшая сети на разные континенты.
В католических странах члены ордена становились советниками и духовниками королей, подправляли их политику в нужное русло. В протестантских государствах выступали шпионами, организовывали мятежи. Неугодные фигуры устранялись руками убийц. В Африку и Азию поехали отряды миссионеров, вовлекать здешние народы в подданство папе. Испанцы огнем и мечом продолжали крестить Америку. На православных обращалось особое внимание. Для римского клира они представлялись не в пример ниже протестантов, их приравнивали к язычникам.
На Востоке плацдармом воинствующего католицизма оставались Польша и Литва. А Россию требовалось сломить военными ударами, чтобы она согласилась подчинить свою Церковь папе. Правда, подобные задумки наталкивались на серьезные препятствия. Во всех войнах русские одерживали верх. Одна из причин состояла в том, что Польша и Литва были объединены только «личной унией» – король у них был общий, а государства разными. У каждого свои законы, свое правительство, своя казна. Они были союзниками, но фактически воевала одна Литва. Поляки плохо поддерживали ее, раскошеливаться не желали, войско пополняли только отдельные паны и отряды шляхты. Но Рим и иезуиты спланировали операцию по объединению Литвы и Польши. Причем слить их требовалось таким образом, чтобы католическая Польша поглотила Литву, где значительная часть населения оставалась православной.
В Польше пост короля был выборным, великого князя Литвы – наследственным, и единство обеспечивалось тем, что польские паны выбирали на свой престол литовских властителей из династии Ягеллонов. Чтобы подчинить литовцев польским законам, нужно было прервать династию. Сигизмунд II был верным проводником католической политики, но и сам он стал пешкой в грязных играх. Две его жены, Екатерина Австрийская и Барбара Радзивилл, были отравлены. Королю подсунули принцессу Елизавету Австрийскую, закрутился роман, и Сигизмунд узнал, что она беременна. Женился на ней, но известие оказалось ложью, Елизавета была бесплодной. Обратился к папе. С точки зрения церкви брак был совершенно противозаконным – Елизавета приходилась родной сестрой его первой жены. Но папа странным образом отказался дать развод.
С Елизаветой Сигизмунд все-таки расстался. Но рядом с королем невесть откуда вынырнул проходимец Юрий Мнишек. Этот тип сосредоточил усилия на том, чтобы король не задумывался о новой женитьбе. Непрестанно тащил ему на забаву самых красивых девиц, не стеснялся даже похищать монахинь. Когда Сигизмунд стал изнашиваться и слабеть, Мнишек подогревал его страсть к прекрасному полу, привозил знахарей и колдуний. А католические прелаты и инквизиция почему-то упорно не замечали вопиющих безобразий во дворце. Себя Мнишек тоже не забывал, получал щедрые награды, стал одним из богатейших панов. Нездоровый образ жизни подрывал силы короля. Он болел, принимал все меньшее участие в государственных делах. Вельможи вертели им, как хотели.
В те же самые годы, когда малороссийские казаки рубились с турками и татарами, у них на родине происходили важные перемены. В 1566 г. Сигизмунд утвердил Статут – свод законов Литвы, сближавших эти законы с польскими. В частности, право владеть землей признавалось только за шляхтой. Простолюдины, как крепостные, так и свободные, могли иметь лишь движимое имущество, а землю должны были арендовать у землевладельца. Но при этом попадали под его полную административную и юридическую власть – любой шляхтич обладал правом суда и расправы в своих имениях.
А польские магнаты и католическое духовенство подталкивали короля к объединению двух государств. Литовские паны выступали решительно против. Однако на руку полякам играла война с Россией. Литва надорвалась, была совершенно разорена, царские войска занимали восточные районы. Развернулась пропаганда, что без слияния с Польшей она погибнет, будет захвачена русскими. В январе 1569 г. в Люблине был созван совместный сейм. Было уже ясно, что король остался бездетным, и предлагался проект создания единой республики, Речи Посполитой. Литовские паны во главе с князем Радзивиллом возмущались, не желали даже слушать об этом. В знак протеста вообще уехали с сейма. Но поляки и католические епископы взялись решать без них. Причем нашли горячую поддержку среди мелкой украинской шляхты. Ее-то притесняли свои, литовские магнаты, не считались с ней. А в Польше шляхта и паны формально считались равными, одним сословием.
В марте король подписал «Люблинскую унию», указ об объединении. Мало того, Украина – Киевщина, Брацлавщина, Подолия, Волынь – отбирались у Литвы под непосредственное управление Польши. Литовские паны опомнились, вернулись на сейм. Кричали, что они не принимали участия в таком решении. Но перед ними разводили руками – сами виноваты, не пожелали заседать с нами. Так что не обессудьте. Война для поляков снова оказалась очень кстати. Восстать против короля литовским князьям получалось совсем не сподручно. Да и шляхту от них откололи. Сейм заседал долго, до августа. Литовцы сперва пробовали упрямиться, бодаться. Но под конец только торговались о принципах объединения, административных границах.
Вот так произошло разделение русских земель, оказавшихся в составе Литвы, на две части, Украину – отошедшую к полякам, и Белоруссию, оставленную литовцам. Родилась Речь Посполитая с общим сеймом, сенатом, общими финансами. Только армии остались разными. Но польский коронный гетман (главнокомандующий) в иерархии стоял выше литовского. А на Украине были установлены польские воеводства – Киевское, Брацлавское, Волынское. Правда, гарантировалось сохранение веры, языка, обычаев. Да и воевод назначили из местных магнатов, они оказались удовлетворены. В 1570 г. Москву посетило посольство, уже совместное, от Речи Посполитой. «По секрету» сообщило, что король тяжело болен, и после него на трон можно будет избрать Ивана Грозного. Но для этого царю предлагали заключить мир – отдать Полоцк, Смоленск, уйти из Прибалтики. Такие поползновения государь отмел, однако назревало столкновение с Турцией, и он согласился заключить перемирие на 3 года.
Новая администрация на Украине занялась и устройством казачества. Это было поручено польскому коронному гетману Ежи Язловецкому, он начал набирать казаков на государственную службу. 5 июня 1572 г. король подписал грамоту о создании реестрового войска. Оно должно было выполнять полицейские функции, наблюдать за порядком, нести пограничную службу и выставлять «залогу» (заставу) возле переправ через Днепр. Именно его начали официально называть в документах «войском Запорожским». Но его численность определялась всего в… 300 человек. А начальником над ними поставили польского шляхтича Яна Бадовского. Титул гетмана он не носил. Да и смешно было бы командиру отряда присваивать один из высших титулов в государстве. Бадовского именовали «старшим войска Запорожского».
Казаки, записанные в реестр, получали определенные права, в том числе на владение землей – хотя в законе оно закреплено не было. Но тем самым подразумевалось, что все остальные казаки вообще не имеют никаких прав. Власть не признавала за ними даже права называться казаками. Они оставались просто «хлопами» – мужиками. Подчиняться таким порядкам днепровские казаки отнюдь не спешили. Теперь уже не только вольница, базировавшаяся в Сечи на ничейных территориях, но и все прочие казаки, черкасские, каневские, немировские, киевские, начали называть себя «Низовым войском». Это понятие стало расплывчатым, распространилось на любые казачьи общины и отряды, кроме рестровых.
А прижать их, вынудить к повиновению власть была не в состоянии. Учреждение реестра стало одним из последних актов Сигизмунда II, вскоре он умер. Между прочим, перед кончиной он советовал своим вельможам пригласить на трон Ивана Грозного. Уж король-то хорошо знал, насколько правдива клевета о «кровожадном» царе, которую распространяли по его указаниям. Ну а ближайший доверенный, Мнишек, как только благодетель испустил дух, обокрал его. Да так обокрал, что короля не в чем было прилично похоронить! Сестра Сигизмунда Анна открыто говорила об этом перед сеймом. Но разговорами все и ограничилось. При польских порядках привлечь магната к суду было проблематично, даже в таком вопиющем случае.
В Речи Посполитой началось «бескоролевье». Все усилия государственных структур, интересы магнатов и шляхты закрутились вокруг выборов нового короля. Кандидатур оказалось несколько: германский император Максимилиан II или его сын Эрнест; шведский король Юхан или его сын Сигизмунд. Католическая партия проталкивала шведские кандидатуры – объединить усилия против России. Но и у русского царя нашлось много сторонников. За него выступали сразу две партии. Одну составила мелкая шляхта. Дело в том, что польские «свободы» вылезали боком не только простолюдинам. Уже и шляхтичи, формально «равные» с магнатами, оказывались перед ними совершенно бесправными. Их унижали, могли отобрать приглянувшиеся имения, разорить по судам, а то и погромить наездом. Мелкие дворяне знали, как царь обуздал своих бояр, и считали его кандидатуру наилучшей.
Вторую партию составили литовские магнаты. Но им хотелось возвести на престол не Грозного, а его младшего сына Федора. Слабого, болезненного. Чтобы от его лица заправляли они сами. Выставляли царю условия, что Федор должен будет перейти в католицизм, за его избрание надо заплатить Полоцком и Смоленском. Иван Грозный такой вариант отверг, да и буйная анархия шляхты его не прельщала. Он указывал – власть должна быть не выборной, а только наследственной. Он связался с другим кандидатом, германским Максимилианом, и предложил ему союз. Пускай император берет себе корону Польши, а ему отдаст Литву. Можно даже и без Литвы. Максимилиан или его сын станет королем, с Россией будет заключен мир. К Речи Посполитой отойдут Курляндия (Южная Латвия) и Полоцк, а русским отдают остальную Прибалтику и Киев. После этого обе державы выступят против татар и турок.
Но демократия в Польше расплескалась вовсю. Схлестывались ораторы и агитаторы. В этой каше крутились агенты Рима, императора Швеции, Франции, Испании, Турции. Щедро сыпали деньги, еще щедрее – обещания. Сторонников покупали и перекупали. Выиграла старая французская королева Екатерина Медичи. Во Франции сидел на троне ее сын Карл IX, а она очень хотела пристроить другого, своего любимца Генриха. За его избрание полякам выплатили миллион ливров, обещали военную помощь против России, альянс с Турцией – Франция давно состояла с ней в союзе. А вдобавок Екатерина от имени сына предоставила избирателям максимальный ассортимент «вольностей». Не только отказ от наследственной власти, но и практически неограниченное расширение прав магнатов и шляхты.
Панам это очень понравилось. В апреле 1573 г. они избрали Генриха Валуа королем. Прибыв в Краков, он выполнил обещания, даровал Речи Посполитой «Генриховы артикулы» с правом «liberum veto»: отныне даже одному депутату на сейме достаточно было крикнуть «не позволям!» – и решение не проходило. Все это привело к беспределу «шляхетских свобод», а короли стали марионетками в руках панов, способных легко заблокировать любой их шаг. К Ивану Грозному Генрих обратился о мире, но начал готовиться к войне, просил помощи у брата, французского короля, у турок.
Но и русский царь в полной мере использовал передышку. Победа при Молодях коренным образом изменила обстановку на юге. Девлет-Гирей обратился с просьбами о мире. Даже денег не просил, что было для крымских ханов совсем уж необычно. Цинично писал: «С одной стороны у нас Литва, с другой черкесы, будем воевать их по соседству и голодными не будем». Правда, все-таки клянчил вернуть Казань или хотя бы Астрахань – напоминал, что царь сам обещал ее. Иван Грозный отвечал тоже откровенно – дескать, тебя этими предложениями «тешили, но ничем не утешили», а сейчас подобные требования «безрассудны».
Конечно, он понимал, что любые договоры и примирения с Крымом могут быть только временными – пока побитые хищники зализывают раны. Поэтому он затеял грандиозное дело, строить засечные черты. Граница сдвигалась на 150–200 км на юг.
Еще до сожжения Москвы, выдвигаясь в Дикое Поле, возводились крепости Орел, Болхов, Епифань. Теперь эти города соединялись единой системой укреплений. В лесах рубились сплошные завалы, на открытых местах копались рвы и насыпались валы до 15 м. А поверху ставились частоколы. В промежутках между крепостями засеки прикрывались острожками, постами, укрепленными слободами. Большая засечная черта протянулась на сотни километров от притока Оки р. Суры до притока Днепра Десны. От города Алатырь на Темников – Шацк – Ряжск – Данков – Новосиль – Орел – Новгород-Северский.
Службу на засечных чертах несли казаки. Они становились и населением новых мест, и строителями, и защитниками. В казаки верстали пограничных крестьян, привычных жить с оружием в руках. Привлекались тульские, брянские, рязанские, мещерские казаки. Приглашали и донских, волжских, яицких. Сюда переселялись и украинские казаки, в Орле возникла Черкасская слобода. Возможно, это были те же самые «польские казаки с пищалями», которые сражались при Молодях. Большая засечная черта перекрыла путь для крымских набегов. Отныне крестьяне избавлялись от постоянного страха перед степняками, стало возможным осваивать огромные пространства плодороднейших черноземных земель, до сих пор лежавших нетронутыми.
Известия о великой победе царских войск над турками расходились и по Османской империи. Посланник Хуана Австрийского доносил из Стамбула – балканские христиане ждут, что придут русские и прогонят турок. Венецианский посол в Турции докладывал: «Султан опасается русских… потому, что в народе Болгарии, Сербии, Боснии и Греции весьма преданы московскому великому князю». В Москву потянулись эмигранты и изгнанники из балканских стран, связывали с царем надежды на освобождение. Подобные настроения вызвали очередную смуту в Молдавии. В России жил сын одного их молдавских господарей Иоан Водэ. Он состоял на службе у царя, был женат на дочери князя Симеона Ростовского, но его семья погибла в эпидемии чумы. Иоан поехал в Стамбул в составе русского посольства и там перешел на службу к султану. Вполне возможно, что он оставался агентом царя.
Селиму Пьянице поступили сведения, что господарь Богдан Лэпушняну активно сносится с Речью Посполитой, окружил себя польскими советниками, выдал замуж сестер за польских магнатов. Султан низложил его, послал Иоана Водэ с турецкими отрядами. Причем Богдан Лэпушняну никакой помощи от Речи Посполитой не получил и тоже приехал в Россию, попросился под покровительство к Ивану Грозному. А заговоры и интриги в Молдавии не прекращались, двор господаря здесь уже традиционно был настоящим осиным гнездом. Но Иоан Водэ взялся энергично наводить порядок, и ясно, с кого он брал пример. В народе он заслужил прозвища Храброго, Грозного, а у знати – Лютого. Заговоры раскрывал, у изменников конфисковывал имущество и казнил. В предвыборной кампании в Польше дипломаты господаря активно поддерживали кандидатуру Ивана Грозного.
Иоан Водэ взял курс на освобождение своей страны. Когда турки в два раза увеличили дань с Молдавии, отказался платить и начал готовиться к войне. Призвал в войско чернь, крестьян. Обратился за помощью к соседям, но в Польше трон достался Генриху Валуа, другу турок. Зато откликнулись казаки. Черкасский староста Михаил Вишневецкий теперь был занят на сеймах, ездил для переговоров за границу. Его замещал обозный (начальник артиллерии) Иван Свирговский. Он собрал по днепровским городам 1200 человек и повел в Молдавию, казаки выбрали его гетманом. Подали помощь и запорожцы, прислали флотилию «чаек», 600 казаков под началом кошевого атамана Покотило. Иоан Водэ ставил казаков инструкторами, они обучали молдаван владению оружием.
Султан такого своевольства, конечно, не потерпел. Новым господарем Молдавии назначил Петра Хромого, весной 1574 года послал армию, 30 тыс. турецких воинов и 70 тыс. вспомогательных войск своих вассалов, господаря Валахии и князя Трансильвании. Но возле Фокшан передовой отряд, 900 казаков и молдаван, неожиданно напал на врагов. Возникло замешательство, покатился разброд. А в это время подоспел господарь с основными силами, неприятелей наголову разгромили. Развивая наступление, молдаване с казаками заняли Бухарест, вышли к Дунаю. Запорожцам было поручено взять города на Днестре и Дунае – Измаил, Килию, Акерман. Но они овладели только посадами, турки укрылись в крепостях, захватить их казаки не смогли.
А султан собрал новую армию. Призвал крымскую орду. Кроме того, турки навели связи с молдавскими боярами и перекупили их. Один из них, Иеремия, охранявший переправы на Дунае, за 30 тыс. сребреников пропустил вражеское войско и послал господарю ложное донесение, что наступают небольшие силы противника. Иоан Водэ решил встретить турок, повел на них 35 тыс. казаков и своих воинов. Встретил противника у Кагульского озера, решил все-таки сражаться. Но во время битвы бояре вдруг изменили, перекинулись к туркам. Войско господаря было разбито. В это же время с востока появилась татарская конница. Выплеснулась в тыл молдаванам. Их окружили возле Рокшан. Молдаване и казаки три дня жестоко отбивались в кольце. Наконец, Ион Водэ вступил в переговоры и согласился сдаться, если ему и его воинам сохранят жизнь. Но его обманули. Схватили и обезглавили, тело привязали к четырем верблюдам и разорвали на части. Перебили и других пленных. Свирговский был казнен вместе с господарем. Полковник Ганжа, действовавший отдельно от гетмана, собрал остатки казаков, сумевших выбраться из мясорубки, и сумел с боями прорваться на родину. А Молдавия была так опустошена татарами, что народ об этом помнил сотни лет спустя.
Однако и в Польше ситуация не успокоилась. Генрих Валуа был королем всего несколько месяцев. Во Франции умер его брат Карл IX. Екатерина Медичи срочно известила любимого сына. Генрих устроил шикарный банкет. Напоил столичную знать и придворных до положения риз, переоделся, нацепил на глаз повязку, сел на коня и в сопровождении пяти приближенных удрал от своих подданных. А заодно украл драгоценности польской короны. За королем организовали погоню, едва не схватили. Но в бешеной скачке он все же сумел оторваться от панов и пересечь границу. В итоге стал французским королем Генрихом III, а в Речи Посполитой вновь началось «бескоролевье». Опять забурлили предвыборные страсти, сыпалось золото, лилось вино. Паны и шляхта стали входить во вкус «демократии» – получать подачки и пировать за счет кандидатов оказалось приятно.
На этот раз фигурировали два основных претендента. Император Максимилиан – его сторону держал и Иван Грозный. Вторым всплыл вассал Османской империи, князь Трансильвании Стефан Баторий. Его поддерживали турки. Султан прямо пригрозил панам: если королем станет Максимилиан или русский кандидат, он объявит Польше войну. Но на Батория сделал ставку и папа римский, кампанию в его пользу вели епископ краковский и коронный гетман Замойский. Этот мелкий князек был одним из лучших полководцев в Европе. Он получал щедрое финансирование от католической партии. Да и сам подыгрывал, принимал любые обязательства, заманчивые для избирателей. Подтвердил «Генриховы артикулы», обещал даже жениться на 50-летней сестре Сигизмунда II Анне, то есть остаться без наследников. А в качестве политической программы обещал союз с турками и победоносную войну с Россией.
Но и русские не теряли времени, укрепляли свои позиции на юге. Ведь строящиеся засечные черты, ко всему прочему, позволяли более эффективно взаимодействовать с донскими и днепровскими казаками. Через новые крепости им шло снабжение. Совместными силами осуществлялась разведка. Так, мещерским казакам предписывалось делать разъезды «вниз по Дону до Волжской переволоки». На Дон царь посылал даже высших сановников. Один из ближайших его приближенных, Василий Грязной, попал в плен к татарам, когда с казаками совершал разведку на р. Молочную – совсем рядом с Крымом (государь выкупил его за 2 тыс. рублей).
Девлет-Гирей еще и дополнительно усугубил вражду с казачьим Доном. До сих пор в Азове соблюдался негласный «нейтралитет», казаков пускали в город торговать, местные купцы имели на этом немалые выгоды. Но хан жаждал отомстить Михаилу Черкашину за помощь царю под Москвой. Когда в Азов приехал сын атамана, Данила, ханские люди схватили его и увезли в Крым. Казаки возмутились, решили помочь атаману. Выступили как один, напали на Азов. Ворвались в посады, разграбили, взяли в заложники 20 «лучших людей», в том числе Сеина, шурина турецкого султана, и предложили отпустить их всех в обмен на Данилу. Но Девлет-Гирей предал атаманского сына мучительной смерти. В ответ были убиты заложники. Взятие Азова взбудоражило всю Османскую империю. Султан остался очень недоволен действиями крымского хана, писал ему: «А ведь, де, Азов казаками и жил, а казаки, де, Азовом жили, о чем, де, у них по ся места все было смирно. Нынче, деи, ты меж казаков и Азова великую кровь учинил».
А днепровские казаки поднялись расквитаться за Свирговского и своих товарищей, убитых в Молдавии. Большие отряды, достигавшие нескольких тысяч человек, неоднократно прокатывались по окрестностям Аккермана, Очакова, Ислам-Кермена. Зимой 1574/75 г. Девлет-Гирей вынужден был держать всю свою орду на Днепре – ждал казачьего набега на Крым. В марте стало известно, что казаки нацелились ударить не на Крым, а на Очаков. На них послали мурзу Дербыша с войском, но казаки разбили его и прогнали. С аналогичным результатом окончились бои с татарскими мурзами в мае-июне. Казаки все чаще выходили в море. В походах с русскими воеводами они научились, какие лодки лучше строить, как высаживать десанты. Теперь успешно действовали самостоятельно. Флотилиями в несколько десятков «чаек» налетали на прибрежные селения, грабили. Турки высылали против них военные корабли с пушками. Но казаки быстро поняли, как бороться с ними. Атаковали, проскакивая в «мертвое» пространство, где орудия их не доставали, и лезли на палубы, на абордаж.
Низовые казаки по-прежнему поддерживали связи с Москвой. Весной 1575 г. Девлет-Гирей узнал от своей агентуры и пленных, что Иван Грозный «грамоты днепровским казакам писал не по однажды, ходите, деи, вы под улусы крымские», присылал им в помощь «московских казаков», служилых и донских. Но на Русь после полученной взбучки хан идти не рисковал. А «ясырь» был нужен. Выручку от прошлогодних молдаван воины уже потратили. Что ж, казачьи нападения стали отличным поводом нарушить союз с Речью Посполитой. Летом 1575 г. Девлет-Гирей повел орду на Украину.
Казаки узнали о приближении большого войска по переполоху птиц и зверей в степи, сообщили киевскому воеводе Константину Острожскому. Он успел собрать ополчение. А стаи казачьих лодок вышли к переправам через Днепр. Налетели на крымские авангарды, сорвали форсирование реки. Но хан схитрил. Отвел войско и затаился, выждал. Своевольная шляхта из отрядов Острожкого быстро стала разъезжаться по домам. Девлет-Гирей в сентябре ринулся к другим местам переправы, орда хлынула за Днепр и проутюжила земли до Тернополя, нахватала огромный полон. Но хан тут же получил ответный удар. Гетман Ружинский с казаками «впал за Перекоп… учинив великие опустошения».
В последующих украинских источниках можно встретить известия, что Ружинский после этого совершил первый морской поход в Малую Азию. Захватил и разрушил Трапезунд (Трабзон), Синоп, нагрянул даже в Стамбул, пошерстив предместья. Но это лишь легенда. Запорожцы очень чтили Ружинского, сохраняли о нем самую светлую память, и в устных преданиях ему приписали дела, которые будут совершать другие предводители, лет через 30–40. В 1570-х гг. казачьи флотилии так далеко еще не забирались. Довольствовались северными берегами моря. До нас дошли турецкие жалобы в Польшу с перечислениями нападений, подробными списками ущерба. Разгром таких крупных городов, как Трапезунд и Синоп, набег на Стамбул, вызвали бы колоссальный дипломатический скандал, если не войну. Но в переписке они не упоминаются. Да и не было для них времени в промежутке между известными нам осенними и весенними операциями Ружинского. Поздней осенью и зимой на Черном море бушуют сильные штормы. Плавания на легких чайках невозможны, и казаки зимних морских походов никогда не совершали.
А в Польше предвыборная борьба чуть не переросла в вооруженную. Магнаты, как польские, так и литовские, объединились на стороне Максимилиана – император был стар, скоро должен был умереть. Значит, предстояли новые выборы, новая торговля короной, выгодные назначения и пожалования в обмен на избрание. Но мелкая шляхта возбудилась обещаниями Батория. Альянс с турками и татарами обезопасит их имения – после осеннего набега Девлет-Гирея этот аргумент был очень весомым. А война рука об руку с султаном и ханом сулила победу над Россией – несметную добычу, награды, завоеванные земли. В декабре 1575 г. на избирательном сейме паны добились, что большинством голосов был избран Максимилиан. Но шляхта взбунтовалась. Завопила, что не хочет быть «под немцами», и выкрикнула Батория.
Как доносил русский дипломат Бастанов, шляхтичи «тех панов хотели побить», «учили из луков и самопалов стрелять». Магнаты бежали, сторонники Батория заняли Краков, захватили королевские регалии. Таким образом, две части избирателей выбрали двух королей. Выиграть должен был тот, кто окажется сильнее и оперативнее, приедет в Польшу и возглавит свою партию. Но старенький и нерешительный император задержался в своих владениях. Принимал поздравления, переписывался со сторонниками. Только выслал отряды на карпатские перевалы, чтобы не пускать Батория в Польшу. А соперник с небольшой дружиной сорвался с места, горными тропами обошел заставы, прискакал в Краков и был коронован королем.
Для России это означало войну. Не только с Речью Посполитой, но и с Крымом, а может быть, и с Османской империей. Москва готовилась к такому развитию событий. Как стало известно Девлет-Гирею, зимой 1575/76 г. к гетману Ружинскому «и всем днепровским казакам» приезжал посланец царя. Иван Грозный обещал прислать боеприпасы, приказывал ударить на Козлов (Евпаторию), и казаки обязались «государю крепко служити». По данному поводу хан собрал совещание своих вельмож. Предположил, что казаки сперва будут брать Аккерман и Очаков, а татары останутся в безопасности «за спиной» турок. Но мурзы возразили: «Если придет много людей на лодках, города их не остановят… Когда и на кораблях к ним приходят турецкие стрелки, они их побивают и города берут».
Однако перемены в Польше воодушевили хана. Он даже презрел тревожные донесения, весной 1576 г. вывел в поле 50 тыс. всадников. Впервые после разгрома у Молодей решился вести их на Русь. Но в Москву понеслись от разведки сигналы опасности. Чтобы прикрыть границы и строительство засечных черт, Иван Васильевич развернул на Оке полки, сам выехал к армии. Впрочем, до боев дело не дошло. Хан узнал, что его ожидают крупные силы, а кроме того, получил подтверждения, что в низовьях Днепра и на Дону собираются казаки, намереваясь ударить по его тылам. От Молочных Вод татары повернули назад.
Казакам тоже стало известно, что орда возвратилась в Крым. Они изменили планы. Трехтысячное войско Ружинского вместе с пришедшими к нему донскими казаками осадило главную турецкую крепость на Днепре, Ислам-Кермен. Подвели мину, взорвали башню и взяли город. Но Ружинский, готовясь к штурму, неосторожно стоял «на плохом месте» и при взрыве погиб. А Девлет-Гирей прислал подмогу, татары ударили на казаков, грабивших Ислам-Кермен, многих перебили, другие отступили.
Во многих исторических работах приводится рассказ, как Ружинский накануне своего последнего похода обратился к Баторию. Описал ему подвиги и достижения казаков, и король высоко оценил их, 20 августа 1576 г. издал универсал, даровавший запорожцам войсковые права, «вольности», города, обширные земли, прилегающие к Сечи и отбитые казаками у татар. Современная украинская историческая наука и государственная пропаганда приняла этот сюжет на официальном уровне. Преподносит его как один из актов рождения украинской государственности! Хотя «казачий универсал» Батория от 20 августа 1576 г. – не более чем фальшивка. Ее сфабриковала запорожская верхушка уже в XVIII в., пытаясь оспорить у царской администрации свои права на прилегающие области. Это однозначно доказали не только немецкий историк Г.Ф. Миллер, но и столь компетентный исследователь Сечи, как Д.И. Яворницкий.
Баторий никак не мог наградить казаков за их подвиги, да еще и землями, принадлежавшими крымскому хану. Скорее, покарал бы. Потому что союз с ханом и Турцией был основой его политики, оглашался в его предвыборных программах. Даже термина «запорожцы», употребляемого в универсале, в ходу еще не было. Запорожское войско существовало только одно – реестровое, тот самый отряд из 300 человек, который был создан в 1572 г. Но Баторий, едва взойдя на престол, одним из первых своих актов расформировал его! В угоду хану и султану.
А прочих казаков в 1576 г. называли «низовцы», «низовые казаки». Да и Сечь в это время находилась не в Запорожье. Она была еще маленькой и «кочевала», несколько раз меняла местоположение. Сам Баторий писал туркам, что «низовцы живут около московских границ за Днепром». Это согласуется с преданиями запорожцев, что Сечь в стародавние времена располагалась в Седневке, недалеко от Чернигова. А как раз около 1576 г. казаки создали еще одну базу, на притоке Днепра – реке Самаре, построили ее на острове в «дубовой товще». Позже, когда главная база переместилась в Запорожье, крепость на Самаре была переоборудована в казачий Пустынно-Николаевский монастырь, прославившийся чудотворной Самарской иконой Пресвятой Богородицы. Но низовцы жили и в других местах. Напомню, это имя относили ко всем нереестровым казакам. Татары сообщали, что к предприятиям низовцов присоединяются люди из Брацлава, Канева, Немирова, Черкасс.
Обращение Ружинского к Баторию не согласуется и по времени. Гетман погиб или раньше, чем новый король сел на трон (коронация 1 мая 1576 г.), или сразу после этого. Да и вряд ли стал бы обращаться. Приказ о последнем походе он получил от Ивана Грозного. Донесение о разрушении Ислам-Кермена и гибели Ружинского казаки тоже послали не в Польшу, а в Москву. Причем поражение и потеря своего командующего не деморализовали казаков и не снизили их активности. Наоборот, они жаждали посчитаться с «басурманами». Посыпались непрерывные нападения. За лето 1576 г. отряды днепровских и донских казаков по 3–4 раза налетали на окрестности Очакова, Аккермана, Бендер, угоняли скот, врывались в городские посады. В документах замелькало имя нового гетмана низовцов – Шаха. Кстати, он тоже жил не в Запорожье, а в Немирове.
Ну а Баторий как раз в это время взялся налаживать отношения со Стамбулом и Бахчисараем. Но от султана и хана на него хлынул целый поток жалоб. Требовали оплатить убытки, наказать виновных. Паны оправдывались, что набеги совершают «своевольные люди», «беглецы из разных стран», и за их действия король не отвечает. Уверяли, что предводителей походов, которых назвали турки, «князей Мысько и Васыля», в Польше не знают и не ведают. А Баторий свое отношение к казакам выразил в письме к крымскому хану в 1577 г.: «Мы их не любим и не собираемся их беречь, даже наоборот, собираемся ликвидировать, но в то же время не можем держать там (на Украине) постоянное войско, чтобы им противодействовать».