НОЧНАЯ ГРОЗА В ПОЛЕ
Летним вечером по пути из леса в город десятилетняя Вера и нестарая ещё её бабушка были застигнуты грозой среди чистого поля. Выходили они из лесной избушки когда было просто пасмурно, но не по-хорошему, а уже как-то зловеще. И пока шли неблизкой дорогой, тучи, словно под чьим-то началом, сноровисто сплотились, разбухли и чёрной тяжёлой массой декорировали всё небо, не оставив и малой светлой краюшечки. Хоть и был ещё вечер, по воле свыше воцарилась полная ночь.
Отдельные постукивания и короткие нестрашные проходы на ударных, сопровождавшие просверки одиноких молний где-то вдали, незаметно преобразовались в непрерывную оглушительную канонаду. Молнии в неистовой пляске уже совсем рядом иссекали неохватный чёрный купол, щедро разветвляясь и непрерывно сменяя одна другую. Почти синхронно с одной из них, вертикальной и толстой, на пике громового крещендо небо раскололо мощнейшее соло, изошедшее металлическим звоном, будто на многие осколки разбился огромный сосуд. Стихия не скромничала, празднуя в ночи неведомое торжество во всю свою титаническую мощь.
На всём немалом поле женщина с девочкой единственные возвышались подобно антеннам. Разошедшийся ливень давно игнорировал их однослойную летнюю одежду и струился впрямую по коже, скатываясь по телу и доставляя этим острое удовольствие, ибо минувший день был жарким, а вечер – исключительно тёплым.
Деваться пилигримам было абсолютно некуда, и они смиренно продолжали свой путь к городу, утопая босыми ногами по щиколотку в напитавшейся дождевой водой земле. В дополнение к их и без того вполне достаточной для разящих копий «привлекательности», бабушка имела в руках эмалированный таз, первоначально наполненный только собранными в этот день лесными ягодами, но теперь – подобием несваренного компота. Прикрыть таз было нечем, и, чтобы не сплеснуть нечаянно ягоды, путники время от времени прерывали неспешное движение и сливали-сцеживали навязанную им свыше воду. По этой причине долгая дорога домой становилась ещё дольше, получалось – еле брели.
Ни словом, ни видом бабушка не проявляла тревоги, и, возможно, поэтому Вера страха не испытывала. Напротив. Сила и грандиозность природного действа её заворожили и привели в странный экстаз. Ласковая ли напористость тёплого ливня, пьянящий ли острой свежестью воздух или явное беснование незримой энергии вокруг взбудоражили её до состояния восторга. Казалось, неведомая ей сила поднимает её над землёй; ей захотелось раскинуть руки и закричать-пропеть ликующе. Но ничем не проявила она своего желания и ни капли не растратила накопившейся в ней и рвущейся наружу энергии.
Безумие стихии, тем временем, сдвинулось куда-то или просто исчерпало себя. Вселенский гром сменился добродушным погромыхиванием, постепенно сходящим на нет. Дождя не стало совсем, когда они наконец достигли крова. В тихом и мирном, вполне уже ночном доме они сбросили мокрую одежду и привели себя в порядок. Бабушка о чём-то тихо переговорив с мамой, подошла к небольшому иконостасу в углу и стала, часто крестясь и склоняя голову, молиться с несвойственной ей страстностью. Она не была ярой богомолкой, в церковь ходила только по большим праздникам, и Вера несказанно удивилась, да так под негромкий речитатив и уснула крепко и счастливо, непонятно отчего.