Бу великий и ужасный. 2 (Дино Динаев)

2

– Какое отношение имеет процветавшее на предприятии воровство к убийству его генерального менеджера? Вы хотите сказать, что господина Бу заказали воры? Крупнейшего международного стратега – и какие-то портовые воришки, которые с парохода куль муки уперли?

– ХЗ, – пожал я плечами. – У нас в гестапо и за меньшее убивали.

Петр Исаакович скривился, словно от зубной боли.

– Прекратите, Гадалин. Я скорее поверю, что Алга станет столицей России, чем в ваше помешательство.

– Я хочу лишь сказать, что вашего Бу мог шлепнуть…эндшульдиген зи, убить любой.

– И вы? – он вперил в меня проницательный взгляд.

– Зачем! Он мне не мешал.

– Вы надо мной издеваетесь? Ну что ж, у меня терпения хватит.

– Не торопите меня, в свое время, я расскажу обо всем.

Интересно, выдержало бы его терпение, если бы я сказал, что могу вспоминать прошлое лишь фрагментарно?

Впервые имя Бу я услышал от Ольги Аблязовой.

От кого же еще, как не от женщины и представляемого ею агентства АБС[2].

Я слишком долго живу. Помню те времена, когда у нас вообще не было новостей. В газетах и по телеку все время что-то строили и сеяли. Книжные магазины вместо книг были завалены материалами пленумов.

Странное дело. С тех пор, как говорится, минуло. Вместо красных пришли белые. Демократия, всероссийский алкаш Ельцин, выборы, вместо одной партии 120. Многое изменилось, колбасу стал вытеснять силикон, человек засомневался, что произошел от обезьян, женщины узнали про секс. Не изменилось только одно, правдивую информацию нам не видать как своих ушей. Особенно тяжко нам, инженерам, привыкшим работать и анализировать точную информацию. Что остается? Сплетни агентства АБС.

Ольга, являясь штатным экономистом отдела, имеет знакомых в плановом отделе при управлении порта. Именно этим запутанным путем пришли ко мне первые сведения о Бу, великом и ужасном.

– Мне тут рассказали по секрету, я обещала никому не говорить, но тебя еле дождалась, – с присущей женщинам логикой заявила Ольга. – Убийство япошки стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Альянса. Там и раньше еле терпели Гендонова. Предприятие давно выкупили французы с япошками, а директор русский! Нонсенс. Теперь Гендонова снимают, а вместо него пришлют важную шишку из центрального офиса. У него еще имя такое странное, как кличка у собаки. Бу! Он и портом, наконец, всерьез займется и расследование убийства Шикако возьмет под контроль.

– Из какого центрального офиса? – рассеяно спросил я.

– Ты совсем темный, Сэм. Он приедет из Токио, конечно, – важно произнесла Ольга.

Когда она считает себя умнее других, ее невозможно переубедить или переспорить. Так что сведения о том, что штаб-квартира Альянса находится в пригороде Парижа, я оставил при себе.

Ольга рассказала, как они с Геной ходили в ресторан «Крошка-япошка». Я любил, как она произносит слово «япошка». С чувственным придыханием, с подъемом груди.

Я знаю единственного человека в Алге, который произносит слово «япошка» более чувственно. Это диктор местного радио «Июль» Агнешка Голубикина. Она рекламирует ресторан «Крошка – япошка» таким нежным голоском, что кажется, что язычок ее сворачивается в трубочку.

Шикако в ресторан этот сходил. Правда, только раз. Жаловался, что мозги чуть не высрал, и что с настоящим суши подаваемая отрава не имеет ничего общего.

По словам Ольги Аблязовой и ее подруг из планового бюро Бу в Альянсе держат вместо цепного пса, понимающего лишь одну команду, и команда эта «Фас!». За ним тянется длинный шлейф разоренных корпораций от Детройта до Поволжья.

«Настоящего имени его никто не знает, но все зовут его Бу!».

– Говорят, что директор Альянса страшно разозлился, когда ему сообщили об убийстве сотрудника. Теперь Бу должен взять под контроль следствие, после чего подвести порт под банкротство. Оказывается, это первый случай, когда за границей убивают менеджера Альянса такого уровня, и они этого не простят. Представляешь?

Когда Ольга начинала волноваться, она всегда повторяла «Представляешь? Представляешь?»

– Что значит, не простят?

– Они найдут убийцу Шикако и пришьют его! А потом остановят порт, чтоб другим неповадно было!

Женщины обожают кровожадно выражаться, вот и Ольга сладострастно произнесла «пришьют».

У меня чрезвычайно развито и даже где-то гипертрофировано чутье на опасность, и сейчас оно засвербело с неожиданной силой.

В городе 10 тысяч домов, а Шикако убили именно в том доме, где я довольно долго жил и многих знал. Это не должно меня никак коснуться, убеждал я себя.

Я слишком привык к тихой мирной жизни, чтобы что-то менять. Да и мой врач придерживался той же концепции.

Некоторое время мы помолчали, осмысливая сказанное.

– Хоть что-нибудь еще про Бу известно, кроме того, что его в пробирке вырастили? – спросил я.

– Мало что, – призналась Ольга. – Говорят, любит синее шампанское. И знаешь почему? Он голубой, представляешь?

Второй раз о Бу великом и ужасном я услышал от Сеньки Строева.

В свое время он пырял у нас в отделе, потом изловчился слинять в группу обслуживания «KAYK», занимающейся сертификацией порта на предмет соответствия европейским стандартам. «KAYK» слыла фирмой левой, паразитирующей на странах бывшего соцлагеря. Но брали они по божески, а сертификат выдавали самый настоящий, даже с печатями.

Помнится, в прошлую нашу встречу Строев обслуживал программистов из великой страны Албании. Получал нехилые бабки, стучал понемногу на новых друзей, обустраивал их скромный быт. Для этого снималась турбаза на побережье, жарился поросенок, и подавалась паюсная икра к русской водочке.

Одно время туда ездила Блондинка, как самая красивая на заводе, тогда еще Эля не работала. Я обалдел, увидев фото ее в пеньюаре. Женщины бесстыдные существа, я не смог бы выставлять напоказ выстриженные полоской волосы на гениталиях. А Блондинка смогла.

Строев выглядел удрученным.

– Разгоняют нас! – огорошил он новостью. – Фирма «KAYK» обходится в 30 миллионов каждый год. Ерунда по сравнению с бюджетом порта, но Мартин Бром, как увидел, затрясся от жадности. Как он их только не называл. Самое безобидное, «арабы, жрущие свиней»! На следующий год он уже запланировал перенос фондов с затрат на «KAYK» как бонус в свою зарплату.

– Свято место пусто не бывает! – философски заметил я. – Бромм не такой уж маразматик, каким кажется на первый взгляд.

– Радуйся, если тебе от этого легче станет. Деньги ведь нам не попадут все равно.

– Деньги нам не попадут в любом случае, – поправил я. – Но знаешь такую поговорку. Если нам плохо, то значит, Бромму хорошо! Купит эшелон лягушачьих лапок, засолит на зиму.

– Ничего, не долго ему оставалось денежки порта присваивать! – мстительно проговорил Строев. – Скоро должен Бу приехать.

Он сказал это таким тоном, каким герой пьесы пообещал «Вот приедет барин, барин нас рассудит».

– Кто это? – как можно небрежнее осведомился я, чтобы не выдать свой интерес.

– Большая сука, говорят!

– Информативно. А все-таки? Он что, входит в совет директоров Альянса?

– Бери выше, он штатный чистильщик. Когда в филиалах Альянса в варварских странах возникают проблемы, которые нельзя решить с помощью взяток, присылают Бо. Про порт в Раиче слыхал? Бо его обанкротил по заданию Альянса. Говорят директор и замдиректора были шибко против. И они оба умерли при загадочных обстоятельствах и весьма вовремя.

– Ты его прямо монстром выставляешь.

– Я выставляю? Не дай тебе бог встать на пути этого товарища! Мой тебе совет, держись от Бу подальше!

Я даже удивился.

– К чему ты это сказал? Где Бу и где я?

На что Строев серьезно посмотрел мне в глаза и посоветовал:

– Я бы на твоем месте постучал по дереву.

Я шел на склад. Редкая вещь случилась, я шел на свой родной склад. Обычно мне как тягловому мулу доверяют чужие склады, где умудрились все запороть. Таков был Тимкин склад под мудреной аббревиатурой СССР с кладовщицей Мотей. Тимка проработал у нас всего год, превратил склад в помойку, получил категорию и премию к годовщине порта, и смылся в Загору.

На мне неизменный казенный бушлатик, фуражечка, в ушах затычки андроида. Повезло закачать 6 дисков итало-диско. Сейчас звучит William Pitt – City Lights (Extended). mp3.

На 6-м пакгаузе увидел знакомый пикап с вмятиной на заднем крыле, это Кара в пепельницу въехал.

Подъехав вплотную, он приспустил окно, и мы пожали друг другу руки. Он предложил подвезти.

Кара был вор известный. Он не работал ни на Француза с Омаром, ни на докеров Радика Булатова, и его до сих пор не завалили, чем он не мог не вызывать уважения. На 6-м пирсе, где он официально числился, его боялись все, даже бригадир, бывший боцман, который не боялся самого морского дьявола.

Как ему такое удалось, ведь я не слышал, чтобы он кого-то избил либо кому-то угрожал. Я пытался втихую вызнать секрет у Злыдня, давнего врага Кары, но тот лишь загадочно ухмыльнулся и посоветовал держаться от него подальше.

Не желательно было светиться рядом со столь известным всему порту вором, чтобы не подмочить репутацию. Но как уже упоминалось, я слишком долго работаю в порту, мельком застал даже легендарного генерального капитана Матросова. Моя репутация не то, что сродни кевларовому бронежилету, скорее наоборот. Она вся настолько потаскана, в таких дырах и прорехах, что если выстрелить в нее, никто не заметит новую дыру, подумают, что она уже давно.

С другой стороны, на склад так далеко идти, и как поется в песенке, которую помню лишь я один «я теперь не тот». Так что я подмыкнул фуражечку и уселся на пассажирское кресло пикапа. Кара без предупреждений дал полный газ. Чтобы голова не оторвалась, я прижал ее к подголовнику.

– Слушай! – с воодушевлением начал известный вор.

– Нет! – сразу пресек я, поняв, о чем может идти речь. Конечно же, о воровстве.

– Жаль! Хорошие бабки бы получил, машину обновил. Ты чего?

Я не смог сдержать нервный смех.

– Что ты думаешь о Бу? – спросил я у Кары.

– Мне по… – воскликнул он. – Как воровал, так и буду воровать!

Это он всем говорит, включая следователей особого отдела.

– Приедет, поймет, что ни шиша здесь нечего ловить, да и сдуется! Это показуха сплошная! Помнишь, я на стрелку ездил, тебе рассказывал?

Это я помнил.

На заре дележа порта часты были стрелки, базары и даже перестрелки с последующей ударной застройкой алей на центральном городском кладбище.

Где я в то время был? Как ни странно, в инженерах. Такие страсти вокруг кипели, того убили, этот повешен, а я существовал словно за железным занавесом. Равнодушие непрошибаемая вещь, навроде кевлара. Я не к тому, что оправдываю себя, или считаю умнее всех. Я всего лишь нашел свою нишу и пересидел в ней. Я и сейчас в ней нахожусь.

А Кара на стрелки ездил. Он парень здоровый, под два метр ростом, крупноголовый, если обрить, страшный видом. Его и брали для массовки. Платили тысячу рублей за стрелку. Ездили скопом, по 18–20 машин.

– Куда ездили? На чьей стороне я был? Что за пацаны со мной были, ничего не знаю! – признавался Кара. – Главное было на стрелке рядом с машинами стоять. Если бы шмалять начали, чтобы сразу дать деру.

– Все боятся Бу! – неожиданно признался Кара. – Пара человек даже уволилась. Я уже больничный купил, когда Бу приедет, уеду на курорт, береженого бог бережет.

– Вам то чего боятся? Он же будет искать того, кто Шикаку замочил, – сказал я и осекся. – Думаешь, кто-то из ваших с 6-го пирса поработал?

Некоторые реалии позволяли утверждать, что 15-й корпус, где я трудился, самый криминализированный в порту. Об этом говорили и посты особого отдела, обложившие корпус словно медведя в берлоге. Объективности ради надо подчеркнуть, что воровство это не остановило. У нас и раньше до установки постов не воровали, засунув запчасти в трусы. Все делается официально, документы кипами оформляются.

Что касается 6-го пирса, то это сердце 15-го корпуса. Хлебное место. Здесь делали состояния. Но и опасное тоже. Случалось, что парней, которых я неплохо знал, хоронили в закрытых гробах. Если находили тела.

– Шикаку никто из наших не мочил, мы другой масти, – втолковывал мне Кара словно маленькому. – Но посуди сам. Бу сейчас начнет искать информаторов и стукачей.

– Это одно и то же.

– Не перебивай! Для этого ему понадобятся замазанные в воровстве, чтоб их можно было на испуг взять. Шантажировать, что если они не начнут носом землю рыть, он всех Фофану сдаст. Кстати, еще не общался с ним? Что за человек? Сколько берет? Как узнаешь, все мне расскажешь. А если не расскажешь, я тебя завалю.

Он неожиданно замолчал и на полном серьезе уставился в меня. Машина со спущенными окнами стояла на краю пирса, прибой добрасывал до кабины дисперсную соленую пыль, гортанно кричали чайки, и я вдруг подумал, что сидящего передо мной человека я совсем не знаю.

– Ладно, шучу! – ухмыльнулся Кара, хлопнув меня по коленке своей ручищей так, что у меня едва одной ногой не стало меньше. – Где Бу стукачей еще искать, кроме как у нас? Нет, Сэм, как ни крути, Бу мимо нашего 15-го корпуса никак не пройдет!

– Мы впереди прогресса! – крикнул он уже отъезжая.

В наушниках ему вторила Shipra – Blinded By The Llight (Extended). mp3.

Чтобы добраться до склада, необходимо было преодолеть длинный участок между контейнерами. Этот узкий проход никто не любил, имелись на то свои причины. Был случай, одному докеру проломили башку монтировкой, а самого бросили. Насколько мне помнится, он пролежал всю ночь на бетоне, застудил почки и вскорости умер.

Другой случай анекдотичный, но это как посмотреть. За одной из женщин погнался незнакомец, тогда она не нашла ничего лучше, как свернуть с прохода в щель между контейнерами, где благополучно и застряла. Да так неудачно, что попа осталась снаружи, словно приглашая откушать. Незнакомцу не престало прилагать дополнительные усилия, чтобы спустить ей шаровары и вдуть. Пока она выбиралась, насильника и след простыл. Так что, кто это был, так и осталось для истории загадкой. Этот случай послужил основой для множества приколов и розыгрышей. Стало даже модно указать на коллегу и воскликнуть «Так это был ты!».

В этот раз со мной произошел странный случай.

Когда мне не посчастливится идти по знаменитому проходу, то я делаю все, чтобы не подпускать никого со спины. Нельзя утверждать, что я боюсь нападения. Я никогда никому не угрожал, денег не ношу, и ухлопать меня можно лишь по ошибке, которую я таким образом стараюсь исключить.

Длину прохода никто никогда не измерял. Я оцениваю его метров в 300–400. Не успел я пройти метров 100, как за мной увязался некий субъект.

Не испытывая повода для паники, я на слух контролировал дистанцию между нами. Тип не ускорял шаги, стремясь догнать, дистанция так и оставалась неименной на всем протяжении прохода.

Словно связанные невидимой нитью, мы преодолели весь путь между контейнерами. В конце я решил оглянуться и посмотреть, не женщина ли это была. Наверное, это было нужно мне, чтобы в очередной раз испытать комплекс неполноценности. Инженер кладовщицы испугался!

Странное дело, оглянувшись, я узрел давешний проход пустынным на всем видимом протяжении. За мной никто не шел!

Я малодушно списал все на собственную мнительность, но сам в глубине души был уверен, что не мог так ошибиться. Незнакомец имел возможность втиснуться между контейнерами, а при известной ловкости и забраться на крышу одного из них. Когда я был помоложе, я и сам так делал, хотя ума не приложу, зачем.

Многое забывается. Я никому не признаюсь, но я старею. И склеротичные провалы в памяти тому подтверждения. На днях я не мог вспомнить, где у нас был буфет в институте, а где туалет.

Мелочи, ерунда, но память вымывается, словно песок на пляже у моря. Я не могу вспомнить, какого цвета были глаза у Валерки Зайцева, кумира и легенды всех портовых воров и моего друга. Я забываю интонацию, с которой он говорил мне:

– Ты дерево, Сэм! Не веришь своим глазам! Ты сам себе не доверяешь!

В этот момент он словно живой встал перед моими глазами. Шел дождь, я сидел в его машине, а Заяц в модном красном пиджаке торопливо вытирал фары снаружи.

И я сказал себе:

– Сэм, ты мог когда-нибудь представить себе, чтобы хмырь в крутом красном пиджаке вытирал стекла в машине, а ты сидел внутри?

А потом мы с Зайцем такое замутили, что чертям стало тошно, Заяц сгинул, а я теперь хожу и оглядываюсь на собственную тень.

Вопрос с эксгибиторами, который привел меня на склад, не стоил и выеденного яйца, но не это вывело меня из себя. Терпеть не могу, когда из меня делают дурака больше, чем я есть.

В нашем случае во вторую смену со склада пропало 4 эксгибитора разом. Случай не экстраординарный, в бытность мою и больше тырили. Поражала наглость осуществленной процедуры.

Подписал накладные листы один инженер, который подписывать их права не имел, выдавали почему-то через 2 недели после подписания, и самый криминал, замену как кошка языком слизнула. В общем, как ни крути, эксгибиторы сперли, что увеличивало безвозвратный процент потерь порта.

Мне следовало отобразить потерю в отчетных бумагах, дабы показать бдительность нашего доблестного БСК, вот собственно и все. Можно было откушать пирожок на обратном пути. Так как обед позади, а до окончания рабочего дня еще цельных 3 часа.

На складе в поте лица трудился Саботаж. На вид ему лет 100 и он давнишний пенсионер, призванный Гендоновым на усиление (сиречь, чтобы не брать молодых и получить налоговые льготы, наш пострел везде поспел). Собрав морщины на лбу в единый мыслительный узел и скорбно жуя губами словно старая лошадь, Саботаж вдумчиво вычитывал рекламу в бесплатной газетенке, и даже не пошевелился, гадский папа, когда я зашел. Хотя у них имеется звонок, звенящий всякий раз, когда открывается калитка на кованных воротах. Мера не излишняя, слесаря на складе любят покемарить.

Меня на складе в грош не ставили, потому что непосредственным начальником являлся мастер Коромыслов, которого кстати тоже ни в грош не ставили.

– Так что там с эксгибиторами? – спросил я чисто для проформы, садясь на стул Коромыслова, который как всегда находился в бегах, известное дело, мастера ноги кормят.

– А я хрен его знает! – нагло заявил Саботаж. – Я за ними не слежу!

– Но ты вроде являешься материально ответственным, – застенчиво напомнил я.

– А чо мне с ружом стоять?

– Я понимаю, новые свистнули, но старые хотя бы где? Где замена?

– Дак в перемотку отвезли, Семен Лексеич!

Меня задело, как мне непринужденно врут. Как Тимке какому-нибудь, который и года у нас не проработал.

– Брешешь! – отрезал я и тут вспомнил имя Саботажа. – Брешешь, Георгий! Я узнавал, в перемотку ничего не возили! Ты все без замены раздал! Только случайно ли накладные две недели лежали, не тебя ли ждали, пока ты во вторую смену выйдешь, чтоб без лишних глаз?

Он не отшвырнул с треском газету. От не вытаращил глаза, бормоча ругательства.

Он повел себя совершенно адекватно, что вообще то было на него не похоже. Он спокойно отложил газету, аккуратно сложил его вчетверо и спросил абсолютно индеферентным тоном:

– О чем это вы, Семен Алексеевич?

На лице его было написано недоумение, как будто он увидел на пороге конторки марсоход на гусеничном ходу, а не простого российского инженера. Тут меня окончательно переклинило.

Как пишут в плохих романах, наиболее вероятные события промелькнули перед его глазами.

Я представил, что когда Саботаж изъявит желание встать стула, чтобы уйти, хлопнув дверью конторки, как я сладострастно наступаю ему ногой на полу безразмерного халата, возлежавшего на шашке, и не даю ему этого сделать. Ну прям как Жеглов Юрскому наступил.

Дальнейшие события представились мне как иллюстрированное приложение к уголовному кодексу. Вот я забиваю Саботажу якорь в ж…, попутно замеряя вылет вала. Вот следующая картина маслом «Избиение святого Георгия якорной цепью». Красивый стоп-кадр «Саботаж падает с верхнего стеллажа на ржавые балки».

Нечеловеческим усилием воли я прогнал видения, вернув на место инженера Сэма, но от этого он не сделался менее опасным, хитрым и коварным.

– Знаешь ли ты, брат Георгий, что на носу у тебя презентация, которую будет проводить лично господин Бу, великий и ужасный? – вкрадчиво сказал я.

– А нам что презентация, что х…тация! Мы люди маленькие, – нагло заявил он, вдали от начальства они все смелые.

Когда он хотел пасть раззявить, то я положил ему на рот руку, не совсем чистую, по пути я успел посетить сортир, а потом пощупать пару дизелей на полках. Сами понимаете, руки я мыть не стал.

– Знаешь ли ты, раб божий, как господин Бу поступает с такими маленькими людьми? – тем же зловещим тихим голосом продолжил я. – Если ты думаешь, что тебе дадут путевку в санаторий, то должен тебя разочаровать. Ты знал бригадира электриков? Знаешь, что Бу с ним сделал?

– Так вроде Бу еще не приехал, – неуверенно проговорил Саботаж.

– Электрик тоже так думал. Бу зашел в док, а в доке темно. Он выводит монтера на пирс, будто бы для проработки, а легонько так локоточком и толкнул. Тот с пирса и рухнул как подкошенный, да головенкой об топляк. Камнем на дно!

– А чего люди то?

– Сделали вид, что ничего не случилось. А ты как бы поступил? Массовые сокращения на носу, вякнешь, и ты за забором!

– Какой вы жути напустили, Семен Алексеевич! У меня же вторая смена! Сидишь тут ночью один, пирс рядом, так и кажется, утопленники о причал бьются. Вы врать не станете, вас все знают, – глаза его сделались белыми от страха. Воочию я убедился, что в порту про меня многое болтают, и не всегда это вредит делу.

Спустя четверть часа я омывал руки в море. На 6-пирсе имелась прорубленная в бетоне лестница, чтобы спуститься к воде. Мне казалось, что руки до сих пор пахнут чужим потом и страхом.

Саботаж вернул пропавшие эксгибиторы. Скорее всего, купил за свои деньги и положил на место, «как будто так и було».

Годзинскому я доложил, что «в Багдаде все спокойно».

Порт сродни Минотавру, перемалывающему людей. Каждый божий день вынь да положь человеческую жертву. У каждой жертвы свой срок. Кто тянет до пенсии, чтобы помереть в первый же год заслуженного отдыха. Чаще умирают в процессе, как помер Витек из бюро суд помощи. Лежал дома, смотрел телевизор, руки за голову. Сердце и остановилось, хотя он на сердце никогда не жаловался, веселый был человек.

Один я знаю, что сердце тут не при чем. Порт взял очередную жертву и сыто отрыгнул. Кто следующий?

Мне жаль всех, кто пыряет в порту (исключая французов и японцев). Я вижу, как они стареют, как в каждодневных скандалах уходит навсегда красота и здоровье. И как душу продают, я тоже вижу. Тело тоже в цене, особенно у секретарш.

Но одного человека мне жальче других. Когда я поднялся с пирса и увидел тощую нескладную фигуру, вихор светлых волос, интеллигентные очечки, не сказать, что сердце сжалось, это слишком человечное для меня чувство, но чувство сожаления в нем поселилось, это без преувеличения.

Сашку Караваева порт переварил быстрее остальных. Почему? Он не умел защищаться, не мог скрываться за маской циника, и когда порт, гордость России, издыхал словно забитый мамонт, он не мог над этим посмеиваться.

«– Постойте, это вы про того самого гражданина Караваева? Знаменитого программиста? В таком случае, мне непонятна ваша жалость и умилительная интонация. Судя по моим данным, Караваев был отличным профессионалом, слава о котором, благодаря написанной им выдающейся программе, прогремела на весь порт.

– К большому сожалению, деловые качества у нас в порту никак не связаны с материальным благополучием.

– Это кто вам сказал?

– Винни-Пух!»

Караваев был редкостной ищущей личностью, нетипичной для нашего времени. Он приехал в город, когда остальные бежали из него как из охваченной чумой Генуи в 14 веке. Моногород был обречен и без боя сдан интервентам.

С упорством, достойным лучшего применения, Караваев за копейки пахал в порту, отдавая зарплату почти целиком за съемную квартиру.

Он явно был не из нашего времени, а из другого, когда понятие «энтузиазм» еще не сгинуло, когда люди не ходили в церковь, они верили. В будущее, гуманизм, добро. Представления не имею, откуда он взялся, и почему именно у нас. Должно быть, это была проверка на совесть, очередная проверка с самого верха, которую мы как всегда не прошли.

Он стал активистом совета молодых специалистов, занавешивая грамотами съемную квартиру. Он пырял по 12 часов без выходных, ни получая ни копейки сверху.

Чем-то он напоминал меня молодого. Только я успел закрыться, уйти в глухую оборону, поднять руки и закрыть кулаками челюсть, он же кулаки разжал и весь раскрылся.

С бессильной тоской я наблюдал, как порт ломает и курочит нормального парня. За год он старел на пять, лез во все проблемы, получая шишки там, где другие получали бабло. Да он и бабло не знал что такое. Настоящее бабло, которое делали в порту.

Но это было еще цветочки, худшее началось, когда он влюбился. Такие люди как Санек Караваев влюбляются исключительно в королеву. Он и полюбил…Блондинку.

Признаю, она первая красавица порта. Когда Караваев на нее запал, она перевелась из нашего бюро в секретарши капитана порта и сделалась недостижимой для обычных земных парней. Я знал ее еще по работе в БСК, и сам подпал под ее очарование. Да и как иначе? Наш столы стояли рядом, Блондинка обожала глубокие декольте, и каждый день я знал какого цвета у нее лифчик. Все новые духи я нюхал у нее под ушком, с которого Блондинка грациозным движением снимала локон.

Когда она ушла на повышение, в секретарши, она и со мной предпочитала здороваться через раз. Чего же говорить о простом парне, который всю зарплату отдавал за убогую квартиру с чужым барахлом, и где не было ничего своего, даже простыни.

Мы поздоровались, Караваев улыбнулся. Раньше у него была мальчишечья беззаботная улыбка, теперь у края рта пролегли морщинки, в глазах поселилась если не тоска, то тревожное ожидание. Он начал привыкать ко всему дурному. Выволочке от начальства, известии о повышении квартплаты, переноса отпуска на зиму, блокировании профкомом путевки на отдых. Сашок постарел.

– Какие новости? – спросил я.

– Стих новый пишу, – признался он.

Это его новый бзик, он даже заделался внештатным корреспондентов в портовой газете «Морской судостроитель».

– Вот послушай.

– Последнее может цензура не пропустить, – предупредил я. – А чего это ты про Бу стал писать? В порту работать надоело?

– Надоело! – с неожиданным надрывом признался он.

– Что тебя держит в таком случае? – тоже на полном серьезе, отставив обычное ерничанье, спросил я. – Поехал бы в Загору. Если хочешь, могу позвонить, зарплату вдвое будешь иметь, и это только начало.

– Легко советовать! Сам чего не сбежишь? – зло спросил Сашок.

Вот, в очередной раз получил. Знал ведь, не стоит вылезать из своей скорлупы, даже при Сашке.

– Кому я старый пердун нужен? – ухмыльнулся я, и толстая слоновья кожа захлопнулась вокруг меня, обнимая, укутывая, защищая, хрен достанешь.

Раздался гудок, и мимо проехал длинный джип, похожий на гробовозку, с надписью по борту «Порты России». Шикарное авто докатилось до края пирса, что строжайше запрещено инструкцией.

– Фофан их не видит, – по инерции ругнулся я.

На самом деле даже Фофан ничего бы не сделал дежурному капитану порта. Пока отсутствует генеральный капитан Гендонов, дежурный капитан наш царь и бог.

Дверца, сыто клацнув, отворилась, выпуская наружу лакированный штиблет. На пирс выбрался Пуржилин, один из дежурных капитанов, их всего 6 таких на весь порт.

Самое смешное, что и Пуржилина я помню инженером. Только звали его тогда не по имени-отчеству, а Лева. Это был длинный нескладный парень, без малого 2 метра ростом, квадратные очки. Уже тогда стало ясно, что он далеко пойдет, если вовремя не остановят. Вцеплялся в проблему как клещ, а если его не слушали, мог и с кулаками наброситься.

Лева был неплохим парнем. Удачно шутил, любил посмеяться.

После того, как он выбился в начальники, его редко приходилось видеть. В глаза резко бросились произошедшие с ним перемены.

Он поизносился, поседел, однако отчаянно молодился, одеваясь явно не по возрасту. На Пуржилине был пиджак, явно купленный за границей, в крупную цветную клетку, короткий по моде. Учитывая, что росту начальник был под 2 метра, он смотрелся карикатурно смешно. Рукава не скрывали манжеты у рубашки, расстегнутый пиджак вряд ли был способен сойтись на пузе. Такой пиджак подошел бы клоуну. На Леве были мешковатые штаны, я сделал предположение, что безумно дорогие, но по внешнему виду один в один роба у наших докеров.

Следом выпорхнула Блондинка. Даже издали она смотрелась эффектно. Ей недавно исполнилось 30, но одевалась она как школьница. Это выглядело как откровение. Вдвоем с капитаном они стали кормить вечно голодных злых чаек.

Стараясь не слишком громко сглотнуть слюну, я обернулся к Караваеву и был поражен. Парнишка выглядел потерянным и одновременно счастливейшим из людей, узревшим вдруг своего кумира. Я и не знал, что внешне время встречаются еще такие романтики.

И еще я узнал, почему он не уходит из порта.

«– Он тогда ничего не сказал вам про свою знаменитую программу?

– Кто? Караваев?

– Ну не думаете ли вы, Сэм, что меня могли заинтересовать россказни про эту странную парочку- капитана и, как вы ее называете, Блондинку?

– Не спешите, вы ведь не знаете, что именно эта странноватая парочка Караваева и погубила!».

По пути в БСК со мной поздоровалась куча народа. В большинстве своем я представления не имел, что это за люди, но привычно отвечал на приветствия. Такая особенность моей должности. Инженер-профессия публичная.

В бюро застал Коромыслова.

– Георгий на тебя жалуется, – сообщил он. – Сказал, что ты ему угрожал.

– В следующий раз я угрожать не буду, засуну ему в зад конец кабеля. И пусть только скажет, что сечение у него не будет 120 мм!

Коромыслов посмотрел на меня удивленно. Временами он напоминает старую заезженную лошадь. Должность мастера еще хуже, чем должность инженера. Промежуточная ступень между рабочими и начальством. Двустороннее постоянное насилие.

Подчиненные Коромыслова давно коттеджи с банями понастроили, а он все ходит в старом плаще. Бригадир Шмаров над ним в открытую потешается, Саботаж спит на складе за двойной оклад. Будь моя воля… Перед внутренним взором возникла куча расстрелянного народа. Ну не так конечно радикально, но кое-кого не мешало бы погнать за проходную.

– Слышал, Бу приезжает! – сказал Коромыслов.

– Дался вам этот Бу! – вырвалось у меня. – Тебя то он каким боком коснется?

В уме с готовностью прокрутился дурацкий Караваевский стишок «Мистер Бу не ходит боком». Что он, интересно, имел в виду?

– Не скажи! – важно сказал Коромыслов. – Склады это сердце порта! Про программу «Сектым кункай» слышал?

Программу «Сектым кункай» усиленно продвигал в массы Альянс. Никто толком не знал, что это такое, хотя по ней училась куча народа, получая призы и сертификаты. Пропагандистские плакаты «Сектым кункая» висели по всему порту, объясняя неграмотному люду, какой рукой брать болт из контейнера и на какой части спины таскать грузы докерам.

Конец ознакомительного фрагмента.