1
– Бу Капелло, 60 лет, топ-менеджер мирового уровня, гражданин Швеции, бакалавр Стокгольмского университета, выпускник Гарварда. Представитель высшего менеджмента Альянса. Работал в США, Швеции и теперь в России. Специалист по развивающимся рынкам. Миллионер. Вы все-таки можете мне объяснить, зачем вы его убили?
– Не люблю шведов! – признался я. – Я одного у нас в гестапо лично расстрелял.
Ни один мускул не дрогнул на лице Петра Исааковича.
– Не стоит пытаться симулировать сумасшествие, гражданин Гадалин. Со мной этот фокус не пройдет, как вас там, штурмфюрер?
– Верю, – серьезно произнес я. – Только мое звание штурмбанфюрер. Мне его присвоили месяц назад, в апреле.
– Сейчас август!
– Я имею в виду, апрель 45-го.
– Нам совершенно не обязательно вспоминать такую старину, гражданин Гадалин. Расскажите, с чего началось ваше знакомство с Бу.
Я совсем был уж готов признать, что ни шиша не помню из жизни несчастного, стало быть, даже жизнь не сумею выторговать. Как вдруг в памяти ожила картинка.
Порт. Визгливые крики чаек.
Авария. Взвинченные люди, которых становится все больше.
Перед кучей-малой двое. Молодая девушка с огромной задницей и я в кепке, с зеленой папкой под мышкой и наушниками в ушах.
– Французы приехали! – сказала Эльвира.
Непонятно, почему она выразилось о Мартине Бромме во множественном числе. Может быть, из-за того, что он прибыл как всегда в сопровождении двух переводчиц.
Раньше Мартина сопровождала одна переводчица, но потом он увидел двоих у Киширо Раи и взбеленился. Ему было невдомек, что для перевода с японского и двоих толмачей недостаточно.
Мне один специалист откровенно признался, что выучить японский, не живя в Японии, невозможно. Одно и то же слово в одной и той же транскрипции, при одном и том же произношении, но, будучи проставленным в другой текст может обозначать как корпорацию Альянс, так и пришествие дьявола в Россию. Хотя, по большому счету, Альянс и пришествие вылилось для России в одно и то же.
Знаменательная встреча двух шишек по Альянсу происходит на фоне лозунга, которым наскоро прикрыли трещину в стене склада на 6-м пирсе. «Альянс-живи правильно». Как-будто до этого мы жили неправильно, и детей не так делали, и тем же япошкам воткнули в 45-м тоже как то не так.
Прямо под лозунгом торчал въехавший в стену погрузчик. С поломанного рога свалился контейнер, слава богу, не большой, на полтонны всего. Крышка полуоткрыта, в щели торчит упаковка, целлофан, бумага, и бок крашенного синюшной краской силового агрегата.
Перед погрузчиком сошлись, словно два борца боев без правил представитель французского «Аппарта» Мартин Бромм и Киширо Раи из токийского отделения Марай. Хоть они номинально и являются представителями одного и того же «Альянса», но как водится, ненавидят друг друга лютой ненавистью. Свиту дополняют 4 переводчицы, страшные как смерть и толстые как на подбор, не легче центнера каждая.
Меня сопровождает Эльвира Морозова, наша новая сотрудница.
– Под твою ответственность, Сэм! Чтоб докеры не изнасиловали! – строго настрого предупредил Годзинский, начальник бюро.
Докеры у нас смирные. Были. После прихода Альянса в порт стали принимать всякий сброд. Случались, попадали в порт и зэки. О том, как они людей в карты проигрывали, ходили слухи с ужасающими подробностями.
По существу докеры порта разбились на две большие группы. До Альянса и после. Те, что до Альянса, подчинялись Радику Булатову. Дисциплина там железная. Эти скорее убьют, чем изнасилуют, особенно, если вы застанете, как они воруют.
Вторая группа состоит из новеньких, включает в себя условно освобожденных зеков и иностранцев из стран Ближнего зарубежья, которые из русского языка умеют только ругаться матом.
Один из таких гастарбайтеров и въехал в стену склад на 6-м пирсе. Изюминка заключается в том, что французы и японцы никак не могут определиться, кому принадлежит 6-й пирс. Из-за этого все время идет драка.
– Хочешь, научу тебя французскому языку? – спросил я у Эли. – Прибавляй ко всем словам артикль «ле» вот тебе и все познания. Ле скандаль!
Эльвира молодая девушка, страшная как смерть, глаза смотрят как зверьки из бойниц, но фигура обалденная, как у кинозвезды, попа от Джей Ло, от одного вида нормальный мужик в мгновение ока превращается в озабоченного гамадрила, и я без особого насилия над своей натурой взял ее под свое шефство.
Девушка рано потеряла отца. Он работал у нас в порту, экономистом в отделе, и скончался от инсульта в 50 лет. Я его не знал.
– Здорово! – к нам подкатил капитан Орехов из пожарной охраны. – Что опять территорию делят? Скорее бы уже нахватали и накушались!
– Чего так? Круто ты с нашими партнерами по Альянсу! – поддел я.
– При таких партнерах и врагов не надо!
Эля промолчала, только зыркала глазами из бойниц.
Как у всякого новенького порт вызывает у нее смесь восхищения и страха. Облизанные морем пирсы, иностранные корабли на рейде, пограничники, таможня, докеры, представители стивидорных компаний, арендаторы.
Я проработал в порту слишком долго, чтобы обращать внимания на человеческий муравейник. Как специалист, вижу слишком много номенклатуры и слишком слабый учет.
Воруют, как и везде. Особый отдел, который ненавидят все, кто имеет отношение к порту, работает в 3 смены. Недавно там начальник сменился, скажем так, по объективным причинам.
Сведения о новом начальнике скудные. Раньше служил в армии. Как и все бывшие армейцы прямолинеен, как строй на плацу. Взял он круто, и всех замов уволил. Я с ним не знаком, слава богу, знаю только фамилию. Фофанов. Но все называют его только по отчеству.
Я болен той же болячкой, какой заражено все местное население. Идиосинкразия на засланных казачков.
– Фамилия смешная Фофанов, – говорю. – Такую должен носить надутый хлыщ. Рожа гладкая, довольная.
– Я удивляюсь, о чем вы успеваете подумать, – бурчит Эля.
Не красиво говорить о молодой девушке бурчит. Но это реальность, данная нам в ощущении. Как это ни странно звучит, поговорить девушка не любит. Она изрекает короткими рубленными фразами. Любит говорить «ну».
– Хочешь, угадаю, что ты в детстве не любила с куклами играть! – говорю.
– Я с девчонками не любила водиться, – признается она. – Все детство с братом и его друзьями провела.
Понятно.
Орехов тем временем продолжал жаловаться на тяготы и лишения.
– Отхватят кусок порта, и давай его заборами железными огораживать.
Это нам знакомо. Заборы интервенты ставят добротные, в 4 метра в высоту, из рифленого свежеокрашенного металла.
Я сам с изумлением обнаружил по пути в 15-й корпус неожиданную преграду. Французы там ремонт своих дизелей «Макран» организовали. Так организовали бы, нехай с ними. Так они все заборами огородили, докеры в туалет не могу выйти. Они все поразбежались, французы 50 албанцев, говорят, привезли.
Живут те на территории порта, окна смотрят прямо на работу. Идиллия для рабов.
– Куда интересно Фофанов смотрит? – подумал я вслух.
– Это вы про что? – спросила Морозова.
Я занимаюсь 3-мя складами одновременно, и если бы я осмелился хоть на минуту задержать ремонт корабельного оборудования, меня бы в Марианской впадине утопили. А тут из-за одного сраного дизеля весь интеллектуальный цвет Европы и Азии собрался, а дизель где валялся, там и валяется.
Киширо Раи разражается тирадой, сопровождая ее оживленной мимикой и ручной пластикой. Толстая переводчица сонно что-то перевела.
– Интересно, что он сейчас сказал? – заинтересовалась Эля.
– Он сказал, что если ты лягушатник хренов, не очистишь немедля пирс, мы тебя порвем на британский флаг!
– Сэм, а ты что японский знаешь? Ой, извини. Ты не обижаешься, что я тебя на «ты» называю? Я могу по имени – отчеству, мне не трудно.
– Только попробуй, – говорю я. – Когда меня девушки начнут по имени – отчеству называть, сразу на пенсию уйду.
Тренькнул сотовый. Звонил Вини-пух. Так мы промежду себя Годзинского называем, начальника отдела. Он хоть и молод, но весь такой округлый, пузатый, а когда напьется еще и добрый.
– Убрали? – начальник был короток.
– Если бы, – вздохнул я.
– Ясно. Сейчас Шмаров подъедет на погрузчике, Покажешь, что и как.
Вскоре подъехал бригадир наших кладовщиков. Взъерошенный, нескладный, старый мужик с длинными волосами, похожий на бабу.
Используя местные идиоматические выражения, я заставил его подцепить контейнер и увезти.
Француз и японец переглянулись друг с другом, словно говоря:
– Ну вот, видите!
По материалам печати:
«Правительство должно рассмотреть вопрос об усилении мер по развитию портов в ключевых морских акваториях России, заявил премьер-министр РФ Дмитрий Анатольевич Лупетин на совещании по вопросу развития портов морского бассейна, сообщается на сайте Кремля. Совещание проходило с участием главы Минтранса Макса Гилроя и президента РЖД Анатоля Блана.
По его словам, морские порты занимают ведущее место по объему грузооборота, „и с каждым годом нагрузка на них лишь возрастает“. „По оценкам экспертов, потребность в перевалке только грузов стран НАТО достигнет 150 млн тонн, это более чем в два раза превышает сегодняшние возможности“, – сказал премьер, подчеркнув, что „уже сейчас терминалы работают, что называется, на пределе“.
Премьер опасается, что „такие инфраструктурные ограничения сдерживают увеличение объемов транзитных грузоперевозок“. „Транзит это наш хлеб“, – констатировал глава правительства. – „Транзит и еще продажа нефти. Вот собственно и все!“.
По его мнению, необходимо „не просто снять имеющиеся инфраструктурные ограничения, но и целиком ликвидировать. Премьер отметил, что портовая отрасль должна стать полностью прозрачной“.
„Нужны четкие ориентиры на перспективу, увязанные с планами мировых мегакорпораций типа Альянса, успешно работающего в порту Алги“, – сказал премьер. В связи с этим он предложил провести серию встреч и совещаний по вопросу расширения сотрудничества с мегакорпорациями в ключевых морских акваториях».
20 августа.
Не знаю, что ждал генеральный капитан порта Гендонов от пришествия иностранцев, кроме новых взяток в собственный бездонный карман, шитый лучшими парижскими Кутюрье, но французы и японцы первым делом привнесли в порт нескончаемые дрязги по поводу дележа территорий.
Бои местного значения развернулись по всей территории порта и шли на протяжении первого года пришествия Альянса повсеместно.
За 12 месяцев интенсивной работы на счета порта не поступило ни цента. Масс – медиа сбесились как сексуальный маньяк в темном переулке, неожиданно встретивший голую блондинку. Обещалось все. Новые технологии, нано роботы, стотонные погрузчики Аппарат и бесперебойная роботизированная цепочка разгрузки океанских лайнеров Марай.
Вместо этого на берег высадился разношерстный десант, с чрезвычайной силой напоминающий цыганский табор. Японцы в тонких белых комбинезонах похожие на санитаров в морге. Негры в отвислых джинсах с торчащими комками несвежих трусов. Арабы, вроде бы мусульмане, но жрущие свинину с треском за ушами. Французы, говорящие по-французски с чудовищным акцентом.
Нет, я лично готов простить незваным гостям их затрапезный вид, если бы не работа.
Подобно великому комбинатору, который заваливал шахматные партии, начиная со второго хода, чудо-спецы Альянса курочили оборудование в том месте, докуда доставали их загребущие руки. Я молчал, но вы бы знали, чего это мне стоило. Создавалось устойчивое впечатление, что все эти гастарбайтеры из Европы совсем недавно отряхивали от бананов пальмы, от этого, безусловно, высокоинтеллектуального труда их оторвали, высморкали, надели комбинезоны с эмблемой Альянса и направили в Россию. Должно быть, считали нас недостойными и этого.
Ломали иностранцы знатно. Наши инженеры за головы хвастались, когда видели оптические датчики, разбитые ударами кувалды, процессоры, залитые мазутом или перееханную погрузчиком кабельную разводку. Такого безобразия не наблюдалось с самого запуска порта в 68 году.
Самое любимое слово иностранного спеца «заглушка». Очень скоро в порту выросли могильники импортного оборудования, которое они так и не осилили запустить. Все «заглушалось» и пускалось по обходному варианту.
Докеры Радика Булатова тырили грузы с грузовозов и контейнера с океанских контейнеровозов, пренебрежительно оглядываясь на возвышающиеся леса, так и не заработавшего оборудования. С этого оборудования даже нечего было украсть. Радик признавал, что украсть можно, но продать невозможно. Все новейшие технологии Альянса устарели еще в прошлом веке и товарной ценности не представляли даже для воров.
Одновременно на всей территории между французами и японцами велись бои местного значения за каждый свободный закуток, за каждый склад. Для аборигенов составлялись километровые директивы с указаниями, куда они не могут ступить на территории своего порта. Единственно, на что они не сподобились, это на вывешивание национальных флагов. Японский красный круг неплохо бы смотрелся на складе ГСМ, при условии, если бы пограничники не приняли его за учебную мишень и не открыли огонь зажигательными пулями.
Нас с пугающей периодичностью заставляли расписываться за инструкции типа:
1. Заказы Альянса обслуживаются в 1 очередь. Российские по мере возможности.
2. Склады обслуживают Альянс с понедельника по воскресенье в 3 смены. Российские только во вторник.
Докеры приписали «с 8.30 до 8.35».
Зарплата упала. Народ побег.
– Куды бечь? – вопрос Годзинского стал на время актуальным.
Мне бечь было лень, да и хотелось посмотреть, каким грандиозным швахом все это закончится. Судя по косвенным данным, до этого эпохального события оставалось совсем недолго.
Генерального капитана порта господина Гендонова было по- своему жаль. До того, как японцы с французами взяли порт, лакомый кусок отхватили, как водится москвичи. До сих пор удивляюсь, как можно столько жрать. Но тут столичных штучек неумеренные аппетиты подвели. Кусок оказался слишком жирным даже для них.
Поначалу все шло по накатанному сценарию. Старый генеральный, которым всем казался незыблемым как Баальбекская платформа, сгинул в одночасье, когда ему сделали предложение, от которого отказываться не положено.
Мэр, который неплохо в свое время поживился от порта, наличие подобных предложений на свете не понял, в результате чего остался, но не надолго. Был зарезан двумя обколотыми Даунами, когда шел в санаторий залечивать очередной триппер, полученный от студенток местного универа, где он по – совместительству числился ректором.
Тогда и возник новый генеральный капитан порта Гендонов. Меня он поразил бесцветными словно вареными глазами и полной апатией. Допускаю, что мы стали испытателями нового клона типа «Москвич» с пометкой «использовать только на периферии».
Поначалу москвичи водили хороводы по порту, вникая в нужды трудового народа, качая головой над куцыми расчетными листами и обещая повысить зарплату в разы. Кончилось тем, что зарплата еще больше упала, а пришлые разворовали остатки и довели порт до банкротства. Гендонов показал себя профессионалом, за ним тянулся длинный шлейф разоренных комбинатов, заводов и портов по всей России. Весьма ценный кадр.
Сценарий шел к своему логическому завершению, когда на горизонте возник Альянс. Активы издыхающего порта решили впарить ля Шер Франсе амиго, для чего на ходу перекроили планы.
На этом этапе мне стало Гендонова по-настоящему жаль. Мужик крутился между Москвой и Алгой, между женой и любовницей, а тут такой облом. Уже замаячила на горизонте свобода от дикарей и цивилизация Рублевского шоссе, а тут наметилось продолжение мытарства в буферной зоне, один на один с первобытными аборигенами, какими мы являемся в глазах настоящего московского клона.
С тоски он даже привез сына, устроив на среднюю начальственную должность 20-ти летнего парня. Но тут я ничего не скажу, не смею обижать убогих. Позже я расскажу о Гендонове – младшим, действительно больном человеке, с искореженной болезнью внешностью, уродом снаружи, внутренний мир этого квазимодо так и остался для меня загадкой.
Существует печальная тенденция, что дети богачей получаются неполноценными: алкашами, нариками, абсолютными эгоистами и гадами. Гендонова-младшего же коснулось реальное вырождение.
Гендонов – старший сдавал Альянсу землю порта пядь за пядью. О творимых иностранцами бесчинствах я уже говорил, но не для того, чтобы прослыть брюзгой, поворчать как все старперы, на самом деле я хочу, чтобы вы прониклись той атмосферой всеобщего паранормального действа, той затхлостью, что царит в умах, еще не успевшие слинять куда подальше «от этой земли».
Апофеозом момента стало убийство Шикако. Бу не был первым специалистом Альянса, кого укокошили на нашем гостеприимном берегу.
Шикако Минасури был подобно герою Гоголя Ноздреву личностью исторической, и подобно ему тоже часто попадал в истории.
Он стал первым японцем в Алге, который совершил ДТП. И не рядовое ДТП, а ДТП с переворотом, искореженной машиной, годной лишь на списание и всеобщим непониманием того факта, что Шикако при этом не угораздило никого не угробить.
Подробности аварии сразу засекретили, но слух все же просочился. Согласно ему Шикако решил продемонстрировать обеим своим переводчицам скоростные возможности нового джипа естественно японского. Хотя я лично не понимаю, как может быть джип японским.
Машину по-тихому списали, а Шикако продолжил куролесить. Как к нему не прилепилось прозвище Великий учитель, одному богу ведомо, ибо он обожал всех поучать. Он учил водителей водить погрузчик, хотя после ДТП руль ему никто не доверял.
Он до того достал советами нашего всегда спокойного как танк лоцмана, что то грозился забить ему живого краба в совсем уж не подобающее место.
Один раз его с трудом отбили у докеров, которых он учил премудростям по переноске грузов. Другой раз он заблудился в подвале. Когда его нашли спустя пару-тройку часов он таки не смог внятно объяснить, что его туда понесло.
За столом он ел все блюда одновременно. Не переносил суши в местном японском ресторане «Крошка – япошка». Все время фотографировал букашек на цветочках. В его андроиде их были тучи. Допускаю, что у него было гипертрофировано чувство цвета.
Шикако Минасури был по жизни шалопутом, волею больших боссов заброшенным с тесноты родных островов на Большую землю. Допускаю, что когда он увидел наши просторы, у него случилась клаустрофобия наоборот. Он пытался влезть во все тонкости нашей жизни, ел нашу еду, трахал аборигенок, учил жизни даже тех, кому уже было пора помирать, поступал по большей части бестолково, но только когда его убили, все поняли, что человек это был в сущности безвредный.
Об убийстве Шикако, как ни странно, сообщил Годзинский, он наш непосредственный начальник, и у нас в порту не принято, чтобы подчиненные узнавали какую-либо важную информацию от своих начальников. Наши начальники – не болтуны!
Как я уже упоминал, я слишком долго работаю, что бы передо мной не прошла целая плеяда руководителей. Кто погорел на воровстве, кого сожрало вышестоящее начальство, кто сам сбежал. Всех уж и не упомнить, единственное, что могу утверждать точно, никто не пошел на повышение. Не та это оказалось должность для удачного продолжения карьеры.
Сам я часто думаю, что бы было, если бы на заре своей деятельности я угодил в другое место с другими людьми. Стал бы я тем же самым премудрым пескарем из сказки, который все видит, все про всех знает и ни во что не вмешивается.
Все это от лукавого. Как сказал один бандит другому после удачного ограбления поезда:
– Дороги, которые мы выбираем, не главное в жизни. Главное то, что внутри нас заставляет выбирать ту или иную дорогу.
Годзинский выделялся из плеяды выдающихся деятелей порта, в разное время уже выгнанных из порта. Во-первых, он пришел тогда, когда в перспективу развития порта мог верить разве что дебил. Годзинский дебилом не был. Надо признать, что для руководителя он имел редкий острый ум.
Я помню его простым инженером, когда он был еще худым. Уже тогда этот парень был себе на уме. Хотя не думаю, что уже тогда он хотел потолстеть и стать моим начальником. Я еще тот подчиненный, но об этом позже.
Во-вторых, неожиданно для себя я вдруг понял, что Годзинский для начальника чересчур порядочный. Он мог быть не воздержан на язык, он мог на словах нас ни в грош не ставить и даже обидеть, но специально утопить чисто из-за радости самого процесса он был не в состоянии.
Я полагаю, альтруистом он сделался под гнетом своего аналитического ума, поняв, что топя своих подчиненных, он не возвышается над ними, а вместе с ними, в конце концов, и утонет.
Но я уже упоминал, что он был умным человеком, пришедшим не в то место и не в то время. Только ленивый не понимал, что порт на последнем издыхании. Альянс меньше всего заботился состоянием дел. Бизнес, девочки, бизнес.
Гендонов ерзал в кресле Генерального капитана, зыркая по сторонам своими вареными глазами и, мечтая слинять в столицу или еще куда подальше. «Крошки – япошки» и «ля Франс» штурмом брали производственные территории, пирсы, склады, башенные краны и грузовые терминалы.
И тут молодой руководитель Годзинский. Конечно, он нас в грош не ставил, как впрочем, и политику генерального перевооружения порта, больше напоминающего план капитуляции.
Понятно мое удивление, когда он, зайдя по обыкновению налить чайку, произнес с всегдашней циничной улыбкой:
– Говорят, Шикако убили. В городе, в 6-м квартале.
И ушел. Оставив всех озадаченными, ибо никто так и не понял, кому он это сказал, и главное, зачем.
В кабинете нас к этому времени находилось четверо.
– У меня два уточняющих вопроса. Кто говорит? И что, на самом деле убили? – спросил Пауль.
При этом он уставился в меня красивыми, видно, в маму глазами. Если меня спросить, кто из инженеров больше всего не стыкуется с нашим бюро, то это однозначно Пауль.
Он обожает все уточнять и спорить. Вероятно, вследствие именно этих качеств от него сбежала жена.
Пауль, выдающийся шахматист, выступает за сборную порта. Он весит 130 кило, но не выглядит толстым, напоминая, скорее, гармоничного океанского тюленя. Движения, которыми он отправляет в рот, бутерброд, ловки и элегантны. Съесть он может много, и я бы совсем не жаждал оказаться с ним на необитаемом острове в голодный год.
Еще один инженер по фамилии Рубец, существование мира у которого вызывало вечное неудовольствие и не снимаемой маской отпечаталось у него на лице, посмотрел с нехорошей ухмылкой, за которую его один раз чуть не прибили докеры.
В комнате находилась и Эльвира Морозова. Девушка только устроилась и поразила мужскую половину бюро выдающимися размерами своей попы, о которой я не без удовольствия упомяну еще не раз.
После сообщения Вини-Пуха, которое надо признать нас слегка ошарашило, мы дружно направились в курилку. Я не курю, но там можно услышать последние новости, да и окно открывается, что немаловажно. Море недалеко, пахнет йодом и водорослями, оно шумит там, переваливается как большой медведь, а волны, это горы мускулов, перекатывающиеся под кожей. Не знаю, как бы я жил без моря.
Мужики степенно закурили, переваривая новость. Все не понимали, какого черта Шикако потянуло в 6-й квартал. Самый старый квартал города, где нет ни модных нынче молов, ни даже приличного ресторана.
Близость Столичного проспекта с проститутками мужики отмели сразу. Бабы там стояли дешевые и самые конченные. Через раз триппер. (В этом месте Рубец вздохнул особенно выразительно.) Шикако с его бабками мог запросто снять длинноногую красотку где-нибудь в «Капитале» или «Парк хаусе», чтобы потом залазить на нее как макака на пальму.
Все сошлись на том, что японца подкараулили, когда он шел на старый пляж, раскинувшийся сразу за кварталом. Но если он шел загорать, то, стало быть, дело происходило днем. Получалось, что Шикаку убили днем. Город у нас конечно не идеальный, но чтобы среди бела дня, да еще убийство. Это, конечно, ни в какие ворота.
Присоединившийся к компании парень с третьего этажа принес и новые данные. Надо сказать, к нам многие ходили с верхнего этажа, их можно было понять, у них не было окна в туалете. Я с ними годами здоровался, представления не имея, как их зовут и где конкретно они работают.
Парень сказал, что Шикако убили не на улице, а в одном из многоквартирных домов, даже адрес назвал. Столичный проспект 100.
Это был, конечно, бред, о чем ему было немедленно доведено остальными курильщиками. Все специалисты Альянса жили в центральных кварталах, а не в хибарах, помнивших еще комсомольскую стройку, и где блестящие перспективы можно было видеть сквозь дыры в ржавых трубах, не слезая с унитаза.
Вновь полученные сведения подтвердил еще один новопришедший. Звали его Сергей, он работал в отделе всеобщей экономии. Он сказал, что да, япошку завалили в многоквартирном доме, только не 100-м, а 57-м.
Рубец повернулся ко мне:
– Ты же жил в 6-м квартале. Где это?
Все уставились на меня, и их ожидание мне не понравилось.
– Вы сначала определитесь, в 100-м или 57-м, а уже потом спрашиваете, где это! – огрызнулся я.
Курильщики пристыжено замолкли, смущенные столь явно выказанным недовольством, и от меня отстали, чего, в общем-то, я и добивался.
На самом деле, известие о совершенном преступлении, ударило меня по нервам, словно кувалдой по хрупким струнам. Так получилось, что и дома я эти хорошо знал. Точнее, дом. Когда я начинал жить в нем, он носил строительный номер. Сотый. Уже потом ему присвоили 57-й номер согласно генплану.
Тщетно я успокаивал себя, что история не касается меня никаким боком, и Шикако убил совершенно мне не известный преступник. В этом доме я знал почти всех, и чутье говорило мне, что в этом деле не все так просто решается, и оно может, так или иначе, затронуть знакомых мне людей.
В глубине души я был просто уверен в том, что вся эта истории каким-то боком окажется связана не просто с моими хорошими знакомыми, а на самом деле, дорогими мне людьми, а чутье в таких делах, когда я оказывался замазан по уши, еще ни разу не подводило меня. Невезучий я человек.
Высказывались самые фантастические идеи, чего Шикако понесло в старый дом. Возмущались наглости шпаны, напавшей среди бела дня.
– Почему среди бела дня? Косоглазый мог и ночью пойти в гости. Никто же не сказал, когда его убили, – резонно возразил Рубец.
– Мы заговорили про день, когда решили, что он загорать шел, а потом автоматически перенесли это и на остальное. Это называется инерция мышления! – заявил Пауль, обожавший раздражать собеседников.
– То есть получается, Шикако поехал ночью в старый квартал, зашел в один из многоквартирных домов. Зачем? Кто его убил? Кому он вообще мог помешать? Он без переводчика и банку консервную не мог открыть! – горячился Рубец.
И был не совсем прав. Я Шикако знал плохо, всего-то пару раз выходили в доки, да в столовой поели за одним столом. Рубца же вообще к иностранцам не пропускали, чем еще больше убедили в несовершенстве мира.
Но открыть банку консервов Шикако вполне мог. Самостоятельный был мужик, на все имел собственное мнение. За это мог и пострадать.
Э, не гони лошадей, командир, остановил я себе. Эдак недалеко и до паранойи договориться.
– Может, его и не убили вовсе! – заявил вдруг Сергей. – Навернулся на лестнице и амба. Они ведь к нашим лестницам непривычные.
Все затихли, а потом разразились громовым хохотом.
Уже по его силе стало понятно, в каком мы все находились напряжении.
Мы шли на обед с Ольгой Аблязовой.
Я должен был идти с Элей, у нее такая попа, что весь порт оглядывается, включая слепых и паралитиков. Как же иначе, если она умудряется носить форменный бушлат длиннее юбки. Когда она идет, создается ощущение, что на ней только короткий пиджак. Если я не знал правды, сам бы без сознания упал.
Вот беда, у Эли нет талонов в портовую тошниловку. Для того чтобы их получить, надо 20 лет пахать в порту, пережить 10 начальников, самому оказаться на грани вылета за злостное нарушение должностных инструкций, уже потом в качестве моральной компенсации получить заветный рулончик с рубчиками и штемпелем.
Шучу. Эля питается крайне нерегулярно, хотя для девушки ее возраста ест часто и обильно. Хотя, кто знает, сколько едят девушки в ее возрасте. У меня нет ни родственников ее возраста, ни собственных детей. Откуда они возьмутся, если я неженат, бездетен и гол как сокол. Или свободен как сокол. Или просто свободен!
Ольга женщина видная. Грудь 3-й номер, красивое улыбчивое лицо. Она постарше Эли, стало быть, в сексе научена изощреннее.
Муж Ольги часто уезжает в командировки, а она не всегда удачно отбивается от назойливых любовников. У нее двое взрослых сыновей, и муж, продвинутый свингер, заставляет их всех вместе посещать баню.
– Я спросила Гену «Можно мне хотя бы трусики составить?» – бесхитростно рассказывала она мне. – А он сказал «Снимай все!» Ну, я и разделась. А когда мальчики тоже разделись…
Она зарделась. Ясен пень, у подростков случилась бешеная эрекция.
– Я так смеялась! – призналась она. – Потом и они не выдержали. Мы стояли друг напротив друга и ржали. Меня всю трясло, я даже описалась. Они вроде тоже.
У меня слишком хорошо развито воображение, но лучше бы я не представлял себе эту картину. Отлично сложенная женщина, в самую меру слегка округлившаяся после двух родов, с гладкой белой кожей, стоит, содрогаясь от смеха голая и свободная. Подрагивают чуть разведенные в стороны груди с вызывающе торчащими сосками, колыхаются ягодицы. Женщина вертится из стороны в сторону, точно стараясь спрятать от нескромных взглядов треугольник волос, зажатый меж ровных ног. Она заразительно смеется, запрокидывая головку с короткой стрижкой, с жадно открытым ртом.
Не знаю, как Гена вытерпел, чтобы не уволочь ее в душ и вставить прямо там. Или она не все договаривает.
Эрекция штука заразная, я уверен, что у Гены тоже встал вслед за мальчиками. С Геной я знаком, ражий абсолютно лысый дядька. Когда дело касается Ольги, он становится послушным как ягненок. Даже если она велела бы натянуть себя вошедшему в баню электрику (был и такой случай, в смысле не натянуть, а вошел электрик, уверенный что семья культурно отдыхает в купальниках, а когда увидел голую маму и пацанов с торчками, наверняка, охренел), он бы только хихикал.
Также я уверен, что мальчики совсем не описались, в сексе это называется совсем по-другому.
– Ты меня совсем не слушаешь? О чем ты все время думаешь, Сэм? Витаешь в облаках! У меня ощущение, что ты не со мной, а где-то очень далеко! – капризно морщит она носик.
Я поторопился ее опровергнуть.
– Почему же? Я тебя внимательно слушаю. Ты сказала, что была в плановом отделе управления порта и тебе там сказали…Чего тебе там сказали?
– Ты странный человек, Сэм. Я была уверена, что ты меня совсем не слушаешь. Так вот я была у плановом и Стрельникова, ну ты знаешь ее?
Я кивнул, хотя представления не имею, кто это. У меня плохая память на имена, я даже своих быстро сменяющихся шефов не успеваю всех запомнить. Женщин же я запоминаю не по именам, а по размерам бюста.
– Ты слышал, что Шикако убили? – выпалила Ольга.
Не люблю женщин за это, ты только настроишься, выходя на финишную прямую, а они тут же портят кайф, говоря «только не в меня!».
Меня словно ушатом холодной морской воды облили, смыв начисто разыгравшиеся эротические фантазии.
– Кто сказал, что убили? Вполне мог произойти несчастный случай, – вяло возразил я.
– Не говори, чего не знаешь! – важно произнесла она, как и все женщины, Ольга обожал поучать, хлебом не корми, это у них от детей пошло, женщины постоянно чему-то их учат, а те по малолетству терпят.
Закатывая глаза, охая и ахая, она довела до меня то, что удалось выведать у всезнающих подружек из планового отдела, которые из-за территориальной близости к начальству знали больше нашего.
Вчера вечером Шикако действительно посетил старый городской квартал. Чего его туда понесло, никто толком сказать не мог. Женщины из планового сделали предположение, что он на улице познакомился с дамой, и та пригласила его к себе. Адрес и даже номер дома женщины назвать не смогли, как и у всех бухгалтерш у них была напряженка с цифрами.
Шикако загостился, выпил-закусил, не знаю, дошло ли у них до дела, и показал ли топ-менеджер преимущества японского секса, где принято закатывать женские трусики в консервные банки, а потом нюхать их, все это неизвестно.
Пришел местный бугай, рвань и пьянь. Слово за слово, хреном по столу. Началась драка, бугай нашего японца так приложил, думали, ранил, а оказалось, убил.
Самое знаменательное, что нашего бугая успели заснять. Когда он понял, что натворил и кинулся наутек, его зафиксировали камеры видеонаблюдения.
– Вот и славно, значит, этого урода скоро поймают, – пробормотал я.
– Как ты думаешь, Сэм, его будут судить в Японии? – спросила Аблязова и требовательно посмотрела мне в глаза.
– Сэм, нам надо встретиться!
Никак не могу отучить Кару орать по телефону. Не знаю, что у него за дурацкий аппарат, но по нему разговор ведем не только мы с Карой, но и все мои случайные свидетели. Учитывая, что Кара бандит, и обычные тема для разговора у него воровство, подкуп должностных лиц и разбой, а так же то, что случайными свидетелями являются мои коллеги по работе, а иногда и непосредственное начальство, то становится понятным мое недовольство.
Для продолжения разговора я вынужден был выйти в коридор с его чертовой акустикой, но другого выхода не существовало в природе. Разве что Кару утопить у мыса Наймуши, знаменитого своим нудистским пляжем.
– Сэм, с тобой люди хотят пообщаться! – выпалил Кара.
Периодически он не оставлял попытки заставить меня воровать, мотивируя это тем, что воруют все и нет такого человека, который бы не воровал.
– Кара, я говорил тебе, что не будут во всем этом участвовать! – сказал я. – И не звони мне больше, я твой номер в черный список занесу, и вообще телефон выкину.
Он действительно не стал мне звонить, а подкараулил, когда мы с Эльвирой направлялись на склад. В мешковатой робе с отвислым женоподобным задом он смотрелся нелепо.
– Кто это? – спросила Эля.
– Вор! – сказал я и, извинившись, подошел к Каре, который умудрился делать такие незаметные знаки, что на нас обратили внимание даже пьяные докеры.
– Что за жопастая красотка? – спросил Кара. – Я не помешаю, ты не думай.
– Ты отличный пример того, как человек своим появлением все портит, а потом имеет наглость утверждать, что не помешает.
– Это кто наглый? – Кара весь подобрался, и в глазах загорелся огонек, в котором даже конченый оптимист не обнаружил бы капли дружелюбия.
Я понял, что перегнул. На пирсе Кару все боялись. Причину я не выяснил, но стоило Каре цыкнуть, как самый пьяный докер трезвел на глазах. Я не слышал, чтобы Кара кого-то избил, вообще, хотя бы пальцем тронул, тем более странно, что авторитет у него был железный.
– Я же тебя предупреждал, чтобы ты не подходил ко мне на людях! – примеряющие сказал я, росту в нем под два метра, веса, наверное, центнер, кулачищи, водку он после отрезания половины желудка не потребляет, вмажет так, что из одного морского инженера парочка получится, только размером поменьше. – Все знают, что ты вор, скажут, что Сэм снова с ворами связался.
– Это кто сказал, что я вор? – с вызовом спросил Кара. – Кто такое мог сказать?
– Ну, начальник мой сказал Годзинский! – вынужден был признать я.
– Да какой я вор? У меня всего три условные судимости! – горячился Кара.
Я с трудом его успокоил.
– Чего хотел? А то меня люди ждут.
Кара оценил Эллину красоту.
– Вдул ей?
– Я ей в отцы гожусь, – пожурил я его, не желая признавать, что думал об этом. – Так что за люди хотели меня видеть?
– Француз!
– О, как! Чего ему от меня надо?
Эстурген Колмотаев по прозвищу Француз контролировал всю теневую жизнь порта. Страшный человек. Ходили слухи про сад утопленников на морском дне. К ногам неугодного человека привязывали бетонный блок и живым скидывали в морскую впадину. На дне покойника раздували газы, но плита не давала всплыть. Так покойники и стояли рядами. Говорят, что там же находился и один из пропавших без вести генеральных капитанов порта.
– Француз спрашивал про убитого япошку.
– Ему то какой интерес? Он же француз! – не смог я сдержать своего удивления.
– Не скажи. Что-то тут не чисто.
С этим утверждением трудно было не согласиться.
– Но я то тут при чем? Я с Шикакой пару раз прошвырнулся по порту, да пообедали разок вместе.
– Не скажи. Косоглазые жрать с кем попало за один стол не сядут.
С этим я готов был поспорить. Не знаю, как остальные японцы, а Шикако оказался непритязательным к еде. Поставил поднос и ел все блюда одновременно, не обращая внимания на окружающих.
Кара меня удивил, когда заговорщицки огляделся по сторонам и изменившимся голосом проговорил на полном серьезе:
– Сэм, убийство япошки только повод.
– Для чего?
– Для экзекуции.
Он так и сказал. Для экзекуции.
– Как думаешь, его наши завалили? – спрашивает.
– Кто наши? Воры?
– Ты что сдурел? На фига нам кого-то валить? Бери выше. Особый отдел.
– С каких пор особый отдел для тебя стал своим?
– Что ты этим хочешь сказать? Что я стучу?
Он злится, а когда злится, становится неконтролируемым.
– Успокойся! – говорю. – Не будем суетиться. Как говорил один дед с Шасси-8 «будем поглядеть».
– Мне нечего глядеть! Что взять с психа? У меня и справка есть. Вот ты чего такой спокойный? Думаешь, у себя на втором этаже отсидеться?
Я спокойным не был.