Глава 4
Ранним утром следующего дня самолет приземлился на монгольскую землю. На выходе из аэропорта Василий попрощался с профессором, кивнул студентам. Та самая, что с косой, опять посмотрела как-то чересчур внимательно, но ничего не сказал. Василий заторопился к стоянке такси, а группу археологов из России уже встречали какие-то взъерошенные личности из здешнего университета. Все зашли в автобус, машина тронулась и Барабанщиков тотчас забыл об археологах. Едва Василий собрался открыть рот, чтобы позвать таксиста, как расторопный, коротко стриженый парень, сам распахнул дверь и на хорошем русском языке предложил садиться. По дороге Василий узнал, что до города двенадцать километров, центр расположен за рекой, что город – в европейском понимании – тянется вдоль одной улицы, все остальное – скопище юрт. По здешним меркам это вовсе не бедность, а национальный обычай. Особенно, если учесть, что некоторые юрты стоят десятки тысяч евро. Внутри электричество, газ, горячая и холодная вода, словом – все удобства. Автомобиль рядом, в юрте попроще. Короче, понты сплошные. Такси остановилось возле центральной площади. Василий вышел из машины. Первым делом надо взглянуть на объект, как он там и лишь потом заняться жильем и подготовкой. Василий не спеша, как самый обыкновенный турист бредет по площади. Возвышается массивное здание правительства, типичный образец дворца сталинской эпохи. После того, как рухнул социализм, к пролетарским скульптурам добавили национальный колорит – статуи конных воинов и внушительный монумент самому известному в мире монголу – Чингиз Хану. Василий не очень разбирается в монументальном искусстве, но громадина невольно привлекла внимание. Памятник вырублен из цельного куска гранита, во всяком случае, очень похоже. Матерый монгол важно сидит в широком кресле. Круглое, упитанное лицо с улыбкой Будды. Понятно, что подлинного изображения великого хана нет, изваяние выдумка художника. Но разве так не везде?
Василий заходит в сквер, идет по дорожке. Вокруг людей немного и поэтому не надо быть сверхнаблюдательным, чтобы заметить несколько мужчин ну, скажем, призывного возраста и женщин с выражением лица, как у домохозяйки, поздно вечером ожидающей муженька с «дня рождения друга». Барабанщиков старательно вертит головой, как человек, впервые попавший в чужой город, но глаза то и дело останавливаются на лужайке. Среди аккуратно подстриженной травы лежат булыжники, эдакий сад камней. На самом деле никакой упорядоченности в расположении каменюк нет, просто разбросали куски гранита. Ближе к центру расположился тот самый булыжник с плоской вершиной, что является контейнером для шпионских донесений… простите, разведывательной информации! Камень оказался куда большего размера, чем на компьютере. Василий разочарованно качает головой – такую дуру за пазуху не спрячешь, надо что-то придумать. В беседке никого нет. Барабанщиков сел на лавку, якобы отдохнуть, на самом деле подумать. Итак, за контейнером следят по меньшей мере человек пятнадцать, плюс всевидящий спутниковый глаз сверху. Последнее предположение может оказаться ошибочным, так как спутниковая слежка в планетарном масштабе возможна только американцам и нашим. У них GPS, у нас ГЛОНАСС. Все, остальные игроки могут только подсматривать за наиболее важными районами и то не круглосуточно.
Возможно, пиндосы тоже сюда нос сунули, они ведь такие любознательные, эти граждане Пиндостана, но вряд ли. Хватает забот в других краях. Ладно, оставим их. Ну что ж, подведем итоги. Необходимо как можно быстрее украсть контейнер, извлечь флешку и удрать. Все просто, только вот без шума и пыли не получится, об этом Василию говорило шестое чувство. В принципе, план уже был готов, осталось уточнить детали и самое главное – маршрут ухода. Барабанщиков вышел из беседки. Сразу несколько пар глаз взяли его в невидимые клещи, бесшумно защелкали затворы видео и фотокамер. Василий даже хотел помахать ручкой, словно кинозвезда на алой дорожке кинофестиваля, а вон той симпатичной монголке с дивными формами даже послать воздушный поцелуй. Она как раз достала мобильный телефон, глаз видеокамеры поблескивает, словно драгоценный камень. Девушка одета в синие джинсы, с плеч ниспадает нечто желтое в национальном стиле, по плечам разлеглись иссиня черные волосы. Василий только крякнул, но гусарствовать в стиле поручика Ржевского не стал. Его и так рассмотрели со всех сторон и запомнили. Веселый таксист рассказал, что неподалеку есть рынок, где можно купить все, что угодно. Именно туда Василий и направился. Работа есть работа, но любопытство все равно берет верх. Барабанщиков с интересом рассматривал дома, прохожих. Тут все внове человеку, впервые попавшему в эту страну. Вот идет навстречу супружеская пара. Крепкий, упитанный монгол, рядом семенит худенькая женщина. Василия удивило то, что оба одеты совершенно одинаково. Ярко-голубой халат без пуговиц, полы удерживаются цветным поясом. Ткань плотная, блестит, словно шелк. На ногах сапоги с загнутыми к верху носами. Головы обоих украшают серые шляпы с круглыми полями. Мужчина и женщина одеты абсолютно одинаково, как сказал бы продвинутый тинэйджер – унисекс.
Самим монголам на эти лингвистические выверты наплевать. Они одеваются так, как единственно возможно в здешнем климате. А он здесь резко континентальный, то есть летом тепло, а зимой холодно, как в Антарктике. Плюс постоянно дующие ветры. Потому и одежда длинная, из плотной ткани, на голове обязательно шапка или шляпа. А сапоги… Настоящий монгол сначала учится ездить верхом, а потом пешком топать. В туфельках или кроссовках много не поскачешь. Рынок встретил обычным шумом, выкриками и любопытными взглядами. Василий быстро убедился, что русский язык в Монголии знают многие, так что объяснить рыночному торговцу, что именно необходимо, легко. Через час с небольшим Василий покидает рынок, обвешанный коробками и тюками с головы до ног. Он выяснил самое главное – селиться в гостинице вовсе не обязательно. Можно просто поставить палатку и жить в ней сколько угодно. Здесь это нормально. Конечно, ни где попало, в смысле, не перед домом правительства. В любом другом месте – пожалуйста.
Автомобилей на улице не очень много и Василий немало удивился, когда мимо на приличной скорости промчалось стадо байкеров на ревущих мотоциклах. Ребята все плотные, широкие в кости и машины под ними такие же мощные и тяжелые. Кожаные куртки тускло блестят на свету, шлемы отбрасывают солнечных зайчиков. Какой-то парень нацепил солдатскую каску вермахта. Откуда в монгольских степях появился нацистский шлем, одному Богу известно. Расположиться на ночлег Василий решил на берегу реки. Тут относительно тихо, есть вода и он надеялся, что сможет хорошо выспаться. Придется ли ему отдыхать следующей ночью, неизвестно. Василий поужинал консервами, предварительно разогретыми на костре, выпил маленькую бутылку минеральной воды. Через три минуты одноместная палатка расположилась на сухом возвышении, подальше от воды. Стайка кустов неподалеку хорошо защищает от ветра и посторонних глаз, а их тут хватает. Василий убедился в этом, когда искал место для отдыха. Подозрительные типы шныряют у реки постоянно. Возможно, это просто гуляющие или рыбаки и подозрительными они выглядят только в глазах Василия. Но лучше перебдеть, чем недобдеть!
Багровое солнце тонет в степи. Темнота захватывает мир, от реки ползет сырость, и холод радостно лезет из земли на поверхность. Василий забирается в палатку. Когда за пологом окончательно темнеет, а от костра остаются стыдливо краснеющие угольки, Барабанщиков выползает из полотняного дома, словно огромный варан. Несколько секунд и темная фигура скрывается в кустах. Проходит несколько минут. Василий начинает беспокоиться, что никто не придет и он зря колет себе бока сучками. Но вот раздался шорох, тихо треснула ветка. На фоне усыпанного звездами неба появляется темный силуэт. Неизвестный с профессорской шляпой на голове крадется к палатке, в руке блестит лезвие ножа. Грабитель подбирается к палатке с той стороны, где у спящего внутри человека должна находиться голова. Чтобы ткань не вибрировала, неизвестный опускает ладонь на полог, вторая рука поднимается выше. Остро отточенное лезвие касается туго натянутой ткани. В эту минуту Василий уже находится за спиной неизвестного. Едва только злоумышленник приблизился к палатке, Барабанщиков выполз из кустов и бесшумно подкрался. Встает, без замаха бьет ребром ладони по шее. Грабитель без звука падает на песок, шляпа катится к воде.
Ночь густеет. В реке изредка плещется рыба, языки тумана все смелее высовываются на берег. Земля так застыла, что можно закопать упаковку мороженого и оно не растает по крайней мере до обеда. Неудачливый грабитель пришел в себя от того, что зуб на зуб не попадал от холода. Тело буквально сотрясается от крупной дрожи. Воришка попытался встать и тут с удивлением обнаружил, что он привязан за руки и ноги к колышкам. Проще говоря, распят. Теперь зубы грабителя застучали не только от холода. Он завертелся и заметил одинокую мужскую фигуру неподалеку. Мужчина неторопливо подбрасывает веточки в тлеющие угли. Маленькие язычки пламени выскакивают из багровых трещин и сразу прячутся обратно. Мужчина наклоняется, дует. Огонь радостно вспыхивает и грабитель видит, что неизвестный не здешний, вовсе не монгол. Он широк в плечах, ладони словно лопаты, руки длинные и, видимо, очень сильные. В шею тупо закололо и ночной воришка сразу вспомнил, отчего он вырубился. Лицо неизвестного мужчины зловеще подсвечивается огнем снизу. Глаз не видно, вместо них черные провалы. Массивный подбородок выступает вперед, крепкие зубы не спеша перемалывают кончик ветки. Скулы по-славянски широки и грабитель впадает в панику – это русская мафия!
В ночной тишине раздается дрожащий голос:
– Дорогой друг! Мне очень жаль, что я потревожил ваш сон.
Ответа нет.
– Я не хотел забирать ваше имущество, просто решил посмотреть, кто тут живет.
– Вот и смотри, – раздалось в ответ низкое рычание.
– Но я могу простудиться на земле! Дорогой друг, не могли бы вы развязать меня?
– Простуда на зрение не влияет, – отмахнулся русский.
– Согласен. Но другие функции моего организма могут стать неработоспособны, – предельно вежливо сообщил распятый.
Василий с интересом взглянул на пленника. Манера построения фраз, формулировки и почти полное отсутствие акцента говорили о том, что перед ним не простой бродяга, а образованный человек. Что ж, среди бомжей встречаются разные типы. Говорят, даже доктора наук, но такое Барабанщиков не верил.
– Другие функции скорее всего тебе не понадобятся, – продолжил Василий психологическую обработку.
– Почему? – пискнуло с земли.
– Я тебя убью, – буднично сообщил Барабанщиков и сладко, с подвыванием, потянулся.
– За что же! Я даже не порезал вашу палатку! – сорвался на фальцет голос воришки.
– Поэтому ты жив до сих пор. До утра еще далеко, вот я и думаю.
– О чем, дорогой друг?
– Отрезать тебе яйца или вспороть живот и насыпать туда углей. А может, и то и другое? – зашипел страшный русский, внезапно оказавшийся над головой. Грабитель громко икнул, начал хватать ртом воздух, из горла послышался хрип.
Крепко привязанный, да еще и распятый, то есть полностью раскрытый человек быстро теряет самообладание. Все мы в минуту опасности стараемся сжаться в комок, это в нас от далеких предков, долюдей. У волков и собак поза покорности – брюхо вверх, лапы в стороны, голова откинута. Это означает – я в твоей власти и даже не думаю сопротивляться. У зверей такая поза все равно, что клятва вассала в верности сюзерену. Другое дело, если позу покорности заставляют принять силой. Зверь быстро впадает в панику. Мы тоже наполовину, а многие и больше, звери. Но человек усилием воли может сдерживать страх. И вот тут-то и надо эту волю сломить. Сделать это несложно. Стоит только красочно и эмоционально описать будущее состояние жертвы и проклятое воображение само нарисует страшную картинку. Все, плотина прорвана, поток черной паники захлестывает разум и на первый план входит самый главный инстинкт – самосохранения. Дальнейшие действия человека определяет только он.
Вот так и появляются трусы, предатели и изменники.
Над водой раздаются стоны, хрипы, придушенные крики. Грабитель так запаниковал, что Василию пришлось зажать ему рот, иначе вопли услышал бы весь Улан-Батор. Речной песок захрустел под могучей рукой, голова воришки погрузилась в землю. Когда тело начало содрогаться в агонии, Василий поспешно убрал руку. Несколько раз хлестнул по щекам, подул в лицо. Пленник слабо замычал, потом тоненько, словно обиженный щенок, заскулил.
– Нет, нет, не убивайте меня! Я не преступник, я всего лишь хотел украсть немного вещей, чтобы обменять их на еду. Я сделаю для вас все, что хотите, я стану вашим рабом, только не убивайте!
«Все, булочка испеклась. Можно кушать», – подумал Василий и мысленно похлопал себя по плечу. Первая и самая сложная часть задуманного плана получилась.
Ветки кустарника весело трещат в огне. Костер горит ярко, плотно, от пламени исходят волны тепла, от которого тело оживает, глаза блестят, в пузе урчит. Горящий костер и запах дыма всегда возбуждают аппетит. Ночной грабитель сидит с подветренной стороны, чтобы дым глаза не ел, в руках килограммовая банка китайской тушенки с рисом и ложка, шляпа на затылке. Челюсти работают, как комбайн в уборочную страду – с полной отдачей и максимальной производительностью. Ложка скребет по дну, в блестящих от костра глазах появляется сожаление. Барабанщиков сидит рядом, рассматривает нож грабителя. На вид никакой, самый обыкновенный, но лезвие сделано из лучшей стали, отточено так, что можно бриться. Василий убирает клинок в кожаный чехол, сует в карман.
– Зачем тебе такой острый нож? – спрашивает он.
– Без него никак. Мы же пожиратели мяса, – отвечает с набитым ртом бывший пленник.
– Мы – это кто? Тайная организация мясоедов? – удивляется Барабанщиков.
– Сейчас… объясню … – бубнит собеседник.
Монголы – это нация поедателей мяса во всех видах. Они мало употребляют хлеб, овощи, фрукты по той простой причине, что их мало. Ну откуда в голой степи, где живет большинство населения, возьмутся огурцы, помидоры и картошка? Конечно, можно засадить огороды, сады, построить теплицы. Собственно, с относительно недавних пор так и делается, в крупных городах можно купить почти любые овощи и фрукты если не местного производства, то привозные. Но менталитет монгола таков, что пищей он признает только мясо. Все остальное – фигня на постном масле, которое, кстати, монголы тоже не уважают. Настоящий степняк ест только мясо – вареное, жареное, соленое, наконец, просто сырое. А пьет кумыс и свежую кровь. Если когда нибудь вы встретите монгола и он скажет вам, что является убежденным вегетарианцем – не верьте. Это ненастоящий монгол, поддельный. Жизнь в степи, от рождения и до смерти, налагает свои особенности. Не просто убитое, а лишенное жизни по определенному ритуалу животное употребляется в пищу целиком. Источником витаминов служат печень, почки, селезенка, прочие внутренности и кости. Когда мозг извлечен, из костей делают вещи, используют в хозяйстве. У степняка ничего не пропадает даром, даже сухой навоз идет на растопку. Разумеется, при таком образе жизни главным инструментом является нож, а не мотыга. Пустая консервная банка падает на песок. Пленник тщательно облизывает ложку, прячет в карман. Лицо розовеет, в глазах появляется блеск, движения становятся более плавными, исчезает дерганье.
– Ты хорошо говоришь по-русски. Откуда знаешь? – спросил Василий.
– А его тут все знают. Ведь это ваши построили города и заводы. Тут русских было много. Потом пропали, сейчас опять начали возвращаться. Еще китайцы есть. Ух, гады! Ненавижу их.
– За что? – удивился Барабанщиков.
– Они захватчики. Русские никогда не дрались с монголами, наоборот, помогали и защищали. А китайцы нас обманом захватили. Они были оккупантами в прошлом веке. Русские солдаты их прогнали. Теперь вот опять появляются, к медным рудникам присматриваются. Ты знаешь, что половина нашей страны до сих пор оккупирована Китаем? Они так и называют ее – Внутренняя Монголия. Ничего, когда нибудь мы окончательно освободим родину, а всех китайцев сбросим в море!
Видно, что пленник не на шутку разозлился, говорит быстро, проглатывая окончания, жестикуляция резкая, руки мечутся над костром, как у шамана.
– Экий ты кровожадный … – вздохнул Василий. – Ладно, ваши дела. Тебя как зовут-то, дядя?
– Миша. По-нашему мое имя звучит не так, а по-русски будет Миша.
– А меня Василий. Слушай, Миша, видно, что ты человек образованный. Как ты стал бродягой?
– Э-э… долго рассказывать, – замахал руками пленник. – Ты о нашей революции слышал?
– О цветной? Конечно. Эту заразу и к нам хотели запустить, да не позволили. Украина, Грузия – там удалось гадам прийти к власти. Еще где-то – уже не помню – выводили лохов на улицы, но не вышло.
Пленник нахмурился, недовольно засопел.
– Почему лохов? Если народ простой, думаешь, он дурак?
Василий молча развел руки, улыбнулся.
– Люди верили. Они думали, что вот, появились новые политики, честные и неподкупные, которые хотят правды. И я им поверил, – грустно произнес пленник по имени Миша.
– Коммунисты тоже обещали правду, когда в семнадцатом году пришли к власти. А что получилось? Ладно. Миш, а ты не задумывался, откуда деньги у этих политиков? Ведь на любую революцию нужно много денег.
– Нам сказали, что были пожертвования богатых людей.
– Меценаты значит… Ты мне поверишь, если я скажу, что точно знаю, кому, сколько и от кого поступали деньги на цветные революции в Украине, Грузии, Киргизии и у вас, в Монголии?
– Откуда ты можешь такое знать?
– Ну, я ж бухгалтер по профессии. Но ты не рассказал о себе, – перевел разговор Василий на другую тему.
– Да что рассказывать… Был учителем. Когда началась эта революция, записался в партию демократов. Участвовал в шествиях, митингах, был среди тех, кто штурмовал дом правительства.
Василий мотнул головой в сторону площади, Миша кивнул.
– Да, тот самый. Потом… потом меня арестовали, продержали месяц в тюрьме. Когда вышел, жена выгнала из квартиры, с работы тоже турнули. С тех пор бродяжничаю.
– А почему не посадили за участие в массовых беспорядках?
– Договорился, – махнул рукой Миша.
– Понятно, – кивнул Василий.
Такова судьба почти всех обманутых, что верили и боролись за то, чтобы негодяй стал президентом. Если старая власть побеждает, арестованные «революционеры» пишут доносы на всех, кого знают, потом дают подписку о сотрудничестве. За это их отпускают. Если упирается, не хочет доносить, то сажают лет на десять за участие в погромах на основании свидетельских показаний, то есть тех же самых доносов, только написанных «товарищами по партии»… нет, суд гуманно дает год или два, но администрация исправительного учреждения может ходатайствовать перед судом о продлении срока за «плохое поведение». Вот так и получается десять лет и более. Ну, а если «революция» побеждает, тогда другая беда. Начинается грызня между «борцами» за портфели. И опять те же доносы, разоблачения в прессе, журналистские расследования. Это возня политкорректно называется «протест против невостребованности кадрового потенциала революции», во как! Сотрудники спецслужб просто пот с лица не успевают вытирать, работают день и ночь, не покладая рук. Ведь столько грязи стекается в их конторы, разбросанные по всей стране. Всю эту вонючую жижу надо отфильтровать, классифицировать, расфасовать и сложить в архив. Неизвестно, кто вскарабкается на властный олимп через несколько лет. Поди угадай, какая грязь понадобится в будущем? Так что надо хранить все.
Вам никогда не казалось странным, что все документы охранки с грифом «секретно, хранить вечно»? Абсолютно все, даже те, в которых нет ну никакой государственной тайны. Ну скажем, письма родителей известных людей, писателей там или поэтов. Или переписка бабушки высокопоставленного чиновника с подругой. Зачем? А затем, что даже такая бумажка может сыграть решающую роль на выборах следующего президента. Если в ней – в бумажке – рассказывается о том, как бабушка крупно погуляла с молодым человеком, который впоследствии оказался сотрудником иностранной разведки. Дальнейшее – дело техники.
Разве мало мы с вами читали разоблачительных статей, смотрели грязных телевизионных пасквилей, так называемых «журналистских расследований» о государственных деятелях прошлого? Да и настоящего тоже. Откуда дровишки? Да из архива ФСБ, вестимо! А кто приказал рассекретить, именно эти и именно сейчас, а не раньше или позже? Архивариус, что ли, замшелый старичок, бывший палач из спецотдела КГБ, который вышел на пенсию вдвое быстрее простого работяги и с тех пор прячется в архивном подвале, потому что руки до плеч в крови? Там, кстати, других не держат. Работа слишком ответственная, доверять можно только тем, кто навсегда повязан кровью. А если бывший полковник с профессионально честными глазами станет убеждать вас с экрана телевизора в обратном, не верьте. Вообще никому из них не верьте. Это человекообразные особой породы. Справедливости ради следует сказать, что таковыми являются представители спецслужб и в других странах. Я ж говорю, порода такая.
Вот и роются с радостным визгом продажные журналюги в грязном белье великого человека. Упоенно ищут остатки засохшей спермы, ведь другое нас не интересует, правда? А если не находят, то придумывают. Шоу должно продолжаться. Если же ничего не находят, то ссылаются на секретные архивы – там, мол, вся правда. Мы вам позже такое расскажем! И рассказывают небылицы всякие. Смотришь на иного «государственного деятеля» и думаешь – ведь обычная серость, посредственность, а поди ты, какую должность занимает! Преданный он. И преданность его, как жизнь Кощея Бессмертного, хранится за семью замками, в неприступной крепости и стража вокруг неусыпная стоит. Главный секрет абсолютной власти – круговая порука предательства и крови. Пока ты в центре этого круга, тебе можно все и да здравствует Иосиф Виссарионович! Полезны революции, очень полезны… Ну, а если ты просто честный человек, то участвуй в выборах и паши, как раб галерный. И тогда никакая грязь к тебе не пристанет. Изредка такие люди тоже становятся главами государств.
От реки всерьез потянуло холодом, плеск играющей рыбы слышен резче, словно вода застыла и рыбам теперь надо раскалывать ее. Далеко на востоке появилась бледная нитка скорого рассвета. Василий покрутил головой, вздохнул.
– А не начать ли нам войну прямо сейчас, господа? – пробормотал он.
– Че? – не понял Миша.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Василий. – Мысли вслух.
Он испытующе посмотрел на пленника. Круглое лицо лоснится сытым довольством, на губах играет неопределенная улыбка, ладони спрятаны под мышками.
– А что, Миша, трудно зарабатывать на жизнь? – спросил Барабанщиков голосом искусителя невинных душ.
– Не-а, не трудно, – ухмыльнулся Миша. – Труда нет и заработка тоже нет. Я ж ограбить тебя хотел не от хорошей жизни, верно? – ответил пленник и тут же прикусил язык – не стоит так опрометчиво напоминать о недавнем прошлом тому, кто может тебя убить.
– И сколько надо тебе для счастья? – как ни в чем ни бывало продолжал задавать вопросы Барабанщиков.
– Ну, долларов триста достаточно, чтобы прилично одеться и свалить туда, где смогу найти работу, – осторожно ответил Миша.
– Это куда же?
– На медные рудники, в Эрденет. Там постоянно нужны рабочие руки и никто не спрашивает о прошлом.
– Согласен. Ты мужик молодой, заработать сумеешь. Женишься на приличной женщине и все пойдет на лад. Так и делай, – кивнул Василий.
– Присоединяюсь к вашему мнению, дорогой друг, но где взять триста долларов? – сощурился Миша.
– А вот это, дорогой друг, вторая часть мерлезонского балета! – назидательно поднял палец Василий.
– ???
– Le ballet de la Merlaison… русская народная поговорка, не парься! Слушай сюда. Сейчас мы идем в город. В сквере возле площади ты устроишь маленький салют – пиротехника готова – за что и получишь вышеназванную сумму. Идет?
– Хе … – почесал в затылке Миша. – Наша полиция за такой бум возле дома правительства сильно поколотит.
– А ты варежку не разевай, сразу рви когти. Полицейские тоже люди, дремлют, небось, в тепле, как старые кони. Пока то, да се, ты уже далеко будешь. С бабками в кармане. Ну как?
– Да понимаешь … – замялся Миша. Видно, как на круглом лице борются жадность и страх. Заманчиво одним махом сорвать куш, но боязно – а вдруг не получиться? В смятении он глубже натягивает шляпу на голову. Уши смешно оттопыриваются.
– Ну, как хошь… Ползай дальше по помойкам, – пожал плечами Василий.
– Нет, ты не спеши! Зачем тебе такой тарарам, а? – сощурился хитрый монгол.
– Любимой женщине обещал, – сразу нашел ответ Барабанщиков. – Ты же знаешь этих баб, чем больше ради них сумасбродств творишь, тем больше любят. А меня, видишь, даже к телу не допустили. Пока, говорит, не сделаешь что нибудь эдакое, даже к дверям не подходи!
– Это да-а, – согласился Миша. – Даже за пятку не даст потрогать, если не угодишь. Стервы!
– Так что? Я тоже бумкну, только в сторонке и после тебя. Ты сразу убегай. Согласен или нет?
– Покажи деньги!
– Вот, – достал Василий пачку зеленых бумажек.
Аккуратно отсчитал тридцать штук.
– Получишь на месте за секунду до пуска. Палатка тоже твоя.
– У-ух… Согласен!
Бледная нить восхода превращается в широкую ленту. Ночь отступает, тьма переходит в сумрак. По площади быстрым шагом идут двое. Оба одеты в обычную для монголов одежду – длинные халаты и шляпы. Вокруг никого. Даже камеры видеонаблюдения не шелохнулись, когда в поле зрения объективов появились неизвестные. Люди пересекли площадь, темные фигуры скрылись в зарослях сквера. Василий заранее выбрал место неподалеку от беседки, поэтому сразу приступили к установке коробок с пиротехникой. Через минуту все было готово.
– Держи! – шепчет Василий.
В протянутой руке пачка ассигнаций. Миша жадно хватает деньги, прячет за пазуху.
– Значит, как договорились. Считай до десяти и поджигай. Все понял?
– Да!
Миша схватил коробок спичек, достал сразу две. На всякий случай.
– Постой, – дернул за рукав русский. – Вот, забирай.
Глаза монгола вспыхнули радостью – русский не забыл вернуть нож!
– Спасибо, – прошептал он. Поднял взгляд, но русского уже след простыл. Миша торопливо прячет нож, хватает запальный шнур…
План Барабанщикова был исключительно прост. За контейнером непрерывно наблюдают несколько суток. Когда ничего не происходит, напряжение первых часов снижается. По истечении суток внимание притупляется еще больше. Мафия, шпионы и кто там еще, они ведь тоже люди. А на рассвете так хочется спать! Мало кто способен выдержать «собачью вахту» – так мореходы называют дежурство с полуночи до шести. Даже если вокруг установлены камеры ночного наблюдения, на мониторы все равно смотрят люди. Да и хрен чего они зафиксируют, когда полыхнет!
За беседкой вспыхнул маленький огонек, послышалось слабое шипение. «Пора!» – решил Василий. Кончик запального шнура вспыхивает сразу, без капризов. И тотчас за беседкой раздается оглушительный взрыв, срабатывает его коробка с летающими хлопушками и в серое небо взмывают десятки шаровых молний. Они разлетаются с громким треском над вершинами деревьев на сотни пылающих звездочек, а тем временем навстречу летят другие. Взрывы, завывание и свист сливаются в бесовскую музыку. Парк озаряется разноцветными огнями. Едва раздался грохот, Василий бросается вперед, словно бенгальский тигр на зазевавшегося крестьянина. Несколько гигантских прыжков и камень с плоской вершиной летит в рюкзак за спиной. Почти не пригибаясь Барабанщиков бежит изо всех сил вглубь парка. На ходу оглядывается. В рваном свете салютов между деревьев мелькают люди. Они, то ли мечутся в панике, то ли ловят кого-то среди самих себя. Вот вперед вырывается нелепая фигура в халате. На голове интеллигентская шляпа. Мужчина несется так прытко, что Василий начинает опасаться, что и его догонит. Резко сворачивает вправо, впереди мелькает прогал. Это улица. Выбегает на дорогу, оглядывается. Вокруг дома, в окнах темно, на улице ни души. В сотне метров от Барабанщиков горят огни круглосуточного кафе. Изнутри слышна музыка, под навесом несколько мотоциклов. Недолго думая, Василий бежит туда.
Дверь кафе распахивается, в зал врывается здоровенный русский в голубом национальном халате. На лице играют блики цветомузыки, грудь вздымает мощное дыхание, глаза обшаривают зал. Свирепый взгляд замирает на кучке байкеров. Упитанные дяденьки сидят за столом, сплошь заставленным пивными кружками. На круглых лицах ни малейших признаков страха, глазки сонно блымают. Один из байкеров, в нацистской каске с рожками, громко икает – пивка перебрал! Василий бросается к шлемоносцу. Сильный рывок и плотный, как свиная сарделька, байкер вылетает из-за стола вместе с кружками и пивом. От звона разбитой посуды и грохота падающей мебели вскакивают все посетители. Узкие глаза бармена округляются до размера монеты в один тугрик, в руке появляется деревянная бита. С неожиданной легкостью пузатый и толстый от дармового пива бармен выпрыгивает в зал, но неизвестный русский с обалдевшим байкером уже в дверях. Барабанщиков оборачивается на топот и крики. Бармен уже летит навстречу, размахивая дубиной. Василий срывает каску с байкера. Выпуклая железяка летит прямо в разинутый рот бармена, раздается чмокающий удар, дубина выпадает из ослабевших пальцев, голова бармена откидывается назад, словно он врезался лбом в столб. Шлем с кастрюльным звоном падает на пол, сверху сыплются осколки зубов, льется кровь. Байкер получает мощный удар коленом в зад. Тупое тело с хряском вышибает дверь, жирная туша шмякается на асфальт, словно жаба на песок. Из нагрудного кармана выпадает связка ключей. Василий на бегу подхватывает, бежит к мотоциклам. Какой? Наверно, этот. Раз шлем черный, значит, и мотоцикл тоже будет черным. Прыжок в сиденье, ключ вонзается в замок зажигания, как нож в горло. Поворот, удар ногой по рычагу и мотор взревывает, словно разбуженный дракон.
Василий давненько не сидел за рулем мотоцикла, вдобавок торопится. Пальцы сжимают рукоять сцепления, правая нога срывается с подножки, поворачивает какой-то рычаг. Слишком тугое сцепление выскальзывает из потной ладони, рев двигателя стихает и мотоцикл неожиданно прыгает назад! Тотчас сильный удар сотрясает машину, Василий жмет педаль тормоза. За спиной слышен громкий стон. Барабанщиков оглядывается. На земле валяется тот самый байкер, у которого он отобрал ключи. Когда мотоцикл шарахнулся назад, парень как раз подкрадывался к угонщику с намерением схватить и набить морду наглому гаду. Неожиданный прыжок железного коня разрушил все планы и, похоже, не только их. Байкер кувыркается по земле, обе ладони зажимают промежность, глаза вылазят из орбит, протяжный стон разрывает гортань. Василий косит глазом на массивный фонарь заднего хода, сочувственно качает головой. В следующую секунду щелкает первая передача, мотоцикл рвется вперед. Василий на мгновение опускает взгляд, потом облегченно вздыхает. Он сидит на отечественном «Урале», а не какой нибудь насекомоподобной ямахе!
На улице светло, как днем. На память о прошедшей ночи остались тающие сумерки и черные пятна в укромных углах. Оторваться от погони будет трудно. Василий поворачивает рукоятку газа до упора, мотоцикл несется вперед с ускорением в 2 g. Из парковых зарослей на дорогу выбегает Миша. Волосы торчат, как хвост у испуганного дикобраза, глаза бешеные, шляпа исчезла. Монгол быстро машет руками, подпрыгивает, словно собирается в полет и громко кричит что-то, но рев мотора глушит все звуки, ничего не слышно. Впрочем, в этом нет нужды. За деревьями мелькают фигуры бегущих людей. Похоже, Мише не удалось ускользнуть. Обалдевшие от грохота и вспышек стражи камня все-таки заметили убегающего человека и, само собой разумеется, бросились в погоню. Михаил усек это дело и твердо решил не рисковать, объясняя неизвестным, что просто шел мимо в три часа ночи – ясное дело, в библиотеку! Бросать хоть и хренового, но боевого товарища нельзя. Василий жмет педаль тормоза, блокированное колесо визжит, как недорезанный поросенок, горящая резина испускает клубы белого дыма. Перепуганный до икоты Миша прыгает, аки леопард ошпаренный, точно на заднее сиденье. Мотоцикл рвется вперед, двигатель набирает обороты, в ушах свистит ветер. Когда преследователи выбежали на дорогу, от беглецов осталось облачко голубого бензинового выхлопа.