Бухгалтер, или Несбывшиеся мечты счетовода. Часть 1: Африканский рог (Андрей Ильин)

Глава 1

Лето. Жаркое, отвратительно жаркое лето. В городе нечем дышать, раскаленный воздух пропитан выхлопными газами, нефтяными испарениями асфальта и всего того, что на него набросали люди. «Мерзкий воздух летнего города и взбесившееся солнце – что может быть хуже?» – раздраженно думает высокий молодой парень. Ему не больше двадцати пяти лет. Короткие светлые волосы, продолговатое румяное лицо и светло-серые глаза, чуть-чуть навыкат. Обычный русский парень, крепкий, широкий в плечах и груди. Пять бесконечных минут стоит на остановке, ожидая маршрутку. Его совершенно не интересуют девушки, по случаю жары надевшие юбочки размером с носовой платок, яркая летняя природа – ничего. Только удушающий зной, струйки гадкого пота, что маленькими змейками ползут по спине и режущий глаза горячий свет – только это видит, чувствует и ощущает. Ярко-желтая маршрутка неслышно возникает на повороте. Через несколько секунд раздается урчание мотора, железная коробка закрывает полмира. Дверь распахивается, парень облегченно забирается внутрь. О чудо – в маршрутке работает кондиционер! «Боже, как мало надо человеку для счастья!» – думает он. Ладонь раз за разом вытирает пот с лица. Прохладное дыхание кондиционера приносит несказанное удовольствие. Вздыхает почти счастливо. Сегодня все-таки хороший день. Он, Вася Барабанщиков, успешно защитился. Темно-красная твердая книжечка лежит в кармане. Теперь он уже не Вася, а Василий Иванович Барабанщиков, дипломированный специалист в области бухгалтерского учета. Такой диплом открывает дорогу в аспирантуру, недалеко защита кандидатской и, совсем не за горами, докторская! В радужно-розовых мечтах время летит незаметно. Будущий доктор экономических наук пропускает свою остановку. Выбирается из прохладного салона на следующей, плетется обратно. Одуряющая жара хватает гадкими потными лапами за горло и розовое настроение превращается в черное.

«Ну что может быть лучше плохой погоды? – размышляет Василий, быстро накаляясь под солнцем, – только совсем никуда негодная. Живительная прохлада или бодрящий, оздоравливающий холод делают человека добрым, отзывчивым и трезвомыслящим, а жара приводит в состояние раздражительности характера и мокрой липкости тела. Боже, как приятно поваляться в сугробе или прыгнуть в прорубь»! Философствуя таким образом, потный и злой Василий добирается до дома. С несказанным облегчением ныряет в прохладный полумрак подъезда. Лифт привычно возносит на седьмой этаж. «Наконец-то пришел»! – вздыхает Василий. Сбрасывает влажную от пота одежду, ныряет под ледяной душ. Докрасна растирается жестким вафельным полотенцем, в одних трусах проходит на кухню. Из потного от холода кувшина в большую кружку льется поток ледяного кваса. Едва дверца захлопывается, негромко мурлыкает звонок на входной двери. Василий чертыхается – перебили удовольствие, гады! – ставит кружку на стол. Он не боится квартирных грабителей и потому совершенно безбоязненно открывает дверь. На лестничной площадке стоит мужчина, одного роста с Василием. Плотный, широкий в кости. В теле ни грамма жира, только тугие мышцы и жилы. Строгое, волевое лицо обрамляет стального цвета короткие волосы. Незнакомец выглядит, как капитан пиратского брига в коротком отпуске на берегу.

– Позвольте войти, Василий Иванович? – спрашивает незнакомец.

– В связи с чем? – холодно интересуется Василий.

– Я должен передать вам письмо отца и… подарок, – с некоторой заминкой отвечает мужчина.

– Меня никто не предупреждал о вашем визите, – с сомнением произносит Василий. От него не укрылась едва заметная пауза, но в квартиру мужчину пропустил.

– Ваш отец не мог предупредить вас по телефону. Вот, прочтите, – с этими словами незнакомец протягивает небольшой сверток.

– Присаживайтесь, – предлагает Василий. Разворачивает бумагу. Под ней небольшая шкатулка красного дерева. По воздуху медленно течет приятный аромат драгоценной древесины. Василий открывает крышку. На дне конверт и больше ничего. В нем несколько бумаг и фотография двух мужчин в незнакомой военной форме без знаков различия. Мужчины улыбаются. Слева отец, а справа – тот незнакомец, что сидит в кресле. Василий коротко взглянул, вскрыл конверт. Мужчина внимательно наблюдает за сыном старого товарища. Видит, как лицо покрывается бледностью, твердеет. Василий молча подходит к окну.

– Я не знал, кем был отец, – глухо звучит голос, – я всегда считал его обычным сотрудником МИДа. Не очень удачливым, рядовым работником.

– Это было прикрытие, мы все так работаем. На самом деле ваш отец был одним из лучших специалистов. У него высокое воинское звание и высшие награды нашей страны.

Василий оборачивается. Опережая вопрос, незнакомец отрицательно мотнул головой:

– Не могу назвать. Награды и документы хранятся в секретном архиве. Вы сможете получить их только через много лет, – и сочувствующе разводит руками.

– Здорово, – кривится Василий, пожимает плечами.

Несколько бесконечных секунд длится молчание.

– Как он погиб? Или это тоже тайна?

– Достойно, не сомневайтесь. Как настоящий офицер.

Незнакомец протягивает клочок бумаги с цифрами:

– Мой телефон. Обязательно позвоните мне. Когда сможете, – и направляется к двери.

– Мне вроде как голос ваш знаком, – не оборачиваясь, произносит Василий, – мы никогда не встречались раньше?

– Несколько лет назад. Какие-то хулиганы похитили детей сотрудников нашего посольства в Эфиопии, а я с компаний друзей как раз проезжал мимо. Ну, мы и помогли…

Дверь захлопывается. Василий вспоминает: огромный человек в черной броне, стальном шлеме с рогами антенн, в руках – калашников с подствольным гранатометом. От раскаленных стволов медленно поднимается полупрозрачный голубой дымок…

После ухода незнакомца Василий еще долго стоит у окна. Мать умерла много лет назад, отец не мог уделять много времени сыну и Василий привык, что родители – это нечто абстрактное, теоретически существующее явление. Иногда появляются, привозят подарки и снова исчезают. Василий не обижался на отца за то, что такой редкий гость. Наверно потому, что рано понял – для него долг превыше всего. И пусть он всего лишь простой служащий посольства в забытой Богом африканской стране – неважно. Он служил своей стране за совесть, совершенно не обращая внимания, кто в Москве забрался на трон. Человек с такими убеждениями карьеры не сделает никогда. Мало того, будет подвергаться насмешкам, а то и откровенному презрению со стороны «удачливых» и тех, кто мечтает об «удаче». Таких бросают жены, презирают собственные дети, знакомые и родственники стесняются. За что? Только потому, что человек честно исполняет свой долг? Такие слова, как честь, совесть, долг стали почти непристойными. Их даже вслух произносить не принято в так называемом «приличном обществе».

Далеко внизу заквакала автомобильная сигнализация, будто инопланетная жаба прочищает горло. Василий отходит от окна. Некстати вспоминает студенческие дни, веселое беззаботное время, когда ты уже не ребенок и все можно, но еще и не взрослый, который отвечает за поступки. Желание учиться дальше, в аспирантуре – это из того самого «детства сверх нормы», в котором существуют студенты. А если повезет и останешься на кафедре преподавателем, то и вовсе превратишься в аквариумную рыбку. Красивую, сытую, довольную жизнью. И окружающие такой рыбке рады. Но не дай Бог, расколется аквариум – погибнет красивая рыбка. Потому что жить может только в банке, в своем маленьком мирке, где вечный штиль и тишина, а корм регулярно падает сверху из хозяйской руки…

– Ну, все, хватит философствовать! – громко говорит Василий сам себе, – сегодня помяну батю, а завтра займусь делом.

Аккуратно складывает диплом, оценочный лист. Убирает в ту самую шкатулку, что осталась от отца. Крышка с тихим стуком захлопывается, ключ поворачивается два раза, щелкает замок. Ящик письменного стола задвигается, экзотический запах драгоценного дерева исчезает.

Ровно в восемь утра Василий набирает тот самый номер телефона, что оставил незнакомец. Щелчок соединения раздается сразу после первого звонка.

– Да! – отзывается знакомый голос.

– Это я, Василий.

– Узнал. Через семь минут выходите на улицу, я подъеду, – отвечает невидимый собеседник.

Слегка обескураженный, Василий смотрит на часы. Недоверчиво хмыкает. Документы прячутся в кармане, дверь захлопывается.

Ровно через семь минут у подъезда тормозит потрепанная «копейка». На заднем сиденье лежат какие-то коробки, тряпье. К багажнику, на крыше, привязана пара лопат, грабли. Сквозь полуопущенное стекло Василий видит вчерашнего гостя. Не глядя, тот мотнул головой, приглашая сесть. Едва дверь захлопывается, «копейка» срывается с таким ускорением, будто под капотом движок от «Феррари».

– Левченко Ярослав Иванович, полковник, – представляется сидящий за рулем.

– Куда мы едем, Ярослав Иванович? – спрашивает Василий.

– Зависит от тебя, Василий. Смотря что ты решил.

– Я хочу работать у вас.

– Ты все взвесил? К нам приходят на всю жизнь, думай как следует.

– Подумал. И решил окончательно, – твердо говорит Василий, – после того, что узнал об отце, все остальное мне кажется мелким, незначительным. Я говорю об обычной работе.

– Ну, это не совсем работа, в общепринятом смысле. Это, скорее, дело. И дело почти всей жизни. Ты же понимаешь, что просто так у нас не уходят. Нет такого: захотел – пришел, расхотел – ушел.

Полковник аккуратно перестраивается в правый ряд. Машина сворачивает на объездную улицу, немного петляет. Опять выезжает на проспект. Василий невольно обращает внимание, как легко «копеечка» идет.

– У вас движок от океанской яхты? – спрашивает.

– Что? А-а, да, вроде того, – отвечает Левченко, – тут все не как у людей – и стекла, и кузов и вообще…. Ты видел посуду из небьющегося стекла? Роняешь стакан на бетонный пол, а он подпрыгивает, как мячик и ни трещинки! Вот и тут также. С такой машиной лучше не бодаться.

– Здорово… Решил я, Ярослав Иванович, решил. Я хочу служить.

– Хорошо, – улыбается полковник, – раз решил – едем!

– Куда?

– На дачу!

Через полчаса неторопливой езды за спиной исчезают окраинные многоэтажки. Еще немного по кольцевой, поворот на указатель «Дачный поселок «Отдых» и вот машина останавливается возле въезда на территорию дачного кооператива. Старенькая будка сторожа, кривая палка шлагбаума. Недалеко расположилась трансформаторная подстанция, от которой тянется в сторону Москвы высоковольтная ЛЭП. Василий невозмутимо смотрит прямо перед собой. Старательно делает вид, что ему совершенно все равно, куда приехали, но в душе растет разочарование. Понимает, что загородные дворцы с длинноногими девицами бывают только в кино, в жизни проще, но все же такого – дачный поселок! – не ожидал.

Неопределенного возраста тетка подозрительно уставилась на Левченко. Лицо полковника расплывается в улыбке:

– Добрый день, Василиса Петровна.

Тетка бурчит что-то в ответ, неохотно тянет за веревку, обшарпанный шлагбаум поднимается. Машина медленно катит по грунтовой дороге, переваливаясь с боку на бок, как утка. Мимо неторопливо плывут невзрачные домишки самого обычного дачного поселка, каких тысячи в России.

Василий вспоминает, сколько раз ему пришлось за время службы в армии копать огород на подсобном участке. Расстраивается – неужели и тут служба начинается также?

Левченко сразу заметил, как упало настроение у Василия. Быстро взглянув в лицо, спрашивает:

– Что загрустил?

– Да я как-то по-другому представлял…

– А-а, хотел сразу в секретную лабораторию, где нибудь на заброшенной ветке метро и там чокнутый профессор сразу начнет предлагать тебе всякие хитрые шпионские штучки?

– Ну, не мотыгу же с граблями!

– Ничего, не грусти, – отвечает Левченко, – все еще будет. Хлеще, чем в кино. Ты обратил внимание, каких размеров электроподстанция возле дачного поселка?

Как позже узнал Василий, учебный центр находится под дачным поселком. Наверху домики-огородики, действительно дачи и дачники настоящие. Только все – бывшие сотрудники. Они знали, что под их участками что-то есть, но что – не интересовались и никогда не обсуждали. Догадывались и этого достаточно. Левченко сворачивает к обычному деревянному домику. Мотор глохнет, машина замирает. Садовый инвентарь с багажника перемещается в дом, дверь захлопывается за полковником. Василий топчется, чувствуя себя полным болваном. Уже собрался пнуть, как створка распахивается и Левченко буднично приглашает войти. Внутри, в комнате без окон, оказался лифт, самый обычный, как в любой многоэтажке. Только кнопок в кабинке всего четыре. Рядом с каждой – щель для электронного пропуска. Входят в кабинку. Литовченко вставляет пропуск в первую, палец нажимает кнопку. Раздается тихое завывание электромоторов, в животе появляется неприятный холодок от чрезмерно быстрого спуска. Спустя несколько секунд лифт останавливается. Двери разъезжаются и полковник жестом предлагает выходить. «Интересно, на какой мы глубине?» – думает Василий, безуспешно пытаясь прикинуть расстояние от поверхности – лифт опускался очень мягко, скорость не определить, так что кратковременность обманчива. Идут по коридору. Обычному, как в любом учреждении, только двери без ручек, а вместо табличек с номерами или фамилиями – буквенно-цифровой код.

– Пришли, – коротко сообщает Левченко. Прикладывает пропуск к металлической пластинке на двери. Коротко воет электромотор, дверь плавно уходит в стену. Василий перешагивает порог вслед за полковником и чуть не ойкнул – за офисным столом с компьютером сидит необыкновенно красивая женщина. Жгучая брюнетка, похожа одновременно и на цыганку и на грузинку. Выразительные лиловые глаза, яркий румянец, пухлые красные губы – и при этом ни малейшего намека на косметику. Глаза вопросительно смотрят на вошедших.

– Здравствуйте, Тамара Александровна, очень приятно вас видеть, – здоровается полковник, – Барабанщиков Василий Иванович, а это Береговая Тамара Александровна.

– Здравствуйте, – слегка склоняется голова красавицы.

«Царица Тамара! – грустно произносит Василий мысленно, – а рядом давно уже витязь в тигровой шкуре. Ну, не может такая быть одинокой»!

– Тамара Александровна, – врывается в сознание голос Левченко, – расскажет, чему и как будешь учиться, познакомит с преподавателями и расписанием занятий. Засим позвольте откланяться.

Тамара Береговая оказалась психологом по образованию. В ее обязанности входило не только обучение тонкостям общения с различными категориями людей, но и составление психологического портрета собеседника с обязательным показом слабых сторон. Вообще, обучение в этом своеобразном центре сильно отличалось от того, что ожидал Василий. Основной упор делался не на стрельбу и рукопашный бой. Тамара Береговая на первом же занятии сразу объяснила, что готовить из него убийцу никто не собирается.

– Разумеется, – говорила грудным голосом, глядя чуть искоса, – вы должны уметь постоять за себя… один против пяти, но это стандарт для любого спецназа. Об экстремальном вождении и снайперской стрельбе я вообще не говорю – это азбука. Главное – умение влиять на людей, быстрое определение слабых сторон, подсознательных страхов, комплексов и, умело играя на этом, заставить противника сделать то, что вам в данный момент необходимо. Учитесь загребать жар чужими руками, ибо ваша профессия такова, что самому все не сделать, а надо. И при этом остаться невредимым и необнаруженным.

– Поэтому, – выдержав небольшую паузу, продолжила она, – начнем с главного. Тренировки по рукопашному бою начинаются не с того, как правильно ударить, а с того, как правильно упасть. Кто опаснее всего для агента?

– Ну, умный противник… предатель! – бормочет Василий.

– Нет!

– Ну тогда… гм… а кто?

– Женщина! – очень серьезно отвечает Тамара, – да, да, не удивляйтесь.

Василий на мгновение задумывается: действительно, если вспомнить историю, внимательно взглянуть на биографии героев… Далила, Елена Прекрасная, Клеопатра и другие – именно по вине женщин гибли великие герои. Но так ли в действительности? Может, это глупые мужчины, влюбившись, становились такими, каковыми и были на самом деле?

– Ну, … гм… вы правы, – растерянно отвечает Василий, – ну и как вам… э-э… им противостоять?

– Не скажу, что просто, но можно, – серьезно произносит Тамара, – прежде всего запомните: самые опасные женщины те, которые на вид совсем не опасны. Например, невысокие, хрупкие, – в голосе чувствуется презрение, – блондинки с высокой грудью, голубыми глазами и выражением на лице, как у обиженного ребенка.

«Так это ж самое то!» – чуть не вырвалось у Василия, но вовремя прикусил язык, продолжает внимательно слушать.

– Такие – смертельно опасны! Их внешность почти всегда ненастоящая: грудь – силикон, глаза – цветные линзы, волосы – краска, а детская печаль на лице – результат упорных тренировок перед зеркалом. Они знают, что нравятся всем, потому что нынешние мужчины воспитаны на голливудских фильмах, а в них блондинки – хорошие, брюнетки – злодейки, а шатенка – общая для обеих подруга. Голубоглазые «мальвины» либо дуры (мужчины и так все отдают, зачем ум-то?), либо хитрые и коварные авантюристки!

Лицо Тамары порозовело, глаза блестят и вся она похожа на молоденькую абитуриентку ВГИКа, что увлеченно рассказывает приемной комиссии отрывок из поэмы Пушкина.

«Во дает! – подумал Василий, – видать, здорово досадили блондинки».

– Но согласитесь, Тамара Александровна, что очень трудно устоять перед красивой. А уж сказать «нет», глядя, как прекрасные глаза наполняются слезами, почти невозможно, – говорит Василий, вспоминая своих немногочисленных подруг, – как же этому можно научиться?

– Можно, – отвечает Тамара железным голосом комбата ВДВ, – советую для начала прочитать Лопе де Вега. У него в «Собаке на сене» один персонаж, слуга, прохиндей и пьяница, дает очень ценные советы юному страдальцу Теодоро!

Следующие десять недель слились в одни нескончаемые сутки: силовые тренировки сменяет рукопашный бой с инструктором, стрельба из всех видов стрелкового оружия днем и ночью переходит в экстремальное вождение различных автомобилей и мотоциклов. Кормили так, как Василий никогда не ел. Разнообразию и качеству пищи позавидовал бы шеф-повар самого дорогого ресторана. Врач, ежедневно контролирующий состояние, по три раза на день давал десяток разноцветных цилиндриков. Он пояснил, что это придает дополнительную энергию организму. При сверхвысоких нагрузках необходимо поддерживать ускоренный обмен веществ, стимулировать быстрый рост мышечной массы. И действительно, Василий чувствовал постоянную бодрость и избыток сил. Он выкладывался на занятиях, как говорят, до потери пульса. После отбоя засыпал мгновенно, а утром, открыв глаза, чувствовал себя, как только родился. Учили многому и в целом тому, что Василий и ожидал. Но были и открытия. Например, каждый видел в кино, как быстро герой открывает наручники – шпилькой, скрепкой, наконец спичкой. Но такие наручники остались только у деревенских участковых в бедных странах Латинской Америки. Весь мир, да и мы, давно уже перешли на пластиковые, одноразовые. У них зажимной замок, его нельзя открыть, можно только срезать. Вообще, обучение построено так, чтобы обучаемый вырабатывал смекалку, был внимателен к мелочам и мыслил нестандартно. Но и накачке мышц тоже придавалось первостепенное значение, памятуя о том, что некоторые узлы проще разрубить, чем распутать. Например, те же пластиковые наручники. А еще научили читать по губам, освоил язык жестов. А когда Василий, умничая, заявил, что есть чревовещатели, которые разговаривают, не шлепая губами, то заставили изучить и это.

Летели дни, недели. В самом начале «учебки» Василий решил не считать, сколько осталось до «дембеля». «Я пришел сюда сам, добровольно, – рассуждал сам с собой, – значит, нечего и подсчитывать, сколько осталось до конца. Чем тяжелее в учебе, тем легче в жизни. А раз учеба такова, что с ног валишься, то житуха будет веселой». С первого дня Василий заметил одну странность – ему запретили стричься коротко и вообще настоятельно посоветовали забыть о воинской субординации и военных привычках. До университета два года отслужил в гвардейском полку, привык к армейским порядкам и автоматически переносил их сюда. Он не понимал нарочитое игнорирование козыряния, вытягивания в струнку и поедания глазами начальства. Лишь позже, на занятиях по психологии Тамара Береговая объяснила, как легко понять человека по манере одеваться, походке, речи, привычкам и незаметным, на первый взгляд, деталям. Особенно просто вычислить военного.

– Разрешите? – спрашивает Василий Барабанщиков на пороге кабинета.

– Да, заходи, Василий, – бодро отвечает Левченко, указывая рукой на свободный стул. За столом двое. Один черноволос, румян – просто кровь с молоком. Василий невольно вспоминает гоголевского Андрия. Второй, напротив, светлый, коротко стриженый и круглолицый. Под просторной рубашкой угадываются мощные мускулы.

«Такой любого об колено сломает», – решает Василий.

– Знакомьтесь, – произносит полковник, усаживаясь на место, – Удальцов Андрей Александрович, капитан.

Черноволосый встает, сжимает пальцы Василию.

– А это Велетнев, Михаил Михайлович, старший лейтенант.

Круглолицый здоровяк протягивает ладонь.

Оба офицера внимательно смотрят на Барабанщикова, словно оценивают.

– Итак, господа, я должен сообщить вам… э-э… известие, – начинает полковник почти точной цитатой из классика. В дальнейшем выясняется, что ревизор к ним не едет, а ехать предстоит Василию и его новым знакомым.

История, в которой предстояло разобраться, следующая: в 90-е годы один из тогда еще советских НИИ работал над проблемой получения энергии путем холодного синтеза. В числе ученых, ломавших голову над проблемой, был молодой кандидат наук Алексей Симонов. Очень скоро перестроечное ускорение стало ломать все, что долгие годы создавалось ценой нечеловеческих усилий в СССР. Из-за недостатка финансирования одна за другой закрывались лаборатории. Ученые уходили – кто в челноки, кто в автосервис, а то и просто спивались. Симонов, две недели просидев без работы, хотел устроиться сторожем в детском садике для деток «богатеньких буратин», но не прошел по конкурсу. Тогда, по предложению соседа, устроился на базар, торговать косметикой. Торговля больших барышей не принесла. Жена стала бурчать все громче и громче, пока не ушла совсем к школьному знакомому, который успешно торговал паленой водкой и не ограничивал новую жену в деньгах. Как-то, скучая за прилавком, Алексей увидел хорошо одетого господина и тотчас узнал в нем своего товарища, вместе в армии служили. Разговорились. Симонов узнал, что знакомый хорошо устроился на Западе. Похвастался связями. Он хорошо знал способности Алексея, поэтому тут же предложил помочь с работой. В американском институте по изучению проблем энергетики, в его европейском филиале. Недолго раздумывая, Симонов согласился и, успешно пройдя тестирование по Интернету, был принят лаборантом. Быстро включился в работу, сделал несколько дельных предложений по повышению энерговооруженности гиперзвукового самолета, над которым работал институт. Стал заведующим лабораторий.

– Эту историю узнали со слов его старшей сестры, – произнес полковник, – он несколько раз писал ей. Последнее письмо из Брюсселя пришло полгода назад. Сестра обратилась с просьбой разыскать его.

Офицеры удивленно смотрят на Левченко.

– Есть такая передача на телевидении, – осторожно говорит Андрей Удальцов, – «ищи меня» называется, ей бы туда…

– Не торопитесь, – отвечает полковник, – в этой истории есть одна изюминка, слушайте….

«Изюминка» состояла в следующем: перестройка окончилась, ушли куда-то все «перестроители» и жизнь постепенно восстановилась. НИИ, в котором работал Симонов, вновь получил финансирование, многие сотрудники вернулись и работы над проблемами энергетики возобновились. Так как институт был «ящиком», в нем существовал и секретный отдел. Его работники следили за тем, чтобы секреты не уходили из института, тем более «за бугор». Один из «секретчиков», физик по образованию, проверял старые документы перед их уничтожением. Он обратил внимание на работу бывшего сотрудника института, Алексея Симонова. Работа показалась интересной и секретчик попросил одного доктора наук дать заключение о научной ценности труда Симонова. Однако доктор раскритиковал и посоветовал сжечь, но как-то слишком эмоционально посоветовал. Сотруднику секретного отдела это показалось странным и он, зная, как ревнивы ученые друг к другу, обратился к руководству с просьбой провести повторный анализ документов. Это было сделано и в результате выяснилось, что работа очень перспективна, Алексей Симонов талантливый ученый, еще чуть-чуть и решил бы проблему получения энергии из простой воды, но завистливые бездарности загубили все дело.

– Короче говоря, – подытоживает полковник, – надо пойти туда, не знаю куда и найти то, что надо. Вот так.

– И все? – удивляется Удальцов, – а доставить домой это чудо чудное?

– Целиком или… гм… по частям? – с самым невинным видом добавляет Велетнев.

– Не шути так тонко, Миша, – упрекает Левченко, – парня надо найти. Это не так просто, как кажется. Он мог несколько раз сменить работу, место жительства…

– Сменить пол … – робко вякает Василий.

Все трое внимательно смотрят на него.

– Никогда не говори вслух о своих тайных желаниях, Василий, – мягко советует Левченко. Думает секунду, добавляет:

– И не умничай.

– И вообще, – продолжает разговор полковник, – последнее замечание относится ко всем. Ваше задание – только найти. Вытаскивать будут другие. Он нужен.

– Все ясно, Ярослав Иванович, – отвечает Удальцов как старший в группе.

– Тогда вперед, в оперативный отдел за подробностями и готовьтесь в дорогу…

Глава 2

Поиск альтернативных источников энергии начался давно, еще в начале прошлого века. Это привело к созданию атомной бомбы и атомных электростанций. Переворота в энергетике не произошло, потому что принципиальной разницы между атомными и обычными тепловыми электростанциями нет. Активное вещество, используемое на АЭС, так и называется – топливо, так как используется самым примитивным образом. АЭС оказались выгодными там, где нет крупных рек, а ТЭЦ попросту нерентабельны. Например, на Крайнем Севере, в Антарктиде или в пустынях.

Поиск продолжался и толчком послужило развитие космонавтики. Остро встал вопрос об источнике энергии для спутников. Источник должен быть легким, компактным, мощным и долговечным. Выход нашли в солнечных батареях, но работа в других направлениях тоже дала результат. Одному французскому ученому в семидесятые годы почти удалось решить проблему получения энергии из водорода, входящего в состав обычной воды. Почти. Потому что потом начали происходить странные события. Сам ученый, его жена, дети погибли в автокатастрофе, когда поехали в выходной день отдыхать к морю. Погибли так же шофер, горничная и садовник. Все сразу. Затем стали умирать или погибать при странных обстоятельствах все, кто хоть как-то соприкасался с работой ученого: родственники, коллеги, знакомые родственников и знакомые коллег. Люди тонули, попадали под поезд, под автомобили, кончали жизнь самоубийством или скоропостижно умирали от удивительных неизлечимых болезней. Словно чума в одночасье убила десятки людей. Полиция пыталась провести расследование – бесполезно: пропадали документы, свидетели отказывались от данных ранее показаний, но самое удивительное – высшее полицейское начальство проявило полнейшее равнодушие к служебному рвению подчиненных. Дела буквально исчезали в недрах инстанций. Когда Барабанщиков спросил, отчего так произошло, ему сразу же запретили дальнейшие расспросы.

– А кому нужно такое изобретение? – равнодушно пояснил пожилой сотрудник оперативного отдела, – вся мировая экономика основана на нефти и газе. Да и политика тоже. У кого нефть, у того все. Продажа энергоносителей приносит сотни миллиардов прибыли. А тут вдруг такое. Да весь мир рухнет, безработных будет сотни миллионов… Наступит планетарный кризис. Миру, сидящему на ядерной бомбе, это совсем не нужно. Слишком рано, так вот. Но иметь в запасе такую хреновину надо! – неожиданно закончил он.

Через несколько дней все трое летят рейсом «Москва-Брюссель», имея при себе паспорта, туристические визы и другие необходимые документы для путешествия по Евросоюзу. Брюссель встретил утренним холодком, свежестью. Поселились в гостинице, хорошо позавтракали и каждый отправился по своим делам. Михаил Велетнев отправился в институт, где когда-то работал Алексей Симонов. Войдя в холл, Михаил сразу обратился к охране с просьбой разыскать земляка из России, который работает здесь большим ученым. Охранники смерили подозрительным взглядом внушительную фигуру «земляка», вежливо указали на справочное бюро. Улыбающаяся девушка внимательно слушает вопрос об ученом Симонове, заданный на корявом английском. Так же коряво отвечает Михаилу, что такой человек у них не работает.

– Как стоять дом его? – спрашивает Михаил, играя роль плохо говорящего на английском.

Так же мило улыбаясь, девушка называет адрес, предварительно посмотрев на монитор.

– Стоять как надо и не шататься, – неожиданно заканчивает фразу на чистом русском. С вежливой улыбкой поворачивается к следующему клиенту.

Осторожно бормоча под нос что-то вроде «bitten, dritten, danke shon», Михаил идет к выходу, чувствуя насмешливый взгляд девушки и подозрительный – охранника. Такси быстро доставило по указанному адресу. Михаил поднимается на третий этаж, по привычке осматривая подъезд. Не обнаружив объективов телекамер слежения и других подозрительных предметов, бодро подходит к двери. Еще раз уточняет по бумажке номер, палец жмет кнопку звонка. За дверью гаснет быстрое движение. Понимая, что его рассматривают через глазок, Михаил старается придать не очень-то доброй физиономии постное выражение грустящего монаха. Дверь не открывается. «А вдруг целятся?» – мелькает мысль. Уже собрался отпрыгнуть, как дверь бесшумно и быстро распахивается на ширину цепочки. Из темноты появляется бугристый красный нос, выцветший глаз поворачивается туда-сюда, как у хамелеона.

– Что надо, зема? – хрипло каркает нос с глазом по-русски.

– Леху! – жизнерадостно отвечает Михаил.

– А для чого?

– Приветы передать, спросить, как дела, – бодро докладывает Михаил, – а может и пузырь раздавить.

– Ступай. Уехал твой Леха. Куда, не знаю, – глаз уменьшается в размере, а нос, наоборот, растет.

– Так может, с хозяевами можно выпить? – интересуется Михаил. Он до сих пор не понимает, с мужчиной разговаривает или женщиной.

– Нечего, – скрежетнуло в ответ. Мутный глаз тонет в темноте.

Лицо Велетнева изображает огорчение. Делать нечего, надо возвращаться. Полутемный подъезд медленно плывет мимо, гулко звучат шаги по лестнице. Тихо щелкает дверь подъезда.

В условленное время входит в номер Андрея Удальцова. Василий уже там, с любопытством смотрит на Михаила.

– Докладывай, – приказывает Андрей.

– Докладываю, – вздыхает Велетнев, – адрес получил сразу, в компании много наших, Симонова помнят. По названному адресу дверь открыло… э-э… оно, не поймешь что.

– Как это?

– Дверь отворилась только на длину цепочки, видно было глаз и нос. Темно, – поясняет Михаил, – голос тоже странный, вроде как у евнуха в старости.

– А ты знаешь, какой голос у … – удивляется Василий.

– Цыц! – сердится Велетнев, – не знаю, а предполагаю, остряк!

– Тихо, Василий, – морщится Удальцов, – продолжай.

– Это «оно» ответило, что никого не знает. Тоже на русском. Ничего подозрительного не заметил, но такое чувство, что меня насквозь просветили рентгеном, просканировали и сфотографировали во всех ракурсах, – заканчивает доклад Михаил.

– Что у тебя, Василий?

– Двое вели Михаила от института до квартиры. Рожи зафиксировал, – отвечает Барабанщиков.

– А от дома тебя вела супружеская пара до гостиницы. Итак, клюнуло, господа, – подытоживает Андрей, – а вот что клюнуло, узнаем сегодня вечером.

– Вечером на рыбалку? – спрашивает Барабанщиков.

– Да, – отвечает Андрей, – Михаил – наживка, мы с тобой – рыбаки.

После обсуждения и согласования всех возможных действий офицеры расходятся. Велетнев сразу ложится спать. Он всегда спит перед тем, как сыграть в русскую рулетку. В том, что вечером будет рулетка, никто не сомневался. Удальцов бьет орков в компьютере, нарядив их в форму «друзей» из НАТО, а Барабанщиков сидит на кровати. В сотый раз прогоняет различные варианты возможных событий. Прислушался к себе, обнаружил только легкое волнение, ледышки страха не чувствуются. Вечером надел под одежду тонкий, гибкий бронежилет, колени и локти прикрыл бронепластинами. Выходит на улицу. В левой руке держит пару крепких байкерских перчаток. Велетнева видит в уличном кафе. Михаил сидит злой, лицо красное. На столе блестят зелеными боками пивные бутылки. По сценарию Велетнев изображает уже налакавшегося туриста из России, которому необходимо теперь пивом отлакировать выпитое. «Как играет!» – восхитился Василий. Он не знал, что Михаил натер лицо луковицей, прежде чем сесть за стол. Лицо сразу покраснело, кожу начало щипать, а вонь по-настоящему разозлила. Василий оглядывается, но Андрея не видит. Так и должно быть, выйдет на арену только в крайнем случае. Посидев еще немного и окончательно взбесившись от луковой вонищи, Велетнев раздраженно бросает деньги на столик. Пошатываясь, выходит на улицу. В кафе за ним никто не поднимается. Василий беспокойно оглядывается. Видит, как на другой стороне улицы из припаркованной машины выходят трое. Молча идут параллельно Михаилу. Тот бредет, ничего не замечая. Несколько раз задевает плечом встречных. Один, смуглый и небритый, что-то возмущенно каркает, размахивая ручками. Михаил раздраженно рявкает, отмахивается, как медведь лапой и небритая копченость молча врезается в автомат по продаже Кока-колы. Кое-как отлепилось, на полусогнутых конечностях тащится дальше, встряхивая разбитой головой, вытирая нос.

Михаилу надоедает ждать. Сворачивает в первый же темный проулок. Делает вид, что ищет место для легкого туалета. Трое тоже решают не тянуть кота за хвост. Уже не скрываясь, решительно направляются за ним. Михаил радостно оборачивается. Встает так, что свет фонаря падает на спину. Когда два дурака заходят с боков, намереваясь взять под руки и оттащить в темноту, быстро выпрямляется. Сдвоенный удар бросает обоих на камни. Приготовился встретить третьего, но тот уже падает прямо ему под ноги, выпучив глаза от боли – Барабанщиков врезал ногой. Василий сразу разворачивается лицом к улице, закрывая обзор любопытным прохожим. Михаил взглянул на лица лежащих, определяет самого умного, остальных быстро добивает.

– Кто послал, что надо? – спрашивает «умного». Тот молча смотрит на Михаила. Не дожидаясь, пока лежащий начнет изображать героя партизана, сильно тычет сложенными в щепоть пальцами в солнечное сплетение. Левой рукой сжимает гениталии и медленно тянет вверх. У «умного» глаза лезут на лоб, тело каменеет от сильнейшей судороги. Заорать не может – легкие свело судорогой. Через секунду Михаил разжимает пальцы. Снова спрашивает:

– Кто послал, что надо?

После короткой паузы обнадеживает:

– Говори, тогда умрешь быстро.

– Да вколи ему «эликсир правды», – обернувшись, шипит Василий, – сразу заговорит.

– Нет, укольчик побережем, – отвечает хозяйственный Михаил, – оно уже почти говорит. Вот только зубы мешают.

Нога в ботинке сорок восьмого размера поднимается, черная тень падает на лицо несчастного. В глазах появляется ужас – такая ножища не только выбьет все зубы, но и расплющит череп.

– Нет, нет, господин, я говорю… все говорю, уберите пожалуйста вашу ногу! – быстро произносит, давясь слюнями от ужаса, лежащий.

– Ну! – рычит Михаил.

– Послал Фарид Валиев, убить вас, господин.

– За что?

– Не знаю, господин, сказал, убейте и все, больше ничего не сказал, господин, – лязгая зубами от страха, бормочет человек.

– Кто он такой, этот Валиев?

– Большой человек, большой, – торопливо отвечает лежащий. Выставляет руки, будто прикрываясь от страшного русского.

Михаил сразу разгадал примитивную хитрость. Поворачивается боком, вроде осматриваясь. Чутье подсказывает момент нападения. Не глядя, бьет ногой, хруст переломанной руки глушит пронзительный визг. Лежащий еще пытается достать целой рукой, но Михаил легко уклоняется, точный удар в висок убивает наемника. Трупы падают в мусорный бак, туда же летят мобильные телефоны. Офицеры выходят на освещенный участок улицы. Какая-то парочка внимательно смотрит, девушка громко хихикает, что-то шепчет.

– Сколько всякой мрази в этом Евросоюзе, куда мусульмане смотрят! – громко произносит Михаил.

– Да, ты прав, – озабоченно кивает Василий.

– Ну что же, рыбалка прошла неплохо, – говорит Удальцов на разборе полетов, – поймали то, что надо.

– Так ли? – сомневается Михаил, – вдруг совпадение?

– Совпадение в чем? С кем или с чем могли спутать твой интерес к Симонову?

Велетнев пожимает плечами.

– А почему сразу убивали? – удивился Барабанщиков, – Михаил только спросил о Симонове и все.

– Что бы дальше дело не шло, – отвечает Велетнев, – простейшая ловушка для пресечения поисков в самом начале.

– Это понятно, – соглашается Василий, – но ведь Симонов уехал из России несколько лет назад. Неужто все эти годы ловушка работала и убивала людей?

– Вряд ли давно, – говорит Андрей, – их бы засекла местная полиция. Работают недавно, но тогда получается, что мы не первые, кто ищет?

– Конечно, – соглашается Михаил, – и желающих так много, что открыли постоянно действующую мышеловку.

– Тогда надо идти на квартиру, – поднимается с места Василий, – прежде чем хватятся трех дураков, потрясем одноглазый нос. Или одноносый глаз?

– Кого потрясем? – удивляется Михаил.

– Ну, ты же сказал, что говорил с глазом и носом, – объясняет Василий, – вот и я так сказал.

Андрей хмыкает, смотрит на Михаила. Тот только плечами жмет.

Высаживаются из такси за сотню шагов от дома. Неторопливо идут по улице, будто прогуливаясь.

– Света нет, – сообщает Михаил.

– Уже поздно, может спать, – предполагает Андрей.

– Едва ли, – засомневался Михаил, – должен ждать доклада, а света нет, потому что жалюзи опущены.

– Ну, сейчас проверим.

Вскрыли дверь в подъезд, надевают черные маски. Включают электронные глушилки и, стараясь сильно не топать, бегут на третий этаж.

– Вот эта, – указывает Михаил на добротную темно-коричневую дверь. Андрей приставляет широкий ствол пневмоотбойника к замку, нажимает кнопку. Глухо бумкает, будто конь подушку лягнул. Дверь приоткрывается на ширину ладони – дальше не пускает цепочка. Василий сует в щель компактные гидравлические кусачки, предохранительная цепочка с тихим щелчком распадается.

Михаил сразу бросается к двери в конце коридора, из-под которой видно полоску света. Пинком распахивает, скрывается в дверном проеме. Андрей и Василий спешат за ним, на ходу проверяя остальные. В комнате двуспальная кровать, больше ничего. Стоит совершенно голый мужик, горбатый, руки и голова трясутся. На смятых простынях валяется раскоряченная толстая девка в обмороке.

– А вот и мой друг, глазастый нос или носастый глаз, как больше нравится! – радостно рычит Михаил, вытирая руки простыней.

– Ты в какое место руками попал? – подозрительно спрашивает Андрей.

– Самое нужное, – успокаивает Велетнев, – баба в обмороке, мужик в трансе!

– Да? Ну ладно, поспрашивай тут, а мы квартирку осмотрим.

Велетнев швыряет простыню на треснутый глобус девкиной задницы.

Спрашивает горбатого:

– Любишь толстых?

– Да, потому что ненавижу худых, как ты, – злобно цедит сквозь зубы урод, – скоро ты еще худее станешь.

– От такой жизни запросто, – соглашается Велетнев. Понимает, что урод не напуган. Растерян, но быстро приходит в себя.

Недолго думая, рубанул по ключице, одновременно перебивая ногу в голени. Задохнувшийся от боли горбун мешком валится на пол. Михаил неторопливо вытаскивает из кармана универсальный нож фирмы «Mammoth», раскрывает. Беседа начинается…

В коридоре Удальцов дает Барабанщикову какой-то пузырек:

– На, возьми.

– ??

– Нашатырь это. Я Мишку знаю, понадобится, – поясняет Андрей.

Мешок с костями, когда-то бывший горбуном, отправляется в далекое плавание по теплым волнам городской канализации. Девка очнулась от резкого запаха нашатыря. Оглядывается, слушает. Быстро, как солдат по боевой тревоге, одевается, бросается к выходу. Взгляд цепляется за знакомые бумажные прямоугольники – на столике, сиротливо притулившемся в уголке, лежит пачка банкнот. Ни секунды не колеблясь, хватает деньги, хлопает дверь, по лестнице стучат каблуки.

Утром в доме на окраине Варшавы тихо замурлыкал телефон. Ухоженный, с маникюром палец нажал кнопку спикера. Мужской голос глухо произнес:

– Нашего отца не стало.

– Как? – уточнил обладатель маникюра.

– Потаскуха, – коротко ответил глухой голос.

– Такая привлекательная? – усомнился «маникюр».

– Нет, – ответил голос, – ей открыл дверь, остальное сделали сообщники. Ограбили, убили.

– Шлюху…

– Уже. Как глубинная бомба, сначала нырнула, потом взорвалась, – вежливо перебил голос.

– Хорошо, – ответил «маникюр», – подыщите замену.

– Слушаюсь.

Российское посольство предоставило все необходимые сведения о Валиеве. Из них следовало, что господин Валиев занимается небольшим нефтяным бизнесом. Большая часть дохода идет на благотворительность – оказание помощи бедным эмигрантам-соплеменникам и их семьям. Потому на счетах в банках имелись деньги не только от продажи бензина, но и добровольные пожертвования от богатеньких братьев по вере.

– Классика! – машет рукой Удальцов, – по Ильфу и Петрову. Собрать деньги в помощь голодающим детям, а потом закупить оружие для мусульманских бандитов.

– И себя, дорогого, любимого, не забыть, – усмехается Велетнев.

Барабанщиков шуршит распечаткой плана дома:

– Вилла – обычная типовуха. Повезло.

– Мансарда есть? – спрашивает Удальцов, не подходя к столу.

– Есть, – отвечает Велетнев, внимательно всматриваясь в план, – и спальня в мансарде. Видать, басурман на звезды любуется пред сном.

– Тогда дело в шляпе, осталось разобраться с охраной. Этим займитесь вы оба, а я похлопочу насчет транспорта и оружия.

Машина стремительно глотает ровную ленту шоссе. Двигатель чуть слышно завывает на подъемах. Возле каждого поста полиция останавливает машину. Трое крепких молодых людей в салоне вызывают подозрение. Приходится показывать документы. Это раздражает одного, самого крупного и свирепого на вид.

– Какой-то ты чувствительный стал, Михаил. Брось, ерунда это все, – недовольно говорит Удальцов, – не стоит так раздражаться из-за повышенного внимания служивых.

– Меня раздражает только внимание мужиков, – отвечает Велетнев, – женщинам можно.

– Даже тем, что в форме? – ехидно уточняет Удальцов.

– А что, не бабы, что ли?

– Не так уж у них тут и чисто, – вмешивается в разговор Барабанщиков.

– Ты о чем? – удивленно поворачивается Удальцов.

– В их кино все красиво: города все как шампунем вымыты, трава только что покрашена, а женщины – все красавицы! На самом деле все не так.

– Верно смотришь, Василий, в корень, – отзывается Велетнев за рулем, – скоро еще хуже будет.

– Почему? – удивляется Василий.

– Потому что они все демократичные и политкорректные и по своей демократичности напустили в дом всякой дряни: цыган, негров, индейцев, арабов, наших бандитов и прочих чеченцев, которые работать не хотят, а желают получать пособие и торговать наркотой. Ты заметил, сколько цветных на улице? Белых нет, белые работают.

– Ну, не все же такие бездельники, – усомнился Барабанщиков, – и среди европейцев лентяев хватает.

– Верно, хватает, – соглашается Велетнев, – но на одного черного, который работает, приходится по три-четыре десятка родственников, которые умеют только зеленый чай хлебать да сплетни рассказывать. А у чурок как у евреев: один зацепится – всю родню тащит. Вот и наплодилось их столько, что без дедушки Гитлера не разобраться.

– То есть? – удивляется Василий.

– То и есть, что уже которые выборы подряд националисты, а по-простому фашисты, набирают все больше и больше голосов. Заметь, ни в одной европейской стране не запрещены националистические организации. Власти только делают вид, что их нет. Выборы показывают настроение коренного населения лучше всяких опросов. Подожди, Васенька, они скоро начнут к нам ездить, изучать теоретическое и практическое наследие великого товарища Сталина, учителя и партайгеноссе Гитлера.

– Да ну!

– Зуб даю.

По обе стороны дороги поднимаются к небу редкие деревья. Незаметно надвинулся лес, вплотную к дороге подползли кусты. Если какое-нибудь копытное перепрыгнет невысокое ограждение, выскочит на проезжую часть, никакие тормоза не спасут… Но все-таки, какое удовольствие вот так гнать по отличной лесной дороге. Справа и слева мелькают стволы сосен. Холодный осенний воздух шуршит в открытых окнах, прохладной пятерней ерошит волосы. Придорожные холмы засыпаны рыжей хвоей, будто на них линяло стадо больших коричневых ежиков. Незаметно пересекли Германию. Дорога идет по Польше. Здесь тоже Европа, но больше на бумаге. Часто встречаются бедные деревеньки, машины местных в большинстве старые, много еще советских «Жигулей» и совсем древних немецких и французских автомобилей. Дорогу поляки сделали неплохую. Удальцов придавил газ, машину понесло, как на гонках. Снова лес. Сбавил скорость, стали различимы березы за окнами. Легкий ветер шевелит желтеющей листвой. Солнечные лучи пробиваются на дорогу, плетут серо-белые узоры и тут же рассыпаются. Глаза устают от этого мелькания. За поворотом Андрей сбросил газ, немного проехал и остановился.

– Вот он, – кивает на двухэтажный особняк в итальянском стиле. Дом прячется от любопытных глаз за длинной белой стеной, крытой темно-красной черепицей. Такой же черепицей крыта крыша дома и все пристройки.

– Поедем в город, зайдем к друзьям, пообедаем…

– Потом поужинаем, – продолжил Велетнев.

– Правильно, Миша, – соглашается Удальцов, – а вечером… гульнем!

План, разработанный по дороге, прост. Исходили из того, что Валиеву, зарабатывающему на жизнь темными делишками, не нужен лишний шум ни при каком раскладе. Что бы ни произошло в доме – вокруг тишина. Иначе понаедут всякие, начиная от местных секьюрити и заканчивая налоговой инспекцией. А раз так, то нечего особенно мудрить с охраной. Главное, что бы тихо. Когда ночь побледнела, темное небо налилось румянцем, три черные фигуры перемахнули через ограду. С трех сторон быстро пересекают двор. Сторожевой пес зарычал, бросился вперед. Хлопок. Зверь без звука катится по траве, замирает. Второй бросается следом. На мгновение замешкался, остановленный запахом смерти собрата. Тоже получает пулю. Черная фигура быстро, как паук, взбирается по каменным украшениям на террасу второго этажа. Склоняется возле двери, замок тихо щелкает. Дверь распахивается. Второй черный человек быстро открывает ход для прислуги, исчезает в темном коридоре. В доме слышится шум, вскрики, раздаются звуки падающих тяжелых предметов. Третий черный призрак бесшумно идет вокруг дома. В руке тускло блестит оружие странного вида – плоская доска, в середине отверстие и рукоять. Призрак наводит оружие на все, что движется, оно чуть дергается. В ночной воздух взлетают щепки, каменная крошка, куски кровавого мяса. Кровь брызжет на стены, как на бойне…

Василий еще раз обходит дом. Убедился что все, кто хотел убежать, мертвы. Тщательно проверил комнаты охраны. Уничтожил всю видеоинформацию, вытащил диск из компьютера и только после этого спокойно входит в дом. Сразу за парадной дверью, справа, откинулся на спинку кресла охранник. В переносице красно-черным светится внушительная дыра. Барабанщиков методично проверяет все комнаты первого этажа. Ничего живого и интересного не находит. Подниматься наверх не стал – там и без него разговорят хозяина. В мансарде, в хозяйской спальне, Андрей и Михаил. Оба в черном с головы до пят. Сбросили матрац, привязали хозяина дома к раме. Работали быстро, не суетливо. Это молчание, разложенные на ночном столике кухонные принадлежности для разделки птицы или рыбы, полное отсутствие видимого интереса к разговору напугали больше всего.

– Что вам надо? Вы знаете, кто я? Я – Валиев! – каркающе произносит хозяин дома. Черные люди переглядываются, продолжают зловещие приготовления. Железо негромко звенит.

– Кто послал?

Опять никакой реакции.

Валиев срывается:

– Я заплачу… много, называйте сколько! – кричит в черные спины, – идиоты, вы не знаете, как я богат! Скажите, сколько хотите!

Черные люди замирают. Один садится в кресло. Брезгливо машет рукой, будто таракана стряхивает.

Второй извлекает из кармана странное приспособление, на рукояти буквы «Mammoth».

– Стойте, костоломы, во имя Аллаха, стойте! Вас послал Баширов, верно? Этот паук всегда убивает после того, как обнимет, – задыхаясь от волнения, говорит Валиев.

Сидящий в кресле подает знак. Черный человек со страшным ножом останавливается.

– Ты почти угадал, поросенок, – говорит человек в кресле, – нам нужен русский, Симонов.

Черный человек с ножом подходит ближе. Наклоняется, рассматривает пальцы с маникюром. Кивает:

– Хорошие пальчики, ногти крепкие.

Валиев сжимает кулаки. Дергается:

– Какой Симонов? А, этот… он уехал!

– Куда, поросенок? – угрожающе рычит второй, с ножом.

– Я скажу, скажу… – торопливо отвечает Валиев, – но откуда я знаю, что вы меня не убьете?

– А зачем тебя убивать? – рассудительно говорит сидящий в кресле, – нас ты не знаешь, твои мелкие делишки с наркотой и стволами нас не трогают. Ну… охрану найдешь новую, эта все равно плохая была.

Секунду помолчал, словно раздумывая, продолжает:

– Да и выбора у тебя нет. Так что поверь на слово – нам нужен только Симонов.

– Ну, хорошо, – зыркает глазами Валиев. Быстро приходит в себя, разговаривает уже спокойно, – только развяжите, руки затекают.

Страшный нож тускло блеснул несколько раз. Валиев садится на край рамы, растирает кисти.

– Симонов уехал, уже недели три назад в Сов… э-э… Россию.

Люди в черном замирают.

– Так, так. И откуда такие данные?

В голосе слышится такая явная угроза, что Валиев отшатывается:

– Спокойно, спокойно, от него самого. Мы хорошо знаем друг друга, вместе служили в армии. Он потом учиться пошел, а я вернулся домой. Но у нас в Таджикистане ловить нечего и я сюда перебрался.

– Вот так сразу?

– Ну, не сразу. Сначала в Афганистан, потом в Турцию, а потом сюда. Когда в люди вышел.

– Понятно, в какие люди вышел. Дальше, дальше…

Валиев немного помолчал, видимо, переваривал сказанное, но огрызнуться не смеет.

– А дальше просто: как-то приехал в Москву, по делам, случайно увидел, на базаре торгует. Разговорились, ну я и предложил ему у меня поработать. Он согласился.

– А что же он у тебя делал? – удивленно рычит второй, что с ножом, – в твоих делах физик ни к чему.

– Леха голова, – уважительно говорит Валиев, – во всем голова. Подсказывал, как опыты разные проводить, как лучше товар паковать… Он и в институте успевал, и у меня. Только не долго. За ним стали всякие люди ходить. Темные, вроде вас.

– Ну, ну, светлый…. – предостерегающе произносит человек в кресле, – объясни!

– Леха говорил, что раньше много наукой занимался, в толстых журналах статьи писал. Ему тут предлагали какие-то люди работу, изобретать, что ли, а он не хотел. Вокруг него начали разные шататься. Раз чуть машина не сбила.

– Может, случайно?

– Нет, Леха едва увернулся. Так случайно не бывает. Испугался, потому уехал.

– Где живет, знаешь?

– Откуда? В Москве, наверно, он же москвич.

Люди в черном переглядываются. Сидящий в кресле делает знак. Здоровый, с ножом, наливает стакан воды. В черной ладони появляется белый футляр. Высыпает в стакан пару таблеток.

– Вы обещали! – шарахается Валиев.

– Дурак, это снотворное. Проспишь до утра, мы спокойно уйдем.

– Если хотели убить, то пристрелили бы, – успокаивающе произносит второй, – так что пей, не сомневайся.

С лестницы слышатся шаги. Василий оглядывается. Велетнев и Удальцов спускаются, на ходу снимая маски. Удальцов кивает, все трое направляются к выходу. Проходя по двору, видят трупы сторожевых собак.

– Жалко, – говорит Василий.

– Что! Кого тебе жалко? – удивляется Велетнев.

– Собак, – вздыхает Василий, – они же не виноваты.

– А-а… Да, мне тоже. Людей нет, а собак жалко.

Через несколько минут все сидят в машине. Андрей за рулем, Барабанщиков и Велетнев на заднем сидении.

– Как же так, – говорит Велетнев, будто спрашивая сам себя, – нам приказали найти человека, а он уже в Москве?

– А почему нет, Миша, – отвечает Андрей, – у нас дела налаживаются, бардак прекратился, заводы опять работают. Что значит толковый человек у руля встал. А Симонов… ну, не успел сестре сообщить о возвращении.

Василий молча глядит в окно. «Дело не только в деньгах, – думает он, – домой человек захотел. Чего ему тут с бандитами и торговцами дурью? Дома всегда лучше, даже если хуже… чем не дома. Я вот здесь недолго, а уже противно. Чужое все. И лес не такой, и деревья корявые». Мимо летит зелено-коричневая стена, деревьев не различить в бледном свете разгорающейся холодной осенней зари. «Не то, вроде как подделка. Скорее бы в Россию», – Василий отворачивается, закрывает глаза.

В Москве осень. Желтые, красные листья сбиваются в кучи, словно стараются привлечь внимание прохожих к скорому приходу холодов. Резкий воздух потерял теплые запахи лета. Синицы торопливо хватают редких насекомых, подлетают ближе к людям – зима близко. «Вот и еще одно лето уходит, – радуется Василий Барабанщиков, с удовольствием вдыхая прохладный октябрьский воздух, – скорее бы настоящая, с дождями и холодами, настоящая осень. Ну что может быть лучше плохой погоды?» Когда Василию намекали, что с такими погодными предпочтениями надо было родиться англичанином, он спокойно отвечал, что Пушкин и другие уважаемые люди, Петр Первый, к примеру, тоже любили осеннюю прохладу. Император даже новую столицу на берегу холодной Балтики построил. «Вот и я такой», – скромно добавлял Василий. Сегодня Барабанщиков направлялся на небольшое предприятие, торговавшее оптом и в розницу бумагой. По данным службы розыска, на этом предприятии работает Алексей Симонов. Василий представился менеджером по снабжению. Охранник на входе охотно показал, куда пройти и к кому обратиться.

– Значит, Алексей Кириллович, верно? – уточнил Барабанщиков.

– Да, в конце коридора, направо, – ответил страж дверей, махнул рукой за спину.

Василий вошел в указанную комнату:

– Здравствуйте, мне нужен Алексей Кириллович.

Сразу увидел молодого мужчину, внимательно посмотревшего на него.

– Это я, проходите.

Мужчина пожал протянутую руку. На вид ему чуть больше тридцати, среднего роста, шатен, очень коротко стрижен. Бросаются в глаза глубокие залысины и оттопыренные уши. Глаза с чуть заметной косинкой быстро пробежали сверху вниз и остановились на лице:

– Слушаю вас, – показал рукой на стул.

Василий удобно устроился на вертлявое сиденье офисного стула и понес обычную чепуху, которую рассказывают все менеджеры по снабжению. Зазвучало – цена, объем, закупки, снова цена, скидки…. Барабанщиков просчитывал, что за человек перед ним сидит, каков характер, темперамент а также то труднообъяснимое и странное свойство некоторых людей, называемое обаянием или коммуникабельностью. «Вроде ничего парень, – решил Барабанщиков, – только почему без очков? Видать, если бросаешь заниматься наукой, зрение улучшается. Или он их совсем не носил, а я рассуждаю, как дурак. Мол, если ученый, то в очках. Ну, как в кино». Улыбнулся своим «гениальным» мыслям. Спохватился, что не так поймут, сосредоточился.

Он действительно заключил договор на поставку бумаги. В спецслужбе, как в любой конторе, все время не хватает бумаги, потому что писанины как и везде, полно, а деньги на бумагу начальство зажимает, мол, экономить надо. Потом выяснилось, что в подготовленной к отправке партии чего-то там не хватает. Барабанщиков воспользовался паузой и незаметно перевел разговор на тему «кто на что учился» и что в результате. Себя назвал военным, по сокращению оказавшимся на гражданке. Симонов, против ожидания, изворачиваться не стал. Спокойно рассказал свою историю, не подозревая, что сидящий напротив парень знает ее во всех подробностях.

– Не думаете вернуться в науку? – поинтересовался Барабанщиков.

– А она, наука, меня не ждет.

– Неужели так отстали? – удивился Василий.

– Да нет. В той области, где я работал, физики топчутся сто лет и все без толку, – отвечает Симонов. – Сейчас в науке не так, как раньше. Ученые работают над конкретными задачами, под которые дают деньги. Неплохие, но все же не настолько большие, чтобы делиться с «варягами».

– ?!

– Пришлыми, чужими, – пояснил Алексей.

– Ну, а если бы появилась возможность? – настаивает Барабанщиков.

– Наверно, да, – без энтузиазма отвечает Симонов, – вам-то зачем?

– Да есть у меня знакомый, их институт восстановили, деньги пошли, – быстро говорит Барабанщиков, обрадованный, что подвел разговор к нужной теме, – а кадров нет, разбежались – кто спился, кто в торговлю. Молодежь брать не хотят, опыта нет. Вот меня и попросили, ну так… может, есть где бывший физик-теоретик.

Алексей помолчал. Медленно произносит:

– Ладно, я подумаю. Только я не теоретик, а так – серединка на половинку.

– Это ничего, – перебил Василий. Чувствуя, что перегибает палку и показывает излишнюю заинтересованность, поправился:

– Мой знакомый берет на работу после собеседования. Кадров не хватает.

И добавил, дабы не было вопросов:

– Если вы хороший специалист, я с него приличный коньяк возьму.

Симонов улыбнулся. Василий протянул заранее заготовленную визитку «знакомого», попрощался и отправился на склад за бумагой.

Через три дня свежий, как осенний воздух за окном, Василий стоит в кабинете Левченко и внимательно рассматривает направление в госпиталь. В нем значится, что Барабанщиков В. И. направляется на медицинское обследование для определения годности к прохождению службы в тропиках.

– Езжай, Василий Иванович, немедля, в приемном отделении тебя ждут. Пройдешь всех врачей без очереди, – напутствовал Барабанщикова полковник, выпроваживая его за дверь и не давая даже рта открыть.

Василий быстро добрался до госпиталя, что уже давно превратился в город средних размеров. Немного поплутал, нашел подъезд с табличкой «Приемный покой». Молоденькая медсестра терпеливо выслушала путаное объяснение, молча забрала направление. Прочла и, помахивая им и стреляя глазками, объяснила Василию, что он попал не в то, что нужно. Получив подробный инструктаж, весь расстрелянный зелеными глазищами медсестры, отправился искать нужное отделение. В регистратуре дежурная внимательно прочла направление, проверила документы. Затем принялась тщательно заполнять карточку. Василий уже упарился сидеть и ждать, когда, наконец, медсестра протянула медицинскую карту.

– Все кабинеты здесь указаны, вперед и без очереди, – строго сказала она.

– А если… – робко начал Василий.

– Скажете срочно, в верхнем углу написано, – еще строже говорит медсестра.

– Но ведь больные тут!

– Больные лежат в палатах и проходят курс лечения, а в очереди к врачу сидят с недомоганием. Больны или нет, определяет врач. Идите.

Ободренный напутствием, Василий отправился сдавать экспресс анализ крови. По пути взглянул на карточку. На первом листе, в верхнем углу написано cito…

К вечеру, осмотренный и проверенный, стоит у кабинета главврача. В руках потолстевшая медицинская карточка, вся испещренная надписями и штампами «не выявлено», «не состоит», «годен». Главврач, полковник медслужбы, внимательно прочел заключение. Под словами «годен к службе в тропиках» размашисто подписывается. Потом берет лист бумаги и что-то пишет. «Еще что ли куда идти? Не все проверили?» – забеспокоился Василий.

– Так, – громко произносит главврач, – со здоровьем у вас порядок. Заключение я подписал, отдадите командиру. А вот это, – протянул Василию листок, – направление на прививки. Уколы болезненные, но без них не обойтись.

Видя, что пациент открывает рот для вопроса, полковник добавляет:

– Все-все, идите. Вопросы к командиру. И не сачковать с прививками! Свободны.

Василий ответил «есть», вышел из кабинета.

На следующее утро Левченко прочитал медицинское заключение, направление на прививки. Василию показалось, что он улыбается:

– Ну, давай в медпункт, по-молодецки, там готовы. Потом ко мне.

Барабанщиков прошел в левое крыло на первый этаж, где располагалась санчасть. В приемной немолодой капитан медслужбы читает направление. Уважительно хмыкает, отправляет в процедурную. Вскоре туда заходит медсестра, тревожно гремят инструменты. Оборачивается и зловещим голосом палача приказывает: «Приспустите штаны». Иронично улыбаясь (как же, испугала!) Василий исполняет требуемое. Укол медсестра делает профессионально, без боли. Застегнув брюки, собрался уходить, но тут пожилой капитан торопливо усаживает на диван и начинает ласково спрашивать, как дела, как самочувствие.

– Да нормально … – отвечает Василий, чтобы отвязаться, но тут чувствует что-то не то: от места укола кругами идут волны боли, охватывая все тело. В голове шумит, стало горячо, будто в парилке без воды. Пересохшее горло скрипит и царапается при каждом вдохе и выдохе. Василий отчаянно выпучил глаза, беспомощно смотрит на капитана. Тот, слегка наклонив лысоватую голову, внимательно разглядывает его, как интересное насекомое. Потом торопливо, словно только вспомнил, наливает в стакан желтоватой жидкости с запахом фурацилина, протягивает Василию. Он залпом выпивает, судорожно переводит дыхание. Боль не ушла, заполнила всего и выплескивается маленькими толчками через уши.

– Что это такое, доктор? – сипит Барабанщиков.

– Результат действия препарата. Скоро станет легче, но пока посидите. Это универсальное средство от целого букета болезней. Ваш организм не сможет самостоятельно противостоять тамошней заразе, его надо подготовить. Адаптационный период длиться две недели, но вам некогда ждать, поэтому вы получили шестикратную дозу. Ваши медицинские показатели великолепны, так что вам можно. Только надо потерпеть, сударь, – с улыбкой объяснил доктор.

Он с нескрываемым восторгом наблюдает, как закатываются глаза, трясется голова, тело дергается в конвульсии, из горла раздается мычание. В краткий миг просветления Василий тянет руку со скрюченными пальцами, намереваясь вцепиться доктору то ли в горло, то ли в нижнюю губу. Капитан ловко отводит ладонь. Укладывает Василия на диван, восторженно произносит:

– Как играет, как играет! – имея в виду действие препарата.

«Я не играю!» – хотел крикнуть Василий. Вместо крика получилось мычание, как у бесноватого урода, просящего милостыню возле церкви. Через бесконечно долгую минуту начало медленно отпускать. Барабанщиков обессилено смотрит в потолок, взмокший и равнодушный ко всему на свете. Капитан последний раз взглянул. Налил полный стакан жидкой глюкозы, добавил чуть-чуть лимонной кислоты, дал выпить.

– Ну вот, дорогой, это восстановит силы. Полежите еще немного и можете идти.

Через десять минут Василий на нетвердых ногах выбирается из санчасти. Идет в буфет. Съедает две плитки черного шоколада, выпивает крепкий кофе и только после этого отправился в кабинет Левченко.

Там уже сидели старые знакомые: Андрей Удальцов Михаил Велетнев. Оба улыбнулись, завидев Барабанщикова.

– Завидно? – буркнул Василий.

– Мы еще вчера получили, – беспечно машет рукой Велетнев.

– Внимание, господа, – Левченко отодвинул занавеску на карте мира, – вам предстоит работа вот здесь, – указка полковника вонзается в правую половину африканского материка, чертит круг, – в Эфиопии.

Задача группы капитана Удальцова состояла в том, что бы освободить из плена одного очень перспективного лидера местных христиан. Он, вдобавок, был еще и удачливым командиром отряда и со временем обещал вырасти в полководца обще-эфиопского масштаба. И потому был вдвойне ценной фигурой. Его сторонники тоже обещали всестороннюю помощь и поддержку.

– Пусть лучше ни во что не лезут, – скривился Удальцов, будто дольку лимона без сахара зажевал.

– Верно, – согласился полковник, – поэтому о вас никто не знает. Наши союзники узнают о вас, когда операция закончится. А сейчас прошу к Тамаре Александровне, она проведет подробный инструктаж.

«Царица Тамара», как про себя называл ее Барабанщиков, в свое время очень успешно работала в районе Африканского Рога и тамошние дела знала хорошо. Поэтому рассказывала о положении в стране с такими подробностями и деталями, которые мог знать только человек, побывавший там неоднократно.

– Вот бы вы с нами поехали, – мечтательно протянул Велетнев, – Татьяна Александровна, проводником.

– Эфиопские женщины считаются самыми красивыми в Африке. Если я там опять появлюсь, миф об их красоте окончательно развеется, – надменно ответила Береговая.

Михаил только крякнул, а Удальцов голосом Сталина сказал:

– Вот это – да-астойный атвет.

Барабанщиков открыл рот и тоже собрался задать вопрос:

– А-а…

– Василий, – обрывает Тамара, – эфиопские мужчины очень ревнивы. Сразу убивают соперника. Плюс – кровная месть, так что один неверный шаг – и за вами будут охотиться всем племенем.

После короткой паузы зловеще добавляет:

– Что бы поужинать.

Глава 3

В Эфиопии почти тридцать лет не утихает междоусобная война. Первопричина давно забыта. Многочисленные племена враждуют и постоянно дерутся между собой за пастбища, воду, за плантации кофе и вообще за все. Война превратилась в образ жизни нескольких поколений. Конфликт усилен религиозной нетерпимостью. Одна часть эфиопов христиане, другая – мусульмане, а остальные верят в своих племенных богов и плюют на других. Рядом мусульманский Судан, поддерживает единоверцев, да и сам не прочь приобрести дополнительные земли. С другой стороны Сомали. Сомалийцы издавна враждуют с эфиопами. В конце 70-х даже пытались оккупировать страну. Как обычно, не стояли в стороне от конфликта СССР и США. Обе сверхдержавы снабжали оружием и военными советниками воюющие стороны в надежде извлечь идеологическую выгоду. Потом СССР развалился и американцы утратили интерес, так как ничего ценного недра Эфиопии не хранили. Но уход двух сверхдержав ничего не изменил – война продолжалась, потому что политая кровь не забывается и требует мщения. Бойня то затихала, то вспыхивала вновь, но никогда полностью не прекращалась. Новое время принесло новые причины для конфликта. Рост исламского терроризма во всем мире привел к тому, что мусульманские лидеры потребовали уничтожить христиан и создать на территории Эфиопии и сопредельных Судана и Сомали исламский халифат. Нарушить существующее равновесие и допустить чрезмерную исламизацию северо-восточной Африки не хотели ни Россия, ни США. Вдоль границ Эфиопии проходит стратегически важный Баб-эль-Мандебский пролив. Но американцы увязли на Ближнем Востоке по уши и обещали только не мешать русским.

Трое мужчин, по документам механики по обслуживанию сельскохозяйственных машин, отправлялись в Аддис-Абебу по контракту с местной агрокомпанией сроком на три недели. С собой только обычные вещи командировочного обихода. Свободная одежда хорошо скрывала чересчур тренированные для обычных работяг мышцы. Специальный клей исказил природные черты лица у всех троих. Перекрашенные волосы и густой искусственный загар сделали совсем неузнаваемыми Удальцова, Велетнева и Барабанщикова. Руководство сочло, что перелет прямым рейсом нежелателен. Поэтому пришлось лететь до Парижа, оттуда в Джибути, а из Джибути чартером в Аддис-Абебу. «Чартер» явился в виде задрипанного АН-2 периода раннего социализма. Желающих лететь таким чартером, кроме троих чокнутых русских, не нашлось.

– Ничего, ничего – успокоил чиновник из посольства, – вы же привыкли по колхозам мотаться, а это такой же «кукурузник», как и в наших колхозах.

Механики переглядывались, хмыкали и вздыхали. Один, самый здоровый, тряс головой и шептал, словно отгоняя видения. Полет проходил нормально, только одна местная странность мешала. Как только пересекли границу, двигатель заглох, самолетик уныло повесил нос. Все трое, как по команде, вцепились в лавки, побледневшие лица одновременно повернулись к пилоту. Тот невозмутимо смотрел вперед, даже радио включил, воспользовавшись тишиной. Развеселая плясовая местного производства заполнила салон. Все поняли, что убиваться пилот не станет и облегченно выдохнули. «Кукурузник» спланировал на небольшое ровное поле, немного прокатился и встал. Пассажиры терпеливо слушают радио. Пилот открывает дверь. В проем суется очень серьезная голова в панаме, долго смотрит на пассажиров. Наверно, считает. Пилот почтительно протягивает мятую бумажку голове, она что-то высмотрела в ней, невнятно бурчит, исчезает. Пилот садится обратно в кабину, двигатель торопливо тарахтит. За стеклами иллюминаторов бежит сухая пыльная земля, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Шасси отрываются от грешной африканской земли, полет продолжается. В старом салоне гремит и дребезжит все. Мотор ревет, как перед смертью. Все молчат. Удальцов, как командир, решает заговорить. Кривит лицо, будто собирается плюнуть, громко кричит, ни к кому не обращаясь:

– Первая остановка. Для проверки документов.

Велетнев и Барабанщиков кивают. Кричать в ответ или возражать в таком шуме никому не хочется. Пока добрались до конечного пункта путешествия, таких остановок было еще три. Позже узнали, что это были действительно проверки документов представителями разных племен. А двигатель пилот глушил перед посадкой для экономии топлива – АН-2 хороший планер, сажать можно и с неработающим мотором.

– Эфиеп вашу мать! – громко, с чувством произнес Велетнев, когда узнал все это. Удальцов ничего не сказал, только желваки двинулись туда-сюда. Барабанщиков молча поклялся никогда-никогда не летать на «кукурузнике». Ну, разве что, если сам за штурвалом. Теперь предстояло попасть в приграничный район с Суданом. После короткого совещания решили по воздуху добраться до маленького городка Асоса, а уже оттуда действовать самостоятельно. Небольшой самолетик и молчаливый пилот доставили группу на окраину городка поздно вечером. Ночевать пилот почему-то не захотел. Быстро заправил полупустые баки, мотор взревел, самолет растаял в темное небо. Это насторожило. Местный аэропорт являлся большой поляной с сараем в конце. Решили не испытывать судьбу. Запаслись водой. Прошли не более ста шагов по саванне, как раздался шум моторов. Несколько грузовых машин появляется на окраине поля. Выпрыгивают люди с оружием, разбегаются во все стороны. В темноте мечутся лучи фонарей. Хорошо видно, как неизвестные обыскивают сарай аэропорта, шарят в кустах. Откуда-то доносятся крики, причитания.

– Все понятно, нас ищут, – сказал Удальцов.

– Как могли узнать? – удивился Барабанщиков.

– До границы меньше тридцати километров. Кругом война, появление трех европейцев сразу вызвало подозрение, – пояснил Велетнев, – да и самолет здесь – целое событие. Но все же слишком быстро нас нашли, а, командир?

– Мы не делали посадок для дополнительных проверок, потому что все оплачено, но кому-то, наверно, показалось мало и нас продали.

Вооруженные люди с фонарями еще долго суетились, но постепенно все успокоилось. Идти в саванну ночью никто не хотел, в поселке белых не оказалось. Донеслись команды, грузовые машины быстро заполнились людьми и колонна тронулась.

– Команды на арабском, командир, – заметил Велетнев.

– Да, суданские солдаты, – согласился Удальцов, – значит, надо уходить отсюда немедленно. Завтра с рассвета начнут облаву и мы попадемся.

Все понимали, что командир прав. Старое правило десанта гласит: первым делом уйти от места высадки. Как можно быстрее и дальше. Сверились с картой. Закинули рюкзаки за спину, побежали в лунную ночь. Ориентировались по звездам. Их высыпало видимо-невидимо. Не по-нашему яркие, крупные – сказывалась высота над уровнем моря. Василий быстро перестал любоваться ночными красотами, сосредоточился на земле под ногами. Саванна не степь, то и дело попадаются ямки, какие-то кочки. Все высушенное, пыль поднимается выше головы. Пришлось бежать линию, как в атаку.

Василий бежит ровно, не сбиваясь с дыхания – изнуряющие тренировки не прошли даром и теперь он с благодарностью вспомнил преподавателей. Через двадцать минут тусклые огни городка скрылись в ночи. Бегут по черной саванне, освещенной только луной. За ночь надо преодолеть почти полсотни верст до небольшой речки. Настоящее лето на востоке Африки еще не наступило и есть надежда, что речка не пересохла. Бегут неслышно, как и положено в ночи. Саванна молчит, будто все зверье разом потеряло голос. «Война, – думает Василий, – даже львы ведут себя, как кроты, чтобы выжить». Незаметно идет время. Горизонт медленно наливается розово-желтым. Остался пустяк – четырнадцать километров. На коротком привале делают по глотку воды – запили завтрак, состоящий из пары крупных таблеток. Василий не запомнил, как называются, но зато хорошо знал, как они снимают усталость, как тело наполняется бодростью и энергией. Такие препараты разработаны еще в начале шестидесятых, но до сих пор эффективны и совершенно безвредны.

– Больше остановок не будет, мы чуть-чуть опаздываем, – сказал Удальцов.

– Ерунда осталась, чего там отдыхать, – согласился Велетнев.

Василий только кивнул – мол, конечно ерунда, это даже африканской козе понятно. Через час группа вышла к реке. Маленькая, грязная и вонючая, она встречает людей оглушительным криком разнообразных пернатых. Птицы топтались в жидкой грязи по берегу, искали пищу, дрались, скандалили и без конца гадили. Все трое одновременно скривились и повернули в сторону, выше по течению к небольшой рощице. Обрывистый берег с этой стороны гарантирует от появления животных, идущих к водопою и спокойный отдых.

– Два часа, – произносит командир. Это означает отдых. Молча обкладывают место отдыха препаратом, отпугивающим змей и тотчас засыпают.

Проснулись, когда солнце уже полностью выползло из-за горизонта и уже подбирается к самой верхней точке. Короткий обед, набрали мутной и теплой речной воды во фляги, бросили туда обеззараживающие таблетки и бег продолжился…

Ахмед Салах хан, по прозвищу Ридван, напряженно размышлял, уставившись в потолок. Командир одного из самых крупных отрядов обязан много думать, что бы побеждать. А сейчас особенно. Удача всегда сопутствовала ему в войне с неверными потому, что все действия тщательно обдумывались. Надоело сидеть на жестком стуле. Встал, прошелся по комнате. Тихо гудит кондиционер, прохладный воздух приятно обдувает жестокое лицо. Морщины на лбу медленно разгладились. Вернулся за стол. Мысль самовольно оставила сегодняшнее, убежала в прошлое…

Шестнадцатилетний мальчик впервые в жизни увидел танки. Огромные железные машины с оглушительным рычанием двигаются в клубах пыли и дыма вдоль деревни. Их путь лежит в загадочную даль саванны. Земля дрожит и, кажется, прогибается под многотонной тяжестью грязно-зеленых чудовищ. На массивных башнях откинуты железные дверцы и удивительные люди – танкисты спокойно и строго смотрят вдаль, сидя на броне. Стальные громадины одна за другой плывут в клубах красной пыли мимо пораженного их несокрушимой мощью маленького мальчика, скрываются вдали. Ушел последний танк, медленно затих тяжелый гул, а мальчик стоит и стоит. Перед взором снова и снова плывут грозные боевые машины, строгие лица танкистов. Возвращаться домой, в жалкую тростниковую хижину совсем не хотелось. Завтра с утра, как всегда, надо доить корову, тащиться по жаркой дороге на плантацию кофе и собирать проклятые зерна, пока красное солнце не сползет к краю земли. Рядом с ним будут работать такие же подростки, как и он, взрослые, старики, одним словом все, кто еще может двигаться.

Кофе. В этой забытой всеми богами земле растет только кофе. Белым оно нужно в огромных количествах. Кофейные зерна собирают в мешки и увозят очень далеко, в неведомую страну – Европу. Оттуда, из далекой Европы в деревне появился радиоприемник. Он сам поет и говорит, надо только повернуть до щелчка блестящий кружочек. Если долго не давать отдыхать, он замолкает и тогда хозяин, сосед, говорит, что надо заменить батарейки. Мальчик знал, что так будет всегда. Все в деревне так жили: коровы – кофе – огород. Девушки выходят замуж, рожают детей, выращивают кукурузу и тефф. Мужчины собирают кофе, пасут скот. Досыта едят очень редко, только по праздникам. Но вот однажды в деревню приехал молодой человек из города. О чем говорил, мальчик понял плохо. Усвоил только, что в городах строят новую жизнь. У богатых отнимают все и отдают бедным. Мальчик уловил момент и подобрался к молодому человеку. Спросил, как попасть в город. Тот засмеялся, достал ручку и маленькую книжечку, что-то написал в ней, вырвал листок и протянул мальчику. Сказал, что это адрес их комсомольской организации. Молодой человек скоро уехал, а мальчик стал ждать момента, что бы убежать в город. Когда мужчины их деревни собрались идти в город, что бы продать собранный кат (местный наркотик), мальчик тайком увязался за ними. В город пришли ночью. Мальчик переночевал прямо на земле, под кустом, а утром стал спрашивать всех подряд, как найти то, что написано в бумажке. Все отмахивались, не знали, где это и только один объяснил, куда идти. Грязный, голодный подросток только к ночи нашел дом на рабочей окраине города. Не имея сил больше, заснул прямо на пороге.

Утром проснулся от того, что чья-то рука трясет за плечо. Вскочил, спросонья не удержался на ногах, упал. Раздался смех. Мальчик поднял глаза, увидел несколько молодых людей. Люди смеялись и тянули к нему руки, желая помочь. Они расспросили, когда узнали, в чем дело предложили быть сторожем в доме. Мальчик согласился. Он слушал все разговоры взрослых, запоминал незнакомые слова и потихоньку начал учиться читать. К концу года уже немного говорил по-русски, умел читать и писать на родном языке. А потом грянула большая война. Сомалийцы решили, что настало время для расширения своей земли и вторглись в Эфиопию. Регулярные войска Сомали, уничтожая разрозненные отряды эфиопской милиции, уверенно продвигались к столице – Аддис-Абебе. Подросток сразу записался добровольцем в армию. Тогда он впервые увидел советских и кубинских офицеров. В то время их называли друзьями. Мальчик видел, как из вчерашних крестьян делали дисциплинированных и стойких солдат. Отряды объединялись в подразделения. Русские и кубинцы становились военными советниками у эфиопских командиров. Из СССР непрерывным потоком шло оружие, техника, продовольствие. Юноша снова стал учиться. На этот раз воевать. Старательного и знающего русский язык парня заметили, вскоре он уже был командиром батальона. Способный и жесткий комбат безжалостно расстреливал трусов, мародеров, отказывающихся выполнять приказы. Советники не вмешивались, считая это внутренним делом эфиопов, но в их глазах ясно читалось одобрение.

Война кончилась через год полным изгнанием захватчиков. Молодой комбат не понимал, почему армия остановлена на границе. Необходимо идти вперед, на Могадишо, столицу врага. Он спорил, приводил в пример русских, которые никогда не останавливались на полдороге, брали города противника и несколько раз завоевывали половину Европы. Кубинцы и русские молчали, а свои начальники туманно отговаривались, ссылались на руководство революционного совета. Тогда и появились сомнения, позднее переросшие в ненависть. В стране установился краткий мир. Но новая власть стала делать что-то непонятное. Уехали домой русские и кубинцы. Армия без дела разваливалась, солдаты расходились по домам или шли работать на фабрики, которые строили те же русские и кубинцы. Власть запрещала молиться, разрушала церкви и мечети. Крестьян насильно объединили в колхозы. Усилились племенные распри. Племена начали драку между собой, заключались и разваливались союзы, война всех против всех захлестнула Эфиопию. Страна рассыпалась на глазах. Далекий Советский Союз рухнул. Бывшие революционеры быстро превратились в бандитов. В Эфиопию хлынули искатели приключений и авантюристы, наемники со всей Африки. Больше всего из соседнего Судана. Они грабили и убивали, как все. Но бесплатно помогали строить мечети и рассказывали о хорошей, праведной жизни в исламском мире. В стране, где половина населения мусульмане, в это верили. Под зеленое знамя становилось все больше бойцов. Один из них – Ахмед Салах, бывший командир в армии революционной Эфиопии. Ахмед хорошо умел воевать и стал в новой армии одним из лучших. Но он уже не был так наивен, как раньше. Поднимаясь по карьерной лестнице, видел, что слова о борьбе, защите идей пророка и скромной жизни слуг Аллаха – ложь. Каждый рвал на себя. Он быстро усвоил, что вера – это для черни. Быдло должно верить и обязано бесплатно умирать за веру. Именно на крови фанатиков делаются миллионы, а раздавать их бедным братьям никто не собирается. И тогда Ахмед решил создать свою армию, что бы диктовать условия всем. За беспощадную жестокость его прозвали Ридваном. Вырезал христиан всех, до единого человека и грабил, грабил… С полным пренебрежением относился к муфтиям, прекрасно понимая, что без его солдат они никто. Не жадничал, щедро платил своим воинам, так что ни о каком бунте или неподчинении не могло быть и речи. Ридвану наплевать, любят его или ненавидят. Лишь бы боялись.

Протяжный вопль муэдзина вернул к действительности. Подошел к столу, налил холодного зеленого чая. Взглянул на мутную коричневатую жидкость. Какие-то соринки плавают на поверхности… Скривился, залпом выпил.

Самая удачная операция в этом году идет как-то не так. Нет, вначале все складывалось прекрасно – диверсионная группа выполнила задачу в тылу христиан: взорвала склад топлива, полностью уничтожена крупная база снабжения и даже (Аллах Акбар!) схвачен лидер сопротивления неверных на севере. Сейчас группа возвращается обратно. Но путь долог и опасен. Враждебным племенам дикарей плевать на единого бога, они поклоняются своим демонам. Им нужна добыча, которую можно выгодно продать или обменять. В крайнем случае, съесть. Пробиться навстречу группе не удалось – перевалы в чужих руках. Два вертолета не вернулись и напуганные пилоты наотрез отказываются лететь на север. Оставалось одно – выслать сильный отряд навстречу группе. Он должен сбить заслоны христиан в горах, выйти на плоскогорье и встретить группу диверсантов с ценным пленником. Тревожило вчерашнее происшествие на аэродроме. Ридвану доложили, что прилетели трое белых, то ли механики, то ли ученые, непонятно. Отправил взвод суданских наемников захватить белых, но они исчезли. Или его обошли и белых похитили, или европейцы успели скрыться в саванне. Если похитили, не страшно – найдет быстро. А вот если они ушли в саванну, это хуже. Тогда это совсем не ученые.

«Солнце жарит и палит, в отпуск едет замполит.

На дворе январь холодный, в отпуск едет Ванька взводный…» – бормочет в такт бегу Барабанщиков. Поднимает глаза. Фигуры Удальцова и Велетнева расплываются и мутнеют от потока соленого пота. Громко говорит, ни к кому не обращаясь:

– Клянусь, никогда не ходить в отпуск летом, только зимой! Что может быть лучше плохой погоды!

– Ты прав, Вася, – весело отзывается Велетнев, – и я никогда.

– Выберусь отсюда, поеду в Мурманск или Норильск, – мечтательно произносит Удальцов, – там холодно, там полярный круг, плевок на лету замерзает.

– Да-а, и женщины с пивом холодненькие, – добавляет Велетнев.

– Давайте о чем ни будь другом, а? – попросил Барабанщиков, – например, о пользе бега трусцой.

Удальцов и Велетнев с отвращением отворачиваются.

Только через два часа непрерывного бега по проклятой саванне в воздухе едва заметно повеяло влагой. Чувства обострились до предела и кричали хозяевам, что вода рядом, близко, вот-вот свалитесь в нее. Река открылась внезапно, за обрывом. Не сговариваясь, все трое поворачивают вправо, к кустам. На бегу заполнили фляги, сделали несколько глотков и все. До базы осталось всего три километра, преодолели на одном дыхании. Командир сразу направился к наполовину засыпанному песком камню. От него десять шагов строго на север, уперлись в обрыв. Обстучали стенку и почти сразу обнаружили пустоту. Сбили тонкий слой глины. Под ним плетенка из прутьев. Удальцов осторожно тянет на себя, пересушенные прутья хрустят, валятся. На Андрея прохладно дохнуло глубокой пещерой.

Вечером трое отдохнувших и выспавшихся десантников готовятся к выходу. Уже переоделись в желто-коричневое, идеально подходящее под местность, обмундирование. Собрали и подготовили оружие, самое простое: ножи с отстрелами в рукояти, бесшумные пистолеты и АКМ. Начальство решило не мудрить, хотя сначала хотели вооружить группу оружейными системами с электроникой, лазерами и компьютерами, но потом все-таки благоразумно отказались. Такое добро хорошо смотрится на выставках. В реальности чем сложнее оружие, тем больше вероятность отказов. Слишком много отрицательных факторов воздействует на вооружение, поэтому самое лучшее оружие – простое. Такое, как автомат Калашникова. Модель очень старая, но настолько удачная, что противопоставить ей до сих пор нечего. Автомат работает в любых климатических условиях, просто найти патроны, а ремонт ему вообще не нужен. Не ломается.

Конечно, для группы Удальцова приготовили не стандартные автоматы, армейские, а по особому заказу. Ударно-спусковой механизм изготовлен тщательнее обычного, ствол заменен на пулеметный. Одно это увеличило убойную силу вдвое. На ствольной коробке установили пазы для крепления ночного прицела или обычной снайперской оптики. Все автоматы снабжены глушителями, при этом в конструкцию внесены некоторые изменения, что позволило вести огонь с глушителем очередями, а не только одиночными выстрелами, как в стандартной модели. Плюс подствольный гранатомет. В сборе такой АКМ похож чудо-бластер инопланетных завоевателей. С таким вооружением, в легких кевларовых бронежилетах десантники ощущали себя людьми, способными на все. Связь работает устойчиво, командир выводит на экран ноутбука карту района. Спутник показывает, где находятся вооруженные группы людей, маршруты движения и предлагает вариант ухода. Сбоку ползет строчка текста радиоперехвата. Одна группа кажется десантникам особенно интересной. Часто выходит на связь с абонентом на территории Судана, рядом с границей Эфиопии. В группе двенадцать человек с оружием, тринадцатый не вооружен, в наручниках. Компьютер дает изображение лица, запускает программу поиска и уже через несколько секунд выдает заключение: это разыскиваемый объект.

– Есть, нашли, – произносит Удальцов, дает задание проложить кратчайший маршрут для перехвата. Ярко-красная нить указателя ползет по электронной карте навстречу черному крестику, обозначающему объект захвата. Нить огибает ямы, овраги, пересекает реки и ручьи в местах брода, обходит вершины гор и останавливается, немного не дойдя до крестика.

– А вдруг комп ошибается и не выйдут в эту точку, – усомнился Велетнев.

– Выйдут, – уверенно отвечает Удальцов, – с этого момента их перестали преследовать. Других путей в этом районе нет. Так что пойдут, никуда не денутся.

Еще раз проверили снаряжение, оружие, аптечки и спецпитание. Пещеру тщательно замаскировали и по ночному холодку отправились.

Через ночные очки саванна выглядит зелено-голубой равниной. Фантастические светящиеся силуэты редких акаций кажутся неподвижными марсианскими чудовищами, неизвестно как сюда попавшими. Акации вырастают здесь на пятнадцатиметровую высоту. Кривые ветви, в длинных колючках, торчат, как замершие щупальца. Несколько раз заметили места ночлега каких-то людей. Их обходили стороной и все дальше углублялись в центр Эфиопского плоскогорья. Десантникам надо пройти за три дня триста двадцать километров по пересеченной местности, обойти или, в крайнем случае, перебить всех встречных и выйти в точку встречи с «клиентами». Затем вывести «объект» из опасного района, передать союзникам. Все просто.

Бежали днем и ночью, но больше ночью – не так жарко и меньше шансов быть замеченными. Дневная жара выматывала больше всего. Спасало только спецпитание. На обычной пище не протянули бы и суток. В пути редкие дороги обходили десятой стороной. Вдоль дорог местные жители в основном и воевали. Грабили и убивали всех подряд, кто попадался. К исходу третьих суток вышли к горе Рас-Дамен, высочайшей вершине Эфиопии. Недалеко расположилась деревенька, в которой собак больше, чем жителей. Чертыхаясь, направились в обход, иначе сбежались бы псы и подняли лай на все горы.

Компьютер показал, что до встречи осталось полтора километра. Значит, времени час. Все трое без команды ложатся спать. Встают ровно через тридцать минут. Короткий завтрак и трое десантников готовы к бою. Группа располагается подковой. Начинать бой должен Велетнев, лежащий справа. Когда противник начнет отстреливаться, вступит в бой Барабанщиков с левой стороны. Задача Удальцова – спасти пленника, вступить в схватку последним. Бой произошел именно так, как предположил командир: воины ислама, измотанные многодневным переходом, совершенно не следили за флангами, шли без охранения. Уверенность, что оторвались от преследователей и скоро конец пути, подвела. Никто не услышал выстрелов – пули бесшумно убивали одного за другим. Первым пал командир и связист. Остальные так и не поняли, откуда стреляют и что вообще происходит. Воздух наполнился стонами людей, визгом пуль. Растерянные люди бросились, кто куда, начали беспорядочную стрельбу во все стороны… Невидимый враг бесшумно убивал отовсюду. Уничтожение группы заняло восемнадцать секунд. Командиру не пришлось ни разу выстрелить. Еще не стихли выстрелы, когда он подбежал к пленнику, снял наручники.

– Вы не ранены? – задал вопрос на английском.

Освобожденный молчал. Андрей повторил вопрос на арабском. Снова молчание. Человек круглыми от страха глазами смотрит на приближающегося великана. Велетнев подходил неспешно, крупное лицо в черных солнцезащитных очках кажется нечеловечески свирепым. Огромный ствол странного оружия подозрительно осматривает каждый камень и кустик. За спиной хрустнуло. Человек живо оборачивается, видит второго такого же монстра. Вдруг лицо проясняется, кивает, начинает повторять, как попугай:

– Ничего, ничего… – и улыбаться.

– Он уже понял, командир, – машет рукой Велетнев.

– Понимаете русский? – спрашивает Удальцов, нахмурившись.

– Я учился в Москве, в международном центре подготовки тер… э-э, революционных кадров.

– Где, где?

– В университете Дружбы народов.

– А-а…, ладно, если шутишь, значит все в порядке.

Он помог убрать убитых, уничтожить все следы. Вскоре место, где только что был бой, приобрело самый обычный вид. Только в неподвижном воздухе чувствовался запах свежей крови, но его скоро развеет ветер. Барабанщиков включает компьютер, наводит объектив видеокамеры:

– Смотри сюда… так, есть подтверждение: Ассагай.

– Хорошо, – кивнул Удальцов, – не ошиблись.

– Думаете, меня могли подменить? – удивился человек со странным именем, – зря, эти идиоты взяли меня случайно, на операцию с двойником не было возможности.

Удальцов взглянул на часы:

– Пора!

Четверо мужчин быстро пошли по едва заметной тропе, огибающей гору с юга. Необходимо как можно быстрей уйти. Никто не сомневался в скорой погоне. Навстречу опять бежит сухая желто-коричневая земля, камни и безжизненные шишкастые корни. Уже через полчаса остановились на короткий отдых: Ассагай не мог так бежать, как десантники. Барабанщиков связался со спутником, проверил, не появились ли уже преследователи. Еще нет, но уже скоро группа в тридцать стволов подойдет к месту схватки. Времени очень мало, а надо успеть обойти чертову гору и выйти на равнину. Там встретят сторонники этого Ассагая и задание будет выполнено.

– Что такое ассагай? – шепотом спросил Барабанщиков у Михаила.

– Копье, длинное такое, метра два, – ответил Велетнев, – раньше местные рыцари в набедренных повязках такими сражались. За прекрасных баб-с.

После того, как диверсионная группа не вышла на связь в установленное время и перестала отзываться на запросы, предчувствие неудачи у Ридвана переросло в уверенность. Когда связист отрицательно мотнул головой после очередной попытки связаться с группой, сомнений не осталось – взяли. Ридван поднялся на второй этаж штаба, подошел к подробной карте страны. Задумался: итак, точка, откуда велась последняя передача, здесь. Место следующей, не состоявшейся, здесь, теперь провести линию маршрута от одной точки до другой… сюда, так…

Место уничтожения группы определил примерно в четырех километрах от последнего отдыха и сеанса связи, считая скорость передвижения группы не более четырех километров в час. Пленник не может двигаться также быстро, как нападавшие, значит, те же четыре километра в час. Маршрут движения – один, на восток, другого просто нет. Выйдут на плоскогорье, другое дело, с него куда угодно пойдут да и встретят их…

– Значит, без вертолетов не обойтись, – произнес Ридван, – нужно две машины. И немедленно, иначе не найдем потом.

Тут же связывается с властью приграничного района, требует отдать в его распоряжение два вертолета МИ-8. Ему отказали, объяснив тупому военному, что будет серьезный скандал, если боевые вертолеты появятся над территорией соседней страны.

– Да ничего не будет, мы и так тут делаем, что хотим! – кричит в трубку Ридван, – надо действовать быстро.

– А в чем, собственно, дело? – интересуются с другой стороны.

– Неверные освободили своего… отбили ценного пленника, – нехотя объяснил Ридван, – все сорвалось в последний момент.

В трубке сочувствующе зацокало.

– Так вы дадите вертолеты, уважаемый господин, или мне самому за ними приехать? – с угрозой спрашивает Ридван.

– Да, конечно, раз так все обернулось… – нехотя ответили с другого конца провода. С таким влиятельным человеком, как Ридван, никто не желал ссориться.

Через час с небольшим сонную тишину пыльного приграничного городишки разорвал грохот вертолетных моторов. Поднимая ввысь тучи пыли и мусора, машины приземляются на окраине. Пилоты сбрасывают обороты до самых малых, машины замирают в ожидании. Из рассеивающегося пыльного облака вынырнула колонна бегущих солдат. Люки распахиваются, колонна делится надвое, солдаты исчезают в брюхах машин. Шум двигателей усиливается до предела, грязно-зеленые машины тяжело отрываются от земли, грохот удаляется. Через минуту-две городишко снова тонет в жаркой неподвижной пыли.

Гул моторов десантники услышали на грани слышимости. Без команды все четверо бросаются под защиту валунов. Командир связывается со штабом. Барабанщиков разворачивают антенну спутниковой связи, определяет, откуда и сколько машин летит. Велетнев бормочет: «Какие шустрые…», дозаряжает оружие.

– Порядок, – через минуту говорит Удальцов, – за нами высылают вертолет. Что с противником, Василий?

– Уходят на юг, уже на два километра удалились, – отвечает Барабанщиков, не отрывая глаз от экрана.

Вскоре шум чужих вертолетов окончательно затихает. Проходит больше часа, на экране показывается точка новой машины.

– За нами идут, – доложил Василий, – одна машина, МИ-8.

Удальцов передает на борт точные координаты группы. Все затихают в ожидании. Грохот приближается. Из-за скалы выныривает ревущая машина. Василий зажигает дымовую шашку. Ярко-красный дым торопливо выбирается из контейнера, валит, как на пожаре. Вертолет разворачивается, заваливаясь на бок, словно катер, медленно подходит ближе. Едва колеса приблизились к земле, первым прыгает Барабанщиков, за ним Велетнев буквально закидывает в салон Ассагая, прыгает сам. Последним на борт поднимается командир. Дверь захлопывается, вертолет берет курс на северо-восток. Монотонный шум мотора действует на десантников успокаивающе. Первым клюет носом Велетнев. Глядя на него и Василий закрывает глаза. Командир еще раз выходит на связь. Штаб передал, что принято решение доставить группу на побережье. Оттуда «объект» отправят в Йемен, а десантную группу заберет наш сухогруз. Удальцов дал отбой связи. Полет проходил на удивление спокойно, пилот плавно совершал какие-то маневры, направляя машину по безопасному воздушному коридору… Внезапно летчик оборачивается, кричит что-то на непонятном местном наречии. Ассагай встрепенулся, бледнеет.

– Переводи! – рявкнул Удальцов.

«Приказывают изменить курс… на посадку… аэропорт городка… собьют…

– Пусть садится, – командует Андрей, – только не торопясь.

Ассагай переводит пилоту. Тот кивает, машина начинает медленное снижение.

Удальцов тем временем связался со штабом, сделал знак приготовиться к высадке. Как только вертолет коснулся земли, десантники выпрыгнули, за ними Ассагай. Сразу побежали, пригибаясь к земле. Удальцов оглянулся. Вертолет взревел, быстро пошел в сторону с набором высоты.

– Дурак! – крикнул Велетнев. Командир кивнул, пренебрежительно махнул рукой. Василий на бегу развернул ноутбук, доложил:

– Четыре группы по пятнадцать человек в каждой. Идут навстречу. Вертолеты уходят на север!

Доклад прервал недалекий взрыв в небе. Все обернулись – далеко, на грани видимости видят темное облако, стремительно падающий разорванный вертолет.

– Я ж говорил, дурак, – скривился Велетнев.

– Вас хорошо ищут, господин Ассагай, – заметил Удальцов.

– Я мешаю, – просто ответил он.

– А из-за чего вообще у вас драка? – вмешался Велетнев, – только про истинную веру не надо – ведь в вашей земле ничего нет.

– Вы не правы, господа. У нас много кофе, много скота – самые большие стада в Африке. Это огромные деньги. Кто ими распоряжается, тот и хозяин страны.

– И пролива?

– Да.

– Значит, начинается серьезное дело, командир, надо подготовиться, – важно заключил Велетнев, на ходу разворачивая обертку сверхпитательного батончика, – до этого было слишком просто.

– Лучше бы ты ошибся, – отвечает Удальцов, ловкие пальцы один за другим загоняют патроны в магазин.

– Столкнемся лбами через двадцать восемь минут с передовым отрядом, – сообщает Барабанщиков. Не отрываясь, смотрит на монитор, умудряясь не спотыкаться на бегу.

– Стой! – скомандовал Удальцов.

Группа остановилась, все выжидательно смотрят на командира.

– Михаил, я отойду левее метров сто и отвлеку на себя. Ты старший. Сидеть тихо, под шумок смотаетесь, понял?

– Можно придумать по-другому, командир, – замотал головой Велетнев, – я…

– Нет, – оборвал Удальцов, – против нас почти рота обученных бойцов, времени на маневры нет. Перебьют за несколько минут.

Снимает автомат с плеча:

– Все, приказ не обсуждать, – и бежит в сторону крупных камней.

– Бегом вправо. Ховаться! – рявкает Велетнев.

Через несколько минут показалась передовая группа. Все в одинаковой форме, вооружены и производят впечатление регулярной армии. «Это не местное воинство, – сразу определил Барабанщиков, – слишком дисциплинированны и уверены в своих силах». Присмотрелся внимательнее и чуть не ахнул – все в бронежилетах! Легких, гибких, таких простым африканцам не дадут.

«Значит, охотятся за нами, а этот… как его… Ассагай так, на закуску! Но как узнали, гады? – напряженно размышляет Василий, – выходит, у них такая же спутниковая поддержка, как и у нас»!

– Командир… – произнес Барабанщиков.

– Знаю, молодец, – перебил Удальцов, – уже сообщил, сейчас поставят помехи. Но наш тоже загнется, – и отключил связь.

Солдаты передовой группы вышли на тропу. Спокойно идут размашистым шагом, осматривая каждый камешек. Они не заметили, как солдаты в колонне начали беззвучно падать один за другим. Первая тройка опомнилась, когда воздух запел и завизжал рикошетирующими пулями и осколками камней. Успели только развернуться, как пули достали и их. Все пятнадцать убиты в голову.

– Лихо работает командир, – одобрительно ворчит Велетнев, – прямо завидки берут.

– Почему я не слышу топота копыт, Миша? – отзывается Удальцов, – чего ждем?

– Эх е …, – крякнул Велетнев, – встать, бегом марш!

Барабанщиков бежит первым, за ним Ассагай, последним Велетнев. Все время оглядывается, громко ругается и топает ножищами. Следующая группа преследователей показалась быстро, через десять минут. Солдаты выбежали из-за гряды камней. Видят убитых и без команды разворачиваются в густую цепь. Потом сообразили, что так их положат одной очередью и расползлись шире. До места схватки осталось метров пятьсот. Идут быстро, не стреляя. Не смотрят по сторонам, все внимание сосредоточено на том месте, где первая группа попала в засаду.

– Порядок, командир, – доложил Велетнев.

– Вижу, хорошо, – ответил Удальцов. Почти незаметное движение за спинами солдат подсказало ему, что Велетнев уводит Ассагая и молодого лейтенанта. Солдаты не стреляют. Это понятно – на полкилометра средний стрелок на ходу даже в слона не попадет. Но когда до уничтоженной первой группы осталось меньше ста шагов, нервы сдали. Солдаты стреляют короткими очередями по всем подозрительным камням. Уже не идут во весь рост, а перебегают с места на место. Последним пробирается командир. С него Удальцов и начал. Две пули влетают прямо в раскрытый рот и кровавый веер раскрывается за головой, как хвост павлина. Двоих солдат обрызгало кровью и мозгами. Они замирают… Бесшумная смерть дважды пронзила каждого горячим железом в шею. Как по команде, оба хватаются за горло, не в силах кричать. Кровь из пробитых артерий плещется на раскаленные камни, тихо шипит мелкими брызгами. Кто-то услышал звуки падающих тел. Истошный вопль раздается в накаленном воздухе. От внезапного крика напряженная тишина взрывается грохотом беспорядочной стрельбы. Перепуганные солдаты ошалело палят во все стороны, разбегаются. Только трое слышат голос капрала, приказывающего лечь за камни и не паниковать. Остальные мечутся в панике. Тихие пули Удальцова нашли цели. Каменная равнина теперь похожа на площадку для игры в боулинг – убитые, как кегли, валяются тут и там, и только четверо с капралом еще живы. Но скоро подойдут еще две группы…

Глава 4

Три человека осторожно выходят из-за камней, бегут. Молча, сосредоточенно вслушиваясь в звуки удаляющегося боя. Вскоре гребень длинного холма окончательно скрывает место боя. В кармане Велетнева неприятно заверещало. На бегу вытаскивает спутниковый телефон.

– Стой! – хрипло командует Михаил. Достает электронный навигатор, пальцы пробегают по кнопкам, сует Ассагаю:

– На, тут координаты твоих. Иди по красной стрелке, никуда не сворачивай. Если все будет хорошо, через три часа встретитесь.

Тот берет пластиковый прямоугольник, спрашивает:

– А вы?

– А мы побегаем. Командир со всеми не управится, поможем. Ты давай, не тяни жирафу за… шею, пока их спутник слепой. Дуй что есть силы.

Ассагай кивает, виновато разводит руки:

– Спасибо за все. Простите, так нехорошо получилось…

– Да ладно, – отмахнулся Велетнев, – бывает.

Взбешенный неудачей, Ридван возвратился на базу. Осмотр местности с вертолета ничего не дал – четыре человека словно сквозь землю провалились. На вертолетной площадке покинул салон последним. Злой, как три шайтана, идет по пыльной земле. От него все шарахаются, едва увидев перекошенное гневом лицо. Медленно бредет по кромке поля, мелкие камешки разлетаются от пинков, мечтая выпустить кишки болванам, сорвавшим операцию. За спиной приближается урчание автомобильного мотора. Неторопливо поворачивается, ладонь привычно ложится на рукоять пистолета в открытой кобуре. Джип подъезжает вплотную, затемненное стекло неспешно опускается, из прохладного полумрака раздается знакомый голос:

– Садитесь в машину, уважаемый.

Этого человека зовут Доктор. Имени никто не знал. Ридван подозревал, что те, кто знал, умерли. Дверь приглашающе открывается, Ридван спокойно забирается в прохладный салон.

– Не расстраивайтесь, уважаемый, – мягким, отеческим голосом произносит пассажир джипа, маленький лысый старичок, – вы сделали все, что в ваших силах.

– Вы хотите сказать, что я стал слабым? – хмуро интересуется Ридван.

Старичок чувствует напряжение, успокаивающе поднимает руки:

– Нет-нет, что вы. Но в данном случае действовали не местные партизаны, а русские.

Лицо Ридвана непроизвольно дернулось, но он старается не выдать волнения. Вот в чем дело! Поэтому так плохо все пошло с самого начала, а потом и вовсе сорвалось.

– Это не оправдание. Мои люди не хуже.

– Хуже, – мягко возражает Доктор, – намного хуже. Тут действовали профи экстра-класса. Вам следует передать мне всю информацию по этому делу.

– Просто так? – удивляется Ридван, – что-то новое в наших делах.

– Вы получите своего христосика, а я русских. Это будет справедливо, так как сами вы уже ничего не сделаете. Ваши суданские друзья вам помешают.

– Вы правы, – вынужден согласиться Ридван, – но я полечу с вами. И мои люди.

– Идет, – отвечает Доктор после секундного раздумья. «Свою рыбу будешь ловить сам», – думает он.

Отряд наемников Доктора и группа Ридвана загрузились в транспортный вертолет. «Летающий вагон» Сикорского натужно поднимается в воздух, берет курс на восток. Точно определить местоположение русских не удалось – передача со спутника прервалась, поэтому Доктор выслал четыре группы поиска по пятнадцать человек, они с четырех сторон пойдут к району, где, предположительно, будет группа русских и освобожденный лидер местных христианских партизан. С последней, высаженной дальше всех группой, идет Ридван. Со скрытым злорадством выслушал доклад об уничтожении первой группы, потом второй.

Вся показная мягкость и доброта быстро слетают с Доктора, теперь он не разговаривает, а рычит, отдавая приказы. Третьей группе наемников Доктора удалось окружить русских, но все ли попали в окружение, пока установить не удалось…

Пока капрал торопливо докладывал по рации о засаде, трое оставшихся солдат опасливо выглядывают из-за камней. Суетливы и быстры, словно большие суслики, потные шеи вытягиваются, глаза стремительно шарят по сторонам. Никто не стрелял. Постепенно осмелели, стали не такими быстрыми. Один повернулся к капралу, намереваясь что-то доложить, рот открывается… рация в руке капрала разлетается в пыль, голова будто взрывается от избытка давления, остается только шея, фонтанирующая кровью! Все происходит за мгновение, солдат так и замирает с открытым ртом. Поворачивается к остальным, намереваясь закричать… на его глазах солдату отрывает руку пулеметной очередью. Вырывает из плечевого сустава, рука летит вверх, разрываясь на куски. Вторая очередь хлещет по бронежилету. Солдата трясет, голова болтается, грозя оторваться. Пули бьют с такой силой, что кровь из раны на месте оторванной руки плещет толчками. Второй солдат лежит на земле. Целый и вроде как невредимый. Только из маленькой дырки в виске медленно вытекает густая жидкость темно-красного цвета. Выстрелов не слышно, пули прилетают словно ниоткуда! Уши режет визг, истошный визг осколков, густая пыль встает завесой, валит с ног запах крови! Не соображая, что делает, наемник вскакивает. Делает шаг, бесшумная пуля бьет в ногу. Колено разлетается, как гнилое яблоко. Наемник с размаха летит головой вперед, даже крикнуть не успевает. Последнее, что видит – острый край громадного булыжника.

– Много патронов тратишь, Василий, – делает замечание Велетнев, – одной пулей надо бить, в яблочко.

Барабанщиков смущенно молчит. Торопливо дозаряжает магазин, стараясь не отставать от широко шагающего Михаила.

– Какого черта! – поднялся навстречу злой Удальцов.

– Порядок, командир, клиент ушел к своим, – Велетнев объяснил, в чем дело и Удальцов остыл.

– Могли не торопиться, я и сам бы управился, – проворчал он.

– А ты и управился, – подтвердил Михаил, – мы так, подстраховали.

– Еще идут! – крикнул Барабанщиков. Неотрывно смотрит на монитор, пальцы мечутся по клавиатуре.

– Где?

– Сейчас покажутся из-за гребня, – безнадежно машет рукой Василий.

Доктор приказал стрелять аккуратно, только ранить, не убивать. Живые спецназовцы стоят очень дорого, почти как арабские скакуны. Кольцо сжимали очень медленно, осторожно, потому что русские стреляли на любое движение и очень точно. Не помогали ни бронежилеты последней модели, ни быстрота – бесшумные пули все равно находили жертву. Уже шестеро убиты или тяжело ранены. Все попадания в лицо, шею или бедро, туда, где нет защиты. Проклятые пули со смещенным центром тяжести вырывают по килограмму мяса и санитар быстро превратился в перетаскивателя теплых трупов. Кольцо окружения сомкнулось, когда начало темнеть. Пока не настала ночь, предлагали сдаться – безрезультатно, даже не выстрелили в ответ. Ридван заметил, что наемники Доктора здорово приуныли и совсем не горят желанием продолжать бой. Чувствовалось, что уже готовы бросить все, лишь бы остаться в живых. Понял это и Доктор. Приказал остановить бой, который и так уже затихал сам по себе, как злорадно отметил про себя Ридван, установить сигнальные и противопехотные мины, организовать наблюдение до утра. Наемники с заметным облегчением стали готовиться к ночи. Отряд Ридвана тоже принял участие в блокаде и к тому времени, когда непроглядная тьма опустилась на саванну, кольцо окружения замкнулось намертво.

Ночью никто не сомкнул глаз – все уверены, что русские воспользуются темнотой и попытаются прорваться. Но ночь прошла на удивление спокойно. Русские не проявили никакой активности, рассвет застал всех в той же позиции, что и вечером. Кто-то пустил слух, что русские ранены, потеряли много крови и уже не могут сопротивляться. Наемники оживились, даже начали покрикивать в сторону окруженных, предлагая выходить по одному, а лучше выползать с автоматами в зубах.

– Пора начинать, Доктор, – произнес Ридван, ежась от утреннего холодка, – мои люди останутся, чтобы не умалить вашу победу, вы не против?

– Не против, – буркнул Доктор, – благодарю за помощь… начинайте! – крикнул сержанту. Тот лихо козырнул, рыкнул команду. Солдаты дружно поднялись. Сначала осторожно, перебегая от камня к камню, двинулись вперед. Потом осмелели, прятаться перестали, только пригибались. В них никто не стрелял, не было заметно даже движения за камнями, где прятались русские. Солдаты осторожно осмотрели нагромождение камней – никого. Разбрелись в стороны, некоторые закинули винтовки за спины, закурили.

– Что там у вас, сержант, докладывайте! – раздраженно произнес Доктор в микрофон. Сам благоразумно остался сзади. Рядом Ридван, расположились его люди.

– Ничего, господин. Обрывки бинтов, какие-то бумажки, обертки от шоколада, много следов и гильз. А людей нет.

– Как нет! – задохнулся Доктор от злости, – как нет!!! А следы?

– За пределами кучи камней следов нет, господин, – докладывает сержант, – только внутри. Они все время перемещались внутри этой кучи, поэтому мы не могли подстрелить ни одного из них, господин.

– Да… да… ты сам куча!!! – подавился воздухом Доктор. Лицо налилось краской, голова трясется, – ты… ты… куча африканского дерьма!… ты…

Раздался грохот, будто небо раскололось. На месте груды камней, где только что бродили наемники, расползается серо-желтое облако взрыва. Высоко в рассветное небо взлетают камни, земля, куски мяса, и, кувыркаясь, по крутой дуге летят к земле. Все вокруг замирают, еще не осознавая, что произошло. За спиной Ридвана что-то чвакнуло, будто камень упал в сырую глину, раздается крик… Оборачивается. Тошнота подбрасывает желудок к горлу – одному из его людей здоровенный осколок гранита разорвал живот, внутренности разлетелись по земле, красным киселем забрызгало стоящих рядом. Все шарахнулись, кто куда, свистит еще раз, но никого не задело. Ридван поднимает голову. Дрожащая рука смахивает влажную пыль с глаз. Доктор бледен, как мертвец, остекленевшие глаза не мигают, синие губы трясутся. Ридван напрягает слух, чуть слышно раздается дрожащий голос:

– Кто жив, доложите…

– Я жив, – отзывается стонущий голос сержанта, – сколько еще, не знаю, все валяются в крови. Мне оторвало кусок мяса из спины, помогите ради бога кто нибудь, я… я сейчас сдохну!

Доктор застывает, руки безвольно опускаются. Ридван командует:

– Помочь раненым, быстро! Вызвать вертолет!

Через несколько минут дело прояснилось. Сначала Ридван выяснил потери – они ужасны. Целыми и невредимыми остались только его люди, пятеро из шести. Наемники Доктора погибли почти все, всего четверо чудом выжили, но их так посекло осколками камней, что жить им без серьезной медицинской помощи недолго. Сам Доктор выглядел как тряпичная кукла, которую пожевал бегемот и выплюнул. Причину взрыва поняли быстро – всю ночь русские трудились, минировали пластидом камни так, что бы осколки не разлетелись в разные стороны, а наоборот, попали в центр площадки внутри россыпи камней. Для гарантии еще и установили в середине две осколочные мины направленного действия. Они наполнены стальными шариками, при взрыве бьют с силой пистолетной пули на сто метров. В почти замкнутом пространстве каменного капкана это мясорубка.

– А где сами русские? – мрачно спросил Ридван.

– Не знаю, господин, – ответил помощник, – следов не нашли, там все завалено камнями.

Недоверчиво хмыкнул – может и правда русские покончили с собой, забрав на тот свет врагов, но как-то не верится. Ридван не верил в смерть, если не видел трупов. Но сейчас нет ни сил, ни возможности проверить все, как следует. Посмотрел на Доктора. Тот немного пришел в себя, растерянно сидит на песке, совершенно не обращая никакого внимания на окружающих. Ридван возвел глаза к небу, мысленно благодаря всевышнего за то, что поставил на место наглого неверного. Слышал, что Доктор славянин, не то поляк, не то чех. Долго жил на гнилом Западе, где сумасшедший сифилитик Фрейд сумел всем внушить, что мужества, чести и долга нет, а есть только желудок и половые органы. Вот от них все и идет. Солдат убивает только за деньги, защищает того, кто больше платит. Предательства нет, есть гибкая ценовая политика, а деньги не пахнут. Так или примерно так приучили думать Запад и Доктор, славянин, тоже стал таким.

«Конечно, и нам, сынам Аллаха, не чуждо земное, – думал Ридван, – но мы способны отдать жизнь за истинную веру». Поморщился, как от зубной боли, вспомнив, сколько раз сам использовал фанатиков, рехнувшихся от бесконечного заучивания Корана. Это не люди, а зомби. Они не способны на осмысленное самопожертвование, потому что их мозги промыли, а потом набили таким дерьмом, что любому жить не захочется. Религиозный фанатизм сродни долговременному гипнозу, когда человек действует, не отдавая отчета.

Боевики Ридвана упарились таскать трупы и раненых. Куски тел не собирали, разве только головы, остальное бросали. В неподвижном воздухе висит плотный запах скотобойни. В суете не увидели, как в пяти метрах от места взрыва зашевелилась земля. Словно гигантские ящерицы, трое быстро скрылись в камнях.

Солнце победно забирается все выше и выше. Лучи не просто жгут, они лупят, как огненные бичи и не спрятаться, не скрыться. Трое в коричнево-желтом камуфляже бегут по саванне. Здешние дикари, не носившие ничего тяжелее набедренной повязки, лишились бы чувств, если увидели оружие и снаряжение бегущих. Но эти трое, все здоровые, как буйволы, несутся, будто от инфаркта – легко, переговариваясь на ходу. Один то и дело заглядывает в переносной компьютер, вроде как играет на бегу. Кричит на языке, который многие помнят в Эфиопии как советский:

– Вертушка. СИ-8. Сел!

– Ага! – радостно орет другой, здоровый, как носорог, – это они за мясом прилетели. Вот можешь ты, командир, гадости людям придумывать, что потом вертолетами трупы вывозить приходится, а?

– Да брось, – отмахивается третий, – это они еще солдат привезли, теперь за нами свеженькие будут гнаться. Прибавьте ходу, пока спутника нет!

Еще не утих шум вертолетных моторов, как новая группа преследователей бросилась в погоню за русскими. Пилот сообщил по рации, что видел издалека каких-то людей в саванне. Кажется, вооружены. Воспрянувший духом Доктор, хищно улыбаясь, говорит Ридвану:

– Есть, попались! Теперь не уйдут. Мои лучшие люди, – кивает на построившихся солдат, – из-под земли достанут!

Ридван промолчал.

Как ни старались десантники оторваться, расстояние до преследователей сокращалось. Многодневная усталость сказывалась, а противник свеж и полон сил. Штаб передал, что Ассагай у своих. Теперь надо уходить самим. Как можно быстрей добраться до побережья пролива. Там курсирует десантный корабль с морской пехотой на борту. Это страховка на случай неудачи основной группы. Но операция удалась, хотя и пошла не так, как планировали. Теперь десантный корабль, замаскированный под обычный сухогруз, медленно дрейфовал вдоль берега. Команда делала вид, что занята срочным ремонтом, без которого ну никак не уйти в океан…

Ровная, как стол, саванна постепенно превращается в каменистую равнину, трещины, ямы пересекают вдоль и поперек. На пути встречаются не просто камни, а настоящие валуны, будто великанская гора взорвалась и каменный дождь просыпался на землю. Удальцов, Велетнев и Барабанщиков не столько бегут, сколько прыгают, лазят и скачут по россыпям валунов, словно горные козлы. Движение совсем замедлилось.

– Уже близко, командир, – доложил Барабанщиков, в очередной раз заглянув в компьютер на коротком привале.

– Может пора? – спросил Велетнев, выразительно качнул головой на лежащее рядом оружие.

Удальцов молча залез на вершину громадного камня размером с автобус. Через несколько секунд раздается голос:

– Пора. Сделаем рывок на полверсты и там встретим.

Место для боя командир выбрал отличное. Камни размером с двухэтажные дома теснятся так, что пройти невозможно. Остался только проход в средине, по руслу пересохшей речки, метров десять шириной. Обойти справа, слева нельзя, только здесь.

– Сюда харчей, патронов и можно неделю сидеть, – заключил Велетнев, – позиция, как у царя Леонида.

Удальцов показал глазами наверх. Михаил лезет выше выбирать позицию. Сам расположился внизу слева, а Василию показал справа. Раскрыл компьютер.

– Миша, у нас минут сорок!

– Понял, пригляжу, – отзывается Велетнев.

Конец ознакомительного фрагмента.