© Андрей Ильин, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вступление
Жаркое африканское утро. Небольшой посольский автобус за несколько минут на стоянке нагрелся так, что водитель, веселый чернокожий парень, вынужден включить кондиционер на всю мощность. Радиоприемник что-то невнятно бормочет. Группа подростков суетливо рассаживается в салоне. Автобус наполняется шумом, смехом, какая-то девочка возмущенно верещит, что заняли место. Ей со смехом отвечают, что ее место другое. В салон поднимается строгая тетя, важно объявляет, что экскурсия начинается. Автобус трогается. Дети сразу приникают к окнам. Мимо плывут горячие пыльные дома. От раскаленного асфальта поднимается сожженный воздух, давит на стекла, пытаясь попасть внутрь салона. Возле экскурсовода сидит подросток. Высокий, нескладный парень всматривается в незнакомый пейзаж. Ни с кем не разговаривает. Только вчера приехал из Союза к родителям, ему все интересно. Даже грязные, пузатые от недоедания дети, что ковыряются в придорожной грязи вместе с бездомными собаками. Зовут новенького Вася Барабанщиков. В этот день в посольстве решили устроить экскурсию для детей в какие-то древние развалины за городом. Экскурсоводом назначили жену посла. Ехать недалеко, решили, что охрана не нужна. Через несколько томительных минут поездка заканчивается. Дверь с лязгом распахивается. Дети гурьбой выбегают из душного автобуса, окунаются в раскаленный пыльный воздух африканской саванны. Водитель быстро закрывает дверь, чтобы жара не пробралась в салон. Яркое солнце плещет ослепляющим огнем. Все невольно прикрывают глаза. Жена посла торопливо раскрывает белый зонтик. Никто не заметил, как из полуразрушенного дома вышли вооруженные люди. Только новенький обратил внимание. Спрашивает:
– Наталья Петровна, а здесь все ходят с оружием?
– Нет, Вася, не все, а только те, кому можно.
– Этим можно? – кивает мальчик в сторону вооруженных людей.
Ответить женщина не успевает. Раздается грохот выстрелов, визг пуль. Дети растерянно замирают. Никто не понимает, в чем дело. Десяток пуль, словно пчелиный рой, врезаются в автобус. Стекла разлетаются мелкими брызгами. Чернокожего водителя выбрасывает из кабины вместе с дверью. Изорванное в клочья тело кровавой кучей тряпья падает в пыль. Следующая очередь, словно великанский кнут, хлещет землю прямо под ногами детей. Фонтаны пыли, песка швыряет высоко вверх. Кто-то пронзительно кричит, бросается бежать. Несколько детей падает. Новенький молча стоит в клубах желтой пыли. Не прячется, только стоит и смотрит. Стрельба стихает также неожиданно, как и началась. Из развалин выходят люди с оружием. Жена посла выходит вперед. Торопливо говорит на английском, обращаясь к неизвестным. Договорить не дают. Хлопает одиночный выстрел, женщина без крика падает. Белый зонтик валится упругим боком на землю. Порыв пыльного воздуха хватает, белый круг катится прочь. Вооруженные мужчины сгоняют подростков в кучку. Новенький оказывается в середине. Вокруг него те, кто жив и не ранен. Лежащих добивают одиночными выстрелами.
Один из бандитов коротко кричит, рука машет в направлении развалин. Самого последнего ребенка бьют в спину прикладом. Он толкает передних. Испуганные дети торопливо идут к развалинам. Тем самым, смотреть на которые их привезли. Неизвестно откуда появляется старый микроавтобус. Перекошенная дверь со скрипом и лязгом отъезжает в сторону. Детей грубо заталкивают внутрь. За ними забираются бандиты. Автобус громко ревет пробитым глушителем. Лязгает коробка передач. Машина трудно сдвигается с места, колеса медленно катятся по раздолбанной дороге. В душном салоне сильно пахнет бензином, выхлопными газами. Неимоверно трясет, все хватаются за что попало, лишь бы не упасть. Василий вцепился в поручень, глаза без страха рассматривает похитителей. Все одинаково грязные, потные, вонючие. Тупые, неподвижные лица, словно нелюди зомбированы колдуном Вуду. У каждого на бритой башке намотана грязно-зеленая тряпка. Свободный конец болтается возле правого уха. Василий вспоминает детский фильм о старике Хоттабыче, звучат полузабытые имена – Синдбад, Али-баба, Ходжа Насреддин… Герои детских сказок.
Сейчас перед ним «герои», способные воевать только против женщин и детей, нападать из-за угла, а потом торопливо убегать с захваченной добычей, чтобы обменять на наркотики. Перед глазами возникли падающие под пулями бандитов дети, просто так застреленная жена посла. Отупелое бесстрашие уходит прочь. Василий чувствует, как наполняется яростью и лютой злобой на нелюдей в зеленых повязках. Тело напрягается, пальцы сгибаются в когти, готовые сдавить горло врага. Из груди рвется наружу звериный рык. Автобус сильно тряхнуло на колдобине, Василий непроизвольно дергает поручень. Вырывает «с корнем», стальная труба по инерции бьет в стенку. Ржавое железо хрустит, штырь пробивает кузов насквозь. Лицо негра заливает бледность – острая сталь проходит в сантиметре от головы. Поворачивается. Глаза преступника и жертвы встречаются. «Жертва» смотрит так, что негр едва не орет от ужаса – глазами мальчишки смотрит лютая смерть! Автобус трясет снова, кто-то роняет оружие. Салон наполняется железным грохотом. Старший раздраженно кричит, автобус останавливается. Василий отводит глаза, голова опускается. Чувствует, что еще мгновение – бросится на негра, убьет. Как – непонятно, еще не умеет, но убьет точно. «А потом обрежу уши. На вечную память», – думает он.
Бандиты выталкивают детей из автобуса, окружают. Василий оглядывается: покосившиеся фанерные лачуги, в воздухе стынет стойкий запах кислятины, мертвечины. Из раскрытых дверей опасливо выглядывают зачумленные дети, грязные, покрытые коростой и язвами. Взрослые, такие же омерзительные, торопливо хватают за руки, утаскивают в темноту лачуг. Воздух гудит от сотен и тысяч мух, толстых, зеленых. Маленькие твари сразу пытаются обсесть лицо, руки, забраться за шиворот, в нос и рот. Василий замедляет шаг, яростно отгоняя насекомых. Чувствительно получает в спину прикладом. Выгибается от боли, торопливо шагает. Оглядывается – тот самый, которого хотел убить! Теперь отыгрывается, гнида, за то, что страх показал, не удержал в себе. «Ничего, – прячет глаза Василий, – потом все равно достану и голову оторву. У живого или мертвого!» Детей заталкивают в грязный сарай, звонко лязгает замок. Наступает тишина. Иногда раздаются крики и лай собак. Одна девочка прерывисто вздыхает, слышится тихий плачь. Остальные сидят молча, головы опущены. Василий встает с грязного пола. Спина сразу напоминает острой болью о недавнем ударе прикладом, это добавляет злости. Подходит к стене, взгляд скользит по обмазанному глиной переплетению прутьев и палок.
– Чего ищешь? – спрашивает кто-то.
– Щель, через которую выберусь и убью всех, у кого зеленые тряпки на головах! – спокойно отвечает Василий, не оборачиваясь.
– Не сможешь, – произносит тот же голос, – лучше сядь. Будем ждать, когда нас найдут и освободят.
Василий оборачивается: на него смотрит мальчик. Старше на пару лет, чистенький, аккуратно подстриженный. Мальчик указывает глазами на землю. Говорит не терпящим возражения голосом:
– Сядь и сиди смирно, не зли террористов.
– Ты кто такой? – спрашивает Василий, пальцы сжимаются в кулак, подбородок прижимается к груди.
– Мой папа – первый секретарь посольства, – отвечает подросток.
– ТЫ КТО ТАКОЙ??? – медленно, с нажимом, повторяет Василий.
– Мой папа… – снова начинает сын первого секретаря, но Василий обрывает.
– Заткнись, с-сынуля! – презрительно цедит сквозь зубы, плевок падает прямо под ноги подростку.
Мальчик теряется. Видя, что никто не поддерживает, умолкает. Василий продолжает свое дело. Никто из детей не смеет мешать. Но обследования результатов не дает – лачуга только на вид кажется хилой, а на самом деле крепкая, словно нарочно приспособлена для содержания пленников. Детей пятеро – две девочки и три мальчика. Сестры десяти и четырнадцати лет, подросток, назвавшийся сыном первого секретаря и двенадцатилетний рыжий мальчишка. Пятый Василий. Все внимательно следят, как он деловито ощупывает стены, простукивает, дергает двери и пробует открыть. Когда ничего не выходит, отворачиваются. Василий садится на землю, но голова не опускается, как у других. Спина держится прямо, глаза сердито смотрят в противоположную стену. В маленькое окошко осторожно заглядывает темнота, потом тихо вползает в комнату, по-хозяйски располагается. Бандиты не появляются. Не несут еды, воды, никого не выводят в туалет, да испуганным детям ничего этого и не надо. Девочки сидят в середине, мальчики по краям, все сбились в тесную кучку и молчат. Только Василий в сторонке, недовольно смотрит на дверь, словно ждет кого-то. Медленно текут минуты, копятся в часы. Все засыпают. За стенкой стихает даже лай голодных собак, тишина обнимает грязную землю, все смолкает. Василий отводит взгляд от двери. Перед взором плывут воспоминания недельной давности: он в школе, уроки закончились, начало каникул. Последние каникулы в школьной жизни, потому что следующий год – выпускной, одиннадцатый. И надо решать, кем быть. Многие сверстники определились, где и на кого учиться, а вот он еще никак. Еще год, целый год можно выбирать, думать…
Снится странный сон: один в огромном черном зале. Какие-то смутные тени прячутся по мрачным углам. Некто, большой, темный надвигается, тяжело бухают ножищи. Страшно, хочется убежать к маме с папой, спрятаться. Уже поворачивается, уже бежит…. Громовой голос спрашивает:
– Струсил, Василий Барабанщиков?
– Нет, – кричит Василий, – я не струсил! Я никого не боюсь!
Оборачивается, бросается на громадного и страшного. Бьет руками и ногами. Кричит что-то люто и яростно. Наконец, хватает монстра за грудки и со всей силы швыряет. Растерянное чудище падает на пол, кубарем катится и с ужасным грохотом проламывает стену. Рушится свод, нелюдь скрывается под каменным обвалом…. Но грохот не прекращается, стена продолжает осыпаться. Камни падают все ближе. Запах гари и пороха становится невыносимым. Василий кричит и… просыпается! Глаза режут сполохи огня – багровые отсветы попадают в комнату через маленькое окошко, по грязному полу мечутся рыжие пятна. За тонкими стенками лачуги непрерывно грохочет, словно сотня сумасшедших лупит в барабаны, состязаясь в скорости и громкости. Проснувшиеся дети в страхе сжимаются в маленькую кучку в дальнем углу, молчат. Василий сразу все понимает. Поднимается в полный рост, уголки губ приподнимаются, хищно блестят зубы, как у волка перед дракой. За стенкой жалкой, грязной лачуги гремит музыка яростного боя. Дверь в лачугу вздрагивает, кто-то торопится открыть. Василий становится рядом. Кулаки сжимаются, готов броситься на вошедшего и убить. Сильнейший удар потрясает сарай. Дверь вырывает вместе с рамой, она с громким треском падает на середину, сверху валится бездыханное тело. Из разбитой вдребезги башки быстро вытекают ручейки крови. Медленно, будто нехотя, ползут бледно-серые мозги. Грязно-зеленая чалма катится, утыкается в ногу сына первого секретаря посольства. Незнакомый, липкий и мерзкий запах крови заполняет помещение, смешивается с дымом. Дверной проем заслоняет громадный человек в матово-черной броне, стальном шлеме с рогами антенн и невиданным двуствольным автоматом. Василий видит, что от обоих стволов поднимаются тонкие струйки дыма.
– Ну, – раздается рев, – все целы?
– Все! – звонко кричит в ответ Василий, – некоторым даже в туалет идти не надо!
– Ну… это, выходи тогда, – озадаченно отвечает человек в броне.
Василий весело командует:
– Вставайте, дети дипломатов! За вами пришли… Вон отсюда! – орет он, видя, что те ничего не соображают от страха.
Девочки поднимаются первыми, за ними тянутся мальчики.
– Быстрей! – мстительно пинает Василий под зад сына первого секретаря.
Человек в броне хмыкает, голова в рогатом шлеме поворачивается. Дети выбегают на улицу, потрясенно замирают – вокруг кипит море огня и дыма. Весь поселок горит. Пламя торопливо жрет фанерные лачуги, стаи искр весело рассыпаются в черном небе. Клубы дыма закрывают звезды и только луна иногда робко выглядывает из-за черных столбов и снова прячется. Густой запах горелого мяса и пластика забивает легкие, не дает дышать. Мечутся люди, кто-то тащит узлы, какие-то ящики. Непрерывная стрельба глушится только треском сгорающих домов и разрывами гранат. Человек в броне подталкивает детей, бежит вместе с ними прочь из поселка. Старательно огибает освещенные места. Василий сразу вырывается из рук спасителя, бежит рядом. Не пригибается, как остальные, оживленно вертит головой и смотрит на окружающее блестящими от волнения – не страха! – глазами. Впереди, в огненной полутьме, вырисовывается черная громадина бронированной машины. Сбоку приглашающе темнеет вход внутрь, под броню. Дети неловко карабкаются, кое-как рассаживаются в темноте по сиденьям. Василий забирается последним, неохотно и неторопливо. Военные в салоне бронетранспортера переглядываются:
– Шок у парня. С перепуга не соображает, что происходит? – предполагает один.
– Наверно так, – соглашается второй.
В раскрытый люк ловко впрыгивает тот, что привел детей. Понимает, о чем разговор и с ходу поясняет:
– Нет. Он действительно не боится. Все на мой автомат смотрел, будто хочет стрелять по бандитам.
Военные опять переглядываются, смотрят на подростка с нескрываемым уважением.
– Наш человек! – уверенно говорит первый.
– Точно! – соглашается второй и уточняет, – будет!