Езда
Уже десять минут как Туркунов метался между автобусными остановками, прижимая к правому подреберью миллион. В его городе маршруты автобусов нумеровались с первого по двенадцатый. А здесь – 537-й, 463-й, 714-й… Районов московских Туркунов никаких не знал, кроме Красной площади. Все эти Бабушкино, Владыкино, Хорошево-Мневники и прочие Сокольники вызывали в нем нервную улыбку. Ему казалось, что это шутка, розыгрыш. В его городе географические названия шли в ногу с индустриализацией: 1-я Нефтебаза, Ремснабсбыт, Военвед, Рыбкультура или, в крайнем случае, Энгельсовка.
И вдруг Туркунова осенило. Он вспомнил, что вчера, вот так же, с миллионом, он купил плацкартный билет и сел на лавочку в зале ожидания. Со стороны, возможно, казалось, что он просто сидел. На самом деле он бился не на жизнь, а на смерть. С самим собой бился, со своими страхами и привычками. Битва закончилась обменом плацкартного билета на купейный. То есть, можно сказать, закончилась вничью. Противоборствующие армии, на штандартах которых синел спальный вагон и серел плацкартный, пошли на компромисс.
Сегодня компромиссов быть не могло. Остановка маршруток, согласно объявлению, из-за земляных работ была перенесена к какому-то Ярославскому вокзалу. Туркунов не знал, как до него добраться. Он шагнул к стоянке такси.
– В какую гостиницу? – переспросил шофер.
– В хорошую, – отчеканил Туркунов, заикнувшись не более двух раз.
Водила оглядел пассажира через плечо и позволил себе угадать:
– В «Зарю», что ли?
Туркунов, как назло, не знал ни одного названия московских гостиниц. Однако имя «Заря» в его воображении никак не сочеталось с пятизвездочным отелем на Красной площади. Ежедневно по пути на завод он проезжал на трамвае прибазарную гостиницу «Заря», где когда-то работала его жена. Она представляла собой двухэтажный желтый барак с местами обнаженной электро-и водопроводкой. Несмотря на популярность среди азербайджанских туристов, «Заря» в туркуновском городе не считалась фешенебельной гостиницей.
«Значит, водитель шутит, – подумал Туркунов, – или издевается». Он уже напряг все, что можно, но имена столичных хотелей не всплывали на поверхность. Тогда (каков Туркунов!) он решил рассуждать логически. В его городе лучшая гостиница называлась так же, как и город. Светлая мысль поспела вовремя. Шофер уже назвал Туркунова очкариком, хотя он им не был, и поинтересовался в грубой форме, не желает ли тот покинуть авто, если не знает места своего назначения.
– Москва, – выпалил пассажир, и пояснил с чуть меньшим воодушевлением: – Гостиница «Москва».
– Взорвали, – сказал шофер, глядя в упор по-хулигански.
Мурашки проскакали по задней стороне Туркунова.
– Кого взорвали?
– «Москву». Снесли. Там торговый комплекс теперь на Манежной, – таксист по-прежнему глядел в Туркунова, как Ив Сен-Лоран смотрел бы в кружку с супом из пакета.
Миллионер принялся падать духом, как вдруг его снова осенило:
– Россия?
– Доламывают, – сообщил моторист без выражения.
– Россию?
– Ее.
Положение скатывалось к критическому. Туркунов терял заряд накопленной в тамбуре уверенности.
– А другие хорошие есть? – пролепетал он, погружаясь с соломинкой.
– Есть, – обнадежил шофер. – Деньги покажи!
Туркунов выгреб из внутреннего кармана припасенную для мелких расходов тысячу.
– Ага, – принял таксист к сведению и как-то с ухмылкой добавил: – Щас сделаем.
Туркунов был наслышан о проказах московских таксистов, которые возят приезжих по два часа между соседними домами. Поэтому он сразу же произнес отрепетированную еще на остановке фразу: «Пожалуйста, покороче». На остановке фраза выглядела как-то логично. Произнесенная же в салоне автомобиля, да еще Туркуновым, она зазвучала сильно по-идиотски. Покороче чего? Покороче куда? Поэтому Туркунов запнулся и добавил: «…в пути». Как вы сами понимаете, этим он положения не спас.
Таксист отреагировал ржанием:
– Спешишь?
Туркунов в общем-то не спешил, хотя времени у него было немного, а денег много. Но водительского веселья он не понял – как будто в Москве никто никуда не торопится?
Несмотря на новизну ощущений, поездка не относилась к разряду приятных. Левый глаз Туркунова следил за счетчиком, а правый обозревал красоты столицы. И там, и там все быстро мелькало.
Из своего первого путешествия в Москву Туркунов помнил много людей, метро и дома, какие до и после того видел только по телевизору. Позже он узнал, что их называют сталинками. В туркуновском городе сталинок не было. Зато было очень много хрущевок, в одной из которых будущему миллионеру посчастливилось проживать. Из собранной информации Туркунов тогда сделал поспешный вывод, что Москву построил Сталин, а его город – Хрущев. После перестройки он узнал про Ивана Калиту и Дмитрия Донского, а также про купца Безлопатникова, воздвигшего на обозном тракте утепленное отхожее место, от которого затем разросся родной Туркунову населенный пункт. Но было уже поздно. Противостояние своей малой родины с Москвой будущему победителю лотерей виделось как битва между Сталиным и Хрущевым. В смысле идеологии и архитектурных мировоззрений.
За окном как раз мелькали стройные шеренги вражеских сталинок. Их лица-фасады в отличие от милых сердцу Туркунова пятиэтажек были серыми и унылыми. Их не украшали балконы, облицованные в соответствии с художественными способностями и материальными возможностями хозяина. Разноцветные потеки не создавали гламурно-глянцевого перелива солнечным полднем. Наконец, отсутствие белья различной степени застиранности лишало московские застройки праздничного настроения образца «все флаги в гости к нам».
В то же время первые этажи столичного жилфонда могли дать своим провинциальным собратьям сто очков вперед. «Их застекление не шло ни в какое сравнение. Оно вызывало остекленение. Остекленение с ответвлением. Служило не форточкой, а украшением. Какое везение, какое везение!» – напевал не чуждый стихосложению Туркунов, разглядывая витрины супер– и гипермаркетов, электронных «планет» и продуктовых «миров». Среди них, как жемчужины в золотой оправе, блестели различные салоны, клубы, джимы и боулинги. Возможно, где-то там прятались и бутики.
Туркунов не хотел себе в этом признаваться, но бутики, похоже, послужили основным катализатором его безумства. Узнать, что скрывается за этим термином, от которого разило пудрой и помадой времен Людовика XIV! Проникнуть в ларец, выстроенный в человеческий рост! Открыть дверь в пещеру сорока разбойников, где все продается и покупается за миллион! Все это, конечно, не должно служить побудительным мотивом для Человека думающего, к коим Туркунов себя причислял, но что поделаешь… У всех нас есть слабости, даже у думающих. А слово-то какое – «бутик»: манит!
Таксист, покружив вокруг колонны, подъехал к отреставрированному до блеска зданию в стиле позднего ампира (или среднего барокко, ранний модерн тоже не исключался). Вмонтированные в балюстраду буквы складывались в длинное название «Славянский Континенталь». От названия веяло научной фантастикой, от вращающихся дверей – высокими ценами.
– Деньги давай! – смазал впечатление таксист.
– Это гостиница? – зачем-то спросил Туркунов.
– Нет, баня! – сгрубил в очередной раз шофер. – Вылезай, олигарх! Удачи в личной жизни!
Туркунову вылезать расхотелось, как только он увидел двух громадных дядек в шинелях и генеральских фуражках. Он никогда не встречал живого швейцара (в райцентровских гостиницах, куда его посылали иногда в командировки, швейцаров не держали, хотя сторожа были, ночные), но по литературным описаниям догадался, что это именно те самые. Бульдожьи лица обоих украшали, как положено, бакенбарды. Они-то, более чем название и супердвери, указывали на эксклюзивность заведения.
Туркунов хотел дать таксисту еще столько же денег, чтобы тот отвез его обратно к Казанскому вокзалу. Но их желания не совпадали.
– Вываливай, шибзик! – гаркнул водитель. – Или хочешь, чтоб я тебя вынул?
Туркунов понял, что он так не понравился шоферу, что тот может побить его еще до того, как это сделают швейцары. Инстинктивное стремление оттянуть экзекуцию вытолкнуло миллионера на свежий воздух.