Глава 1
Усадьба Фрисби, Восточная Англия, лето 1065 года
Старый тан Освальд Эбенгард был владельцем большой красивой усадьбы на берегу реки Кем, неподалёку от Кембриджа. От них до Лондона всего-то день пути, если налегке и на хорошей лошади. Это, конечно, удобно, но и опасно. Слишком на виду. В последнее время тан всё чаще сожалел, что владение его не затеряно где-нибудь в глубинке Денло, а расположено чуть ли не под носом у правителей страны. А им тан не доверял. Нет, старый король Эдуард, конечно же, свой, англосакс, хороший монарх, и за двадцать с лишним лет его правления можно было перевести дух. Но сейчас король уже стар и слаб, всем понятно, что недолго ему остаётся править страной. И что потом? Говорят, что преемником своим он назначил племянника Вильгельма, который сейчас носит корону герцога Нормандии. И что ему, одной короны мало, норманну этому? Им, саксам, король-норманн совсем уж ни к чему. Хватит того, что нынешний монарх имеет нормандскую кровь, почему и привечает нормандских вельмож на своей земле. А саксонская знать, в угоду королю, считает за высший шик разговаривать на их языке. Но не таков тан Эбенгард. Его не смогла склонить к этому даже супруга, гордившаяся толикой нормандской крови. Пусть она и завела моду говорить на чужом языке в их поместье, для тана это ничего не значит. Он сам чистокровный сакс и гордится этим.
Тан тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. И без того забот хватает.
Дела поместья идут из рук вон плохо. Сам он стареет, управлять большим хозяйством становится всё трудней, а плут-управляющий беззастенчиво греет на этом руки. Сына бы ему, сына! Хоть одного. Два сына было, и оба сложили головы в междоусобной войне между вельможами, каждый из которых пытался оторвать себе кусок пожирнее, пока король отвлекался на строительство церкви в Вестминстере. И остались у тана три дочери. Все уже на выданье. Старшая и вообще переросток, ей уже девятнадцать. Сёстры-то помоложе – четырнадцати и семнадцати лет. И как пристроить их замуж тан не понимал совершенно. Ну не мог он найти мужей своим дочерям с таким-то приданым. Старшая, конечно, унаследует после его смерти Фрисби, но даже это не помогает сейчас. Потом-то вороны налетят, а сейчас вокруг тана тихо.
Тан грелся на солнышке, сидя на любимом пригорке недалеко от ворот усадьбы – очень сильно ныли его старые кости последнее время. Сказывались годы бесконечных сражений. Уж как пришлось повоевать, когда датчане рвались к власти, а потом их предводитель Кнуд объявил себя королём Англии, перечеркнув одним взмахом меча более чем столетнее правление Уэссекской династии. Слава Создателю, старшему сыну Этельреда Второго Эдуарду удалось вернуть трон своих предков, и вот уже больше двадцати лет он правит страной, успешно лавируя среди подводных камней, во множестве попадающихся на пути любого правителя, и находя сильных союзников.
Неспешное течение мыслей тана было внезапно прервано топотом коней, бряцанием сбруи и громкими мужскими голосами. Он поднялся на ноги, спустился с пригорка и лицом к лицу столкнулся с весьма рассерженным вельможей. Мужчина был далеко не молод, маленького роста и с заметных размеров брюшком, опоясанным богатой перевязью. Но держался он настолько прямо и важно, что казался и выше ростом, и лучше статью.
– Что это за владение, любезный? – заносчиво спросил он. – Я барон Ательстан из Конингбурга. Еду в Лондон. А тут у нас поломка. Мне надо, чтобы починили упряжь, и место для отдыха.
– О, сиятельный господин, – расплылся в улыбке старый Освальд, – это усадьба Фрисби, а я, тан Эбенгард, её хозяин. Прошу вашу милость проследовать в дом. А я сейчас отдам распоряжения.
Тан шагал следом за гостем, чуть ли не мурлыча вслух от удовольствия. Подумать только! Сам владелец старинного замка на севере, один из богатейших людей Нортумбрии! И в его доме. Старый Освальд угодливо поклонился гостю, пропуская его в двери зала. Там вельможа осмотрелся, и лицо его приняло более приветливое выражение. В зале находились жена и все три дочери тана, занятые рукоделием. Они спешно поднялись на ноги и низко присели перед вельможей, сразу оценив и его горделивую осанку, и богатство его одеяния. Сиятельный гость благосклонно осмотрел их, задержав взгляд на старшей из дочерей хозяина. Девушка и вправду была хороша собой – высокая, крепенькая, с налитой грудью и упругими широкими бедрами, светловолосая и голубоглазая. Она одна смотрела на высокородного гостя спокойно, даже безразлично, в то время как остальные женщины преданно пожирали его глазами. Взгляд же приезжего господина снова вернулся к светловолосой красавице, прошёлся по её груди и задержался на бёдрах, выражение глаз стало масленым, язык невольно облизал сухие губы. Желание отчётливо загорелось в его взгляде.
Тан, проследив за выражением лица гостя, более смело выступил вперёд.
– Разрешите, мой господин, представить вам моих женщин, – сказал сладким голосом. – Это моя жена леди Маргарет, старшая дочь Эльгита, средняя Ровена и младшая Эдит. Все мои девочки созрели для замужества и пребывают на выданье.
– Вижу, что созрели, – ухмыльнулся гость, – особенно эта беленькая.
Он подошёл к девушке и бесцеремонно щипнул её за крутой бок, а потом огладил рукой по упругой груди и довольно улыбнулся.
– И ещё я вижу, – добавил, повернувшись к хозяину, – что женихи не ходят табунами по твоему подворью, не так ли, тан?
– Увы, мой господин, – тан скромно потупился. – Дела мои идут не слишком хорошо последнее время, и с тем приданым, что я могу дать за дочерьми, женихи действительно не рвут их из рук друг у друга.
Вельможный гость улыбнулся ещё шире.
– Возможно, я смогу тебе помочь, если ты будешь послушен моей воле, тан.
– Сделаю всё, что пожелаете, господин, – глаза Освальда с надеждой смотрели на гостя.
Супруга тана, леди Маргарет тоже умоляюще сложила руки. Она смотрела на вельможу как на спустившегося с небес ангела, изъявившего готовность помочь их семье. Ну не оставаться же девочкам старыми девами. Особенно она переживала за свою любимицу Ровену. Дочери на днях исполняется семнадцать, куда уж тут тянуть. Да и младшенькую хорошо бы пристроить. Старшую свою дочь леди недолюбливала – та была слишком своевольной, и управлять ею было очень нелегко.
– Хорошо, мы поговорим об этом немного позднее, – согласился гость. – А сейчас я хотел бы перекусить и немного отдохнуть.
– Сию минуту, мой господин, – вскричала хозяйка и птицей вылетела из зала.
Гость же уселся в предложенное ему кресло и продолжал задумчиво рассматривать девушек, всё время возвращаясь глазами к Эльгите.
Когда был накрыт стол, и гость утолил свой голод, выпив при этом три чаши вина из самых драгоценных запасов тана, хозяйка предложила ему для отдыха лучшую комнату на втором этаже с окном в сад.
– Да, хорошо, – не отказался гость, – только подайте туда горячей воды и позовите моего личного слугу. Его зовут Реми. А я пока побеседую с хозяином.
Женщины поспешно покинули помещение, оставив хозяина наедине с вельможным гостем. Когда оба удобно устроились в креслах у очага, гость первым начал беседу.
– Я подумал, тан, и считаю, что нашёл женихов для двух твоих дочерей. Там, в Нортумбрии, разумеется. Приличные семьи, доблестные мужчины, и будут рады выполнить моё желание. Так что если мы сейчас договоримся, в начале осени жди женихов. Моё же условие – ты отдаёшь мне на время свою старшую дочь, чтобы я мог поразвлечься с ней. Давно уже я не встречал женщины, которая вызывала бы во мне такое желание. Я говорю откровенно, тан, что хочу просто получить удовольствие от твоей дочери, не больше. Но то, что я даю взамен, стоит чести одной из дочерей, не так ли?
Тан думал всего минуту.
– Да, мой господин, – сказал угодливо, – вы можете полностью располагать Эльгитой, как пожелаете и сколько пожелаете, коль она пришлась вам по сердцу. Но не забудьте своего обещания для моих младших дочерей.
– Не забывайся, тан, – строго заметил на это гость, – саксонский вельможа слов на ветер не бросает. А сейчас ступай и через два часа приведи ко мне в комнату свою дочь. Да не забудьте её искупать, я люблю чистых женщин.
Когда тан, растерянный и обрадованный одновременно, поднялся в свою опочивальню, он нашёл там супругу, нервно сжимающую руки и беспокойно прохаживающуюся перед окном.
– Ну что? – кинулась она к мужу.
– Ты не поверишь, жена, – тан подошёл к ней и заговорил совсем тихо, – барон обещает приличных мужей двум нашим младшим дочерям у себя на севере. Но взамен он требует – страшно произнести – нашу старшую дочь для временного развлечения. Она вызвала в нём похоть, и вельможа желает уже сегодня удовлетворить её.
– Надеюсь, у тебя хватило ума согласиться? – жена смотрела на него вопросительно. – Не так и велика потеря, всё равно нам для Эльгиты мужа не найти. Так к чему беречь её девственность? Зато девочек пристроим, и, надеюсь, это не будет нам дорого стоить.
– Согласился, жена, – был тихий ответ. – Как теперь об этом сказать Эльгите? Барон требует её уже через два часа и чтобы мы её искупали.
– Тогда надо поспешить, муж мой, – забеспокоилась леди Маргарет. – Зови её сюда быстро, а я велю приготовить воду.
Когда через несколько минут взволнованная Эльгита вошла в комнату родителей, они оба сидели в креслах у окна, бледные, но решительные.
– Дочь моя, – начала мать, – пришло время для тебя совершить подвиг самопожертвования ради нас с отцом и твоих сестёр. Ты знаешь, что дела твоего родителя идут плохо последнее время. Нам грозит разорение, а вам всем троим пребывание в вечном девичестве. Даже в монастырь мы не можем вас пристроить, для этого тоже нужны деньги.
Леди Маргарет помялась немного и продолжила:
– Барон Ательстан готов помочь нам, дочка, и выдать замуж Ровену и Эдит. Но тебя он хочет получить для себя.
Эльгита отпрянула от матери, глядя на неё огромными непонимающими глазами.
– Что значит для себя, матушка? – спросила дрожащим голосом.
Леди Маргарет на мгновение неловко отвернулась от дочери, но тут же взяла себя в руки – отступать было некуда.
– То и значит, – она снова повернулась к Эльгите, глаза её смотрели строго и непреклонно. – Барон хочет тебя как женщину, и ты пойдёшь к нему, дочка, и сделаешь всё, что он пожелает.
Она пресекла движением руки готовое сорваться с губ дочери возражение.
– И имей в виду, Эльгита, – добавила сурово, – я прокляну тебя, если ты не поможешь нам всем. Это единственный шанс для нас, другого не будет.
Девушка взглянула в непреклонные глаза матери и поникла – её приносили в жертву семье, её сёстрам, отдавали на заклание хладнокровно и обдуманно. И у неё нет выбора.
– Да, – сказала тихо и повернулась, чтобы уйти.
– Погоди, – остановила её мать, – я провожу тебя. Барон велел, чтобы ты искупалась. В твоей комнате уже готова вода.
– И ничего не бойся, дочка, – добавил хриплым голосом отец. – Рано или поздно это должно случиться. А если ты понесёшь от барона, так это будет даже хорошо, мы сможем получить от него содержание на тебя и ребёнка.
Эльгита содрогнулась, но ничего не ответила отцу и вышла.
В её комнате действительно стоял уже чан с горячей водой, от которой исходил упоительный аромат разнотравья. В их усадьбе, в отличие от многих других саксонских домов, каждая из дочерей имела свою комнату – леди Маргарет была хорошо воспитана и имела аристократические привычки. Сейчас это было большой удачей для Эльгиты. Разговаривать с сёстрами она не смогла бы.
Мать снизошла до того, чтобы своими руками помочь дочери искупаться. Тщательно расчесала её золотистые шёлковые волосы, распустив их по плечам девушки. Подала ей новую сорочку, которую вытянула из сундука. Всё, дочь готова.
– Как невесту обряжает, – горько подумала Эльгита, – а на самом деле…
К двери подошёл отец и тихо спросил, готова ли она – время вышло.
Эльгита на подгибающихся ногах шагнула за порог своей комнаты и, как осуждённый к месту казни, двинулась за отцом к лестнице, поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью. Отец постучал, и получил разрешение войти. Он ввёл в комнату дочь и, даже не взглянув на неё, повернулся и вышел, оставив её в комнате барона. Тот сидел в кресле у окна. Рядом с ним что-то делал его слуга, черноволосый и черноглазый субъект весьма сомнительного вида, похожий на разбойника с большой дороги.
– Ну что же ты стоишь, девушка, – воскликнул барон, – проходи скорее, раздевайся. Дай мне взглянуть на твоё великолепное тело. Я полон нетерпения. Давай же.
Эльгита округлила глаза, взглянув на слугу.
– Но… – начала она.
– А, это, – прервал её вельможа. – Это всего лишь Реми. Он всегда помогает мне. Иди же ко мне.
Барон встал с кресла, подошёл к застывшей в неподвижности девушке и, взяв её за руку, вывел на середину комнаты. Затем без всяких колебаний одним движением сорвал с неё сорочку. И застыл в восхищении. Тело Эльгиты было белым и гладким, имело соблазнительные формы и вызывало желание.
– Что скажешь, Реми? – обратился он к слуге. – Давно не лакомились мы такой прекрасной плотью.
Слуга пробормотал что-то невразумительное, во все глаза глядя на открывшееся ему зрелище. Штаны его подозрительно встопорщились.
– А, я вижу, ты уже готов, Реми, – рассмеялся господин. – Подожди, дай мне потрогать её и насладиться шёлком её кожи.
И барон стал трогать, гладить и мять тело стоящей неподвижно Эльгиты. Его руки были везде – гладили грудь, живот, бёдра, но особенно его взволновали ягодицы девушки.
– Ты посмотри, какие идеальные полушария, – снова обратился он к слуге. – О, как сладко мне будет погрузиться между ними. Ну, давай же, Реми, начинай, я сгораю от нетерпения.
Оба мужчины быстро сбросили с себя одежду и предстали перед ошеломлённой Эльгитой. Реми показал себя во всей красе мужского возбуждения, его вздыбленный орган был огромен и нетерпеливо пульсировал. Барон же стоял с вяло свисающим безжизненным отростком. Но глаза его горели похотью. Вдвоём они завалили девушку на кровать и стали в четыре руки трогать и ощупывать её тело. Барон, тихонько постанывал, просунув руку между бёдрами девушки, и вдруг углубился в её тело. Он стонал, закрыв глаза, и жадно двигал рукой, погружаясь всё глубже.
– Она девственна, Реми, – с восторгом прошептал он. – Давай же, порви для меня эту преграду.
Реми не нужно было повторять дважды, он и так весь дрожал от нетерпения. Он быстро подмял под себя окаменевшее тело и рванулся в его тёплую глубину. Преграду пробил сразу и, не слушая воплей девушки, бешено задвигался в ней, торопясь получить свою долю наслаждения. Барон крутился рядом, трогая, щупая и потихоньку возбуждаясь.
– Всё, кажется я готов, – прокричал он слуге. – Пусти меня, Реми.
Превозмогая себя, слуга оторвался от такого сладкого тела и уступил место хозяину, который тут же навалился на девушку, всадил в неё своё маленькое, но восставшее, наконец, мужское достоинство, и задёргался на девичьем теле, блаженно постанывая. Реми стоял рядом, жадно облизываясь. Он ждал своей очереди, чтобы закончить начатое, – восставший орган причинял ему боль, и он мечтал разрядиться. Наконец барон с громким всхлипом скатился с тела девушки. Не обращая внимания на испачкавшую его кровь, он блаженно раскинулся на постели, с интересом наблюдая, как Реми завершает свою работу. Тому не было удержу, и он снова и снова врывался в лежащее под ним тело, рыча от удовольствия. Наконец и он скатился с девушки, тяжело дыша, но удовлетворённо улыбаясь.
– Это было великолепно, Реми, – сказал ему господин. – Мы отлично справились. Придётся задержаться здесь на один лишний день. Я ещё не получил полного удовольствия. Завтра ты приготовишь мне напиток, и я вскрою её ворота Содома. О! Какое это будет наслаждение!
– Осторожно, господин, – предостерёг его слуга, – вы же знаете, что этот напиток опасен для здоровья, а вы принимали его совсем недавно в том маленьком домике, помните?
– Я ни за что не откажусь от такого удовольствия, Реми, – твёрдо заявил господин. – Сейчас обмой её, и пусть поспит немного. А ты готовь меня к завтрашним подвигам. С утра и начнём.
Эльгита в ужасе слушала эти разговоры. На неё никто и внимания не обращал, вроде и не человек она. Брали только её тело, как неживую куклу. Ни один из мужчин не сказал ей ни слова за время этого мучительного для неё действа. И её не собирались выпускать отсюда. Отец отдал её на растерзание этим двоим, отдал собственными руками. Выпусти они её отсюда, она бы сбежала, куда глаза глядят. Но нет, она была в плену, и ей не выбраться из этой западни.
Реми был готов выполнить приказание хозяина, но его ненасытная плоть вновь зашевелилась, как только он коснулся мокрой тряпочкой бёдер девушки. Он вопросительно взглянул на хозяина, но тот лишь безразлично махнул рукой – делай, мол, что хочешь. И слуга, к ужасу Эльгиты, снова зверем накинулся на неё, не обращая никакого внимания на крики боли. Он просто зажал ей одной рукой рот, продолжая грубо двигаться в её теле, подвывая от наслаждения. Эльгите казалось, что её тело рвут на части. Боль была настолько сильной, что она потеряла сознание.
Когда девушка пришла в себя, она была одна в комнате. За окнами уже стемнело. Никто не пришёл к ней, никто не принёс ей поесть. Эльгита попыталась встать на ноги, но снова упала на постель, сражённая болью. Ей казалось, что её тело это одна сплошная рана, и боль никогда уже не отпустит её. Она отвернулась к стене и горько заплакала. Слишком дорогой оказалась цена, которую ей приходится платить за благополучие семьи. Выплакав все слёзы, девушка снова уснула и спала до самого утра. Она не слышала, как в комнату вернулся барон, как лёг рядом с ней, как трогал измученное тело, плотоядно улыбаясь.
Пробуждение Эльгиты было тяжёлым. Всё тело болело, каждый кусочек его просил о покое. Но покоя ей никто не обещал.
– Очень хорошо, что ты проснулась, девушка, – бодро приветствовал её барон. – Вчера ты подарила мне огромное наслаждение. Сегодня подаришь ещё большее.
Эльгита застонала от страха и отчаяния.
– О, не бойся, красавица, – он криво улыбнулся, – сегодня никто тебя не станет трогать там, где вчера. Не звери же мы, в самом деле. Сегодня я буду лакомиться твоей очаровательной задницей, она просто сводит меня с ума.
– Нет, – вскрикнула перепуганная девушка, – нет, я не могу.
– Да, – холодно сказал барон, – и не пытайся испортить мне удовольствие. Я этого не потерплю. Я уже почти подготовился. Сейчас придёт Реми, и начнём. Возможно, сегодня тебе понравится.
Барон довольно рассмеялся, а Эльгита снова заплакала. В эту минуту она больше всего на свете хотела умереть и ничего уже не чувствовать.
Вскоре пришёл Реми. Он был свеж и деятелен. Дал хозяину выпить какой-то напиток из маленького сосуда, и быстро скинул с себя одежду. Помог раздеться хозяину. Тот не торопился, растягивая предвкушение столь любимого им удовольствия. Потом с помощью Реми поставил Эльгиту на колени спиной к себе, наклонил её вперёд и начал ласкать её ягодицы. На этот раз он даже снизошёл до того, что целовал их, приговаривая:
– Как же я люблю вас, райские яблочки. Между ваших полушарий скрыта бездна блаженства, и я сейчас выпью его без остатка.
Он говорил и говорил, а руки становились всё жёстче, поцелуи стали похожи на укусы. Барон входил в состояние дикого возбуждения, когда ничего человеческого уже не остаётся в душе. Накалившись до крайней точки, он, наконец, ворвался в столь желанный проход и на этот раз его орган был твёрд и упруг. Девушка закричала от боли, но барон подал знак, и услужливый Реми закрыл ей рот рукой. А барон самозабвенно отдавался любимому наслаждению, демонстрируя небывалую мужскую силу – напиток Реми работал самым чудодейственным образом. Наконец барон всхлипнул последний раз и покинул тело своей жертвы. Реми мгновенно занял его место и ещё несколько минут рвал, казалось, на части истерзанное тело. Он был груб и даже жесток. Казалось, что мучения жертвы лишь усиливают его похоть. Эльгита затихла, и, закусив губы, молча ожидала окончания нестерпимой муки. На этот раз она не потеряла сознания и очень об этом сожалела. Когда удовлетворённые гости покинули её, она упала на постель и затихла, стараясь превозмочь боль.
Так и лежала девушка, находясь на грани сознания, когда в комнату проскользнула старая няня Мег. Она уже была, видимо, введена в курс дела, потому что сразу стала приводить девушку в чувство. Дала ей выпить что-то горькое на вкус. Потом тщательно обтёрла всё тело влажной тряпочкой и поменяла простынь. Надела на Эльгиту сорочку и накормила её чем-то лёгким. Снова дала выпить какую-то настойку, и девушка, наконец, провалилась в глубокий сон. Так провела она несколько дней. К ней приходила только старая Мег, делала, что положено, и уходила. Ни мать, ни отец ни разу не заглянули к ней.
Дней через семь Эльгита начала вставать, потом потихоньку выходить в сад, где гуляла в одиночестве. Сёстрам, как она узнала потом, сказали, что она заболела какой-то тяжёлой и опасной болезнью, от которой можно умереть, и они обходили её десятой дорогой. Родители тоже сторонились её, и девушка чувствовала себя прокажённой. Это было вдвойне обидно – ведь она вынесла ради них такие муки, а в благодарность даже тёплого слова не услышала. Полное восстановление затянулось чуть ли не на месяц. Эльгита была уже на пути к выздоровлению, когда получила ещё один удар, оправиться от которого было очень трудно.
Однажды ночью девушка проснулась от того, что чьи-то руки шарили по её телу, жадно ощупывая. Она открыла глаза и с ужасом увидела, что над ней склонился отец. Девушка вскрикнула, но тан закрыл ей рот рукой.
– Молчи, девочка, – лихорадочно зашептал он. – Молчи, и дай мне получить наивысшее наслаждение.
Отец навалился на неё всем своим большим телом, и жадно ворвался в её жаркое лоно. Он был неутомим, стонал и рычал, и казалось, готов разорвать её тело на части в поисках наивысшего пика наслаждения. Наконец он затих, упав на неё, и ещё долго лежал, восстанавливая дыхание. Потом приподнялся.
– Барон был прав, дочка, – сказал уже более спокойно, – твоё тело источник сказочного наслаждения. И я как отец, породивший тебя, имею полное право им пользоваться, когда и сколько хочу. Как жаль, что я не понимал этого раньше, и не я взял твою невинность. Это было бы сказочно прекрасно. Но и теперь я тобой доволен, дочь. Ты дала мне усладу, какой я не знал раньше. И будешь ублажать меня теперь, как надлежит послушной и покорной дочери. Я хочу отведать ещё одно удовольствие, мне незнакомое. Барон сказал, что это просто райское наслаждение. А добрый Реми оставил мне бутылочку напитка, от которого я становлюсь сильным как в двадцать лет. Ты же сама видела. Я рад, дочка, очень рад и даже счастлив. Я полностью удовлетворён. Твоя мать никогда не дарила мне такого удовольствия.
Отец поднялся с постели и оделся. С сожалением взглянул на притихшую от потрясения и потерявшую дар речи девушку.
– Мне не хочется уходить от тебя, дочь, – сказал тихо, – я чувствую в себе прилив новых сил. Ох! Как же хорошо! Я молод и силён как не был никогда раньше. Как же много я потерял в жизни. Но ничего, моя дочь даст своему отцу то, что не смогла дать ни одна женщина до неё. Сейчас я возьму тебя сзади. Я хочу и сделаю это.
В глазах его снова зажглись опасные огоньки. Он быстро скинул одежду, и не успела Эльгита опомниться, как он уже развернул её, сложил пополам и ворвался в задние ворота. Он был как бесноватый. Пена выступила на губах, а он всё не мог остановиться, стеная от наслаждения. Когда всё закончилось, и ясность сознания вернулась к нему, отец заявил:
– Это удовольствие несравнимо ни с чем. А твой зад и вправду великолепен. И теперь ты будешь подставлять его мне по первому требованию, дочь. Это моё право брать у тебя всё, что я хочу. Не забывай, что ты живёшь на моей земле и в моём доме. И ты будешь делать всё, что я только пожелаю, потому что я твой отец и господин.
С этим он ушёл, оставив Эльгиту в ужасе и полной растерянности. Как ей теперь жить? Как терпеть всё это? Как смотреть в глаза матери? И как можно продолжать считать отцом человека, так поступившего со своей родной дочерью? Вопросов было много, но ответы на них искать в спешном порядке не пришлось. В усадьбу прибыли гости.
Барон Ательстан сдержал своё слово и прислал-таки женихов для сестёр. Мужчины были не слишком молоды и не сказать, чтобы красивы, но выглядели отнюдь не бедняками и были готовы жениться на предложенных им невестах. Они уединились с таном в маленькой комнате за залом, где долго вели переговоры, обсуждая все детали предстоящего бракосочетания. В конце концов, стороны пришли к соглашению, и, кажется, все были довольны. Теперь осталось разобраться какому жениху какая из невест достанется. Задача была не из лёгких, но, наконец, решили и её. Приехавший с ними священник провёл церемонию, и счастливые новобрачные отбыли на север. Сёстры были настолько поглощены этими важными событиями, что даже не попрощались как следует с Эльгитой, к тому же они всё ещё сторонились её как переболевшую какой-то страшной болезнью.
В усадьбе наступила тишина. А Эльгита замерла в ужасе от того, что её ждёт. Отец озверел в полном смысле этого слова, и теперь она опасалась его как лютого врага. Девушка запирала на ночь дверь, но это не спасло её. Отец ловил её в самых разных местах – в поле, в сарае, даже на кухне. А вскоре она обнаружила, что запор на её двери спилен, и она осталась беззащитной. Отец налетал на неё как ястреб, задирал юбку и молча врывался в её тело, каждый раз рыча, как голодный зверь, дорвавшийся до пищи.
Эльгита была в отчаянии. Она не могла спрятаться от отца – он находил её везде. Она сбежала бы из дома, если бы имела куда. И потом – как оставить всё это? Она очень любила свой дом, места вокруг были ей хорошо знакомы и доставляли много радости, когда она выезжала верхом. Огромная зелёная равнина расстилалась вокруг, оживляемая то небольшим холмом, то перелеском. По траве бродили отары овец. А вдали, за рекой поднимался высокий густой лес.
Но и от этого удовольствия пришлось отказаться, потому что отец, догнавший её как-то на такой прогулке, разгорячённый погоней и быстрой ездой, завалил её прямо на траву и вошёл в такой раж, что девушке стало страшно. Ей было отвратительно вспоминать потом, что он выделывал с её телом в тот раз. К тому же надвигалась осень. Она пришла как-то внезапно. Резко похолодало, листья осыпались с деревьев, и природа замерла в предчувствии грядущих холодов. Эльгита с тоской думала о том, что ей всё труднее становится прятаться от отца. Девушка была на грани отчаяния. И тут, как ответ с небес на её горячие мольбы, пришло избавление. Прибывший издалека гонец сообщил тану, что король совсем плох, и его требуют в столицу. Отец собрался и уехал, но перед тем выразительно взглянул на дочь и прошептал на прощанье:
– Я скоро вернусь и уж тогда получу всё, что мне причитается, – в бутылочке осталось ещё немного того зелья, что делает меня неутомимым. Жди меня, дочь. И не вздумай никому давать то, что принадлежит мне одному.
Он уехал, а Эльгита задумалась. Она готова была предложить своё тело кому угодно, лишь бы вытравить из него следы отцовской страсти. Но близость с мужчиной пугала. Ей не преодолеть себя. И она с ужасом ожидала возвращения родителя.
Но наступила и прошла зима, а отец не возвращался. До них дошли слухи, что в канун Крещения скончался старый король Эдуард. А трон Англии спешно занял Гарольд Годвинсон, эрл Уэссекса, брат нелюбимой жены покойного монарха Эдивы. Новый король Гарольд собирает силы, поскольку опасается мести герцога Вильгельма. Ведь он сам два года назад дал присягу племяннику старого короля и обещал поддержать его право на английский трон. Теперь Вильгельм в ярости. И его поддерживает император Священной Римской империи Генрих 1У. И даже Папа Римский встал на сторону норманна – он публично заявил об этом, а Гарольда отлучил от церкви. Обстановка в стране в край накалена. Гарольд, конечно, свой, англосакс, но и особого доверия не заслуживает. Позволил себе нарушить данное слово – это позор несмываемый. Тут и его предательство по отношению к Эдит Лебединой Шее вспомнили. Сколько лет любил её, почитал как жену, а как только почуял выгоду от союза с графом Мерсии, сразу выгнал вон из дома вместе с тремя сыновьями, чтобы жениться на дочери графа. Плохо, конечно, очень плохо. Но и норманна над собой не хочется. А тут ещё знамение – в конце апреля в небе появилось светящееся тело и целую неделю ярко сияло над Англией. Страну накрыла паника.
Гарольд собрал войска, объявил фирд и повёл всю эту массу людей на побережье напротив Нормандии – охранять страну от вторжения. Но время шло, запасы продовольствия таяли, ополченцы рвались домой, а Вильгельма всё не было. А тут ещё брат короля Тостиг, которого Гарольд изгнал из страны, получил поддержку от тестя Вильгельма во Фландрии, объединился с норвежским королём Харальдом Суровым и высадился в Йоркшире. Пришлось спешно бросать свои лучшие силы туда. Справился. В жестоких битвах под Йорком полегли и мятежный брат, и грозный Харальд. Но армия короля была вконец измотана и нуждалась в передышке.
В конце лета тан Освальд Эбенгард вернулся домой. Он был нездоров, исхудал и стал бледен. Мрачный и раздражённый ходил он по своему владению, резко выговаривая всем, кто не угодил ему. На дочь не смотрел. Так прошло два месяца. И вдруг по стране прокатилась страшная новость – на Михайлов день герцог Вильгельм высадился на английском побережье. Он прибыл с большой и хорошо вооружённой армией, его люди привыкли к сражениям и, кроме того, верили своему предводителю и были ему преданы. Вильгельм обещал тем, кто шёл за ним, земли. А что могло быть заманчивее для безземельных рыцарей, младших сыновей богатых и знатных семейств?
Гарольду пришлось в большой спешке перебрасывать свои силы вновь на побережье. Решающее сражение состоялось при Гастингсе. Оно было трудным для обеих противостоящих сторон, длительным и очень кровопролитным. В этом сражении герцог Вильгельм впервые применил неизвестный ещё англосаксам арбалет вместо привычного им лука. Арбалетная стрела была намного тяжелее обычной, била с гораздо большей силой и пробивала даже самые надёжные доспехи. В ходе этой страшной битвы, пал последний англосаксонский король Гарольд, поражённый в глаз случайной стрелой. Погибли и его братья. В жестокой кровавой схватке полегла практически вся регулярная армия англосаксов, а это ни много ни мало около трёх тысяч человек. Погибло также много ополченцев, но части из них удалось спастись. Исходом битвы стало не только падение Гарольда, но и окончание владычества англосаксов на острове, а герцог Вильгельм, правивший Нормандией, в одночасье стал королём всей Англии.
Волны норманнов хлынули на остров. Все они жаждали земель и богатств. Владения саксов, поддерживавших Гарольда, быстро переходили в руки победителей. Новый король щедро вознаграждал своих преданных рыцарей.