«Прогульщица»
Звонок в дверь оторвал директора школы от семейного ужина. Жареная картошка, черный хлеб, пара котлет… Он недавно только пришел из школы, чуть охрипший после уроков и после своего исторического кружка, мокрый, как мышь.
– Ешь, ешь, я открою, – бросила жена.
Встала, щелкнула замком, открыла дверь на традиционно темную лестничную площадку, всмотрелась.
– Это к тебе…
– Ну, так, пусть заходит, что ли.
– Нет-нет, – раздалось с лестницы. – Лучше вы выйдите, а то она убежит!
Директор отложил вилку с наколотым уже куском котлеты, вытер губы и в тапочках переступил через порог.
– Она пришла! Пойдемте скорее к нам! Она пришла и может опять пропасть!
Это было время, когда в школы приходили молодые учителя. Их направляли в городской отдел народного образования, а оттуда распределяли по школам. Пришли три молодые симпатичные учительницы и в его школу. Одна – на начальные классы, одна – рисование и труд, одна – математик. Три подружки получили две комнаты в общежитии, где уже жило три учителя других школ. Общежитием называлась стандартная трехкомнатная квартира, в каждой комнате которой стояло по две кровати.
И все было хорошо. Первые месяцы. Но потом закрутилось, завертелось, навалилась рутина и ежедневный труд. Девочкам было сложно.
А у математички еще и что-то с личными отношениями, которые только-только начались у нее в нашем районе, да вдруг сразу и закончились. И с длинных зимних выходных она просто не пришла в школу. И на второй день не пришла. Соседки сказали, что она исчезла. Пропала неизвестно куда. Вещи все на месте, а самой ее нет. Уехала куда-то. То ли к маме, то ли к мужику этому, то ли просто загуляла с тоски и остановиться не может.
Это же так знакомо: загулять, а потом просто не идти учиться, или не выходить на работу, уже по инерции, просто потому что выйти – страшнее, чем продолжать пить…
Неделя.
– Да, увольняйте вы ее! Прогулы есть прогулы, по какому бы поводу они не случились!
– Во-первых, уволить даже за прогулы молодого специалиста не так уж и просто. Можно, конечно. Я смогу. Но вы уже придумали, кто будет вести ее уроки? И вообще: что, она была очень плохим учителем?
– Ну, нет. Не сказать – плохим. Она была молодым учителем. А знаний у нее много. Вон и диплом, какой хороший, – неуверенно покивала завуч. – Да и уроки, вроде, неплохие. Я смотрела.
Директор каждый день заходил в классы к подругам исчезнувшей, кивал вопросительно издали при встрече. Те разводили руками и мотали головой – нет, не появлялась. Каникулы кончились. Надо было что-то решать.
И вот перед ним приплясывает в нетерпении невысокая спортивная молодая учительница, заглядывая в глаза: что делать?
– Беги обратно. Беги, пока она снова в загул не ушла. Сиди с ней, разговаривай, тормоши, про школу рассказывай, про детей. Я сейчас. Напомни только номер квартиры.
Директор школы быстро оделся и почти бегом выскочил из дома на темную морозную улицу. Через парк по расчищенной аллее, направо, потом налево к старой пятиэтажке, в темный подъезд, вверх, на четвертый этаж, стукнуть в дверь легонько.
Дверь тут же открылась:
– Она на кухне. Сидит там без света, и никого видеть не хочет, – прошептали в темноте.
С кухни раздавалось какое-то негромкое бубнение. С подругой пытались поговорить.
Директор выдохнул, толкнул кухонную дверь, тихо вошел.
– Сиди-сиди! Куда кинулась? Ну, не будешь же со мной драться?
Вскочившая «прогульщица» послушно осела обратно. Она сидела в темном углу на полу у батареи, на корточках, скорчившись, обхватив руками ноги.
– А вы, девочки, идите пока в комнату. Идите. Я к вам потом зайду.
Дождавшись, когда закроется дверь, он осторожно присел рядом со своей учительницей.
– Ну, что с тобой теперь делать будем?
– Не знаю, – пустым и пыльным голосом прозвучало в ответ. – Увольняйте…
– Да, это легко, в сущности. А дети?
– Они меня не любят, – прошептала с обидой из темноты.
В темноте ей было легче, потому что не было видно глаз.
– А ты? Ты их тоже не любишь?
– Не знаю…
– Ты же хотела в школу… Помнишь, как хотела?
– Дура была, – просто как дуновение сквознячка.
– Почему сразу – дура? И я дурак, выходит?
– Вы директор…
– А ты – учитель! Вот, не будет директора. Даже не неделю – месяц не будет. И ничего в школе не случится. Потому что не директор ведет уроки, не директор смотрит в глаза детям, не директор разговаривает с ними, учит их, воспитывает, любит… Директор – это ведь просто администратор! А учитель… Учитель – это призвание. Вот, ты, когда училась в институте, тебе нравилось?
– Да, очень.
– А на практике? На школьной, на уроках?
– Нравилось.
– Так, работа – она же такая же! Только часов побольше, уроков. А ученики те же самые. И предмет тот же. Мне завуч говорила, что у тебя знания хорошие.
– Что, правда? – наконец-то повернула голову.
– Конечно, правда! Зачем мне врать? И дети спрашивали, когда появишься. Я сказал, что болеешь еще.
– Я не болела. Я прогуляла.
– За прогулы накажу. Это как раз моя функция. А дети все равно ждут…
– Я не могу к детям. Мне стыдно…
– А мне не стыдно? Я принял учителя, дал ему детей, доверил, можно сказать. Я поддерживал всегда. Не ругал.
– Вы мужчина…, – совсем тихо, почти неслышным шепотом. – Вам легче…
– А завучи – женщины. А учителя в большинстве – женщины. А подружки твои, с кем приехала – они мужики, что ли? Эх-х-х… Дура-дурой.
– Ага. Дура. Поломала себе все…
– Да не все. Не поломала еще. Только собираешься. Давай так. Завтра… Да, да – завтра. И не мотай головой, я все равно в темноте ничего не вижу! Завтра ты сама придешь ко мне в кабинет. Утром, с девчонками. И мы поговорим там. Уроков завтра я тебе не ставлю. Походим, посмотрим. Сходишь в библиотеку, там посидишь. С завучами поздороваешься. Детям покажешься. Предупредишь, что выходишь, чтобы учебники несли.
– Но я же…
– Ага, ты же. А я? Слушай сюда, девочка: мне в школе нужен учитель. Ясно? Ты, как говорят, можешь стать хорошим учителем. Вот ты мне и нужна. Если ты хочешь поломать мне все планы – беги опять. Только помни, что ты не сама гуляешь, а срываешь учебу детям и срываешь весь процесс мне. И мне потом еще и тыкать будут наши «старослужащие», что слишком много воли вам давал… Вот ведь… Она же… Не может же… Тьфу! Зав-тра. Ут-ром. Ко мне. Ругать буду и песочить. И выговор напишу. Это обязательно. И приказ дам подписать с этим выговором. Но чтобы послезавтра уже пахала, как та лошадка! Еще и факультативов накидаю – а то, гляжу, нечего тебе делать по вечерам, вот и бесишься со скуки!
– Я не со скуки, – жалобно-плаксиво протянула она.
– Со скуки, со скуки. А в школе тебя ждут… Идти туда надо, где ждут. Правда, ведь? Всё, – директор встал, глянул сверху. – Пойду, посмотрю, как вы тут живете, чего вам не хватает. А ты посиди тут еще, посиди. А завтра – ко мне на ковер. Ага?
– Ага-а-а…
Он прикрыл аккуратно за собой дверь кухни, еще минут двадцать поболтал с девчонками в их комнате, в напряжении прислушиваясь, не хлопнет ли вдруг входная дверь, не пробежит ли опять она вниз по лестнице – и неизвестно куда. А потом медленно-медленно пошел домой, ловя лицом редкие снежинки.
Дома было уже темно. Все давно спали. На кухне ждала сковорода с холодной картошкой и куском котлеты.