Глава пятая. Дайджест
Профессор Грмнпу совсем запыхался. Так не терпелось ему познакомить жену с новыми знакомыми. По пути он свалил три пальмы, сломал множество веток на деревьях, случайно раздавил не успевшего сойти с пути гониоподуса. И вообще проложил широченную тропу через половину леса.
Жена его, красавица Нрлощнрту, делала себе маникюр, покрывая когти лаком для когтей. И вообще, наслаждалась одиночеством. И тут из чащи выскочил муж.
– Дорогая! – восторженно закричал ещё издали. – Бросай всё! Пойдём, я хочу тебя кое с кем познакомить. Это невероятно. Там! Там! – тяжело дыша, он показывал в сторону леса. Ты даже не представляешь, кого я встретил!
– Дорогой, я тебя умоляю, я устала от твоих друзей. Они все на одно лицо – алкаши и хамы. И, если хочешь знать, некоторые за твоей спиной бросают на меня томные взгляды. Надоели все. Я договорилась с сестрой пройтись на озеро. Такая чудесная ночь…
– Милая, ты совсем равнодушна к моим интересам. Твоё отношение говорит о том, что и ко мне ты относишься…
– Не начинай, у меня было такое замечательное настроение, пока ты не пришёл.
– Ты меня совсем не ценишь. Это же всё связано с моей работой. Я встретил, ты даже не поверишь, кого! Людей!
– Удивил. Кого ты встретил? Своего любимого Павлика? Глаза б мои его не видели. Или этих отморозков с автоматами? Или детей с лукошками, орущими на весь лес и гадящими под кустами? Кого ты видел? Я их встречаю каждый день.
– Нет, нет, это совсем не те люди. Совсем не такие. Они не здешние, они появились в лесу вместе с домом. Они издалека. Нрлощнрту, любимая, пойдём, это не далеко. Думаю, у меня будет много сенсационной информации для моей книги. Ну!
– Отстань, ну честно. – Динозавриха подула на когти. – Мне это не интересно.
– А что тебе интересно? Слушать жаб на болоте со своей склочной сестричкой? Журналы, в которых можно читать разве что рекламу, потому что остальное читать просто невозможно? Это тебе интересно? – Указал он на ведро лака. – Сначала красишь, а потом – дорогой, помой посуду, а то у меня маникюр.
– Ну что ты разорался? Никуда я не пойду. Тебе нравится цвет? – протянула она ему лапу.
– Нет, не нравится.
Грмнпу достал из хранилища бутыль дронтровки.
– Опять пьяный припрёшься? Да, вот у тебя интересы – куда там моим журналам. Алкоголик, доминошник. Салат не трогай, там мало осталось.
Профессор махнул лапой, и пошёл обратно в лес, недовольно ворча.
Ева Браун в шикарном чёрном халате с узором из красных свастик возлежала на кровати с балдахином и читала очередной сценарий. Наконец-то она нашла близкий ей типаж. Героиня – женщина, поднявшаяся из трущоб на самую верхушку мира, прошедшая через всевозможные испытания и соблазны. Любовь, страсть, измена, деньги, стрельба и погони – всего в меру, и всё о ней.
– Адик! – позвала она, – Адик, ну иди же сюда!
Гитлер зашёл, неся перед собой ладони с растопыренными пальцами.
– Что, звездочка моя? Не кричи так, ты же посадишь связки. Как тебе маникюрчик?
– Прелестно, душка. Я рада, что ты наконец-то отказался от ярких тонов, а то ты был похож на…
– Ева, ты же знаешь, я этих разговоров не терплю. Это совсем разные вещи. Почему красота должна предполагать извращения?
– Не расстраивайся, я пошутила. Адик, – она протянула мужу рукопись, и тут же закричала, как капризный ребёнок: – Хочу, хочу, хочу, хочу!!! Ты не можешь мне отказать!!! Любимый, это будет мой звёздный час.
– Что, опять сценарий? Может попробуешь рисовать или вышивать?
– Адольфик, ну пожалуйста, что тебе стоит?
– Народ шепчется, что фюрер женат на актриске.
– Ну, так казни их всех, сгнои в лагерях. Как они смеют?
Гитлер нахмурился, но долго обижаться на жену не получалось.
– Что? – спросил он, присев на край кровати.
– Режиссёром, естественно, Рифеншталь. Хочу Лизу Бергнер, Вейсмюллера, Ольгу Чехову, Бельмондо и Куценко?
– Кто такой? Первый раз слышу.
– Самый рейтинговый. Говорят, где Куценко, там сборы.
– И что, опять чёрно-белое?
– Да! Но не только! Ещё и немое!
– Евочка, но почему? Это прошлый век. Сейчас компьютеры, спецэффекты, цифра. Прогресс, дорогая. А с ним спорить трудно.
– Ну, давай, давай! Это так романтично.
– Ладно, – сдался Гитлер, – для тебя любой каприз. А если этот, как его…
– Куценко.
– Куценко не согласится?
– Ну тогда Хабенского.
– О, Боже…. Я распоряжусь. Только, – игриво улыбнулся Гитлер и погладил жену по щеке, – конфетка будет?
– Даже две.
– Прямо сейчас? – Гитлер лёг на спину, закинул руки за голову и закрыл глаза.
И тут в дверь постучали.
– Кто там? – закричал фюрер, – Расстреляю на месте! Кто посмел?
В дверь заглянул перепуганный адъютант.
– Прошу прощения. Вам шифровка от штрандур…штирмундер…, короче, от господина Мэнсона.
– Да? – оживился Гитлер, – и что в ней?
– Не можем знать. Это же шифровка.
– И что?
Адъютант замялся, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну, так, войны давно не было, шифр уже никто не помнит.
– Идиоты! – заорал фюрер. – Пошёл вон! Где мой мобильный? Так, Мэнсон, ага, вот. Чарли, что происходит? Вы где? Почему не звонишь? Разобрались там с этим гаражом?
Рииль и Зора сидели на толстой ветке, нависшей над дорогой, близняшки лежали в траве, а Лита спряталась за кустом. Лошадей они оставили в двух полётах стрелы отсюда. Солнце уже встало, но по тракту никто не проезжал, Лита присела на корточки, чтобы размять затёкшие ноги, над головой шепотом выясняли отношения влюблённые. Слова разобрать не удавалось, но интонация выдавала ход беседы. Рииль возмущалась, Зора извинялась, потом менялись местами, укоры сыпались с обеих сторон, затем наступало молчание, наверное, они целовались. И снова тихое бубнение. Вечер, проведенный с Рииль, прибавил ещё больше страха перед сегодняшним днём. Сначала было вино, затем душевные беседы, потом отчаянные поцелуи, и закончилось всё истерикой, пощёчиной, обвинениями. Лита еле сбежала от пьяной Рииль. Сопротивляясь, она даже сломала два ногтя.
Именно такими описывали мужчин: настойчивыми, наглыми, неуравновешенными и пьяными. И именно это стало поводом для свержения патриархата. Правда, лучше не стало. Женщины, почувствовав власть, пошли во все тяжкие. Как утверждают летописи, после свержения господства мужчин, почти столетие шла война между двумя полами. И женщины победили, благодаря тому, что они оказались беспощаднее, циничнее, наглее мужчин. Пленные приносились в жертву Великой Матери, умирали о зверских пыток, амазонки, шли в бой, неся вместо флагов копья с головами мальчиков и юношей. И мужчины дрогнули, они пали на колени, и навек покорились. Хребет сломан, зверь повержен, и теперь его участь – ползать на животе и лизать ноги хозяек.
Но эта война породила новый тип женщин. Свято место пусто не бывает. Часть женщин заняла нишу, которая освободилась. Они просиживали в забегаловках, упиваясь до умопомрачения, устраивали драки и поножовщину, начались грабежи, воровство, и даже изнасилования. И всё это в ещё более жестокой и бесшабашной форме, чем было у мужчин.
И только после того, как был принят свод законов, даже малейшее нарушение которых каралось смертной казнью, воцарился покой в Амазии и её многочисленных колониях. Волна матриархата захлестнула весь мир и вскоре стала единственно возможной формой отношений между полами. Великая Мать стала править миром справедливо и мудро. Вот только как получалось, что вокруг находились земли, где всё ещё главенствовали мужчины? Ответа не было, поэтому и вопрос перестали задавать и смирились.
Раздался птичий крик. Это был сигнал приготовиться. Кто-то едет. Лита прислушалась и внятно различила вдали шум двигателей. Она хорошо знала этот звук. Когда-то у неё был мотоцикл, захваченный у дикарей. Она научилась ездить, и каталась, пока не стали ломаться всякие штучки в его животе. И в один прекрасный день мотоцикл умер, но стук его железного сердца остался в памяти надолго. Сердце заколотилось сильнее, кроме мужчины была возможность захватить ещё и мотоцикл. Вернее, даже мотоциклы, и что-то ещё, чьё сердце стучало ещё более громче и сильнее.
Рииль жестами показала Лите приготовиться. Лита вставила в лук стрелу, наконечник которой смазан пыльцой цветка сигууры. Даже малейшая царапина вызывала у жертвы паралич на несколько часов. Главное, выстрелить так, чтобы слегка задеть цель, не причинив существенного вреда, а тем более, не убить. Но для амазонок это труда не представляло, они с самого детства обучались боевым искусствам, и каждая владела досконально практически любым оружием.
Руки напряглись, приготовившись натянуть тетиву. Машины ехали уже совсем близко. Близняшки потянули шнур, и надпиленное предварительно деревце повалилось, перегородив дорогу.
Лита почувствовала энергию соратниц: напряжение, силу, сжатую пружину, готовую вырваться наружу.
Павел сидел на нагретом утренним солнцем валуне, ногтем сцарапывая кожуру с плода зинима, слегка переспевшего, сочного, запах которого дурманил и кружил голову.
Сверху было видно много земель. Вон– лес динозавров, за ним – Рейх, слева – Амазия, вдалеке сверкали небоскрёбы Нью-Тауна. Дальше – хребет Моронтр, населённый монахами, бессмертными горцами и партизанами. Облака, несомые ветром, бросали тени на земли, укрывая их от солнца, от чего они становились тусклыми. Но вскоре лучи снова озаряли те места, и они вновь играли всеми красками. Всё было, как всегда.
Павел подставил лицо свежему ветерку, глубоко вдохнул чистый слегка разреженный воздух. Затем откусил от фрукта, долго жевал, чуть ли не втирая сочную мякоть в нёбо и дёсна. Небо вдруг начало менять цвет, переливая всей палитрой, облака приобрели ещё больший объём, и теперь их можно было рассмотреть не только снизу, но и со всех сторон, даже сверху. Стая ужасных созданий, крылатых червей или змей, покружила над головой и растаяла. Нет, не то, – подумал Павел, и откусил ещё. На небе проявились слова, они плыли длинной широкой лентой, и исчезали за горизонтом. Павел попытался прочитать, но всё время терял фокус. Единственное, что он успел прочитать в самом хвосте этого послания – КОНЕЦ ФИЛЬМА. Мосфильм, 1976 год. Опять не то.
Откусив третий раз, наконец-то Павел добился необходимого результата. Прямо из земли вырос старик с белой седой бородой, босой, в потёртом джинсовом костюме и с шапкой – ушанкой на голове. В руке держал жезл с набалдашником, инкрустированным драгоценными камнями. Он внимательно посмотрел на Павла, погрозил ему пальцем, присел на соседний булыжник и принялся крутить козью ножку.
Оба молчали. Павел не имел права заговорить первым, и терпеливо ждал, когда старик закончит это занятие.
– Огоньку не найдётся? – спросил старик.
– О! Могучий и великий, мне нужен совет, – Павел дал старику прикурить, тот глубоко затянулся, пытаясь удержать дым в лёгких.
– Слушаю, чем могу помочь?
– Что-то не так, я не пойму что, но эфир дрожит, время извивается, как змея, я чую вибрации грядущих перемен. Что происходит? Незачем беспокоить это мир, нам не нужны волнения и хаос. Пусть всё останется как есть, навек.
Старик выдохнул дым, который на мгновение сбился в клубок, образовав отчётливый образ часов.
– Верни домой бродяг. – сказал дед. – Иначе всё рухнет. Пусть возвращаются.
– Кто они? – спросил Павел, заглядывая в глаза.
– Туристы.
Старик растаял в воздухе, лишь недокуренная самокрутка осталась в траве. Павел хотел её поднять, но оказалось, что она нематериальна, пальцы проходили насквозь, и вскоре она просто растаяла в воздухе.