Вы здесь

Бригадир. Глава первая (В. Г. Колычев, 2011)

Глава первая

1

Слева мелькнул кулак c венцом кастета, справа кто-то кого-то двинул ногой – вопли, стоны, хрипы. Там хрустнуло, там хлюпнуло… Сверху, блеснув на солнце, в рубящем ударе опускается полированная бита, но на плечах у Спартака не мяч для лапты, а голова, и ее надо закрыть, чтобы она не рассыпалась, как городошная фигура.

Спартак подставил под удар левую руку. Кости у него прочные, мышцы крепкие, а боевая эйфория намертво глушит болевые ощущения. Сейчас его никакая боль не остановит – хоть руку ему сломай, все равно будет драться. Оторви ему ноги, так он на культях дотянется до врага, зубами вцепится ему в горло. Сейчас его мог остановить только убойный удар, такой, чтобы дух вон. Но бита заблокирована, и пока разъяренный качок снова замахнется, Спартак успеет намотать его сопли на кулак. Удар! Слева, справа, теперь головой, локтем в «солнышко», ногой под колено, еще раз, еще… Главное – не останавливаться, не ослаблять натиск. Бить, бить, бить так, чтобы даже в своей голове все сотрясалось.

Первый поплыл – нос в лепешку, во рту кровавая каша, глаза синус на косинус. А нечего во взрослые игры играть! Сидеть бы этому чепушиле в своей песочнице да пасочки под кожей лепить из анаболиков – ан нет, он вдруг решил, что может околачивать не только груши. Но не по плечу ему это дело, потому и слетел с копыт…

Справа мелькнул кулак, Спартак инстинктивно подставил под него плечо, защищая челюсть, но все равно тряхнуло его здорово, на ногах еле устоял. Но ведь выдержал удар, развернулся к врагу лицом. У парня бритая под ноль голова, покатый лоб, массивные надбровья, широкие челюсти, тяжелый квадратный подбородок, бычья шея, плечи, как у Сталлоне, «банки» на руках, как у Шварценеггера. Глянешь на такого качка – и перелякаешься. Но это глаза боятся, а руки-то делают. Кулаки у Спартака крепкие, тяжелые, а удар от природы будь здоров. Отточенный удар, на многих челюстях отшлифованный. И запрягает он быстро, и кулак справа летит со свистом.

Качок ставит блок, но Спартак бьет левой, по прямой и точно в подбородок. Но это лишь начало. Теперь справа, снова слева, «двойка», за ней «тройка». Враг огрызается в ответ, но удары у него не убойные, Спартак выдерживает их, атакует. Натиск, напор: быстрей, быстрей, вперед, напролом… Качок поплыл, покачнулся, как бычок на досточке. Попал, что называется, бык на мясобойню. Конкретно попал… Удар в живот, коленкой по фейсу, еще раз, еще… Ну вот, «бык» уже на боку, самое время нож ему в сердце всадить. Нет, забивать Спартак его не будет, но ведь ливерный фарш можно сделать, и не вырезая потроха.

Лежачего не бьют. Это верно. Нельзя бить лежачего, когда вокруг свара, когда в голову может прилететь кулак или монтировка. Нельзя увлекаться поверженным врагом, чтобы не пропустить удар сзади. Кроме того, с битого на небитого надо переключаться, чтобы помочь своим. Но, похоже, встречная волна размыла набегавшую и погнала ее обратно в море. Одна толпа рассеяла другую, и теперь Спартаку ничего не мешало добить врага. Но зачем ему это нужно? Это чужая война, и он здесь наемник: не за правду дрался, а за деньги.

Изрытый канавами пустырь за барахолкой, пыльная туча, поднятая ветром, крепкие ребята с разбитыми в кровь лицами – одни убегают, другие догоняют. С одной стороны – ликующий рев, с другой – стонущее молчание сквозь стиснутые зубы. Удаляющиеся крики, топот ног, еще слышно, как трещат чьи-то ребра. Это Бабай пинал сбитого наземь братка в грязной джинсовой куртке. Не человек он сейчас, а машина, и молотить будет, пока в голове не замкнет. Или пока кто-то не вразумит.

– Бабай, на тормоза жми! – одернул его Спартак.

Он бригадир, и этот громила должен ему подчиниться. И еще они друзья с детства…

Бабай оторвал ногу от земли, но бить не стал, замер, а взгляд затуманился под прессом тяжкого раздумья. Бить или не бить?.. Браток правильно понял, что нужно сматываться, пока его истязатель застыл в нерешительности. Лишь бы только не пнул Бабая, решив, что его безнадежно заклинило. Тогда ему Спартак ничем помочь не сможет.

Но нет, парень отполз от Бабая, поднялся на ноги, наспех отряхнулся и заковылял вслед за своим дружком, которого пощадил Спартак. Им обоим есть куда торопиться, спортивные ребята из их команды уже садятся в «пазик». Много их, десятка два – культуристы, штангисты, каратисты, прочие клоуны. В стаю сбились, решили с рынка поиметь, да только облом на стрелке случился, боком разборка вышла. В убытке парни остались – выбитые зубы, сломанные челюсти, носы, ребра.

Спартак подошел к Бабаю, пальцами щелкнул перед застывшим лицом, в ответ получил вполне осмысленный взгляд.

Досталось парню. Лоб у него мощный, толстокожий, но шишку ему набили красивую, с пунцовым отливом. И в челюсть кто-то кастетом зарядил, из дырок от шипов сочится кровь. Надбровье набухает… Для Бабая это не беда: его однажды стальными прутами посекли, на лице живого места не осталось, глаза чуть не выбили, но ни одного перелома. Нос у него бронированный, челюсть железная, подбородок чугунный…

Спартак не смотрелся в зеркало, но точно знал, что выглядел не лучше. Нос распух, щека разодрана, нижняя губа разбита, кровь из нее струится, и боль уже пульсировать начинает. Но бывало и хуже.

– Ну, как вы тут?

К ним подошел Мартын. Этого в переносицу отоварили – драка только закончилась, а у него уже от глаз узкие щелочки остались. Ухо красное, распухшее, подбородок в кровь разодран.

Бабай – глыба, на фоне которой Мартын смотрелся не очень выгодно. Среднего роста, поджарый, уши большие, лицо узкое, нос острый, с хищной горбинкой, тонкие губы, мелкие и острые, как у акулы, зубы. Но у Бабая отсутствующий вид, взгляд потухший, как у робота без батареек, в голове что-то варится само по себе, но работа мысли на лице не отражается. Оживить его может или работа, или драка, а без этого парень обычно пребывает в ауте, и нужно хорошо постараться, чтобы достучаться до него. Другое дело – Мартын. Заводной человечек, покой которому даже не снится. Весь на шарнирах, на пружинах, и походка такая, как будто ступни у него на рессорах. В глазах вулканический огонь, а вокруг него самого такое сияние, что Бабай меркнет на его фоне.

– Ну, так как тут у вас? – Быстрым движением пальцев Мартын ощупал разбитые в кровь костяшки на правом кулаке.

В драке он всегда впереди, рвет и мечет. И кулаком по вывеске съездить может, и через себя швырнуть, но без кастета при этом никуда. И сегодня не обошлось без шипованной железки, но кулаки он все-таки сбил.

Спартак свой кастет оставил дома, но с ним его кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Удар они не усиливают, но кулаки защищают. И комфортно в них, и уверенность они придают такую же, как и кастет…

– Да как-то невесело, – угрюмо отозвался Спартак. – Не наша это драка.

– Ага, уже не наша. Эти ее увезли… – Бабай с самым серьезным видом показал на отъезжающий «пазик». – Увозят, блин…

– Люлей они увезли, – хмыкнул Гобой.

В детстве Миша Стахов занимался на гобое: мать заставляла, хотела, чтобы он играл в симфоническом оркестре. Ан нет, парню дворовая романтика больше нравилась. Песни под гитару, пьянки-гулянки с девчонками в подвале, ну и, конечно, стенка на стенку, настоящая пацанская дружба… Пришлось ему хлебнуть лиха в своей жизни, три года отмотал за пьяную драку – половину на общем режиме, вторую на «химии». Судимость у него, какая уж тут филармония. Но его интеллигентская суть и наружность никуда не делись. Худощавый, утонченный, всегда умытый и причесанный, свежий и лощеный. Даже сейчас, грязный после пыльной работы и окровавленный в драке, он был похож на дворянина, что в схватке потерял треуголку, но высоко пронес над полем боя офицерскую честь. Черты лица у него правильные, даже можно сказать, изысканные, но женственности в нем нет ни грамма – ни внутри, ни снаружи. Есть в нем определенная мягкость, но это вовсе не признак малодушия. И горе тому, кто вдруг выберет его в мальчики для битья. Не атлетический у него вид, но с одного удара он ломает челюсть в двух местах.

– Там нам, кажется, что-то обещали, – хмуро глянул на Спартака Угрюм.

Фамилия у Паши такая – Угрюмов. Но и по жизни он такой же сумрачный, вечно чем-то недовольный, хотя, в общем-то, безобидный, если, конечно, дорогу ему не переходить. В Афгане Угрюм был пулеметчиком. Роста он невысокого, на голову ниже Бабая, зато в плечах шире. Если бы не старая, еще с детства, кличка, Спартак назвал бы его Квадратом. Все у него квадратное – и голова, и подбородок, и фигура. Даже мысли квадратные, в форме рамки, в которую он себя загнал. Работа, семья, дом – больше ничего другого в этой жизни его не волнует. И в эту драку он до последнего лезть не хотел. Если бы не деньги, его бы здесь не было. Хотя трусом Угрюма не назовешь: орден у него боевой, «духов», говорят, немерено положил. Но тогда он холостой был, а сейчас жена у него, такая же квадратненькая, и сынок – маленький квадратик. Угрюм для семьи себя бережет, и понять его можно.

Спартак тоже был в Афгане. В стройбате служил, школу-интернат в Кабуле строил, пока в Союз не вывели. До дембеля оставалось совсем чуть-чуть, когда он сцепился со старшиной. Не правы были оба, но в госпиталь отправили прапорщика с черепно-мозговой травмой. Армейские друзья разъехались по домам, а Спартак отправился в дисбат на три долгих года. Такие вот заслуги, в которых ничего героического…

– Обещали, – кивнул Спартак, глядя на работодателя.

Хазар направлялся к своей машине блатной походкой от колена. Будь у него брюки клеш, мел бы он сейчас пыль под ногами. Впрочем, джинсы у него широкие, свободные, в таких очень удобно махать ногами. Футболка на нем со знаком доллара, на капоте вишневой «девятки» лежала кожаная куртка, которую он снял еще до драки, чтобы не порвать. Нос у него всмятку, вся вывеска в крови, но улыбка до ушей. Как же, отбил наезд спортсменов-рэкетсменов из Москвы.

Хазар держал барахолку, бригада у него небольшая, чуть больше десятка бойцов, а тут целая орава нагрянула. Умри, говорят, или отдай рынок. А ребята наехали неслабые и до поживы жадные, потому что голодные. Не было у них ничего за душой – ни машин, ни оружия, автобус наняли, чтобы на разборку выехать. Хазар вывел против них свою братву, смотрит, недобор получается, а тут стройка на подконтрольной территории – Спартак со своей бригадой кафе выводит под крышу. Ребята молодые, горячие, на вид совсем неслабые. Пять человек – какое-никакое, а подспорье, вот он и обратился за помощью. А у Спартака с финансами напряженка, потому он и согласился. Тем более что не впервой.

– Ну, спасибо, братан! Даже не знаю, что бы мы без вас делали.

Хазар крепко пожал Спартаку руку, даже обозначил движение, будто собирался с ним по-братски обняться.

– На спасибо пожрать не купишь.

– Что верно, то верно, – широко улыбнулся Хазар.

Тип внешности у него славянский, но пробиваются на лице восточные черты. И взгляд у него с лукавинкой. На Спартака он смотрел, хитро сощурив один глаз.

– Ты штуку баксов обещал. По две сотни на брата.

– Да я помню…

Хазар приложил ко лбу палец, чтобы Спартак не видел, как забегали у него глазки.

– И я не забыл… Слышь, я тут подумал, может, тебя к себе в бригаду взять? А что, маза у нас конкретная. И бабки у тебя будут, и почет…

– Какой почет? Бабки с торгашей стричь, это, по-твоему, почет? – неприязненно скривился Спартак.

– А это закон такой: не подмажешь, не поедешь. Хочешь – не хочешь, а делиться надо…

– Я, Хазар, спорить с тобой не стану, – покачал головой Спартак. – У тебя свои дела, у меня свои. Я работу сделал, я должен за нее получить…

Слева от Хазара стоял один браток, справа – двое, и еще люди подошли. В этих бойцах его сила, уверенность, потому и распушил он крылья.

– Ты кафе строишь? – хищно сощурившись, спросил он.

– Это ты о чем? – еще больше нахмурился Спартак.

– Да все о том же… Работаете на моей территории, не платите… А почему не платите? Потому что вы нормальные пацаны, и мы тоже нормальные пацаны. Пацан пацана видит издалека. Так что работайте дальше, считайте, что вы ничего нам не должны.

– Да, но ты нам должен…

Спартак смотрел на Хазара тяжелым немигающим взглядом. Браток должен понять, что на своем он будет стоять твердо и до последнего. И еще он должен понимать, что на одну силу всегда найдется другая. Спартак не какая-нибудь базарная бабка, которую можно обложить данью без вреда для себя, он ведь и сам взбунтоваться может, и людей поднять. А как его пацаны дерутся, Хазар сегодня видел. Смяли бы его братву сегодня, если бы не бригада Спартака. Не важно, что строительная, главное, народ в ней боевой.

– Так тебе и хозяин твой должен, – усмехнулся Хазар.

– Нет у меня хозяина. Хозяин есть у кафе, которое мы строим.

– Ну да, ни хозяина у вас нет, ни денег…

– Мы с этим разберемся.

– Ну, мы могли бы помочь. Я Артура знаю…

– Спасибо, не надо. Мы сами.

Артур Сагоян размахнулся широко, целый сектор на барахолке урвал – сначала торговый ряд на два десятка ларьков поставил, теперь вот кафе с летней площадкой строит, Спартака под это дело подрядил. Материал завез, задаток дал и вдруг исчез. Второй месяц Артура нет, брат его Карен говорит, что мама в Ереване очень болеет. Карен сейчас всеми его делами рулит, но деньги за работу не выплачивает, дескать, без брата никак. Даже стройматериалы не покупает, думает, что дело само по себе двигаться будет. Оно-то движется, но не благодаря Артуру, а вопреки…

– Так в чем же дело? – ухмыльнулся Хазар.

– Так натура у меня русская. Долго могу терпеть, но если взорвусь, мало не покажется. Очень долго могу терпеть…

Имя у него, может, и не русское, но и в душе, и по паспорту он чистокровный русак. А имя ему отец дал, он тогда от «Спартака» фанател. Хорошо, что не от «Динамо»…

– Так и со штукой баксов потерпи. Обещанного три года ждут.

– Меньше. Гораздо меньше… Завтра принесешь.

Спартак уверенно посмотрел на Хазара, закрепляя свое требование. Именно требование, а не просьбу. На этом разговор и закончился.

2

Спартак заканчивал выводить треугольник фронтона, осталось всего несколько кирпичей. Доска под ногами гнулась под тяжестью тела, но его это не пугало. Если суждено ей сломаться, значит, так тому и быть. А еще он был уверен, что с ним ничего не случится. Как человек он может жить на авось, а как бригадир – нет. Он за людей в ответе, поэтому проверял уже леса на прочность и точно знал, что доска не сломается и не оторвется. И кирпич из руки не вывалится, не рухнет на голову Бабаю, который с первого этажа подает раствор. Хотя, конечно, неплохо было бы каску на него надеть, может, в голове у него и сплошная кость, и хрен ее проломишь, но техника безопасности на стройке – не последнее дело. Однако нет касок, без них приходится работать. Сначала Артур говорил, что денег на них не хватает, теперь Карен в ту же свирель дует. И следить за безопасностью некому, стройка-то дикая. Следить некому, а отвечать, если вдруг что, придется Спартаку – и перед законом, и перед своей совестью. Но нет у него денег на дополнительный инвентарь. Слабая отговорка, но тем не менее…

Тцык-тцык. Рукоятью мастерка Спартак стукнул по кирпичу, рукой отер пот с лица. Все, с кладочными работами, по большому счету, закончено. Стропила на крышу надо установить, обрешетку, но это чистой воды столярка. Мартын по этому делу лучше всех соображает, ему и молоток в руки.

Спартак метров на восемь возвышался над землей, с такой высоты рынок был виден как на ладони. Дощатые столы длинными рядами, за ними торгаши с товаром, толпы покупателей, автостоянка у главного входа… Суббота сегодня, народ спешит потратить свои деньги, а кому-то просто хочется поглазеть на барахло. Джинсы, кроссовки, кожаные куртки – все это когда-то было в дефиците, а сейчас, пожалуйста, на любой вкус и цвет, только плати. И кооператоры здесь товар свой сбывают, и челноки из бывших соцстран забугорный ширпотреб везут. Хотя встречается и настоящая фирма, такая, что без обмана, но это места знать надо, да и цены кусаются. Впрочем, на фирменные шмотки Спартак пока не зарился – все свои личные деньги, заработанные за последний год, в стройку вложил. Это он бригаду сколотил, он для нее работу нашел, и ему отвечать за процесс. А денег у него немало было: он все прошлое лето как проклятый вкалывал, осень, даже зиму захватил. И все сбережения на стройматериалы ушли. Пацанам с этих денег ничего не перепадает, но когда-нибудь они свое получат. Спартак уже хорошо знает, в какой стране живет, какие здесь законы. Он знает, как разговаривать с Артуром, когда тот появится. За бригадиром сила, и он будет на коне. Так что пусть не думает хитрый армянин, что у него получится обуть русского Ивана.

Спартак уверен в себе, и пацаны у него боевые. Потому и не стал он требовать с Хазара предоплаты. И что? Вчера бригадир пришел, ящик водки принес и штуку баксов. Дескать, извините, пацаны, за просрочку, спасибо вам за помощь, пятое-десятое… Ну, с ним понятно. Сколько бы Хазар ни хорохорился, а бригада у него маленькая. Репчино – городок небольшой, десятка три высотных домов, и вещевой рынок здесь чуть ли ни единственная достопримечательность. А Москва совсем рядом, Кольцевая дорога в сотне метров от рынка шумит. Москвичи на Репчинскую барахолку ездят с удовольствием: и близко, и дорога хорошая, и стоянка большая – машину без проблем поставить можно. Рынок расширяется, обороты растут, а значит, и ставки поднимаются. Московские «быки» уже присматриваются к этому «пастбищу»; правда, пока всякая мелочь наезжает, но в любой момент могут серьезные ребята появиться, измайловские там или солнцевские. Глядишь, Спартак снова поможет отбиться. А почему нет? Только в следующий раз меньше чем за три штуки зеленых он впрягаться не станет. Закон рынка – чем выше репутация у фирмы, тем больше цена на ее товар. Может, и нет у бригадира за плечами экономического института, только строительное ПТУ, но голова не опилками набита…

Артур не дурак, он раньше всех понял, что за Репчинским рынком большое будущее, потому и построил длинное кирпичное здание, которое заменило собой фасадную часть забора вокруг барахолки. В нем ларьки-клетки. Видно, что армянская душа в это дело немало денег вбухала. Надо было бы остановиться – ан нет, он еще на кафе замахнулся, причем на двухэтажное. Артур сам по себе жадный, но, возможно, он еще долги за прошлую стройку выплачивает, поэтому и не может финансировать кафе в полной мере. Но Спартака его проблемы не волнуют. Весна и лето уже позади, скоро он поставит здание под крышу и тогда потребует расчет. И пусть Артур пеняет на себя, если у него вдруг не окажется денег…

– Что, все? – спросил Угрюм, когда Спартак спустился вниз.

– Почему все? Стропила ставить будем. Лес есть, сегодня и начнем…

– А куда торопиться? Шифер еще не подвезли.

– Подвезут.

– Может, с понедельника начнем?

– Слушай, ты в Афгане «духов» уговаривал поближе подойти? – усмехнулся Спартак.

– Ага, подходите, люди добрые! Щас я прокручу вам пару дисков, – засмеялся Мартын. – Пулеметная симфония до мажор…

Спартак равнодушно посмотрел на него и перевел взгляд на Угрюма:

– Хочешь домой, так и скажи, а то уговариваешь…

– Так и скажу.

– Кто еще домой хочет?

– Да я бы съездил, – пожал плечами Гобой.

– И я, – кивнул Бабай.

– Мартын?

– Да мне теперь только по ночам ездить можно, – с чувством юмора усмехнулся парень, пальцами коснувшись опухлостей над глазами. – Фонари светят, мне все видно, а меня самого не видать…

– Ничего, на следующей неделе со мной поедешь, – кивнул Спартак.

Все они жили в одном поселке, в ста километрах от Москвы – пара часов на автобусе и уже дома. Угрюм соскучился по жене, у Гобоя подруга, у Бабая тоже девчонка есть, пусть побудут с ними, Спартак не против. Сам он остался на месте: надо же кому-то за объектом смотреть, да и стропила нужно выверить, надрезы на них сделать…

Спартак раздал друзьям по двести долларов, поделил с ними водку из ящика, что принес Хазар. Ни на работе, ни после нее пить нельзя – с этим у него строго, хотя и бывают исключения. Но дома грех не вмазать…

– Может, по рынку прошвырнемся? – спросил Мартын, когда Угрюм, Гобой и Бабай уехали. – Осень на носу, холодает, мне бы куртку новую…

Спартак молча вынул из кармана четыре пятидесятидолларовые купюры, протянул ему. Что хочет с ними, то пусть и делает.

Он и сам не прочь был составить Мартыну компанию – тоже не мешало бы обновить гардероб, а то как вернулся из армии весной прошлого года, так ни разу больше ничего себе не покупал. Да и прибарахлился он тогда, правду говоря, неважно. Джинсы взял кооперативные, стремной выварки, куртка какая-то убогая, балахоном на нем сидит. Ему бы джинсы черные, с широкими штанинами, так, чтобы глянцем отливали, куртку лайковую – легкую и элегантную, кроссовки с упругой подошвой и твердым носком. И чтобы все фирменное.

А двести долларов – это бешеные деньги, матери в своей школе на ставке технички год нужно вкалывать, чтобы такую сумму заработать. Еще вчера двести «зеленью» можно было обменять на тридцать тысяч «деревом», а сегодня уже почти сорок тысяч можно наварить. Правда, в рублях цены тоже как на дрожжах растут, инфляция, мать ее… Но по-любому за двести баксов можно конкретно прибарахлиться.

Впрочем, Мартын никуда не пошел, снова вспомнив о своих «фонарях». А Спартак решил пока не тратить деньги. Артур, похоже, совсем нюх потерял. Когда он появится, неизвестно, а им еще жить здесь как минимум месяц, и Спартак в ответе за своих людей, за то, чтобы они с голоду не склеились. Мутное какое-то время, без денег сейчас никак.

А неплохо было бы сейчас перекусить. В холодильнике мышь повесилась, поэтому надо на промысел выходить. Колбаски бы купить, масла, хлеба – на рынке этого добра хватает, только плати. А если повезет, можно старого татарина перехватить, который горячие обеды по торговым рядам разносит. Дешево и сердито.

Бригада жила в бытовке между зданием кафе и сетчатой оградой рынка. Тесно здесь, зато не пыльно, как в недостроенном здании. И печка-буржуйка есть, и старый холодильник, и еще летний душ со столитровой бочкой наверху.

Спартак вдруг понял, что работать сегодня больше не будет. И он устал за последнее время, и Мартын. К тому же подводить здание под крышу они уже закончили, а это, как ни крути, событие. Почему бы не отметить? Обед сегодня приготовят, бутылочку можно уговорить. Почему нет?

Он принял душ, вымыл голову, сменил рабочую одежду на выходную, глянул на себя в зеркало. Черные волосы ежиком, широкое лицо с крупными чертами; нос уже не такой опухший, как вчера, но ссадина на нем еще не зажила; на щеке – след от кастета. Футболка застиранная, джинсы не фонтан… Но смеяться над ним не стоит. Рост у него метр девяносто, плечи, может, и не самые широкие, но торс мощный, руки сильные, а кулаки – его гордость и опора. И хотя из-за них Спартаку пришлось отслужить лишних три года, своим проклятием он их не считал. Время сейчас такое, когда все кулаками решается.

Из кафе Спартак вышел на площадку с железобетонным основанием. Две тонны железа ушло на арматурную сетку, двадцать кубов бетона, четыре трудодня… И как быть с Артуром, если он вдруг не сможет расплатиться?

Мысль о хозяине стройки расстроила Спартака, заставила нахмуриться. Может, поэтому бальзамом на душу пролилась улыбка, которой встретила его миловидная девушка из железного ларька в нескольких шагах от кафе. Она появилась здесь совсем недавно, но уже успела примелькаться. Хотя бы потому, что всегда приветливо улыбалась, завидев Спартака.

Позавчера она, правда, смотрела на него с тревогой. Он тогда уходил с Хазаром и уводил за собой своих друзей, она не знала, куда, но все равно забеспокоилась. Может, учуяла тревогу в его поведении, поэтому и сама расстроилась. Зато когда Спартак вернулся, она опять встретила его милой улыбкой.

Приятная на вид девушка, хрупкая, нежная. Одним словом, миловидная. Хотя не сказать, что красивая. А для кого-то даже не слишком симпатичная. Жидкие, выжженные гидропиритом волосы, нелепая челка, тусклые брови, какие-то размытые черты лица; губы ярко накрашены, что не очень-то гармонирует с бледным цветом кожи. Тонкая шея, узкие плечики, отчего серая хлопчатобумажная куртка кажется чересчур великоватой, дешевые пластмассовые бусы поверх такой же безразмерной футболки.

Она стояла у ларька, спиной подпирая открытую дверь, и курила, поэтому Спартак мог видеть ее во весь рост. Невысокая она, худенькая, если не сказать костлявая. Но все-таки миленькая. И улыбка нежная.

И еще она очень молодая, максимум шестнадцать лет. Может, родители ее в свой ларек определили, чтобы помогала им, пока не закончились школьные каникулы.

Спартак уже понял, что нравится ей, но не холодно ему от этого и не жарко. Не екает у него сердце, когда он смотрит на нее, не раскрывается душа ей навстречу, не бурлит от волнения кровь. Радости ее улыбка не вызывает, но и раздражения – тоже.

В стеклянной витрине ларька виднелись пластиковые бутылки с кока-колой, фантой, спрайтом, красивые коробки с дрянными суррогатными конфетами, гирлянды презервативов, растворимого кофе в пакетиках, зажигалки. Шоколадки «Марс» и «Сникерс» в ассортименте, «Орбит» без сахара, чупа-чупсы и прочая муть. Сигареты от дешевой «Примы» до кондового «Мальборо», новомодный «Данхилл». Напитки и сладости Спартака не интересовали, сигареты у него еще есть, поэтому он прошел мимо. Ему бы сейчас чего-нибудь горяченького… Старого татарина он не нашел, зато взял шашлыка по-карски в лепешках, купил подозрительной на вид, но дешевой конской колбасы, хлеба.

Спартак возвращался назад, когда у знакомого ларька увидел эффектного вида блондинку. Пышная химическая завивка, полная высокая грудь, ноги от ушей… Девушка была в короткой юбке, и этим взрывала сознание. Ноги красивые, стройные, удлиненные высоким каблуком. На этом фоне лицо их обладательницы казалось второстепенным, но и здесь сплошные плюсы. Большие, густо накрашенные глаза, идеальной формы носик, губы пухлые, необыкновенно сочные. Хотелось припасть к этому источнику…

Красотка заметила, как Спартак смотрит на нее, и небрежно глянула в ответ. И улыбнулась. Но не ему, а девушке, с которой разговаривала. Девушке, которой нравился он.

Это была прощальная улыбка. Блондинка согнула и выпрямила пальцы правой руки, тем самым изобразив «пока, пока», повернулась к Спартаку спиной, грациозно и непринужденно покачивая бедрами, направилась к выходу. Белая шелковая кофточка на ней, юбочка из бордового плюша, маленькая сумочка на длинном ремешке…

Красотка уходила, но для Спартака она не потеряна: ведь у него есть выход на нее. Через продавщицу из ларька. К тому же неплохо было бы сладкой воды взять, да и лишняя пачка сигарет не помешает…

Миловидная продавщица уже заняла свое место за прилавком, когда Спартак подошел к ларьку. Витринные стекла отражали свет, окошко сравнительно небольшое, поэтому нужно было наклоняться, чтобы разговаривать с девушкой, глядя на нее. А в неудобной позе знакомиться не очень приятно. Поэтому Спартак открыл дверь, что делать, в общем-то, недопустимо.

Но девушка встретила его знакомой нежной улыбкой, даже вышла к нему. От нее приятно пахнуло ароматом дешевых цветочных духов, и еще он уловил уютный запах приготовленного растворимого кофе. Она вышла к нему с радостью человека, в жизни которого произошло чудо.

– Привет!

Спартак имел опыт общения с женщинами, поэтому робости в его поведении не было. Легкий бесшабашный натиск, снисходительно-веселая улыбка, безоговорочная уверенность в своих силах… Может, этого было мало для обольщения капризной красотки, но для продавщицы из ларька вполне хватало. Она уже цветет и пахнет от счастья…

– Привет.

– Я тут подумал, чего такая красивая девушка скучает в одиночестве?

– Правда? – просияла она, глядя на него с наивностью глупышки.

Голос у нее нежный, тонкий, звонкий, как у Настеньки из киношного «Морозко». Мягкий, певучий, завораживающий.

– Что «правда»?

– Ну, что вы так подумали?

– А почему на «вы»? Я что, на старика похож?

– Нет, конечно! – засмеялась она так, будто он был известным комиком и озвучил невероятной остроты шутку.

– Мне всего двадцать пять. И зовут меня Спартак.

– А меня Юля. И мне уже двадцать.

Скорее всего, она говорила правду, хотя бы потому, что ей незачем было врать. Девушки обычно, чтобы скрыть свое малолетство, называют более скромную цифру «восемнадцать».

Двадцать лет Юле, а выглядит она очень молодо. Может, потому, что по своей сути она еще ребенок, глупенький, наивный. Понравился ей парень, так нет чтобы заинтриговать его, набить себе цену – она открывается ему навстречу, улыбается, не скрывая своей радости. Так может себя вести только не искушенная в жизненных перипетиях девушка.

– Вот и познакомились, – улыбнулся Спартак. – И что дальше?

Он смотрел на нее вовсе не растерянно, он ждал на свой вопрос ответа, который был ему прекрасно известен.

– Ну, сегодня выходной… Мы могли бы сходить в кино, – простодушно предложила Юля.

Ему нравилась ее простота и наивность.

– А разве в кино сейчас ходят?

– А разве нет? – удивилась она.

– Так народ на видики перешел…

– Да, у нас в доме на первом этаже видеосалон был. Но он закрылся. Нерентабельно.

Последнее слово в ее устах прозвучало как-то противоестественно, хотя произнесла она его легко и непринужденно.

– Даже так?

– А в кино я давно уже не была. И даже не знаю, ходят туда люди или нет…

– А я был недавно. Вдвоем на весь кинозал. Думал, что крутить не будут, так нет, им и двое в радость…

В кино последний раз он ходил в мае этого года в своей родной Знаменке. Некуда было с подругой идти, а на улице дождь проливной, решили в кинотеатре погреться. Нормально сходили. Началось все с поцелуев, а закончилось греблей на одном весле. Байдарка была довольна.

– Не боишься со мной в кино идти? – разгульно спросил он. – Вдвоем во всем кинозале. Что, если я приставать начну?

– Вот когда начнешь, тогда и поговорим, – лукаво сощурившись, с легким смущением сказала она.

– Не боишься?

– Ты же не маньяк?

– Нет. Могу доказать. Пойдем ко мне в бытовку, сядем, посидим, выпьем – и я за весь вечер к тебе ни разу не прикоснусь.

– А ночью? – сдерживая стыдливый смешок, с еще большим смущением спросила она.

– Ну, ночью и поговорим…

– Нет уж, лучше в кино. Или на видик.

– Так видеосалоны уже нерентабельны…

– У меня свой видеосалон. Дома. Если хочешь, можем у меня сесть, посидеть…

– Выпить?

– Ну, можно, – кивнула она с таким видом, как будто только что приняла самое важное в своей жизни решение.

– Когда?

– Через два часа. Рынок закроется, и пойдем… Если ты хочешь.

Юля глянула на него с застенчивой и вместе с тем опасливой улыбкой, как будто он мог отказаться. Но разве он похож на дурака? Девушка она приятная, пахнет хорошо, голосок у нее ангельский, да и в постели с ней, если вдруг что, будет не противно. К тому же квартира у нее и там, пожалуй, можно отлично провести время. Нет, он не откажет себе в удовольствии побыть с ней.

3

Мечта солдата – найти одинокую женщину с квартирой и вкусными борщами, чтобы ходить к ней в увольнения и в самоволки. В Кабуле таких женщин не водилось, в дисбате увольнений не было вообще, зато сейчас ему повезло. Сейчас у него свой стройбат, и отчий дом далеко, а бытовка – та же казарма, так что в лице Юли ему улыбалась сама удача.

– Здесь ты можешь помыть руки… Ну, если душ принять, то пожалуйста.

Ванная сплошь в кафеле, сантехника импортная. И квартира впечатляла не меньше. Просторная кухня, две комнаты, дорогие обои на стенах, паркетные полы, добротная обстановка. Японский телевизор в гостиной, видеомагнитофон. Комфортно, уютно, тепло. Никакого сравнения с тем убогим жилищем, в котором Спартак прозябал вместе с матерью и сестрой.

Ремонт, правда, он у себя дома сделал, потолок перестал обваливаться, но трещина в стене снова появилась, хотя это не его вина. А канализацию он провести не смог – некуда было выводить трубу, поэтому так и ходят его родные до сих пор на улицу в общий туалет. И воду из колонки мать ведрами носит.

А здесь все удобства. И никого в доме, кроме Юли – ни отца ее, ни матери. Вдвоем они здесь.

– Могу и белье принести.

– А есть?

Вдруг она одна здесь живет? Вдруг мужики косяками к ней ходят? Потому и белье есть…

– Да, как раз твой размер…

– Ну, я вообще-то мылся уже…

– Как знаешь…

Юля нарочно коснулась его рукой и бедром, потерлась об него, как ласкучая кошка. Нравился он ей, и она хотела быть с ним. Но что, если не он один ей нравится?.. Слишком уж все быстро произошло. И познакомиться толком не успели, а она его уже к себе привела.

– Я много чего в этой жизни знаю…

Она шагнула в сторону кухни, но Спартак взял ее за руку. Он всего лишь обозначил движение, которым хотел привлечь ее к себе, и этого вполне хватило, чтобы она сама прильнула к нему. Обняв ее за талию, он почувствовал, как мелкой зябью по ее спине пробежала дрожь. Голова сама по себе откинулась назад, губы приоткрылись, и он своим ухом ощутил ее жаркое дыхание.

Девочка созрела, и произошло это очень быстро. Ни лишних слов, ни пивка для рывка, ни водки для заводки…

Хотя, конечно, в столь стремительном развитии событий мог быть подвох. Юля могла сдавать позиции лишь до определенного момента, а где-нибудь «под Москвой» могла встать намертво и не впустить «врага» в свою «столицу». Есть такой тип женщин – легко гнутся, но не ломаются.

– И знаю, чего хочу…

Он попробовал на вкус ее губы. Сладкие, теплые… Нет, уже горячие. И язык такой мягкий, быстрый и жадный. Определенно, целоваться Юля умела на «отлично».

Ей уже двадцать, и за совращение малолетней привлечь его не смогут.

Он подхватил девушку на руки, легко, играючи перенес на диван в гостиной, уложил, встал перед ней на колени. И целовал ее в губы, ощущая, как трепещет в нетерпении молодое податливое тело.

А может, не надо ничего? Ведь не Юля ему нужна, а ее подруга, блондинка с ногами от ушей. Как-то некрасиво получается – совратил одну, чтобы завладеть другой… Ведь им же потом придется видеться, когда он станет встречаться с красавицей своей мечты.

Но как остановиться, если поезд уже мчится на всех парах, котел в нем раскален докрасна, нельзя его тушить холодной водой, иначе лопнет, взорвется. Надо дать ему полную нагрузку – и гнать, гнать, пока все само не остынет…

Юля, казалось, только и ждала, когда он снимет с нее футболку. И бедрами энергично задвигала, помогая ему избавить ее от джинсов.

Тело у нее худощавое, но не костлявое, как он предполагал. Ребра не просматриваются. А талия тонкая, с мизинец, поэтому бедра кажутся фигуристыми. И грудь вполне осязаемая, идеальной формы, и такая упругая, что не растекается под собственной тяжестью. А сочная ягодка соска так и просится в рот…

И все равно, это не совсем то, что ему сейчас нужно. И совсем не то, что нужно вообще. Но пар в котле уже толкает поршень с такой силой, что даже крушение не остановит его. И ножки у Юли ровные и гладкие, как рельсы, он без остановок мчится по ним, рвет ручку паровозного гудка, врываясь в тоннель. В жаркий. И тесный. Но рельсы здесь хорошо смазаны, поэтому поезд легко втягивается в него на всю длину, проходит через всю его долгую даль и, с воем сбросив из котла весь пар, вырывается наружу. Машинист слепнет от яркого света, но ему не больно. Ему чертовски хорошо. И совсем не важно, что тоннель пропустил через себя не первый поезд. В конце концов, Юля взрослый человек и ей решать, с кем и как жить…

Спартак лежал в легком изнеможении, наслаждаясь одержанной победой, хоть и маленькой, но все-таки. И еще ему нравилась тишина и покой. Лежать бы и лежать, пока не уснешь…

– Ты, наверное, кушать хочешь…

Юля неугомонной птичкой перепорхнула через него, ловким движением смахнула с пола свои футболку и джинсы, вышла из комнаты. Спустя минуту, в байковом халатике на голое тело, вернулась, подняла его одежду, развесила на деревянных плечиках, повесила в шкаф, что был вмонтирован в гарнитурную стенку. Взяла с кресла пульт дистанционного управления, включила телевизор и вместе с ним видеомагнитофон.

– Ой!

На экране замелькали сплетенные в содомский узел тела – два голых мужика, роскошная шатенка в неглиже между ними. Пыхтят, стонут, барахтаются… Это смутило Юлю, и она поспешила вытащить кассету.

– Да ладно, я не против, – вальяжно улыбнулся он. – Интересно узнать, что там в мире происходит.

– Это не мир, это порнография, – мотнула головой девушка, сунув кассету в тумбочку.

Интересно, насколько обширная у нее фильмотека со вкусом клубнички? Похоже, Юля из тех девочек, что любят погорячей… Что ж, тем легче пройдет расставание.

– Да что вы говорите!..

Поджав губы, Юля вставила в магнитофон новую кассету. На этот раз его вниманию она представила «Двойной удар» с Ван Даммом. Пока Спартак наслаждался фильмом и комфортной обстановкой ее квартиры, она приготовила ужин. Салат «Оливье», отбивные в сырном кляре с жареным картофелем, поставила на стол бутылочку армянского коньяка, благополучно позабыв о той водке, которую он с собой принес.

Это был не просто ужин, это был самый настоящий пир – настолько вкусно Юля готовила. Они сидели в гостиной, на журнальном столике между блюд горели свечи, справа на экране телевизора крутился боевик. Ели они молча. Он смотрел фильм, попивая коньяк, она – на него. И его ничуть не раздражало, что Юля любуется им. И не смущало. Ну что поделаешь, если девочка любит мужчин.

Наелся он до отвала. Во всем животе тяжело, а в самом низу пусто, ничего не зажигается там, даже не искрит. А Юля сама не пристает. Разве что обняла его легонько. Вернее, оперлась двумя руками на его плечо, уложив на сомкнутые кисти подбородок. Хорошее у нее качество – наслаждаться мужчинами молча. Интересно, всем ли ее партнерам это нравилось?

– Поздно уже. Я, наверное, пойду… – произнес Спартак без всякого желания уходить.

– Зачем?

– Ну, мало ли. Вдруг родители…

– Нет у меня родителей.

– Что, совсем?

– Типун тебе на язык. Отец в рейсе, а мама… У мамы теперь другой берег.

– В смысле?

– Она ушла от нас. Уже давно. У нее другая семья.

– Бывает.

– А отец в рейсе, – повторила девушка. – Он у меня капитан дальнего плавания. Ну, почти капитан… Старший помощник. Капитаном должен был стать, а тут страна развалилась, в пароходстве проблемы… Он в рейс вторым помощником ушел. И то, считай, повезло. Сейчас такая безработица, что простым матросом за счастье…

– Ну да, в дальнем плаванье долларами платят.

– В том-то и дело. Раньше чеками платили, а сейчас в долларах.

– Ты их не продаешь? – в шутку спросил он.

– Нет ничего, – серьезно сказала она. – Мы с отцом ларек арендовали, деньги в товар вложили. Да и на взятку много ушло…

– А на лапу кому давали?

– Ну, это чтобы в рейс взяли. Там своя мафия.

– А где еще мафия?

– На рынке. Хочешь работать – плати.

– Я в курсе.

– Да я не жалуюсь… Хотя с ларьком ошиблись. Не тот ассортимент выбрали. Если бы ларек на улицу выходил, к машинам, тогда можно было бы удачно сигаретами и шоколадками торговать…

– Так на улицу его вынеси. Проблем-то – кран подогнал, и все дела, – сказал Спартак и, не сдерживая себя, зевнул во весь рот.

– Да, наверное, – кивнула Юля, с грустью глянув на него.

Похоже, она поняла, что ему не интересен этот разговор. Ему бы сейчас еще пару стопок зарядить, и на боковую. Что-то глаза слипаются. Так бывает, когда спиртное не веселит.

– Значит, ты одна живешь?

– Ну да, одна.

– Мы можем спокойно спать, и никто нам не помешает?

– Исключено.

– А ты хочешь спокойно спать?

– Ну, можно, – с покорным видом пожала она плечами.

– Что-то настроения нет барахтаться.

Юлю ничуть не разочаровало его нежелание повторить пройденное. Но ее явно обрадовало, что спать они легли в одну постель. Она обняла его руку, свернулась калачиком и, закрыв глаза, молча лежала, пока он не заснул.

4

Юля проснулась рано. Сквозь сон Спартак слышал, как она гремела крышками на кухне, затем собиралась.

– Завтрак на плите, а мне на работу. На рынке увидимся…

Она ушла, тихонько закрыв за собой дверь.

Спартаку тоже нужно было подниматься. Наверняка Мартын валяет дурака в его отсутствие; надо бы озадачить его, да и самому пора впрягаться в дело. Но сон так разморил его, так не хотелось вставать, что он был готов махнуть на все рукой.

Зато Юля с утра не поленилась напечь ему сладких оладий с мелкими кусочками яблок, и это при том, что и отбивные еще оставались, и салат.

Спартак умылся, плотно позавтракал и с хорошим настроением отправился на работу. Хорошо, если бы каждое утро начиналось с такой мажорной ноты… Для этого нужно всего ничего – жить с Юлей. Но готов ли он к этому? Да и она может найти ему замену. Может, уже ищет. Может, Мартыну сейчас улыбается, приманивает его, завлекает. Или кого-то другого на прицел взяла… Он-то не ревнует. Но шаг почему-то прибавил.

Спартак выходил из подъезда, а ему навстречу торопилась та самая вчерашняя красавица-блондинка. Волосы распущены, глаза все так же ярко накрашены. Короткое кремовое платье из тонкой мягкой шерсти, поверх него короткая кожаная курточка нараспашку, походка изящная, от бедра, озорной цокот каблучков. Вот кого бы сейчас обнять и спать уложить, да так, чтобы покой только снился…

– Привет!

Окрыленный успехом с Юлей, Спартак почему-то рассчитывал на такую же легкую победу и над этой дивой. Он, конечно, не красавец, но, видимо, есть в нем что-то такое, отчего девушки теряют голову. Сильный он, напористый и смелый, как подобает настоящему мужчине.

– Привет… – останавливаясь, удивленно посмотрела на него девушка. – Мы с вами знакомы?

Она окатила его с ног до головы оценивающим взглядом, сжала губы и вытянула их в трубочку.

– Спартак. Теперь знакомы.

– Не думаю…

Похоже, она забраковала его. Но Спартак не думал сдаваться.

– А ты к Юле?

– Э-э… А что? – Блондинка обеспокоенно нахмурила брови.

– Да нет, ничего, просто она сейчас на работе.

– Ну, если ничего, то я пойду, ладно?

Спартака она обходила, неприязненно выставив локоть, как бы отгораживаясь от него, чтобы случайно не коснуться. Он едва сдержался, чтобы не оскорбить ее вдогонку. Так и подмывало назвать ее сучкой… Но ведь она же не виновата, что Спартак ей не понравился. Рылом он для нее не вышел. А может, одеждой?

На рынок бригадир пришел в расстроенных чувствах и первым делом отправился к торговым рядам. Ему приглянулась куртка из тонкой кожи, легкая, стильная. И, главное, не очень дорогая.

– Хорошая куртка, бери, не пожалеешь! – уговаривал его кривоносый кавказец с трехдневной щетиной на двойном подбородке. – Вчера только из Румынии привез, ночью автобус пришел, видишь, даже побриться не успел, сюда торопился. Сейчас все раскупят…

– А в глаз? – оборвал его знакомый голос.

Спартак не заметил, как к нему подошел Хазар, но не выразил удивления, глянув на него. Тускло посмотрел, без эмоций.

– Ты че людей дуришь, ишак педальный? В рыло давно не прилетало?

Кавказец сник, опустив голову. Все правильно, Хазар – фактический хозяин рынка, спорить с ним себе дороже.

– Дерьмо у него, а не кожа, вся краска на одежде остается, – сказал Хазар, панибратски положив руку на плечо Спартаку. – Пошли, покажу тебе, где классные куртки. Там, дальше, в конце этого ряда мужик стоит с бородой и в очках. Инженер бывший. Он реально в Турцию ездит, куртки у него – вещь. Бери длинную, чтобы зад закрывала, сейчас такие в моде…

– Ну, зад прикрыть – святое дело, – усмехнулся Спартак.

– Так и я о том же… Ты не торопись куртку покупать. Я тебе еще накину, может, суперкозырную вещь возьмешь… Пошли, пивка тяпнем, «Туборг» реальный подвезли, вещь!

Хазар подвел его к павильону, сваренному из железных листов, с шиферным навесом, под которым стояли столики летнего кафе. Фактически это была штаб-квартира рэкетирской бригады, контролировавшей барахолку. У мангала стоял узбек в грязном поварском колпаке; на шампурах, источая неповторимый аромат, жарилось мясо. Пиво подали холодное, в банках. Спартак с удовольствием сделал несколько глотков. Он ничуть не сомневался в том, что Хазару снова понадобилась его помощь. Так и оказалось.

– На завтра нам стрелу забили, – сказал бригадир, со смаком отрыгнув пивные газы. – Клоуны московские, завтра их шапито здесь будет…

– Тот же цирк? – спросил Спартак.

Он сидел в пластиковом кресле с шаткой спинкой и посматривал по сторонам. Торговый ряд ломился от товара, продавцы за прилавками нахваливали свое барахло, в проходе – толпа покупателей. Шумит барахолка, где-то в людском гомоне шуршат купюры. Одни покупают, другие продают, деньги переходят из рук в руки. Так было, так есть и так будет. И никому нет дела до бандитских разборок – даже торгашам без разницы, кто контролирует рынок, кто стрижет с них шерсть. Тут как в Гражданскую войну – что белые грабят, что красные, что зеленые. Куда бедному мужику податься?..

– Нет, другой. Но такие же клоуны…

– И сколько их?

– Я не знаю…

Хазар нервно сжал в руке пустую банку, отбросил ее в сторону.

– Знаешь, я тут хотел спросить, да все никак… В общем, ты мне скажи: вот ты махаться умеешь, и пацаны твои. Конкретно машетесь, не вопрос. У нас в Репчино есть пацаны, которые тоже так могут, но как-то мало их, а у тебя все в бой идут. И чисто уличная закваска… У вас там дома что, стенка на стенку ходят?..

– Ходят, – кивнул Спартак. – И сейчас ходят, и раньше было…

Поселок у них небольшой, городского типа, ни одного частного дома, а за речкой город, как шутили в народе, поселкового типа. Там вообще ни одной многоэтажки, сплошь частный сектор. Лет двадцать назад в Знаменке Дворец молодежи построили, в современном стиле, как в больших городах, дискотека там лучшая в районе, она-то и стала яблоком раздора. В Княжевске решили, что дискотека должна принадлежать им по праву сильного, но пацаны из Знаменки встали на защиту своей собственности. И началось – драка за дракой, труп за трупом. Дрались насмерть; ножи, кастеты, молотки, арматура – привычное дело. Такая вражда пошла, что скоро бойцы и забыли, из-за чего все началось. Дискотека отошла на второй план, а бойня продолжалась. То знаменские ходили на княжевских, то наоборот. Спартак был одним из центровых этого движения, а его команда – лучшей.

– Хотя уже сейчас не так, как раньше, но все равно случается…

– Деревня на деревню?

– Что-то типа того.

– И много у тебя таких боевых пацанов?

– Со мной еще четверо.

– А вообще?

– Ну, есть еще, а что?

– Да мне люди нужны. Чем больше, тем лучше… Боюсь, что клоунов будет много. Есть подозрения. А у меня людей кот наплакал…

Хазар показал на своих бойцов, что сидели за двумя соседними столиками. Бритые головы, помятые лица. Вчера ходили по рынку, хорохорились, а сейчас пожухлые какие-то, невеселые. Видать, серьезные тучи над ними сгустились, потому и колотится Хазар.

– Я уже договорился, еще с десяток пацанов будет, но это не то. Мне бы твоих бойцов…

– Мои дорого стоят.

– Сколько?

– По шестьсот баксов на единицу рыла.

– Обалдел?

– Нет, просто продешевил. Я же не знал, что против нас реальные качки выйдут…

– Хорошо, пусть будет по шестьсот… Нет, по пятьсот. Но на тех, кто уже был. А на других, кто не был, по двести… Или пусть по пятьсот, но по бартеру, чисто шмотками. У вас там в деревне со шмотками туго, я же знаю…

– Не деревня у нас, а поселок. Городского типа. И одеваются у нас не хуже, – покачал головой Спартак.

– Ну да, ну да… – Хазар многозначительно глянул на его джинсы.

– Хорошо, пусть будет по двести. А остальное шмотками…

– Расчет потом!

Хазар выжидательно смотрел на него. Похоже, он не очень верил, что сможет отбиться на стрелке даже при всех мнимых и реальных подкреплениях. Задавит его вражья сила, тогда и деньги платить не надо будет. Да и товар неоткуда будет взять, если рынок у него заберут.

– А я и не говорю, что сейчас. Сначала работа, потом расчет.

– Это правильно. Значит, по рукам?

– По рукам.

– Теперь давай конкретно, сколько пацанов сможешь выставить?

– Ну, это домой звонить нужно. Гобой сейчас там, он может собрать толпу, – вслух подумал Спартак. – Думаю, человек десять соберет…

– Нехило. Десять рыл – то, что нам сейчас надо… А ехать далеко?

– Да километров сто будет.

– Когда подъедут?

– Ну, думаю, завтра утром выедут. На рейсовом. К обеду точно будут…

– Нормально… Пошли!

Хазар завел Спартака в павильон, одну половину которого занимала кухня, а другую – питейный зал. Барная стойка с пустыми стеллажами за ней, столики, диваны по углам. Пыльно здесь, грязно, одним словом, убого. На стойке находился телефон с замусоленным наборником номера. Хазар молча ткнул в него пальцем и вышел под навес.

Гобой был дома, завтра рано утром собирался ехать обратно. Спартак озадачил его, велел пройтись по адресам самых лучших ребят из тех, кого они оба знали. Ему нужны были лучшие бойцы, и Гобой прекрасно понял, для чего. А положиться на него можно.

Хазар ждал Спартака за столом, перед ним дымилась тарелка с шашлыком, рядом томилось пиво в банках.

– Ну что?

– Завтра будут.

– Уверен?

– На все сто я уверен только в том, что когда-нибудь помру, – ухмыльнулся Спартак. – А так – процентов на девяносто.

– Ну, хотя бы так… Давай налегай, – Хазар показал на шашлык, протянул ему банку пива. – Сегодня только свинью предложить могу. А завтра врагов своих будем жарить. И кровь их пить…

Чувствовалось, что парень сильно переживал за завтрашний день, потому и нес ахинею.

– Да, кстати, раз уж ты мне помог, я тебе одну вещь скажу, – раскинувшись в кресле, с вальяжной снисходительностью изрек Хазар. – Жизнь у нас сейчас такая, сплошной бизнес. Все чисто на бабках, на интересах. Вот у меня к тебе есть интерес, потому и бабки готов платить. Я все правильно делаю, а ты – не совсем. Деньги вперед брать надо. Хотя бы половину. А ты как лох… Ладно со мной, тут все реально – сначала стулья, потом деньги. Ты с Артуром честным хочешь быть, кафе построил, все дела… А где Артур? Где деньги? Завтра придет новый хозяин, скажет, вот документы, кафе теперь мое, а про деньги ничего не знаю…

– А документы есть? – мрачно усмехнулся Спартак.

– Не уверен… Здесь вообще ничего строить нельзя, разрешения на строительство никто не даст. Артур строит, потому что наглый…

– Ну, может быть…

– Ему тут ларьки строили, такая же шабашка была, как у вас. Так он мужиков конкретно кинул на бабки. И с вами так же будет.

– Поживем – увидим, – с мрачным видом отозвался Спартак.

Он собирался дать бой Артуру, но все-таки полной уверенности в победе у него не было.

– Ты, главное, спуску ему…

Хазар не договорил: ситуация вдруг взорвалась, разрушая досужий покой.

В проходе между торговыми рядами показалась плотная толпа крепких на вид парней в кожаных и джинсовых куртках. Как стая волков вспугивает на своем пути лесных ворон, так и эти ребята одним своим видом поднимали с насиженных мест торгашей. В преддверии большого шухера продавцы торопливо распихивали свой товар по сумкам, а покупатели пугливо разбегались, чтобы не попасть под горячую руку.

– Атас, братва!

Надо отдать должное Хазару и его пацанам, они не струсили, не побежали, хотя и навстречу агрессивной толпе не вышли. Так и остались стоять под навесом, когда их накрыла эта оголтелая волна. И Спартак остался с ними, решив для себя, что связан с ними договором.

Нападавших было как минимум вдвое больше, и все как на подбор: мощные, злые и горячие. На Спартака набросились сразу трое. Он смог отбить кулак, но пропустил удар в живот. Это скорее разозлило его, чем вывело из равновесия. Удары градом сыпались на него со всех сторон, но он твердо стоял на ногах. Правда, ему больше приходилось обороняться, нежели атаковать. Не было напора, натиска, без которых победы не видать. Спартак тупо отбивался, пропуская убойные удары, от которых взрывалось в голове.

Другой на его месте давно бы уже упал, а он стоял как вкопанный. Лицо не просто разбито, все на нем всмятку, а он держится. Хазар уже валяется где-то под ногами, там же и его бойцы, не считая тех, кто все-таки убежал, не выдержав температуры боя. А Спартак все стоит. Его уже всемером лупят, а он все еще на ногах. Хотя уже ничего не соображает.

Толпа расступилась и удары перестали сыпаться на него, только когда его качнуло из стороны в сторону, в отбитых мозгах что-то щелкнуло и он, теряя сознание, рухнул наземь…

5

Тучный водитель хлопал глазами, глядя, как проходят мимо него рослые, грубой закваски ребята.

– Эй, сколько там вас?

– Нормально, командир! Все вышли!

Гобой хлопнул по плечу Артюху, что вышел из автобуса последним, и помахал водителю рукой. Все, можно жать на клавишу пневмопривода, закрывать за ними дверь.

Спартак просил, чтобы он привез с десяток пацанов. Гобой обошел всех, кого нужно, но вечером позвонил Мартын, сказал, что бригадира отоварили какие-то отморозки, с которыми надо было разобраться. И утром на автостанции Гобоя ждали без малого двадцать человек. Все, кто мог, хотели ехать в Репчино. Спартак среди пацанов – личность авторитетная. И в драке первый, и бригаду строительную сколотил, чтобы деньги конкретные зарабатывать. Многие в эту бригаду просились, да не всех брали. Не все же ПТУ строительное заканчивали, не у всех опыт был. Да и не все в закадычных друзьях Спартака ходили.

Гобой собрался вести толпу к рынку, когда вдруг появился Мартын.

– Чо за дела, где Спартак? – потирая кулаки, спросил инфантильный Бабай.

– В больнице…

Мартын подал руку ему, затем Гобою, Угрюму, Бесу, Тапычу, Кегле, Маралу…

– В какой больнице? Когда Спартак в больнице лежал? Не помню, чтобы он на койке валялся. Не было такого никогда. Не может Спартак в больничке… Не помню, чтобы так было. Нет, не может…

Похоже, Бабая заклинило. Бывает с ним такое. Иногда, глядя на него, у Гобоя возникала мысль, что все его серое вещество в костный мозг преобразовалось. Кости у Бабая крепкие, и череп тоже прочный, но внутри слабина. Зато каменщик он хороший, и в драке всегда первый…

– Да так и лежит… Там такая толпа навалила, что ваще. Человек двадцать, качки, в натуре, каратисты. Ну и Спартаку наваляли…

– А ты где был? – жестко спросил Гобой.

– Только давай без этого? – скривился Мартын. – Я вообще не знал, где Спартак. Он у телки ночевал, потом пришел, с Хазаром о чем-то в его кафешке говорил…

– Стрелка сегодня должна была быть, Хазару люди нужны, – Гобой кивнул назад, за спину, за которой тихонько гудела встревоженная толпа.

Говорить приходилось громко, потому что мимо, по дороге, взад-вперед с шумом проносились машины. А за дорогой – рынок, и, судя по всему, воспринимать его нужно как чужую крепость. Штурмом этот бастион надо брать.

– Ну да, стрелка сегодня должна была быть, а наехали вчера. Без всяких стрелок. Спартак с Хазаром перетирал, а тут московские, и с ходу в махач, – рассказывал Мартын. – Я слышу, шум какой-то, выхожу, гляжу, Спартак стоит, а ему со всех сторон загружают. Он один, а там целая толпа. Он молоток, до последнего держался. Эти, московские, смотрят на него, офигевают. Столько ввалили, а он стоит. Ну, пока я подбежал, он упал. Я его схватил, к вагончику потащил, а московские смотрят, не трогают нас. Конкретно Спартака зауважали…

– Так он что, в вагончике? – сморозил Бабай.

– Какой вагончик? Ему челюсть сломали, нос, зубы выбили. Сотрясение мозга… Э-э, нет, не сотрясение, ушиб. А ушиб – это серьезно. Ну, тебе этого не понять…

– Почему?

– Ушибать нечего. Спокойно, – поднял руку Мартын, – проехали!

– Куда проехали? Еще не проезжали. Козлов этих московских гасить надо! – сквозь зубы злобно процедил Бабай.

Гобой внимательно посмотрел на него. Может, не все у него ладно с головой, но в одном он прав: за Спартака надо отомстить. Знаменские пацаны на том и стояли, что всегда мстили за своих. Жестоко, беспощадно.

– Где они сейчас?

– На рынке. Хазара выбили, теперь сами заправляют. Еще вчера по рядам прошли, дань собирали. Мне за всю жизнь столько не заработать, сколько они за раз собрали…

– Ты что, считал?

– Нет, не считал. Но знаю… Я не понял, ты чо, основной здесь? – Выпятив грудь, Мартын развел в стороны руки.

Сейчас он был похож на бойцовского петуха перед дракой.

– Так, что тут за срач? – вмешался доселе молчавший Угрюм.

Обычно невозмутимый, он начинал выходить из себя, когда свои начинали грызться между собой. Не любил он раздрая и готов был угомонить любого – что Мартына, что Гобоя. А с ним лучше не связываться.

– Слышь, братва, я не понял, чего мы здесь стоим? – спросил рыжеволосый Тапыч. – Спартака отоварили, надо за него спросить, а мы тут на ровном месте топчемся… – Он достал из кармана кастет, натянул его на пальцы, сжал кулак.

– В натуре, как неродные, – кивнул Бес, вытаскивая из сумки дубовое топорище с обрезанным рубилом.

Лед тронулся, и Гобою ничего не оставалось, как гнать его по течению. Толпа двинулась к рынку, не обращая внимания на машины. Автомобили останавливались, сигналили, но в них вдруг полетел камень, который поднял с обочины низкорослый задиристый Малек. Пацаны заряжались на грядущую драку, и случайным прохожим было лучше их не задевать.

– А больница далеко? – спросил долговязый Кегля.

– А чо, Спартака проведать хочешь? – широко шагая, улыбнулся Мартын.

– Ага, сейчас с козлами разберемся и к нему поедем…

– Поедем, если им рога обломаем…

– Как он там? – спросил Угрюм.

Ему явно не хотелось ввязываться в драку: семья у него, жена любимая, ребенок, но и отступить он не мог. Не так воспитан.

– Говорю же, ушиб всей башки. Так отмудохали, что мама не горюй.

– Как это не горюй? Оксана Викторовна должна горевать, – возмущенно высказался Бабай.

– Ты ей ничего не говорил? – спросил у Гобоя Мартын.

– Да не надо ей знать, переживать будет.

Спартак у Оксаны Викторовны – единственный сын, она за него очень переживает. Он ей обещал, что драться больше не будет, а тут челюсть навылет. Узнай она об этом, и кондратий хватит… В общем, не стал Гобой ничего ей говорить.

– И правильно… Ничего с ним не будет. Да и есть кому за ним присмотреть, – усмехнулся Мартын. – Девчонка у него, он у нее сегодня ночевал. Ты ее знаешь, она в ларьке торгует… Сейчас покажу, в каком, только ты ничего не спрашивай. Не до того сейчас!

Они втягивались в главные ворота рынка. Справа в глубь территории тянулся ряд железных ларьков, слева виднелась площадка кафе, которое строила их бригада.

Действительно, не до девчонок сейчас. На площадке стояли рослые, не робкого десятка ребята в кожаных куртках. Двое оживленно о чем-то разговаривали, тыкая пальцами в окна строящегося здания, еще четверо полукругом стояли рядом. К ним и направился Гобой.

Кожаные засуетились, заметив надвигающуюся толпу. Навстречу Гобою вышел крепко сбитый парень с не по годам морщинистым лбом и раздутыми, как у хомяка, щеками. Куртка поверх майки-борцовки, на могучей шее золотая цепь в палец толщиной, пальцы-сардельки унизаны печатками. Видно, что крутой мэн, упакованный по полной программе. Гобой в своей убогой курточке смотрелся на его фоне как минимум серой мышью. Да и в габаритах значительно уступал. А говорить с этим «хомяком» должен был он, и никто другой. И вряд ли он сможет его «переговорить»: веса для этого не хватает.

– Я не понял, это что за колхоз? – презрительно скривился авторитетный браток. – Я не понял, кто трактористов вызывал!

Его «быки» оскалились в пренебрежительных усмешках. И эти выглядят внушительно, не чета знаменским пацанам. Глядя на них, Гобой четко понимал, что не сможет внушить им страх на словах. А если так, то незачем с ними говорить.

– Мы не трактористы, мы мельники, – скорей самому себе, чем кому-то еще, сказал он.

И, сблизившись с щекастым, наотмашь ударил его кулаком в челюсть. Удар не сильный и не очень резкий, браток должен был уклониться. Точно, вот он присел. Но Гобой не просто промазал, он еще и резко ушел в сторону. И тут же из-за его спины вынырнул Угрюм. Это была домашняя заготовка, и удар у него по-домашнему щедрый, наваристый. Кулаком в нос. Браток, похоже, даже не понял, что произошло, как отрубился. Что-что, а бить Угрюм умеет…

Качки попали под раздачу точно так же, как вчера под нее угодили Спартак и Хазар. Толпа загнала их на площадку и прижала к стенам кафе. В ход шли кулаки, кастеты, палки. Свалив жертву на землю, пацаны продолжали добивать ее ногами, жестоко и не по-джентльменски. Но знаменские по-другому и не умели: слишком суровые были у них учителя из Княжевска. Там еще те оторвы…

– Атас!

Сегодня понедельник, народу на рынке так себе, поэтому хорошо было видно, как из его глубин к кафе на помощь своим дружкам бегут атлетического сложения парни. Вот один из них остановился у ларька, обшитого брусками, стал выламывать из него палку. К нему присоединились другие…

Но Гобой не стал ждать, когда эти семеро вооружатся – он двинул на них толпу, и снова над рынком встревоженными птицами заметались крики, стоны, проклятия. Что-то громко хрустнуло – то ли палка, то ли чья-то сломанная кость. Звонко упал на асфальт выбитый из руки обрезок стальной трубы, чья-то цепь со свистом взбила воздух над головами и утонула в бурлящей массе.

Пока били одних качков, от побоев оклемались другие. Двое из них уже кинулись в драку, собираясь атаковать знаменских со спины, когда вдруг послышался вопль, предупреждающий о появлении ментов.

Гобой с удивлением смотрел, как в кровь избитые качки бросаются врассыпную. Впрочем, понять их можно. Поняли, что хана им, а тут такой повод выйти из драки с потрепанной, но все же уцелевшей честью. Потому и ломанулись они к выходу, хватая под руки тех, кто сам уже не мог держаться на ногах.

Тревога не была ложной – к толпе знаменских действительно бежали менты, человек пять, в куртках с накладными погонами, с пистолетами в кобурах, у двоих в руках мелькали резиновые дубинки. Но пацаны и не думали разбегаться. В Знаменке на ментов давно уже не реагируют. Если тем вдруг взбредет в голову разогнать «демонстрацию», то их самих могут отоварить под завязку. Такое не раз уже случалось. Более того, появление ментов, как правило, становилось поводом для временного перемирия. Прямо на поле боя знаменские объединялись с княжевскими и дружно наваливались на стражей порядка.

Знаменским сейчас не с кем было объединяться, но их в разы больше, чем ментов. И плевать на стволы, на дубинки.

– Я не понял, чо за дела? – хлюпнув расквашенным носом, заорал Бес.

– Менты – козлы! – гаркнул Бабай.

И толпа дружно двинулась на ошалевших от такой наглости ментов. Один из них достал пистолет, другой схватил его за руку, заставляя вернуть ствол на место.

– Вы что, уроды, ухи поели?! – заорал на толпу кучерявый, с тонкими усиками, капитан.

– Кто уроды?

Пацаны ускорили шаг, и ментам ничего не оставалось, как ретироваться. Бежали они картинно, с достоинством, неторопливо, с манерной отмашкой рук, чинно прижимая к бокам болтающиеся при движении кобуры. И все-таки это было бегство.

Гобой осмотрелся по сторонам. Рынок опустел: и братва московская разбежалась, и менты, и народ.

– Ну, и что дальше? – спросил он.

Действительно, что делать им дальше? Остаться на рынке? Так ОМОН появиться может. Москва рядом, омоновцев там пруд пруди.

– С ментами нехорошо вышло, – Мартын ощупал пальцами красное распухшее ухо. – Как бы они нас не прессанули… Отмазка нужна. Хотя с этим просто. Мы здесь работали, кафе строили, никого не трогали, а братва наехала, нас самих строить начала. Ну, мы их и отоварили, как просили…

– А ментов зачем погнали?

– Так думали, что это купленные менты. Ну, с пылу с жару и наехали. Типа сгоряча…

– А что, правильно говорит, – кивнул Угрюм. – Мы свою работу защищали. И себя. А как быть, если менты нас не защищают?

– Так, может, в ментовку пойдем? – спросил Бабай. – На хрен там все разнесем! Ну, если не защищают!.. Ежели так, зачем они такие нужны? А если не нужны, то гасить их всех!

– Иди, – как на безнадежного, посмотрел на него Мартын. – Только сам. И скажи, что мы тебя не знаем…

– Как это вы меня не знаете! – возмутился Бабай.

Но Мартын и Гобой дружно махнули на него. Пацан, как обычно, в ударе, несет чушь на дырявом подносе, и не стоит обращать на него внимания.

– Домой надо ехать, – сказал Угрюм. – Отмаз у нас, может, и есть, но если ОМОН появится, сначала бить будут, а потом спрашивать…

– Тебе бы все на печку к своей бабе, – поморщился Мартын.

– Может, Угрюма под юбку и тянет, но он дело говорит. Нам здесь оставаться нельзя, – покачал головой Гобой. – Домой надо ехать. Ты, Угрюм, пацанов отвезешь, а мы к Спартаку…

– Э-э, погоди домой! – вскинулся Бес. – А как насчет бабок?

– Вот об этом со Спартаком и поговорим, – скривился Мартын.

Гобою тоже не нравился этот разговор о деньгах – ясно же, что ситуация свернула налево, в потемки, где ничего не ясно. Не за деньги они сегодня дрались, а за Спартака. Но чморить Беса не стоит. Ему обещали навар, и он его ждет. Возможно, сам поймет, что фишка легла на ребро. Если нет, надо будет ему объяснить. Но не сейчас…