Письмецо
Утро долбануло по мозгам электронным звонком будильника.
Хотелось чего угодно, только не идти на работу.
«Да ну её, к лешему, эту работу!» – подумал Гранкин и попытался на тумбочке нашарить будильник, чтобы оборвать его монотонное пение. Он сбил последовательно на пол стакан с водой, справочник «Болезни собак», и даже таблетки от похмелья, которые держал под рукой, но будильник так и не обнаружил.
«Да ну её к лешему», – снова подумал Гранкин и попытался заснуть под противное пиканье. Но тем и отличаются электронные звоночки, что долго и нудно высверливают брешь в помутнённом сознании, заставляя проснуться.
– Да ну её к лешему, – вслух пробормотал Гранкин, сел на кровати и по-собачьи встряхнулся. – Бр-р-р!
– Пик-пик, – словно дразнясь, ответил будильник.
– Ну, погоди, – пригрозил ему Гранкин, встал и начал основательные поиски. Он осмотрел в комнате всё – полки, стол, табуретку, тумбочку, шкаф, но будильника не нашёл.
«Пик-пик» был, а будильника не было.
– Ну, ёлы-палы, – возмутился Виталий, раздвинул шторы и проверил подоконник. Электронный мерзавец не обнаружился.
Гранкин встал на карачки и пополз по полу, заглядывая под тумбочку, шкаф, кровать...
– Пик-пик, – дразнила электронная сволочь.
– Галка! – крикнул Виталя, но тут же зажал себе рот рукой.
Наверняка это Галка спрятала будильник подальше от Гранкина, она не разделяла его утреннего мнения, что «ну её к лешему, эту работу».
– Счас, счас, – подбодрил себя Гранкин, – найду этого гада, загашу его пяткой по механизму и лягу баиньки. Ну её... не помрут без меня кошечки-собачки, хомячки-удавчики, не окочурятся... Ой, блин! – Разгибаясь, он с размаху влетел головой в столешницу. – Ох! Галка! – снова заорал он и снова зажал себе рот рукой. Галке сейчас под руку лучше не попадаться.
На голове, пульсируя, набухала большая шишка, будильник по-прежнему невыносимо пищал, и Гранкину вдруг отчётливо и трезво подумалось: «Ну, какой теперь на фиг сон?!»
Как только эта мысль сформулировалась в мозгу, будильник заглох.
Гранкин поморщился, и, прихватив таблетки от похмелья, пошёл умываться.
Умывался он долго и с удовольствием. Плескал на лицо холодной водой, фыркал и весело плевался. Умывшись, Виталя решил, что, пожалуй, таблетки ему не понадобятся. Лучше побриться. Но помазка на привычном месте на полочке не оказалось.
– Галка! – на этот раз громко, внятно и с осознанием собственной правоты крикнул Гранкин. – Галка!!!
Галка, конечно, была не из тех женщин, которые бегут по первому зову. Но зов был по счёту уже третий или четвёртый и по идее, она должна была возникнуть как минимум с недовольным вопросом: «Чего ты орёшь как оглашенный?»
Но Галка не возникла с таким вопросом. Квартира хранила тишину, которую она хранила тогда, когда Гранкин ещё не был женат.
Гранкин удивлённо изучил своё отражение в забрызганном зеркале, подмигнул, пытаясь себя подбодрить, и на полусогнутых, словно нашкодивший кот, вышел из ванны. Стараясь быть ближе к земле, он бесшумно подкрался к кухне и заглянул туда, прячась за косяком.
В воздухе не пахло оладьями, Галка не толклась у плиты. Старомодный самовар не пыхтел на столе, ожидая, когда под его металлический носик подсунут большую кружку в горошек, откроют, наконец, тугой краник, и он облегчит своё кипящее нутро. Галка с недавних пор завела моду варить в самоваре яйца. Гранкин возмущался сначала, говорил, что не желает пить чай с яичным бульоном, но Галка стукнула крепким кулаком по столу так, что звякнули чашки и ложки, да рявкнула:
– Ну, какой такой с яйцев навар?! Какой навар?! А электроэнергия экономится!
Гранкин больше спорить не стал. Он послушно доливал в заварку воду из самовара, потом вылавливал яйца, чистил их и съедал. Может, и права была Галка, ну какой навар с куриных яиц?
Но сегодня самовар молчал, он не проделывал свою важную, двойную работу. От удивления Виталий присвистнул. На кухне было идеально прибрано, а одна стена скалилась небесно-голубой недокрашенностью.
И тут Гранкин всё вспомнил.
Галка родила дочку. Сашку. Гранкин хотел пацана, но дочка тоже ничего. Вчера он здорово перепил с Кирюхой на радостях, и забыл забрать Галку из роддома. Галка заявилась под вечер со свёртком, усталая, злая, как раз в тот момент, когда Гранкина осенило сделать лёгкий ремонт в квартире. Вон и помазок лежит на столе, перемазанный синей краской.
Гранкин на цыпочках подкрался к Галкиной комнате. Постучал, поскрёбся, поскулил. Никакого ответа. Он толкнул дверь и увидел, что в комнате никого нет. Издевательски хорошо прибрано и никого нет!
Диван, горшок, детская кроватка, гладильная доска...
Коляски в коридоре не оказалось. Значит, Галка, встав рано утром, хорошенько убрала квартиру, подчеркнув этим ничтожество Гранкина, завела и спрятала в его комнате будильник, потом взяла ребёнка и уехала к маме.
Виталий осторожно присел на краешек дивана. Такого поворота событий он не ожидал. Кто он теперь – алиментщик? Нет, он хочет видеть этого... эту Сашку каждый день! Он хочет купать его, тискать, сюсюкать и целовать. Он даже готов смириться с несовершенством младенца, в виду отсутствия у него мужских признаков. А теперь... что?!
Мама у Галки жила в глухой-преглухой деревне. Позвонить туда было никак невозможно. Гранкин вздохнул тяжело, поскрёб затылок и признал, что, в конце концов, Галка права. Она имела полное право на него обидеться.
Нет, ну право-то она, конечно, имела, но чтобы вот так... молча, не оставив даже записки, оскорбительно чисто прибрав квартиру! Ну не последний же он алкаш!
– Галка! – рявкнул Виталий. Никогда в её присутствии он так повелительно не рявкал. – Нет Галки, – сам себе пояснил Гранкин. – И Сашки нет. Всё! Холостой я! – Он яростно пнул голубой горшок, тот попрыгал к стене со звуком и прытью теннисного мячика.
– Холостой я, – простонал Гранкин, схватился за голову и поплёлся в свою комнату собираться на работу.
На зло Галке он выпендрился: одел единственный в своём гардеробе тёмно-синий костюм в полосочку, белую рубашку, и яркий малиновый галстук. С галстуком, правда, вышла заморочка. Гранкин помучился, пытаясь его завязать, потом плюнул и оставил не завязанным, перекинув через шею, словно шарф. В какой-то передаче по ящику он видел такой прикол и остался в восторге от простого решения этой вечно неразрешимой в отсутствии жены проблемы.
Завтракать он не стал. А что есть, когда нечего есть? Оладушек нет, чая нет, варенье никто не поставил на стол в розеточке, постелив салфеточку.
На всякий случай Гранкин заглянул в самовар, но яиц там не обнаружил. Там даже воды не было. Виталий вздохнул, как собака понюхал воздух, но, уловив только запах какого-то моющего средства, развернулся и вышел из квартиры.
На площадке он вспомнил, что забыл взять солнцезащитные очки, но возвращаться не стал – верил в дурные приметы. Пытаясь весело насвистывать, Виталий стал спускаться по лестнице. В принципе, он себе нравился: вполне молодой, в малопоношенном костюме, почти непьющий, с собственным, пусть и маленьким бизнесом. И чего ещё Галке надо?!
Вспомнив про Галку, Гранкин опять приуныл. Он так ждал, когда родится ребёнок – пусть хоть и девка! – когда Галка поймёт, наконец, что он надежда и опора семьи, он – папаша!
И вот на тебе – холостой! Не сумел справиться с бурной радостью, позвал Кирюху, напился, забылся...
Он вдруг остановился, как вкопанный. Его осенила «свежая» мысль: никуда его Галка не денется. Посидит у мамаши в деревне, вёдра с водой потаскает, из тазика поумывается, с ребёнком без горячей воды помается и домой примчится, как миленькая. С Сашкой. Дочкой. Дочуркой.
Гранкин повеселел и вприпрыжку поскакал вниз.
Навстречу ему поднимался сосед. Виталий не знал его имени и про себя называл «барин». «Барин» откупил четыре квартиры над Гранкиным, жил на широкую ногу, дорого одевался, вкусно пах, ездил на джипе и с Гранкиным никогда не здоровался. Он и сейчас прошествовал мимо со своей собакой, брезгливо прижавшись к стенке. Собака была симпатяга, редкой и дорогущей породы керри блю терьер. Она, в отличие от хозяина, к Гранкину брезгливости не испытывала, и всё время пыталась понюхать его коленки. Виталий давно профессиональным глазом заметил, что у собаки запущенный аллергический дерматит и даже порывался каждый раз сказать об этом хозяину, но в последний момент всегда тушевался и смущался, натыкаясь на его высокомерный взгляд. «Барин» сильно смахивал на знаменитого актёра и режиссёра, которого Гранкин не просто любил, а боготворил, и если бы не это сходство, то никакого благоговения он, пожалуй, к соседу бы не испытывал. А так его всё время посещала одна и та же мысль: а вдруг он тому режиссёру родственник? Брат, например?! И жена у «барина» красавица – дорого одевается, вкусно пахнет, ездит на другом джипе и с ним, Гранкиным, тоже никогда не здоровается.
Гранкин на «барина» не обижался – понимал, что купить четыре квартиры, ездить на джипе и так здорово пахнуть ему позволяют те качества, которыми он, Виталий, не обладал. Так чего ему с ним здороваться? Родственник великого режиссёра не обязан ручкаться с простым ветеринарным врачом.
В следующий раз, когда галстук будет более консервативно повязан, Виталий обязательно соберётся с духом и скажет соседу, что у его собаки аллергический дерматит. И совершенно бесплатно, по-соседски, подскажет, как его вылечить.
Пообещав себе это, Гранкин притормозил у почтовых ящиков. В голову пришла дельная мысль, что Галка могла оставить записку, бросив её в узкую щель ящика. В дырочке и правда что-то белело. Виталий, колупнув пальцем дверцу, открыл ящик. Замка на нём отродясь не водилось, писем Виталий никогда ни от кого не получал, а ящик открывал только затем, чтобы вытряхнуть из него всякую бесплатную рекламную дребедень.
Он открыл ящик и достал белый конверт. К Галке этот конверт не мог иметь отношения: адрес и имя были выведены на принтере. Адрес был его, и фамилия его, только с пропущенной почему-то буквой «р» – Ганкину В.С. «Налоговая, наверное, или пенсионный фонд, – подумал Виталя, распечатывая письмо. – Денег хотят с бедного частного предпринимателя!»
В конверте он обнаружил листок с отпечатанным на принтере текстом. Он пробежал текст глазами, потом начал читать медленно, по слогам, шевеля беззвучно губами.
«Многоуважаемый во всех отношениях В.С.!
Мы надеемся, что Вы не очень удивились, не обнаружив утром за завтраком свою жену. Она рано встаёт и после утренней пробежки частенько заруливает к своей массажистке, ведь правда?! Так вот, много, многоуважаемый В.С., сегодня не всё так радужно. Ваша жена не вышла к завтраку по другой причине. Она похищена.
Итак, она похищена и находится у нас. Галина чувствует себя нормально, хотя и немного испугана. Конечно, она привыкла жить в более комфортных условиях. Сырое подвальное помещение без окон, скудная простая еда и тонкий матрас на полу её мало устраивают, поэтому она очень просит Вас как можно скорее поучаствовать в её несчастной судьбе.
Её жизнь и свобода обойдутся Вам всего в триста пятьдесят тысяч долларов. Для человека, имеющего стабильный, процветающий бизнес – это сущая ерунда, согласитесь?
Мы понимаем, что понадобится некоторое время, чтобы собрать такую сумму наличных, поэтому на решение этой проблемы даём Вам десять дней. Думаем, этого будет достаточно. О своём решении, в том числе, если Вам понадобится чуть больше, или наоборот, меньше времени, сообщите нам следующим образом. В старом парке на окраине города есть заброшенный, заросший травой деревянный подиум – старая танцплощадка. У подиума растёт огромное дерево, вернее, это два дерева, которые тесно переплелись между собой стволами. На высоте человеческого роста в одном из стволов находится дупло. Пожалуйста, положите сегодня после полуночи туда маленькую записку с уточнением сроков, когда Вы сможете собрать необходимую сумму. О способе передачи денег Вы получите дополнительную информацию. Советуем Вам раз в три дня навещать это дупло, чтобы быть в курсе ситуации.
Это письмо от всей души советуем Вам уничтожить – съесть или сжечь. И не дай Вам бог обратиться в правоохранительные органы! Помните, что мы знаем и видим каждый Ваш шаг, а женщины очень нежные существа, они плохо переносят отсутствие комфорта, а ещё хуже – физическую боль.
Искренне Ваши Доброжелатели».
Гранкин пощупал пальцами буквы. Особенно те, последовательно складывая которые, получалось: «Её жизнь и свобода обойдутся Вам всего в триста пятьдесят тысяч долларов. Для человека, имеющего стабильный, процветающий бизнес – это сущая ерунда...»
Понять всё это было совершенно невозможно, и Гранкин опять принялся читать текст с начала, пытаясь найти в нём хоть малейший намёк на то, что всё это шутка. Что где-нибудь внизу, мелко, карандашом приписано: «Попался?! Хохма! Кирюха». Приписки нигде не было, Виталя сел на ступеньки и снова стал перечитывать письмо.
«Надеемся, Вы не очень удивились, не обнаружив утром, за завтраком свою жену».
Неправда, Виталий очень удивился, не обнаружив утром Галку на кухне. Она действительно совершала иногда утренние «пробежки» по магазинам, и хотя Гранкин объяснял её походы деревенской привычкой рано вставать, она утверждала, что именно утром приятно делать покупки: никто не пихается у прилавков, не заглядывает в твою корзину, а у касс совсем пусто. Но к завтраку Галка всегда успевала, даже если забегала посплетничать к своей закадычной подружке массажистке Людке, которая жила в соседнем доме и принимала клиентов на дому.
«Ваша жена не вышла к завтраку по другой причине. Она похищена».
Похищена! Представить себе, как можно похитить Галку с коляской и покупками Гранкин не мог. Запихнуть в обычную машину её не удастся, понадобиться грузовик. Галка крупная женщина, сильная, резкая, крутая на расправу и за словом в карман не полезет. Случись ситуация насильного её принуждения к какому-либо действию, она такой вой поднимет, что ни одна милицейская сирена её не переорёт.
И потом ребёнок. Дочка. Сашка.
Почему ни слова о ней? Где она?! Чёрт!!!
Гранкин встал, скомкал листок и сунул его в карман.
«Это письмо от всей души советуем Вам уничтожить – съесть или сжечь».
Виталий достал комок бумаги и запихал его в рот. От интенсивного жевания заломило челюсти, и заслезились глаза. Почему-то от письма исходил дух дорогой парфюмерии: когда Гранкин читал, он не почувствовал этого, а когда стал жевать, отчётливо ощутил вкус хороших духов.
Проглотить разжёванную бумагу Виталя не смог. Он сделал целых три честных попытки, но подавился, закашлялся, выплюнул комок на грязный подъездный пол и, присев на корточки, попытался поджечь слюнявый комок зажигалкой. Огонь не хотел расправляться с влажной уликой, но Гранкин проявил такое упорство, что ситуация поддалась. Бумажный уголок начал тлеть, разгораться, и письмо, наконец, послушно превратилось в чёрный остов, потом в пепел...
«Помните, мы знаем и видим каждый Ваш шаг»!
Виталий вышел из подъезда, первый раз в жизни придержав входную дверь так, чтобы она закрылась абсолютно бесшумно.
– Триста пятьдесят тысяч долларов, – вслух сказал Гранкин и резким движением тугим узлом завязал галстук на шее. Стало трудно дышать, и он ослабил малиновую удавку.
– Сущая ерунда, – прошептал он.