Спаситель
Живет у нас в поселке мужик. Зовут его Степаном, а промеж себя Спасителем прозывают. А мужик он самый простой. Трактористом работает, дома скотину обихаживает… Жена его, Клавдия, – в конторе, бухгалтером, сын, как и отец, на тракторе, а есть уж и внуки, дети старшей дочери. Ребята все на деревенских харчах, здоровые да румяные. Один Степан худющий, жилистый, до работы жадный, до денег охочий. Подворье степаново хоть рисуй: и телок, и овечки, и поросята… Все накормленные, спокойные. Вот как-то зараз двоих боровков откормил он. Туши по восьми пудов каждая тянули. Это если не брать в учет головы да ноги, да печенки-селезенки. За эти туши, как их продать, столько накупить можно всего… Они с женой все уж наметили загодя, что покупать.
А пока что Степан эти туши подвесил на толстенные крюки, которые сам же и приделал к столбам, что подпирали дощатый потолок сарая. Над потолком еще было простору! До самой крыши почти соломой завалено. Тепло будет малым поросяткам. В углу один полуторамесячный уже хрюкал.
«Потом, как мясо продам, еще троих куплю. Вместе-то им спорее тело нагуливать», – рассудливо думал хозяин. Благодатно было на душе у Степана. Стоял и любовался работой своей: туши гладкие, чистые, окорока полные и шпик тонкий. Мясо – высший сорт. Долго торчать на рынке с таким не придется, раскупят враз. Уж и денежки ему рисовались, голубили душу десюнчики, полтинники, сотенные… Смачно, не торопясь, курил. Потом кто-то позвал. Заспешил в дом. И уж после, сидя за столом, услыхал: «Гори-им!» Из сарая дым валил, чад. И слышался визг поросячий. Он туда. Клавдия скорей мешок ему сует и вдогонку: «Тушу хватай мешком, а то не удержишь, склизкая…»
Только вбежал он в сарай, из-под крыши полыхнуло.
– Наза-ад, Степан! Выходи-и! Счас обвалится! – кричали соседи. А Степан все не шел.
– Степа-а-а! – завыла жена.
Наконец, выскочил он. С мешком. Только без туши.
– Не снял мясо, не сдюжил? – участливо спрашивали мужики.
– И не снимал вовсе. Времени уж не оставалось. Вона с этим возжался, – ткнул Степан в тощий мешок. Заворочалось в мешке, захрюкало. Хрюшонок там был. «Впотьмах нашарил его, по визгу…», – объяснил он мужикам свою задержку в полыхающем сарае.
– В нем всего-то полпуда, а ты собой рисковал, – посмеивались люди. А жена вопила: «Горюшко ты мое, горе: полпуда спас, а шестнадцать огню оставил!»
– Так он, хрюшонок-то, живой, поди. Живую душу как не спасти? – угрюмо оправдывался Степан.
С тех пор и приклеилось ему прозвище это: Спаситель.