Вы здесь

Братство Конца. Глава первая (Евгений Малинин, 2002)

Глава первая

Никогда не играйте всерьез,

играть всерьез могут только дети.

Если всерьез начинают играть взрослые,

Игра может неожиданно стать их Жизнью…


Ну, знаете, всякое со мной случалось, но чтобы заблудиться в подмосковном лесу!.. Да не просто в лесу, а в том самом, который за последние пять лет исходил вдоль и поперек соб-ственными ногами! Это, надо вам сказать, не каждому дано!

И ладно бы еще просто заблудился, а то в таком виде, что и не дай Бог на какого-нибудь аборигена нарваться…

Представляете, через подмосковные буераки продирается молодой еще парень, наряжен-ный в длиннющий серый самоделочный плащ, на полы которого он поминутно наступает громадными черными сапогами. На голове у него высоченная, островерхая, широкополая шляпа, пошитая из старого, довольно потрепанного куска плюша ярко синего цвета. Во-круг горла у него обмотан длинный серебристый шарф, а к роже приклеена длинная, ниже пояса, белоснежная бородища.

И вот это, с позволения сказать, чучело шагает через мало ухоженный подмосковный лес в неизвестном ему самому направлении. Шляпа, естественно, постоянно цепляется за су-чья деревьев, и, удерживаемая широкой лентой, подвязанной под бородой, то сползает на самые глаза, то соскальзывает к затылку. Милый шарфик также норовит зацепиться за ма-ло-мальски торчащий кустик и постоянно напоминает своему хозяину о незавидной кон-чине Айседоры Дункан. Роскошная бороденка, в свою очередь, тоже доставляет своему владельцу весьма мало удовольствия, но он боится оставить ее на каком-нибудь симпа-тичном кустике, потому что если его многочисленные друзья, рассыпанные по этому же самому лесу встретят его без бороды, они просто растерзают его на множество маленьких, неприметных кусочков.

И только мои здоровенные сапоги доставляли мне, вырядившемуся столь экзотическим образом, хоть какое-то удовлетворение. Правда, они были на три размера больше моего сорок третьего, зато абсолютно не промокали и позволяли мне совершенно безбоязненно форсировать достаточно заболоченные подмосковные джунгли.

Наличествовала у меня еще одна вещь, не слишком меня раздражавшая, а именно здоровенный, покрытый богатой резьбой посох, чрезвычайно удобный для проверки глубины встречавшихся ручейков и болотин.

В таком вот виде я уже больше четырех часов шастал по лесу между платформой «Столбовая» Курской железной дороги и населенным пунктом Кресты, расположившимся на федеральном шоссе номер три.

Дошло до того, что у меня начали появляться слуховые и зрительные галлюцинации! Именно галлюцинации! Как еще можно назвать явления, наблюдавшиеся мной в пути. Шагаю я это по летнему лесу, распугиваю птичек и зверушек, чирикающих и верещащих в чащах, слушаю ласковый шепот листвы, проклиная все на свете, и вдруг в совершенно чистом, прозрачно-голубом небе начинают вспыхивать яркие точки ослепительного белого света! Словно тысяча невидимых ангелов слетелась со своими фотоаппаратами, чтобы запечатлеть мои блуждания, а поскольку света им для этого было недостаточно, они вовсю начали хлопать вспышками.

С минуту я наблюдал это «небо в алмазах», а потом вспышки прекратились, зато с неба на землю обрушилась мертвая тишина. Я даже сделал пару глотательных движений и поскреб мизинцем в ухе, хотя был абсолютно уверен, что дело вовсе не во мне, а в окружающей природе. Скоро, правда, звуки вернулись на свое место, но я еще довольно долго размышлял, что со мной произошло – то ли я перегрелся, то ли все-таки промок, то ли мой элегантный шарфик на мгновение перекрыл мне воздух и у меня начались видения от кислородного голодания. В общем, моя одинокая прогулка здорово мне надоела!

А как хорошо все начиналось!

Именно сегодня сбылась моя мечта – ребята наконец согласились на то, чтобы в нашей ролевой игре я был Гэндальфом Серым. Именно ради этого я изготовил свой роскошный наряд и дополнил его белоснежной бородой и резной дубиной! Именно ради этого я уговорил своего давнего друга, профессионального актера, выпускника Щукинского училища, Пашу Торбина принять участие в нашей игре в качестве главного героя – маленького хоббита Фродо, пообещав ему за это бутылку настоящего французского коньяку! А что еще можно пообещать настоящему артисту?

И вот всего лишь четыре часа спустя после того, как наша большая, шумная, веселая компания вывалилась из вагона электрички, разбила лагерь в ближайшем лесочке и, переодевшись, рассыпалась по лесу в виде гномов, эльфов, хоббитов и прочих экзотических существ, я уже не надеялся отыскать этот проклятый лагерь или кого-нибудь из моих товарищей по Средиземью. Мне хотелось только одного – услышать перестук вагонов железной дороги, тарахтенье автомобильного мотора или, на худой конец, мычание коровы!

Именно в тот момент, когда я с ненавистью рассматривал здоровенную, корявую, раскидистую рябину, встреченную мной далеко уже не в первый раз, справа из недалеких кустов раздался до боли знакомый голос:

– Так вот ты где, маг недоделанный!

И к моей милой рябинке выкатился… хоббит Фродо.

Надо сказать, что Паша отнесся к своей новой, весьма непривычной роли очень профессионально. Получив у меня для ознакомления бессмертное творение божественного Толкина, он за какую-то неделю практически наизусть выучил «Братство Кольца», доказав в моем лице всем маловерам, что актерская память – вещь совершенно уникальная. Ну а когда он выполз из поставленной специально для него палатки в полном хоббитском облачении, толпившиеся вокруг эльфы и гномы просто выпали в осадок.

Мой гениальный друг был одет в ярко-желтую рубаху и темно-зеленые штаны. На голове у него красовался симпатичный паричок, очень похожий своей густотой и кучерявостью на прическу аборигена центральной Африки. А на ногах у него были надеты темные собачьи унты без калош, так что его ноги нельзя было отличить от настоящих хоббитских. Когда же он засмеялся густым утробным смехом, именно таким, каким смеются все хоббиты-Мохноноги после обеда, весь лагерь на секунду замер, а затем грянула оглушительная овация.

Как известно – актеру мало славы, актеру мало денег! Он хочет больше славы, он хочет больше денег! Но как ни крути, а главное для актера все-таки слава. Поэтому Пашино настроение после такого признания его гениальности взлетело на недосягаемые вершины.

Однако спустя всего четыре часа на меня из кустов выполз на удивление рассвирепевший хоббит в разодранной рубахе и перемазанных штанах. «Таких-то злобных хоббитов и не бывает!» – изумленно подумал я. А это мифическое существо, явно нуждавшееся в объекте, на котором можно было сорвать все накопившееся за день блужданий зло, заметно пригундосивая, принялось вопить на весь лес.

– Эти твои гномы, эльфы, еноты и скунсы, они что, специально сговорились затащить бедного артиста в холод и мокротень?! Они что, не понимают, что у меня завтра спектакль, а в нем далеко не последняя роль?! Я что, отдался вам на посмеяние?! Четыре часа брожу я по этим чертовым болотам, и хоть бы одна из этих выдуманных тварей попалась бы мне на глаза! Ты, Гэндальф – Серая шкура! Ты обещал, что у меня будет целая рота сопровождения из гномов, эльфов и прочих придурков! Где твоя рота?! Где эти дребаные палатки? Мне срочно надо стащить с себя эти лохмотья и принять человеческий облик!.. Веди меня сейчас же в лагерь!

И тут до него дошло, что я слишком уж радостно его рассматриваю и совершенно не реагирую на его хамство, хотя по своей природе являюсь человеком очень вспыльчивым и быстро зверею. Что-что, а соображал Паша всегда очень быстро. Стоило ему лишь чуть-чуть отвлечься от своего горя, как он тут же уловил мое состояние и, резко сменив тон, поинтересовался:

– Ты что, тоже заблудился?

Я только кивнул и довольно глупо улыбнулся.

Хоббит озадаченно почесал голову, умудрившись при этом совершенно не потревожить свой паричок.

– А может, ты по этому… ну… по солнцу умеешь определяться? – осторожно осведомился переодетый продукт урбанизации.

Я добросовестно посмотрел в небо. Солнце точно наличествовало на бледно-голубом, нездорово-одутловатого оттенка небе. Полюбовавшись родным светилом с минуту, я вдруг ощутил смутное беспокойство, а затем у меня родилось соображение, которым я не замедлил поделиться с Пашей:

– А ты знаешь, мне кажется, что солнце стоит на одном месте практически с того самого времени, как мы рассредоточились для начала игры…

Урбанизированная личность с высшим актерским образованием высокомерно улыбнулась:

– Ты чего, Гэндальф, совсем в своей шляпе перегрелся? Или у тебя борода в мозги проросла? Как солнце может стоять на месте в течение четырех часов?!

– Ну, в истории человечества такие случаи имели место… – не преминул я блеснуть широтой кругозора. – Некий Иисус Навин уже раз останавливал солнце.

– Зачем? – растерянно поинтересовался хоббит.

– Он как раз вел свои войска в атаку и побоялся заблудиться в наступающих сумерках!

Беседуя таким образом, мы, уже на пару, брели надоедливо хлюпающей поляной, поросшей тонкими, корявыми березками. При этом я был твердо уверен, что уже пересекал это замечательное место не менее четырех раз. Паша тоже вертел своей шерстяной головой, явно узнавая окружающий пейзаж. И он не замедлил подтвердить мою догадку.

– Слушай, самозванец от магии, а ведь я эту полянку отлично помню. Именно здесь начали промокать мои ноги! А я оказался здесь сразу же, как только вышел из лагеря. Вон за той елочкой, на опушке, старый трухлявый пнище, и за ним надо свернуть налево. Маленький перелесочек, и мы в лагере! – И его мохнатые ноги бодро затопали в указанном направлении.

Однако, когда мы были уже почти у самой елки, из-под окружающей ее густой елочной поросли раздался звонкий девчачий голос:

– Вы кто такие, что осмеливаетесь вступить в пределы Дольна?!

Паша от неожиданности подпрыгнул на месте, звонко хлюпнув своими унтами, но быстро сориентировался и подал соответствующую реплику, снова блеснув знанием первоисточника:

– Великий маг Гэндальф Серый и сопровождающий его хоббит Фродо Сумникс направляются к великому Элронду Эльфиниту!

– Несчастные! – завопили в ответ из ельничка. – Вас по пятам преследуют Черные всадники Мордора!

Вот тут-то актер в Паше и сломался. Он снова подпрыгнул, на этот раз от едва сдерживаемой ярости, и заорал, совершенно выпав из образа:

– Какие, на хрен, всадники?! Нас по пятам преследуют грипп, ангина и бронхит, а следом ревматизм с артритом! – Задохнувшись, он с шумом втянул воздух и закончил мучительным воплем: – У меня ноги мокрые!!!

В ответ на этот крик души из ельничка вылетела кое-как обструганная и заостренная с одного конца ореховая веточка. Пролетев разделявшие нас три-четыре метра, она воткнулась перед самыми Пашкиными унтами в траву, а из ельничка снова донесся голосок:

– Мне все ясно! Вы самозванцы, задумавшие обманом пробраться в нашу цитадель. Но мимо меня не проскользнет ни одна мордорская тварь!

– Сама ты тварь мордорская! – завопил Фродо Сумникс. При этом физиономия у Паши побагровела, и я испугался, что его сейчас хватит удар. Он, как любой актер, был натурой трепетной и легко возбудимой, так что мне пора было вмешаться в развитие событий. Тем более что я наконец узнал голосок.

Приобняв своего друга за плечи, благо мой рост позволял это сделать без особого труда, я остановил готовые вырваться у него ругательства и обратился к зарослям елок:

– Машеус, кончай расходовать свои стрелы… Нам обоим сейчас в самом деле не до игры. Мы блуждаем по лесу уже больше четырех часов и не встретили никого из ребят. Если ты не проводишь нас в лагерь, мы действительно можем заболеть…

Между елочных веток показалась круглая симпатичная девичья мордашка в обрамлении длинных белокурых волос явно искусственного происхождения.

– Как это никого не встретили?!

Машенька Русакова, студентка третьего курса одного из институтов Академии управления, была очень любопытна и легко впадала в изумление. Но это были ее единственные недостатки, кроме, пожалуй, еще твердой уверенности, что она вылитый эльф. Правда, ее волосы для эльфа были чересчур темны, а личико слишком кругловато, но это ее не смущало – парик исправлял первое, а нахальное любопытство – второе. Паша, увидев симпатичную девушку, немедленно напустил на себя вид разочарованного жизнью гения, и я продолжил разговор в уже значительно более спокойной обстановке:

– Сами удивляемся… Ладно я остался в одиночестве, мне по роли положено, а как все наши эльфы и гномы оставили в одиночестве своего Фродо?!

Глаза у Машеньки переместились на меланхолическую физиономию Паши и округлились:

– Так вы – тот самый Павел Торбин?..

Ну вот! Машеус, как обычно, впала в изумление. На этот раз при виде живого артиста!

– Да, милочка, я – тот самый Павел Торбин… – ворчливо, но вполне дружелюбно ответствовал Па-ша. – Но сейчас главное не это, а то, что ноги у меня промокли, и я могу потерять голос. А завтра вечером у меня, между прочим, премьера!

– Ой, что вы! – пискнула Машенька и выскочила из своей хвойной засады. Зеленые обтягивающие брючки и зеленая рубашка с широким отложным воротничком не только делали ее совершенно незаметной среди лесной зелени, но и прекрасно ей шли, оттеняя ее стройную высокую фигурку и тонкую белоснежную шейку. И сапожки на ней были легкие, удобные и, похоже, совершенно сухие. А кусок зеленой шелковой ткани, изображавший плащ, свисал весьма элегантными складками с ее узких плеч.

– Пойдемте, я вас провожу к палаткам! – затараторила она, впихивая самодельное подобие лука в самодельное подобие колчана, из которого торчало еще несколько заостренных ореховых прутиков. Забросив за спину то, что она называла настоящим эльфийским оружием, и поправив на поясе подделку под широкий охотничий нож, поименованный кинжалом Рокамор, она направилась в обход своей еловой засады по едва заметной тропке. Мы с облегчением двинулись за ней.

Паша, видимо, в предвкушении сухих ботинок и обеда, съехал с образа «меланхолического гения» в образ «своего в доску»:

– Слышь, подруга, а чой-то Серега тебя как-то странно называет?

– Это Машеус, что ли? – не оборачиваясь, отозвалась девушка. – Да меня все мои друзья так называют!

– А мне можно тебя так называть? – Паша похлюпал бодрее, пытаясь догнать девушку. Даже гундосости в его голосе поубавилось.

– Ну что вы, как можно! – Машенька, похоже, слегка растерялась. – Такой… серьезный, солидный человек!.. Известный актер!.. Я же не могу так просто относиться к вам, как… Ну как к тому же Сережке! – И она кивнула в мою сторону. В ее словах явно прозвучало, что она считает Пашеньку слишком «взрослым», чтобы зачислить его в свои друзья. Опытный Паша сразу просек сомнения девушки.

– Да мы с Серегой старые кореша! А, как говорится, твой друг – мой друг! Ну не могу же я друга своего закадычного друга называть Мария… как там тебя по батюшке?

– Евгеньевна… – кокетливо подсказала Маша.

– Во! – неизвестно чему обрадовался Паша. – Евгеньевна!.. Это ж и не выговоришь сразу! А вот «Машеус» я смогу сказать в любом состоянии!

– Не хвастайся, – неожиданно для себя самого вступил я в разговор. – Помнишь, неделю назад в вашем же буфете, в театре, ты «мама» сказать не смог… Я бутылку… кефира… из-за этого проспорил…

– Ага! – тут же вскипел мой гениальный друг. – Ты вспомни! Утренний спектакль, репетиция, вечерний спектакль! Танька все нервы мне истрепала, это ж надо, дважды реплики забыть! Конечно, я к вечеру несколько сдал!

– Какая у вас насыщенная, интересная жизнь! – раздался впереди восторженный девичий голосок.

– Да уж! – не слишком уверенно подтвердил Паша. Он уже почти догнал двигавшуюся впереди легким бесшумным шагом Машеньку, но в этот момент она воскликнула:

– Вот мы и пришли!

И мы все трое вышли из кустов на обширную поляну.

Полянка действительно была очень похожа на лагерную. Вот только никаких палаток на ней не было. Более того, она имела настолько дикий, нетронутый вид, словно располагалась не в тридцати километрах от крупнейшего мегаполиса планеты, а где-то в нетронутых дебрях Сибири.

С минуту мы стояли, молча рассматривая чудный уголок дикой природы, а потом Машеус, словно обиженный ребенок, разочарованно протянула:

– А где же все?

Мы с Пашей ничего на этот вопрос не успели ответить, поскольку из густой и высокой травы, росшей в центре поляны, раздался спокойный басовитый голос:

– А никого больше нет…

Следом за этим над травой показалась широкоскулая, толстощекая заспанная физиономия Элика Абасова. Осмотрев нас из своего травяного укрытия и чуть-чуть подумав, он выпрямился во весь свой без малого двухметровый рост и предстал перед нами во всей красе.

«Да, – сразу подумал я, – ему тоже нельзя показываться ни в одной подмосковной деревне!»

Элик Абасов был единственным троллем в нашей компании. Огромный, добродушный, немногословный и надежный, как скала, татарин, по иронии судьбы занимавшийся регби, был по уши влюблен в одну нашу повернутую на Толкине эльфиечку со странным нерусским именем Изольда. Ради нее он был готов на что угодно, вот и стал страшным троллем по имени Душегуб. Я так думаю, что именно эта его любовь вырядила Элика таким образом. На бедняге не было ничего, кроме похожего на танковый комбинезона, коротким коричнево-рыжеватым мехом наружу. Этот комбинезон имел к тому же плотно обтягивавший голову капюшон. Так что наш огромный Душегуб сильно смахивал на рыжего гризли с добродушной, щекастой, голубоглазой физиономией. А когда он наклонился и вытащил из травы огромную дубину, оканчивавшуюся кое-как подровненным корневищем, Машеус тихо пискнула и осторожно переместилась за мою спину.

Тролль между тем, не обращая внимания на явный испуг эльфа, спокойно загудел дальше:

– Я сюда вернулся часа два назад… Надоело, что все меня пугаются, да и Золька сказала, чтобы я был здесь до обеда. Палатки стояли на месте, а ребят не было, все по лесу бродили. Ну я на солнышке и прилег. Просыпаюсь, а никого нет… и палаток нет… А тут и вы из лесу показались…

– Так ты что, даже не слышал, как ребята палатки сворачивали? – высунулась из-за моей спины Машеус.

Но тролль Душегуб ничего не успел ей ответить. Высоко вверху что-то неожиданно грохнуло, землю под нами тряхнуло так, что мы едва устояли на ногах, небо стало бледно-оранжевым, а солнце внезапно позеленело и через секунду рухнуло вниз по небосклону за зазубренный окоем леса.