Браслеты Скорби. Часть первая (Брендон Сандерсон, 2016)

Часть первая

Минуя сновавших туда-сюда констеблей в коричневой униформе, Ваксиллиум Ладриан поспешил вниз по лестнице пивной, превращенной в бандитское логово. Туман уже испарялся, рассветная заря возвещала о конце его ночной вахты. Вакс проверил руку: пуля проделала заметную дыру в манжете рубашки и рукаве пиджака, но, как он и почувствовал, прошла мимо.

– Ух, – догоняя его, выдохнул Уэйн. – Хороший был план, правда?

– Как и все у тебя, – ответил Вакс. – План, в котором я играю роль приманки.

– Не моя вина, что людям нравится в тебя палить, дружище, – заметил Уэйн, когда они добрались до кареты. – Радуйся, ты применяешь свой талант, а мой дедуля всегда говорил, что это правильный путь для мужчины.

– Я бы предпочел иметь другой талант, нежели способность быть мишенью.

– Ну, надо пользоваться тем, что имеешь. – Уэйн прислонился к карете, пока кучер Коб открывал Ваксу дверцу. – По той же причине у меня в рагу всегда обнаруживаются кусочки крысятины.

Вакс сунул голову в карету, окинул взглядом роскошные сиденья и обивку, но не вошел.

– С тобой все будет в порядке? – спросил Уэйн.

– Ну конечно. Это мой второй брак. Я в этом деле воробей стреляный.

Уэйн ухмыльнулся:

– А-а, так вот как все устроено? Мой опыт подсказывает, что брак – такая штука, которая становится тем хуже, чем дольше ты ею занимаешься. Ну, про жизнь можно сказать то же самое.

– Уэйн, это было почти глубокомысленно.

– Проклятье! Я-то хотел показаться проницательным.

Вакс продолжал стоять, глядя внутрь кареты. Кучер, все еще придерживавший ему дверь, кашлянул.

– Очень миленький капкан, ага, – заметил Уэйн.

– Не надо мелодрамы, – попросил Вакс и пригнулся, чтобы забраться внутрь.

– Лорд Ладриан! – крикнул кто-то позади.

Бросив взгляд через плечо, Вакс увидел, как через констеблей проталкивается высокий мужчина в темно-коричневом костюме и с галстуком-бабочкой.

– Лорд Ладриан, можно мне минуточку?

– Забирайте хоть час, – ответил Вакс. – Но не у меня.

– Но…

– Встретимся на месте, – сказал он, обращаясь к Уэйну.

Потом бросил гильзу и, оттолкнувшись, взлетел. Зачем тратить время на поездку в карете?

Ощущая в желудке приятное горение стали, Вакс оттолкнулся от ближайшего фонарного столба – фонарь все еще горел, хотя уже наступило утро, – и взмыл повыше. Перед ним раскинулся Элендель, чудо-город, перепачканный в саже, источающий дым из сотен тысяч домовых и фабричных труб. Отталкиваясь от стальной арматуры недостроенного здания, Вакс широкими прыжками начал пересекать Четвертый октант.

Он миновал поле наемных карет, выстроившихся рядами в ожидании клиентов, и спешившие на заводы рабочие проводили его взглядами. Один ткнул пальцем: должно быть, его внимание привлек туманный плащ. Алломанты-стрелки в Эленделе часто работали курьерами, и люди, летящие по воздуху, редко вызывали у кого-то удивление.

Еще несколько прыжков перенесли его через тесные ряды складов. Каждый прыжок вызывал у Вакса восторг. Удивительно, насколько чудесным ему казалось все это после стольких лет. Ветер в лицо, и краткий миг невесомости на пике прыжка…

Однако очень скоро сила тяжести и долг взяли свое. Вакс покинул промышленный квартал и очутился в районе с улицами, покрытыми асфальтом и гравием – куда более ровными и гладкими, по сравнению с брусчаткой, – предназначенными для этих проклятых автомобилей. Легко обнаружил церковь Выжившего с ее огромным куполом из стали и стекла. В Везеринге хватало простой деревянной часовни, но для Эленделя она была бы недостаточно величественной.

Церковь выстроили таким образом, чтобы прихожане могли свободно любоваться туманом по ночам. Вакс считал, что, если уж им хочется поглядеть на туман, стоило бы просто выйти наружу. Но возможно, в нем говорил цинизм. В конце концов, купол – состоявший из стеклянных сегментов между стальными балками, из-за чего вся конструкция смахивала на дольки апельсина, – можно было по особым случаям открывать, позволяя туману пролиться на головы собравшихся.

Создатели купола наверняка рассчитывали, что он будет затмевать окружающие здания. И можно не сомневаться, что когда-то так оно и было. Однако с годами дома становились все выше и выше, и теперь церковь казалась на их фоне карликовой. Уэйн наверняка подыскал бы подходящую метафору. Может статься, грубую.

Вакс приземлился на крышу возвышавшейся над церковью водонапорной башни. Итак, наконец-то прибыл. Глаз у него задергался, и внутри проснулась ноющая боль.

«Кажется, я любил тебя даже в тот день. Так нелепо, но так искренне…»

Шесть месяцев назад Вакс нажал на спусковой крючок и будто все еще слышал тот выстрел.

Вакс выпрямился и постарался взять себя в руки. Один раз он уже исцелился от подобной раны. Исцелится и теперь. И если от этого сердце покроется шрамами – что ж, значит, так надо.

Он спрыгнул с водонапорной башни и замедлился, оттолкнувшись от брошенной гильзы. Приземлился посреди улицы. Гости уже собрались – догматы религии Выжившего призывали совершать бракосочетания рано утром или поздно ночью. Кивая знакомым, Вакс прошел вдоль длинного ряда карет, а когда запрыгнул на ступени лестницы и стальным толчком распахнул перед собой двери, не удержался и, вытащив из кобуры, положил на плечо дробовик.

В вестибюле из угла в угол расхаживала Стерис в узком белом платье. По ее словам, это был самый модный фасон. С собранными в высокую прическу волосами и макияжем, который по особому случаю сделал профессионал, она выглядела очень мило.

Увидев невесту, Вакс улыбнулся. Напряжение и нервозность немного отпустили.

Едва он вошел, Стерис встрепенулась и поспешила навстречу:

– И?

– Меня не убили, – сообщил Вакс. – И вот я здесь.

Она бросила взгляд на часы:

– Ты опоздал, но не сильно.

– Я… прошу прощения.

Разве не Стерис настояла, чтобы он принял участие в рейде? На самом деле, все шло согласно ее плану. Такой уж была жизнь со Стерис.

– Уверена, ты был на высоте, – сказала она, взяв его за руку.

Рука Стерис была теплой и слегка дрожала. Пусть невеста Вакса и отличалась сдержанностью, но – хоть многие и предполагали иначе – не была бесчувственной.

– Рейд? – напомнила она.

– Удачен. Без потерь. – Они прошли в боковую комнату, где Дрютон – лакей Вакса – ожидал их рядом со столом, на котором был разложен белый свадебный костюм жениха. – Ты понимаешь, что, отправившись на задержание утром в день свадьбы, я лишь подкрепил мнение, которое сложилось обо мне в обществе?

– Какое мнение?

– Такое, что я головорез. – Сняв туманный плащ, Вакс передал его Дрютону. – Слегка затронутый цивилизацией грубиян из Дикоземья, который сквернословит в церкви и отправляется на званые вечера с оружием.

Стерис бросила взгляд на дробовик, который он швырнул на диванчик:

– Забавляешься тем, как тебя воспринимают окружающие? Пытаешься сделать так, чтобы им стало неуютно, выбить их из равновесия?

– Одна из немногих простых радостей, что мне еще остались, Стерис. – Вакс улыбнулся – Дрютон как раз закончил расстегивать пуговицы на его жилете, – потом стянул и жилет, и рубашку, оставшись обнаженным по пояс.

– Вижу, я в числе тех, кого ты пытаешься выбить из равновесия, – заметила Стерис.

– Работаю с тем, что имею.

– И поэтому в твоем рагу всегда обнаруживаются кусочки крысятины?

Вакс помедлил, передавая одежду Дрютону:

– Он и тебе это говорил?

– Да. И я все больше убеждаюсь в том, что на мне он отрабатывает реплики. – Стерис скрестила руки. – Мелкий негодяй.

– Не выйдешь, пока я переодеваюсь? – спросил Вакс с веселым удивлением.

– Мы поженимся менее чем через час, лорд Ваксиллиум. Думаю, я в силах вынести твой полуголый вид. Но в качестве ремарки замечу, что это ведь ты у нас приверженец Пути. Стыдливость – часть твоей веры, не моей. Я читала о Кельсере и очень сомневаюсь, что он…

Вакс расстегнул деревянные пуговицы на брюках. Стерис покраснела и повернулась к нему спиной. Миг спустя она продолжила, но явно взволнованным голосом:

– Ну, по крайней мере, ты согласился на надлежащую церемонию.

Оставшийся в одних кальсонах Вакс улыбнулся и сел, чтобы Дрютон быстренько его побрил. Стерис осталась на месте, прислушиваясь. Наконец, когда Дрютон вытирал пену с лица Вакса, спросила:

– Подвески у тебя?

– Отдал Уэйну.

– Ты… что ты сделал?!

– Я подумал, ты хотела какого-нибудь беспорядка на свадьбе. – Вакс поднялся и принял протянутые Дрютоном новые брюки. Надел их. После возвращения из Дикоземья ему нечасто приходилось надевать белое. Там было сложнее следить за чистотой одежды, потому-то и стоило так наряжаться. – Я решил, это подойдет.

– Я хотела запланированных беспорядков, лорд Ваксиллиум, – резко ответила Стерис. – Меня не может огорчить то, к чему я подготовилась и что держу под контролем. Уэйн же, как известно, полная противоположность всему перечисленному.

Вакс застегнул пуговицы, и Дрютон снял с вешалки его рубашку. Стерис немедленно повернулась на звук, по-прежнему со скрещенными на груди руками, и тотчас же – отказываясь признавать, что сбита с толку, – заявила:

– Хорошо, что я заказала копии.

– Ты заказала… копии наших свадебных подвесок?

– Да. – Стерис пожевала губу. – Шесть наборов.

– Шесть?!

– Четыре не прибыли вовремя.

С широкой улыбкой Вакс застегнул пуговицы на рубашке, затем позволил лакею застегнуть манжеты.

– Ты неповторима, Стерис.

– В строгом смысле слова, Уэйн тоже неповторим. И если уж на то пошло, таким был Разрушитель. Если вдуматься, это не совсем комплимент.

Вакс пристегнул подтяжки и замер, предоставив возможность Дрютону повозиться с воротником.

– Я не понимаю, Стерис. Ты так тщательно готовишься к тому, что что-то пойдет не так… словно понимаешь и рассчитываешь на то, что жизнь непредсказуема.

– Да, и что?

– Ну так ведь жизнь и впрямь непредсказуема. Так что единственное, чего ты добиваешься, готовясь к неприятностям, – это того, что они произойдут в какой-то другой области.

– Весьма фаталистический взгляд на мир.

– Такое случается, если пожить в Дикоземье. – Он посмотрел на Стерис – она была великолепна в своем платье, со скрещенными руками, постукивающая правым указательным пальцем по левому предплечью.

– Я просто… лучше себя чувствую, когда пытаюсь все контролировать, – наконец сказала Стерис. – Даже если все пойдет не так, я хотя бы буду знать, что попыталась. В этом есть какой-нибудь смысл?

– Почему бы нет…

Удовлетворенный, Дрютон сделал шаг назад. К костюму прилагались очень красивый черный шейный платок и жилет. В рамках традиций, как нравилось Ваксу. Галстуки-бабочки пусть носят торговцы. Он надел жакет с длинными фалдами и, поколебавшись мгновение, пристегнул оружейный пояс и вложил в кобуру Виндикацию. На последней свадьбе он был с пистолетом, так чем же эта хуже? Стерис одобрительно кивнула.

Наконец дошла очередь до ботинок. Новая пара. Наверняка будут жутко неудобными.

– Мы все еще достаточно опаздываем? – поинтересовался Вакс.

Стерис сверилась с часами в углу:

– Согласно моему плану, выходить надо через две минуты.

– О, как мило, – сказал Вакс, взяв ее за руку. – Это значит, мы можем проявить спонтанность и явиться раньше. Ну, раньше, чем позже.

Стерис сжала его руку и позволила направить себя в боковую комнату, где располагался выход в купол и собственно церковь. Дрютон последовал за ними.

– Ты… уверен, что хочешь этого? – спросила Стерис, приостановившись, прежде чем они вошли в коридор, ведущий в купол.

– Передумала?

– Нисколечко. Этот союз весьма полезен для моего Дома и статуса. – Стерис взяла обеими руками левую руку Вакса и тихим голосом продолжила: – Но, лорд Ваксиллиум, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя как в ловушке, в особенности после того, что с тобой случилось ранее в этом году. Если хочешь отступить, я приму твою волю.

То, каким образом она сжимала его руку и как произнесла эти слова, несло совсем иное послание. Но Стерис будто этого не заметила. Глядя на нее, Вакс понял, что удивляется собственным чувствам. Когда он поначалу согласился на этот брак, то лишь ради долга перед своим Домом.

Теперь его охватили иные эмоции. То, как Стерис вела себя, находясь рядом эти последние месяцы, пока он скорбел… То, каким образом она смотрела на него прямо сейчас…

Ржавь и Разрушитель, Стерис ему действительно нравилась! Это не была любовь, но Вакс сомневался, что сможет полюбить опять. Что ж, и так сойдет.

– Нет, Стерис, – сказал он. – Я не отступлю. Это… было бы несправедливо по отношению к твоей семье и деньгам, которые вы потратили.

– Деньги не имеют…

– Все в порядке, – перебил Вакс, слегка сжав ее руку. – Я в достаточной степени пришел в себя после того испытания. Мне хватит сил, чтобы это сделать.

Стерис собралась было ответить, но тут раздался стук в дверь, и заглянула Мараси, чтобы узнать, как у них дела. Мараси, с ее темными волосами и более мягким и округлым, чем у Стерис, лицом, щеголяла красной помадой на губах и нарядом прогрессивной дамы, состоявшим из плиссированной юбки и узкого жакета на пуговицах.

– Наконец-то, – сказала она. – Гости уже начинают волноваться. Вакс, там с тобой хочет поговорить какой-то человек. Я попыталась его отправить, но… в общем…

Мараси вошла и придержала дверь, за которой обнаружился тот самый худощавый мужчина в коричневом костюме и с галстуком-бабочкой; он стоял рядом с носительницами пепла в вестибюле, за которым располагался собственно купол.

– Так-так, – проговорил Вакс. – Каким образом вы добрались сюда раньше Уэйна?

– Не думаю, что ваш друг придет.

Кивнув Мараси, мужчина закрыл за собой дверь, заглушив болтовню носительниц пепла. Потом повернулся и бросил Ваксу скомканный лист бумаги.

Внутри что-то звякнуло. Вакс развернул бумагу и обнаружил две свадебные подвески. На листе было нацарапано: «Пойду и нажрусь так, чтобы не попадать струей в цель. Счастливой свадьбы и все такое».

– Какой красивый образ. – Рукой в белой перчатке Стерис забрала подвеску Вакса; Мараси, глядя ему через плечо, читала записку. – По крайней мере, он про них не забыл.

– Благодарю вас, – обратился Вакс к мужчине в коричневом, – но, как вы могли заметить, я немного занят собственной свадьбой. Что бы вам ни было нужно от меня…

Лицо мужчины сделалось прозрачным, под кожей проступили кости черепа.

Стерис напряглась.

– Святейший… – прошептала она.

– Святейшая боль, – сказал Вакс. – Скажи Гармонии, чтобы на этот раз доставал кого-нибудь другого. Я занят.

– Сказать… Гармонии? – распахнув глаза, пробормотала Стерис.

– Увы, это часть проблемы. – Кожа мужчины в коричневом снова сделалась нормальной. – Гармония в последнее время растерян.

– Каким образом Бог может растеряться? – удивилась Мараси.

– Речь сейчас не об этом. Ты мне нужен, Ваксиллиум Ладриан. У меня есть работа, которую ты найдешь интересной. Понимаю, что тебе предстоит церемония, но после, если возможно, удели мне минуту своего времени…

– Нет, – твердо сказал Вакс.

– Но…

– Нет! – Давая понять, что разговор закончен, он потянул за руку Стерис и, прошагав с ней мимо Мараси, распахнул двери.

Шесть месяцев назад кандра им манипулировали, играли и лгали. И каков итог? Мертвая женщина в его руках.

Ублюдки.

– Это что, в самом деле был один из Безликих Бессмертных? – спросила Стерис, бросив взгляд через плечо.

– Да, и по очевидным причинам я не желаю иметь с ними ничего общего.

– Спокойнее. – Стерис сжала его руку. – Хочешь перевести дух?

– Нет.

– Уверен?

Вакс замер на месте. Она ждала, а Вакс делал вдохи и выдохи, изгоняя из памяти ту ужасную, безгранично ужасную сцену, когда стоял на коленях на мосту один, прижимая к себе Лесси. Женщину, которую, оказывается, никогда по-настоящему не знал.

– Я в порядке, – наконец проговорил он сквозь зубы. – Но Богу стоило бы знать, что трогать меня нельзя. В особенности сегодня.

– Твоя жизнь… решительно странная, лорд Ваксиллиум.

– Знаю. – Он двинулся дальше, и они со Стерис подошли к последней двери, за которой находился сам купол. – Готова?

– Да, спасибо.

Неужели она… вот-вот прослезится? Такого выражения эмоций Вакс за ней еще не замечал.

– Ты правда в порядке?

– Да, – заверила Стерис. – Извини. Просто… это чудеснее, чем я ожидала.

За распахнутыми дверями открылся блистающий купол, залитый солнечными лучами, озарявшими ожидающую толпу гостей. Знакомые. Дальние родственники. Портнихи и старшины цехов из Дома Ладрианов. Вакс поискал взглядом Уэйна и изумился, когда не нашел, несмотря на записку. Он был единственным оставшимся у Вакса настоящим членом семьи.

Прибежали носительницы пепла и стали разбрасывать его маленькими горстями по устланной ковром дорожке, огибавшей купол по периметру. Вакс и Стерис начали свой путь по ней, ступая неспешно, чтобы все присутствующие могли ими полюбоваться. Согласно догматам Церкви Выжившего, на церемонии не было музыки, зато несколько потрескивающих жаровен, поверх которых лежали зеленые листья, производили дым, изображавший туман.

«Дым возносится, а пепел падает», – всплыли в памяти Вакса слова священника из тех времен, когда он в юности посещал службы в Церкви Выжившего.

Они обогнули толпу. По крайней мере, семья Стерис была представлена достойно – во главе с ее краснолицым отцом, который, когда они прошли мимо, потряс сжатыми кулаками, с энтузиазмом поддерживая Вакса.

Против собственной воли Вакс улыбнулся. Этого хотела Лесси. Время от времени они шутили по поводу своей простой церемонии, проведенной согласно правилам религии Пути. Завершать ее пришлось верхом, спасаясь от разъяренной толпы. Лесси сказала, что когда-нибудь заставит его все переделать как следует.

Искрящийся хрусталь. Притихшая толпа. Под ногами поскрипывает ковер, испещренный серым пеплом. Улыбка Вакса сделалась шире, и он взглянул на женщину рядом с собой.

Но, разумеется, это была не та женщина.

Он едва не споткнулся.

«Сосредоточься, придурок!»

Этот день важен для Стерис; и в его силах было хотя бы ничего не испортить. Или скорее – не испортить таким образом, как она не предвидела. Что бы это ни значило.

К несчастью, по мере движения вокруг ротонды, дискомфорт усилился. Вакса замутило. Он покрылся потом. Ощутил себя больным, как в тех ситуациях, когда пришлось сбежать от убийцы, бросив невинных в опасности.

Все это в конце концов заставило признать, что он был не готов. Дело не в Стерис, дело не в обстановке. Просто он… был ко всему этому не готов.

Женитьба означала, что Лесси осталась в прошлом.

Но выхода не было, и следовало быть сильным. Вакс стиснул зубы и шагнул вместе со Стерис на помост, где между двумя стойками с хрустальными вазами, в которых красовались букеты желанников, ждал священник. Церемонию позаимствовали из древней религии Ларста, о которой написал сам Гармония в «Возрожденных верованиях», в одном из томов, составлявших Слова Основания.

Священник начал что-то говорить, но Вакс не слышал. Он оцепенел, сжал зубы, устремил взгляд перед собой и напрягся всем телом. В этой самой церкви они нашли труп святого отца. Его убила Лесси, когда сошла с ума. Разве нельзя было как-то ей помочь, не натравливая его, Вакса, на ее след? Разве нельзя было сказать ему правду?

Надо быть сильным. Он не сбежит. Он не струсит.

Вакс держал Стерис за руку, но не мог на нее смотреть. Вместо этого он поднял голову, чтобы сквозь стеклянный купол увидеть небо. Большую его часть заслоняли высокие дома. Окна небоскребов, возвышавшихся с двух сторон, блестели, отражая утреннее солнце. Водонапорная башня тоже мешала любоваться видом, хотя, пока Вакс на нее смотрел, башня сдвинулась…

Сдвинулась?

Вакс вдруг с ужасом увидел, как опоры под огромным металлическим цилиндром согнулись, словно башня опустилась на колени и с величественным видом перевернула свою ношу. Верхняя часть конструкции съехала на сторону, и пенистой волной полились тонны воды.

Вакс рванул Стерис к себе, крепко схватил за талию, потом сорвал вторую снизу пуговицу на жилете и бросил. Оттолкнулся от этой единственной металлической пуговицы, и они со Стерис полетели прочь от помоста. Священник изумленно вскрикнул.

Вода обрушилась на купол, который на мгновение будто просел, – а потом часть его подалась и на шарнирах опустилась вовнутрь, освобождая путь воде.

– Вы точно в порядке, милорд? – спросил Вакс, помогая лорду Драпену, главному констеблю Шестого октанта, спуститься по ступеням к карете.

Позади них из церкви ручейками вытекала вода, вливаясь в маленькую реку, что текла по водосточной канаве.

– Вы же понимаете, что я испортил свой лучший пистолет? – сообщил Драпен. – Придется отослать его на чистку и смазку!

– Пришлите счет мне, милорд. – Вакс решил не обращать внимания на тот факт, что хороший пистолет едва ли можно было испортить небольшим – ну ладно, большим – количеством воды.

Предоставив престарелого джентльмена заботам кучера, с которым они обменялись понимающими взглядами, Вакс снова поднялся по лестнице в церковь. Ковер под ногами хлюпал. Или хлюпали его собственные туфли?

Проследовав мимо священника, пререкавшегося со страховым оценщиком Эрикелла – тот пришел, чтобы провести первичную оценку ущерба, по которому церковь собиралась затребовать страховую компенсацию, – Вакс вошел в главный купол. Открывшаяся часть стеклянного потолка все еще болталась на шарнирах, а искореженная водонапорная башня – две оставшиеся опоры не дали конструкции полностью разрушиться – все еще заслоняла небо.

Он прошел мимо перевернутых скамеек, рассыпавшихся лепестков желанников и прочего мусора. Не считая эха от голоса священника, единственным звуком в церкви был перестук капель. Вакс прохлюпал к помосту. На краю сидела Стерис – мокрое платье облепило ее фигуру, пряди волос, выбившиеся из свадебных кос, прилипли к вискам. Она сидела, обняв колени, и неотрывно глядела в пол.

Вакс присел рядом.

– Итак, когда в следующий раз на наши головы обрушится потоп, я постараюсь не забыть, что прыжок вверх – плохая идея. – Он вытащил из кармана и отжал мокрый носовой платок.

– Ты попытался направить нас в другую сторону. Просто получилось недостаточно быстро, лорд Ваксиллиум.

Он хмыкнул:

– С виду все очень походит на аварию. Если это было нечто вроде покушения на убийство… хм, тогда это довольно бестолковое покушение. Воды там никак не хватало для настоящей опасности. Больше всех пострадал лорд Стеминг, который упал и ударился головой, когда вскочил с места и попытался бежать.

– Выходит, это всего лишь несчастный случай, – сказала Стерис и легла на спину; ковер на помосте издал тихий хлюпающий звук.

– Прости.

– Это не твоя вина. – Стерис вздохнула. – Тебе никогда не казалось, что весь Космер пытается тебя одолеть, лорд Ваксиллиум?

– Космер? Хочешь сказать, Гармония?

– Нет. Просто всякий раз, как я пропускаю ход, нечто космическое бросает кости и получает выигрышную комбинацию. Во всем этом ощущается некая поэзия. – Стерис закрыла глаза. – Ну конечно, свадьба должна была сорваться. Несколько тонн воды, падающие сквозь крышу? Почему я такого не предусмотрела? Это настолько нелепо, что просто обязано было случиться. По крайней мере, священника на этот раз не убили.

– Стерис. – Вакс слегка сжал ее руку. – Мы это исправим. Все будет хорошо.

Она открыла глаза:

– Спасибо, лорд Ваксиллиум.

– За что именно?

– За то, что ведешь себя мило. За то, что готов связать свою жизнь, хм, со мной. Я понимаю, это перспектива не из приятных.

– Стерис…

– Не думай, что я предаюсь самоуничижению, лорд Ваксиллиум, – продолжала она, садясь прямо и тяжело вздохнув, – и, пожалуйста, не считай, что я опечалена. Я принимаю себя такой, какая есть. Но у меня нет иллюзий относительно того, как воспринимается общение со мной. Спасибо, что не заставляешь меня ощущать то же, что и другие.

Вакс помедлил, размышляя над ответом.

– Все не так, Стерис, – наконец сказал он. – Я считаю тебя восхитительной.

– А как насчет того, что в начале церемонии ты стиснул зубы и руки твои были напряжены, как у человека, который вцепился в край моста?

– Я…

– Ты расстроен, что наша свадьба задерживается? Ты действительно можешь сказать это и быть честным как законник, лорд Ваксиллиум?

Проклятье! Вакс растерялся. Он знал, что несколько простых слов могли снять или обойти этот вопрос, но не мог их отыскать, хотя пытался это сделать на протяжении неприлично долгого времени – пока любые слова не показались бы снисходительными.

– Возможно, – начал он с улыбкой, – когда мы попытаемся в следующий раз, мне надо просто что-то предпринять, чтобы расслабиться.

– Сомневаюсь, что у нас что-то получится, если ты заявишься на церемонию пьяным.

– Я не говорил, что напьюсь. Может, помедитирую по-террисийски перед началом.

Стерис пристально посмотрела на него:

– Ты все-таки хочешь продолжить?

– Разумеется.

«По крайней мере, это произойдет не сегодня…»

– Полагаю, у тебя есть запасное платье?

– Два, – призналась Стерис, позволяя помочь ей подняться. – И я зарезервировала еще одну дату для свадьбы – через два месяца. В другой церкви – на случай, если эта взорвется.

Вакс хмыкнул:

– Ты говоришь, как Уэйн.

– Ну, вокруг тебя и впрямь все взрывается, лорд Ваксиллиум. – Стерис бросила взгляд на купол. – С учетом этого факта, промокнуть до нитки – весьма оригинально.

Мараси бродила вокруг затопленной церкви, сцепив за спиной руки и ощущая в кармане жакета знакомую тяжесть блокнота. Несколько полицейских капралов стояли неподалеку с таким видом, словно всем тут заправляли. Эта деталь была важной в момент кризиса: статистика показывала, что, если рядом государственный служащий в униформе, люди меньше паникуют.

Конечно, существовал еще небольшой процент людей, более склонных к панике при виде представителя властей. Уж такова человеческая природа, а значит, можно рассчитывать на то, что кто-нибудь из них поведет себя странно. Хотя, если задуматься, в определенных обстоятельствах почти все ведут себя странно, демонстрируя каждый свою неповторимую разновидность безумия.

Сегодня Мараси выслеживала очень необычную разновидность безумца. Сначала она попытала счастья в ближайших пивных, но это было слишком очевидно. Потом проверила водосточные канавы, столовую и – вопреки собственному трезвому расчету – поставщика «новостей». Безуспешно: в результате лишь ее задница удостоилась целых трех комплиментов.

Наконец, когда идеи иссякли, Мараси решила проверить, не собрался ли он украсть вилки, предназначенные для свадебного завтрака. Именно в обеденном зале, по другую сторону улицы от церкви, она и нашла Уэйна – в кухне, одетым в белый жакет и поварской колпак. Он как раз отчитывал нескольких младших поваров, которые спешно украшали пироги фруктовой глазурью.

Мараси прислонилась к дверной раме и стала ждать, постукивая по блокноту карандашом. Голос Уэйна был совсем не похож на обычный – резкий, носовой, с акцентом, который она никак не могла определить. Возможно, что-то восточное? Уроженцы некоторых отдаленных городов говорили с подобным акцентом.

Помощники повара не подвергали сомнению его авторитет. Они бросались выполнять любой приказ, терпели его неодобрение после дегустации охлажденного супа и ругань по поводу их некомпетентности. Если Уэйн и заметил Мараси, то ничем этого не выдал, вместо этого вытер полотенцем руки и потребовал показать товары, доставленные утром мальчиками-посыльными.

В конце концов Мараси неторопливо вошла в кухню, увернувшись от коротышки-помощника, который тащил кастрюлю чуть ли не с нее ростом, и приблизилась к Уэйну.

– Салат из мусорного бака и то свежее! – орал он съежившемуся посыльному. – А это ты называешь виноградом? Да он так переспел, что уже бродит! И… о, приветик, Мараси. – Последнее Уэйн проговорил своим обычным бодрым голосом.

Посыльный удрал.

– Что ты тут устроил? – спросила Мараси.

– Кашу заварил. – Уэйн продемонстрировал деревянную ложку.

Неподалеку на него потрясенно уставилось несколько помощников повара.

– Пошли прочь! – голосом шеф-повара рявкнул на них Уэйн. – Мне нужно время, чтобы приготовиться! Марш, марш, брысь отсюда!

Помощники умчались – Уэйн ухмыльнулся им вслед.

– Ты ведь понимаешь, что свадебный завтрак отменен, – сказала Мараси, прислонившись к столу.

– Еще бы!

– Так почему же…

Мараси осеклась, когда Уэйн засунул в рот целый пирожок и широко улыбнулся.

– Я должен был убедиться, что они не увильнут от своих обещаний и накроют столы как положено, – сказал он, жуя и рассыпая крошки. – Мы ведь за это заплатили. Ну, Вакс заплатил. И вообще, даже если свадьбу отменили, разве это повод отказываться от праздника?

– Зависит от того, что праздновать. – Мараси открыла блокнот. – Болты на водонапорной башне совершенно точно ослабили. Дорога внизу оказалась на удивление пустой, какие-то хулиганы – следует добавить, из совершенно другого октанта – остановили движение, затеяв посреди улицы драку.

Хмыкнув, Уэйн начал рыться в чулане:

– Иногда я этот твой блокнотик ненавижу.

Мараси застонала, закрыв глаза:

– Кто-то ведь мог пострадать, Уэйн.

– Эй, это неправда. Кое-кто и впрямь пострадал. Тот жирный малый, у которого ни волоска на башке.

Мараси помассировала виски:

– Ты понимаешь, что я теперь констебль, Уэйн. Я не могу повернуться спиной к беспардонному уничтожению чужой собственности.

– Ай, да все не так плохо, – парировал Уэйн, продолжая рыться в чулане. – Вакс заплатит.

– А если бы кто-то и впрямь пострадал? Я имею в виду, серьезно.

Уэйн все искал и искал.

– Ребята чуток увлеклись. «Надо, чтобы церковь затопило», сказал я им. Имелось в виду, что священник утром откроет двери и обнаружит, что трубы, того, «лопнули и все ржавое помещение залило водой». Но ребята перестарались, только и всего.

– Ребята?

– Просто кое-какие друзья.

– Саботажники.

– Не-а. Да разве они смогли бы выговорить такое слово?

– Уэйн…

– Я их уже отшлепал, Мараси, – заверил Уэйн. – Честно-честно.

– Он все вычислит. Как тогда будешь выкручиваться?

– Не-а, ошибаешься. – Уэйн наконец-то вынырнул из чулана с большим стеклянным кувшином. – Вакс в подобных вещах не разбирается. Где-то в дальнем углу его чердачка притаилось облегчение, что я остановил свадьбу. Он поймет, кто это сделал, и заплатит за убытки, что бы ни сказал страховщик. И ничего расследовать не будет. Вот увидишь.

– Не знаю…

Уэйн запрыгнул на кухонный стол и похлопал по месту рядом с собой. После секундной заминки Мараси со вздохом тоже села на стол. Уэйн предложил ей кувшин.

– Уэйн, это шерри для готовки.

– Ага. В пивных в такое время подают только пиво. Надо проявлять творческий подход.

– Уверена, мы бы нашли вино, если…

Он сделал глоток.

– Ладно, забудь, – сказала Мараси.

Поставив кувшин, Уэйн стянул поварской колпак и бросил его на стол:

– Скажи-ка, с чего это вдруг ты сегодня такая злая, а? Я-то думал, ты станешь прыгать от радости, бегать по улицам, собирать цветочки и все такое. Он на ней не женится. Пока что не женился, во всяком случае. У тебя все еще остается шанс.

– Мне не нужен шанс. Он принял решение.

– Это что еще за разговорчики? – нахмурился Уэйн. – Ты сдалась? Выходит, такой у нас была Вознесшаяся Воительница? Да?

– Вообще-то, нет. Она подошла прямиком к мужчине, которого любила, выбила у него из рук книгу и поцеловала.

– Ну вот, а я о чем говорю!

– Впрочем, Вознесшаяся Воительница еще убила ту, на ком Эленд собирался жениться.

– Что, серьезно?

– Ага.

– Жуть, – одобрительным тоном произнес Уэйн и глотнул еще шерри.

– И это еще не все. – Опершись на руки, Мараси откинулась назад. – Хочешь отвратительного? Предполагается, что она еще и вырвала у Вседержителя кишки. Я видела подобные иллюстрации в нескольких манускриптах.

– Для как бы религиозной истории слишком уж натуралистично.

– Честно говоря, они все такие. Мне кажется, в них специально добавляют захватывающие куски, чтобы люди читали все остальное.

– Хм. – Судя по всему, Уэйн не поверил.

– А ты, вообще, хоть раз читал религиозные тексты?

– Еще бы!

– Правда?

– Ага, очень многое из того, что я читаю, имеет отношение к религии. «Проклятие». «Преисподняя». «Раздувшийся от газов мерзавец-жополиз».

Мараси устремила на него скептический взгляд.

– Последнее из Завета Хэммонда. Честное слово. По крайней мере, там точно есть буквы, из которых можно сложить эти слова. – Очередной глоток.

Уэйн мог перепить любого из знакомых Мараси. Главным образом потому, что черпал силу из метапамяти: исцелял себя и сжигал опьянение в мгновение ока, а потом начинал заново.

– Ну так вот, – продолжил он, – ты должна поступить, как леди Рожденная Туманом. Приступай к убийствам, да. Ни шагу назад. Он должен быть твоим, и ты всем это продемонстрируешь.

– Приступать… к убийствам?

– Именно.

– Она же моя сестра.

– Можно все обставить изысканно. – Уэйн на секунду задумался. – Ну, я не знаю, дать ей право первого удара… Как-то так.

– Нет, спасибо.

– Убийство вовсе не обязано быть настоящим, Мараси. – Уэйн спрыгнул со стола. – Оно может быть фигуральным и все такое. Но ты должна сражаться! Не позволяй ему жениться на ней.

Запрокинув голову, Мараси посмотрела на качавшийся над столом набор поварешек:

– Я не Вознесшаяся Воительница, Уэйн. И что-то не очень хочется ею становиться. Зачем мне мужчина, которого придется убеждать, связывать веревками, чтобы он мне повиновался? Подобное годится для зала суда, а не для спальни.

– А вот мне кажется, что некоторые люди сочли бы…

– Осторожнее.

– …такой взгляд на мир весьма просвещенным. – Уэйн глотнул шерри.

– Я не какое-нибудь измученное, брошенное существо, – возразила Мараси и невольно улыбнулась при виде своего искаженного отражения в поварешке. – Я не сижу и не чахну, мечтая, чтобы кто-то меня осчастливил. Здесь мне ничего не светит. Из-за отсутствия истинного влечения с его стороны или упрямства – какая разница? Я живу дальше.

Она выпрямилась и посмотрела Уэйну в глаза. Тот склонил голову набок:

– Хм. Ты серьезно, да?

– Еще как серьезно.

– Жить дальше… – повторил Уэйн. – Ржавые орехи! А так можно?

– Безусловно.

– Ух! Как ты думаешь… мне надо… ну, понимаешь… Ранетт…

– Уэйн, если кто и должен был поймать намек, то как раз ты. Да. Живи дальше. Ну честное слово.

– О, я поймал намек, – сказал он, сделав большой глоток шерри. – Просто не помню, в каком пиджаке его оставил. – И, глядя на кувшин, добавил: – Уверена?

– У нее есть подружка. Подружка, Уэйн!

– Это временно, – пробормотал он. – Хоть и длится уже пятнадцать лет…

Со вздохом отложив кувшин, Уэйн опять сунулся в чулан и достал бутылку вина.

– Ох, клянусь Охранителем! – воскликнула Мараси. – Она все время была там?

– Вкус будет лучше, если сначала попробовать нечто, похожее на помои, – пояснил Уэйн и вытащил зубами пробку. В каком-то смысле это впечатляло, как пришлось признать Мараси. Он налил ей стакан, потом еще один – для себя. – За то, чтобы жить дальше?

– Конечно. За то, чтобы жить дальше. – Мараси подняла стакан и ахнула, увидев в нем отражение человека, стоявшего позади; завертелась в поисках сумочки.

Уэйн просто отсалютовал стаканом вновь прибывшему, который неспешным шагом обошел стол. Это был человек в коричневом костюме и с галстуком-бабочкой. Нет, не человек. Кандра!

– Если вы здесь для того, чтобы убедить меня, чтобы я убедил его, – первым заговорил Уэйн, – то вам следует знать: меня он слушает лишь при условии, что сам в стельку пьян. – И осушил стакан. – Видать, потому он и живет так долго.

– Вообще-то, я здесь не ради вас. – Кандра повернулся к Мараси и коротко кивнул. – Мой кандидат номер один ответил на предложение отказом. Надеюсь, вы не в обиде за то, что стали кандидатом номер два?

Сердце Мараси заколотилось.

– Чего вы хотите?

Кандра широко улыбнулся:

– Скажите-ка, мисс Колмс. Что вам известно о природе Инвеституры и самости?

По крайней мере, у Вакса нашлась сухая одежда – тот самый костюм, в котором он был во время рейда. Переодевшись, законник с комфортом доехал в карете до особняка Ладрианов. Стерис вернулась в дом отца, чтобы прийти в себя.

Вакс отложил газету и подождал, пока Коб, новый кучер, спрыгнет и распахнет дверцу кареты. В движениях коротышки ощущалось неистовое рвение, будто он понимал, что Вакс использует карету только ради приличий. Прыгая по стальным линиям, он мог бы добраться домой быстрее, но лорд не мог ходить где вздумается. Чрезмерное использование стальных прыжков в пределах города в дневное время – не считая погони за преступниками – вызывало у членов его Дома дискомфорт. Главе Дома вести себя подобным образом попросту не полагалось.

Когда Вакс вручил Кобу газету, кучер просиял: он обожал их читать.

– Остаток дня свободен. Знаю, ты рассчитывал на свадебное празднество.

Улыбка Коба сделалась шире, он кивнул в знак благодарности и забрался обратно на свое место, чтобы позаботиться о карете и лошадях до того, как уйдет.

«Наверняка проведет весь день на скачках…» – подумал Вакс, направляясь к лестнице, ведущей в особняк.

Дом был одним из лучших в городе – роскошное здание из резного камня, темной и твердой древесины, с изысканными вкраплениями мрамора. От этого он не переставал быть тюрьмой. Просто тюрьма была очень милая.

Не дойдя до конца лестницы, Вакс остановился, потом присел на ступеньку. Закрыл глаза и дал свободу своим ощущениям.

Он поднаторел в том, как скрывать свои шрамы – как физические, так и душевные. Его подстреливали почти дюжину раз, и несколько ран были довольно тяжелыми. В Дикоземье он научился собирать все силы и идти дальше, что бы ни произошло.

И все же казалось, что в те дни многое было проще. Не всегда легче, но проще. И некоторые шрамы продолжали болеть. Со временем эта боль, похоже, усиливалась.

Со стоном выпрямившись – нога едва слушалась, – Вакс продолжил подниматься по лестнице. Никто не открыл дверь, не взял плащ, когда он вошел. Вакс держал небольшое количество слуг – только самых необходимых. Если слуг будет слишком много, они станут слоняться по дому и тревожиться, когда он что-то начнет делать самостоятельно. Мысль о том, что хозяин способен о себе позаботиться, заставляла их чувствовать себя лишними…

Внезапно Вакс нахмурился, плавным движением вытащил из кобуры Виндикацию и поднял дулом кверху. Он не мог точно сказать, что именно его насторожило. Шаги на втором этаже, учитывая, что он дал домоправителям выходной? Или бокал с остатками вина на столике?

Вытащив флакончик из кармана на поясе, Вакс осушил содержимое: хлопья стали, плавающие в виски. Металл загорелся внутри, даруя знакомое тепло, которое распространилось из желудка по всему телу, и вокруг проступили голубые лучи. Они двигались вместе с Ваксом, когда он крался вперед, словно к нему была привязана тысяча тонких ниток.

Оттолкнувшись от инкрустации в мраморе пола, Вакс прыгнул и пролетел вдоль лестницы к обзорному балкону на втором этаже над парадным входом. Легко перемахнув через перила, приземлился с револьвером наготове. Дверь в его кабинет дрогнула и открылась.

Вакс на цыпочках двинулся вперед.

– Один момент, я… – Человек в светло-коричневом костюме застыл, когда пистолет Вакса прижался к его виску.

– Ты, – сказал Вакс.

– Я весьма дорожу этим черепом, – заметил кандра. – Он шестого предзеленого века. Принадлежал торговцу металлом из Урто, чья могила переместилась и сохранилась в качестве побочного эффекта мировой перестройки, затеянной Гармонией. Можно сказать, антиквариат. Если вы проделаете в нем дыру, это меня… весьма расстроит.

– Я же сказал, что не заинтересован, – прорычал Вакс.

– Да. Я это учел, лорд Ладриан.

– Тогда почему ты здесь?

– Потому что меня пригласили. – Кандра поднял руку, двумя пальцами ухватил ствол Виндикации и аккуратно отодвинул в сторону. – Нам требовалось место, чтобы переговорить. Ваш помощник предложил отправиться сюда, поскольку – так мне сказали – слуг в доме нет.

– Мой помощник? – Тут Вакс услышал впереди смех. – Уэйн! – Он глянул на кандра и со вздохом вложил револьвер в кобуру. – Как твое имя? Тен-Сун, это ты?

– Я? – переспросил кандра. – Тен-Сун? По-вашему, мое дыхание смахивает на собачье? – Он тихонько рассмеялся и жестом, будто оказывая лорду Ладриану великую любезность, предложил Ваксу войти в его собственный кабинет. – Я Вен-Делл, из Шестых. Рад знакомству, лорд Ладриан. Если вам надо в меня выстрелить, пожалуйста, цельтесь в правую ногу, ибо к тем костям я не испытываю особой привязанности.

– Я не собираюсь в тебя стрелять.

Протолкнувшись мимо кандра, Вакс перешагнул через порог. Ставни были закрыты, плотные шторы опущены, так что кабинет погрузился в полутьму, – горели лишь два маленьких электрических светильника. Зачем опускать шторы? Неужели кандра переживал, что его увидят?

Уэйн развалился в складном кресле Вакса и, положив ноги на коктейльный столик, поедал орехи из мисочки. В соседнем кресле в похожей позе расположилась женщина, одетая в облегающие брюки и просторную блузу; она откинулась на спинку, закрыв глаза и закинув за голову руки. У нее было не то тело, что при их последней встрече с Ваксом, но осанка и, главное, рост безошибочно указывали на то, что перед ним Ме-Лаан.

Мараси изучала какой-то странный прибор, установленный на пьедестале в дальней части кабинета. Прибор представлял собой коробку с маленькими линзами спереди. Мараси выпрямилась, едва увидев Вакса, и – как это ей свойственно – густо покраснела.

– Извини, – пробормотала она. – Мы собирались пойти ко мне на квартиру, чтобы поговорить, но Уэйн настоял…

– Орехов захотел, – с набитым ртом пояснил помощник Вакса. – Ты ж сам сказал, чтобы я чувствовал себя как дома, когда предложил пожить у себя, дружище.

– Я все еще не понял, почему вам вообще понадобилось место, чтобы поговорить? – поинтересовался Вакс. – Повторяю еще раз: помогать вам я не собираюсь.

– Разумеется, – подтвердил стоявший у двери Вен-Делл. – Но поскольку вы были вне досягаемости, я обратился к другим. Леди Колмс оказалась весьма добра и выслушала мое предложение.

– Мараси? – изумился Вакс. – Ты обратился к Мараси?

– А что здесь удивительного? – спросил Вен-Делл. – В победе над Стожильным Майлзом есть ее немалая заслуга. Не говоря уже о том, как она помогла во время беспорядков, спровоцированных Паалм.

Вакс вперил взгляд в кандра:

– Ты всего лишь пытаешься добраться до меня другим путем!

– Поглядите-ка на него, какой самодовольный! – донеслось из кресла Ме-Лаан.

– И самонаевшийся, – прибавил Уэйн, раскалывая орех. – Собственные ногти поедает. Своими глазами видел, как он это делает.

– Неужели то, что им действительно нужна моя помощь, настолько нелепо? – спросила Мараси.

– Прости, я не это хотел сказать, – повернувшись к ней, извинился Вакс.

– Тогда что же ты хотел сказать на самом деле?

– Не знаю, Мараси, – со вздохом произнес Вакс. – День был длинный. В меня стреляли, перевернули мне на голову водонапорную башню, и моя свадьба сорвалась. Теперь Уэйн рассыпает по моему креслу кусочки ореховой скорлупы. Похоже, мне просто надо выпить.

Он направился к бару в задней части кабинета.

– Мне не нальешь? – пробормотала Мараси, когда законник проходил мимо. – От всего этого я тоже слегка схожу с ума.

Улыбнувшись, Вакс разыскал односолодовый виски и налил себе и Мараси. Вен-Делл исчез за дверью, но вернулся через пару минут с какими-то частями оборудования, которые прикрепил к странному устройству. Потом протянул провод от устройства к одному из светильников на стене; выкрутил лампочку и взамен подсоединил конец провода.

Уходить было бы ребячеством, поэтому Вакс прислонился к стене и, потягивая виски, молча следил за тем, как Вен-Делл включал свою машину. На стене появилось изображение.

Вакс замер. Это была настоящая картина, похожая на эванотип – только на стене и довольно большая, – с изображением Поля Перерождения в центре Эленделя, где располагались гробницы Вин и Эленда Венчер. Вакс никогда не видел ничего подобного. Казалось, оно было создано лишь из света.

Мараси ахнула.

Уэйн швырнул в картинку орехом.

– Что? – вскинулся он в ответ на сердитые взгляды остальных. – Хотел поглядеть, реальна ли эта штука.

И метнул другой орех. Пролетая между устройством и стеной, тот отбросил на картинку тень. Значит, дело и впрямь в свете.

– Проектор изображений, – пояснил Вен-Делл. – Его называют «эваноскоп». Полагаю, через год подобными штуками уже мало кого удивишь. – Он помедлил. – Гармония намекает, что если эта картинка кажется нам чудесной, то у нас и наверняка металлы полыхнут, когда она начнет двигаться.

– Двигаться? – шагнув вперед, переспросил Вакс. – Как такое возможно?

– Мы не знаем. – Ме-Лаан скривилась. – Он случайно проговорился, но больше ничего не скажет.

– Как может Бог, – все еще не сводя взгляда с картинки, начала Мараси, – проговориться, да еще случайно?

– Я уже сообщал, что в последнее время он рассеян, – напомнил Вен-Делл. – Мы пытались больше выспросить про движущиеся картинки, но пока, увы, безуспешно. Он часто так себя ведет: дескать, жизненно важно, чтобы мы все открыли самостоятельно.

– Как цыпленок, вылупляющийся из яйца, – прибавила Ме-Лаан. – Говорит: если мы не будем сражаться и учиться сами, то не сделаемся достаточно сильными, чтобы пережить то, что грядет.

Ее последние слова повисли в воздухе, и Вакс с Мараси обменялись взглядами.

– Да уж… – задумчиво произнесла Мараси. – Звучит зловеще. Про Трелла он что-нибудь говорил?

Вакс скрестил на груди руки. Трелл. Бог из старых летописей, в которого верили задолго до Пепельного Катаклизма – вообще-то, задолго до Вседержителя. Гармония запомнил его религию вместе со многими другими, когда еще был смертным.

Мараси стала буквально одержима этим Богом, и не без причины. Вакс сомневался, стоит ли полагаться на ее заявление о связи между поклонением Треллу и тем, что случилось с Лесси, но штыри, которые они обнаружили… похоже, они были сделаны из металла, неизвестного людям.

Кандра их конфисковали. Вакс так погрузился в свои печали, что к тому моменту, когда начал приходить в себя, штыри уже забрали.

– Нет, – сказал Вен-Делл. – И по штырям у меня ничего нового, если вы о них думаете. Но задание, которое я хочу вам поручить, мисс Колмс, может кое-что прояснить. Скажем так, мы опасаемся, не вторглось ли в этот мир другое божество.

– Эй, – снова подала голос Ме-Лаан, – а что должна сделать девушка, чтобы получить немного виски?

– Сестра. – Вен-Делл что-то повернул на своей машине, делая картинку ярче. – Ты представляешь Гармонию и Его просвещенность.

– Ага, – согласилась Ме-Лаан. – И делаю это трагически трезвым образом.

Вакс принес виски, и она благодарно улыбнулась в ответ.

– Благородство. – Ме-Лаан подняла стакан.

– Манипуляция, – уточнил Вен-Делл. – Мисс Колмс, ранее я говорил с вами про Инвеституру и самость. И обещал объяснить. Вот оно. – Он что-то переключил на устройстве, и картинка на стене сменилась на список ферухимических металлов, их свойств и природы. Это не было то высокохудожественное изображение, которое Вакс часто встречал в преданиях, – оно выглядело куда менее разукрашенным, зато гораздо более подробным.

– Базовые физические свойства ферухимии хорошо изучены, – заговорил Вен-Делл, пройдя вперед и указывая на часть проецируемой схемы длинной указкой. – Террисийцы, согласно своим традициям и передаваемым по наследству талантам, осваивали ее по меньшей мере пятнадцать сотен лет. Гармония оставил нам подробные разъяснения в Словах Основания.

Более того, способности в рамках так называемого «ментального квадранта» этой схемы были обозначены и обсуждены, испытаны и описаны. Наше понимание не простирается дальше обозначенной границы – мы не знаем, по какой причине воспоминания, хранимые в метапамяти, начинают портиться, если их из нее изъять, или отчего ферухимик, черпая смекалку, чувствует – надо же! – голод. И все же в этой области знаний у нас достаточно.

Кандра помедлил и обвел кончиком указки группу металлов и способностей в нижней части: удача, Инвеститура, самость и связь. Вакс подался вперед. О них говорили на протяжении того года, что он провел в Поселке, но лишь в качестве части катехизиса ферухимии и террисийской веры. Ни один из серии вопросов и ответов не прояснял, что собой представляют эти силы на самом деле. Их считали превосходящими понимание, как Бог, как время.

– Хром, – продолжал Вен-Делл, – никросил, алюминий, дюралюминий. Эти металлы не из тех, что были известны большинству предков. Лишь недавно металлургические процессы позволили им стать рядовыми.

– Рядовыми? – переспросил Уэйн. – Да одной алюминиевой пули, дружище, мне бы хватило, чтобы купить тебе наряд, в котором ты бы не выглядел так глупо, и еще остались бы деньги на красивую шляпу. Или даже две.

– Как бы там ни было, по сравнению с объемом алюминия в мире до Пепельного Катаклизма этот металл теперь и впрямь рядовой, – заявил Вен-Делл. – Переработка бокситов, современные химические процессы – все это дало нам доступ к металлам на уровне, которого раньше никто не знал. Автобиография Последнего Поручителя повествует о том, что первый алюминий добывали внутри Пепельных гор!

Вакс шагнул вперед, вдоль конуса света, исходившего из машины:

– И что же делают эти металлы?

– Исследования продолжаются, – ответил Вен-Делл. – Феринги с такими способностями встречаются очень-очень редко – и мы лишь в последние десятилетия получили достаточное количество металлов, чтобы начать эксперименты. Перестройка общества оказалась… изматывающим процессом.

– Вы жили раньше, – заметила Мараси. – Во времена Вознесшейся Воительницы.

Вен-Делл повернулся, вскинув брови:

– Именно так, хоть я и никогда с нею не встречался. Никто не встречался, кроме Тен-Суна.

– Какой была та жизнь? – спросила Мараси.

– Тяжелой, – со вздохом произнес Вен-Делл. – Она была… тяжелой.

– В наших воспоминаниях есть пробелы, – негромко прибавила Ме-Лаан. – Из-за того, что мы вытащили штыри. Это лишило нас части себя. Кое-что мы никогда не сумеем вернуть.

Вакс глотнул виски. В разговорах с кандра было нечто трудное, связанное с пониманием того, что большинство из них успели прожить несколько сотен лет к моменту, когда Мир Пепла завершил свое существование. Они были по-настоящему древними существами. Наверное, Ваксу не стоило удивляться их самонадеянности. Для них он сам – да и все прочие люди – были попросту детьми.

– Самость. – Вен-Делл стукнул по стене указкой, отбросившей тень на картинку. – Лорд Ладриан, другой ферухимик может воспользоваться вашей метапамятью?

– Разумеется, нет. Это всем известно.

– Почему?

– Ну… потому что она моя.

Ферухимия была простой и элегантной. Заполни метапамять каким-либо свойством в течение часа – для Вакса это был вес, а для Уэйна здоровье и исцеление, – и позже сможешь час употреблять то, что припас. Или забрать всю силу разом, обретя необычайную мощь, но всего лишь на мгновение.

– В изначальном виде сила – как алломантии, так и ферухимии – представляет собой то, что мы называем Инвеститурой, – сказал Вен-Делл. – Это очень важно, ибо в ферухимии Инвеститура конкретного индивида настроена на него особым образом. Она привязана к тому, что мы называем самостью.

– Вы пробудили во мне любопытство, – признался Вакс, глядя на стену, пока Вен-Делл неспешно направился обратно к своей машине. – Как же это получается? Моя метапамять… она что, меня узнает?

– В некотором роде. – Вен-Делл поменял предыдущую картинку на изображение ферухимика, который зачерпнул силу. Мышцы женщины увеличились в несколько раз по сравнению с нормальным размером, и она держала над головой лошадь. – В каждом человеке присутствует духовный аспект – часть, которая существует в совершенно иной реальности. Можете называть это душой. Ваша Инвеститура привязана к душе. Она может даже считаться частью души, как, к примеру, кровь – частью тела.

– Выходит, если бы человек мог сохранять самость, – рассуждала Мараси, – как Ваксиллиум сохраняет вес…

– То на какое-то время он бы остался без нее, – договорил Вен-Делл. – Скажем так, превратился бы в чистую доску.

– И смог бы использовать любую метапамять?! – воскликнула Мараси.

– Возможно.

Продемонстрировав еще несколько картинок, изображавших других ферухимиков, использовавших свои способности, Вен-Делл остановился на изображении набора наручей. Простые металлические обручи, вроде широких браслетов, которые полагалось носить на предплечьях под одеждой. Тип металла на черно-белой картинке определить было невозможно, зато на нем хорошо различалась древняя террисийская гравировка.

– Кое-кто экспериментировал с вашей идеей, – пояснил Вен-Делл, – и ранние результаты многообещающи. Конечно, наличие ферухимика, который может использовать любую метапамять, интригует, однако очень уж судьбоносным подобное не назовешь. В нашем обществе полным-полно индивидов с необычайными способностями, и это просто еще одна разновидность. Нет, меня интересует противоположное явление, мисс Колмс. Что, если ферухимик избавит себя от самости, а потом заполнит другую метапамять неким свойством. Допустим, силой. Что тогда?

– Он создаст метапамять, не настроенную на конкретного человека? – предположила Мараси. – Такую, которой сможет воспользоваться другой ферухимик?

– Допустим. – Вен-Делл улыбнулся. – Или есть другая вероятность? У большинства живущих ныне людей имеется хотя бы капля ферухимической крови. Возможно ли такое, что описанную мною метапамять, не привязанную ни к какому конкретному человеку, сможет использовать вообще кто угодно?

Понимание вспыхнуло внутри Вакса, как медленно горящий металл. Из кресла возле устройства тихонько присвистнул Уэйн.

– Любой сможет стать ферухимиком, – сказал Вакс.

Вен-Делл кивнул.

– Инвеститура – врожденная способность жечь металлы или черпать силу из метапамяти – также одно из качеств, которые можно сохранить при помощи ферухимии, лорд Ваксиллиум… это искусства, которые мы лишь начинаем понимать. Но секреты, которые в них содержатся, могут изменить весь мир.

В древние времена Последний Император обнаружил металл, превративший его в Рожденного Туманом. Металл, который мог жечь любой, – так о нем говорится. Тогда логично предположить, что кто-то сможет, манипулируя самостью и Инвеститурой, создать набор наручей, способных наделять ферухимическим или алломантическим талантом человека, надевшего их. Другими словами, позволит превратить кого угодно в Рожденного Туманом или ферухимика – или разом и в того и в другого.

В кабинете стало тихо.

От головы Вен-Делла отскочил орех.

Кандра обратил сердитый взгляд на Уэйна.

– Прости, – сказал тот. – Просто трудно поверить, что можно вести себя так театрально, вот я и предположил, что ты ненастоящий. Надо было проверить, понятно?

Вен-Делл потер лоб и резко, с раздражением выдохнул.

– Все это, конечно, очаровательно, – признал Вакс. – Но к несчастью, маловероятно.

– С чего вдруг? – спросил Вен-Делл.

– Вы не знаете, как это работает и сработает ли вообще. – Взмахом руки Вакс указал на экран. – И даже если сумеете в этом разобраться, вам потребуется полный ферухимик. Человек, обладающий по меньшей мере двумя ферухимическими способностями, поскольку ему нужно будет сохранять самость в одной метапамяти, а какое-то еще ферухимическое качество – в другой. Ржавь! Чтобы сотворить то, о чем ты рассказал минуту назад, и создать к тому же и алломантов, понадобится, в сущности, тот, кто и так уже является и Рожденным Туманом, и ферухимиком.

– Это верно, – согласился Вен-Делл.

– А сколько времени прошло с той поры, когда в мире еще рождались полные ферухимики?

– Очень-очень много времени, – снова согласился Вен-Делл. – Но родиться ферухимиком – не единственный способ воплотить это в жизнь.

После некоторого колебания Вакс вопросительно глянул на Мараси. Та кивнула. Тогда он пересек кабинет и отодвинул деревянную панель, за которой прятался стенной сейф. Ввел комбинацию и достал книжечку, присланную Железноглазым. Повернулся, демонстрируя ее кандра:

– Гемалургия? Гармония ее ненавидит. Я читал, что сказал по этому поводу лорд Рожденный Туманом.

– Да, – проговорил Вен-Делл. – Гемалургия… проблематична.

– Отчасти потому, что без нее нас бы не было, – прибавила Ме-Лаан. – Не очень-то весело осознавать, что людей убили ради того, чтобы наделить нас разумностью.

– Создание новых штырей – кошмарное дело, – согласился Вен-Делл. – У нас нет ни малейшего намерения заниматься подобным, чтобы экспериментировать с самостью. Вместо этого мы ждем. Рождение полного ферухимика в конечном счете неизбежно – особенно если учесть, что террисийская элита так старательно сохраняет и сгущает свою благородную кровь. К несчастью, наши… ограничения не действуют на всех. Существуют те, кто весьма близок к пониманию того, как все это работает.

«Мой дядя», – глядя на книжку, подумал Вакс.

Насколько он мог судить, Эдварн – человек, известный под прозвищем Мистер Костюм, – пытался вывести алломантов. Что он предпримет по поводу гемалургии, если узнает о ней?

– Мы должны опередить тех, кто может воспользоваться этим ради недобрых целей, – сказал Вен-Делл. – Мы должны экспериментировать, чтобы определить, как будет работать эта метапамять, лишенная самости.

– Это будет опасно, – заметил Вакс. – Смешивать силы – невероятно опасно.

– Сказал двурожденный, – хмыкнула Ме-Лаан.

– Мне ничего не угрожает, – бросив на нее взгляд, возразил Вакс. – Мои силы не сопоставляются – они из разных металлов.

– Может, они и не сопоставляются, – подхватил Вен-Делл, – но все равно чрезвычайно интересны, лорд Ваксиллиум. Любое смешение алломантии и ферухимии приводит к неожиданным последствиям.

– Что же в тебе есть такого, – проговорил Вакс, – отчего хочется врезать тебе по физиономии, даже когда ты говоришь полезные вещи?

– Никто из нас не смог в этом разобраться. – Ме-Лаан махнула Уэйну, чтобы бросил ей орех. – Одна из величайших загадок Космера.

– Ну же, ну же, лорд Ладриан! – Вен-Делл обратил к Ваксу ладони. – Разве можно так разговаривать с тем, кто носит руки вашего предка?

– Носит… руки? – переспросил Вакс. – Надеюсь, в метафорическом смысле?

– О нет. Бриз действительно сказал, что я могу их забрать, когда он умрет. Отличные пястные кости. Я их надеваю по особым случаям.

Вакс так и застыл, сжимая книгу и пытаясь осознать услышанное. Его предок, первый лорд Ладриан, Советник Богов… отдал этому существу свои руки.

В каком-то смысле он, Вакс, пожал руку трупу Бриза. Законник взглянул на свой стакан, с удивлением обнаружил, что тот пуст, и налил себе еще виски.

– Это был весьма содержательный урок, – проговорила Мараси. – Но прошу прощения, Святейший, вы так и не объяснили, чего хотите от меня.

Тем временем Вен-Делл сменил картинку в проекторе – и перед собравшимися в кабинете предстал мужчина с длинными черными волосами в накинутом на обнаженный торс плаще, который простирался за спиной, уходя в вечность. На скрещенных на груди руках красовались замысловатые наручи. Вакс ни разу не видел именно эту иллюстрацию, но изображенного на ней узнал сразу. Рашек. Первый Император.

Вседержитель.

– Что вам известно о Браслетах Скорби, мисс Колмс? – спросил Вен-Делл.

– Это метапамять Вседержителя. – Мараси пожала плечами. – Реликвия из мифологии, как ножи леди Рожденной Туманом или Копье Фонтанов.

– Есть четыре индивида, которые, по нашим сведениям, владели силой Вознесения: Рашек, Выживший, Вознесшаяся Воительница и сам господь Гармония. Вознесение Гармонии даровало ему точное и глубокое знание металлических искусств. Логично предположить, что Вседержитель овладел теми же сведениями. Он понял, что самость – это ферухимическое качество, и знал о тайных металлах. Ведь именно Вседержитель, а никто иной, давал своим инквизиторам алюминий.

Вен-Делл переключил картинку на более подробное изображение рук Вседержителя, охваченных металлическими обручами:

– Любопытно, однако никто в точности не знает, что произошло с Браслетами Скорби. Когда Вседержитель пал, Тен-Сун еще не присоединился к Вознесшейся Воительнице, и, хотя он клянется, будто слышал о них, пробелы в воспоминаниях не позволяют ему сказать, что именно и когда.

Браслеты Скорби окружает впечатляющее количество легенд. Древнейшие появились еще до Пепельного Катаклизма – совсем новые, выдуманные с целью развлечь посетителей, можно услышать в пивной за углом. Объединяет их одно: и те и другие утверждают, что надевший наручи Вседержителя предположительно сможет обрести его силу.

– Всего лишь фантазия, – фыркнул Вакс. – Естественно, людям этого хочется, вот и сочиняют истории. Это ничего не значит.

– Неужели? – В голосе Вен-Делла прозвучала ирония. – Народная мудрость приписывает Браслетам именно ту силу, о существовании которой наука начала предполагать лишь сейчас?

– Совпадение, – отрезал Вакс. – Во-первых, утверждение, будто Вседержитель мог создать нечто подобное, вовсе не означает, что он действительно создал. Во-вторых, ваши предположения о том, как действует самость, – пока всего лишь предположения. Кроме того, Браслеты наверняка были уничтожены, когда Гармония переделывал мир. И наконец, со стороны Вседержителя было бы глупостью создавать оружие, которое кто-то мог бы использовать против него.

Вен-Делл щелкнул переключателем, продемонстрировав новый эванотип – фреску с изображением помещения, в центре которого находился помост в форме усеченной пирамиды. На помосте стояла подставка, а на ней лежала пара наручей из тонких полосок металла, завитых в спирали.

Всего лишь фреска. Но и впрямь казалось, что на ней изображены Браслеты Скорби.

– Что это? – спросила Мараси.

– Один из наших братьев… – Ме-Лаан выпрямилась в кресле. – Кандра по имени Ре-Луур сделал этот снимок.

– Браслеты Скорби его очаровали, – пояснил Вен-Делл. – Ре-Луур провел два последних века, разыскивая их. А недавно вернулся в Элендель с эванотиповой камерой и несколькими снимками в рюкзаке. – Вен-Делл переключился на следующий, изображавший большую металлическую пластину, вделанную в стену и покрытую странными письменами.

Вакс прищурился:

– Язык мне незнаком.

– Его никто не знает, – сказал Вен-Делл. – Он совершенно чужд нам, не связан ни с террисийскими, ни с имперскими, ни с какими-либо другими корнями. Даже старые языки из записей Гармонии не имеют с этими надписями ни малейшего сходства.

Когда показ изображений возобновился, Вакса пробрал озноб. Еще один снимок надписей на неизвестном языке. Далее статуя, напоминающая Вседержителя с длинным копьем в руках, – ее точно покрывал иней. И наконец, более крупный снимок фрески, на котором можно было рассмотреть, что наручи состоят из множества переплетенных друг с другом металлических полос. Эти наручи предназначались не для феринга вроде Вакса, а для полного ферухимика.

Всего лишь фреска, но выглядела она интригующе.

– Ре-Луур верит в Браслеты. Заявляет, будто видел их, хотя в его камере не осталось изображений настоящих реликвий. Я склонен верить ему на слово, – прокомментировал Вен-Делл.

И продемонстрировал снимок другой фрески. Она изображала человека, стоявшего на вершине горы с поднятыми руками. Пальцы почти касались парящего над ним светящегося копья, а у ног лежало безвольное тело.

Шагнув в поток света, Вакс оказался прямо перед картинкой и посмотрел наверх, на тот участок, который не заслонял. Взгляд человека на мозаике, устремленный на копье, выражал восхищение или, скорее, даже восторг.

На руках его были наручи.

Вакс повернулся и невольно зажмурился, потому что свет из проектора слепил глаза.

– Хочешь сказать, будто бы твой брат, этот Ре-Луур, на самом деле обнаружил Браслеты Скорби?

– Он точно что-то обнаружил, – ответил Вен-Делл.

– Где?

– Он не знает, – негромко проговорил кандра.

Хмурясь, Вакс вышел из света.

– Что-что? – спросил он, переводя взгляд с Вен-Делла на Ме-Лаан.

– У него нет одного штыря, – ответила Ме-Лаан. – Насколько мы поняли, на него напали до того, как он вернулся сюда с гор возле Южного Дикоземья.

– Мы не смогли получить от него четких ответов, – прибавил Вен-Делл. – Кандра с отсутствующим штырем… ну, он не очень-то в своем уме. Как вы прекрасно знаете.

Вакс содрогнулся, внутри его шевельнулся сгусток пустоты.

– Да, – через силу выдавил он.

– Итак, мисс Колмс, здесь в дело вступаете вы. – Вен-Делл сделал шаг в сторону от своей машины. – Ре-Луур был… и есть… один из лучших кандра. Он из третьего поколения, исследователь, эксперт по телам и гений. Потерять его будет огромным ударом для нас.

– Мы не можем воспроизводиться, – с грустью сообщила Ме-Лаан. – Число кандра ограничено. Третьи, как Ре-Луур… они наши родители, примеры для подражания. Наши руководители. Он бесконечно ценен для нас.

– Мы бы хотели, чтобы вы нашли его штырь, – конкретизировал Вен-Делл. – И забрали у тех, кто его отнял. Это поможет восстановить разум Ре-Луура и, будем надеяться, его воспоминания.

– Чем дольше он пробудет без штыря, тем больше станет пробелов в памяти, – уточнила Ме-Лаан.

– Так что, возможно, вы понимаете безотлагательность нашего дела, – подытожил Вен-Делл. – И то, почему я счел разумным помешать лорду Ладриану в столь важный для него день. Когда Ре-Луур вернулся, у него отсутствовала рука и половина грудной клетки. Он не может объяснить, где сделал эти снимки, но все же помнит, что напали на него в Новом Серане. По всей видимости, кто-то устроил там засаду, ожидая его возвращения, и украл артефакты, которые он обнаружил.

– У них его штырь, – напряженным голосом дополнила Ме-Лаан. – Он все еще там. Он должен быть там!

– Постойте, постойте! – На лице Мараси отразилось непонимание. – Почему бы вам не дать ему другой штырь? У вас их наверняка достаточно, раз вы можете делать из них серьги вроде той, что дали Ваксиллиуму.

Кандра взглянули на нее как на помешанную, и Вакс не понял почему. Он счел вопрос блестящим.

– Вы неправильно понимаете природу этих штырей, – сдавленным голосом начал Вен-Делл. – Прежде всего, благословения кандра не валяются на дороге. Упомянутые вами серьги делают из старых инквизиторских штырей, в которых практически не осталось силы. Может, ее и хватило для маленького трюка, который провернул лорд Ваксиллиум шесть месяцев назад, но для восстановления кандра – едва ли.

– Да уж, – согласилась Ме-Лаан. – Будь оно иначе, мы бы давно использовали те штыри, чтобы создать детей. Но это невозможно: чтобы сотворить благословения кандра, требуются весьма необычные условия.

– Мы и в самом деле попытались сделать что-то вроде предложенного вами, – признался Вен-Делл. – Тен-Сун… изверг один из собственных штырей, чтобы дать нашему поверженному брату несколько мгновений ясности ума. Для Тен-Суна это оказалось очень болезненно, и, к несчастью, мы ничего не добились. Ре-Луур лишь кричал и умолял вернуть его штырь. Штырь Тен-Суна он выплюнул миг спустя. Попытка использовать чужой штырь, когда у тебя нет своего, может привести к радикальным переменам в личности, памяти и характере.

– Лесси, – хриплым голосом произнес Вакс. – Она… часто меняла штыри.

– И каждый был создан специально для нее, – пояснил Вен-Делл. – Они не принадлежали другим кандра. И кроме того, вы бы назвали ее особенно стабильной, лорд Ваксиллиум? Доверьтесь нам в этом вопросе: мы сделали все, что могли. По крайней мере, здесь.

Ме-Лаан отправляется в Новый Серан, чтобы расследовать это дело и найти отсутствующий штырь Ре-Луура. Мисс Колмс, мы бы хотели, чтобы вы к ней присоединились и помогли вернуть разум нашему брату. Мы обратимся к вашему начальству в полицейском управлении и сделаем так, чтобы вас направили на оперативное задание под видом тайной правительственной миссии. Если вы сумеете отыскать штырь Ре-Луура, мы найдем ответы на вопросы.

Вен-Делл повернулся к Ваксу:

– Уверяю вас, это не какая-нибудь безумная погоня за невероятным артефактом. Мы всего лишь хотим, чтобы наш друг вернулся к нам. Конечно, если вы сумеете найти улики, указывающие на то, куда завели его странствия и где он сделал эти снимки, мы это оценим. В Новом Серане есть люди, представляющие интерес – аристократы, на которых Ре-Луур явно зациклен, однако чем это вызвано, так и не удалось от него добиться.

Еще некоторое время Вакс рассматривал картинку. Заманчиво. Мистические артефакты… только вот как быть с тем фактом, что кто-то напал на Безликого Бессмертного и едва его не прикончил? Вот что на самом деле представляло интерес.

– Я поеду, – произнес за спиной голос Мараси. – Я возьмусь за это дело. Но… не возражаю против помощи. Ваксиллиум?

Часть его рвалась в путь. Удрать от приемов и танцев, от политических обязательств и деловых встреч. Кандра должны были об этом знать, как и сам Гармония.

От этой мысли глубоко внутри Вакса проснулся гнев. Он охотился на Лесси, и… они ему ничего не сказали!

– Судя по всему, это будет отличное испытание для твоих способностей, Мараси, – сказал он вслух. – Сомневаюсь, что я тебе нужен. Ты отлично подготовлена, и я чувствую себя дураком из-за того, что намекнул на иное, пусть и случайно. Но если тебе и впрямь нужен спутник, возможно, Уэйн захочет предоставить кое-какую дополнительную защиту. Что же касается меня, то боюсь, что я должен…

Картинка на стене со щелчком сменилась на снимок города с величественными водопадами. Новый Серан? Вакс никогда там не бывал. Улицы утопали в зелени, и по ним прогуливались люди в костюмах в коричневую полоску и легких белых платьях.

– Совсем забыл! – воскликнул Вен-Делл. – В пожитках Ре-Луура нашелся еще один снимок. Мы обнаружили его последним, поскольку все остальные были аккуратно упакованы в ожидании проявки. Мы подозреваем, что он сделан в Новом Серане, непосредственно перед нападением.

– И с чего вдруг это должно меня волновать? – поинтересовался Вакс. – Это…

Он смолк и почувствовал леденящий холод, увидев знакомое лицо. Вернулся в поток света, прижал ладонь к белой стене в бесплодной попытке ощутить изображение:

– Не может быть…

Она стояла между двумя мужчинами, которые крепко держали ее за руки, как будто тянули куда-то против воли. Держали в плену у всех на виду. В момент съемки она бросила взгляд через плечо и посмотрела прямо в камеру. Наверное, у кандра была совсем новая модель, о которых Ваксу доводилось слышать: для нее не требовалось, чтобы человек стоял неподвижно, пока изображение не закрепится.

Женщина чуть за сорок, стройная, но крепкая. Длинные темные волосы обрамляли лицо, которое – невзирая на годы разлуки – Вакс знал очень-очень хорошо.

Тельсин. Его сестра.

Спустя два часа после странного собрания Уэйн слонялся по дому Вакса, заглядывая за картины и поднимая вазы. Да где же он прячет все самое хорошее?

– Это действительно она, Стерис. А мужчина, что стоит спиной и держит ее за руку, может оказаться моим дядей. Я должен ехать, – говорил в это время Вакс в гостиной на первом этаже.

Уэйн всегда удивлялся, как богатеи решают, что следует считать ценным. Он изучил раму от картины, по виду изготовленную из чистого золота. Почему людей заботили эти блестящие штуковины? С помощью золота в ферухимии можно сделать много забавного, но для алломантии оно было полной ерундой.

А богатеям нравилось. Потому-то они за него платили и делали его ценным. Вот и вся причина. Только как именно они решали, что считать ценным? Может, собирались вместе, все такие в костюмах и платьях, и говорили: «Эй! Давайте начнем поедать рыбьи яйца и сделаем их по-настоящему дорогими. От этого у всех мозги заржавеют, точно». Потом мило смеялись, как смеются богатые люди, и швыряли кого-нибудь из слуг с крыши, чтобы поглядеть на пятно, получившееся от удара о мостовую.

Уэйн повесил картину на место. Он не станет играть по правилам богатеев. И сам для себя решит, что обладает ценностью. Эта рама уродлива. А кузина Стерис, запечатленная на эванотипе, смахивает на рыбу.

– Тогда, безусловно, надо ехать, лорд Ваксиллиум, – ответила Стерис. – Не тревожься, мы отложим все дела.

– Я в ярости, Стерис! – Даже из холла Уэйн по голосу понимал, что его друг ходит из угла в угол. – Ни слова извинения от них или от Гармонии за то, что со мной сделали. Вен-Делл позволил себе бесцеремонные замечания: назвал то, как я застрелил Лесси, «трюком». Они меня использовали! Лесси всего лишь пыталась, на свой извращенный лад, освободить меня от них. Теперь они прискакали снова, не упомянув о том, что я потерял, и ждут, что я просто соберусь и поеду опять улаживать их дела.

Бедняга Вакс. Да уж, здорово ему досталось. Уэйн отлично понимал, в чем дело. И все-таки извинение? Неужто люди, погибшие во время наводнения, ждали от Бога извинений? Бог поступал так, как хотел. Главное, не попасться Ему под горячую руку. Вроде как вышибале из клуба, у которого симпатичная сестра.

В конце концов, Гармония – не единственный Бог. Это и занимало Уэйна сегодня.

После недолгого молчания Вакс продолжил чуть тише:

– Нужно ехать. Даже после того, что они сделали. Ведь если дядя и впрямь в этом замешан… если я смогу освободить Тельсин… я должен ехать. Завтра вечером в Новом Серане состоится собрание политической элиты окраинных городов. Губернатор Арадель справедливо обеспокоен и в любом случае собирался послать туда представителя. Это дает мне благовидный предлог посетить город. Мараси может поискать потерянный штырь, а я буду выслеживать дядю.

– Выходит, все решено, – подытожила Стерис. – Мы отправляемся немедленно?

Вакс ответил не сразу:

– Мы?

– Я просто предложила… Хочу сказать: раз ты берешь мою сестру, может показаться очень странным, если тебя не буду сопровождать я. – Уэйн почти увидел, как она покраснела. – Разумеется, ты волен поступить, как желаешь, но…

– Нет, – откликнулся Вакс. – Ты права. Не совсем прилично, если я поеду один. В конце концов, во время этого собрания будет и прием. Я не намекаю на… я хочу сказать…

– Обещаю не путаться у тебя под ногами.

– Это может быть опасно. Не смею просить тебя о подобном.

– Если считаешь, что должен так поступить, я с радостью приму риск.

– Я…

Ржавь! Эти двое чувствовали себя так неловко, как человек, который внезапно пукнул в церкви. Уэйн покачал головой и выбрал одну из ваз в передней. Хорошая керамика с миленьким узором в виде кружочков-шмужочков. Может, сгодится для его приношения.

Кто-то постучал в дверь, и Уэйн поставил вазу на место. Что-то в ней было не то. Правда, один из цветков он взял и обменял на лишний носок из заднего кармана. Хм. В другом кармане обнаружился набор серебряных столовых приборов. Со свадебного завтрака? Ага, точно. Для него приготовили столовый набор с именем и все такое. Значит, это принадлежало ему.

Сунув вилку, нож и ложку обратно в карман, Уэйн заправил цветок за ухо и, опередив дворецкого, подскочил к двери. Одарил сердитым взглядом – лишь вопрос времени, когда этот негодяй покажет свою истинную натуру и попытается их всех убить, – и распахнул дверь.

За порогом стоял тот самый тип – кандра. Опять в коричневом костюме, но более светлого оттенка.

– Ты! – Уэйн ткнул в него пальцем. – Мы ведь только что от тебя избавились! Сколько там прошло, часа два?

– День добрый, юноша, – поприветствовал кандра. – Взрослые дома?

Дэррианс весьма вежливо отпихнул Уэйна и взмахом руки предложил Вен-Деллу войти:

– Вас ожидают, сэр.

– Неужели? – снова встрял Уэйн.

– Мастер Ладриан велел вас пригласить. – Дворецкий жестом указал кандра на гостиную.

Поблагодарив, Вен-Делл направился туда.

Уэйн кинулся следом.

– Милый цветочек, – заметил кандра. – Можно мне твой скелет, когда ты умрешь?

– Мой… – Уэйн ощупал голову.

– Ты ведь кроветворец, верно? Можешь исцеляться? Кости у кроветворцев обычно весьма интересные: время, которое вы проводите слабыми и больными, создает странности в суставах и костях. С удовольствием бы взял твой скелет. Если не возражаешь.

Застигнутый врасплох подобной просьбой, Уэйн замер на месте. Потом бросился мимо кандра, ворвался в комнату, где разговаривали Вакс и Стерис.

– Вакс, бессмертный тип опять ведет себя пугающе, – пожаловался он.

– Приветствую, лорд Ладриан! – Вен-Делл протянул Ваксиллиуму папку. – Ваши билеты, а также записи всего, что мы сумели вытянуть из Ре-Луура. Предупреждаю, его речи большей частью не очень-то связные.

Уэйн покосился на бар. Может, там есть что-нибудь подходящее для его приношения.

– Разве я сказал, что еду? Вы меня в это дело затаскиваете на аркане, как овцу в сарай.

– Да. – Кандра снова протянул папку. – Внутри список имен, упомянутых Ре-Лууром. Вам он может показаться интересным. Кое-кто из них, включая устроительницу приема, на который я вас посылаю, каким-то образом связан с вашим дядей.

Вакс со вздохом принял папку. Махнул Стерис, которая встала и сделала реверанс.

– Моя невеста. Мы как раз обсуждали, стоит ли ей сопровождать меня.

– Мы сделали распоряжения на любой случай. – Вен-Делл поклонился Стерис. – И впрямь все будет выглядеть куда менее подозрительно, если вы тоже поедете, леди Хармс. Правда, я не могу гарантировать вашу безопасность.

– А еще лучше, если бы с нами отправился ты, Вен-Делл, – сказал Вакс. – Лишний металлорожденный всегда пригодится.

Вен-Делл вытаращил глаза и побелел, будто ему сообщили, что он стал отцом ребенка с двумя носами:

– Отправиться на оперативное задание? Мне?! Лорд Ладриан, уверяю, вам это не понравится.

– Почему? – спросил Вакс, прислонившись к стене. – Тебя практически невозможно убить, и ты способен сменить свой ржавый облик на что угодно.

– Погодите, – проговорил Уэйн, отвлекаясь от бара. – Ты можешь превратиться во что угодно? Например, в зайчика?

– С очень маленькими животными все крайне сложно, ибо нам требуется определенная масса, чтобы сохранять когнитивные функции, и…

– Зайчик, – перебил Уэйн. – Ты можешь превратиться в зайчика?

– В случае крайней необходимости.

– Так вот о чем была та проклятая книга…

Вен-Делл со вздохом перевел взгляд на Вакса:

– Ме-Лаан может выполнить любую трансформацию. А вот я чту Первый Договор, лорд Ладриан. Кроме того, за пределами города мне не нравится. Там слишком много… – Он помахал руками перед собой.

– Слишком много чего? – хмуро переспросил Вакс.

– Всего! – ответил Вен-Делл, и от внимания Уэйна не ускользнуло, что «ржавый зайчик» при этом посмотрел на него.

Покачав головой, Уэйн попытался открыть бар. К несчастью, тот оказался на замке. М-да, вот тебе и доверие Вакса.

– Моя сестра встретит вас на вокзале, – сказал Вен-Делл. – Семнадцатый путь, через четыре часа.

– Четыре часа?! – воскликнула Стерис. – Я должна послать за горничными! И за лакеем! И… – Она прижала руку ко лбу, будто теряя сознание. – И мне надо составить список!

– Мы там будем, Вен-Делл, – заверил Вакс.

– Отлично! – Кандра покопался в кармане. Уэйн было заинтересовался, но бессмертный вытащил гнутую серьгу, тусклую и старую, немодную. – Я вам принес…

– Нет, спасибо.

– Но если понадобится…

– Нет, спасибо, – ледяным тоном повторил Вакс.

Они обменялись взглядами, словно каждый обвинял другого в том, что тот произвел какой-нибудь неприятный запах.

– Ну ладненько, – сказал Уэйн, тихонько пробираясь к двери. – Встретимся на вокзале.

– Вещи собирать не будешь? – крикнула ему вслед Стерис.

– Мешок в моей комнате, – крикнул в ответ Уэйн. – Под кроватью. Я всегда готов к путешествию, подруга. На случай, если придется отправляться немедленно.

Он повернулся, схватил с вешалки шляпу и выскочил из дома через парадную дверь. Пусть беседуют, спорят и наслаждаются обществом жуткого бессмертного зайчика. А у него дела, с которыми следует разобраться. Ну, по крайней мере одно дело.

Уэйн двинулся на поиски приключений.

Насвистывая, он танцующей походкой сбежал по ступенькам. Мелодия была простая, легкая и знакомая, и в мыслях крутился сопровождающий ритм. Трам-пам, трам-пам, трам-пам. Быстрый, живой. Пружинистым шагом Уэйн двигался по улице, но ему все меньше и меньше нравился цветок. Нет, не годилось подобное приношение для божества, с которым он собирался встретиться. Слишком явное, слишком мягкое.

Продолжая негромко насвистывать, Уэйн задумчиво покрутил в руке цветок. Ничего лучше на ум не шло. Местечко было слишком шикарное: с особняками, садами и слугами, подстригавшими живые изгороди. Даже не воняло лошадиным навозом. В таком месте думать было трудно; всем известно, что лучшие мысли приходят в переулках и трущобах. Там, где мозг настороже, даже в панике – словно догадывается, негодник, что если не будет начеку и не предложит чего-нибудь гениального, то хозяина, скорее всего, прирежут, – и что тогда с ним приключится?

Держать свой мозг в заложниках у собственной глупости – вот как надо делать дело. Уэйн направился к ближайшему каналу и отыскал явно скучающего гондольера.

– Друг мой, – пробормотал Уэйн себе под нос. – Друг мой дорогой!

Да, правильно. Говорить надо так, словно толком не можешь дышать, – аристократический говор Первого октанта, с легкой прибавкой террисийского. Роскошный говор. Совершенно роскошный.

– Эй, лодочник! – крикнул Уэйн, взмахнув рукой. – Эй! Да быстрее же! У меня времени в обрез!

Лодочник заработал шестом.

– Быстрее же, быстрее, друг мой! – кричал Уэйн. – Скажи-ка, сколько ты берешь за день?

– За день? – переспросил лодочник.

– Да-да. – Уэйн запрыгнул в лодку. – Твои услуги понадобятся мне на целый день. – Не дожидаясь ответа, он уселся. – Вперед, сейчас же. Вверх по Четвертому-Пятому каналу, потом направо вокруг центра, затем на восток по Железновратной. Первая остановка в Третьем октанте. Она на меня рассчитывает, чтоб ты знал.

– Целый день, – пылко повторил лодочник. – Да, сэр, э-э-э… милорд…

– Ладриан, – подсказал Уэйн. – Ваксиллиум Ладриан. Мы не движемся. Почему мы не движемся?

Лодочник заработал шестом; трудяга, нанятый на несколько часов, так обрадовался, что даже забыл попросить вперед деньги.

– Пятьдесят, – наконец выговорил он.

– Хм?

– Пятьдесят. За целый день.

– Да-да, отлично, – не стал спорить Уэйн.

«Грязный ворюга, – подумал он. – Пытаешься обдурить выдающегося гражданина и к тому же главу Дома просто потому, что он выглядит немного рассеянным?»

Куда катится мир? Когда его дедушка Ладриан был главой Дома, люди знали толк в уважении. Да в его времена лодочник скорее сам нырнул бы в канал, чем взял хоть на вузинг больше положенного!

– Если позволите спросить, милорд, – проговорил лодочник. – Не хочу вас обидеть… но ваша одежда…

– Да? – Уэйн пригладил свою дикоземную куртку.

– С ней что-то не так?

– Что-то не так? – повторил Уэйн, и каждый звук, произнесенный им, был настолько пропитан благородным гневом, что тот едва не капал. – Что-то не так? Дружище, а следишь ли ты за модой?

– Я…

– Этот наряд создал Томтон Делакур собственной персоной! – провозгласил Уэйн. – Вдохновившись далекими северными землями. Высокая мода – вот что я скажу! Высочайшая. Алломант-стрелок и тот выше не прыгнет!

– Простите. Простите, милорд. Я ведь сказал, что не хочу вас обидеть!

– Нельзя просто сказать «не обижайтесь», а потом изречь нечто обидное! Это так не работает. – Уэйн уселся прямо, скрестив на груди руки.

Лодочнику хватило мудрости смолчать. Спустя десять минут пути настало нужное время.

– А теперь, – сказал Уэйн, словно обращаясь к самому себе, – нам надо остановиться у причалов Глимерин-пойнт. Затем проехаться вдоль Пояса Стансель…

Он позволил говору измениться, подмешав чуток Нобских трущоб. Заговорил невнятно, словно рот был набит ватой. Тамошние жители использовали слово «проехаться» практически для чего угодно. Примечательное словечко, да уж. «Проехацца!» Звучит словно намек на нечто грязное.

– Э-э, милорд?

– Хм? – отозвался Уэйн. – О, я просто перебираю свои дела. Мой племянник женится – ты мог слышать о свадьбе, про нее весь город болтает. Так много дел. Да уж, денек выдался подходящий, чтобы проехаться.

Говор был бандитский, но лишь самую малость, как лимон в хорошем горячем пунше. Уэйн подсунул его под аристократический акцент.

Лодочник занервничал:

– Вы сказали «Пояс Стансель»? Вообще-то, местечко не из приятных.

– Мне надо там рабочих нанять, – рассеянно проговорил Уэйн.

Лодочник явно разволновался. Постукивал ногой, двигал шестом быстрее, игнорировал оклики встречавшихся на пути коллег. Запахло чем-то нехорошим. Будто мясным пирогом, оставленным под диваном на пару дней. Работа на день? Немыслимая сумма? Может, это подстава? Притворился лордом, а сам заманивает его в трущобы, чтобы ограбить…

– Милорд! – воскликнул лодочник. – Я совсем забыл. Мне надо назад. Не могу работать целый день. Моя матушка… я ей нужен.

– Это еще что за чушь? – гневно спросил Уэйн. – Некогда мне слушать твой лепет! На поиски другой лодки я потрачу свое драгоценное время. Удваиваю оплату.

Вот теперь лодочник забеспокоился всерьез.

– Простите, милорд, – сказал он, шестом направляя гондолу к берегу канала. – Мне очень жаль. Не могу.

– Хотя бы отвези меня в Пояс Ста…

– Нет! – вскричал бедолага. – Нет, не могу. Мне надо спешить.

– Так-так, – пропыхтел Уэйн, выбираясь из лодки. – Никогда еще со мной не обращались подобным образом! И мы даже не одолели и половины пути до порта!

– Простите, милорд! – на полной скорости удаляясь от берега, крикнул лодочник. – Простите!

Заломив шляпу набекрень, Уэйн проверил знак, свисавший с фонарного столба. Отлично, добрался в точности туда, куда хотел, и не заплатил ни клипа! И, насвистывая, неспешно направился вдоль канала, высматривая лучшее подношение. Чего же пожелает его божество?

«Может, это? – подумал он, окидывая взглядом очередь к ларьку на колесах, в котором Старина Дент торговал жареной картошкой. – Попытка не пытка».

Уэйн неторопливо приблизился:

– Помощь не нужна, Дент?

Старик взглянул на него и вытер пот со лба:

– Пять клипов – маленький пакетик, восемь – большой, Уэйн. И не ешь ничего из запасов, а то я твои пальцы зажарю.

Уэйн с ухмылкой встал за прилавок, а Дент отвернулся к жаровне – помешивать следующую партию. Уэйн брал у клиентов деньги – и не очень-то много ел сам, – пока очередь не закончилась. Последним оказался франтоватый малый в ливрее привратника. Должно быть, работал в одном из отелей, что дальше по улочке. Хорошие чаевые дают на такой работе.

– Три больших, – сказал привратник.

Уэйн отсыпал ему картошки, взял деньги, потом чуть помедлил.

– А мелочи не найдется? – спросил он, демонстрируя банкноту. – У нас полно крупных денег.

– Наверное, есть. – Клиент заглянул в бумажник из кожи угря.

– Славненько, тут у нас двадцатка.

– У меня две пятерки и десять единиц. – Клиент выложил деньги на прилавок.

– Спасибо. – Уэйн взял их, потом помедлил. – Вообще-то, у меня много единичек. Можно мне ту десятку, которую я заметил у вас в кошельке?

– Хорошо.

Протянув горсть монет, Уэйн взял десятку.

– Эй, тут всего семь! – возмутился клиент.

– Ой-ой! – воскликнул Уэйн.

– Что ты творишь, Уэйн? – вмешался Старина Дент. – Вон в той коробке внизу есть еще сдача.

– Правда? – Уэйн проверил. – Ржавь! Ладно, может быть, отдадите мне мою двадцатку назад? – Он отсчитал привратнику тринадцать и высыпал ему в ладонь монеты и банкноты.

Клиент со вздохом вернул Уэйну двадцатку.

– Можно мне немного соуса к картошке?

– Конечно-конечно. – Уэйн выдавил соус в пакетики, рядом с картофелем. – Какой милый бумажник. Сколько за него хотите?

Привратник поколебался, глядя на свой бумажник.

– А я вам дам вот это, – предложил Уэйн, вытаскивая из-за уха цветок и протягивая его вместе с десяткой.

Пожав плечами, привратник отдал ему пустой бумажник, забрал банкноту и сунул в карман. Цветок он выбросил и ушел со своей картошкой, заметив напоследок:

– Придурок…

Уэйн подкинул и поймал бумажник.

– Ты его обсчитал, Уэйн? – спросил Старина Дент.

– В каком смысле?

– Ты заставил его дать тебе пятьдесят, а сам отдал сорок.

– Что? – Уэйн засунул бумажник в задний карман. – Ты же знаешь, я не умею считать до таких больших цифр, Дент. И вообще, в итоге я дал ему десятку просто так.

– За бумажник.

– Не-а, – возразил Уэйн. – Цветок был платой за бумажник. А денежку я отдал, потому что у меня откуда ни возьмись очутилась лишняя десятка, и я тут совершенно ни при чем. – Он улыбнулся, засунул в рот горсть чипсов и побрел прочь.

Бумажник был миленький. Божеству понравится. Бумажники ведь всем нужны, верно? Уэйн его вытащил, несколько раз открыл и закрыл, пока не заметил, что одна сторона потерлась.

Ржавь! Его обманули! Такое на роль подношения совершенно не годится. Он покачал головой. По одну сторону идущей вдоль канала прогулочной набережной просили милостыню двое беспризорников. Чуть дальше слышалась знакомая игра уличного музыканта. Уэйн находился недалеко от Глухомани, милой трущобы, и до него доносились отголоски ее особенного запаха. К счастью, почти все заглушал аромат, плывущий из близлежащей пекарни.

– Вот в чем дело! – Уэйн подошел к одной из попрошаек – девчушке еще семи не было – и присел рядом с ней на корточки. – У меня было слишком мало передряг.

– Сэр?.. – растерянно спросила девочка.

– В старых историях про приключения всегда происходят передряги. Это похоже на переезд, который заканчивается какой-то дрянью. Мигренью там или мозолями на заднице.

– Сэр… можно мне монетку?

– Нету, – сказал Уэйн и призадумался. – Проклятье! В историях всегда дают беспризорникам грошик-другой, верно? Чтобы те поняли, что перед ними герой и все такое. Погоди-ка.

Он встал и рванулся в пекарню, совсем как герой. Женщина по ту сторону прилавка как раз вытаскивала из печи противень с мясными булочками. Уэйн вонзил в простой деревянный прилавок вилку, которая заблистала, словно меч из легенды, ржавь его побери.

– Сколько булочек вы мне дадите за это? – спросил Уэйн.

Хозяйка пекарни одарила его хмурым взглядом, потом вынула вилку, повертела в руках:

– Мистер, это же серебро!

– Ну так… сколько?

– Много.

– Много так много, добрая женщина.

Спустя минуту Уэйн вышел из пекарни, держа три больших бумажных пакета, в каждом из которых была дюжина булочек. Уронил горстку сдачи, которую ему всучила хозяйка пекарни, в руки попрошаек и вскинул палец, когда те разинули рты.

– Это, – торжественно произнес он, – сначала надо отработать.

– Как, сэр?

– Возьмите, – сказал он, бросая пакеты, – и раздайте.

– Кому? – спросила девочка.

– Любому, кому потребуется, – пояснил Уэйн. – Но вот еще что: сами больше четырех не ешьте, понятно?

– Четыре?! – переспросила девочка. – И все мне?

– Ладно, пять, раз уж ты так хорошо торгуешься, маленькая плутовка.

И, оставив потрясенных попрошаек, Уэйн танцующей походкой двинулся вдоль канала к бренчавшему на старой гитаре музыканту. Бросив серебряную ложку ему в шляпу, крикнул:

– Поживей, менестрель!

– Эй, что такое? – отозвался тот, прищуриваясь. – Ложка?

– Похоже, торговцам эти штуки сильно нравятся! – крикнул Уэйн. – За нее они дадут тебе полсотни булочек с мясом, и еще будет сдача. А теперь сыграй-ка мне «Последний вздох», менестрель!

Пожав плечами, бродяга начал наигрывать мелодию, которая вертелась в голове Уэйна. Трам-пам, трам-пам, трам-пам. Быстрая, живая. Уэйн покачался вперед-назад с закрытыми глазами.

«Наступает конец эпохи, – думал он. – Надо усмирить божество».

Послышался смех беспризорников. Уэйн открыл глаза и увидел, что они бросают булочки всем проходившим мимо. Уэйн улыбнулся и, оттолкнувшись, плавно проехался вдоль покрытого слоем слизи края канала. Одолел целых десять футов, прежде чем потерял равновесие и упал.

Разумеется, прямо в канал.

Кашляя, выбрался из воды. Хм, может быть, это сойдет за передрягу. А если нет, то будет, скорее всего, в рифму с тем, что он устроил Ваксу этим утром.

Уэйн выловил шляпу и отвернулся от канала. Вот так и надо: взгляд вперед, к прошлому спиной. Нет смысла интересоваться тем, что больше не имеет значения. И он зашагал дальше, оставляя после себя мокрый след и вертя в руке последний серебряный прибор – нож, который совершенно точно был негодным подношением для его божества. Уэйн в этом не сомневался. Но где же искать годное?

Он остановился на следующем мосту через канал и попятился. Низенький человек в незнакомой униформе шел по ближайшей улице, держа в руках маленькую записную книжку. Вокруг были припаркованы автомобили – так и сяк, большинство частично на тротуарах. Человек в униформе останавливался возле каждого и что-то записывал в свою книжечку.

Уэйн последовал за ним:

– Эй, что это вы делаете?

Недомерок в униформе оглянулся и снова уставился в свой блокнот:

– Новый городской приказ о парковке автомобилей гласит, что их надо ставить аккуратно, а не боком на тротуар, как здесь.

– И?..

– И я записываю регистрационные номера, – объяснил человек. – Мы отследим владельцев и назначим штрафы.

Уэйн тихонько присвистнул:

– Ну и злодейство…

– Чушь, – обиделся недомерок. – Это закон.

– Так ты коп?

– Офицер по назначению штрафов. До прошлого месяца в основном инспектировал кухни. Должен сказать, это куда продуктивнее. Я…

– Отлично, – перебил Уэйн. – Что вы хотите за этот блокнотик?

Офицер сердито уставился на него:

– Он не продается.

– У меня есть вот такой милый бумажник, – сообщил Уэйн, демонстрируя кошелек, из которого капала вода. – Недавно как раз помыл.

– Идите своей дорогой, сэр, – заявил недомерок. – Я не…

– А как насчет вот этого? – спросил Уэйн, вытаскивая нож.

Констебль испуганно отпрыгнул и выронил блокнот. Схватив его, Уэйн бросил нож.

– Отличный обмен. Спасибо. Пока. – И кинулся прочь.

– Эй! – заорал констебль и припустил следом. – Эй!

– Никаких возвратов! – придерживая рукой мокрую шляпу, крикнул на бегу Уэйн.

– Вернись сейчас же!

Уэйн выбежал на главную улицу, идущую вдоль канала, промчался мимо двух стариков, что сидели на крыльце многоквартирного дома, расположенного у самой границы Глухомани.

– Это парнишка Идипа, – заметил один. – Ну вечно он во что-нибудь вляпывается.

Миг спустя ему в лицо угодила булочка с мясом.

Уэйн, ничего не заметив, понесся дальше. Коп попался упрямый. Пробежал следом добрых десять улиц, прежде чем остановился, упершись руками в колени. Уэйн ухмыльнулся и завернул за очередной угол, где привалился спиной к кирпичной стене, рядом с окном. Он и сам порядком запыхался.

«Наверное, выпишет штраф, – подумал Уэйн. – Надеюсь, Ваксу придется заплатить не слишком много».

Надо что-нибудь подыскать и принести в качестве извинения. Может, Ваксу нужен бумажник?

Уэйн повернулся на звук и увидел женщину в очках, которая смотрела на него с любопытством, высунувшись из окна. В руке ее было перо, а прямо за окном на столе виднелось недописанное письмо. Отлично.

Одной рукой Уэйн приподнял шляпу, а другой выхватил у незнакомки перо.

– Спасибо! – Открыв блокнот, нацарапал там несколько слов.

Женщина протестующе вскрикнула, но Уэйн уже кинул перо обратно и побежал дальше.

Конечный пункт, обиталище божества, находился неподалеку. Уэйн свернул на улицу, по обе стороны которой возвышались деревья и затейливые городские особнячки. Отсчитал сколько надо, потом повернулся вправо и замер, глядя на дом. Новый храм божества. Она сюда переехала несколько месяцев назад.

Уэйн сделал глубокий вдох, изгоняя звучавшую в голове музыку. Требовалась тишина. Потом осторожно пробрался по длинной дорожке к передней двери. Тихонько просунул блокнотик сквозь щель между дверной ручкой и дверью. Стучать не осмелился. Ранетт была ревнивой богиней и славилась тем, что стреляла в людей, – для нее это было почти что правительственное поручение. Если констебли не находили один-другой труп на ее пороге раз в неделю, то начинали задаваться вопросом, все ли у нее в порядке со здоровьем.

Оставив подношение, Уэйн шмыгнул прочь. Он с улыбкой представил себе реакцию Ранетт, когда та откроет дверь, и так увлекся, что чуть было не врезался в Ранетт собственной персоной, которая шла по дорожке к своему дому.

Уэйн попятился. Прекрасные каштановые волосы, собранные в хвост, открывали превосходное лицо, обветренное за годы жизни в Дикоземье. Роскошная фигура, округлая во всех нужных местах. Высокая. Выше Уэйна. Было на что поглядеть снизу вверх.

– Уэйн! Что ты делаешь у моей двери?

– Я…

– Идиот! – Ранетт прошла мимо. – Надеюсь, ты не вломился в дом. Скажи Ваксу, что я как раз доставила ему те штуки с тросами. И нечего посылать кого-то, чтобы проверить, выполнила ли я заказ.

– Тросы? – переспросил Уэйн. – Какие еще тросы?

– Клянусь, я однажды тебя застрелю, гаденыш, – игнорируя его вопрос, пробормотала Ранетт.

Проследив за ней взглядом, Уэйн улыбнулся самому себе, потом повернулся и пошел прочь.

– Это что такое? – раздалось за спиной.

Он не остановился.

– Уэйн! Я застрелю тебя прямо сейчас. Клянусь, я так и сделаю. Скажи мне, что ты сделал.

Он повернулся:

– Это просто подарок, Ранетт.

– Блокнот? – спросила она, листая страницы.

Уэйн сунул руки в карманы брюк и пожал плечами:

– Книжка для записей. Ты все время что-то записываешь, думаешь о том о сем. Вот я и решил, что тебе может показаться полезной эта книжка. Твоим идеям, наверное, довольно тесно. Лучше обзавестись местечком для их хранения.

– Почему он влажный?

– Прости. Забылся и сунул его в карман. Но сразу же вытащил. Я, чтоб ты знала, ради него сражался с десятью констеблями.

С подозрением прищурив глаза, Ранетт листала страницы, пока не дошла до последней.

– Что это? – Она поднесла блокнот поближе к глазам и прочитала вслух нацарапанное там: – «Спасибо и прощай»? Да что с тобой такое?

– Все в порядке. Я подумал, время пришло.

– Ты уезжаешь?

– Ненадолго, но дело не в этом. Уверен, мы еще увидимся. Может, будем часто видеться, и все такое. Я тебя увижу… но не так, как раньше. Понимаешь?

Ранетт устремила на него долгий взгляд, потом будто расслабилась:

– Ты серьезно?

– Ага.

– Наконец-то.

– Пора взрослеть, да? Я вдруг понял, что… ну, если чего-то хочешь, это не означает, что ты это получишь, ведь так?

Ранетт улыбнулась. Уэйн ужасно долго не видел, как она улыбается. И когда она подошла и протянула руку, даже не дернулся. Чем был страшно горд.

Он взял ее руку, а Ранетт подняла ее и поцеловала тыльную сторону его ладони:

– Спасибо, Уэйн.

Он улыбнулся, разжал пальцы и повернулся, чтобы уйти. Но, сделав шаг, вдруг поколебался, перенес вес на другую ногу и сказал:

– Мараси говорит, ты встречаешься с другой девушкой.

– Я… ну да.

Уэйн кивнул:

– Ну так вот, не хочу, чтобы ты меня поняла неправильно, раз уж я такой весь джентльмен, и взрослый, и все такое. Но нельзя винить мужчину, если от подобных речей у него могут появиться всякие мысли. Полагаю, э-э-э… нет никакого шанса, чтобы мы втроем…

– Уэйн.

– Я даже не возражаю, если она толстая, Ранетт. Мне по нраву девчонки, у которых есть за что подержаться.

– Уэйн!

На лице Ранетт появились явные признаки надвигающейся бури.

– Ладно, – сказал он. – Ладно. Проехали. Ну да. Как по-твоему, когда мы будем с нежностью вспоминать эту беседу и наше памятное прощание, у нас обоих получится забыть мои последние слова?

– Я очень постараюсь.

Уэйн снял шляпу и с улыбкой отвесил ей глубокий поклон, которому научился от привратника в шестом поколении, встречавшего гостей у дверей бального зала леди Зобелл в Четвертом октанте. Потом выпрямился, надел шляпу и повернулся спиной. Уходя, он вдруг непроизвольно начал насвистывать.

– Что это за песня? – крикнула вслед Ранетт. – Вроде знакомая.

– «Последний вздох», – не поворачиваясь, ответил Уэйн. – Ее играли на пианино, когда мы впервые встретились.

Он так и не обернулся. Даже не проверил, не целится ли Ранетт в него из винтовки или чего-то в этом духе. Свернул за угол, пружинистым шагом направился к ближайшему людному перекрестку и выбросил пустой бумажник в канаву. Очень скоро подъехала наемная карета, кучер глянул в сторону, увидел бумажник и спустился, чтобы его поднять.

Выскочивший из переулка Уэйн, нырнул к бумажнику и покатился с ним по земле:

– Он мой! Я его первым увидел!

– Чушь! – Кучер ударил Уэйна хлыстом. – Я его обронил, ты, негодяй! Он мой!

– Ой, неужели? – огрызнулся Уэйн. – Сколько в нем?

– Я не обязан тебе отвечать.

Уэйн ухмыльнулся, демонстрируя бумажник:

– Вот что я тебе скажу. Можешь взять его и все, что внутри. Но за это ты отвезешь меня на железнодорожный вокзал Четвертого октанта.

Кучер одарил его сердитым взглядом, потом протянул руку.

Полчаса спустя карета подкатила к железнодорожному вокзалу – невзрачному зданию с заостренными башенками и маленькими окнами, словно созданными для того, чтобы дразнить находившихся внутри скудным видом на небо. Уэйн сидел сзади, на месте для лакея, болтая ногами. Неподалеку исходили паром локомотивы, поезда подъезжали к платформам, чтобы поглотить новую порцию пассажиров.

Спрыгнув, Уэйн приподнял шляпу, прощаясь с ворчливым кучером – похоже, прекрасно понимавшим, что его обвели вокруг пальца, – и неторопливой походкой направился внутрь вокзала. Там, засунув руки в карманы, он и разгуливал, пока не обнаружил Вакса, Мараси и Стерис, которые стояли рядом с небольшой горой чемоданов и слугами, готовыми их отнести, куда прикажут.

– Наконец-то! – рявкнул Вакс. – Уэйн, уже почти объявили посадку. Где ты шлялся?

– Совершал подношение красивому божеству. – Уэйн глянул на высокий потолок. – Слушайте, а зачем это место сделали таким здоровенным? Поезда здесь все равно не помещаются, а?

– Уэйн? – спросила Стерис, сморщив нос. – Ты пил?

Он взглянул на нее с ленцой и ответил чуть заплетающимся языком:

– Разумеется, нет. С чего… с чего мне пить в такой час?

– Ты невыносим. – Стерис махнула своей горничной. – Поверить не могу, что ты рисковал опоздать ради глотка спиртного.

– Так уж прямо и «глотка», – пробурчал Уэйн.

Когда прибыл поезд, он отправился на посадку вместе с остальными – Стерис и Вакс заказали для всей компании отдельный вагон. К несчастью, заказ, сделанный в последнюю минуту, означал, что и вагон прицепили последним, и Уэйну пришлось делить комнату с Гервом, лакеем. Неприятность-то какая! Он точно знал, что лакей храпит. Придется отыскать другое место для сна или просто бодрствовать. Поезд в Новый Серан идет не так уж и долго, и на месте они будут еще до рассвета.

Поэтому, когда поезд наконец-то запыхтел и двинулся в путь, Уэйн опустил окно в своем купе – заставив Герва здорово испугаться – и выбрался на крышу. Он сидел там, тихонько насвистывая, и какое-то время смотрел, как мимо пролетает Элендель. Ветер трепал волосы. Простой мотив, легкий и знакомый, и сопровождающий ритм, который отбивали колеса внизу. Трам-пам, трам-пам, трам-пам. Быстрый… живой.

Потом Уэйн лег на спину и стал смотреть на небо, облака, солнце.

Взгляд вперед, к прошлому спиной.