3. «В дебрях народного хозяйства»; орбитальный рабочий поселок «Шанхай»-44»
Орбитальный поселок своей модульной конструкцией напоминал кристалл соли из учебника химии. По-крайней мере на подлете, километров со ста.
В узлах этого «кристалла» размещались пункты управления, энергетические или жилые блоки, в то время как на связующие стержни нанизаны были производственные комплексы.
После прилета в поселок Данилов, постарался затеряться в лабиринте коридоров. Если тебя не видят друзья и товарищи, значит и враги-недруги тоже. Для отвода глаз у него был мультипаспорт на ветеринарного фельдшера по имени Дэн-Ни-Ло.
Кодовый ключ, имевшийся в заначке у его джина, успешно преодолевал двери, люки и мембраны. Этот код-вездеход обязывал кибероболочки не препятствовать доступу и даже не фиксировать приход и уход Данилова в протоколе событий.
Впрочем у противника, наверняка, имелся такой же ключ-код…
Данилов перестал держаться за леер и дал потоку теплого злопахнущего воздуха подхватить себя. Мимо труб и агрегатов газообмена его донесло до входа в вентиляционный тоннель, прикрытый колючей решеткой. Тоннель уводил в главный цех птицефабрики. Противник, возможно, где-то там – на открытом месте ему уже не спрятаться, остается только хорониться по всяким темным углам.
Инфосканер бодро «просветил» окрестные кластеры сетевого пространства, а заодно «прошерстил» все электромагнитные излучения на предмет осмысленной информации.
Получившаяся информационная картина нарисовалась в отдельном окне, где-то на четверть заслонившем «живой» оптический обзор.
Тусклые фиолетовые линии – электропроводка и цепи автоматического управления. Несколько синих лент – потоки низкой информационной насыщенности, скорее всего производственный контроль. Зеленая трасса – уже вектор слежения с достаточной менталоемкостью, но это не более чем контроль жизнеобеспечения.
Ключ-вездеход и с решеткой вентиляционного тоннеля не подкачал. Ее колючки мирно расплелись и штыри мягко втянулись в стенки, мембрана нанозащиты с чмоканьем раскрылась, пропуская особиста.
Данилов отправился по тоннелю, который извивался в свое удовольствие, отчего «сила тяжести» то нарастала, то падала. Соответственно свободный полет нередко сменялся лягушачьими прыжками.
В окне инфосканера появилась жирная оранжевая полоса, вьющаяся по решетке суперсвязи куда-то вдаль.
Инфосканер подслушал бегущие по ней сообщения:
Мимик 12 – не идентифицирован. Графическая запись 25 – не идентифицирована. Текстовый массив – производственный. Проверка списка. Проверка закончена. Результат отрицательный…
Значит, это просто милицейская зонд-линия по опознанию воров и потрошителей, находящихся во всекосмическом розыске.
Данилов расширил диапазоны наблюдения.
Все производственные комплексы и жилые блоки «Шанхай-44» давали незамысловатый информационный узор, почти что геометрической правильности и регулярности, что птицефабрика, что рыбозавод, что плантации. Местный космопорт выглядел покруче. Он, как и полагается, снопами разбрасывал паутинки дальней связи по глюонной решетке.
Гражданин Анпилин явно нигде не наследил. Но он наверняка здесь, в рабочем поселке. Прячется как глист в одном из производственных комплексов.
Входные ворота космопорта сохранили его инфослепок, ведь прилетел он рейсом с Фобоса. Немного погодя удалось опознать его по характерным нуклеотидам, белкам и феромонам, хоть он, паскуда, и прикрывался фальшивым мультипаспортом на имя Махмуда Кебапче, чужими запахами, поддельной радужкой и накладным папиллярным рисунком. Выход из поселка для этого бандюги Данилов заблокировал. Значит, остается только прочесывать местность и искать, как ищут любую вошь…
Поток воздуха протащил тело Данилова по вентиляционному тоннелю до самого конца и втолкнул в огромное помещение вполне определенной геометрии. Оно было цилиндрическим, нанизанным на одну из стержневых осей «кристалла соли».
По цилиндрическому мирку путешествовала тьма тьмущая каких-то мелких объектов. Если точнее это была толпа крохотных белых шариков. Шарики-путешественники вылетали из перфорации одного торца, покрывали примерно километровый путь и втягивались перфорацией другого.
Внутрь большого цилиндрического помещения был вставлен еще один цилиндр, менее внушительного размера. Поверхность его источала какой-то серый туман, который при телеувеличении оказался гранулированным кормом.
Ну, конечно же, это заурядный птичий корм. А белые шарики – это и есть курочки-мутантки. Птички старательно пачкали пространство, образовывая облака, состоящие из лишних перьев и помета.
Данилов оттолкнулся от увлажнителя, похожего на расческу, проплыл сквозь перьевую туманность и ухватил одну из птичек двумя руками.
Проектировщики старательно приспособляли кур к потребностям мясной отрасли, кромсая и перекраивая хромосомы своими наноманипуляторами и энзимороботами. Из-за этого леггорны лишились и костей, и большей части мышц и кудахтания. Только помаргивающие глазки-бусинки да бессмысленно тыкающийся клюв выдавали в шарике живое существо.
На южном торце курочки появлялись, скорее всего, из инкубатора с бесконечно делящейся яйцеклеткой, а на северном они превращались в фарш. Прожаренные микроволнами куриные котлетки, после вакуумной сублимации отправлялись прожорливым шахтерам Пояса Астероидов и обожающим покушать тоннелеукладчикам Марса.
Окно инфосканера снова привлекло толику внимания. Возле Данилова вилась слабенькая, но устойчивая желтая паутинка. Трасса слежения. Косит под ведомственную, но явно левая. Противник? Анпилин? Цель рядом?
Анастасий Анпилин, именуемый также Додо-Дубль, был работой Данилова. Анпилин-Додо был весь из себя незаконный и левый.
Анпилин хозяйничает в левых кластерах сетевого пространства, которые не контролируются гиперкомпьютерами через карту размещения записей. Имеются, имеются до самих нынешних пор такие дикие кластеры в зазорах Великого Киберобъединения, они и являются Гуляй-полем для хаккеров-виртуальщиков.
Анпилин производит в подпольных цехах, замаскированных под цветочные оранжереи и грибные плантации, модельные наркотики, которые могут навсегда увести человека из нашей светлой реальности, например, в сенсорное поле Мезозойской эры – включив дотоле спящие участки мозга, всякие там задние доли, доставшиеся нам от рептильных предков. Даже инкубаторские детишки сейчас знают о существовании палеонаркотиков.
Нанохаккеры, работающие на Анпилина, заражают воздух и воду молекулярными роботами-вредителями, интеллекулами, что особенно опасно в замкнутых пространствах орбитальных и планетарных поселений. Сколько уже соларитов и особенно коммунаров-активистов превратились, кто в идиотов со слюнями до пола, кто в монстров с рогами и копытами, после того как хаккерские интеллекулы прорвали нанозащиту и испоганили генокод.
Данилов непроизвольно поморщился и машинально взглянул в окошко органического сканера. И сейчас в его лобных пазухах были заметны повреждения слизистой, но, слава Гольдманну, вредительские интеллекулы были там давно остановлены и расщеплены. (А, кстати, собирались они врезать по особисту по мозгам). Наномонитор показывал, что трудолюбивые наноботы-защитники все еще занимаются починкой поврежденных клеточных ядер и дезинтеграцией изуродованных протеинов…
Даже микрочип Фрая, чип бессмертия, гнездящийся и произрастающий в мозгу Анпилина был левым. Да еще каким левым.
Если бы не это прискорбное обстоятельство, то бандита Анпилина должны были бы отлавливать менты – сотрудники службы Общественного Здоровья, а не агент Особого Отдела Главинформбюро.
Кстати, некоторые юные солариты не въезжают, как это капсула Фрая может быть левой. Ведь она завязана на регулярный обмен данными с гиперкомпьютерами и постоянно сбрасывает им персональную информацию, которая после воскрешения, в новой жизни, используется для восстановления прежней личности в клоне. Как бы не так, детишки дорогие, – у бандитов свои места для сброса информации и свои клонопитомники.
Итак, негласное задание – уничтожить Анпилина вместе со всеми потрохами и капсулой Фрая, да так, чтобы места мокрого не осталось. Гласное и письменное – задержать для выяснения его роли в Афинских событиях, где он выступал под именем Додо-Дубль. Тех самых событиях, когда неожиданно собравшаяся на Акрополе десятитысячная толпа пыталась разгромить основной процессор четвертого гиперкомпьютера. Того самого гипера, что неофициально именуется Афродитой и ведает жизнедеятельностью, а также культурой. Лишь массовое применение шприцпуль с перепрограммирующими средствами позволило тогда увести разбушевавшихся граждан с Акрополя в Пирей, где большинство из них по невыясненным причинам утонуло в море. Конечно же, хаккеры обвинили в этом Главинформбюро. Но кому не ясно, что именно Анпилину было выгодно избавиться от людей, которые могли дать против него показания.
Трасса слежения вилась по-прежнему рядышком, хотя сам «следящий» пока никак не фиксировался. Но, скорее всего, находился он на северном торце фабрики – там, где круглые курочки исчезали в отверстиях перфорации, чтобы начать новую котлетную жизнь. Данилов оттолкнулся от увлажнители, вскоре заплутал в облаке протеиновой крошки, где не видно не зги, шмякнулся о кормящий цилиндр и наконец направился в нужную сторону, помогая себе ионным движком, напоминающим пивную бутылку.
Чем ближе к «северу», тем теснее становилось Данилову в куриной толпе. Он с большим неудовольствием отметил, что курочки-шары имеют довольно крепкие клювики, которые, видимо, специально были созданы для измельчения твердых протеиновых гранул. Сейчас безмозглые существа охотно пускали свое беспощадное оружие в ход.
Данилов был в приличной куртке, сшитой из широкомолекулярных мультифункциональных нитероботов. Она впитывала пот, подогревала, охлаждала, имела накопитель памяти на несколько ментобайт и процессор с частотой в десять гигагерц, но плохо помогала от куриного оружия.
Генные инженеры похоже перестарались по части упрощения куриных мозгов, поэтому птицы, как осатаневшие фурии, бросались на Данилова, пытаясь его расклевать в пух и прах. Психофейс быстро разобрался со мотивационной матрицей курочек: если ТЫ, гад, не белый, не шаровидный и не плоский, то значит съедобный. Клюй его, братва, насмерть!
Данилов не столько сражался с вражеской ордой, сколько пытался защитить глаза. И заодно удерживал внимание на окне инфосканера. Желтая паутинка стала заметно ярче и сделала петлю вокруг него. Выходит, наблюдение пристальное и неотвязное, а тут еще этот позор – вздорное сражение с куриным войском.
Может, сперва отыскать оператора фабрики и попробовать остановить всю эту производственную махину? Но попробуй найди. Закрытого канала связи у этого оператора, конечно же, нет, а вызывать по открытому – значит, провалить операцию. Анпилин скажет «спасибо, козлик», сынсталлирует себе нового джина, нарисует новый мультипаспорт и успеет добраться до Пояса Астероидов. Ищи его там свищи до второго пришествия Гольдманна.
И еще, как сказать, придется ли Данилову продолжать эту розыскную работу. Вполне вероятны мертвый сон в долгой очереди на воскрешение и траурная голография на доске почета с бегущей строкой типа «Наш товарищ Данилов (версия 2.0) безвременно заклеван насмерть».
Но совесть шепнула ему: «НЕ УНЫВАЙ, ОСОБИСТ». И как будто увидел Данилов многокилометровую надпись, вырубленную на северном склоне горы Олимп, так что даже из космоса видно: «Нет дороги, которую не пройдет настоящий гольдманист!» А если не пройдет, то проплывет.
Осаждаемый злодейками-курочками Данилов подплыл к отверстиям торцевой перфорации. Здесь птицы немножко тормозили и уже не так ярились на него, может своими однограммовыми мозгами все же чувствовали близкий каюк…
Ключ-код открыл Данилову ремонтный люк. Особист протиснулся в помещение, похожее на какую-то лубочную пещеру из луна-парка. Конусовидные выступы вроде сталактитов по всем поверхностям, все заляпано темно-красной кровью шаровидных несушек. Впрочем, ни живых ни мертвых не было видно. Данилов снова стал изучать технологическую схему птицефабрики и чуть было не попал под нож лазерной мясорубки.
Произошло это кошмарно быстро.
Оп и конусовидные мембраны раскрыли свои поры, через которые влетела на бойню порция кур, штук триста, не меньше. Причем без перьев, которых уже успели ободрать клейкие силикатные валики. Раз-два и лазерный нож мигом исполосовал все пространство и то, что в нем находилось.
Данилов совершил кульбит, какой до него мог сделать пожалуй лишь Борибабин и несколько приближенных к нему учеников. Слава Гольдманну, джин успел взбодрить внутримозговые и нейромышечные связи душем из «черной вдовы». Лазерный нож превратился из снопа огоньков в стегающий кнут, в быстро извивающуюся яркую змейку – конечно же в ускоренном восприятии Данилова. И движение этой змейки на особистское счастье было правильным, регулярным.
Она безжалостно кромсала курочек, но Данилов сумел проскочить под один ее изгиб, потом под другой.
Нож-истребитель исчез. Мясное крошево висело густым багровым туманом в воздухе. Цветом и видом выделялись только клювики.
Потом крошево дисциплинировано выстроилось в линейки, мясо в одни, клювики в другие. Замелькали искорки ионизации и полуфабрикат торопливо втянулся в поры конусовидной мембраны – Сам Данилов почувствовал лишь краткое пощипывание своей плоти под действием электрофореза.
Чтобы с плотью не случилось чего похуже, Данилов нашел выход. Вернее, инфосканер указал стрелкой на люк, используемый роботами-наладчиками. Данилов сбежал, когда в мясорубку уже влетела следующая партия общипанных кур, чтобы принять мученическую смерть.
Пульс – сто сорок. Адреналин зашкаливает. Надо поскорее добавить в кровь ингибитор, вроде монаминовой оксидазы.
Данилов оказался в просторном помещении. Пожалуй лишь потолок был низковат, да неряшливо бугрились мембраны стен и пола – очевидно это был резервный разделочный цех. Но никакой производственной активности здесь не предвиделось – в чем инфосканер клялся и божился. Пол слегка колыхался под ногами и это единственное, что казалось неприятным. Инфосканер прощупывал окрестности насчет входов-выходов, а уши Данилова, вернее модифицированные во время полетного биостазиса слуховые нервы, уловили вдруг странный звук, похожий на кудахтанье. Очень тихое, но многократное стереофонически размноженное кудахтанье.
Вначале Данилов подумал, что до него доносятся голоса обреченных кур. Но сразу же он вспомнил, что куры нового поколения – не только бесправные, но и безгласные. Это обстоятельство несколько его напрягло. И он совсем завибрировал, когда желтая паутинка слежения завязала петлю на его шее.
Инфосканер мог еще долго сверять свои оперативные данные со схемами курятника, хранящимися в архивной «папке» у джина, а Данилову оставалось надеяться только на себя.
По дороге к «Шанхаю-44» фоторецепторы-колбочки в его глазах увеличились в числе, наноботы-защитники модифицировали и зрительные нервы. Поэтому Данилов уловил, что промелькнула тень. Но разглядеть не смог. Джин тоже не сумел распознать изображение, полученное им через нейроконнекторы.
И тут снова… Данилов едва успел отпрыгнуть и откатиться от зеленой молнии, которая прошла сквозь мембрану. Оперативнику на сей раз показалось, что «зеленая молния» была частью какого-то живого объекта. Джин смог «собрать» образ врага – что-то похожее на анаконду. Но откуда тут анаконда? И как может животное управлять искусственной мембраной?
И животное может, если ему на эмбриональной фазе добавить интеллекта генными инъекциями, и если правильно зарядить его психопрограммой.
На Данилова в упор посмотрела зеленая заостренная голова без лба, с круглыми белесыми глазками и морщинистой кожей. Да анаконда по сравнению с ней – просто красавица. Пасть непрекрасного создания раскрывалась все шире, показывая, что состоит из четырех челюстей, каждая из которых украшена тремя рядами дециметровых зубов-спиц. Те перемещались из сложенного горизонтального положения в вертикальное. С зубов свисала синеватая слизь, может быть яд или слюна, натекшая в предвкушении обеда. Раскрытые настежь челюсти превращали голову твари в подобие тюльпана. Глазки ее вдруг выскочили из орбит и закачались на мускулистых стебельках – щелевидные зрачки сужались и расширялись, ловя нужную фокусировку. Сама голова покачивалась на длинной шее, будто в такт неслышной музыке, но, скорее всего, выбирая момент для решающего удара.
Данилов впервые пожалел, что не взял себе помощника из числа местных коммунаров, работающих в ментовке – райотделе Службы Общественного Здоровья. Уж больно тупыми они показались. Хоть тупые, а можно было б одного из них скормить твари вместо себя.
Интересно жует эта «вальсирующая Матильда» свою добычу как крокодил или глотает целиком как змея?
Задав резонный вопрос, Данилов почувствовал общую слабость. «Адреналиновый перегрев плюс психическая травма», как доложил джин. С ним нельзя было не согласиться. Курица, милая безропотная и надежная кормилица человечества, которая никогда и ничем нам не угрожала, стала смертоносным монстром.
Первая голова нанесла удар, затем клюнула и вторая – тоже пропущенная мембраной.
Один зуб твари сумел зацепить штанину. Хорошо, что материя была без титановых ниточек, поэтому просто порвалась.
Инфосканер наконец рапортовал, что выход отсюда есть и прочертил путь эвакуации. Мимо двух кошмарных голов, которые выжидающе качались на своих длинных лысых шеях и… кудахтали. Явилась и третья голова.
Это впечатляло. Согласованность движений указывала на то, что все три головы принадлежат одной курице.
Кто породил эту птицу? Гангстер Анпилин? Или, может, директор птицефабрики, который облегчил себе жизнь с помощью нелегальных интеллекул? Этот курозавр и яички кладет, и расхитителей народного добра мочит.
Говорят, что иногда помогает прямой взгляд в глаза животному. Ответные взоры курозавра выразили только умственное превосходство и ненависть к врагам куриного отечества. Головы зловеще закудахтали, показывая, что человек-несун унесет отсюда только смерть.
Данилов был, конечно же, вооружен, но его обычное оружие – антиорганический цеп – на курозавра не подействовал. Тот лишь слегка чихнул, показывая крепость своей нервной системы. Лазерные же импульсники и плазмобои в орбитальных поселках были запрещены, как минимум до объявления чрезвычайного положения – больно хрупкой и важной была здесь система жизнеобеспечения.
«ДЕРЖИСЬ, СОЛАРИТ. КОММУНАРЫ ЧАСТО ПОГИБАЮТ, НО РЕДКО СДАЮТСЯ». – подбодрила совесть.
У Данилова в руке закачался десантный термонож с несколькими прыгающими лезвиями, старинное и надежное оружие. Куриная королева в свою очередь показала еще три головы. Ситуация почти безнадежная. Шесть хорошо вооруженных против одного. Шесть, защищенных мембраной, против одного, полностью открытого – словно дерьмо на блюдечке.
Одно лезвие скользнуло по шее курозавра, но из пореза, оголившего зеленоватое словно бы трупное мясо, даже кровь не брызнула.
Школа Борибабина делает ставку на быстрое завершение поединка, чем более он затягивается, чем больше вливается в кровь синтетических стимуляторов, тем сложнее управлять своей силой и чувствовать силу противника. И при этом сенсея обвиняли в том, что он злоупотребляет нейроакселераторами – наверное, чтобы не допускать его учеников на официальные соревнования. А Борибабин тем, кому доверял, говорил, что это конкурсы психопрограмм и делать там нечего. Однако начальство его терпело, потому что он тренировал особистов.
Данилов поставил нервы на акселераторы умеренной инъекцией никотина-плюс. Три минут в запасе имеются.
Но курозавр не торопился и не частил, он хорошо разбирался в искусстве убийства, это у него было врожденное. И быстроте его рефлексов мог бы позавидовать сам Борибабин.
Головы курозавра исполняли боевой танец вокруг Данилова, пытаясь запутать его ложными выпадами. При помощи психофейса особист пытался разобраться в курином кунфу. Безуспешно. А потом вдруг отключился от всего на мгновение, как советовал Борибабин, укрыл сознание в пустоте, где нет различия между курозавром и человеком… И перешел в атаку.
Атака была обманом. Ушел особист от рванувшихся к нему голов, выдернул из держателя трубу пожаротушения и, крутанувшись, по-матадорски точно воткнул ее в одну из куриных глоток. Крепкая труба не поддалась зубам-стилетам, направила бурную пену в шестое горло монстра.
Решение оказалось верным. Глоток у курозавра много, а пузо одно. Поэтому в одну куриную пасть пена сейчас вливалась, а из других выливалась вперемешку с блевотней. Худо стало несушке многоглавой. Надолго ли? Ну-ка еще увеличим давление. Раздался хлопок и головы печально поникли, пена уже не шла из них, а изливалась где-то там через разорванное чрево курозавра. Можно было закрывать кран… Чу, кажется опять послышалось зловещее кудахтанье, только более басистое. Еще один курозавр? Брат торопится отомстить за сестру?
Данилов мгновенно определил, куда стекают фановые воды, поднапрягшись, вывернул шпигат и нырнул в канализационную систему, которая несла в своих руслах помет, экстрагированный из куриного фарша.
Плюхнувшись в поток жидкой грязи, оперативник едва успел надеть зажим на свой нос. Все остальное, а именно переход к водному образу жизни, произошел самостоятельно, по программе…
Пока он летел с Марса на «Шанхай-44» в состоянии ограниченного биостазиса, наноботы-защитники заполнили легкие специальной губчатой биомассой, напоминающей по строению пресноводную гидру. Биомасса должна была развернуться в нужный момент и заблокировать доступ воды, одновременно снабжая альвеолы дополнительным кислородом. А еще наноботы снабдили Данилова жаброподобной дыхательной системой, чьи пластины располагались за ушами.
Канализация, принявшая тело Данилова, пронесла его вместе с мутным потоком по склизским узким трубам и, нигде не отфильтровав, перекинула в соседний производственный комплекс, который представлял собой большой аквариум рыбозавода. Тем временем закончилась и минута полуобморочного удушья, когда организм переключался на новый тип дыхания.
Цилиндрическая емкость огромного аквариума оказалась сильно загромождена трубами, которые подводили питание и обогащали воду кислородом. Плетение ионообменных фильтров и грязепоглотителей образовывало сложный рельеф, как в какой-нибудь Марианской впадине. Здешняя вода некогда была льдом одной из комет, явившейся из пояса Куипера. Она была темной, мутной, но модифицированные фоторецепторы-»палочки» в зрачках Данилова улавливали тепловое излучение и показывали, что его окружают довольно хладнокровные товарищи рыбы. Приплывший в аквариум куриный помет служил им отменной пищевой добавкой. Большие эллипсоидные и довольно плоские, эти рыбы идеально подходили для разделки и жарки. Глаза им не полагались, да и плавники выглядели довольно символическими. Зачем вам глаза и плавники, если вас направляют куда-надо неспешные потоки, извергаемая кишками водометов?
Данилов оторвался от главного течения и нацелился на черпаки, выгребающие из аквариума самых откормленных рыб, иные из которых ростом и массой не уступали корове.
Совсем впритык к особисту проплыла рекордсменка, диаметром в три метра. Рыбы не умеют кричать, поэтому она молча показала рыхлое вздутие на своем боку, из которого как ленты на ветру вились… огромные цепни с головками, похожими на шлемы древних водолазов.
Данилова чуть не вырвало, что было бы совсем некстати при новом типе дыхания. Один цепень как будто потянулся к Данилову и он отчаянно задрыгал ногами, пытаясь увернуться и одновременно управиться с сильнейшим блевотным позывом.
Инфосканер нарисовал уточненный маршрут, который повел Данилова мимо баков, где подрастали мальки, затем среди трубчатых сетей, которые преграждали старым рыбинам путь на «площадку» резвящегося молодняка.
В одном месте сеть провисла и, когда Данилов пытался обогнуть ее снизу, турбулентность подхватила его и втолкнула в тупик, где уже застряла двухметровая рыбина. Видимость была паршивой, даже в инфракрасном диапазоне, но рыба сразу показалась деформированной.
Вначале Данилов подумал, что из нее выпала кишка. Но кишки не бросаются на людей!
В одно мгновение нечто обвило Данилова и намертво примотало обе руки к телу. В лицо человека глянуло то, что не только лицом, но и мордой назвать невозможно.
Это был не безобидный цепень, не разжиревшая цестода, потому что много толще и с плавниками. Круглая пасть-присоска вызывала желание закрыть глаза. Пасть напоминала воронку с шипами; утопленные вглубь челюстные пластинки длиной не уступали зубным протезам графа Дракулы. Череп как будто отсутствовал вовсе. А зачем девять отверстий на боку у этой миноги, размером с мурену? Глаза, жабры или прорези, куда надо кидать монетки?
Пасть-присоска потянулась к груди заплутавшего подводника. Тот отчетливо понимал, чем это грозит. Предыдущая жертва через две большие прорехи в боку демонстрировала пустое чрево. Собственно от рыбины остались только чешуя да кости, и этот натюрморт оживляли разве что мелкие сапрофиты.
В нас всех, кто не прошел специального перепрограммирования, гнездится архетип неприятия длинных-безногих-безруких тел, и, похоже, не без основания. В Данилова была загружена специальная психопрограмма на этот счет, поэтому отвращения он не почувствовал, просто его обуяла жуть, выраженная в усиленном распаде глюкозы.
Челюстные пластинки миноги выдвинулись вперед, а боковые зубы изменили угол атаки. Это было бы даже любопытно, если б она атаковала кого-то другого. Но ее пасть не присосалась к куртке Данилова. Он тут же почувствовал боль – зубы еще не вошли в его кожу, но уже защемили ее.
Вот теперь срочно требовалась квалифицированная помощь.
Слишком срочно, поэтому уже не требовалась.
Эх, почему он не трахнул Эльвиру? Подумаешь, усы почудились. Удачи от такого воздержания не прибавилось, да и непросто найти бабу, любительницу экзотики, которая погладив свежие рытвины на его щеках, не смоется куда подальше.
«ИМЕЮЩИЙ ЛЕГАЛЬНУЮ КАПСУЛУ ФРАЯ И НЕ ИМЕЮЩИЙ СУДИМОСТИ ПО СТАТЬЕ 21876-98 – НЕ ПОГИБНЕТ ВОВЕК», – напомнила совесть. Капсула Фрая, чип бессмертия, неизбежно уцелеет, пусть миноги с червями и сожрут самого особиста. Не судимый да не умрет.
Можно уже пожелать самому себе успехов в следующей жизни.
Чип Фрая сейчас заканчивает накопление его персональной информации и фиксирует финальную конфигурацию личного кибердвойника-джина. В момент смерти тела чип Фрая заархивирует системный журнал джина, а также «проглотит» психоматрицу, которая есть не что иное, как оцифрованная душа. Чип Фрая уцелеет при любых форс-мажорных обстоятельствах. Психоматрица будет сохранена во всей ее полноте, со всеми познающими и сознающими векторами. В клонированном теле воскреснет и будет жить именно он, прежний Данилов. Психоматрица и персональная информация сформируют в новом мозгу все то, что определяло личность прежнего Данилова. Личность образцового гольдманиста. С помощью резервной копии, хранящейся на первом гипере, будет воссоздан его верный кибердвойник.
«ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ ВЕЧНО, – с пафосом произнесла совесть, – ЕСЛИ ОСТАНЕШЬСЯ ПРЕДАН ДЕЛУ ВЕЛИКОГО КИБЕРОБЪЕДИНЕНИЯ».
Все правильно, даже если эта чертова «кишка» и проглотит его чип Фрая, тот все равно будет обнаружен по сигналу вечного нейтринного маяка.
Данилов хотел было уже затихнуть, но что-то все-таки толкнуло его на дальнейшую драку – может азарт. Ему удалось прижать агрессивную «кишку» к острому краю ближайшего бака. Она заерзала и ослабила хватку. Данилов, высвободив правую руку, полоснул миногу термоножом вдоль и поперек. Из нее вышла дымка зеленоватой крови и она сдохла, куда менее мучительно, чем все ее жертвы.
Данилов выбрался из тупика и первым делом стал восстанавливать дыхание. Под водой это непросто – в легкие как будто забит рулон туалетной бумаги и полное ощущение того, что вот-вот задохнешься.
Затем надо было по новой определить, где находятся черпаки, выгребающие рыбу…
Массивный грязепоглотитель бросил странную тень, узкую и длинную. И эта чертова тень устремилась к нему. Да какая там тень. Еще одна минога. Супер-суперминога.
Судя по сопоставлению размеров, предыдущая гадина была всего лишь мальком…
Данилов плыл стилем «лягушка» через лес металлических конструкций, отчаянно удирая от монстра, который свидетельствовал о вопиющей антисанитарии на рыбной фабрике. С западной стороны аквариума как раз открылись огромные окна из диамантоидного стекла и море света затопило водный мир.
Данилов почти ничего не видел в этом сиянии и само собой не обращал внимания на информационные паутинки. Он промахнулся мимо черпаков, ударился головой о какую-то балку, водоворот втянул его в тоннель и оставил в полусферической емкости, заполненной икринками размером с футбольный мяч.
Внутри одной из них он увидел… корону. Золотая рыбка!
Красноватое сияние икринок размягчало Данилова, руки и ноги не желали больше напрягаться, он засыпал. Джин бормотал про странные выбросы нейроингибитора-бунгаротоксина, ну да отстал бы он. Мама, где ты мама?..
Золотая рыбка исполнила сокровенное желание – дала ему, инкубаторскому, маму. Впрочем сквозь сладкий сон прорывались обрывки какого-то кошмара. Зеленое тело, длинное и жирное, круглая пасть с четырьмя рядами зубов, девять глаз-буравчиков…
Потом вдруг стало очень больно, боль разрывала его грудь, сочилась щелочью по жилам. Джин что-то кричал ему, компот из разных картинок, долетая до зрительных центров мозга, превращался в какой-то цветной водоворот, до которого Данилову уже не было никакого дела. Свет съежился в точку и потух. Последнее, что он слышал, было: асфиксия, кислород – 10 % от нормы…
Когда он очнулся, то сперва почувствовал небрежные стыки металлических конструкций у себя под спиной. И то, что чешутся жаберные пластины у него за ухом – так с ними всегда при пересыхании, иной раз просто пытка. А затем увидел телескопическую клешню, которая нацеливала зонд на его нос. Ну и первым делом оттолкнул ее, хотя рука едва слушалась и скорее напоминала вареную сосиску…
– Иди ты тогда в баню. – голос поступил извне.
Данилов посовещался с джином, который сообщил, что кровоснабжение тканей в норме и серьезных органических нарушений нет, нанодоктора сейчас штопают микроразрывы в легких и стимулируют некоторые померкнувшие участки мозга.
Утопленник сел, прокашлявшись, оценил лужу, которая с него натекла, затем глянул на говорившего про «баню». Вернее, говорившую.
Тетка в оранжевом комбинезоне. Оранжевый – любимый цвет работяг. Наверное, она вкалывает здесь, на рыбозаводе.
И помещение было совершенно производственного вида, с приличной силой тяжести. Неподалеку колупалась с аппаратурой еще одна баба с влажными волосами и в таком же рабочем комбезе. У обоих физиономии красные, черты резкие – будто в два приема их выстругали. У той, что ближе, были слишком грубые ладони, которые скорее подошли бы механику с какого-нибудь допотопного атомолета, у другой чересчур широкие плечи. И никаких попыток прикрыться мимиком.
«Эх, бабоньки, как же вас угораздило оказаться столь непохожими на Эльвиру, Юкико и Зухру».
Эльвира, Юкико, Зухра. Суперконфетки.
Ну кем еще могут быть клоны третьего или четвертого поколения от каких-нибудь любимых артисток и манекенщиц времен великого Гольдманна вроде Шарон Стоун, Клаудиа Шиффер и Наоми Кэмпбелл. Кочует микрочип Фрая, эта «волшебная лампа Алладина» для джина, для персональной информации и психоматрицы, из одного тела в другое. И каждое последующее тело подвергается все большей генетической коррекции и верификации. Заодно и психопрограммированию. Во имя достижения все большего совершенства. Вот какие смелые у солариток язычки, спокойно толкуют на темы вроде альтернативной истории.
А эти краснорожие бабоньки, если и клоны, то в самом первом поколении, без всякой евгеники и верификации, никто не занимался их красотой – для трудов праведных и так сойдет. И если что-то развито в них, то не красота и генетическое совершенство, а выносливость и сопротивляемость космическим ветрам.
С одной стороны Юкико, Эльвира, Зухра и другие соларитки, с другой – фабричные тетки, разница налицо.
Значит, Главное Управление Жизненных Процессов все-таки занимается не всеобщим улучшением человеческого рода, а кастовой евгеникой и селекцией, хотя и втолковывает, что одинаково заботится о геноме каждого человека.
Еще Данилову пришло на ум, что когда-то он уже думал об этом, но потом почему-то забыл.
– Эй, любезный, ты чего задумался? Здесь тебе не Академия Наук. – сказала рукастая тетка. – Скажи нам «спасибо», утри нос и тикай.
– За что спасибо? – буркнул растерянный Данилов.
– Эй, Кац, подружка, слышь, чего он говорит? – рукастая обратилась к широкоплечей товарке. – Зря ты его вытаскивала, хоть он красавчик. А я его почто откачивала?
– Значит, это ваше хозяйство, – Данилов вспомнил свой обычный тон, которым он разговаривал с фабричными женщинами. – Это, значит, у вас кишмя кишит метровыми червями и двухметровыми миногами, которые шагу не дают ступить порядочному человеку.
– Слышь, Кац, насчет чего он лопочет? Насчет того, что У НАС кишит!
– Может, засунуть одного «порядочного человека» обратно, туда, откуда он взялся? – впервые подала голос женщина по имени Кац. – Слушай, Блюм, подружка, подхвати чего-нибудь потяжелее и трахни его по башке, а я обратно заповторю его в отстойник. Будет там усами шевелить до второго пришествия своего Гольдманна.
– Ладно, ладно, – сказала женщина по имени Блюм. – Человека сейчас от страха Кондратий хватит. А ведь он такой красавчик. Жалко будет.
– Жалко у пчелки в жопке, – отозвалась Кац и отвернулась.
– Слышь, усатенький. – сказала Блюм. – Мы тут только дерьмо чистим. Пуцфрау, понимаешь ли. Ученые твои, мудодеи, перековыряли все, понимаешь, хромосомы, слепили этих рыбин, отчего производство рыбопродуктов у нас сейчас самое высокое за все историю вселенной. Но рыбки-то гнилые, карпики эти долбаные. Может, ученым вашим липовым только в носу ковыряться надлежит?
– Послушайте, камрад Блюм, большая часть всех нежелательных мутаций – это дело нелегальных наноботов, скажите спасибо хаккерам-вредителям. – напомнил Данилов.
– «Послушайте, камрад Блюм», – передразнила Кац. – Блюм, ты не видишь, что ли, это мент, нюхач. Я как на свету его увидела, сразу поняла, что легаш.
– Ну, легавый тож человек, особенно такой симпампушный. – примирительно сказала Блюм. – Особенно, когда глазки-буравчики закрыты… Эй, усатый, а правда что вам, чистеньким клонам с обычными бабами трахаться запрещено, чтобы породу не испортить? В вас даже психопрограмма заложена: едва на бабу полезешь и сразу понос: выгребай лопатой из штанцов.
– Ничего они там не испортят. – произнесла Кац, жуя что-то похожее на подметку. – У них семенные канатики в прямую кишку выведены. А у особенно продвинутых в левом яйце вместо половых желез дополнительный гипоталамус стоит. Про некоторые особенности солариток, я сейчас и говорить не стану – чтобы товарищ не слишком расстроился.
Последняя фраза выглядела совсем клеветнической, но Данилов решил не обращать на нее никакого внимания.
– Ну, бабы, такое впечатление, что вы ко мне и в задницу заглядывали и яичко щупали.
– А что, я могу проверить, яички там или уже яичница, – игриво произнесла Блюм и протянула свою крепкую мозолистую ручищу к одному известному месту ниже пояса.
Мошонка Данилова инстинктивно поджалась и он торопливо заговорил.
– Да нет же, я не говорю, что виноваты лишь нанохаккеры и прочие отщепенцы. Наука тоже попадается в ловушки, которые повсюду пораставила природа-мать-перемать. Но если бы не ученые и не новые общественно-информационные отношения, человечество сейчас сидело бы по горло в кровавом болоте войн и угнетения.
– Мы тут такое дерьмо чистим, что почище вашего болота будет, а они там гольдманнские премии получают, – не унималась Блюм.
– Ничего они не получают, за грубые ошибки первый гипер заставит их отвечать. Случались даже приговоры к высшей мере. – возразил Данилов.
Тут Кац просто просквозила его негативным взглядом. Она не так проста – видимо знает про дело Миронова, Шац и Киссельмана. Люди эти полезли не туда куда надо и хотели слепить из абстрактной теории бомбу для всего общества, люди получили по заслугам.
А еще Данилов помнил, что работяги очень неподатливый материал. Ведь на них почти не действуют те меры, которые полагаются при всяких несущественных нарушениях, вроде отдельных клеветнических или просто глупых высказываний.
– У вас отвечают только те, кто уже отправился лизать задницу великому Гольдманну. – умудренно произнесла Блюм.
Данилов знал это оборот – он означал, что человек умер полностью и окончательно. «ЭТИ ШМАРЫ ПОКУСИЛИСЬ НА СВЯТОЕ», – строго произнесла совесть. Постараясь сохранять спокойствие и контролировать нервные цепи, Данилов произнес максимально твердо:
– У нас никто не умирает. Слышите вы, Блюм. Смерти нет – вместо нее праздник нового рождения. Капсула Фрая – это залог воскрешения и вечной жизни. Наш общественно-информационный строй дает человеку все, о чем он мечтал тысячелетиями: разумное благополучие, беспрепятственное развитие и, в конце концов, бессмертие.
Почуяв нешуточную угрозу, Блюм несколько стушевалась.
– А то как же, зачем подыхать, кончаться, откидывать хвост, играть в ящик? Конечно, вместо смерти конкретно праздник нового рождения. Как соберешься помирать от какого-нибудь гепатита Икс, привозят тебя на каталке в отходную комнатку, рядом с моргом и разделочным цехом, и оттуда мясники-потрошители выбегают, бухтят: «Эй, у нас смена кончается, план горит, давай поторапливайся родиться вновь». А тебе на это нассать, знаешь же, что отдашь свое старое тельце на удобрения, получишь свеженькое, новенькое, вот с такими сиськами. И будем мы с Кац шагать из одной жизни в другую, из одной в другую. Все как доктор Фрай прописал… Нет, начальник, мы тут не катим баллон на вечную жизнь, мы это дело всенародно одобряем.
– Они покусились на святое, – вдруг повторила женщина по имени Кац слова даниловской совести. – У нас никто не умирает. – произнесла она непонятным тоном, то ли подтверждающим, то ли ироническим. – Просто некоторые превращаются в головастиков, а некоторые в ковырялок.
– Ковырялок, головастиков, – проговорил Данилов непонятные слова. – Что вы имеете в виду?
– Ничего мы не имеем в виду, у нас и виду-то никакого нет, а находиться в этом производственном помещении даже легавым запрещено. Нечего вам на нас свое драгоценное время расходовать, не злоупотребляйте своей добротой, – гаркнула Кац. – Так что, вперед. Вы на первой палубе блока Фау, можете перенастроить свой инфосканер, если он немного прибалдел.
Данилов, перед тем как выйти в распахнувшийся люк, полуобернулся и сказал:
– Спасибо, Кац, спасибо, Блюм. – а потом добавил слова официального прощания. – Спасибо великому Гольдманну за нашу прекрасную встречу.
– А за разлуку он нам ответит, – шаловливо протянула Блюм. – Прощай, красавчик. Один диктатор ляпнул как-то, что с массой надо обращаться как с женщиной, а я тебе скажу напоследок, что с бабой надо обращаться как с массой.
А Кац вообще не откликнулась, как будто забыла о нем вовсе. Последнее, что он заметил – лица-то у них не только резче острее, но и как-то значительнее, чем у соларитских богинь.
И тут Данилов неожиданно подумал, что не знает, как на самом деле выглядят Эльвира, Юкико и Зухра. Ну да, должны быть суперконфетки. Ведь каждое следующее поколение подвергается очередной верификации и коррекции. Этим занимаются наноманипуляторы пекинского гиперкомпьютера и надзиратели-наноботы первого гипера, которые сильны, как самые опасные вирусы и вычищают все самые малые погрешности и отклонения… А может подлинная индивидуальность и есть погрешность? А может одаренность и есть отклонение? И даже во внешней красоте еще как посмотреть, что погрешность, а что яркая особенность.
«ПОГРЕШНОСТИ НАКАПЛИВАЮТСЯ И В ИТОГЕ ГУБЯТ СИСТЕМУ», – внушительно произнесла совесть. И Данилов, конечно же, был с ней совершенно согласен. Обойдемся без особой индивидуальности у красавиц-солариток. Значит, так надо, чтобы система была устойчивее…
В любом случае, Юкико, Эльвира и прочие коммунарки также хороши как в математике как и в постели.
Хороши в математике… Впрочем, в соларитской математике он хреновый специалист, только знает, что для дела от нее никакого толку нет.
И насчет постели – сам он для солариток словно зараза, поэтому трахаться приходится разве с бабами из рабочих поселков и закрытых зон, тщательно зондируя их перед этим и заметая следы после. Или клади пенис на полку. Кстати, Сысоев явный либерал в половом вопросе, никаких взысканий Данилову за связи с заводскими телками и прочими оторвами не накладывал. Только предостерегал от секс-мимиков и киберсуккубов, которых подбрасывали в сеть извращенцы-хаккеры. В половом-то вопросе Сысоев либерал, однако заметно ежится от смелых разговоров своей подруги Зухры и прочих соларитов. Фридрих Ильич – старый лис и поэтому четко сечет, что за смелостью привилегированных людей всегда что-то стоит. Или распад системы, или какая-то игра на выявление нестойких.