Иван Михайлович Долгорукий
1764–1823
Плач над Москвою
В годину лютых зол, в день страшныя беды,
Когда в огне Москва Везувий представляла,
Детей своих во все заставы извергала
И кровию гражда́н багрила их следы,
Когда чрез двести лет столицу вновь карали,
Сквернили алтари, в домах и казнь и плен,
Бежали без ума толпы мужей и жен
И весь домашний скарб злодею покидали, —
Взглянул и я на Кремль – ударил в перси, взвыл,
Схватя жену, детей, давно лиющих слезы,
В беспамятстве помчал на устье тихой Тезы;
И там от всяких зол Господь меня укрыл. <…>
Гнев Божий над тобой, злосчастная Москва!
Из пышных теремов явилось пепелище,
Пещерою стал град зияющего льва
И диких всех зверей ужасно логови́ще!
В прямой черте с небес громовая стрела
Ударила во все твои верхи златые,
И, с ревом из-под них слетев, колокола
Провозвестили нам дни нового Батыя;
Во храмах кони ржут, а в самых алтарях, —
О ужас христиан! и выговорить страшно! —
На месте мирных жертв – враги хватают брашно,
И, шумны от вина, ристают в стихарях!
Святыни дом в вертеп разбоя превратился!
Кадило пред Творцом небесным не курят,
Ни тихих нет молитв, ни лампы не горят,
И схимник, воздохнув, с обителью простился.
Летит на воздух Кремль, расшибся Арсенал;
Несыта месть везде мечи булатны движет!
Но все уже смердит! – нож всю Москву заклал;
Без пищи сам огонь лишь камень голый лижет.
Таков твой жребий стал, градов российских мать!
Тоскуют о тебе живущие в чертогах;
Нарядных колесниц тьмы-тьмущей на дорогах,
Стремящихся к тебе, как прежде, не видать.
Исчезли пиршества, и роскошь утомленна
С обозом векселей на Волгу утекла;
Толпа бежит за ней актеров изумленна,
Дом игрищей погас, сгоревши весь дотла;
Святилища наук разграбленные стены
Ужасней кажут нам плачевный вид Москвы;
И музы, не найдя, куда склонить главы,
Отправились искать на Каме Иппокрены.
Куда съезжаться нам платить газетам дань,
О свойстве государств, за трубкой сидя, спорить,
И ближних и себя напрасно лишь задорить —
Путь сча́стливый тебе, клоб Английский, в Казань! —
Фабричный кинул стан, купец не промышляет,
Разнощик никуда с товарами нейдет,
Изделья, торг, мена́, все стало, все страдает,
И бедный мужичок ни пашет, ни орет.
О, день великих зол! Но, к пущему несчастью
У матушки-Москвы есть множество детей,
Которые твердят по новому пристрастью,
Что прах ее не есть беда России всей…
Утешит ли кого сия молва народна?
Отечества я сын, и здесь сказать дерзну:
Россия! ты раба, – когда Москва в плену!
Не ей ли ты должна той славою широкой,
Которую во всей вселенной нажила?
Не ею ли спаслась от пагубы жестокой,
Когда с мечами к ней Литва погана шла?
Москва ли не рачит о нас, не образует?
Готовит верных слуг, надежных согражда́н,
Дает мужей в суды, людей в военный стан
И злата не щадит, коль царь его взыскует.
Отечественный дух на каждом там шагу
Любить родимый край издетства приучает.
Вид Красного крыльца, – сей вид один внушает
И рабства не терпеть, и рог сломить врагу.
Кому наружный вид готический противен,
Пускай бежит навек от наших башен тот!
Единственна Москва! – и тем-то град сей дивен,
Что он из собственных составился красот. <…>
Так ежели Москва есть сердце государства,
Отдав ее врагу, какая для него
Надежда избежать паденья своего?
Столицы суть везде ограды крепки царства.
Без сердца бытие кто может сохранить,
Когда в нем вдруг огонь антонов загорится?
Куда, кроме земли, наш бедный труп годится?
Стал маятник его – и уже полно жить.
О Боже! возврати столицу нам любезну! <…>
Так мысленно взывал, когда в стране любимой,
Оставя мирный кров и хлеб насущный мой,
Без Родины давно, из края в край гонимый,
Бежал сюда вкушать хоть маленький покой. <…>
Но, ах! – хотя у них приятно было мне,
А на́ сердце тоски лежало тяжко бремя:
Я все смотрел в окно, не разбирая время,
Не шлет ли вести кто о нашей стороне?
И се – летит она – о, радость вожделенна!
В пыли, в поту ямщик бьет тройку по бедра́м;
Домашние бегут – я вслед кричу: что там?
Предчувствие сбылось: Москва освобожденна!
Для чувства сильного на свете нет пера:
Уста молчат, когда что душу слишком тронет,
В потоке горьких слёз речь смешанная тонет,
И легкий вздох, вещун сердечного добра,
В Москву скорей, в Москву! – Когда чего желает
И требует от нас растроганна душа,
Вотще рассудок тут препятства полагает:
Распутица – путь добр, и вьюга – хороша. <…>
Так стаи разных птиц со всех сторон весною
Летят в привычный лес гнездо свое свивать.
Представилась очам паленая столица,
Еще сияюща сквозь облако дымов;
В развалинах ее еще видна царица,
Рожденная ничьих не принимать оков. <…>
Руины! кто на вас без состраданья взглянет?
Ужаснейший позор… Здесь был Наполеон!
Доколь из недр Творца перун в него не грянет?
Иль Неба не достиг отчаянный наш стон? <…>
Дай Бог, чтобы Москва, как некогда вселенна,
При Ное от проказ омытая водой,
В горниле тяжких бед огнями искушенна,
Очистилась от всех крамол своих золой!
Тогда нас паки с ней и пепел не разлучит:
Где Родины святой быть может веселей?
И я скажу в слезах, как Сказочник нас учит:
«Что матушки-Москвы и краше и милей?»
<1812–1813>