Как один миг, пролетели годы и отодвинули от нас то время, которое мы провели в Германии. Сначала это была ГСВГ (Группа советских войск в Германии), а после распада СССР – ЗГВ (Западная группа войск). Пословица «с глаз долой – из сердца вон» в нашем случае не подходит. По прошествии многих лет кое-кто из моих друзей и знакомых нет-нет да и возвращается в своих воспоминаниях к тому времени. В памяти всплывают то одни, то другие эпизоды того периода нашей жизни. Вспоминаются случайные фразы, истории, рассказанные старыми немцами, иногда даже случайно подслушанные разговоры – все то, из чего складывалась наша обыденная повседневность. Одно вспомнившееся событие оживляет в памяти другое, и накручивается клубок воспоминаний.
Да, впечатлений хватило нам надолго. Во время встреч с друзьями только и слышно:
– А помнишь?!
– А помнишь?!
Вот это «а помнишь?!» и натолкнуло меня на мысль написать эту книжку. Я дерзнула, соблазнилась этой мыслью, и получился этакий калейдоскоп воспоминаний. Всякое случалось – и весёлое, и грустное, порой трагикомичное. Многое, конечно, уже забылось, но наша память оставила в своих укромных уголках следы тех мест и того времени.
Учительница русского языка из гарнизонной школы в Потсдаме сказала, что для неё это было райское время и она воспринимает его как подарок судьбы. Все, с кем я общаюсь, с удовольствием вспоминают то, что повидали во время пребывания в Германии. Причём у каждого свои впечатления. Я написала о том, что ещё не стёрлось в моей памяти.
Хочу надеяться, что чтение этой маленькой книжки без определённого жанра пробудит у читателей ностальгические воспоминания, связанные с их службой в Германии. Если после её прочтения вы скажете, что ваш досуг не испорчен, значит, мой замысел удался.
Давайте сядем в машину времени и поедем в август 1988 года. И вот мы уже там. Поезд замедлил ход и приближался к главному вокзалу Берлина (Hauptbahnhof). Берлин встретил нас сырым, пасмурным утром. На перроне вокзала было пустынно, и только несколько человек медленно прохаживались в ожидании поезда. Наш поезд «Москва – Вюнсдорф» остановился, но двери тамбура не открывались, все пассажиры ехали до конечной станции. Я вышла из купе и с любопытством смотрела в окно. Как там? Что там? Заграница была впервые в моей жизни, как, впрочем, и у многих моих соотечественников. У каждого в этот момент пробуждались, наверное, какие-то свои чувства. Я ощущала что-то возбуждающе-захватывающее, как будто предстояло пережить удивительное приключение.
Ещё вчера ничего этого не было, а сегодня новые впечатления просто накрыли меня с головой. С любопытством наблюдаю, как из подземного перехода выходит женщина в синем переднике с небольшим ведёрком и начинает вытирать перила лестницы и столики у кафе на перроне. Эти синие передники или халатики из дедерона, думаю, помнят все наши женщины. Так вот, тщательно всё протерев, женщина уходит. Вот она, немецкая чистоплотность. Позже я увидела, как немцы моют с шампунем свои дома, какой идеальный порядок и красоту они наводят на газонах.
Чистота и аккуратность везде и во всём. Всё просто поражает своей опрятностью. Любовь к чистоте и порядку никогда не умрёт у этой нации. Мне вспоминается история одной семейной пары этнических немцев. Сдав языковой тест, они благополучно уехали в Германию, так сказать, на историческую родину. В 90-е годы многих потянуло туда в поисках лучшей жизни. Прошло года два. Иду я по улице и случайно встречаю эту парочку. Ну конечно радостные возгласы неожиданной встречи, объятия. Я их спрашиваю:
– В отпуск? Надолго?
Толя отвечает:
– Да нет, совсем вернулись.
А причиной послужили грязные окна в их квартире. Чего греха таить, не любила Галя окна мыть. А немцы-соседи терпели, терпели, ждали, ждали, пока не дождались. Терпение лопнуло, и закрасили они все окна белой краской. Получив такой урок, Галя, естественно, затаила обиду. Хорошо было бы ей перенять некоторые обычаи и манеры и жить так же, как живут немцы, но не получилось. А у Толи немного погодя машина сломалась. Немцы в таких случаях едут на СТО, но Толя, решив навести экономию в семейном бюджете, сделал ремонт сам, на площадке возле дома. На месте ремонта образовалось большое тёмное пятно от мазута. Видя такое дело, владелец дома подогнал экскаватор, убрал слой земли с мазутом, засыпал всё чистым песочком, а Толе отправил привет в виде штрафа. Вкусили Толя с Галей все прелести буржуазного мира, но не вписались в него. Со словами «в России нам лучше» и с печальной ноткой в голосе Толя закончил своё жалобное повествование. Да, не по вкусу пришлась этой семейной паре западная жизнь. Вот так натолкнулись они на самые неожиданные проявления порядков чужой страны, которые так не похожи на наши.
Немка Ханнелора из Шперенберга рассказала мне однажды такую историю. Это было в 30-е годы, когда нацисты уже пришли к власти. Каждый день их патруль в белоснежных рубашках, в начищенных до блеска сапогах ходил по улицам и строго следил за порядком. Окна в домах должны были сверкать чистотой, а шторы всегда быть свежими. Если патрульным что-то не нравилось, солдаты палили из автоматов прямо по окнам, все стёкла летели вдребезги. Думаю, что все мы заметили, как немецкие окна блестят на солнце и какие шторы, можно сказать, их украшают. Даже на самом маленьком окошечке можно увидеть накрахмаленную оборочку.
Это было маленькое отступление, а наш поезд тронулся, замелькали станции. До Вюнсдорфа мы уже следовали без остановок. Мне, как учителю немецкого языка, интересны были разные вывески, плакаты, названия станций, которые я успевала читать из своего окна. Позже на одном из берлинских вокзалов я прочитала надпись на плакате:
– Проезд без билета стоит 50 DM1.
Мне очень понравилась такая формулировка, не было в ней устрашающего слова «штраф».
Да, вы можете ехать без билета, но вас предупредили, что в этом случае вам придётся выложить столько-то денег.
Минут через тридцать пять – сорок мы прибываем на станцию Вюнсдорф. Наши рельсы заканчиваются, тупик. Вокзал для немецких поездов напротив. Для кого тупик, а для нас это дверь в Германию.
Ежедневно сотни пассажиров проходили здесь, и у каждого, кто побывал на этом вокзале, есть свои воспоминания. Кто-то приезжал, кто-то уезжал, жизнь бурлила. Много сцен встреч и расставаний повидал он. Часто здесь можно было встретить немок, которые раздавали желающим богословскую литературу, Библии, детские книги на русском языке.
Нельзя представить себе железнодорожный вокзал Вюнсдорфа без зелёных автобусов-коробочек, которые привозили людей к поезду, а прибывших развозили по гарнизонам. Мне часто приходилось возвращаться с работы на этом автобусе. Однажды сидим в автобусе, ждём людей, дожидаемся времени своего отправления. Видим, ходит вокруг нашего автобуса немец, что-то разглядывает, наклоняется, смотрит на колёса. Мы с водителем выходим, а он с довольным видом продолжает свой осмотр; похлопывает рукой по стёклам, гайки трогает, в автобус заглядывает и приговаривает:
– Ja, ja, gut! gut! (Да, да, хорошо!)
Затем опять обходит автобус со всех сторон и, закончив, по-видимому, свой осмотр, спрашивает у водителя:
– Сам сделал?
Водитель отвечает:
– Нет, на заводе сделали.
Немец морщится и говорит:
– Фу, плохо! Schlecht! Я думал, что сам сделал, постарался. У нас на заводе делают другие автобусы. Все знают, какие автобусы делают у них на заводах.
А мы с такой теплотой вспоминаем эти наши автобусики. Они возили нас не только от школы до дома или на вокзал; мы ездили на экскурсии и за покупками в магазины. Хорошую службу они всем сослужили.
Поехала как-то группа наших учеников с учителями из 1-й школы Вюнсдорфа на спектакль в Фридрихштадтпалас. Была суббота, время близилось к вечеру, на улице Унтер-ден-Линден было полно гуляющих. Вдоль дороги стояли красивые лакированные машины, огромные туристические автобусы, и вдруг как контраст всей этой роскоши появляемся мы на своём зелёненьком «кузнечике». (Как только не называли наш автобус.) Люди останавливались и смотрели на нас с нескрываемым любопытством и улыбками. Мы же, счастливые и тоже улыбающиеся, ехали и смотрели на них из окон нашего автобуса, и не было нам никакого дела до их шикарных машин, у нас был свой верный друг, наш «кузнечик». Мы ехали на спектакль и радовались настоящему моменту своей жизни.
В то пасмурное утро, когда я впервые ступила на немецкую землю, мне показалось, что даже воздух был другим, не нашим, ощущался какой-то сыровато-сладковатый привкус.
И вот мы въехали в Шперенберг: Треббинерштрассе, комиссионный магазин, дрогерия, большое круглое зеркало – поворот к КПП. Вы тоже это помните? Впоследствии несчётное количество раз приходилось ходить и ездить этой дорогой. В первый вечер нашего приезда мы долго гуляли по лесу, по берегу озера, кормили лебедей. Возвратились уже в сумерках. В подъезде темно, заходим – на стене горит красная кнопка. Нажимаем на кнопку, загорается свет. Доходим до своей квартиры – свет гаснет, снова темно. Если не успел дойти до своей двери, пока горит свет, нажми кнопку на следующем этаже, и опять загорится лампочка на минуту. День и ночь свет в подъездах не полыхает. А ведь какая экономия!
Вот и говорим о немецкой бережливости да ещё и анекдоты рассказываем о том, как она у них подчас граничит со скупостью. А немцы своё дело знают и денег на ветер не бросают.
Однажды, возвращаясь из Берлина, я ехала электричкой в Шёнефельде. Напротив меня сидели две немки и мило беседовали. В это самое время мимо проходил наш поезд на Москву. Одна из немок смотрит в окно и говорит:
– Смотри, смотри это русский поезд в Москву.
Другая немка смотрит с любопытством в окно и восклицает:
– О да, неужели?!
Её подруга продолжает:
– У них, у русских, в одном купе едут и ночуют совсем незнакомые мужчины и женщины.
Вторая удивляется:
– И ночуют все в пижамах?! Ай, ай!
Обе с откровенным любопытством смотрят в окно на наш поезд, как будто хотят увидеть там людей в ночных рубашках. Но увы! Им не повезло.
Наш поезд, который стал поводом для их разговора, прошёл мимо, и они переключились на другую тему. А я сидела и думала, как бывает хорошо ехать в нашем поезде. С соседями по купе можно попить чаю, повести задушевные беседы на разные темы, даже поделиться секретами, заранее зная, что никто из своего окружения об этом не узнает. Да, вот мы такие, мы просто другие и имеем право такими быть. Уж пусть простят меня те немки, разговор которых я невольно подслушала. Не затыкать же уши.
С железнодорожной станцией в Шёнефельде у наших людей до поры до времени были связаны самые неприятные ощущения. А всё дело в том, что в подземном переходе, по которому нужно было пройти, чтобы пересесть на городскую электричку до центра Берлина (Александерплац), стоял наш патруль – два солдата и офицер. Никаких окольных путей не было. Путь был один, мимо них. Мы были ограничены в поездках по Берлину, не имели права самовольно посещать столицу. Были организованные экскурсии на автобусах, но это случалось довольно редко. Всем хотелось бывать там чаще. Не то чтобы мы любили всё запрещённое, даже в мыслях не было совершать что-нибудь неправильное. Просто Берлин манил нас своими магазинами, где был выбор на любые финансовые возможности. И какой выбор! Вот мы и не могли лишить себя такого удовольствия. Можно было просто прогуляться по историческому центру города. Хотелось вырваться из нашего привычного мирка за гарнизонным забором.
Сделаю небольшое отступление.
Где-то через месяц после нашего приезда в Германию, наш восьмилетний сын подошёл ко мне и спросил:
– Где мы сейчас живём?
Я начала ему объяснять, что это местечко называется Шперенберг, страна – Германия. Хотела уже взять географическую карту, но он меня прервал, сказав:
– Хватит, я понял, микрорайон Шперенберг, за забором.
Я не стала докучать ему объяснениями. Настанет время – поймёт.
Вот и ехали люди на свой страх и риск, но с надеждой на русский авось. Каждая поездка стоила больших переживаний и душевного волнения. Патруль стоял на своём посту, визуально проводил национальную идентификацию и отлавливал смельчаков, которые отважились на столь дерзкий поступок, как посетить столицу единолично, без всякого на то разрешения. А поймают – не поймают, это уж как карта ляжет. Пойманных отводили в комендатуру и им грозило наказание, а какое, решали только командиры воинских частей. Но больше всего люди боялись того, что их могут отправить в 24 часа на Родину. Этой формулировкой часто пугали, потому что на Родину ехать тогда никто не хотел. Всем хотелось остаться в Германии как можно дольше, во всяком случае, дослужить до положенного срока. Эти 24 часа воспринимались как угроза, наказание.
В Вюнсдорфе нашими военными корреспондентами издавалась газета. В одном из номеров этой газеты была напечатана статья, которая так и называлась «Пугают Родиной». А разве хотелось нашим людям, у которых жизнь проявилась во всей своей сладости и красоте, возвращаться домой, в нашу нищую страну, где не было никакого просвета, где назревали смутные времена перестройки? Наступали мрачные 90-е годы, были пустые магазины, талоны на продукты. Конечно же, нет! И тысячу раз нет! Возвращаться домой и сосать там лапу никто не хотел.
И только отъезд домой мог омрачить тогда ту светлую радость пребывания за границей. Все знают, что рано или поздно всему прекрасному приходит конец, и это сознание кратковременности момента жило в людях. А пока, будучи там, мы пребывали в лёгкой и праздничной атмосфере. А вдруг ещё у кого-нибудь не куплены сервизы «Мадонна» или «Роза»! Покупка шубы вообще под большим вопросом. Парочку дивандеков не мешало бы прикупить. Ведь это были наши золотые мечты! И душу просто жгла потребность приобрести всё это. Не секрет, что всем людям хочется одежды, еды, жилья.
В Берлин ездили в основном женщины, жаждущие сделать покупки, а потом в гарнизоне рассказывали, что и где им удалось купить. Информация передавалась из уст в уста. Такие рассказы заражали других, шла цепная реакция, и уже следующая компания отважных и решительных дам отправлялась по проторенной дороге. Никто не мог устоять перед соблазном покупок, а покупали всё с той целью, чтобы, возвратившись домой, уже не пришлось снова заботиться о каких-то вещах, да и таких вещей у нас в то время в помине не было. Кстати, жён военнослужащих в нашем гарнизоне прозвали «кошёлками». Понятно почему. Моя соседка поделилась однажды со мной своими ощущениями от поездки, вернее, от того, как она преодолела эти несколько метров в переходе к электричке: «Иду я ни живая ни мёртвая, стараясь убрать с лица ту напряжённость, которая холодила меня с головы до ног и думаю, как бы прошмыгнуть мимо патруля; от испуга выступил пот и похолодели руки, по коже забегали мурашки – вдруг поймают. Вот они уже позади, слава Богу! Получилось!» Не всем удавалось пройти здесь так благополучно. Ну а если у кого не получалось? Тех охватывал испуг за содеянное, и голову наполняли мрачные мысли предстоящего наказания. Вот такие душевные муки и страх приходилось претерпевать нашим женщинам. Вечером патруль уходил со своего поста и все возвращались домой в весёлом настроении и с лёгким сердцем. Все знали, что никто за тобой не побежит.
Вспоминается мне один случай, который произошёл у нас на глазах. Я и моя коллега, закончив уроки в школе, решили прогуляться по Берлину. Мы с подругой проходили мимо патруля так: шли спокойно, улыбаясь и рассказывая друг другу какие-нибудь анекдоты на немецком языке. Иногда, под настроение поиграть, обращались с банальными вопросами к проходящим мимо немцам. Потом слушаешь объяснения, благодаришь, и всё происходит под носом у патруля, которому до нас дела нет. Конспирация – великое дело, не зря её придумали. А может, это были просто маленькие хитрости, на которые нас толкала нужда. Мы вынуждены были так делать, чтобы не попасться. Человеческий разум в нужде ухитряется находить самые разнообразные средства, вот мы их и находили.
Возвращаюсь к упомянутому случаю. Мы находились уже в вагоне городской электрички в ожидании отправления поезда. Пассажиров было немного, лёгкий гул каких-то разговоров и вдруг в этот момент, запыхавшись, в вагон вбежала девушка, запнулась и упала. Мужчина, сидевший поблизости, помог ей подняться и хотел было предложить ей сесть, но не успел. Следом за ней вбежали два солдата, схватили её за руки и вывели из вагона. Что вы на это скажете? Всё произошло очень быстро и неожиданно. Патрульных солдатиков тоже можно понять. Они были на службе, а каждый солдат должен свято выполнять приказы. Вот они и усердствовали, выполняя свой долг – не более того. Так и бегали, как в детских догонялках. Одни убегали – другие догоняли. Эта сцена вызвала недоумение, народ, можно сказать, оторопел, и только минуту спустя послышались возгласы сочувствия и возмущения. Мы с подругой переглянулись, зная всё положение вещей, и нам было очень жаль эту девушку. На её месте могли бы оказаться и мы, и любой другой. Нам пришлось быть свидетелями одного случая, а сколько раз такое происходило? Этого мы не знаем.
Двадцать восемь лет Берлинская стена разделяла город, если быть точнее, то двадцать восемь лет и один день. Но вот стена рухнула, Германия объединилась и подули новые ветры. Для немцев это было волнующе-радостное событие, они были в высшей степени счастливы. И для нас ситуация изменилась в лучшую сторону, распахнулись ворота в Западный Берлин. Все патрульные посты убрали, и мы почувствовали себя свободными в передвижении по Германии. Сколько раз нам приходилось проходить мимо обломков стены! И никому из нас даже в голову не пришло взять кусочек на память. Позже немцы стали продавать эти обломки как сувениры. В некоторых районах Берлина дома расположены так, что парадный вход находится в восточной части города, а его противоположная сторона выходит окнами на западную. Во времена ГДР были случаи, когда люди выпрыгивали из окон дома в западную часть города. Об этом писали в газете «Берлинер цайтунг». Во многих семьях близкие родственники проживали в разных частях города, а общение было связано с большими трудностями. Поэтому можно себе представить ту безграничную радость немцев. А наша жизнь наполнилась новыми впечатлениями. Мы начали посещать Западный Берлин, и это оказалось даже ближе, чем Шёнефельд. Мы доезжали до станции Лихтенраде, а там на автобусах по Западному Берлину. Всех охватил азарт поиска чего-то нового.
В поисках новых впечатлений одна семейная пара отправилась в Западный Берлин. Чуть позже Таня рассказывала следующее. Идём по улице, время близится к вечеру, видим множество разноцветных огней, всё сверкает, искрится, загорается реклама «Sex, sex, sex…» Мы приостановились возле этого учреждения, стоим смотрим. У входа под этой рекламой видно только мужчин, кто-то входит, кто-то выходит, небезлюдно. Я говорю своему Юре:
– Сходи посмотри, что там? Я подожду тебя здесь на улице.
Отнекивался Юра, отнекивался, но, уступив уговорам жены и её любопытству, всё-таки пошёл. Шёл он не совсем уверенной походкой. А Таня стала терпеливо прогуливаться возле этого заведения взад-вперед и не подозревала, что вскоре начнет привлекать недвусмысленные взгляды прохожих. Вскоре она заметила, что люди поглядывают на неё с нескрываемым интересом. Водитель, сидевший в припаркованном поблизости автобусе, тоже наблюдает за ней из окна. Тут она поняла, что место для прогулки у нее неудачное, можно сказать, вовсе не подходящее место. Такое дефилирование просто-напросто компрометирует её. Что делать? Уйти никуда нельзя, вдруг выйдет Юра и потеряет её, а его, как назло нет и нет. Вот уже и пятнадцать и двадцать минут прошли, вот уже и полчаса на исходе, а его всё нет. Казалось, её томительному ожиданию не будет конца.
А в то время, пока Таня испытывала своё терпение, дела у Юры разворачивались следующим образом. Войдя в данное заведение и не имея никакого опыта в подобных делах, он начал наблюдать, что делают другие. Постояв, он стал действовать как все. Молча купив билет, он вошёл в одну из кабинок, где находился небольшой экран с клавиатурой, вроде сегодняшнего компьютера. Рядом с экраном висела, по всей вероятности, инструкция, которая нашему Юре никакой пользы не принесла, поскольку была на немецком языке. Не напрягая своего ума, Юра решил тыкать пальцем по клавишам наобум. Попытка не пытка, сказал он себе. На экране поочерёдно начали появляться цветные картинки из той серии, как в порнографических журналах. В углу каждой картинки был номер. Насмотревшись картинок, Юра решил нажать наобум какой-нибудь номер, указанный в кадре. Для чего-то же эти цифры там стояли! Надо было узнать, для чего, а останавливаться на полпути было не в его характере. И он узнал. Нажав первый попавшийся номер, он увидел на экране сцены с детальным изображением технических подробностей любовных радостей и с причудами Эрота. У Юры, как сейчас говорят, крышу снесло, и он решил закругляться. Для одного раза этого было слишком много. Выходя из кабинки, Юра увидел, что впереди находился большой зал и там тоже были люди. Что они там делали, это его уже не интересовало. Он вернулся к своей Тане, которая была на грани нервного срыва и думала, что разорвёт его на куски, как только он появится. Но когда она его увидела, это желание у неё пропало. Какое-то время Юра шёл молча, словно в забытьи. Таня поняла без слов, что муж пережил нечто такое, что вывело его из обычного состояния. В такое пикантное положение он попал в первый раз в жизни. Он шёл молча. О чём он думал? Думал ли он о своём нравственном падении или о спасении своей души, читая про себя молитву «Не осуди, Господи, раба своего». А может он упрекал себя за проявленное малодушие, уступив уговорам жены. О чём он думал, нам остаётся только догадываться. По дороге домой он рассказал Тане обо всём увиденном и закончил свой рассказ словами, что так далеко он ещё не заходил. А где ему было заходить-то? В Советском Союзе секса ведь не было, а теперь они узнали, что это такое. Обогащённые новыми знаниями и с новыми впечатлениями они вернулись домой. Вот и прогулялись!
Немцы из Западного Берлина приезжали в восточную часть, чтобы просто посидеть в гастштете и выпить пива, здесь оно было гораздо дешевле. Немцев с Запада называли Веси, а немцев с восточной части Германии – Оси. Писали в газете, что эта грань между ними сотрётся только через несколько поколений. Мы тоже могли позволить себе такие маленькие земные радости, как посещение гастштета. Эти почтенные заведения были нам по карману, и аппетит от их цен не портился. Там можно было приятно посидеть, поужинать, выпить пива или ликёра. Хочу вспомнить случай, который произошёл с одним нашим офицером. Однажды вечером после службы, чувствуя себя утомлённым, наш герой, скажем, Виктор (все имена я изменяю), направился в гастштет выпить пивка, а то и чего покрепче. Душа просила отдыха. После нескольких кружек пива, расслабившись и расстегнув китель, поскольку был облачён в военную форму, он пребывал в состоянии умиротворённости. На него снизошла благодать, от которой не хотелось избавляться. Казалось, ничто не могло помешать его наслаждению. Но вот досада, надо же было так случиться, что в этот самый момент в гастштет вошли два немца из Западного Берлина. Всё для них было обычным, пока их взор не остановился на нашем герое. Как они впоследствии говорили, настоящего русского офицера в форме и так близко увидели впервые в жизни. Для них это был счастливый случай, удача. Как в гадальных картах, нежданный интерес в казённом доме. Достав свой фотоаппарат «Практика», скажем, достаточно дорогой по тем временам, они начали фотографировать офицера и приговаривать:
– Ja, ja, gut! (Да, да, хорошо!) Super! Super!
Они заходили то с одной, то с другой стороны и были ослеплены своим везением. Смакуя, они делали своё дело. Наблюдая за всем этим и видя, что оказался в центре внимания, Виктор вышел из своего состояния блаженства. В его голове начали вереницей проноситься беспокойные и мрачные мысли. Чем всё это для него может обернуться? И вообще, зачем его фотографируют? Где могут появиться его фотографии? И опять эти злополучные двадцать четыре часа – вдруг отправят домой. Страшные вопросы роились в тот момент у него в голове. «Ну всё, – думал он, – моя песенка спета». Терпение заканчивалось, мысли накалились. Им овладел испуг, смешанный с гневом.
Повинуясь внутреннему порыву, не помня себя, он вскочил со стула и в один миг оказался рядом с немцами. Выхватив у них из рук фотоаппарат, он со всей силы грохнул его об пол. Поскольку пол был каменный, а вещь достаточно хрупкая, то можно себе представить ту небольшую кучку осколков, которая минуту назад называлась фотоаппаратом. Немцы обалдели от такой дерзости, у них голова кругом пошла. Такого натиска они не ожидали. А главное, они ещё не знали, что ждёт их дальше. А дальше он совершил то, что совсем сбило их с толку. Не успев опомниться, они оказались в плену. Да, Виктор совершил поистине «героический» поступок. Он взял их в плен. Разбитого фотоаппарата ему было мало. То ли от гнева наш герой потерял способность соображать, то ли уже выпил более чем достаточно. Да это и не важно, сами напросились. Он вывел пленных из гастштета и направился вместе с ними в сторону гарнизона. Что интересно, немцы не оказывали никакого сопротивления. На КПП вызвали начальника штаба и стали разбираться, что к чему. Разобрались, извинились перед немцами и отпустили их с миром. Между собой господа военные посовещались и решили сор из избы не выносить и никуда выше не докладывать. Но весь смысл произошедшего дошёл до нашего героя к концу следующего дня, когда он узнал, что немцы написали заявление в полицию. Вот ведь какие, вместо того чтобы извиниться за то, что не дали человеку отдохнуть, вторглись в его личное пространство, они ещё и заявление в полицию накатали.
Конец ознакомительного фрагмента.