© Соня Гатто, 2016
© Дарья Левчук, иллюстрации, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
Воздух, Воздух! Я Земля. Как слышно?
Ирма с усилием втянула в прихожую желтый пузатый вызывающий чемодан. Я приняла было возмущенную позу: взгляд снизу вверх, руки сложенные на груди и хотела произнести коронную фразу: «это еще что?"… Но! Ее маленькая запыхавшаяся фигурка в яркой бандане, трепетавшая над желтым чудовищем времен царя гороха, влияла на меня мистически. Вместо заготовленного презрения к старомодной вещице – тоже кинулась затягивать это барахло в дом.
– Только посмотри, ратитет-то какой! – Ирма присела на чемодан.
– Зачем он тебе? – я брезгливо приподняла бровь.
– Путешествовать! Знаешь, у каждого должно быть бооольшое путешествие, – она похлопала ладонью подле себя.
– Спасибо, я постою, – отрицательно мотнула головой: «Нет уж: безумства эти не для меня. Вдруг он заразный. Кстати…", – я бы его продезинфицировала, прежде чем садиться или…
Закончить фразу не успела. Ирма радостно вскочила на ноги и:
– Тадам! – распахнула крышку и сунула голову в пасть этого чудовища. – Я захватила несколько проспектов. Смотри, – она рылась в своих трофеях, – Лондон? Париж? Как там, увидеть Париж – и умереть? – я прикрыла глаза, но замечание – горькую пилюлю – проглотила молча, как послушная больная.
– А может быть махнем в места силы?
– Как только, так сразу. У меня работа. Думаю, с этой находкой ты теперь справишься самостоятельно. Ужин на плите, – я скрылась в комнате, служившей нам спальней и кабинетом одновременно.
Села за стол. Разбудила ноутбук. И вперилась в экран. Перевод не складывался. Боковым зрением наблюдала за Ирмой. Та порхала над желтым ископаемым в дверном проеме разделяющем спальню и прихожую.
– Ужин остынет, – буркнула, не поднимая головы.
– Сейчас-сейчас, – она вываливала несметное количество брошюр на полку в прихожей.
«Интересно, макулатуру где-нибудь еще принимают? Надо будет прогуглить»
– Твое «сейчас», как еврейское «подожди», – поставила мысленную галочку напротив опции «забота».
Ирму затянуло. Вместо разбора она погрузилась в чтение. Сидя в прихожей на коврике, обложившись цветастыми буклетами, она пожирала глазами текст и картинки. Всегда так. Стоило ей взяться за уборку в шкафу, и это мероприятие превращалось в двенадцатичасовой фэшн марафон, под конец которого Ирма решала, что все очень нужное и важное. Шкаф меньше от этого не становился. Когда она разбирала книги, квартира превращалась в читальный зал, и я еще неделю натыкалась на разно жанровые книги с закладками в самых неожиданных местах: в кровати и под ней, на подоконнике, в туалете и даже холодильнике: забыла, когда нагрянули соседи снизу жаловаться на течь в ванной. И все она читала. Параллельно.
В этом была вся Ирма. Она не могла делать что-то цельно. Жить здесь и сейчас, линейно двигаться в пространстве. Все ее увлечения и начинания подобны броуновскому движению. Прекрасно рисуя она не стала художником. Отменно фотографируя – исчезла из тусовки фотографов, насилу продержавшись там полгода. Замечательно играя на нескольких инструментах и разбираясь в нотной грамоте, музыкантом она тоже не стала. Виртуозно владея тремя языками в письменной форме и на поприще переводчика долго не продержалась. Так что по мнению обывателя к своим тридцати годам в жизни она скорее «не состоялась». Не то что я. Правда, в отличие от меня Ирма даже не думала об этом. Прощалась она со своими увлечениями также легко и непринужденно, как находила их.
Как пришла и в мою жизнь из чьей-то…
На обложке яркими буквами было отпечатано «Австралия».
– Ирма, мартышка моя, спустить с пальмы…, – подошла к ней.
– Ахха, в Австралии нет мартышек!
– Ок, расскажешь мне обо всем за ужином, – взяла брошюру из рук Ирмы, швырнула ее не глядя на полку и прошла на кухню.
Конечно, ужин остыл. Конечно, его пришлось разогревать по третьему разу.
Я сосредоточенно пережевывала высушенное микроволновкой мясо, в то время как Ирма беззаботно щебетала что-то фоном. Когда мы оставались наедине, она заполняла собой 90% эфира. Это не были сплетни: ей было не интересно обсуждать других. Больше всего она говорила о себе. В мировом контексте.
– … там уже можно будет взять машину напрокат и пересечь материк, она запнулась и ковырнула вилкой нетронутое мясо. – А ты куда хочешь, Ань?
Когда к тебе обращаются необходимо реагировать.
– В смысле? – иногда косить под дурочку помогало.
– Куда поехать хочешь? В путешествие.
Я нахмурилась. На ум приходили задания для приходящей медсестры, заказ в аптеке, который надо забрать завтра после работы, предстоящее обследование, ночная смена типографии, состоявшая из восточных братских малых народов, и, конечно, сроки перевода. И ни одной мысли о путешествии.
– Еще не думала об этом, – «Ты просто не можешь вот так закончить, не имеешь права». – Давай туда, куда хочешь ты. А я поддержу. Это же наше путешествие.
***
К удивлению Ирма согласилась быстро. Она безропотно освбодила меня от бремени выбора. Правда, пришлось пойти на компромисс: к концу рабочей недели я должна была подать документы на загранпаспорт, чтобы мы успели к заявленной дате. Что может быть проще?! С уверенностью в собственных силах распечатала анкету и список необходимых бумаг и под воодушевляющие реплики благоверной положила их в сумку – первый кирпич в фундамент «путешествия»! Теперь, обнимая ее хрупкое тело в мохнатой пижаме и тычась в основание шеи, я могла посвятить себя мыслям о заваленных тиражах, рабочих недоумках, ленивых дизайнерах и нерадивых переводчиках, у которых место мозга занял гугл транслейт.
Мы в типографии сдавали проект. Очередные сроки. Неделя за три. Жизнь в одышке. Не здесь и сейчас, а на несколько месяцев вперед: и не надо никакой машины времени! Словно смотришь красочный ролик на скоростной перемотке! Только вот не видно ни черта. Мчишься по дороге, отмеченной столбиками-ориентирами, чтобы в кювет не слететь: завтрак и контроль содержимого стаканчика с пилюлями – звонок за обедом домой – поход в магазин или аптеку – почта – скромный семейный ужин под вещание Ирмы.
Пока время ставило мне очередную ножку, Ирма, поглощенная идеей путешествия, превратила квартиру в ген-штаб. Стены украшали немыслимые карты разных уголков мира, о которых я даже и не подозревала. Она зависала за компьютером, забывала вовремя принимать пилюли и строила фантастические маршруты, которым позавидовал бы Марко Поло. Заработанные за редактуру крохи – потратила на новейшие Путеводители и посвящала их изучению каждую свободную минуту. Ее позитив на фоне моего двенадцатичасового аврала вдохновлял. Не перспективная на мой взгляд идея распаляла в ней кипучую деятельность.
Все кардинально изменилось за одну ночь. Соскочив с карусели ежедневных хлопот, забылась сном без снов: спала я тоже на скоростном режиме. Лег, закрыл глаза, открыл – и утро. А между – секунда.
На этот раз было иначе. В сон издалека вошел звук: тихий, тонкий, прерывающийся. То ли писк, то и всхлип. Вместе с ним в душную темноту сна проник слабый болезненно желтоватый свет реальности. Я приподнялась на локтях и попыталась сфокусироваться. Звук не исчез.
Ирма сидела на стуле у письменного стола, поджав под себя ноги. Плечи ее вздрагивали. Она раскачивалась из стороны в сторону.
«Только приступа нам не хватало!» – собралась, кувырком скатилась с кровати и метнулась к ней.
– Посмотри на меня, ну-ка! – присела рядом на колени и обхватила ладонями бледное лицо.
Она попыталась увернуться, но я держала ее крепко. И наши взгляды встретились. Глаза ее горели гневом, воротник сорочки был мокрый от слез, которые Ирма уже не утирала.
«Сколько она так просидела?».
Вдруг Ирма затихла, загипнотизировано глядя на меря.
– Ну, что случилось, солнце? Болит? – провела большим пальцем, стирая слезу со щеки.
Она беспомощно мотнула головой и трепыхнулась птицей.
Я облегченно вздохнула: «Пульс в норме. Ничего не болит. Значит у нас простая истерика. Бывает».
– Сон плохой приснился? Ну, «кто обидел эти маленькие глазки?» – попыталась пошутить, цитируя ее любимую сказку.
Ирма занесла надо мной руку, словно пытаясь ударить. Но решимости и сил не хватило, и ладонь безвольно упала. Она согнулась и я почувствовала ее холодный лоб на своем плече. Тело ее дрогнуло – так отходя ко сну расслабляются нервы – и моя половина завыла. Протяжно, громко, неистово.
– Милая, что такое? Не надо… Все хорошо… – я держала ее в руках и укачивала. На этот раз Ирма не сопротивлялась. Она поддалась древнему ритму и затихла.
Будильник зазвонил в шесть. Осторожно вынырнула из-под одеяла, чтобы не разбудить Ирму. Да здравствует очередной марафон: душ – завтрак – сборы – работа – магазин – кстати, надо будет в аптеку заскочить, а то валериана закончилась. По окончанию завтрака вошла в комнату. Ирама, измученная, скрутилась калачиком, подоткнув под себя одеяло с одно стороны, накрывшись им по самую макушку. Прислушалась к ее дыханию: ровное, глубокое. Легонько провела пальцами по одеялу и прикоснулась губами к укрытому плечу: «Сон – лучшее лекарство».
Аккуратно разгребала наваленный вчера впопыхах беспорядок. Ежедневник, визитница, планшет… Неприятно саднило от ночи. Бывало Ирме по ночам становилось плохо, но она предпочитала сражаться со своими демонами в одиночку. Просила, умоляла, ругалась с ней, чтобы будила, если что. Тщетно. Зато сон мой стал чуткий. Выудила из груды бумаг кошелек. А, вот и нужные страницы перевода: ознакомлюсь по дороге на работу. А это..? Внутри что-то екнуло, лицо покраснело и ладони предательски намокли.
«Черт-черт-черт-черт!»
Теперь выть хотелось мне. Вчерашняя «пощечина» достигла своей цели. Вот оно – та самая анкета на загран, торжественно распечатанная с Ирмой месяц назад. Чуть помятая по краям, но по прежнему чистая. Нетронутая.
Я схватила ее вместе с переводческими листами. Наспех затолкала все в сумку и вылетела из дому. Почему-то было обидно. До слез.