Глава вторая
Бунтарю следовало поторапливаться. Для вознамерившегося нарушить заповедь превентора существовал лишь один шанс попасть в Контрабэллум: вернуться туда с поставщиками продовольствия, обязанными забрать из карантинного шлюза пустой грузовой контейнер. Отпущенный на свободу Бунтарь пришел с Лидером к шлюзу и остался там дожидаться, когда прозвучит сирена, предупреждающая о том, что закрываются внешние ворота. Группа из Контрабэллума должна была прибыть через несколько минут – ровно в восемь тридцать.
На проводы посланника собралась вся «Ундецима». Даже Быстроногая, несущая в данный момент вахту на башне, и та отвлеклась от своих обязанностей и теперь посматривала свысока на Первого.
Лидер вкратце обрисовал превенторам ситуацию, и те его единогласно поддержали. Подобно командиру, они тоже начинали привыкать к самостоятельному мышлению, хотя и продолжали по привычке носить на поясных ремнях ныне бесполезные Скрижали. Собратья полагали, что Претор простит им нарушение заповеди – ведь оно вызвано крайними обстоятельствами и делается во благо самого Контрабэллума.
Бунтарь понятия не имел, какой путь ему предстояло пройти. До подземного города могло быть и сто метров, и несколько километров – все зависело от того, насколько глубоко под землей расположен Контрабэллум, а также от протяженности ведущего на поверхность тоннеля. Но, в любом случае, грядущее путешествие обещало стать для Первого на порядок более захватывающим, чем обычные прогулки превентора по гарнизону.
Бунтаря, однако, больше беспокоило то, как он отреагирует на перемену обстановки. Ведь не зря же перед выходом превенторов на поверхность их лишили памяти. Разумеется, это еще не значило, что по возвращении в Контрабэллум нарушителя заветов ожидало такое же потрясение, только Бунтарю все равно было слегка не по себе.
Проводы протекали в безрадостной атмосфере. Никто не давал Бунтарю напутствий – Лидер и прочие столпились неподалеку и лишь изредка перебрасывались между собой негромкими фразами.
Бунтарь видел во всем этом какую-то неестественность. Он чувствовал, что в действительности прощание с товарищами по оружию должно проходить намного теплее, но такие уж прохладные отношения сложились у Первого с собратьями. К тому же за все время службы никто из превенторов еще не покидал гарнизона. Поэтому они и не знали, как следует реагировать на то, что через минуту в их рядах станет на одного меньше. О том, как прощались с ними граждане Контрабэллума – и прощались ли вообще, – ушедшие на Периферию добровольцы не помнили.
Только Невидимка проявила к идущему в неизвестность другу человеческую теплоту и поддержку. Девушка подошла к Бунтарю, уселась напротив и, взглянув ему в глаза, грустно произнесла:
– Странно, но мне кажется, что мы с тобой больше никогда не увидимся. Наверное, это какое-то наваждение, ведь не могу же я на самом деле это знать, правда? И я не хочу, чтобы ты уходил. Даже ненадолго. Это тоже очень странно, потому что если бы вместо тебя шел Лидер или кто-то другой, я бы им такого не сказала. Не понимаю, почему так происходит. Можешь ты это объяснить?
– Могу, – подтвердил Бунтарь. – Только ты уже много раз, в том числе и сегодня, говорила, что не веришь в подобные вещи. Однако я хочу, чтобы и ты кое-что знала: будь моя воля, я бы непременно взял тебя с собой. Только тебя и больше никого. Ты – единственный человек в мире, которому я доверяю. Надеюсь, сейчас ты мне веришь?
– Сейчас – верю, – кивнула Одиннадцатая. – И пусть я всегда смеялась над твоими сказками о любви, мне их будет сильно не хватать, если ты не вернешься.
– Я вернусь, – пообещал Бунтарь. – Найду Претора или не найду, но вернусь в любом случае. Да и куда мне еще в этом мире идти-то?
И вздрогнул, поскольку шлюзовая сирена опять прозвучала неожиданно, даже несмотря на то, что на сей раз ее ждали…
Внешние ворота шлюза закрывались медленно, словно давая превентору последний шанс одуматься и не покидать гарнизон. Вновь Первый оказывался изолированным от собратьев. Только теперь он испытывал не облегчение от того, что оставлен в одиночестве, а наоборот – раздражение и желание побыстрее вернуться обратно, на милую сердцу Периферию, где каждый камень был знаком Бунтарю до последней трещинки.
Солнечный свет мерк, сужаясь в щель, пока наконец не исчез, полностью отрезанный опустившейся тяжелой перегородкой. Бунтарь поежился от непривычно плотного мрака, но не успел он привыкнуть к темноте, как вновь загудели скрытые в стенах моторы и внутренние ворота с надрывным гулом поползли вверх. Правда, свет, что моментально ворвался в образовавшуюся у пола щель, уже не был столь ярким, как солнечный.
Бунтарь слегка нервничал перед предстоящей встречей с перевозчиками – первыми горожанами Контрабэллума, которых должен был увидеть превентор за пять лет службы. Переминаясь с ноги на ногу, он стоял рядом с контейнерами и гадал, как отреагируют сограждане на его появление. Бунтарь не сомневался, что перевозчиков будет, как минимум, двое: все же хлопотное это дело – перевозить и разгружать крупногабаритные контейнеры.
Посланник из внешнего мира ошибся в прогнозах: за контейнером прибыло не двое, а пятеро горожан. И каждый держал в руках оружие, куда более внушительное, чем имевшийся у превентора страйкер. Бунтарь определил, что короткие трубки с шишковидными наконечниками, с какими его встречала пятерка из Контрабэллума, предназначены для стрельбы, но сами стреляющие устройства были Первому незнакомы.
Перевозчики носили одинаковую, похожую на превенторскую полевую униформу и выглядели крепкими и уверенными в себе парнями. По крайней мере, в шлюз они вошли совершенно без опаски, как, очевидно, входили сюда десятки раз до этого.
Вошли и оторопели, поскольку нос к носу столкнулись с человеком, который вовсе не должен был здесь находиться.
– Какого, мать твою, черта?! – недоуменно воскликнул один из перевозчиков и нацелил оружие на Бунтаря. Несмотря на то что смысл обращенных к Первому слов был ему незнаком, он догадался, что это не приветствие. Скорее походило на вызванную испугом нечаянную грубость. Бунтарь попустил ее мимо ушей и, шагнув вперед, поспешил прояснить ситуацию:
– Все в порядке, не бойтесь. Я – превентор. Знаю, что мне нельзя здесь находиться. Но на Периферии возникли серьезные проблемы, поэтому я вынужден попросить вас отвезти меня к Претору. Еще раз приношу вам свои извинения.
Бунтарь был готов к тому, что прежде, чем проводить его в Контрабэллум, сограждане наверняка разоружат нарушителя и, что тоже не исключалось, возьмут его под арест. Вполне естественно, что появление в шлюзе превентора вызвало у этих парней замешательство. Но они были обязаны выполнить требование гостя – ведь не враг же он, в конце концов.
Однако перевозчики явно не собирались идти навстречу Бунтарю, а насторожились еще сильнее, и теперь уже вся пятерка целилась в нежданного гостя из стреляющих трубок.
Превентор повторил свою просьбу, решив, что взбудораженные сограждане просто плохо его расслышали. Но те глядели на него так, словно это он угрожал им оружием, а не наоборот. У Бунтаря в голове забрезжила смутная догадка, что парни вообще не знают, кто такие превенторы. Хотя этого попросту не могло быть – разве можно не знать, кому ты каждый месяц доставляешь посылки от Претора?
– Эй, куда это ты намылился? А ну проваливай обратно! – прокричал наконец один из горожан. – Нам еще этого сумасшедшего здесь не хватало!
– Я – превентор, и вы должны дать мне поговорить с Претором! – снова пояснил Бунтарь, но уже гораздо настойчивей и без извинений.
– С каким, на хрен, Претором? – переспросил другой перевозчик, скорчив презрительную гримасу. – Сказано тебе: назад! И без глупостей, а то будем стрелять! Черт возьми, Генри, ну почему ты не глянул на монитор, есть кто в шлюзе или нет? А если бы они тут всей толпой нас поджидали? Закрывай ворота, растяпа!
Тот, к кому обращались, подбежал к настенному пульту и нажал на кнопку. Загудели двигатели, и железная перегородка поползла вниз…
Недоумение и растерянность перевозчиков были еще простительны, но столь открытая враждебность уже не укладывалась ни в какие рамки. Сограждане вели себя так, словно превентор являлся не их другом, а чужаком из Одиума.
Чем была вызвана эта неприязнь к стражам форпоста, Первый выяснять не стал. Бросившись к воротам, он поднырнул под опускающуюся перегородку и, перекатившись по полу, очутился прямо перед перевозчиками. Бунтарь до последнего надеялся, что враждебно настроенные горожане все-таки не станут стрелять в человека, который все эти годы оберегал их от внешней угрозы…
За пять лет жизни на Периферии Первый успел смириться с тем, что большинство его надежд, как правило, не сбываются. И поэтому не удивился, когда ближайший к нему перевозчик направил на него оружие и выстрелил. Не останавливаясь, Бунтарь прыгнул вперед и совершил еще один перекат. Это и спасло нарушителя режима от выстрела.
Точнее, это был не выстрел, а сухой негромкий треск. Из ствола незнакомого превентору оружия при этом вырвалась яркая вспышка-молния. Однако угодила она не в пол, а в ногу горожанина, мимо которого проскочил Первый. Пострадавший выронил свой электрический «молниемет» (позже Бунтарь выяснил, что он называется пэйнфул) и, яростно бранясь, упал на спину. Шок, который должен был последовать за ударом электричества, у пострадавшего не наступил – слишком громко и осмысленно он выражался, – но на какое-то время этот перевозчик был выведен из строя.
Превентор живо смекнул, что даже если выстрелы пэйнфулов и не летальны, несколько попаданий подряд могут все же причинить человеку ощутимый урон. У Бунтаря не было желания драться с перевозчиками, но раз уж те сами напросились и к тому же упорно не пускали Первого в город, пришлось превентору тоже прибегнуть к насилию. Еще находясь на полу, он выхватил страйкер и с размаху шибанул им по ногам того противника, до которого сумел дотянуться. Удар пришелся аккурат под коленный сгиб, отчего второй перевозчик тоже неуклюже плюхнулся на бетон.
Вскочив на ноги, превентор резко отпрыгнул к стене, и вовремя – сразу две молнии ударили туда, где он мгновение назад находился. Бунтарь набросился на следующего противника, не дожидаясь, когда тот снова возьмет его на прицел. Стукнув страйкером по оружию, Первый сначала отбил ствол пэйнфула в сторону, а затем сильно ткнул концом дубинки перевозчику в солнечное сплетение. После чего навалился на выпучившего от боли глаза обидчика и толкнул его на товарища. А пока тот пытался сохранить равновесие, ошарашил его дубинкой по лбу.
Генри, которого собратья обвинили в разгильдяйстве и отправили на пульт, уже бежал обратно со вскинутым пэйнфулом, однако стрелять опасался, так как мог в кутерьме зацепить кого-нибудь из своих. Бунтарь огрел для острастки по темечку перевозчика, который был сбит с ног подсечкой, затем вырвал оружие у получившего под дых противника и, направив пэйнфул на приближающегося Генри, нажал спусковую кнопку. Бунтарь был знаком с новым оружием всего полминуты, но уже успел подметить, что ничего сложного в обращении с ним нет.
Вряд ли Первый попал бы в цель, находись она от него на значительном расстоянии. Но между перевозчиком и Бунтарем оставалось всего несколько шагов, так что свой дебют в качестве стрелка превентор отыграл на отлично: молния угодила Генри точно в живот. Горожанин споткнулся, пробороздил носом по бетону, да так и остался лежать, проклиная Бунтаря незнакомыми ему ругательствами.
– Я не хотел этого! Вы первые начали! – прокричал Бунтарь, грозя пэйнфулом лежащим на полу противникам, каждого из которых можно было отныне с чистой совестью называть врагом. Но новоиспеченным врагам было плевать на оправдания посланца с Периферии. Они корчились от боли, бранились и тянулись к оброненному оружию, явно не намереваясь сдаваться так легко. Поняв, что теперь бесполезно рассчитывать не только на сотрудничество, но даже на простой диалог, Первый огорченно сплюнул, собрал вражеские пэйнфулы и отшвырнул их подальше, в тоннель, который уже через полсотни метров поворачивал налево. Из-за этого поворота не было возможности определить протяженность тоннеля, хотя под сводами горели лампы.
Немного успокоившись и приведя в порядок мысли, Бунтарь пришел к выводу, что ему во что бы то ни стало необходимо добраться до Контрабэллума раньше этих пятерых бузотеров. Плохо, если побитые перевозчики опередят превентора и разболтают в городе о происшествии у шлюза. Тогда-то наверняка никакая встреча с Претором не состоится, а коли и состоится, то вряд ли Бунтарь вернется после нее на Периферию.
Только шлюзовая камера могла помочь Первому решить эту внезапно возникшую проблему. Он подошел к пульту ворот, потратил несколько секунд на его изучение, а затем открыл внутреннюю перегородку. После этого, не обращая внимания на ругань и вялое сопротивление, по одному перетащил побитых противников в темную камеру.
«Ничего страшного, – подумал превентор. – Пару-тройку часов потерпят. Все равно дольше задерживаться в Контрабэллуме я не собираюсь».
Заперев шлюз с перевозчиками, Бунтарь в задумчивости потоптался у пульта – да, на сей раз его неповиновение зашло чересчур далеко, – и направился по тоннелю в город. Теперь у посланника пропала всякая уверенность, что там его встретят как друга, но отступать было поздно.
Прихватив с собой пэйнфул – на случай, если вдруг по пути встретится еще одна группа агрессивных сограждан, – превентор получше рассмотрел трофейное оружие и помимо спусковой кнопки обнаружил также переключатель. Над ним горел маленький цифровой индикатор. «20%» – такое значение было выставлено на индикаторе. Подвигав ползунок переключателя взад-вперед и понаблюдав, как числа на индикаторе меняются от нуля до ста, Бунтарь понял, что таким образом регулируется мощность электрического заряда.
Что ж, превентор уже имел представление, какой эффект оказывает на человека двадцатипроцентная «доза» успокоительного, и потому оставил индикатор в первоначальном положении. Можно представить, что случилось бы с Генри, ошарашь его Бунтарь пятикратно усиленной молнией. И все-таки странно, почему вместо того, чтобы помочь защитнику Периферии, сограждане решили «отстегать» его пэйнфулами? Даже после того, как превентор сообщил, что он и его собратья нуждаются в срочной помощи. Что крылось за этой беспричинной жестокостью? Неужели и в городе Бунтаря ожидает такой же «горячий» прием?..
Готовый отныне к любым неожиданностям, посланник завернул за поворот и наткнулся на стоящий посреди тоннеля мощный приземистый тягач с широкими массивными колесами. Бунтарь быстро опознал не виданную ранее наяву технику, судя по бронированной кабине и защитной окраске – военного назначения. Оборудованная лебедкой грузовая платформа на автомобиле была довольно маленькой – тягач конструировали для буксировки колесных трейлеров, а не для перевозки контейнеров. Но ездить по тоннелю с громоздким трейлером было бы весьма проблематично, поэтому перевозчики вполне обходились без него.
– «Квадровил», – неторопливо прочел Бунтарь на радиаторной решетке тягача его название. И погладил машину по строгому темно-зеленому корпусу, как будто пытался найти общий язык с незнакомым животным. После чего отправился дальше.
За первым поворотом тоннеля оказался второй, а за ним – еще несколько. Бунтарь совершенно не помнил дорогу, по которой шел. У него не возникало даже смутных воспоминаний, хотя, как минимум, однажды Первый по этому пути уже ходил. Вопреки ожиданиям, тоннель почему-то не шел под уклон, а углублялся в гору, у подножия которой располагалась Периферия. Поначалу тоннель показался Бунтарю довольно просторным, но, присмотревшись, он понял, что это иллюзия. Ширина бетонного коридора всего лишь позволяла разъехаться при встрече паре «Квадровилов», а до ламп, что висели под сводом, можно было дотянуться концом страйкера, если встать перед этим на крышу кабины тягача.
Прошагав в умеренном темпе пару минут, Бунтарь подумал: а что, если вдруг тоннель протянулся под землей на добрый десяток километров. Может быть, лучше пока не поздно вернуться и рискнуть проехаться до города на «Квадровиле» – все равно, врезаться в тоннеле кроме стен было не во что, а уж с управлением тягача он как-нибудь бы освоился…
Но, миновав очередной поворот, Бунтарь внезапно очутился перед запертыми железными воротами – не столь массивными, как шлюзовые, но тоже довольно крепкими. Хотя, в отличие от шлюзовых, эти ворота можно было бы при необходимости протаранить «Квадровилом».
Однако ничего крушить не потребовалось. Еще не доходя до ворот, превентор заметил рядом с ними на стене пульт, похожий на тот, что отпирал шлюзовую камеру. Недолго думая Бунтарь нажал на кнопку с надписью «Открыть»… и оторопел.
Перед ним был тупик. За воротами находился пустой зал размерами приблизительно с гараж для «Квадровила». Больше – ничего. Других выходов из зала не было – только железные стены да лампа под потолком.
Посланник в нерешительности постоял на пороге, гадая, в чем кроется подвох. После чего вошел-таки в зал и, к своему облегчению, сразу обнаружил слева от себя еще один пульт, незаметный из тоннеля.
Бунтарь закрыл ворота, немного повременил и нажал кнопку с надписью «Вниз» (над ней имелась такая же, но с указанием противоположного направления, однако Первый поступил так, как подсказывала ему интуиция). Тут же пол под ногами превентора дрогнул и плавно пошел на снижение, отчего Бунтарю пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Он обеспокоенно оглянулся – действительно, зал двигался под мерное гудение двигателей и поскрипывание находившихся где-то снаружи тросов. Как оказалось, он представлял из себя большой лифт, в котором могли поместиться десятка три людей или один «Квадровил» без прицепа.
Пока превентор освоился с очередным открытием, лифт добрался до конечной точки своего короткого маршрута. Этот этап путешествия продлился минуты три. Учитывая небольшую скорость лифта, Первый прикинул, что тот опустил его не слишком глубоко под землю. Пол прекратил дрожать, гул и скрипы снаружи стихли, а затем короткая трель звонка известила Бунтаря об остановке.
Посланник прикинул в уме весь проделанный путь и отметил, что на такое расстояние от Периферии, пожалуй, никогда не удалялся даже Лидер – единственный в «Ундециме», кто имел право выхода за территорию гарнизона. Правда, радости от своего достижения Бунтарь не испытывал. Радоваться можно будет лишь тогда, когда выяснится, что все постигшие превенторов неприятности – временные, а заботливый вождь помнит о своих подопечных и всеми силами пытается восстановить привычный порядок вещей. И пусть раньше этот порядок не нравился Первому, он все же свыкся с ним и сегодня не желал для себя иных порядков. Даже Скрижаль не казалась теперь Бунтарю ненавистной, поскольку она тоже являлась неотъемлемой частью прежней жизни – такой уютной и стабильной во всех отношениях.
Удивительно, однако, как быстро меняется мировоззрение у выброшенной на берег рыбы. Каким бы гадким ни виделся ей водоем, расставание с привычной средой обитания быстро расставляло все на свои места. Трепыхающейся на берегу рыбине и вода теперь не казалась такой уж грязной, и корм выглядел вполне сносным, и сам водоем – очень даже просторным. И впрямь, если кому и мечтать о воздухе свободы, то только не рыбам – Бунтарь окончательно усвоил эту истину только сегодня…
Контрабэллум… Город, который был для Бунтаря такой же легендой, как и для остальных превенторов. Они присягали охранять Контрабэллум столько, сколько потребуется, и при этом знали о нем только по той информации, что предоставляла им Скрижаль. Ее маленький цветной дисплей демонстрировал обитателям Периферии изображение улиц подземного города, освещенного тысячами ярких фонарей; современных домов; прекрасного ботанического сада с искусственными водопадами; установленного на центральной площади фонтана Радости; скульптуры Мудрого Отца, воздвигнутой горожанами в честь своих предков, чьи могилы остались в Одиуме… И все это было сооружено под огромным бетонным куполом, заменявшем гражданам Контрабэллума небосвод.
И сейчас Бунтарю предстояло узреть наяву всю эту рукотворную красоту и восхититься ею, как и положено восхищаться подлинными чудесами, порожденными гением человеческой мысли. В данном случае – мысли великого Претора…
Посланник уверенно нажал на кнопку и, пока открывались двери лифта, дал себе твердую установку ничему не удивляться, пусть даже сейчас на него из дверей хлынет вода, а все жители Контрабэллума окажутся с жабрами и плавниками. Не удивляться ничему и никому – вот лучший способ сохранить самообладание после длительного отсутствия на родине. Бунтарь стиснул зубы, и когда лифт открылся, решительно шагнул навстречу своей судьбе…
В целом, Контрабэллум оказался примерно таким, каким и представлял его себе Первый. То есть, городом, построенным в просторной пещере. С этим действительно был полный порядок – лифт привез посланника туда, куда нужно. Однако дальше ни о каком сходстве фантазий с реальностью уже нельзя было вести речь.
В чем Бунтарь всегда был доподлинно уверен и что подтверждали все до единой фотографии подземного города: электрического света в Контрабэллуме очень много. Город должен был просто купаться в свете, поскольку мощности городской электростанции с лихвой хватало и на Периферию, где даже по ночам не оставалось ни одного темного участка, а во всех домах имелись лампочки и электроприборы. Перебои со светом, конечно, бывали, но редко и ненадолго; Бунтарь мог припомнить лишь три или четыре таких случая за весь срок службы.
Именно о проблемах с электричеством первым делом подумал Бунтарь, ступив под своды огромной обжитой пещеры. Электричество в городе было, о чем свидетельствовали фонари, горящие вдоль улицы, на которую он вышел. Но улица эта являлась единственной освещенной во всем Контрабэллуме. Яркой световой полосой она пересекала погруженный во мрак город и, кажется, заканчивалась у каких-то ворот – отсюда Бунтарь не мог точно определить. Света вполне хватало на то, чтобы разглядеть противоположный край куполообразной пещеры и ее своды, но для освещения всего Контрабэллума зажженных фонарей было явно недостаточно.
Улиц в городе определенно имелось не меньше десятка, однако знакомых по снимкам зданий посланник не обнаружил. И виной тому было вовсе не отсутствие света. Все строения здесь оказались маленькими и однотипными. Они даже отдаленно не напоминали те сверкающие стеклами многоэтажки, какие ожидал увидеть Бунтарь.
Да и бетонный купол… Поразительно, но это, судя по фотографиям, самое грандиозное сооружение Контрабэллума отсутствовало напрочь. Вместо идеально гладкого и выверенного до миллиметра искусственного свода над городом нависали обычные камни, пусть и тщательно обработанные камнетесами. Тут тоже нельзя было ошибиться: разница между ожиданиями и действительностью была очевидна даже в полумраке.
«Ну ладно, ладно, без паники… Чего нет, того нет. В конце концов, я же не архитектурой пришел сюда любоваться, – махнул рукой Первый. – Помни: ты поклялся ничему не удивляться, поэтому держи себя в руках…Однако скажите-ка на милость, куда запропастились люди?»
Не верилось, что живущих на темных улицах горожан устраивал этот мрак. Разумеется, Бунтарь наблюдал сейчас вовсе не ординарное явление. Неполадка, которую в скором времени устранят, после чего над Контрабэллумом вновь засияют сотни электрических огней, а его граждане выйдут на улицы и опять начнут радоваться жизни… Да, скорее всего, так и будет. А сегодня позволить себе жить с комфортом могли лишь обитатели одной-единственной улицы в городе – той, что вела к лифту и на которой находился в данный момент Бунтарь.
Но и ее жители отказывались покидать свои дома, словно проявляя тем самым солидарность с согражданами из районов, лишенных электричества, – их обитатели почему-то не желали тянуться к свету и предпочитали отсиживаться в темных и неуютных комнатах.
Складывалось впечатление, что горожане поголовно чего-то боятся, причем так сильно, что избегают даже малейшего шума. Вместе с темнотой над Контрабэллумом нависла такая тишина, какой Бунтарь не ощущал еще ни разу в жизни. Даже самыми тихими ночами на Периферии всегда слышались пение птиц, стрекот цикад, плеск рыбы в озере, шелест листвы, а иногда и храп кого-нибудь из превенторов. Здесь же тишина была настолько глухой, что Первый без труда различал стук собственного сердца.
После стычки с перевозчиками Бунтарь и не рассчитывал на теплую встречу, но к темноте и полному безлюдью посланец оказался не готов. Он не стал кричать, чтобы обратить на себя внимание, – не позволило колючее чувство опасности, которую в Контрабэллуме можно было буквально ощутить кожей. Оглянувшись в последний раз на раскрытые двери лифта – ближайшего к нему источника света, – Бунтарь взял на изготовку пэйнфул и побрел по улице.
В этой гробовой тишине шум прибывшего лифта наверняка был слышен во всем городе – по крайней мере, превентор так думал. А значит, кто-нибудь из горожан рано или поздно заметит идущего по освещенной улице человека. После чего либо даст о себе знать, либо предупредит гостя об опасности, если она все же существует.
А что, если именно он и есть та самая опасность, из-за которой граждане Контрабэллума попрятались по домам и вырубили в городе электричество?..
От этой элементарной догадки ошарашенный Первый застыл на месте и призадумался, не забывая, однако, посматривать по сторонам. Не исключено, что запертые в шлюзе перевозчики нашли способ связаться с Претором и предупредить его о прорвавшемся в город нарушителе. И хоть Бунтарь не видел у перевозчиков Скрижалей, это отнюдь не означало, что у парней нет других устройств связи, о которых на Периферии не знают.
Значит, освещенная улица – это ловушка. Вероятно, ближе к центру – там, где фонари горят ярче, – на него уже устроена засада. Вступать в конфликт с горожанами не хотелось, но, убежав в темноту, он только укрепит их подозрения. Стычку у шлюза еще можно счесть досадным недоразумением, но игра в прятки с согражданами давала им право обвинить пришельца с Периферии во враждебных намерениях.
Нет, что бы ни ожидало превентора на этой улице, пусть даже самое худшее, он не станет бегать по городу, словно вражеский лазутчик. Ведь Контрабэллум – пусть даже такой мрачный и незнакомый – был родным и для Бунтаря тоже.
– Я вам не враг! – громко провозгласил посланник, нарушая гнетущее безмолвие. – Слышите меня, граждане Контрабэллума? Я – превентор, который присягал вам на верность! Я пришел с миром и не собираюсь нарушать присягу! На Периферии возникли серьезные проблемы, и мне нужно срочно поговорить с Претором! Помогите мне, прошу вас!..
Продолжая уверять попрятавшихся сограждан в своих мирных намерениях, Бунтарь постепенно дошел до места предполагаемой засады. Однако никто так и не набросился на превентора из-за домов и не стал стрелять в него электрическими разрядами.
Еще больше озадаченный превентор остановился под одним из фонарей и огляделся. Не верилось, что призывы посланника не были услышаны. По крайней мере, на этой улице крики гостя уже переполошили бы всех, в том числе и спящих. Бунтаря обрадовал бы любой ответ, даже если бы крикуна попросили заткнуться и не нарушать тишину, – кто знает, возможно, Контрабэллум жил по особому суточному циклу и горожане ложились спать, когда на Периферии царил день.
Посланник почему-то не подумал об этом раньше, но сейчас видел, что город вовсе не спит. Когда эхо от криков Первого улеглось, Контрабэллум снова объяла тишина, такая же плотная, как прежде. Бунтарь подошел к ближайшему дому и заглянул в окно, забранное изнутри жалюзи. Оно было приоткрыто, но темнота в здании не позволяла рассмотреть то, что происходит в комнате. Вернее, то, что уже произошло, ибо вряд ли там находился кто-то живой. С каждой минутой превентор все больше склонялся к мысли, что город попросту вымер…
Постучав в дверь и опять не получив ответа, превентор обнаружил, что она не заперта. Поэтому Первый решил, что если он ненадолго заглянет в дом, дабы выведать, что к чему, этот поступок не будет таким уж непростительным хулиганством…
В течение следующего получаса Бунтарь открыл для себя очень много интересного и пугающего одновременно. Он вторгся почти в два десятка домов на этой и соседних улицах и везде видел одну и ту же картину: комнаты, в которых, судя по всему, уже долгое время никто не жил.
И вообще, осмотренные посланником дома мало чем напоминали жилые. В них имелись помещения, приспособленные для отдыха, где стояли кровати, столы, кухонное оборудование и другие привычные Первому вещи. Но эти помещения были настолько тесными и неуютными, что даже периферийный изолятор казался на их фоне настоящим дворцом.
Основную же площадь исследованных Бунтарем зданий занимало оборудование, укрытое пылезащитными чехлами из прозрачной пленки. Всевозможное оборудование: от небольших настольных устройств до огромных, порой занимающих собой целые залы агрегатов.
Магистрали из разноцветных проводов, идущих от электрических щитов… Пульты с давно погасшими индикаторами и дисплеями… Хромированная сталь и мощная оптика… Штативы и сложные коленчатые манипуляторы, напоминающие человеческие руки… Металлические и стеклянные резервуары различной емкости… Герметичные камеры с массивными дверями и крепкими тройными стеклами… Столы и кресла с широкими пристяжными ремнями и зажимами; их назначение больше пугало, чем удивляло, поскольку было очевидно, что вряд ли кто-то станет ложиться и садиться в эти кресла по собственной воле… А также множество прикрепленных повсюду надписей, схем и таблиц. Если Первому и удавалось их прочесть, то понять смысл написанного он все равно не мог.
Превентор лишь приблизительно представлял, для чего предназначено все это оборудование. Оно немного походило на то, что имелось в травмопункте на Периферии, но количество и ассортимент здешней медицинской техники были на несколько порядков выше. Неужели обитатели подземного города настолько болезненны, что нуждаются в таком крупном больничном комплексе, занимающем чуть ли не половину Контрабэллума? А может, и больше – Бунтарь выборочно проверил дома лишь на трех улицах. Хотя, судя по пышущим здоровьем крепышам-перевозчикам, Первый бы так не сказал.
Именно они не давали превентору окончательно поверить в то, что Контрабэллум по неизвестной причине полностью вымер. А также электричество, которое имелось во всех обследованных Первым домах. Включив рубильник на одном из электрощитов, Бунтарь тут же оживил заброшенный дом, наполнив его ярким светом ламп, теплом обогревателей и мерным гудением вентиляционной системы. В городе не было проблем с электричеством – горожане просто отключили свет перед тем, как покинули это место.
«Зря волнуюсь, – рассуждал Бунтарь, шагая по темным улицам на сей раз совершенно без опаски. – Это всего лишь служебный район, где никто не живет. Этакий большой медицинский пункт, в котором сегодня уже нет той необходимости, как в первые годы жизни людей под землей, когда они еще только адаптировались к непривычной среде. А свет на улице включили перевозчики, когда проезжали по ней к лифту. Сам же Контрабэллум наверняка расположен в другой пещере. Я, кажется, видел на том конце улицы какие-то ворота. Уверен, туда-то мне и нужно…»
И замер, поскольку заметил неподалеку кое-что любопытное.
Невидимый с главной улицы из-за темноты окраинный район лежал в руинах, будто в центре его разорвалась мощная бомба. Что конкретно послужило причиной постигшей эту часть города трагедии, сказать было трудно, однако случилась она достаточно давно. В воздухе уже не пахло гарью, хотя пожар, судя по следам копоти на стенах зданий, здесь тоже имел место. Да и весь мелкий мусор был тщательно вычищен. Перед Первым громоздились лишь крупные обломки строений, снести которые без бульдозера было бы невозможно.
Превентор присмотрелся внимательнее, после чего удрученно нахмурился и поцокал языком. Походило на то, что взрыв разворотил едва ли не треть всех построек в пещере. Хотелось надеяться, что он случился уже после того, как горожане покинули данную пещеру, хотя логика подсказывала обратное: именно из-за взрыва это место теперь стало необитаемым. А значит, без человеческих жертв тут определенно не обошлось.
Поглощенный созерцанием унылых развалин, превентор поздно обнаружил другую весьма существенную деталь – надо сказать, достойную куда большего внимания, нежели следы былой катастрофы.
В окне одного из домов, что стоял впритык к стене пещеры и был заслонен другими зданиями, горел свет. Маловероятно, что покидавшие место трагедии горожане забыли выключить в том доме рубильник – педантично обесточив каждое здание, они не могли пройти мимо последнего дома со светившимися окнами.
Свет пробивался сквозь жалюзи и щель в неплотно прикрытой двери. Едва заметив во мраке столь многообещающий ориентир, Бунтарь, не раздумывая, направился туда. Кто бы ни находился в доме – дожидавшийся товарищей перевозчик или забредший сюда по служебной надобности медик, – ему волей-неволей предстояло дать ответы на все интересующие превентора вопросы…
Не желая напугать обитателей дома своим внезапным появлением, Бунтарь не стал входить без стука в открытую дверь.
Ответили не сразу. Превентор решил было, что строение и впрямь пустует, однако едва посланник взялся за дверную ручку, как из коридора за дверью послышался приглушенный расстоянием голос:
– Да здесь я, здесь! Входите, лейтенант! Что-то вы слишком долго! Признаюсь, я начал волноваться.
Бунтарь переступил порог и очутился во вполне обычном доме, похожем на те, что посланник сегодня неоднократно осматривал. Разве только планировка комнат была иной, но типичная для здешних домов обстановка – скупая на мебель и богатая на всевозможные технические диковинки, – создавала иллюзию, что ты здесь уже бывал.
Свет, который привлек внимание Первого, горел в маленькой тесной прихожей, а человек, отозвавшийся на стук, находился в одной из комнат дальше по коридору – там, где было включено освещение. Бунтарь смекнул, что его приняли за кого-то из перевозчиков. Поэтому перед встречей с горожанином снял с головы приметную превенторскую фуражку, по которой тот мог опознать гостя даже в полумраке. Опознать и немедленно кинуться в драку, чего сейчас никак нельзя допустить. А вот форма у превенторов и перевозчиков была почти одинаковая и, в случае конфликта, у Бунтаря имелся-таки шанс успеть вставить в свое оправдание хотя бы пару слов.
– Лейтенант?! – громко осведомился горожанин, видимо, не расслышав шаги посетителя. После чего обеспокоенно выглянул в коридор и столкнулся лицом к лицу с Бунтарем…
Горожанин явно не принадлежал ни к перевозчикам, ни вообще к какому-либо воинскому подразделению. Пожилой, низкорослый и полноватый, он выглядел абсолютно безобидно да и вел себя не так, как его сограждане, встреченные превентором наверху. Одежда хозяина этого жилища тоже не походила на военную: строгий черный костюм и под цвет ему рубашка с маленькой белой вставкой на воротничке, контрастирующей с однотонным одеянием незнакомца.
– Кто вы?! – Человек испуганно отшатнулся и попятился в глубь комнаты. – Я вас не знаю! Откуда вы и что вам здесь нужно?
– Не волнуйтесь, я не причиню вам вреда, – успокоил его Бунтарь и вкратце объяснил, зачем пожаловал. О потасовке с перевозчиками он предпочел помалкивать. Хотя бы до той поры, пока между ним и гражданином Контрабэллума не будет установлено взаимопонимание.
– Простите, откуда вы? – переспросил человек. – С Периферии? Но я никогда не слышал о такой организации! И ваша форма… – Прищурившись, он окинул Первого взглядом с ног до головы. – Ваша форма мне незнакома. Вы – из частной охранной фирмы?
Бунтарь не исключал того, что поскольку превенторам так мало известно о своем подземном городе, то и среди граждан Контрабэллума наверняка есть те, кто никогда не слышал об «Ундециме» и Периферии. Поэтому посланник поведал старичку о месте своей бессрочной службы и людях, которые помогают Первому оберегать Контрабэллум от пришельцев из Одиума.
«Подозрительно, что этот человек вообще ничего о нас не знает, – подумал Бунтарь перед тем, как начать свой рассказ. – Ведь я прибыл сюда с перевозчиками, а этим парням мы все же знакомы».
Однако, как выяснилось, на самом деле старичку было известно о превенторах. Едва Бунтарь обмолвился, что прибыл с внешнего форпоста, куда приходилось подниматься на лифте, как глаза горожанина изумленно расширились, а сам он совершил перед собой несколько странных перекрестных взмахов рукой – так, будто отгонял назойливых комаров, которые здесь не водились.
– О Господи! – взволнованно выдохнул старичок. Ноги у него подкосились, и он обессиленно плюхнулся на стул. – Так, значит, вы – один из них!.. Из тех, о ком говорил покойный мистер Хоторн! Вы – тот самый превентор, и вы сбежали! – Он снова воспроизвел свой непонятный жест, после чего покачал головой, так и не сводя с посланника ошарашенного взгляда. – Господи боже мой, что вы сделали с лейтенантом Биндером и его людьми? Вы их убили?
– С чего вы взяли? – полюбопытствовал Бунтарь, раздраженный тем, что все встреченные им сограждане почему-то упорно видели в нем недруга. – С Биндером… – или как его там? – все в порядке. И раз уж на то пошло, это он со своими людьми напал на меня и хотел оглушить вот этой штукой… – Превентор показал собеседнику трофейное оружие. – Я запер ваших друзей в шлюзе. Временно, разумеется. Просто я должен как можно скорее встретиться с Претором, а перевозчики хотели мне в этом помешать. А вы тоже, как погляжу, считаете меня врагом. Успокойтесь, никакой я не злодей. Я человек, охраняющий ворота Контрабэллума. И мне срочно нужна ваша помощь. Проводите меня к Претору, я задам ему несколько вопросов, а потом вернусь на Периферию. Клянусь, что никто при этом не пострадает.
– А если я откажусь? – еле слышно пробормотал старичок. – Что тогда?
– Значит, мне придется искать Претора самому, – пожал плечами Бунтарь. – И запереть вас здесь до моего возвращения, уж извините. Затем, чтобы вы не подняли напрасную панику. А если хотите, чтобы я вернулся скорее и освободил вас, не заставляйте меня бегать по Контрабэллуму и донимать расспросами горожан, а лучше расскажите, где живет Претор. Итак, вы согласны?
– Это… Это… Нет, этого просто не может быть! – сбивчиво затараторил мнительный горожанин. – Вы, видимо, не понимаете!.. То есть, да – вы совершенно не понимаете, о чем просите! Человек, которого вы называете Претором – мистер Хоторн, – он… он!.. О господи, даже не знаю, как вам это сказать… Кому-то другому сказал бы, а вот вам… Сроду не испытывал такого смятения!.. – Старичок совершил долгий мобилизующий выдох, после чего сразу сник и потупил взор. – Но, с другой стороны, должен же кто-то сообщить вам об этом. В общем, Претор… мистер Хоторн скоропостижно скончался две недели назад после автомобильной аварии. Примите мои соболезнования и знайте, что я скорблю вместе с вами.
– Претор умер? – переспросил Бунтарь, понятия не имея, как реагировать на смерть человека, которого он пусть когда-то и знал, но теперь абсолютно не помнил. – Вы правы – это и впрямь тяжелое известие для нас… Просто катастрофа!
Да, это было самое точное определение того, что случилось в Контрабэллуме. Претор мертв – и отсюда все беды на Периферии.
– И кто сегодня руководит Контрабэллумом? – поинтересовался Бунтарь, осознав только что услышанное и рассудив, что старичок все же говорит правду.
– Кто руководит?.. – Горожанин замешкался. – Вы имеете в виду научно-исследовательский институт Контрабэллум, который основал Крэйг Хоторн, ведь так? Или я вас неправильно понял?
– Какой такой институт? Я имею в виду город, который основал Претор, – уточнил Бунтарь. – Город, в котором вы живете и которому я служу. Так кто теперь руководит Контрабэллумом?
– Ах да, догадался: конечно же, город! – поспешно согласился носитель странного воротничка. Превентору не понравилась такая покладистость собеседника. От нее веяло неискренностью и страхом – вовсе не тем, на что рассчитывал посланник. Вряд ли от такого разговора будет много пользы, но кто еще, кроме этого человека, мог разъяснить Бунтарю, что случилось с привычным ему миром? – Я запамятовал: мистер Хоторн и впрямь говорил, что для вас Контрабэллум – это город… который надо оберегать… – И умоляюще посмотрел на потолок. – Милостивый боже, какое же суровое испытание ты мне выбрал!.. Что мне теперь делать, Крэйг?.. Я не имею права разглашать тайну твоей исповеди, но ведь ты же не предупредил, что мне придется общаться с превентором… Ладно, придется взять на душу этот грех. Как вас зовут, мистер?
– Первый… Или Бунтарь. Друзья называют меня и так, и так, – ответил посланник.
– Хорошо, если не возражаете, я буду называть вас «мистер Первый»… Так вот, вынужден сообщить вам, мистер Первый, что после смерти Крэйга Хоторна институт Контрабэллум, – позвольте мне называть вещи их настоящими именами, – полностью прекратил свое существование. Все его движимое и недвижимое имущество перешло к племяннику мистера Хоторна, его единственному наследнику и деловому преемнику – крупному бизнесмену Мэтью Холту. Его собственностью стали в том числе и вы, мистер Первый, и десять ваших друзей-превенторов. Вы меня понимаете?
– Не совсем… Скажите, как мне вас называть?
– Ох, извините, я так переволновался, что забыл представиться. Я – патер Ричард Пирсон, священник церкви Приюта Изгнанников. Называйте меня просто «патер».
– Чем вы занимаетесь в Контрабэллуме, патер?
– Я там не работаю, мистер Первый. Всю свою жизнь я служу Господу и святой Церкви.
– Погодите-ка… – вконец сбитый с толку Бунтарь отложил пэйнфул и тоже уселся на стул. – Те двое, кому вы служите… Их имена кажутся мне знакомыми, но я затрудняюсь вспомнить, кто они такие.
– Сейчас не об этом речь, – отмахнулся Пирсон. – Но раз уж вы свалились мне как снег на голову, я искренне хочу помочь вам разобраться в ситуации. Видите ли, мистер Первый: все, что до сего момента вам было известно о Контрабэллуме, Крэйге Хоторне и о вас самих, мягко говоря, не соответствует действительности. Я немного в курсе ваших представлений об окружающем мире, разве что плохо ориентируюсь в изобретенной Крэйгом терминологии. Поэтому постараюсь изъясняться так, чтобы вам было понятно, о чем я говорю. Контрабэллум – это не город, а военный научно-исследовательский институт. И он – как бы это поточнее выразиться – не живет отдельно от всего остального мира, а является всего лишь его частью. Да, действительно, Контрабэллум расположен под землей, но это объясняется только секретностью исследований, которые когда-то в нем проводились. Иных причин для такой обособленности не было и нет. А мистер Хоторн – основатель этого института и человек, придумавший для вас легенду о подземном городе, жители коего решились на добровольное отчуждение от человечества.
– Но для чего это было придумано? Неужели мы охраняли бы Контрабэллум-институт не так преданно, как Контрабэллум-город? И зачем потребовалось стирать нам память?
– Не торопитесь, мистер Первый, – попросил патер Ричард, – и приготовьтесь выслушать и принять те горькие истины, которые я вам сейчас открою. Возможно, будь на моем месте кто-то другой, он никогда не оказал бы вам подобную услугу или предпочел ложь правде. Но те силы, которым я служу, запрещают мне лгать, какой бы жестокой ни являлась порой известная мне правда… При жизни Крэйг Хоторн был крупной деловой фигурой и главой военно-промышленного концерна. А также моим добрым другом. Он всегда жертвовал большие деньги на нужды нашей церкви, так как с детства был воспитан набожным человеком… Иными словами, свято верил в те же идеалы, что и я, хоть при этом и работал на военную промышленность… Скажите, мистер Первый, вам известно, что такое деньги?
Превентор кивнул. Благодаря Скрижали, он имел представление о деньгах – главной движущей силе Одиума, на которой строились практически все отношения между его обитателями – от деловых до внутрисемейных. Разумеется, Бунтарь догадывался о том, что строительство Контрабэллума тоже не обошлось без огромных денежных вложений. И техника для полного самообеспечения жизни добровольных затворников собиралась в свое время на заводах Одиума явно не бесплатно. Поэтому для превентора не стало откровением, что основатель Контрабэллума обладал солидными капиталами и умел их приумножать. В отличие от остальных загадок личности Претора, эта волновала Бунтаря меньше всего.
– В последние двадцать лет, когда Крэйг Хоторн начал работать исключительно на военно-промышленный комплекс, его пожертвования на благие дела участились, – продолжал Пирсон. – Видимо, таким образом он стремился искупить тот грех… то неприятное для Крэйга обстоятельство, что ему приходилось заниматься разработкой и производством средств для ведения войн. Контрабэллум был лишь одним из многих проектов Хоторна и, пожалуй, единственным, о котором Крэйг сожалел. Однако я узнал о Контрабэллуме всего за два дня до смерти моего друга. Его состояние было безнадежным, и поначалу я полагал, что меня вызвали в больницу исповедовать Крэйга… Вообще-то, это и была исповедь – ведь в свои последние часы Хоторн думал только о вас и о том, что с вами будет после его смерти. Крэйг находился в сознании, но его рассудок к тому моменту был уже не слишком ясным да и сил оставалось совсем немного. Так что, сами понимаете, Хоторн рассказал мне о превенторах совсем немного. И еще попросил скопировать один файл, что имелся у него при себе, в личной информ-консоли. Вот этот документ…
Патер Ричард повернулся к столу, заставленному погасшими мониторами и другим оборудованием. После чего снял с пояса компактное устройство, очень похожее на Скрижаль, только с гораздо большим количеством кнопок. Бунтарь смекнул, что видимо это и есть информ-консоль, только не та, о которой упоминал Пирсон, а его персональная. Скопированный у Хоторна файл, очевидно, находился на ней.
Положив информ-консоль на стол, патер нажал на ней и на ближайшем мониторе какие-то кнопки. А через миг на дисплее появилась картинка, транслируемая консолью посредством встроенного в нее передатчика. Пирсон отстегнул от прибора миниатюрный пульт дистанционного управления и начал с его помощью просматривать всевозможные изображения, меняя их на дисплее одно за другим.
Ничего не говорящие Бунтарю таблицы сменялись такими же незнакомыми схемами и формулами, а затем опять таблицами. За ними пошли графики, похожие на те, что рисовал превентор Зоркий в журналах наблюдения за погодой – Лидер заставлял его вести подробные дневники и отмечать в них все, что происходит на Периферии.
– И что это за документ? – в нетерпении спросил Бунтарь, ничего не смысля в загадочных манипуляциях Пирсона.
– Он касается непосредственно вас, мистер Первый, – отозвался патер, не отвлекаясь от работы, – а также ваших друзей-превенторов. Ведь именно из-за вас и был организован институт Контрабэллум. Вот, пожалуйста, взгляните.
И он указал превентору на дисплей, на котором возникло очередное изображение. Но на сей раз это были не схемы и таблицы, а одиннадцать небольших фотографических портретов, занявших вместе с короткими комментариями весь экран.
Бунтарь подсел к столу. Превентор уже узнал лица, которые продемонстрировал ему патер, – это были лица бойцов «Ундецимы», – и теперь желал прочесть, что написано под фотографиями.
«Превентор №1» – гласило пояснение под портретом Бунтаря, сделанное, по всей видимости, пять лет назад, до того, как Первого поразила амнезия; по крайней мере, он не припоминал, где и когда позировал перед фотокамерой. Взгляд у него был отсутствующий и неживой, словно перед съемкой превентора заморозили заживо.
Собратья выглядели на фотографиях ничуть не лучше, и Первый предположил, что обитателей Периферии засняли не до, а сразу же после процедуры стирания памяти. Вряд ли кто-нибудь из превенторов сумел бы в тот момент воспользоваться Скрижалью; в таком заторможенном состоянии и ложку до рта донести – целая наука. Что ж, теперь Бунтарь хотя бы знал, какими были он и его соратники до того, как их выгнали на Периферию. Возможно, и хорошо, что они не помнили этот малоприятный этап своей биографии.
«Превентор пробный, универсальный, – прочел Бунтарь дальше. – Сильное отклонение от норм по всем приоритетным параметрам (результаты см. в таблице А). Трансформация не окончена. Дальнейшее участие в проекте «Превентор» невозможно по состоянию здоровья. Рекомендовано зачислить в состав резервной группы до особого распоряжения руководителя проекта».
Аналогичные комментарии сопровождали и остальные фотографии. У всех превенторов наблюдались «отклонения от норм по приоритетным параметрам», и все товарищи Бунтаря были отчислены из проекта по состоянию здоровья.
Бунтарь взглянул на комментарий под портретом Невидимки. Единственное отличие Одиннадцатой от остальных превенторов заключалось в том, что у нее загадочная трансформация была доведена до конца. Однако этого достижения явно не хватило, чтобы перевесить прочие недостатки, и Претор Хоторн (а может, кто-то из его коллег) исключил Невидимку из проекта «Превентор» вместе с остальными.
– Вы понимаете, что это значит? – спросил Бунтарь Пирсона, кивнув на дисплей.
– Лишь в общих чертах, – покачал головой патер Ричард. – Перед смертью Крэйг пытался облегчить себе душу, рассказав мне о Контрабэллуме и об одиннадцати превенторах, которые до сих пор думают, что охраняют несуществующий подземный город. Создавая Контрабэллум, Хоторн готовил вам иную судьбу. Судя по названию института – а Крэйг никогда не давал своим проектам пустые названия, – изначально превенторов ожидала участь неких миротворцев – людей, способных предотвращать вооруженные конфликты. Но в итоге все обернулось совсем не так, как планировал мой друг.
Патер тяжко вздохнул.
– Хоторн сказал, что в самом Контрабэллуме сегодня не осталось информации о превенторах, – продолжил он немного погодя. – Проект полностью свернут три года назад, и вся институтская база данных отсюда удалена.
– Проект свернули по причине взрыва? – попросил уточнения Бунтарь.
– Взрыва? – переспросил патер. – Вы говорите о тех развалинах, что находятся неподалеку? Да, я тоже обратил на них внимание… Нет, мне неведомо, почему свернули проект. Вполне возможно, что из-за аварии. Хоторн сумел дать мне для ознакомления лишь тот материал, что хранился на его информ-консоли, а там ни о взрыве, ни о чем-либо подобном не упоминалось. Меня же так взволновала причина, не позволяющая моему другу умереть спокойно, что я сумел по знакомству раздобыть позавчера у секретаря Холта пропуск в Контрабэллум. По этому пропуску мне удалось попасть сюда вместе с группой снабжения вашего подразделения. Даже не знаю, что я собирался тут отыскать. Просто хотел взглянуть на то место, которое умирающий Холт назвал рукотворным Адом, который он когда-то создал…
– Что за группа снабжения? – осведомился Бунтарь.
– Ее сотрудники входят в состав подразделения по охране Контрабэллума, – пояснил Пирсон. – Другого – того, которое в действительности охраняет этот секретный объект. В свое время институт был основан на месте армейской базы, и формально эта территория до сих пор закреплена за военными. Хоторн финансировал ваше содержание из своего кармана, откуда также приплачивал и военным, чтобы они регулярно поставляли вам продовольствие, медикаменты и необходимые вещи.
– Если институт на самом деле охраняют солдаты, кто же тогда мы? – удивился Бунтарь. – Об этом что-нибудь сказано в ваших файлах?
– Возможно, и было сказано, но… – Патер замялся. – Не знаю, или я так волновался, что допустил ошибку при их копировании, или они изначально были повреждены… В общем, на мою информ-консоль попали лишь жалкие фрагменты отчетов, ценность которых по сути равна нулю. Кроме этих фотографий, я скачал у Хоторна еще уйму сравнительных таблиц и графиков, но в них только числа и больше ничего нет. Обидно, конечно, однако кое-какие выводы можно сделать и на этой скудной основе.
Пирсон удалил с монитора фотографии и вывел на него большую таблицу, разбитую на одиннадцать пронумерованных столбцов – единственный фактор, по которому Бунтарь, не имея под рукой консультанта, смог бы догадаться, что данный материал имеет отношение к «Ундециме».
– Взгляните на даты, мистер Первый, – попросил Ричард, поочередно указав на итоговые графы в таблице. – Более поздних упоминаний о вас и ваших друзьях в переданных мне Крэйгом файлах нет.
– Таблица составлена пять лет назад, – прокомментировал увиденное Бунтарь. – Вероятно, незадолго перед тем, как нас отправили на Периферию.
– Совершенно верно, – подтвердил патер. – Но я ведь говорил вам, что Контрабэллум был закрыт три года назад. Как вы думаете, чем же сотрудники института занимались целых два года после того, как выдворили вас на поверхность?
– Готовили других превенторов, – предположил «забракованный». – Тех, что удовлетворяли всем требованиям Претора и Контрабэллума. Поэтому, возможно, где-то есть другая Периферия, на которой…
– Сомневаюсь, мистер Первый, – перебил его Пирсон. – Из этого подземелья действительно есть второй выход, через который я попал сюда вместе с солдатами, но стерегут эти ворота уже не превенторы, а военные. А ваша Периферия, как я догадался, – всего лишь охраняемая территория у аварийного выхода, сделанного в институте на случай затопления, пожара или еще какого-нибудь стихийного бедствия. Насколько я в курсе, иных выходов, помимо этих двух, отсюда нет… Понимаете, мистер Первый, ваша группа – это всего лишь начальная партия подготовленных Контрабэллумом превенторов. Вы исполняли функции этаких пробных камней, на которых ученые института оттачивали какие-то новые прогрессивные технологии. Но так, очевидно, задумывалось изначально. В процессе исследований вы надорвали здоровье, утратили память, и поэтому вас исключили из проекта. Вы стали неспособны выполнять те задачи, которые собиралось возложить на превенторов их будущее командование. Безусловно, мои слова причиняют вам боль, но вы…
– Боль? – в свою очередь перебил Бунтарь Пирсона. – Патер, я плохо представляю, как слова вообще могут причинять боль, но то, что вы сейчас сказали, звучит довольно неприятно. Мы пять лет охраняли Периферию и считали, что в этом наше предназначение. А теперь выяснилось, что «Ундецима» – нечто вроде картофельной шелухи, которую наш повар ежедневно спускает в утилизатор.
– Не говорите так, мистер Первый, – возразил Пирсон. – Прежде всего, вы – такие же люди, как все остальное живущее на Земле человечество! Вы созданы по образу и подобию нашего Высшего Творца, и никто не вправе считать вас отбросами. Я, Крэйг Хоторн, вы и другие превенторы – все мы равны перед Создателем, какой бы судьбой он нас ни одарил. Гордитесь тем, что вы – человек, обладающее бессмертной душой любимое дитя Творца, и ваша жизнь никогда не будет казаться вам ошибочной.
– Красивые слова, патер, – заметил Бунтарь. – И совет ваш мне тоже нравится, хотя сомневаюсь, что я им воспользуюсь. Просто я всегда считал, что гордость никогда не доводит до добра… Надо полагать, Создатель – это и есть тот Господь, которому вы служите? Это он сотворил меня, вас и остальной мир?
– Воистину так, мистер Первый, – Пирсон смиренно склонил голову. – И что бы в дальнейшем вам ни пришлось на сей счет услышать, помните: патер Ричард сказал вам правду и только правду.
– Что ж, если это так, значит, вашему… вернее, нашему всемогущему Создателю не составит труда вернуть мне память, – подытожил превентор. – Это наверняка позволит мне самому вспомнить, кем я был, прежде чем связался с Контрабэллумом. Попросите Творца исправить ошибку Хоторна, раз уж сам Претор теперь не в состоянии этого сделать.
– Я непременно выполню вашу просьбу, как только вернусь в церковь, – кивнул патер. – Но знайте, что вы должны будете попросить об этом Создателя вместе со мной.
– И он меня услышит?
– Непременно, мистер Первый.
– Хорошо, я попробую… когда выберусь на Периферию. Боюсь, отсюда – из-под земли – Творец мою просьбу просто не расслышит.
– Так вы все-таки решили вернуться назад, мистер Первый?
– Да, патер. Товарищи ждут меня с новостями, и я обязательно перескажу им все, о чем вы мне только что сообщили. Вряд ли мне поверят без доказательств, но кто будет сомневаться, того я пошлю сюда – пусть увидит правду собственными глазами.
– Я бы мог предложить вам отправиться со мной, – заявил Пирсон. – Мы привлекли бы к вашей проблеме внимание общественности, рассказали миру о Контрабэллуме и экспериментах, что здесь проводились. Я – служитель Церкви! Уверяю вас, к моему слову непременно прислушаются.
– И что потом? – поинтересовался Бунтарь, не слишком вдохновленный перспективой путешествия в Одиум.
– Как что? – удивленно вскинул брови патер. – Да вы, видимо, еще не осознали всю сложность вашего положения, мистер Первый! Крэйг Хоторн – человек, все эти годы заботившийся о вас, почти как о приемных детях – мертв! Ваше финансирование либо уже прекратилось, либо прекратится в ближайшее время. Племянник Крэйга – Мэтью Холт, – унаследовал от Хоторна пост президента концерна и уже публично заявил о ликвидации убыточных проектов покойного дядюшки! Неужели вы думаете, что Мэтью станет заботиться об одиннадцати превенторах, которых в свое время признали негодными к службе?
– Как же он с нами поступит? Выгонит с Периферии?
Патер Ричард ответил не сразу. Было очевидно, что он знает ответ, но не решается произнести его вслух. Однако все-таки заставил себя это сделать, как бы ни тяжело было Пирсону знакомить превентора со своими откровенно мрачными прогнозами.
– Вас готовили в секретном военном институте, – вымолвил наконец патер. – Для чего конкретно – ни мне, ни даже вам неизвестно. Но обратите внимание: Хоторн побоялся отпустить вас на свободу, предпочтя ей весь этот спектакль с подземным городом. Крэйг опасался каких-то нежелательных последствий, которые могли возникнуть, окажись вы за пределами Контрабэллума. Но Крэйг пожелал лично заботиться о вас, а не определять на попечение в какой-нибудь закрытый ветеранский приют. И все потому, что мой друг был добросердечным человеком. А Мэтью Холт – это акула бизнеса. Он беспринципен и не станет тратить время и деньги на то, что ему невыгодно. А пожизненное содержание одиннадцати превенторов вряд ли можно назвать выгодным вложением средств. И на волю Холт вас тоже не отпустит – он и подавно испугается последствий, которые могут испортить ему карьеру и репутацию. Все документы, доказывающие ваше существование, хранятся где-то за семью замками. Поэтому никто не станет беспокоиться, если одиннадцать невостребованных превенторов вдруг исчезнут без следа. А вместе с ними и многие проблемы, доставшиеся Холту в наследство от дядюшки.
– Нас что, казнят, словно преступников? – неуверенно полюбопытствовал Бунтарь.
Патер вновь тяжко вздохнул и молча развел руками: мол, понимайте, как знаете. Превентор воспринял этот жест как положительный ответ.
– Сегодня утром над Периферией кружил подозрительный геликоптер, – признался Первый. – На нем было написано «Звездный Монолит»…
– Вот вам и доказательство! – воскликнул Пирсон, не дав собеседнику договорить. – Именно так называется концерн Хоторна… Вернее, Холта.
– И что, по-вашему, это может означать?
– Все, что угодно, мистер Первый, – пожал плечами Пирсон. – В том числе и то, о чем мы сейчас говорили.
– Вот что, патер… – Бунтарь поднялся со стула, поняв, что возвращение на поверхность не требует отлагательств. – Думаю, вы – честный человек. Не знаю почему, но я вам верю. Даже удивлен, что в Одиуме живут такие отзывчивые люди, как вы. И если вы стремитесь нам помочь, то возвращайтесь к себе в церковь и расскажите людям все, что о нас знаете. А я попробую убедить своих товарищей покинуть Периферию и довериться вам и вашим покровителям. Будем надеяться, что всем нам повезет. Кого бы ни готовили из нас в Контрабэллуме, мы – вполне нормальные люди и не желаем причинять никому зла.
– Что ж, да поможет нам с вами Господь, мистер Первый, – изрек Пирсон и снова воспроизвел свой жест, только на сей раз перекрестив не себя, а Бунтаря.
Превентор решил, что отныне знает смысл этого жеста. Патер отмечал превентора незримым символом, по которому могучая сила, которой служил Пирсон, будет определять Первого как друга. Бунтарь искренне надеялся, что знак этот сохранится надолго, поскольку ждать помощи отверженным превенторам больше неоткуда…