Глава 3
Мы встретились на рассвете, на планерной площадке группировки. Площадка была скрыта высоченным забором, чтоб не мог сунуть нос ни один местный. Из приземистого ангара, адски фыркая, выползала тягловая черепаха, транспортирующая потрепанный планер с намалеванным на борту даггошским флагом. Форма планера копировала гигантского птеродактиля, которых здесь почему-то называли драконами.
К планеру уже шли два человека в такой же, как у меня, экипировке без знаков различия. Двое из нашей тройки напоминали земных солдат только белым цветом кожи – никаких опознавательных знаков на форме не было. Третьим был черно-желтый полуорк.
– Ну, с богом, сержант, – сказал полковник Назуз, слегка обнимая меня и хлопая по плечу. – Вернешься – к ордену представлю, – добавил он, но я не оценил шутки. – А не вернешься, так уж наверняка.
– Вернусь, будьте спокойны, – пообещал я и двинулся к допотопному летающему монстру.
Мысли в голове бродили не самые радостные. По-моему, отправлять диверсионную группу в планере, который сперва должен разбомбить оружейные склады мятежников, – верх бестолковости. Диверсантам нужна скрытность, а бомбардировщик наведет шороху – мама, не горюй! С другой стороны, так же могут думать военные аналитики Черного Шамана. Стало быть, им и в голову не придет, что бомбардировщик вдобавок доставил отряд беспощадных ночных убийц.
Нет, все равно ерунда! А для чего взяты бойцы из разных подразделений? Какая может быть у нас боевая слаженность? Н-да, похоже, дела и впрямь идут отвратительно, раз командование «небесных повязок» устраивает авантюры, больше похожие на клоунаду, чем на боевую операцию. Или все еще хуже и дебилизм задания объясняется тем, что у военного руководства от жары мозги превратились в кисель.
С другими диверсантами я встретился уже на борту планера, замаскированного под аппарат Правительственных войск Даггоша. Ни цветом, ни опознавательными знаками «птеродактиль» не отличался от тех развалюх, что до сих пор эксплуатировались гоблинской армией.
– Федор! – весело вскричал черно-желтый боец, и только тут я понял, что передо мной Зак Маггут собственной персоной. Орк задорно скалился. – Извини, кока-колы не захватил.
– Ничего, – улыбнулся я. – В ручье пойло не хуже. У меня и таблетки есть.
Вторым напарником оказался рослый и загорелый, как все тут, француз по имени Люсьен. Это и был снайпер. Впрочем, вид он имел настолько добродушный, что казалось, надень он рясу – и готов кюре в каком-нибудь деревенском приходе. Судя по чертам лица и форме черепа, среди предков Люсьена встречались представители Старшего Народа, но какого именно – понять было сложно.
Планер установили на стапеля разгонной катапульты. В кабину забрался беспрерывно кривляющийся и хихикающий пилот-гремлин. Еще несколько гремлинов, визгливо переругиваясь, прилаживали под крылья разгонные ракеты, а к фюзеляжу горшки с горючим составом для бомбардировки.
Солнце уже показалось над джунглями, и чувствовалось, что сегодня оно будет таким же свирепым, как всегда. Ну да ничего, на высоте все равно прохладно.
– Понеслась! – крикнул гремлин и дернул стартовый рычаг. Планер рванулся вперед так, что у меня зубы клацнули.
Плавно развернувшись на высоте в десяток метров, планер заскользил к реке. Лететь предстояло над нею. Внизу мелькнули задранные лица военных, некоторые из служивых махали вслед планеру. Гремлины-механики скакали как сумасшедшие.
Но я уже сосредоточился на проносящемся внизу пейзаже. Промелькнули последние нищие халупы, и планер вырвался на простор. Ширина реки тут метров тридцать, заросли подступали к ней сплошной стеной. Кое-где были заметны делянки земледельцев, но вот и они остались позади.
Через десять минут пилот врубил первую пару разгонных ракет. Раздался жуткий вой, планер начал набирать скорость и высоту. За ним протянулся длинный след воды, взбаламученной вихрем раскаленного воздуха. Прибрежные заросли гнулись и мотались. Слева по борту мелькнуло место слияния рек Касуку и Ломами, а между ними, на остром мысе, – город Дхем. Я не сомневался, что любой его житель смог бы разглядеть на боку планера правительственный знак. Наверняка сейчас кроют на все лады «сволочных киафу»!
Через пять минут гремлин сбросил выгоревшие ракеты и развернул планер к высокому берегу, поросшему кустами. Поднял машину еще выше. За косогором начинались заросли погуще, там-то и находился вход в пещеру, оборудованную мятежниками под склад боеприпасов. Хитрые гоблины пытались спрятать входной проем за скальным обломком, но для пылающего масла, способного проникнуть в любую щель, это не препятствие.
Когда гремлин сбросил горшки с горючим маслом, корпус машины вздрогнул, потом донеслись едва слышные за ревом мотора хлопки разрывов. Полыхнул ослепительный огонь.
Пилот тотчас кинул планер обратно к реке, стремясь снизиться и отлететь подальше. За спиной рвануло так, что аппарат клюнул носом, чуть не врезавшись в воду, но гремлину удалось выровнять его. Поверхность воды зарябила от обломков, валящихся с неба.
Только что я до побеления суставов цеплялся за поручень, но теперь расслабился и вытер внезапно вспотевший лоб.
– Un-fucking-believable! – перекрывая гул моторов, вскричал Зак и поднял большой палец. Они с Люсьеном обменялись хлопком ладонями. Как будто утку, блин, на охоте подстрелили, а не взорвали склад с боеприпасами. Хорошо еще, если разведка не ошиблась и мы действительно разгромили военный объект мятежных гоблинов. А если это мирный склад с квашеным салом гиппопотамов?
Я обратил внимание, что Зак глядит на француза с удивлением и незаметно потирает отшибленную ладонь. Заметив мой взгляд, орк уважительно покачал головой. Рука у Люсьена оказалась на редкость тяжелой.
Планер тем временем повернул на северо-восток. Пилот запалил вторую пару ракет. В сорока километрах от разгромленной пещеры находился следующий намеченный к уничтожению объект. Если дело пойдет так же быстро и успешно, за час-два можно управиться со всеми, а затем и приступить ко второй фазе операции.
Прибрежные джунгли поредели, местами появились проплешины саванны с пасущимися на ней стадами копытных. Заслышав вой разгонных ракет, животные срывались с места и мчались куда попало, уходя с дороги «птеродактиля». Гремлина страх бедных животных веселил до судорог. Он едва ли не плясал в своем кресле, однако, на наше счастье, штурвал не выпускал.
Мелькнув в поле зрения поселян – чтоб запомнили дезинформирующий бортовой знак, – планер зашел на второй объект, и ситуация повторилась. За исключением того, что метать горшки пришлось в центр довольно густого леска. Взрывная волна настигла планер, когда он рвался вверх и в сторону от эпицентра. Но пилот был настоящим асом и за секунды выправил крен.
Впереди оставался самый удаленный от столицы склад оружия.
Там-то и ожидал нас сюрприз. Не успели мы совершить показной пролет в пределах видимости поселян из ближайшей деревни, как из зарослей ударили молнии ручного жезла. Парусиновая обшивка на небольшом участке обуглилась, один из иллюминаторов покрылся тонкой сетью трещин.
Гремлин визгливо выругался и попытался добавить высоту, чтоб уйти от опасных кустов. Но разгонные ракеты уже догорали, и планер почти не ускорил ход.
С земли скользнула толстая дымная спираль, оканчивающаяся пылающим глазом файербола. В следующую секунду планер содрогнулся от тяжелого удара. «Птеродактиль» клюнул носом и стал заваливаться набок. Я вцепился в поручень обеими руками и сквозь иллюминатор увидел новую вспышку.
Тут же в корпус уходящего аппарата ударил второй огненный снаряд, заставив планер рыскнуть. Точно гигант наподдал могучим пинком. Пилот не сдавался, тянул и тянул планер все дальше. Пахло удушливым дымом – парусина на крыльях, хоть и была пропитана препятствующим возгоранию составом, начала тлеть. Параллельным курсом прошла третья дымовая стрела, тоненькая и с виду совсем не страшная. Совершив кульбит, развернулась, устремилась навстречу планеру. В тот же миг стекло перед пилотом брызнуло осколками. В салоне засвистел ветер. Гремлин свесил голову набок, и я, находясь в каком-то отстраненном состоянии сознания, заметил струйку крови на его шее.
– Fucking shit! – взревел Зак.
Планер летел по пологой траектории почти параллельно земле. Казалось, он и не падает вовсе. Но это ощущение было обманчивым. Очень скоро брюхо коснулось верхушек пальм. А еще через мгновение одна из веток какого-то дерева со скрежетом пробила фюзеляж, зацепила мою ногу жесткими листьями и тотчас сломалась.
Грузно, медлительно и словно нехотя «птеродактиль» скользил вниз, подминая под себя яркую растительность. Птички и мелкая живность прыснули в стороны. Последовал еще один удар, и наступила полная тишина.
– Жив кто-нибудь? – сипло проговорил я через минуту.
Все мышцы отчаянно болели. Взгляд наткнулся на искореженный жезл. Задняя часть у него аккуратно, будто кусачками, была отделена от боевой и свисала на ремне в рваную дыру в днище планера. Через дыру было видно, что мы застряли в паре метров над землей. Я выругался.
С противоположной стороны отсека, из месива листьев, донеслось сдавленное сопение, и наружу высунулась потная физиономия Зака. Глаза его, распахнутые до предела, сверкали словно плошки с горящими фитилями.
– Пора сматываться, командир, – сказал он. – Или засаду устроим?
– Спятил? Нет у нас такой задачи. Эй, Люсьен! Жив, что ли?
Француз не ответил. В сердце шевельнулся холодный червячок. Передвигаясь на коленях, я подобрался к снайперу, перевернул тяжелое неподвижное тело и присвистнул.
– Черт, что это за хрень собачья?
Француз был мертв – ствол дерева пронзил его грудь насквозь. У солдата не было никакого шанса выжить. Но главным было вовсе не то, что Люсьен погиб. Между рваных краев сквозной дыры в его груди виднелось месиво блестящих внутренностей. Серебро и бронза, трубки из прозрачного кварца, по которым струилась зеленая жидкость, какие-то гладкие пластинки из полированной яшмы. И клубки волосатых подергивающихся корешков, которыми все это было затянуто, как паутиной.
Одна из веток задела мертвеца по лицу, содрав крупный пласт кожи вместе с глазницей. Слегка выщербленная бронза черепа казалась матовой. На лбу из-под содранной кожи виднелись завитушки эльфийской надписи. На месте пострадавшего глаза торчал телескопический штырь с желтой линзой. Содранный кусок кожи, с которого капала тягучая жидкость, так и болтался нашпиленным на ветку – она прошла сквозь бывшую глазницу.
– Fucking gay… – услышал я шепот черного соратника. – Что это за терминатор?
– Наверное, голем. Или гомункулус. Говорят, эльфы держат самых башковитых гремлинов в концлагерях, чтобы те изобретали всякие технические штуковины. Единение с природой штука хорошая, но без техники все равно не обойтись.
– То-то я смотрю, у него мышцы, как стальные, и одна лапа весит, как моя тетушка. А это универсальный солдат, оказывается! Абсолютное оружие, так сказать.
– Рад, что его прикончило дерево, – признался я. – Не доверяю гомункулусам. Тем более замаскированным под человека. Наверняка у него было задание убить после Шамана и нас. Как опасных свидетелей.
– Перестань меня пугать. Все роботы подчиняются первому закону роботехники и не могут причинить вреда людям.
– Что ты несешь? Это же не человеческое изобретение. Не киберняня, а машина для уничтожения. Дестроер, понял? У эльфов и гремлинов мораль вообще другая, они же не люди. Кстати, о гремлинах. Проверь-ка, что там с пилотом.
Я нашарил под растительным месивом вещмешок и снайперский жезл Люсьена. Это было хорошее магическое устройство модификации «Глаз дракона», по возможностям близкое к боевому посоху. У него имелся удобный прицел, использующий оптическую магию, и подствольный метатель файерболов. Второй подобный жезл имелся у Зака, хоть и без продвинутого прицела. Представляете! А мне полковник Назуз запретил брать мощное оружие. Настоящая дискриминация!
Маггут все еще ковырялся в кабине.
– Ну? – резко спросил я.
– Погиб, – отозвался Зак. – Осколки попали в голову и грудь. Shit!
– Он-то хоть настоящий гремлин?
– Вроде да. Кровищи с ведро натекло!
– Забери у него карту, и сваливаем.
Коротким ударом ноги я выбил дверцу, которую перекосило, но чудом не заклинило напрочь. Под брюхом планера тяжело плескалось растительное море – не такое густое, как в джунглях, но и не соломенно-желтое и колкое, как в саванне. Что-то среднее, но наверняка кишащее змеями и ядовитыми насекомыми.
Увесистый вещмешок бухнул по ногам, когда я спрыгнул. Тотчас по телу прокатилась тупая боль – ни мышцы, ни кости еще не отошли после жесткого столкновения планера с деревом. Следом вывалился Зак. Кажется, орк чувствовал себя неплохо, хоть и хмурился, кривя толстые губы.
– А твой собственный жезл где? – спросил он.
– Конец ему, – сказал я. – Обломки там бросил. Но у меня еще поясной есть.
Мы отошли на несколько десятков метров от тлеющего планера.
– Подствольник к бою, – хмуро приказал я. – Двух файерболов должно хватить. Засадишь под брюхо, чтобы в горючие горшки попасть. Как же хорошо, что они не рванули во время падения!
Я прислушался к природным шумам, но ничего подозрительного не уловил. Разве что птицы, оправившиеся после падения планера, вновь начали замолкать, будто их что-то пугало. Зак навел жезл на далекого уже «птеродактиля» и выстрелил.
Столб огня взметнулся к небу, охватывая ближайшие пальмы и траву. Над головой взвизгнули осколки, сверху осыпались срезанные ими листья.
– И одного хватило, – проворчал Зак и криво осклабился. – Прощайте, ребята… То есть пилот.
– Мы достойно похоронили его. И этого монстра, надеюсь, тоже.
– Сувенир остался! – Зак помахал искусственной кожей с черепа гомункулуса и вновь спрятал его в самом дальнем кармашке обмундирования.
– Выброси эту гадость… Сгниет же.
– Вот еще. Эльфийские штуковины не гниют! Внукам буду показывать. Ну, что дальше?
– Будем выполнять боевую задачу.
– После всего, что произошло? Вы, русские, настоящие герои, – неодобрительно проворчал орк.
– Ну, так и есть! – согласился я. – К тому же, брат, я влип по уши. Не грохнем этого Шамана, на меня столько собак навешают, что не миновать трибунала.