Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть. 1. Зачем я живу? (Т. Н. Райт, 2011)

Чем я должен заниматься в этой жизни

Это случилось с Джеймсом, когда ему было двадцать с чем-то лет. Его жизнь текла плавно с ее обычными подъемами и спадами без особо ярких событий. И однажды совершенно случайно он повстречался со старым другом, который шел в церковь, стоявшую неподалеку. Герой моего рассказа пошел вместе с ним – и тем же вечером, к своему великому удивлению, понял, что его жизнь изменилась самым радикальным образом.

«Никогда не думал, что такое бывает, – рассказывал он мне несколько лет спустя (конечно, его настоящее имя не Джеймс). – Когда я кому-то об этом говорю, людям кажется, что я свихнулся на почве веры, но для меня это здравая истина. Я встретил Иисуса! Он был для меня такой же реальностью, как вы в этой комнате. И старинные банальности вдруг стали истиной. Я почувствовал, что меня очистили, омыли и я стал более живым, чем когда-либо раньше. Как будто бы я погрузился в глубокий сон и проснулся в новом мире. Раньше я никогда не понимал всех этих разговоров о Боге, но поверьте мне, они полны смысла».

Джеймс рассказал мне свою историю из-за того, что его мучила одна загадка. Он регулярно посещал ту церковь, где пережил встречу, изменившую его жизнь. Он узнал многое о Боге и Иисусе. Кроме того, он немало чего узнал и о самом себе. Ему объяснили – и совершенно справедливо, – что Бог любит его сильнее, чем он может себе представить, и эта любовь настолько сильна, что Бог даже послал Иисуса на смерть ради него, Джеймса. Проповедники, которых он слушал, утверждали, что мы, люди, никакими своими делами не можем завоевать Его благорасположение ни сейчас, ни в нашем окончательном будущем. Все, что мы получаем, есть исключительно дар Божьей благодати и доброты. Джеймс радовался этим словам, как утомленный путешественник в жаркой пустыне мог бы обрадоваться чашке прохладной воды. Это было удивительной новостью. Он хотел жить этими словами.

Но теперь перед ним стоял огромный вопрос.

Зачем я живу?

Именно так Джеймс сформулировал его в нашем разговоре. За ним стояла примерно такая логика:

Бог любит меня, о да.

Он преобразил мою жизнь, так что у меня появилось стремление молиться, поклоняться Богу, читать Библию и отказаться от прежних разрушительных привычек. И это прекрасно.

Очевидно (и об этом он не раз слышал в своей церкви), Бог хочет, чтобы я поделился этой доброй новостью с другими, чтобы они открыли это для себя. Хорошо. Это немного странно, и, возможно, я не очень гожусь для решения этой задачи, но я делаю то, что в моих силах.

И конечно, все это связано с великим обетованием о том, что в будущем я всегда буду вместе с Богом. Настанет день, когда я умру, но Иисус обещал, что верующий в него будет обитать вместе с ним на небесах. И это великая вещь.

Но зачем я живу сейчас? Что происходит после того, как ты уверовал?

Джеймс обратился ко мне именно потому, что его не удовлетворяли ответы на этот вопрос, которые давали его друзья и прихожане его церкви. Они говорили, что Бог призывает некоторых людей к особому христианскому служению – и тогда они становятся, скажем, пасторами, или учителями, или врачами, или миссионерами, или выполняют сразу несколько подобных задач. Но Джеймс не понимал, какое отношение это имеет к его жизни. Он работал над докторской диссертацией по информатике, и его ждали разнообразные карьерные возможности. Имеют ли эти знания и возможности хоть какое-то отношение к «духовным» предметам? Или ему предстоит несколько десятилетий бесцельно брести по жизни, ожидая того дня, когда он умрет и отправится на небеса, призывая в свое свободное время других людей жить таким же образом? Неужели больше ничего нет? Может быть, между моментом, когда ты уверовал, и днем смерти, когда ты отправишься на небеса, есть что-то еще?

Но зачем я живу сейчас?

Что происходит после того, как ты уверовал?

Хуже того, Джеймс обнаружил еще одну загадку, связанную с этим вопросом. Многие из его новых друзей сурово придерживались дисциплины. Они усвоили множество правил христианского поведения из Библии и считали, что Бог призывает их исполнять эти правила. Но Джеймс не мог понять, как это соотносится с другим важнейшим положением веры – что Бог принимает его таким, какой он есть, благодаря тому, что совершил Иисус, и что для этого нужна только лишь вера человека. А если это правда, то почему он должен соблюдать какие-то архаичные и порой крайне странные правила?

Мне хочется думать, что я дал ему правильный ответ. Честно сказать, это было давно, и я не помню, что именно говорил – но мой последний разговор с Джеймсом позволяет думать, что он что-то понял. И его вопрос нельзя назвать необычным. Множество западных христиан сегодня думают о той же самой загадке, и во многом данная книга была написана для того, чтобы помочь им найти ответ.

Я вспомнил о Джеймсе, получив буквально на следующий день письмо от моего старого друга. Многие христиане, писал он, охотно принимают мысль о том, что «достаточно просто верить в Иисуса, и тогда можно ничего больше не делать». Многие христиане придают такое большое значение обращению, первому акту веры, решимости следовать за Иисусом и начальному исповеданию веры («верю, что Иисус умер за меня», или нечто подобное), что в их представлении о том, что значит быть христианином, есть огромное белое пятно. Они как будто стоят возле глубокой и широкой реки, глядя на противоположный берег. На этом берегу ты исповедуешь веру. На том берегу находится наша главная цель – наше вечное спасение. Но чем мы должны заниматься сейчас? Просто стоять и ждать? Существует ли мост между двумя берегами? И что из этого следует для самой нашей веры? Если мы относимся к этому небрежно, писал мой друг, этот первый акт веры может стать «просто согласием с каким-то утверждением (что Иисус – Сын Божий и т. д.), которое не предполагает никаких перемен образа жизни».

Иисус и авторы Нового

Завета предъявляли первым

христианам строгие

нравственные требования.

И реалистичны ли эти

требования в наше время?

Перемена жизни? Любопытная мысль. Но вправе ли мы об этом думать? Должны ли христиане смотреть на свою жизнь с такой точки зрения? Ведь за этим кроется мысль о том, что между нынешним моментом и будущим через реку оставшихся дней моей жизни перекинут мост. Но разве этот мост не был выстроен в те давние времена, когда люди наивно полагали, что могут стать достаточно хорошими для Бога с помощью своих собственных нравственных усилий? А если наши нравственные усилия ничего не значат, то в чем смысл христианской жизни? Только в том, чтобы в один прекрасный день попасть на небеса – быть может, убедив нескольких других людей отправиться туда вместе с вами? Стоит ли прилагать к чему-либо великие усилия после того, как ты уверовал, – или достаточно следить за подобающей чистотой носа в ожидании дня, когда ты умрешь и отправишься к Иисусу, чтобы пребывать с ним вечно?

Люди, думающие об этом, указывают еще на одну загадку. Сам Иисус, а вслед за ним и авторы Нового Завета, похоже, предъявляли первым христианам довольно строгие нравственные требования. Как это объяснить? Если мы уже спасены, какое значение имеют наши поступки? И реалистичны ли эти требования в наше время?

Не все христиане мучаются над этими вопросами. Однако многих они беспокоят, и я надеюсь, эта книга покажет им, что старинный мост, оставленный ими без внимания или признанный негодным, вполне способен выдержать их вес и надежно соединяет два берега реки. У этого моста есть множество названии, о которых нам еще предстоит поговорить. И одно их самых очевидных его имен – характер. Именно этому качеству посвящена данная книга.

Каким образом узнать о том, как надо жить

Эта книга возникла и еще по одной причине. Многие люди из тех, кто никогда не задумывался о вопросе, мучавшем Джеймса, сталкивались с другой проблемой. Позвольте вам представить двух других моих старых друзей (их имена я также изменил): Дженни и Филиппа.

На одном многолюдном собрании в церкви Дженни и Филипп начали спорить. Проблема же заключалась в том, что на самом деле у этого спора не было единого предмета, а каждый из них говорил о своем.

Дженни опиралась на четкое правило Писания. Сам Иисус сказал, что развестись и вступить в другой брак – это прелюбодеяние. Конечно, когда люди раскаиваются в содеянном грехе и готовы его оставить, их следует прощать, но как можно простить того, кто живет в повторном браке, то есть в откровенном прелюбодеянии, и не намерен его расторгнуть, а считает, что это правильные и Богом данные отношения? В частности, как может церковь сделать такого человека своим пастором? (Разумеется, именно ради этого вопроса и было созвано собрание.) Как такой пастор будет говорить молодым людям о том, что хорошо и что плохо? Как он будет готовить пары к верному браку на всю жизнь, если сам нарушил правила? Если мы верим в евангельскую истину, говорила Дженни, то должны опираться на правила, представленные в Новом Завете. Эти правила совершенно однозначны. Либо ты следуешь им, либо их нарушаешь.

Слова Филиппа были не менее убедительными. Иисус пришел не для того, чтобы дать нам свод правил. И разве апостол Павел не сказал, что «Христос – конец закона»? Суть учения Иисуса заключалась в том, что он принимал всех людей, особенно тех, которых презирали гордящиеся собой праведники. (В этот момент Филипп не кинул взгляда на Дженни, но все и так поняли, что он хотел сказать.) Иисус пришел, чтобы мы открыли, кем мы на самом деле являемся. Иногда, как это было с первыми учениками Иисуса, на это уходит немало времени и люди совершают ошибки, но в конце концов способны это понять. И разве Иисус не рассказывал притчу об отце, принявшем блудного сына, и о его брате, гордящемся своей праведностью, который не пожелал войти в дом? Филипп предпочел бы иметь такого пастора, который познал трудности и мог убедиться, что Иисус продолжает его любить, тому, кто будет с недосягаемой высоты возвещать о законе и призывать к соблюдению правил, которые половина прихожан все равно соблюсти не сможет. Это только лишь породит лицемерие! Мы верим в Иисуса, который принимает нас такими, какие мы есть, и потому, придя к вере, мы продолжаем радоваться тому, что он нас принял, и двигаться дальше из этой точки. Это путь честности, путь правды по отношению к себе и открытости.

Не уверен, что Дженни и Филипп это понимали, но они испытывали злость и разочарование в процессе разговора потому, что начали путь с разных отправных точек. Дженни утверждала, что она «опирается на Библию», косвенно предполагая, что слова Филиппа лишены столь надежного основания, однако на самом деле все не так просто, как кажется. Дженни указывала на правила – может быть, лучше их называть Правилами с заглавной буквы, такими Правилами, которые ты обязан исполнять, нравится тебе это или нет. Она хотела бы, чтобы пастор этому учил и жил соответствующим образом. Тогда всем станет ясно, что есть что. Филипп же ценил аутентичность и поиск своего подлинного «Я», жизнь, свободную от лицемерия, жизнь в глубокой, богатой и ранимой честности. Это он хотел бы видеть и в пасторе. Он готов уважать человека, стремящегося к этому, и доверять ему.

Это было мучительное собрание. Людям становилось жарко в их воротничках (которые, как с грустью сказала Дженни позже, тоже не соответствовали Правилам). Они говорили не то, что намеревались сказать (и Филипп, произнося сердитые слова, понимал, что это тоже можно назвать лицемерием). Они спорили не просто об ответе на конкретный вопрос. Их разногласия касались самого вопроса. Как христиане должны принимать решения по нравственным вопросам? Как мы вообще – даже если не относим себя к христианам – понимаем, что хорошо и что плохо? Существуют ли такие категории, как «правильно» и «неправильно», или жизнь устроена сложнее? Существуют ли Правила с заглавной буквы и как их применять к живым людям, а не к моральным схемам? С точки зрения Дженни, Филипп относился к опасной категории релятивистов, которые считают, что в нравственных вопросах нет черного и белого, но лишь оттенки серого цвета и что важнее всего быть правдивым с самим собой. А Филипп, слушая слова Дженни, видел там только жесткий и холодный легализм, не имеющий никакого отношения к тому Иисусу, которого он знал, к Иисусу, дружившему с грешниками и рассказывавшему о том, как ангелы устраивают праздник в честь одной заблудившейся овечки, которую удалось найти.

И такое столкновение двух подходов к вопросу христианского поведения повторяется неделя за неделей, год за годом на церковных собраниях, синодах, ассамблеях и съездах, а также в частных разговорах – и нередко этот же спор звучит в уме и сердце отдельного христианина. И на самом деле это христианская версия куда более широкого вопроса, который раньше или позже встает перед каждым мыслящим человеком, – это не просто вопрос «Как надо жить?», но вопрос «Как об этом можно узнать?»

Перед каждым

мыслящим

человеком рано

или поздно встает

вопрос: как узнать

о том, как надо

жить?

Этот вопрос не похож на тот, что мы рассматривали несколько страниц назад, но в итоге для них обоих существует один и тот же ответ. В случае Джеймса это было столкновение первого шага веры, который сопутствует обращению, с верой в окончательный момент, когда человек после смерти должен обрести спасение, обещанное Богом. Настоящая книга отчасти должна навести мосты между этими двумя моментами, отвечая на вопрос: что я должен делать в промежутке? Но мы рассмотрим и тот вопрос, который невидимо висел в воздухе между Дженни и Филиппом на той мучительной встрече. Как мы принимаем нравственные решения? Следует ли нам выбирать между Правилами (которые достаточно уяснить и принять) и системой поиска своего истинного «Я» (и правдивости по отношению к нему)? Существуют ли другие пути, позволяющие не только понять, как я должен жить, но и осуществлять это в своей жизни? Что происходит – и не только с отдельным человеком, но и в совместной жизни – после того, как ты уверовал?

Существует один ответ на оба эти вопроса, так что данная книга одновременно обращается и к тому, и к другому. Сам Иисус постоянно говорит о развитии определенного характера – и ему вторят христианские авторы первых веков. Характер – который изменяет, формирует, окрашивает жизнь человека и его привычки – способен породить такое поведение, на которое правила могут указывать, но которое недостижимо для ментальности соблюдения правил. Характер может создать такую жизнь, где человек верен своему «Я» – хотя это должно быть искупленное «Я», преображенное «Я», а не просто «открытое Я» популярного мышления. Я надеюсь, что данная книга поможет Джеймсам в нашем мире понять, для чего они здесь живут, а кроме того, позволит Дженни и Филиппам перенести свои споры в иные рамки – более просторные, лучше соответствующие Библии и даже более христианские. В конечном счете после того, как ты уверовал, важнее всего не правила и не спонтанный поиск себя, но твой характер.

Что же происходит в нашем хаотичном и встревоженном мире

Зачем я живу в этом мире? Как мы можем знать, что хорошо и что плохо? Эти вопросы, хотя бы косвенно, время от времени задает себе любой человек, и ответы на них ищет любое сообщество людей. Но есть и третий тип вопросов, которые также тесно связаны с темой этой книги. Они куда шире вопросов, звучащих только в церкви, и прямо касаются того, что происходит в этом хаотичном и встревоженном мире – нашем мире.

Летом 2008 года началось ужасающее извержение вулкана, который уже давно громыхал в недрах земли, а теперь вырвался наружу. Это вулкан в переносном смысле, но он произвел такие же опустошения, как и природные катастрофы. Вся западная финансовая система, которая доминировала на земном шаре вот уже на протяжении нескольких поколений, разрослась до немыслимых пределов и рухнула под собственным весом. Как если бы великан забрался на дерево, чтобы съесть его плоды, а потом, из жадности, стал тянуться к окружающим деревьям, чтобы сорвать и их плоды тоже. Но он был слишком тяжел, и дерево, на которое он взобрался, не выдержало нагрузки. Оно сломалось под великаном, пока тот, обуреваемый жадностью, думал, как бы достать побольше плодов.

У финансового кризиса 2008 года есть много причин, и, возможно, читатель рад будет узнать, что я не намерен здесь их обсуждать. Но сразу после его начала множество людей заговорило о том, что на протяжении последних двадцати лет банки и другие финансовые институты тихо избавились от всевозможных правил и инструкций, которые в прошлом предотвращали их безответственную политику. Правила и инструкции ограничивают свободу, объясняли финансисты политикам. Здоровая экономика предполагает риск и его вознаграждает. И все пустились в соревнование, не понимая, что они стремительно несутся к краю пропасти. И сегодня, как многие говорят, следует вернуть эти правила и инструкции. Настало время закручивать гайки.

Это соответствует многим другим аспектам современной культуры. После 11 сентября 2001 года во всех аэропортах установили сложную систему проверки. Многие из нас уже забыли те времена, когда мы садились в самолеты, не проходя через контрольные пункты, оснащенные электроникой. А те, кто регулярно летает в США, уже привыкли к тому, что их фотографируют и с них снимают отпечатки пальцев. И куда бы ты ни отправлялся, особенно если тебе предстоит провести в другой стране больше, чем несколько дней, ты должен заполнять анкеты, ходить на собеседования, фотографироваться и так далее. Миллионы людей, которые, как ты сразу можешь понять, не собираются взрывать самолеты, должны тратить массу времени и денег на все эти официальные процедуры, чтобы доказать, что они – законопослушные граждане (хотя если они провели несколько часов в очередях, а потом их отправили за еще какой-то недостающей бумажкой, они, возможно, уже не чувствуют себя такими уж законопослушными). У нас в Великобритании любой человек, который хочет что-то делать на добровольных началах, если сюда входит любая работа с детьми, должен пройти длительную проверку, в процессе которой полиция ищет, нет ли преступных следов и намеков на дурное поведение в его прошлом. Такой процедуре подвергают даже семидесяти– или восьмидесятилетних людей, которые прожили безупречную жизнь и которых прекрасно знают все их друзья и родственники. Мы уже не доверяем людям – практически никому. Когда я пишу эти строки, я понимаю, что иной читатель может упрекнуть меня в опасной безответственности уже за то, что я подвергаю сомнению работу нынешней Системы. (Притом положение ухудшается. Нам предстоит заполнять все больше официальных бумаг. И это никому не помогает – разве что юристам, которым тем лучше, чем больше происходит судебных процедур). Западный мир все сильнее испытывает над собой власть законов, правил и инструкций.

Причины того, что мы пошли этим путем, можно найти в нашей культуре. Но пока просто обратим внимание на то, что наша культура постоянно колеблется между дерегуляцией всех важнейших сфер жизни – денег, секса и власти, если сказать просто, – и (если можно использовать такое слово) ре регуляцией. Де регуляция объясняется тем, что людям хотелось беспрепятственно осуществлять свои стремления, стать (так сказать) верными самим себе и посмотреть, что из этого выйдет. Но когда эта дерегуляция порождает хаос – в финансовом мире (деньги), во взаимоотношениях (секс), в наших войнах, политике, в тюрьмах, в практике допросов (власть), – люди желают снова ввести старые правила, чтобы снова воцарился порядок. Но сложность заключается в том, что введение новых правил ничего не меняет в самой сути проблемы. Делать, что тебе хочется, не слишком хорошо, но сами по себе правила не решают проблемы.

Я вдруг ясно понял это в начале 2009 года в процессе разговора с одним финансистом, моим старым знакомым, который мог наблюдать кризис лета 2008 и теперь пытался спасти то, что можно спасти, и восстановить, насколько возможно, нормальное положение вещей.

– Том, – сказал он, – они могут ввести сколько угодно новых правил и инструкций. И действительно, иные правила нам не помешают, мы зашли слишком далеко, дав людям возможность играть с гигантскими суммами денег и заключать безумные сделки. Но любой банкир или ипотечный брокер с легкостью наймет толкового бухгалтера и юриста, и они заполнят ему все бумажки, которых требует правительство, а затем снова станет делать то, что хочет, в обход системы. Так что есть ли в этом смысл?»

– Но где же решение проблемы? – спросил я.

– Это – характер, – ответил финансист. – Правила нужны, пока они работают. Но наше последнее поколение перестало понимать одну важную вещь: что образ мыслей важен, что честность важна. Система здорова лишь в той мере, в какой составляющим ее людям и их порядочности можно доверять – и не в силу правил, а в силу того, что это за люди.

Любой банкир или ипотечный

брокер с легкостью наймет

толкового бухгалтера

и юриста, и они заполнят ему

все бумажки, которых требует

правительство, а затем снова

станет делать то, что хочет,

в обход системы

Это согласуется с прагматическим взглядом Д.К. Гэлбрейта, который писал в начале 1950-х о финансовом кризисе конца 1920-х годов. Если мы хотим добиться стабильности финансового мира, говорил он, нам следует прислушаться к голосам людей, переживших тот кризис. Фактически, он говорил, что финансовые кризисы происходят именно из-за того, что свидетели Великой депрессии умерли или отошли от дел, и нам не хватает их воспоминаний и характеров, сформированных этим опытом, чтобы новые поколения увидели опасность безответственности.

После этого разговора произошло еще одно извержение вулкана, почти столь же разрушительное, в общественной жизни Великобритании. Людей из других стран удивило, почему коррупция политиков вызвала такой резонанс – во многих странах люди молчаливо предполагают, что все политики продажны и что граждане с этим ничего не могут поделать, – однако в моей стране это было настоящим потрясением основ всей системы. Внезапно выяснилось, что политики расходовали общественные деньги на такие вещи, которые показались налогоплательщикам сомнительными, если не мошенничеством – вроде выплат по закладным на несуществующую собственность. Политики оправдывали себя тем, что они действовали «по правилам». Да, возможно, но ведь они сами создали эти правила! Под нажимом общественности некоторые политики заявили, что не видят ничего плохого в использовании общественных денег для повышения своего благосостояния. И наконец, когда зажатые в угол политики сдались и решили обнародовать данные о своих расходах, они сначала сделали так, чтобы никто не мог прочесть в них самых главных вещей. Люди всегда подозрительно относились к политикам, но после этого события у них не осталось к ним ни капли доверия.

С одной стороны, этот скандал похож на фарс – хотя дорогостоящий и оскорбительный. Но я заговорил об этом случае здесь, чтобы показать еще один пример ситуации, где звучит все тот же вопрос о нравственности, вопрос XXI века. Что случается «после того, как ты уверовал» – в демократию? В западную финансовую систему? В общественную жизнь и глобальное сообщество завтрашнего мира? Можем ли мы жить, опираясь на «правила» и «инструкции»? Будем ли мы полагаться на официальные бумажки и ментальность соблюдения правил – или же на развитие достойного доверия характера, которому сопутствуют мудрость и глубина? С другой стороны, что случится, если мы позволим людям «быть верными себе» в надежде, что все каким-то образом наладится? Будет ли эта система работать с самого начала – или, опять же, только когда создастся нужный «характер», так что политики будут бескорыстно работать на благо общества (как, можно надеяться, и действуют некоторые наши политики сегодня)?

Вот еще одна история из другой сферы, в которой мы также найдем уже знакомую тему. Несколько лет назад мне пришлось сидеть на сцене рядом с некогда знаменитым английским регбистом. Он рассказывал о том, что за последние десять-пятнадцать лет в мире регби произошли радикальные изменения: главным стало стремление сделать все как можно более профессиональным, так что молодые игроки находятся под огромным давлением, нацеленным на «результаты». Сегодня игрока, говорил он, тренируют неимоверно много. Он осваивает десятки «ходов»: что делать в этой ситуации, как защититься от такой-то стратегии противника, как сохранять контроль над игрой, как ее начинать. Но сегодня лишь немногие из них играют просто ради удовольствия, приобретая то «шестое чувство» игры, которое позволяет им импровизировать в совершенно новых ситуациях. В результате они теряются, сталкиваясь с чем-то неожиданным. У них нет набора правил для такой ситуации. Им не хватает глубинного характера игрока, который позволяет «читать» игру с помощью второй природы и находить быстрые и мудрые решения.

Сегодня лишь немногие играют

просто ради удовольствия,

приобретая то «шестое чувство»

игры, которое позволяет им

импровизировать в совершенно

новых ситуациях

Мы начали с вопроса, который, как могло показаться, особенно волнует христиан (а не людей извне), точнее – христиан определенных взглядов (которые видят в жизни две точки: начальное обращение и конечное спасение – а между ними как будто почти ничего нет). Но это впечатление неверно. Те же вопросы сегодня стоят перед всем западным миром. А поскольку западный мир какое-то время доминировал на земном шаре в культуре, политике и экономике – а порой даже и в спорте, – раньше или позже эти же вопросы встанут перед всем глобальным сообществом. Вопрос о том, что происходит «после того, как ты уверовал», как сначала могло показаться, относится только к жизни отдельного христианина. Но затем мы увидели, что он касается всей церкви – тех Дженни и Филиппов, которые мучительно бьются над решением нравственной загадки. И он выходит за пределы церкви и беспокоит весь окружающий мир. Мы хотим не просто принять ясное и мудрое решение о том, что нам надо делать – на личном уровне, в церкви и в общей жизни, – но и понять, как это делать. Каким образом это можно осуществить?

И мы постоянно возвращались к одному и тому же ответу: здесь нужен характер. Любопытно, что именно к этому призывал своих слушателей Иисус. Сейчас мы поговорим об одной знаменитой драматической встрече, которая послужит для нас ярким и красочным введением в тему.

Нечто большее, чем счастье

Сила правильных привычек

Четверг 15 января 2009 года был самым обычным днем для Нью-Йорка. Или казался обычным. Но к вечеру этого дня жители города заговорили о чуде.

Возможно, нью-йоркцы были правы. Хотя полное объяснение того, что произошло, куда более поразительно. И это прямо связано с тем, о чем мы говорили, – с темой характера вообще и особенно с темой христианского характера.

Рейс 1549 был самым обычным рейсом компании US Airways, с отправлением в 15:26 по местному времени из аэропорта Ла Гардиа и с пунктом прибытия в городе Шарлотт в Северной Каролине. Капитан Челси Салленберджер III (его прозвали Салли) провел полагающуюся проверку. Все в аэробусе А320 работало нормально. Однако через две минуты после взлета произошло столкновение воздушного корабля со стаей диких канадских гусей. Даже один-единственный гусь, попавший в реактивный двигатель, становится серьезной проблемой, а стая гусей – это просто полная катастрофа. (Специалисты изобретают всевозможные хитрости, чтобы предотвратить столкновение взлетающих самолетов с птицами, но иногда такие вещи все же происходят.) Почти сразу оба двигателя самолета вышли из строя. Самолет летел на север над Бронксом – одним из самых густонаселенных районов города.

Капитан Салленберджер и его второй пилот должны были срочно принять решение – причем им надо было думать не только о спасении жизни пассажиров, но и о жителях Бронкса. Они знали о существовании одного-двух маленьких аэропортов поблизости, но поняли, что могут не долететь до них. Если бы они попытались туда приземлиться, самолет мог бы упасть на жилые дома. Подобным образом попытка сесть на большом шоссе, ведущем в Нью-Джерси, была бы крайне опасной для пассажиров, не говоря уже о машинах на этой дороге и тех, кто в них ехал. Оставалась одна-единственная возможность – река Гудзон. Садиться на воду крайне трудно: одна маленькая ошибка – скажем, если нос или крыло самолета коснутся воды, – и самолет начнет переворачиваться, как акробат, а потом разлетится на части и утонет.

За те две-три минуты, которые предшествовали посадке, Салленберджер с помощником должны были сделать массу необходимых действий (не считая множества других задач, которые не доступны уму того, кто не управлял самолетом). Им надо было отключить двигатели. Им надо было развить нужную скорость, чтобы самолет мог парить над землей без помощи моторов так долго, как нужно (по счастливой случайности капитан также работал инструктором по планерному спорту). Им надо было опустить носовую часть самолета, чтобы управлять скоростью. Им надо было отключить систему автопилота и наблюдения за полетом. Им надо было включить систему, которая затыкает все щели и дыры, чтобы после посадки в самолет не затекала вода. И что всего важнее, им нужно было быстро развернуть самолет над рекой, чтобы произвести посадку по направлению течения реки. И поскольку они уже отключили двигатели, все это им приходилось делать с помощью механизмов управления, работавших на аккумуляторах, и экстренной системы генерации энергии. И после разворота требовалось сделать так, чтобы оба крыла самолета оказались на совершенно одинаковом расстоянии от воды. И наконец, им нужно было приподнять носовую часть, но не слишком сильно, и опуститься на поверхность реки.

И им удалось все это совершить! Никто серьезно не пострадал, и сам капитан Салленберджер несколько раз прошелся мимо пассажирских кресел, чтобы убедиться в том, что все покинули самолет, прежде чем он сам вышел наружу. Быть может, впервые в жизни он оказался на спасательном судне рядом со своими пассажирами, и здесь он сделал еще кое-что: снял свою рубашку – а дело происходило морозным январским вечером – и отдал ее пассажиру, который трясся от холода.

Эту историю бесконечно рассказывали и пересказывали, и она останется не только в памяти бывших в том самолете, но и всех жителей Нью-Йорка и, вероятно, не только их. Прошло чуть больше семи лет и четырех месяцев после ужасной катастрофы 11 сентября 2001 года, и Нью-Йорк услышал об иной истории с самолетом, по поводу которой можно было ликовать.

Некоторые люди, как я уже говорил, назвали это событие «чудом». В каком-то смысле это определение не вызывает у меня сомнений. Однако важнее всего в этой истории то, что она самым наглядным образом иллюстрирует одну наиважнейшую истину – истину, которую многие сегодня забыли, если слышали о ней вообще.

Можно это назвать силой правильных привычек. Можно сказать, что она отражает годы обучения и большой опыт. И можно назвать то, что за ней стоит, словом «характер», которое мы уже не раз упоминали в начале книги.

Древние авторы называли это же явление словом «добродетель».

В этом смысле добродетель не является простым синонимом «доброты». Иногда его понимают в таком плоском смысле (может быть, потому, что мы инстинктивно опасаемся, что иначе это слово бросает нам вызов), но строго говоря, это не совсем верно. Добродетель в точном смысле слова – это то, что происходит с человеком, который тысячу раз совершал определенные поступки, для чего ему требовалась сила и сосредоточенность, чтобы делать добрые и правильные вещи, которые для него отнюдь не «естественны», а затем, в тысячу первый раз, когда это было крайне важным, он увидел, что совершает нужные поступки, как мы бы сказали, «автоматически». И в этот тысяча первый раз может показаться, что он сделал нужный поступок «без труда», хотя, если подумать, можно понять, что подобные вещи нелегко даются людям. Если бы вы или я оказались в кабине пилота аэробуса А320 и вели бы себя «естественно» и «автоматически», вероятнее всего, самолет упал бы на жилые дома Бронкса (я хочу попросить прощения у пилота, который, может быть, читает эту книгу: я надеюсь, что вы поступили бы так же, как капитан Салленберджер). Как показывает этот пример, добродетель появляется тогда, когда мудрые и смелые поступки становятся как бы «второй природой» человека. Не «первой природой», потому что в каком-то смысле эти поступки не «естественны». Или здесь можно говорить о какой-то «естественности» иного уровня. Нечто подобное происходит, когда кто-нибудь развивает в себе чувство вкуса: решения и поступки, которые сначала давались человеку с трудом, в итоге становятся, о да, его «второй природой».

Разумеется, Салленберджер не обладал врожденным умением водить самолеты и тем более делать те сложные вещи, которые он сделал за те три решающие минуты. Ни эти конкретные навыки, ни тем более смелость, собранность, ясность мышления и забота о других, которые он показал, не даются человеку в момент рождения. Нам приходится работать над этими качествами, медленно продвигаясь к цели. Надо желать все это освоить, сделать соответствующий выбор и практиковаться. И это нужно делать снова и снова. И наконец, наступает момент, когда все это ты совершаешь «автоматически», подобно Салленберджеру. Как будто бы нужные способности и умения пронизывали его всего от головы до ног.

И этот человек сделал свое дело. Нам даже страшно думать о том, чем бы все могло кончиться без него. Допустим, в кабине сидели бы неопытные пилоты, которые бы просто «вели себя естественно». Или они достали бы учебник, где описано, что делать в случае отказа двигателей, отыскали бы нужную страницу и постарались бы следовать инструкциям. К тому моменту, как они бы в этом разобрались, самолет бы уже упал на землю. Нет, здесь был нужен характер, сформированный с помощью особых усилий, то есть особые «добродетели», которые позволяют уверенно управлять самолетом, и более общие добродетели, такие как смелость, собранность, ясность мышления и решимость сделать то, что требуется для спасения других людей.

Добродетель

появляется тогда,

когда мудрые

и смелые поступки

становятся как бы

«второй природой»

человека

Именно эти четыре качества характера – смелость, собранность, ясность мышления и решимость поступать правильно в интересах других – величайший античный философ, писавший об этих предметах, считал ключами к подлинно человеческому бытию. Мы поговорим о них в следующей главе, а пока я хочу привести еще один пример – это тоже критическая ситуация, которая ярко демонстрирует один особый аспект «добродетели».

Умение поступать правильно

На севере Англии, где я живу, дожди никого не удивляют, однако начало сентября 2008 года запомнилось многим. Дождь лил как из ведра без остановки, и в последний день этого ливня выпало столько осадков, сколько обычно выпадает за месяц. Это было не самое подходящее время для прогулок, однако одна отважная семья решила выйти на улицу. Когда они шли по парку в городке Честер-ле-Стрит – а это примерно в двадцати километрах от моего дома, – их собака залезла в огромную лужу, а за ней последовала их трехлетняя дочь. И здесь совершенно внезапно девочка просто исчезла. Подбежав к луже, отец увидел, что там нет и собаки. И он тотчас осознал, что случилось: лужа просто скрывала широкое устье для стока воды, так что девочку вместе с собакой просто туда всосало. Мгновенно подумав, отец, Марк Бакстер, сообразил, что, вероятнее всего, вода должна сливаться в реку, находящуюся примерно в ста метрах от парка. И он здесь же кинулся к реке. И действительно, он увидел на поверхности воды плывущий по течению плащ девочки, а Лаура, его дочь, была под ним с лицом, повернутым ко дну. Он здесь же нырнул в воду и вытащил дочь – всю в синяках и ссадинах, но живую.

Еще одно чудо? В каком-то смысле, да. Все могло обернуться иначе. Девочка могла бы застрять в трубе. Или же, к тому моменту как ее достал отец, она могла наглотаться воды и умереть. Но во всей этой истории меня больше всего поражает рассказ Марка Бакстера о том, как он несся к реке.

«Каждый раз, как мне в голову лезли дурные мысли, – сказал он, – я заставлял себя думать о чем-то ином».

И здесь мы сталкиваемся с загадкой. Марк Бакстер не тратил времени на разработку детального плана своих действий – это он понял за одно мгновение. Но ему пришлось прилагать усилия, чтобы сдерживать свои мысли. Можно понять, что отец в такой ситуации думает о всех возможных ужасах и кошмарах, так что он мог бы запаниковать или потерять рассудок. Но у него было самообладание, которое помогало ему отмахиваться от своих страхов. Он сознательно отвлекал себя от плохих мыслей, сосредоточившись на том, что он должен сделать. И это можно назвать «характером» – в том смысле, в каком мы здесь используем это слово.

И это качество не сваливается на нас с неба. Оно появляется тогда, когда мы стремимся как можно лучше выполнять какие-то действия – играть на музыкальном инструменте, управлять трактором, читать лекции, заведовать домом для сирот. Или когда мы стремимся жить мудро. И когда бы ты ни стремился выполнить сложную или многостороннюю задачу, ты снова и снова теряешь сосредоточенность мыслей и твой ум стремится думать о чем-то более простом или увлекательном. И если тебе хочется сделать свое дело, тебе приходится снова и снова возвращать свой ум к задаче. И если ты хочешь научиться справиться с задачей, тебе понадобится работа определенных натренированных психических способностей, как спортсмену для выполнения продолжительного и интенсивного упражнения требуется работа натренированных мышц. (И это одна из многих причин, почему многочасовое сидение перед телевизором можно назвать дурной привычкой. Программы целенаправленно создаются таким образом, чтобы они привлекали внимание и ничего не требовали от зрителя. Это тоже своего рода «тренировка» – она учит избегать трудных дел и «плыть по течению». Может быть, это и хорошо для отдыха, но телевизор не учит нас тем психическим навыкам, которые нужны, чтобы жить полноценной человеческой жизнью.) В тот момент, как я редактировал этот раздел, по радио шла передача о диете для снижения веса, и один из ее участников, испробовавший эту диету на себе, говорил: «Я с удивлением понял, что мое стремление есть жило в моей голове, а не в желудке». Это важный начальный шаг. Стоит навести порядок в мыслях – и это отразится на поведении.

Как выяснилось, Марк Бакстер работал в ВВС Великобритании. Подобно Салленберджеру, он осваивал самоконтроль в той сфере, где он имеет чрезвычайно важное значение. Способность мгновенно оценить ситуацию, понять, что нужно сделать, и осуществить задуманное как бы стихийно – это одно. Способность отгонять от себя пугающие и парализующие мысли в момент исполнения дела – это другое, нечто вроде дисциплины ума, которая необходима, чтобы «добродетель» действовала в тебе в полной мере. «Я заставлял себя думать о чем-то ином». Это умение не приходит к человеку стихийно, ему нужно учиться. Причем оно потребуется нам в любой сфере жизни или работы. Ты никогда не знаешь, в какой момент тебе понадобится такая дисциплина, но однажды она может спасти чью-то жизнь. Тогда у тебя не будет времени на размышления. «Характер» этой дисциплины мышления должен войти в твою плоть и кровь.

В этой истории есть еще одна замечательная побочная линия. Трехлетнюю Лауру водили на плавание. Там она научилась расслабляться в бассейне, раскинув руки и ноги, так что вода поддерживала ее тело. Когда она пришла в себя, она сказала, что пыталась расслабиться в воде, но у нее ничего не получалось, поскольку труба была слишком узкой. Даже в три года она достаточно хорошо усвоила тот урок, что в неожиданной опасной ситуации некоторые вещи помогают тебе спастись. И она также каким-то образом научилась не паниковать в момент странного и неожиданного события.

К счастью, в нашей жизни нам редко приходится сталкиваться с опасностями. Но знание о том, как вести себя и в привычной жизни, и в опасности, не рождается вместе с нами. С того момента, как ребенка просят есть быстрее, или посидеть неподвижно, или перестать плакать, или укладываться спать – не говоря уже о том, когда его учат не красть, не обижать других детей или не лгать, – он попадает в странный мир пожеланий и надежд, команд и запретов, чувств и гипотез, вопросов и ожиданий. И нам всем приходится учиться нелегкой задаче – мудро ориентироваться в этом мире, пока мы растем и взрослеем. И в данной книге я хотел подчеркнуть тот факт, что такая практика «добродетели» – тренировка привычек сердца и поведения, которая направлена на достижение истинной цели человеческой жизни, – составляет самую суть христианского поведения, как оно представлено в Новом Завете. Вот что такое развитие «характера». Этим нам нужно заниматься – как и предлагает христианская вера – в короткий или длинный промежуток времени «после того, как мы уверовали».

Если мы взглянем на вещи с этой точки зрения, нас ждут сюрпризы. Великое множество христиан, как показывает мой опыт, никогда так не делало, а потому они часто бывают растерянными. Если сказать просто, добродетель – это революционная идея для сегодняшнего мира, да и для сегодняшней церкви. Но эта революция нам всем крайне нужна. И именно здесь мы найдем ответы на те вопросы, с которых начали. После того как ты уверуешь, тебе нужно развивать христианский характер, осваивая специфические христианские «добродетели». Чтобы принимать мудрые этические решения, тебе надо не просто «знать правила» или «быть верным самому себе», но развивать христианскую добродетель.

Тренировка привычек

сердца и поведения,

которая направлена

на достижение

истинной цели

человеческой жизни,

составляет самую

суть христианского

поведения, как оно

представлено

в Новом Завете

И в нашем мире, в эти непонятные и опасные времена, нам крайне нужны люди, характер которых сформировался именно таким образом, – они смогут вести за собой других. Мы устали от прагматиков и рискованных экспериментов искателей своего «Я». Нам нужны люди, обладающие характером.

Но чем нам помогут эти истории о человеческой добродетели – история о пилоте, посадившем самолет на реку, или об отце, отгонявшем от себя «дурные мысли», который спас дочь, – если речь идет о следовании за Иисусом? Разве это не совершенно иные вещи?

Некоторые величайшие умы всей истории христианства мучились над этим вопросом, сопоставляя «естественную человеческую» добродетель и «чисто христианскую» добродетель, и находили на него разнообразные ответы. И суть дела состоит в том, что христианские представления о добродетели, о характере, ставшем второй природой, точно соответствуют тому, что означает быть человеком в подлинном смысле этого слова – таким человеком, какого многие из нас не могут даже себе представить. А в таком случае неизбежно должны быть и пересечения, где две эти добродетели совпадают, и расхождения, где христианство предъявляет к человеку совершенно иные требования и предлагает иные средства для их исполнения. Первые христиане, среди прочего, утверждали, что, с одной стороны, Иисус открыл им совершенно уникальный смысл бытия человека, а с другой стороны – что этот смысл вбирает в себя все лучшие достижения античной мудрости, где они попадают в такой контекст, где, наконец, обретают свое подлинное значение. И Новый Завет не перестает нам об этом напоминать.

Как это поможет нам ответить на вопрос Джеймса, которого беспокоит «белое пятно» между первый актом христианской веры и полнотой бытия после смерти? Что мы могли бы сказать Дженни и Филиппу, которые все еще мучаются, вспоминая свое столкновение на встрече в церкви? И что мы можем сказать всему нашему миру, который сотрясают политические и экономические катастрофы и который качается, подобно маятнику, под влиянием неразберихи в нравственной и культурной жизни?

В каком-то смысле мы будем отвечать на эти вопросы – или хотя бы постараемся начать давать ответы – на протяжении всей этой книги. Но есть одна-две вещи, о которых следует сказать с самого начала.

Как я уже мимоходом упоминал, когда люди думают о том, как нужно поступать, они выбирают одну из двух позиций. Ты можешь жить по правилам, подчиняясь чувству долга и возложенным на тебя обязанностям – неважно, нравятся они тебе или нет. Либо ты можешь провозгласить, что не связан всеми этими вещами и хочешь быть собой, открыть свое подлинное Я, следовать желаниям своего сердца, быть аутентичным и спонтанным. Хотя Дженни и Филипп о том не подозревали, суть их спора сводилась к двум этим позициям. Джеймс также столкнулся с ними, хотя его вопрос прозвучал в более широком и более опасном контексте: зачем мы вообще здесь живем? В целом ответ, который дает на него данная книга, примерно таков: мы живем затем, чтобы стать людьми в подлинном смысле этого слова, людьми, отражающими Бога, по образу которого мы были сотворены, и мы становимся такими людьми через поклонение и через миссию – в самом полном и широком ее понимании, – и делая это, мы «следуем за Иисусом». И под действием Святого Духа это приводит к преображению характера. В результате такого преображения мы действительно будем «следовать правилам» – не как возложенной на нас извне «обязанности», но в силу сформировавшегося у нас характера. И в то же время мы будем «следовать желаниям сердца» и жить «аутентично» – но только когда преображенный характер проявит себя в полную силу (как у пилота, который тренировался долгие годы), тогда тяжелый труд принесет плод спонтанных решений и действий, которые будут отражать то, что созрело в глубине нашего бытия. А в нынешнем мире, за пределами церкви, нас ждет задача растить и формировать новое поколение лидеров во всех сферах жизни, новое поколение людей, характер которых был сформирован мудростью и желанием служить другим, а не желанием заполучить деньги и власть.

И самая суть здесь – главное из того, что должно происходить «после того, как ты уверовал», – это преображение характера. Эта тема настолько важна, что придется ей посвятить всю следующую главу, после чего мы обратимся к тому, что об этом говорили Иисус и его первые последователи.