© Плотникова О.А., 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017
Сайт издательства www.veche.ru
Введение
Сегодня русская литература отметила свой 1000-летний юбилей. Она признана одной из самых древних литератур Европы. История русской литературы сложна и неоднозначна и при этом наполнена яркими сюжетами и блестящими победами, так же как и история страны, взрастившей её. Более семисот лет этого непростого пути занимает древнерусская литература. Размеренность и длительность развития древней литературы является характерной чертой всех средневековых литератур Европы, что объяснимо стереотипностью мировоззрения средневекового человека, основанного на христианской вере и понимании всего происходящего как части Божественного замысла. Формирование древнерусской литературы проходило под влиянием сразу двух начал, являющихся ядром русской словесности. Первое начало – фольклорное, выраженное в устной традиции, вобравшей в себя древнеязыческие мифы и легенды, на основе которых впоследствии были созданы многочисленные старины, сказки, песни, поговорки и загадки. Это начало проявляло себя в основном в организации художественного пространства сочинения и в его стилистике, оно читалось как бы между строк, чему были свои основания; второе начало – это литературные традиции Византии, Болгарии и других стран, вобравшие в себя христианскую риторику и перенесённые на Русь вместе с переводными сочинениями. Данное начало настойчиво и громогласно заявляло о себе на страницах практически всех древнерусских книг, но от этого древнерусские произведения не теряли своей самобытности и оригинальности. По этому поводу совершенно справедливо писал Н.И. Толстой: «С принятием христианства и книжной культуры они (славяне. – О.П.) почти всецело подчинили эту культуру задачам церковного и светского просвещения и произведениям неязыческого характера. Отрывочные сведения о славянском язычестве мы находим в основном у авторов, порицающих это мировосприятие, или у иностранных хронистов. Славяне не знали ничего подобного древнеиндийским “Махабхарате”, “Панчатантре”, древнегреческим авторам Гомеру, Гесиоду, древнеримским свидетельствам о Юпитере, Марсе, Квирине и других богах»[1]. Во многих странах Европы, где принятие письменности произошло задолго до принятия христианства, языческие мифы и легенды получили своё развитие в литературе и стали частью национальной культуры. Так, например, произошло в Греции, где благодаря наличию письменности очень рано мифы и легенды получили своё литературное оформление, уже в VIII веке до н. э. Гомер создал «Илиаду» и «Одиссею», повествующие о мифических героях и богах, а в VII веке до н. э. Гесиод написал «Теогонию» – мифическую поэму, в которой даётся представление о происхождении богов и устройстве мира. Позднее были написаны и другие сочинения, ставшие отражением языческих верований. В результате к IV веку, когда христианство было признано в Византии государственной религией, эти произведения уже считались национальным достоянием и не подверглись уничтожению.
Обстоятельства возникновения древнерусской литературы, её место и функции в жизни общества определили систему исходных жанров, в рамках которых началось развитие оригинальной русской литературы. Надо сказать, что уже в X–XII веках жанровое разнообразие русской словесности было весьма велико. Так, среди жанров старшего периода можно выделить следующие: хроники и хронографы (близкие по жанру произведения), передающие священную историю мира; летописи, повествующие о политической истории государства; повести, раскрывающие сюжеты особо значимых событий отечественной и мировой истории; жития святых (агиографический жанр), представляющие собой нравоучительные биографии христианских подвижников, а в некоторых случаях князей правящей династии; патерики, повествующие о жизни монахов или монастыря; поучения и слова, учительная литература, содержащая информацию учительного характера (так, в поучениях обличались пороки и прославлялись добродетели, в словах содержалась информация о христианских праздниках, раскрывался смысл отдельных сюжетов из Священного Писания); хождения или своего рода путевые заметок, где рассказывалось о путешествиях в Святую землю – Палестину (эти рассказы, как правило, сопровождались библейскими преданиями, связанными с отдельными городами или районами); физиологи, содержащие описания животных, птиц, камней, также сопровождаемые библейскими толкованиями; шестодневы, описывающие первые шесть дней сотворения мира Богом; и, наконец, палеи, представляющие собой компиляцию из различных переводных сочинений, в первую очередь Священного Писания с комментариями и дополнениями, также содержащие пространную информацию из области философии, истории, онтологии, логики, физиологии, гносеологии, антропологии, астрономии, математики, анатомии, географии и других областей знаний. В некоторых произведениях указанных жанров христианская риторика теснейшим образом соседствовала с элементами греко-римского культурного наследия дохристианского периода, а также с элементами древнеславянских мифов, бережно хранимых народной памятью и отражающих народное представления о мире и человеке.
В первые века после крещения на Руси получили хождение книги в переводах со многих языков – греческого, латинского, древнееврейского, позднее немецкого, чешского, польского и некоторых других. Ввиду близости древнеболгарского и древнерусского языков болгарские книги распространялись без перевода[2]. Не было переводов только с азиатских языков – турецкого и татарского, а также с языков народов Средней Азии и Кавказа. Устным путём, в основном уже от западноевропейских народов, проникли к нам несколько сюжетов из грузинских и татарских произведений – это «Повесть о царице Динаре», «Повесть о разуме человеческом». В летописях Киева и Галицко-Волынской Руси обнаруживаются следы половецкого эпоса, что связано с интенсивными политическими и династическими связями русских князей с половцами. Очень рано, уже в XI веке, древнерусские переписчики ступили на путь адаптации переводной литературы к русским культурным традициям, благодаря чему появились многочисленные компиляции из книг богословского содержания, снабжённые развёрнутыми комментариями, которые могли состоять как из авторских пояснений к тексту, так и из цитат, приводимых по разным источникам с целью пояснения приводимого в произведении текста. Надо сказать, что именно последовательность проникновения на Русь книг и предопределила саму структуру древнерусской литературы. Первыми на Русь попали книги богословского содержания, которые были необходимы для церковной службы, – Евангелие, Апостол и Псалтырь, именно эти книги на долгие столетия стали ядром древнерусской литературы. Удовлетворив первостепенные нужды Церкви, книжники приступили к переводу богослужебных книг второго и третьего уровней: были переведены сборники сочинений Иоанна Златоуста – «Златоструй», «Маргарит», «Учительное Евангелие». «Златоструй» содержал в себе 136 слов, выбранных из разных бесед Златоуста. На второй ступени богословской иерархии стояли и другие значимые для Церкви произведения, которые также были переведены, среди них – сочинения Василия Великого; «Слова» Григория Богослова с толкованиями митрополита Никиты Ираклийского; «Пандекты» и «Тактикон» Никона Черногорца; пророческие, апостольские, святоотеческие, праздничные, похвальные слова и, наконец, жития: мученические, преподобнические, русских святых, княжеские; и, конечно, патерики – Азбучный, Иерусалимский, Египетский, Синайский, Скитский, Киево-Печерский. Большой популярностью на Руси пользовались пророческие книги пророков Исаии, Иеремии и Иезекииля. Широкое хождение получили «Притчи Соломоновы», «Премудрости Соломона» и «Премудрости Иисуса, сына Сирахова», из которых зачастую древнерусские авторы черпали многочисленные параллели для составления оригинальных произведений.
К переводным книгам, не попавшим на богословскую иерархическую лестницу, но также получившим широкое хождение на Руси в первые века после принятия христианства, стоит отнести прологи, минеи, торжественники, триоди, хроники, палеи разных типов, космографии, физиологи, шестодневы, апокрифы[3], отдельные жития, а также отдельные сочинения греко-римского происхождения – «Александрию», «Повесть о Варлааме и Иоасафе», «Троянскую историю», «Повесть об Акире Премудром», «Пчелу», «Стефанит и Ихнилат» и некоторые другие[4]. Несмотря на то что эти произведения не являлись официальной литературой, они оказали непосредственное влияние на формирование русской словесности. Народная любовь к таким произведениям в первую очередь связана с их колоритностью, особым стилем и сближенностью с фольклорной традицией. Для русского читателя, пока ещё не умудрённого в чтении богословских книг, комментарии и толкования проясняли содержание произведения, а включение различных цитат позволяло автору показать своё отношение к происходящему, более образно охарактеризовать героя повествования и одновременно подвести читателя к определённому умозаключению. Так, например, любимые на Руси апокрифы во многом объясняли неясные и разночтимые места в Священном Писании. Основным источником для апокрифов служили древнеиудейские и христианские предания. Несмотря на то что Русь унаследовала от Болгарии перечни (индексы) книг «истинных» и «ложных» (апокрифов), чтение апокрифов было широко распространено и непреследуемо на Руси. Именно под влиянием апокрифов складывались в дальнейшем многие оригинальные русские произведения. Элементы апокрифического Первоевангелия Иакова были обнаружены историками в житии Бориса и Глеба и в поучениях Кирилла Туровского на евангельскую притчу о расслабленном, а образы патриархов из «Заветов 12 патриархов» найдены в «Поучении» Владимира Мономаха.
Вся литература богословского содержания имела чёткую структуру, где не допускалось авторское начало, текст должен был отвечать выбранному жанру и стилю при полной передаче содержательной стороны, комментарии и толкования, имевшие место в таких произведениях, использовались для пояснений тех или иных малопонятных неопытному читателю библейских сюжетных линий. Подобные цитаты позволяли создать красочность образов, с их помощью автору было легче объяснить происходящее; при этом неизменным эталоном для оценки всего и всех на протяжении семисотлетнего периода древнерусской литературы оставалось Священное Писание. Цитаты из Священного Писания позволяли авторам сопоставить события настоящего с событиями «всемирной» истории и сравнить людей и их поступки в настоящем с библейскими образами. В древнерусских сочинениях русские князья чаще всего сравнивались с такими библейскими патриархами, как Авраам и Иаков, что позволяло авторам решить сразу несколько политических задач. Например, в случае с Владимиром I и Владимиром Мономахом посредством подобных параллелей проводилась легитимация княжеской власти и оправдывалась незаконность приобретения князьями киевского стола. Негативные с точки зрения христианства образы, черпаемые из того же Священного Писания, применялись к врагам земли Русской, чаще всего к половцам и монголо-татарам, а также к другим «неверным» народам. Так, монголо-татары в летописи чаще всего награждаются следующими эпитетами – «поганый род Измалитский», «агаряне», «нечестивые», указанные эпитеты рассчитаны на читателя, хорошо знакомого с сюжетом Ветхого Завета об изгнании Авраамом в пустыню Фаар своей рабыни Агари вместе с сыном Измаилом, от которого и пошли все «нечестивые» народы. Конечно, цитировалось не только Священное Писание, многие средневековые сочинения изобилуют выдержками из различных поучений, слов, изборников, физиологов, шестодневов, апокрифов и т. д. Несмотря на распространение в древнерусской литературе библеизмов, в ней все же оставалось место для проявления древних мифических сюжетов. Конечно, мифические сюжеты и образы присутствуют далеко не в каждом древнерусском произведении, просто потому, что некоторые жанры не позволяли этого сделать, а в некоторых случаях автор-христианин умышленно избегал в своих сочинениях всякого рода отсылок к мифическим сюжетам и образам, пусть даже не явным, из-за убеждений веры. Но были и другие книги, в которых сюжет явно отражал элементы народного мифотворчества, а организация и стилистика художественного пространства произведения соответствовала организации пространства былины или сказки, так же как и образы самих героев сближались с былинными и сказочными героями. Через фольклор в литературу проникали мифы, иллюстрирующие культурно-нравственные представления и языческие верования древних славян. К сожалению, славянские мифы и легенды, получившие отражение в многочисленных старинах, быличках, пословицах, поговорках, долгое время не записывались, что вполне объяснимо двумя основополагающими факторами: отсутствием письменности в дохристианский период и гонениями на языческие верования и всё, что с ними было связано, после принятия христианства. Записи древнеславянских мифов и легенд стали появляться только в XVII веке, когда языческая лихорадка уже закончилась, на смену Средневековью пришло Новое время, а вместе с ним и новые требования, предъявляемые к культуре и литературе.
Первыми разработчиками проблемы русского мифотворчества стали М. Попов и М. Чулков. В 1768 году Попов издал «Описание древнего славянского языческого баснословия». А в 1782 году М. Чулков издал свой обзор русских суеверий – «Словарь русских суеверий», в 1786 году он выпустил 2-е издание «Словаря», известное как «Абевега русских суеверий, идолопоклоннических жертвоприношений, свадебных простонародных обрядов, колдовства, шаманства и прочего».
В ХIХ веке появились исследования А. Кайсарова «Славянская и российская мифология»; Г. Глинки «Древняя религия славян»; Ф.И. Буслаева «О преподавании отечественного языка» (1844) и «Опыт исторической грамматики русского языка» (1858); А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу»; А.А. Потебни «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий»; Д.О. Шеппинга «Мифы славянского язычества» и «Краткий очерк русской мифологии»; А.С. Фаминцына «Божества древних славян». В этих и некоторых других исследованиях ХIХ века обнаруживается тенденция к изучению прежде всего филологического аспекта мифа в качестве истока древнерусских литературных жанров. Основы заложил Ф.И. Буслаев, им также была создана мифологическая школа, построенная на сравнительно-историческом методе изучения связей языка, народной мифологии и народной поэзии.
В ХХ веке вышли исследования, в которых рассматривались сходные мифологемы в различных мифологиях народов мира, проводился анализ мифа и сказки; среди них: «Язычество и Древняя Русь» Е.В. Аничкова; «Морфология сказки» и «Исторические корни волшебной сказки» В.Я. Проппа; «Рожаницы у славян и других языческих народов» И.И. Срезневского; «Славянские древности» Л. Нидерле; «Очерки русской мифологии» Д.К. Зеленина; «Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси» H.М. Гальковского; общий обзор языческих верований Яна Махала в серии «Mythologie of all races», «Разыскания в области духовного стиха» А.Н. Веселовского; «Исследования в области славянских древностей» В.В. Иванова и В.Н. Топорова; «Язычество древних славян» Б.А. Рыбакова, «Демонология в древнерусской литературе» Ф.А. Рязановского. Сегодня проблемой языческих истоков мифотворчества успешно занимаются такие учёные, как М.М. Маковский, С.Ф. Кузьмина, С.В. Жарникова и др.
Основополагающими исследованиями по древнерусской словесности стали труды таких выдающихся учёных, как Ф.И. Буслаев, А.Н. Веселовский, А.Н. Пыпин, А.А. Шахматов и др. В XX веке наука была обогащена трудами В.П. Адриановой-Перетц, Н.К. Гудзия, И.П. Ерёмина и др. Фундаментальное значение в области исследования древнерусской литературы имеют труды Д.С. Лихачёва. Свой вклад в разработку характера и художественной специфики древнерусской литературы вносят труды А.Н. Робинсона, Л.А. Дмитриева, Я.С. Лурье, О.А. Державиной, Н.И. Прокофьева, О.В. Творогова и др. Огромный вклад в изучение древнерусских памятников словесности внёс Н.С. Тихонравов. В частности, он одним из первых исследовал такой уникальный памятник словесности, как Толковая Палея, практически не изученный и представляющий огромный интерес как для историков, так и для литературоведов. Тихонравов исследовал Толковую Палею как с точки зрения текстологии, так и с точки зрения философии, истории и культурологии. В дальнейшем исследованием данного памятника стали заниматься И.Н. Жданов, В.М. Истрин, А.В. Михайлов[5]. Выдающийся вклад в изучение этого уникального памятника в советский период внесли такие учёные, как В.П. Андрианова-Перетц, М.И. Артамонов, М.Н. Тихомиров, В.Н. Топоров, О.В. Творогов, А.П. Щеглов, А.С. Орлов, А.П. Еремин, Г. Рааб.
Самой специфике древнерусской литературы как части культурного наследия были посвящены труды Ф.И. Буслаева, И.С. Некрасова, В.О. Ключевского и др. Глубокие исследования переводных и оригинальных древнерусских памятников литературы сделаны в работах П.М. Строева, М.А. Оболенского, А.С. Лазаревского, А.X. Востокова, М.А. Сухомлинова, А.Н. Попова.
Но, несмотря на то что в целом древнерусской словесности, а в частности древнерусской литературе, посвящено большое количество исследований как отечественных, так и зарубежных авторов, древнерусская книга по-прежнему молчит. Ещё в XX веке Д.С. Лихачёв отмечал, что древнерусская культура объявлена «культурой великого молчания». Прошло время, появилось много новых, интересных исследований, раскрывших для нас уникальный мир древнерусской культуры, отражённый в иконописи, зодчестве, народных промыслах, но древнерусская книга так и не заговорила. Возможно, это связано с тем, что многие историки и филологи пытаются раскрыть художественную ценность древнерусской литературы посредством общепризнанных шаблонов и известных литературных клише, что заведомо лишает её самобытности, отрывает от родных корней и в результате обрекает исследователя на неудачу. На наш взгляд, исследование древнерусской книги необходимо начинать с изучения именно народной традиции, выраженной в фольклоре и скрывающей в себе всю космогонию древнего славянина, и только после этого переходить к изучению влияния внешних факторов, отражающих греко-римскую литературную традицию и христианскую риторику. За время борьбы христианской церкви с идолопоклонством все языческое прошлое в народном сознании обрело новую жизнь. Так, языческие боги высшего уровня были объединены в сознании с христианскими святыми и великомучениками, многие языческие праздники перешли на христианские праздники, в результате чего после службы в церкви начинались народные гулянья, соответствующие языческим обрядам. Божества низшего порядка – лешие, русалки, домовые – спустились в преисподнюю, но не исчезли совсем. Примерно то же самое происходило и на страницах древнерусских книг. Притом что Священное Писание было признанно краеугольным камнем всей литературы, все же в некоторых случаях мир неживой природы, а также пространство и время оказывались под воздействием фольклорной традиции. Особенно это ярко проявляется в эпических повествованиях, где средневековые авторы посредством описаний природы и природных явлений передавали всю глубину чувств и переживаний за родную Отчизну. Этот феномен напластования двух культур, двух верований, некий симбиоз языческой культуры и христианской, проявивший себя особенно ярко в народной среде, получил в науке название народного, или бытового, христианства. Принято считать, что бытовое христианство характерно для большинства индоевропейских культур. Стоит подчеркнуть, что определения «бытовое» или «народное» христианство неточно отражают этот культурный феномен, в первую очередь из-за того, что в них доминирующим является термин «христианство». Народное сознание простого русского человека на протяжении всего Средневековья так и не впитало в себя истинных догматов христианства и вплоть до XVIII века, а в некоторых случаях и дальше многим русским людям были ближе и понятнее старые языческие традиции и обычаи, исходя из чего при рассмотрении вопроса «бытового» христианства в книге мы будем пользоваться определением «симбиоз культур с элементами феномена подмены», которое более точно отражает слияние греко-римских культурных традиций, христианской риторики и языческих представлений, произошедшее на Руси в период Средневековья во всех сферах культуры. Данный симбиоз проявлялся не только в обрядах и восприятии религии, но и в фольклоре, а также литературе, благодаря чему многие средневековые произведения получили особую выразительность и неповторимость. Особенно это касается эпических сочинений, где оживает пространство и время, становится одухотворённой неживая природа, непременно помогающая русскому воину победить врага. Интересно, что вслед за архаикой в таких произведениях могли присутствовать библеизмы, наполненные сакральным смыслом и рассчитанные на хорошее знание Священного Писания, позволяющие автору показать значение того или иного события в контексте «всемирной» истории, возможно, даже объяснить читателю Божий замысел. Для иллюстрации сказанного приведём здесь небольшие фрагменты из текста «Задонщины», наглядно демонстрирующие соседство в рамках одного произведения элементов двух культур – языческой, выраженной посредством элементов богатырского эпоса, и греческой, проявляющей себя посредством христианской риторики. Итак, «уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты, – то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья калёные о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве. Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита…». Приведённый фрагмент действительно звучит поэтично, в нём отчётливо читаются отголоски русских былин о богатырях земли Русской. При помощи этих ярких образов, построенных по принципу антитезы – добра и зла, автор передаёт накал ситуации, весь ужас, всю катастрофу происходящего и одновременно значимость события для современников. Так, с одной стороны, соколы, кречеты и белозерские ястребы отражают образ русских воинов, а с другой стороны, «несметные стада гусиные и лебединые» – образ монголо-татарских полчищ.
Совсем иначе, но также выразительно проявляется в «Задонщине» христианская риторика: «Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные – удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове – поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая, – князей, и бояр, и удалых людей. (…) В тот же день, в субботу, на Рождество святой Богородицы, разгромили христиане полки поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве. (…) Уже встал тур на бой! (…) Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую»[6]. В данном фрагменте уже очевидна привязка истории народов к «всемирной» истории; так, происхождение русских возведено к потомкам Афета, сына Ноя, а происхождение татар – к потомкам Сима. Победа на Куликовом поле, по данным автора, произошла на Рождество Святой Богородицы, русские войска ассоциируются с туром – «встал тур на бой».
Битва на Куликовом поле в соответствии с христианской риторикой отражает борьбу всего христианского мира с «неверными». Русские воины показаны защитниками земли Русской и веры христианской. Как видно из приведённого фрагмента, с помощью библеизмов в произведении реализовывалась смысловая нагрузка, достигалась связь происходящего с событиями «всемирной» истории, в то время как с помощью образных характеристик, свойственных былинному эпосу, автор отражал восприятие события и его оценку современниками; таким образом, передавалось отношение автора, а вместе с ним и всего русского народа к происходящему.
В этой миролюбивой уживчивости всего древнего, народного, исконно русского с новыми требованиями времени, элементами чужой культуры и новой верой и заключается то особое и уникальное мировосприятие, так ярко отразившееся во всей древнерусской литературе и так разительно отличающее её.
К сожалению, древнерусская литература по-прежнему малопонятна современному читателю. Это связано с тем, что литература Нового времени, к которой мы привыкли, совершенно не похожа на литературу древнюю. Новая литература смотрит на мир глазами человека, изучающего все вокруг себя, и каждый взгляд вовне себя открывает для него новые миры и дарит новые эмоции. Древняя литература смотрела на мир глазами человека, обращённого к себе, изучающего себя как часть мироздания, ядром которого является «всемирная» история. Так, познавая себя, человек приходил к познанию мира. Сегодня читателю интересны новые, неординарные сюжеты, эпатажные и дерзкие герои, вычурные описания, при этом читатель не задаётся вопросом: что скрывают эти множества слов? Порою за ними ничего и нет – пустота, но современный читатель спешит в погоне за новыми эмоциями и яркими впечатлениями, не замечая, как приближается к роковой черте – к точке невозврата. Восприятие книги и её содержания средневековым читателем было совершенно иным: читатель не гнался за новыми сюжетами и образами, его интересовал сакральный смысл произведения, зашифрованный между строк. Осмысление и переосмысление настоящего через параллели из прошлого приближали читателя к пониманию сущности бытия и Бога.
В одной книге, конечно, невозможно рассмотреть период длиною 700 лет, да этого и не надо делать, с тем чтобы не утомить читателя и не создать о древнерусской литературе неверного суждения как о чём-то совершенно «неподъёмном» и «тяжеловесном». Очевидно, что за этот продолжительный период в семь столетий древнерусская литература претерпела многочисленные изменения, как жанровые, так и содержательные, но они никак не коснулись ценностных критериев, которые всегда оставались неизменными. И, конечно, важно понимать, что историю развития древнерусской литературы невозможно проследить в отрыве от культуры и истории самой страны, так как литература является частью истории. Именно поэтому в первых разделах книги отражены быт и верования древних славян, послужившие благодатной почвой для развития русской словесности. Особое внимание в работе уделено сказкам и былинам в связи с тем, что именно в них можно обнаружить отголоски древнеязыческих мифов, способных сообщить нам очень многое о мировоззрении древнего человека. Нельзя отрицать и того факта, что вместе с принятием христианства и получением общеславянской письменности Русь постепенно стала приобщаться к культурным традициям Европы и «учиться» вере христианской. При этом, несмотря на непреклонную политику Церкви, народная память бережно сберегла древние мифы и легенды, приоткрывающие нам картину древнеязыческих верований славян. Это «содружество» старого и нового отразилось во многом – праздниках и обрядах, фольклоре и самой литературе. Так, на страницах древнерусских книг стали уживаться христианские святые, былинные герои и сказочные существа. Этому удивительному союзу старого и нового и посвящена глава представленной книги «Языческие боги в христианском обличье». Если на первых этапах формирования древнерусской литературы средневековые авторы использовали библеизмы в качестве общепринятых клише или поучительных примеров, хорошо усвояемых на русской почве, в дальнейшем образы и сюжетные линии Священного Писания начинают использоваться в идеологических и политических целях – именно об этом идёт речь в последних главах книги. Одной из таких грандиозных целей идеологического и политического порядка являлось возвеличивание династии Рюриковичей, превратившееся в целую идеологическую линию, прослеживаемую на страницах древнерусской литературы в течение всего периода. Началом данной идеологии послужило сочинение митрополита Илариона «Слово о Законе и Благодати». Высшей точки своего развития идея возвеличивания династии Рюриковичей достигла в Степенной книге царского родословия.