СКАЗКА О ТОМ, КАК ЯРИЛО В ЛЮБВИ ПОМОГ
На весёлую беседу
Дроли не явилися:
Они шли через болото,
Клюквой подавилися.
Я пришёл на посидуху,
Не нашёл свою засуху,
– скороговоркой пропел-прокричал дед Матвей, удобно устроившись на брёвнах. Я молча ждал продолжения, уже заранее ожидая очередную бывальщину.
– А дело было так, – продолжил дед Матвей.
На всю округу из нашей деревни что парни, что девки очень ценились как женихи-невесты. Парни хозяйственные, девки работящие. А уж попеть-поплясать да хороводы водить – никому за ними не поспеть.
Самый завидный жених был Гордыня, Путятин сын. Всем взял парень – и рост подходящий, и плечи с косую сажень, и лицом светел. Но норов у него был никчёмный: задиристый, горделивый, себя выше всех считал. Не зря Гордыней его прозвали. Но в работе, надо сказать, тоже всегда первый, всё в руках горело. Тут уж худого слова не вымолвишь. А девки всё обхаживали его, как могли. Только он на девок, вроде, и не смотрит. На гулянье, бывало, во всех играх первый, столб вслепую всегда первый срубал, да так, что соперника столб сваливал. Но, как до хороводов дело доходит, поворачивается – и прочь. Постепенно так всех девок от себя и отвадил.
Только одна, Ясуня, Милованова дочка, не отступалась. На других парней и не смотрела, сватам отказывала. Милован, на что уж дочку любил и не неволил, поругивать её стал:
– Смотри, Ясуня, пробросаешься! Будешь век одна куковать!
Она только вздыхает.
И вот, однажды, наступил Ярилин День. Ярилу, Бога ярого весеннего Солнца, любовной страсти и плодородия, в деревне у нас очень чтили. Вся деревня с утра участвовала в празднике – и стар, и млад. Идут на Ярилину Горку, каждый хозяин несёт хлеб-соль, складывают его кучкой, а специально выбранный хозяин троекратно кланяется на три стороны и произносит обращение к Яриле:
Гой ты, Ярила, огненная Сила!
С неба грядучи, ты возьми ключи,
Отомкни ты Матерь – сыру Землю,
Пусти тёплу росу да на всю весну,
На сухое лето да на ядрёно жито!
Гой! Слава!
А весь народ повторяет это за ним и тоже кланяется на три стороны. Потом идут на поля, трижды обходят их и поют:
Волочился Ярило
По всему белу свету,
Полю жито родил,
Людям деток плодил.
А где он ногою —
Там жито копною,
А где он глянет,
Там колос цветёт.
Вечером выбирали самого красивого парня, надевали ему на шею науз – верёвочку с подвеской, полной сухих ароматных трав, и водили вокруг него хороводы, распевая песни.
А у нас Ярилин день,
Я травку-муравку вытопчу,
Тебя, молоденьку, подержу…
На эти вечерние игрища допускались только молодые парни и девушки. После хоровода они разбивались на пары и разбредались, кто в поле, кто в лес.
Ярило любовь очень одобрял. Он даже проверял, все ли парни и девки в гулянье участвуют. Ходит, смотрит, спрашивает, если что не так.
И вот как-то в такой вечер идёт он по деревне мимо Гордыниного дома. Смотрит, молодой парень, вместо того, чтобы с девушкой миловаться, во дворе дрова колет. Удивился Ярило. Думает, что-то не то с этим парнем.
Подходит ближе. Всмотрелся и ужаснулся: «Сердце-то у парня ледяное! Видно, Морена, Богиня Зимы и Смерти, поцеловала парня! Не дело это! Как же я это не усмотрел! Надо парня выручать!»
Пошёл дальше, всё думает, как помочь.
И видит – на скамеечке сидит девушка, такая милая, как ландыш лесной, но печальная. И одна сидит. Тоже непорядок. Подсел к ней, разговор завёл. А она отворачивается, глаза прячет. Но разве против Бога Ярилы устоит кто? Узнал, что Ясуней зовут. Выспросил про её несчастную любовь к Гордыне.
«Вот и лекарство есть для парня», – обрадовался Ярило.
И сказал:
– Помогу я тебе, только делать должна точно, как я скажу. Согласна?
А Ясуня шепчет:
– А Гордыне от этого худа какого не будет?
Восхитился про себя Ярило: «Вот она, настоящая любовь! За милого беспокоится, а не о себе думает!»
А вслух говорит:
– Будешь делать, как скажу, только добро будет. Сердце его ледяное растопить нужно, а то недолго ему тут оставаться, может скоро в Навь, Мир смерти, уйти.
И протягивает ей науз с ароматными травами. По этому наузу Ясуня и признала Ярилу. В землю хотела поклониться, да он не позволил.
– Слушай дальше, – говорит. – Науз этот из рук ни на минутку не выпускай, чтобы сила в нём оставалась. Утром, как пойдёт он скотину выгонять, подойди к нему, да встань прямо перед ним и, не мешкая, чтоб не одумался, подай ему науз, гляди в глаза и быстро так скажи: «Одно сердце страдает, другое не знает».
Он растеряется, отвык парень уже, чтобы девки на шею вешались, ветку возьмёт и глянет на тебя. А как глянет, так и присохнет. Но ты тут же повернись и прочь иди.
Вот после этого начнётся самое трудное для тебя. Гордыня твой начнёт следом за тобой ходить, любви ответной просить. Но ты каждый раз отвечай: «С чем пришёл, с тем и пошёл», – поворачивайся и уходи, виду не подавай, что любишь. Если ответишь на любовь, поцеловать разрешишь, сердце его заледенеет пуще прежнего, уже ничем не поможешь, а он быстро в Навь отойдёт.
И продержаться так тебе надо до следующего Ярилиного Дня. Сватов будет засылать, отказывай. Отцу можешь намекнуть, что, мол, Ярило так велел, а больше никому ни слова. За этот год сердце его полностью оттает, Морена власть над ним потеряет. Продержишься, через год я сам на Гордыню науз с травами надену. Как увидишь на нём мой праздничный науз, так к отцу веди, чтобы благословил. Тогда и милуйся, сколько хочешь.
Прижала Ясуня науз к груди, вдохнула духмяность травяную. Подняла глаза, чтобы поблагодарить, а Ярилы уже и нет, только рядом сидел, а уж и след простыл. Но Ясуня всё же сказала те добрые слова, что хотела сказать – Бог, он Бог и есть – всё слышит, всё знает.
В эту ночь Ясуня так и не ложилась спать, науз к лицу прижимала и смелости набиралась, как она к любимому подойдёт.
А утром, только рассвет занялся, Ясуня уже Гордыню поджидает. Он один жил, родители померли, так за скотиной он сам и ходил. Гонит парень скотину в стадо, а наперерез ему девушка спешит. Скользнул он по ней взглядом, хотел дальше идти. А она встала перед ним и протягивает науз с душистой травой. Он от неожиданности науз взял и на неё глаза поднял. А она ему в глаза глядит и говорит:
– Одно сердце страдает, другое не знает.
Жар у него по телу прошёл, смотрит на девушку, а она ему милее всех на свете кажется.
– Как зовут тебя, милая? Чья ты дочка будешь?
Но красавица повернулась и пошла прочь. Он за ней. И про скотину забыл. Догнал, не пускает. А она ему так строго:
– С чем пришёл, с тем и пошёл!
Оторопел Гордыня. Гордость в нём взыграла, тоже повернулся и пошёл, но науз душистый из рук не выпускает, память о девушке хранит. А Ясуня домой бегом, слезами захлёбывается и не знает, о чём плачет: то ли потому, что Гордыня, наконец-то, её заметил, то ли потому, что оттолкнуть его пришлось.
Хоть и рассердился Гордыня, но вечером на гулянье пришёл, Ясуню высматривает, всё о ней у парней выспрашивает. Но, как подойдёт только к ней, она ему опять:
– С чем пришёл, с тем и пошёл!
Так и пошёл день за днём. Он к ней, она от него. Вся деревня уже смеяться над ними устала, а Ясуню осуждают, что нос от такого парня воротит, сватов, мол, засылал, так отказала. Стали поговаривать, что испортила девка паренька, навела на него сухоту. Но Ясуня хорошо помнит, что Ярило наказывал: «Уступишь, парня в Навь загонишь».
Вот опять Ярилины праздники наступили. Стоит Гордыня в сторонке, смотрит, как Ясуня хороводы водит. Сердце от любви тает, вспоминает, как в народе говорят: «Без солнышка нельзя пробыть, без милой нельзя прожить».
Не заметил, как незнакомый парень подошёл, наблюдает за ним, улыбается.
А потом парень и говорит:
– Она запах травы любит. Надень на себя мой науз травяной, подари ей науз второй, от такого подарка девушки не отказываются.
Гордыня даже слово сказать не успел, как один науз уже на шее, второй в руках, а сам он быстрым шагом к Ясуне идёт. И про парня забыл.
Тут и Ясуня Гордыню увидела. Науз у него на шее, в руках второй – не обманул Ярило, не забыл обещание! Выскочила из хоровода и, будто случайно, навстречу пошла. Встретились, он ей науз отдал, обнял, да так, обнявшись, пошли. И всю жизнь, обнявшись, и прожили. Настоящая любовь и ледяное сердце растопит.
Замолчал дед Матвей, с поля потянуло травяным ароматом, и понеслись мысли про жизнь, про любовь, и какая-то лёгкая грусть растеклась по сердцу.