ЧАСТЬ 2 МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЬМОЙ ВОЛШЕБНИЦЫ
Глава 1 ЭРИНИИ НА ПУТИ К СВЕТУ
Как ни прекрасна была родная тьма, но таинственные обитательницы, дочери Никты – богини тьмы, как только появилась такая возможность, устремились к свету. С самого начала они как – то избегали своей таинственной родины, и были уверены, что все их дела и подвиги и не слишком красивые поступки совершаться будут там, чаще всего на земле, иногда на Олимпе.
Каждая из Эринний таила надежду, что Никта не встанет на их пути и не позовет назад. Там бурлила жизнь, там были все главные богини, а во тьме, в этом диком лабиринте, можно было блуждать до бесконечности, так и не найдя пути, и ничего интересного там не происходило.
– Мы всегда успеем сюда вернуться, – говорили они друг другу и стремительно неслись в мир богов и людей, уверенные, что они там могут быть полезны или вредны, что тоже немаловажно и для них, и для тех, с кем они собирались жить и бороться.
Но не только Эриннии, вмешивались в дела богинь, и те пытались противостоять им. Вот и Апате заставила убить ненавистную Клитиместру Афина, тайно влюбленная в Агамемнона. Но потом Эринниям и с самим Орестом, убившим свою мать, что-то пришлось делать. Он не мог оставаться безнаказанным. Но это все оказалось не так просто, как сначала думали Эриннии, потому что они запутались в том, что справедливо, а что несправедливо, и Немезида замучилась им объяснять и спорить с ними. Потому они, в конце концов, и вывели закон о том, что если пролита кровь героя или дракона, это не так важно, то за нее придется расплачиваться и герою и злодею. Да и пойми попробуй, кто тут герой, а кто злодей. Но взять того же Ореста, когда эриннии кинулись за ним, чтобы исполнить предначертанной, он оказался под надежной защитой в те дни. Они убедились в том сразу, как только врезались в храм Аполлона, и двери перед ними там оказались плотно запертыми.
Думаете, эриннии спокойно отступили и смирились? Да как бы ни так, они готовы были ждать годами и преследовать его, куда бы парень со своими друзьями не бросился, где бы он не оказался.
Надо было показать и остальным, готовым мстить, что не найдут они нигде покоя, пока не расплатятся за совершенное.
В глубине своей души (Это Лиса сомневалась в том, что у них есть души) Мегера стала даже сочувствовать бедному парню. Хотя такой слабости за собой прежде никогда не наблюдала. Да и теперь ничего не говорила сестрам – боялась, что они смеяться и издеваться над ней начнут. Но когда они вырвались к свету, то поняли, что добрые порывы в их душах начали бороться, со злостью и яростью.
Вот примерно в то время на пути Эринний и встала богиня Афина. Даже в гневе она казалась такой красивой, никогда прежде не видели они таких богинь, да еще в переливах солнечных лучей. Все вместе очаровало один миг Мстительниц – так назвала их всех вместе богиня. Но она потребовала, чтобы они оставили Ореста в покое.
Никому, даже своей матушке не подчинились бы Эриннии, а тут сразу отступили, и даже не сильно из-за этого переживали.
Богиня легко одержала верх сразу над тремя мятежными душами и даже сама не сознавала, как велика была ее сила.
Никта пока этого не ведала, жила в спокойно неге и считала, что над ее строптивыми дочерями ни у кого нет власти.
№№№№№№№№
В те напряженные, суматошные дни Афина вела неустанную войну с Горгонами. Они казались ей неодолимыми соперницами, но это только вдохновляло непреклонную богиню. Она отправила подальше (в объятья Афродиты) своего безрассудного брата Ареса, чтобы он не мешал ей и не испортил всего, как он обычно и делал, стоило ему только вмешаться в происходящее. Но Горгоны – эти жуткие порождения тьмы так наседали на нее, творили такие жуткие вещи, что терпению Афины пришел конец, и она решила расправиться с ними, чего бы ей это не стоило.
А тут и подвернулись Эриннии вместе с Орестом. До самого парня, убившего мать, которая убила его отца, Афине не было особого дела. А ему просто посчастливилось случайно попасть богине на глаза.
Может и не случайно, ведь он успел побывать в храме Аполлона, а тот уж сообразил, что надо предпринять, чтобы ему помочь. Тогда Афина трех чудовищ, о которых до сих пор чаще слышала, и разглядела в первый раз. Они ей оказались просто необходимы для борьбы с Горгонами.
Вот и преградила Афина нашим Мстительницам дорогу. Конечно, она знала, что никто с ними никогда не связывался, и не была уверенна в том, что они на нее не накинутся все вместе. Но кто не рискует, тот не получает Эринний в помощницы.
Богиня Афина решила рискнуть, и правильно сделала. Она думала о том, что если они выбрались на свет из тьмы, то не могут ощущать себя такими вольными и сильными, что все только шарахаются в стороны от них. Пусть знают свое места на земле или убираются назад во тьму.
Наверное, Эриннии не хотел возвращаться во тьмы, потому что они остановились перед богиней, едва в нее не врезавшись с разбега, так неожиданно все произошло в тот раз. Они что-то как всегда все вместе говорили Афине, упрекали, просили, восхищались.
Понять их было невозможно. Она только усмехнулась и махнула прелестной ручкой. Потом Эриннии заверили, что станут служить богине, коли она так смело смогла их остановить. И они тут же облачились в белое одеяние, чтобы быть поближе к Афине и к свету, и подальше от тьмы.
Как ни странно, но одеяние сразу преобразило Эринний, они были если не прекрасны, то симпатичны и забавны. И людей, да что людей, и богинь часто обманывала их внешность, они больше не чувствовали той опасности, которая от Эринний прежде так явно исходила. Вот и мстительницам нравилось обманывать их, на глазах снова превращаясь в фурий.
Людские эмоции стали для них такой желанной пищей, что они все чаще увлеченно превращались то в белых и пушистых, то в злых и ужасных, окончательно всем заморочив головы.
Так Эриннии и породили своих вечных спутников – кошмары стали являться людям, во снах их белые девы становились чудовищами, а чудовища снова пушистыми и кроткими делались. Но и Афина понимала, что ей без них не обойтись. И что будут делать все красавицы, если рядом с ними нет чудовищ. Безобразие могло сослужить им прекрасную службу. Они благосклонно приняли Афину, но все понимали, что скорее она от них зависит, чем они от нее. На таких условиях и был заключен этот союз богини Афины и Эринниями.
№№№№№№№№№
В то время, когда Афина заключала союз с Мстительницами, сама Никта встречала Гелиоса.
Титан покинул свои небеса в очередной раз, разобидевшись на богов, которые перестали с ним считаться, решив, что он никуда от них не денется, как светил и согревал мир, так и будет светить дальше.
Сам же Гелиос в этом вовсе не был уверен. Вот и решил он, молча удалившись, заставить с собой считаться. Он решил побродить по тьме и перевести дыхание. Путешествие оказалось приятным, как ни странно бы это звучало.
Гелиос торжествовал в объятьях тьмы, и представлял себе, как должен яриться на небеса Зевс, вместе со всей своей свитой, и даже Посейдон в бескрайних морях.
Хотя тот ничем ему не досаждал. Но и он узнает, каково это жить без солнца и тепла, они привыкли к тому, что он им ни в чем не отказывал, вот и пусть покрутятся. Но как обычно, радуясь его появлению, Никта вдруг встревожилась.
– Так чего доброго, и я как дурочка Лиса стану полыхать необузданной страстью к этому красавцу, – размышляла она и волновалась все сильнее, уж этого ей хотелось меньше всего.
А потом она стала успокаивать себя:
– Но я слишком стара и мудра, чтобы такое случилось.
Это звучало разумно, но она помнила все истории про Амура, и все похождения Зевса к девицам, и богиням.
Уж если даже Громовержец не смог себя защитить, то стоит ли ей оставаться такой спокойной? А если страсть нагрянет внезапно? Но ведь и Гелиос никогда не смотрит в сторону мира Тьмы, он может тут прогуляться из вредности, но никогда не останется, чтобы ни происходило на земле. Хотя им и обещали конец света, только произойдет это наверняка не нынче и не с ними.
Гелиос снова заметил, что Никта по-прежнему была холодна, и это обидело его больше, чем равнодушие Олимпийцев. Если он сюда стремился, неважно почему, то она могла бы проявить хотя бы какое-то внимание.
Глава 2 ПЕРЕМЕНЫ В МИРЕ
Но встретиться и переговорить Богине Тьмы с Гелиосом все-таки удалось, потому она и узнала от него о тех переменах, которые происходили в мире.
Но все там казалось ей неразумным и страшно утомительным.
Нет, чем больше она говорила с ним, тем меньше ей хотелось оказаться в его объятьях и его власти. Она снова возбуждалась от сознания свободы и независимости – эти мелкие переменчивые страстишки, с которыми носится Зевс, из-за которых лопается от ярости Гера, были ей никак не нужны.
Он был увлечен и подавлен, но Никта торжествовала – она смогла одолеть эту страсть в душе, и то, что не трогает нас, то делает сильней, она и на самом деле стала значительно сильнее в те дни.
Но когда она увидела собственного сына, то радости в душе ее поубавилось.
Танатос оставался непроницаемым созданием с каменным сердцем. Он не обрадовался встрече, даже не притворился, что рад этому. Сколько она не вглядывалась в его душу, окутанную тьмой, никаких чувств там не нашла. Только язвительная усмешка на непроницаемой физиономии. Это все, что он дарил миру, но разве его мать заслужила такое к себе отношение?
– Что привело тебя сюда? – спросила Никта почти раздраженно. Он прервал ее приятное свидание с Гелиосом, и что подарил ей взамен?
Бог смерти не обольщался, он знал, что ни его особа, ни дела его мать никогда не интересовали. Но ведь и ему до ее дел и забот не было дела.
Он молча взирал на нее. Тогда Никта заговорила снова:
– Я устала от сестер твоих, а уж когда они собрались тут все вместе, мне вообще пришлось от них спасаться.
Никта лукавила, но разве знал ее сын, отгородившийся от мира, что творится в душе его матери? Да он и не хотел этого знать.
– Ты нашла хорошее место для спасения, только не ты ли сама и породила своих мучителей?
Но оба они понимали, что сюда никто не сунется, и они могут и говорить и отдыхать спокойно.
– Я хотела лучшего. Кто же знал, что все так обернется вдруг?
Бог смерти даже в собственных покоях никак не мог оставаться в одиночестве, и это сердито его, приводило в ярость. Хотя сюда никто не заглядывал, только Никта порой пересекала границы его владений.
Теперь он решил рассказать ей о дерзости не только богов, но и царей.
– С ними пора разделаться, – потребовал Танатос, они совсем отбились от рук, никакого почтения, даже страха не осталось. Меня там пленил какой-то дерзкий царь Сизиф, – а разве сестрицы мои заметили это, бросились на помощь? А вот богам пришлось это сделать, они увидели, какой хаос наступает, как только я исчез бесследно. Вряд ли они меня, когда любили, но убедились, что я им необходим.
Танатос замолчал, он заметил, что теперь матушка сама в нем нуждалась, вот и бросилась к нему в объятья, хотя почему он должен ей помогать, если она не помогала ему никогда?
Он не зря издевался над ней, припомнив старые обиды, теперь они были в расчете, именно эта коварная и черная дама его когда-то и породила и выпустила в мир.
№№№№№№№№
Танатос поднялся и закрыл свои черные крылья. Жуткий холод, от них исходивший, пронзил душу его матушки.
Никта поежилась. Она слышала и прежде от людей о могильном холоде, который исходил от него. Но сама она все время держалась в стороне. И даже если она не думала о нем, но понимала, что он находится поблизости, когда озноб охватывал не только ее тело, но и душу. Ему нравилось хватать свою жертву и сковывать этим холодом, и все, кто оказался поблизости, тряслись от ужаса. Он питался таким страхом и грелся в его лучах.
И все еще живые понимали, что человеку, охваченному гробовым холодом, не убежать, не спрятаться от смерти
Танатос любил наблюдать, как по-разному ведут себя в его руках люди. Одни из них, заглядывая ему в глаза, хотели казаться героями, другие наоборот вопили, теряли самообладание, и немели от ужаса. Но некоторые, прежде тихие и робкие, здесь казались несокрушимыми, как он не старался, но ничего не мог с ними сделать. Но при всем при том. Бог смерти чувствовал себя настоящим властелином. Люди были бессильны и покорны ему от начала до конца.
Об этом он и рассказывал своей матушке, страшно гордясь собой. Никта слушала его внимательно и не перебивала. Но видела, что ничего о нем не знает. Да и не старалась что-то узнать. Для всех он оставался загадкой. Ей было ясно только то, что она породила его и выпустила в этот мир однажды.
Порой, когда он забирал детей или молодых людей, она и сама часто на него сердилась, как и когда он слишком долго не приходил к старикам. Никта верила, что все должно происходить во время, в свой срок. Но он ни к кому, даже к ней не прислушивался. У него были свои соображения, он не собирался ни с кем считаться.
Когда Никта высказывала свои несогласия с ним, он ответил:
– Меня часто упрекают за то, что прихожу не туда и не вовремя, – усмехнулся он, – может это и так, только не я назначаю этот срок. Я только исполняю то, что записано у парок, в Книге Судеб.
Никта понимала, что напрасно его упрекает
– Ты только однажды сплоховал, – усмехнулась она
Танатос тоже вспомнил о том случае, когда он связался с Сизифом. И она замолчала, видя, что ошиблась.
– Но разве тебе не известна история об Адмеде? – удивленно спросил он.
Танатос не мог поверить, что этого кто-то не знал.
Он не удержался, и стал рассказывать:
Адмету по зову Зевса служил Аполлон, после того, когда он убил своего обидчика – Змея Тифона и должен был нести наказание за пролитую кровь.
И в знак благодарности за то, что царь не притеснял его, Аполлон помог ему добиться руки дочери Пелея Анкесиды. Он тогда помог ему впрячь в колесницу льва и медведя, что до сих пор никому не удавалось. Вот он и увез невесту в Феры. После этого она и позабыла напрочь о нем. И если сам он интересовал Аполлона, то только как его брат по несчастью – вечный неудачник в любви. Танатос помолчал немного, а потом продолжал.
– Аполлон добился у богинь судьбы обещания, что они отсрочат смерть, если кто-то вместо Адмеда отправится в царство мертвых.
Ему же очень не хотелось покидать этот мир, да еще когда у него оказался такой покровитель, – усмехнулся Танатос, вспомнив, как все это было тогда, – но я не собирался расшаркиваться перед этим красавчиком, ведь я ничего ему не было должен.
Глава 3 СХВАТКА СО СМЕРТЬЮ
Никта увлеченно слушала рассказ об упрямом царе, который решил тягаться со смертью, старалась понять, чем это завершиться, она на самом деле ничего не знала о таком происшествии. Да и много чего еще не знала богиня ночи в те дни. И она даже забыла о Гелиосе, когда тот опустился в Тартар, предвкушая свидание с нею.
Надо признать, что он давно был влюблен в Никту, и всегда радовался такой встрече. Но в чертогах Никты он нашел только Лису в полном одиночестве, рыдающую и несчастную. Он о чем – то спрашивал бедняжку, она не слышала его и ни о чем сказать не могла. Тогда он спросил о Никте, понимая, что ничего от нее не добьется, но Лисса кажется не знала, где находится ее матушка. Гелиос не стал задерживаться, он боялся, что эта чудовищная дева станет к нему приставать, как она делала это всегда, вот и побрел по Тартару, живясь тому, какой же он огромный и непроходимый.
– И он ушел, – вздохнула брошенная всеми девица, ни на что больше не надеясь.
А Танатос между тем продолжал свое повествование:
– Он решил действовать – сначала не принес даров Артемиде, – а она, не считаясь со своим братцем, не собиралась его жаловать, богиня бывала очень жестока.
Тогда, почуяв меня, он стал искать того, кто его защитит, вырвет из моих объятий. Но желающих не нашлось. Друзья стали смеяться над ним, они не понимали, что ценного в его жизни, если они ради нее должны жертвовать своими. Даже старые родители не собирались обрывать свои жизни и дарить ему свет и солнце. Все ждали своего срока. Напрасно он уговаривал, просил, умолял, одаривал. Но одна глупышка все-таки нашлась – это была его жена, то ли так была ей ненавистна жизнь рядом с ним, то ли она его любила, но царь торжествовал.
Рассказчик замолчал, словно хотел сказать что-то важное.
– Я надеялся еще и на то, что она в меня влюбилась, и потому готова на такие жертвы. А что, мне очень не хватало любви тогда…
На прощание она сказала царю:
– Я попрошу тебя только об одном, не приводи мачеху для наших детей.
Царь вдруг опомнился, он вовсе не хотел, чтобы она уходила.
– Откажись от этого, мы найдем кого-то еще, – не унимался царь.
Но она уже умерла, так как и хотела с самого начала. А тут к нему пожаловал Геракл, словно снег на голову свалился.
Царь скрыл свое горе от старого знакомого, чтобы его не расстраивать – Акмед знал какое у того большое и горячее сердце. Только разве можно скрыть такое от гостя, Геракл узнал обо всем, что случилось. Что мог он придумать? Конечно, решил вырвать женщину из моих рук, он ведь с самого начала совершал свои подвиги напрасные.
Танатос остановился, чтобы перевести дыхание. Но Никта оказалась не на шутку любопытной, она торопила его, ей так хотелось узнать, что же там у них случилось дальше.
– Геракл спрятался за гробницей, когда все ушли. И услышав мое приближение, он насторожился.
– Когда я приблизился к гробу, он бросился на меня так, что кости мои затрещали, я вырывался, бил его своими крыльями, но Геракл одолел и связал меня тут же в склепе.
И снова замолчал Танатос, он стал мрачнее прежнего. Он слышал и видел все, что творилось, словно это было с ним только что.
Никта не осмелилась его ни о чем спрашивать.
– Я вырывался слишком долго, наконец, он отпустил меня, не решаясь перейти черту и совершить что-то страшное. Мне пришлось пообещать ему вернуть царицу живой и невредимой.
Это было неслыханным делом. Я должен был признать свою слабость перед смертным, перед героем. Да и проигрывать мне вовсе не хотелось. Разве не был я одним из самых сильных и могущественных богов в этом мире?
Эти двое жили долго и счастливо, после всего, что с ними случилось. Какова же была моя радость, когда мне надо было прийти к ним снова во второй раз. Танатос расхохотался, предвкушая счастливый миг.
– Геракл, – задумчиво произнесла Никта.
Она прежде не слышала этого имени. Но догадывалась, что с ним будет связанно многое. Никта решила заглянуть к Тартару, устыдившись того, что слишком долго его не навещала.
История любви смертного царя заставила ее задуматься о многом, и вспомнить о своих близких. Они попрощались, хотя Танатос и не понимал, почему матушка, никуда не спешившая, вдруг заторопилась уйти. И проводив ее взглядом, Танатос остался один. Ему больше не приходилось ждать гостей. Он оставался в одиночестве.
– Люди меня встречают неприветливо, когда я прихожу к ним, а сами они ко мне никогда не торопятся.
Ему вдруг захотелось что-то изменить.
– Они не ценят меня, но если бы меня не было, то что бы стало со всем миром. Вот потому и приходится трудиться в поте лица.
Люди старались не обращать на него внимания, с ужасом убегали, как только видели или слышали его. Но и боги мало чем отличались от людей. Но разве не только благодаря ему они и могут оставаться сами собой. Вероятно, смерть была самой большой наградой, если это узнать и понять до конца.
Глава 4 В ТЕМНОТЕ
Гипнос догнал Никту в одном из лабиринтов, она дрожала от холода и казалась отрешенной и потерянной.
Он даже не сразу узнал ее. Ему так хотелось, чтобы она оценила его тепло и свет, сравнивая с миром своего брата. Он казался мягким и веселым. Люди, каждый вечер, когда наступала темнота, вспоминали о нем, и желали, чтобы он вернулся назад. Но до утра, они словно бы умирали вместе с ним, а потом снова возвращались к реальности с первыми лучами солнца. О, как он любил проноситься над землей и над водой. Он знал, что властен над всем этим миром. Но они не боялись его и часто игнорировали. Но горе было тем, кто лишился сна. Они становились в темноте самыми одинокими и несчастными созданиями, тогда и учились ценить его свет и тепло.
Гипнос гордился тем, что он помогал не только отдыхать, но часто посылал им самые разные, порой пророческие сны. Он предупреждал, особенно симпатичных людей о несчастьях, сердился, когда они не прислушивались к его словам, если бы они были внимательны, то многих бед с ними бы не случилось.
Никто и сама испытывала страх и волнение, когда Гипнос перед нею появлялся. Это раздражало и волновало его. Но и она за него волновалась, особенно когда он связался с Герой. Она не сомневалась, что такая связь как бы она не начиналась, закончится плачевно. От верховной богини, обиженной и несчастной она никогда не ждала ничего хорошего. Уж слишком дерзкой, жестокой и слабой была жена Зевса.
Но Гипносу льстило ее внимание, она шла на многое, чтобы заполучить Гипноса. Он гордился тем, что ему дважды удалось усыпить молодого Зевса, и тот никак не мог с ним справиться.
– Зачем тебе это? – спрашивала у сына Никта.
Она сильно за него волновалась.
– Она тебя не сможет защитить, да и не станет этого делать. Зевс не бросит ее, она навсегда с ним останется. От всего этого пострадаешь только ты один.
Но сын Никты был глух и слеп, он смеялся, ничего не слышал, и слушать не желал. Гипнос позабавился, когда Зевс запретил богам вмешиваться в Троянскую войну. Только запрет его подействовал не на всех. Страшно обиженный Посейдон решил вмешаться в происходящее и помочь ахейцам.
– Как все тогда было замечательно, – восторженно говорил Гипнос, – Гера за все это отдала мне в жены Хариту. А что было бы, если бы я его ослушался? Я давно и безошибочно понял, кого следует опасаться, а с кем нужно оставаться до конца.
– И не Зевс нам страшен, а его коварная и строптивая жена, – возражала Никта
– Все козни пошли только на пользу Гераклу.
Поняла Никта, от кого впервые она услышала это имя.
– Значит и Гипнос упорно борется с героем, – подумала она в тот миг.
Она не будет скучать в ближайшее время, пока с ней рядом ее безумный, но такой обаятельный сын, и сын этой смертной женщины, который никому не дает покоя.
Нет, имя матери героя Никта никогда бы не запомнила, но вот сын ее, вероятно, останется в веках.
– Насколько я знаю, ему пришлось дорого заплатить.
После тяжкой беседы с Танатосом, с Гипносом говорить было легко и весело. Она и сама не догадывалась о том, что у нее может быть такой легкий и забавный сын.
По дороге он весело рассказывал ей о своих сыновьях Морфее, который мог принять образ и голос любого человека, о Фантазе, часто представлявшимся призраком. Так незаметно они и одолели долгий путь во мраке, и подошла к вратам Тартара вместе.
– Мы не станем навещать Лету, – попросил у матери Гипнос, я не могу и не хочу лишиться памяти.
Она и сама не собиралась отправиться руслу этой реки, но такая ее просьба Никту удивила. Стало немного обидно и горько.
Никта оглянулась на окно, около которого сидела Дева с пустыми глазами.
Глава 5 ВИДЕНИЕ
Дева сидела перед окном и без всякого выражения и чувств она взирала куда-то вдаль. Кажется, она не видела их, ей не было до непрошенных гостей никакого дела. И мать и брат как-то слишком поспешно проходили мимо. Конечно, она их узнала, но не стала окликать. Зачем ей было звать тех, кто избегают и сторонятся ее?
Странная обида жила в ее душе. О ней вспоминали и с нею были добры только когда хотели получить забвение. Напиток, который только она одна могла брать из этой реки, окружавшей ее маленький домик со всех сторон. А такое случалось не часто. Люди, оказавшиеся здесь, были так устроены, что им вовсе не хотелось забвения, они не хотели забывать даже самое скверное из того, что с ними случалось.
Никта горевала оттого, что она поддалась капризам Гипноса и прошла мимо дочери, даже не окликнув ее. Но было поздно возвращаться и исправлять что-то. Она убеждала себя, что заглянет к ней на обратном пути, хотя ей вовсе этого не хотелось. Была другая дорога, и ей хотелось обойти стороной и домик, и реку забвения. Она была тиха и неподвижна. Ей не было дела до того, что происходило во тьме, не потому ли все старались пройти незаметно мимо?
№№№№№№№№№
Пропасть, в которой они оказались к тому времени, была странно освещена. Думая о бедняжке Лете, Никта не сразу заметила это. Но теперь она убедилась в том, что здесь что-то не так. Видя, что она остановилась от изумления, Гипнос пояснил:
– Это Гелиос зашел к своему отцу. Он тебя здесь дожидается.
Этого Никта хотела меньше всего. Иногда ему слишком нравится наша тьма. Ему хочется избавиться от своих.
Больше не желая ничего слышать, она спряталась в одном из своих закутков, понимая, что сама пришла к тому, кого хотела видеть меньше всего на свете. Но здесь легко было спрятаться, не было такого места, которое она не ведала, даже сам Тартар. А не только светлый бог не смогли бы ее отыскать.
Гипнос усыпил Никту, как только она укрылась от мир. Он знал, что Никта ненавидит свет и тех, кто на земле и в небесах обитает. Он решил разбудить ее только тогда, когда Гелиос отправится к себе на небеса. Ему очень хотелось это сделать для нее. Сам же он хорошо относился к Гелиосу, и рад был его увидеть, потолковать немного с ним.
Гипнос знал, что Титан чужак и среди своих. Они словно не понимали, что все в мире от него зависит.. Но Гипноз не забывал, что если исчезнут люди, то ему нечего будет делать в мире. Тогда он умер бы от тоски, хорошо, что если это и случится, то не так скоро.
№№№№№№№№
Гелиос шагнул в кромешный мрак Тартара, здесь уже томились Титаны, сброшенные Зевсом с небес.
Его стала мучить совесть, он решил, что наказание для них слишком сурово. Но выпустит ли он их из тьмы. Иногда громовержец проявлял слабость.
После Никты он был с Геей, и она родила от него чудовище – многоглавого Тифона, надеясь на то, что именно он и сможет погубить Зевса, позволит освободить и снова привести к власти титанов. Но ничего у них не вышло. Во второй раз побежденным титанам снова пришлось вернуться в Тартар, который они покинули по воле своего повелителя. Но только они сами должны винить себя за то, что с ними случилось.
Когда Гелиос увидел Гипноса, то очень ему обрадовался.
– Никта спит, тебе ее не дождаться, – говорил ему Гипнос.
Ему стало жаль Гелиоса, но раз мать не хотела его видеть, то так будет лучше для всех.
Тартар понимал, что Никта где-то рядом, и ждал ее появления. Она не слишком радовала в последнее время своего возлюбленного.
Гелио надеялся на то, что на обратном пути он снова заглянет в ее чертоги, он упрямо решил поймать и вернуть свою неуловимую богиню, к которой его влекло с невероятной силой.
Глава 6 СТРАДАНИЯ ГЕЛИОСА
В его владениях был весь мир. И Гелиос давно сделал его самым красивым, осветив и согрев своими лучами. Но сам он был лишен любви, отвергая и титанид и богинь. Они казались ему лживыми и притворными, готовыми убежать к тем, кто окажется ближе. Да и всегда они были слишком далеки от него, не хотели приближаться, чтобы не сгореть в его объятиях.
А темная и первозданная Никта – это совсем другое дело. Если бы богиня ночи не убегала, не ускользала от него в лабиринтах своей тьмы. Но запретный плод был сладок и для Гелиоса, а не только для смертного.
Гипнос усмехнулся. Словно бы ему была известна страшная тайна, и он собирался открыть ее миру. Когда он скрылся во мраке и оставил Гелиоса одного, и Марк стал для него привычным, Гипнос обратился к своему отцу.
– Она здесь, но ей не понравился твой светлый гость.
– Разбуди ее, он удалился, – потребовал Тартар, – я так хочу снова обнять мою Никту.
Гипнос чувствовал, что ничего другого ему не остается, только исполнить приказание. В тот миг Никта пробудилась и бросилась к своему вечному возлюбленному. Столько веков прошло, а они все еще оставались вместе.
Гипнос отправился прочь, видя, что они больше не замечают его. Бог сна решил снова отправиться на землю, но сначала заглянул к своей сестре Лисе – самому несчастному созданию во всех мирах. Только почему то весельчаку Гипносу вовсе не хотелось жалеть свою сестрицу. Он не понимал ее чувств к самому ничтожному и несчастному созданию..Но у Лисы Гипноза и встретила Немезида.
– Пошли скорее, там тебя все давно заждались, – требовала она, а тут пусто и тебе нечего делать, они все как-то устроились, им больше нет дела до нас.
Он подчинился сестре, надо было как можно скорее отправляться на землю.
№№№№№№№
В тот час, когда Никта была в объятьях Тартара и ни о чем больше не мечтала, лучезарный Гелиос поднялся на небеса. Он чувствовал, что надолго останется в одиночестве.
Сколько бы он не гонялся за ней, они были слишком далеки, разобщены, и несчастны. Но Гелиос не сомневался в том, что наступит время, когда они должны будут встретиться. Оставалось торжествовать – он выбрался из тьмы и смог вернуться назад. Наверное, только оказавшись во тьме, можно было оценить свет и тепло, которых было в избытке в этом мире.
Никто заставила посмотреть его на самое начало, на Хаос, из которого они все вышли когда-то. Конечно, Никта и ее дочери были значительно старше, чем он сам. Но он, скорее готов был оставаться с ними, чем с новыми богами.
Вот так и приходилось выбирать между тьмой и новыми богами, но сколько бы времени не прошло, он не был ни с теми, ни с другими – из тьмы все время вырывался, на Олимпийцев смотрел свысока – они казались ему слишком молодыми и дерзкими, он не любил этой суеты и бесконечных страстей, которые не стихали в их душах, как пламя костра.
Гелиос очень устал, даже уходя, он знал, что ради общего блага придется вернуться назад, как бы ему не хотелось спрятаться где-то навсегда. Рано или поздно, они возвращали его назад. Он поддавался уговорам, потому что слишком много для этого мира сотворил, чтобы так просто от него отказаться.
Глава 7 ГЕЛИОС НА ЗЕМЛЕ
Порождения тьмы в те времена оставались и на земле. Первым из тех, кого встретил Гелиос на земле, был Пан. Жуткий великан радостно побежал к нему навстречу. Все знали, что он появился на свет в глухом лесу. Младенец выяснил в самом начале, что он был таким страшным, что все разбегались в разные стороны, как только он появлялся.
Чтобы не травмировать свою тонкую душу, Пан стал прятаться от всех в дремучем лесу. Здесь же когда-то пряталась от посторонних глаз и матушка его Дриона.
Он быстро усвоил, что такова его участь и не сильно расстраивался, наоборот, смирился, и даже умел радоваться жизни. Он говорил дриадам, и Артемиде, которая любила с ним беседовать длинными лунными вечерами, что у каждого свое место в этом мире. А Лес это прекрасное место для жизни. Дел очень важных у него было немного, Гелиос и с небес до него легко доставал, он всегда мог понежиться и погреться на солнышке. От него же он узнал, что такие чудовища есть в разных местах, рано или поздно он с ними обязательно встретится.
Правда, когда Гелиос исчез в первый раз, сначала он ощутил беспокойство, а потом жуткий холод. Но сильно из-за этого не переживал, убедился, что тот вернется рано или поздно. А насколько приятно было снова и снова встречать его с радостью, быстро обсыхать после купанья в озере. И хотя он знал, что во мгле чувствует себя значительно уютнее. И отказываться от солнца и света он не собирался.
Сейчас, когда Гелиос возвращался в очередной раз, он первым, едва заметив его, сразу бросился к нему. Приветствуя Гелиоса, Пан радовался как ребенок малый. Все хорошее, пусть и не так быстро, как хотелось бы, возвращается назад. И никаких Зевсов не существовало для Пана, только Гелиос – единственный и самый главный в мире.
Ведь еще недавно, когда царил спесивый Кронос, все так и было. Даже имени Зевса никто не ведал. Но ведь за все хорошее, теплое, светлое, придется расплачиваться.
Но в воспоминаниях Пан возвращался к самому началу. Тогда, в самый первый день его появления на свет, когда еще никто не видел его, матушка же после родов потеряла сознание от боли и ужаса, казалась мертвой, никак не могла прийти в чувства. Сам же себя он видел юным и прекрасным богом, жаль, что все остальные так и не смогли этого разглядеть.
Пробудившись, Дриопа, вспомнила, что с нею приключилось, и стала искать своего ребенка. Он никуда не убежал, был поблизости, но боже, каким же страшным он оказался. С великим ужасом в глазах она его оттолкнула прочь.
– Я не могла родить такое чудовище, в истерике кричала бедняжка.
Рядом никого не было, нимфы, увидев его, разбежались еще раньше, спрятались, и подходить к ней не собирались.
Так она и осталась одна с малышом. Не зная, как ей быть, она бросилась бежать. А когда поняла, что за ней никто не гонится, она остановилась, и решила сказать всем, что потеряла ребенка, чем показать свету и красавцу Гермесу такое чудовище. Не было в ее душе жалости и сочувствия, только страшная горечь разочарования.
Так и сделался Пан сиротой при живой матери. Сначала он догнал ее и стал уговаривать, чтобы она не оставляла его одного. Но тогда нимфа снова бросилась бежать. А Гелиос, случайно бросивший на ту поляну взор, увидел все это первым.
Нимфа опомнилась, устыдилась своей слабости и вернулась к тому месту, где Пан оставался в одиночестве… Но он увидел ее снова, и очень обрадовался.
– Твой отец Гелиос, – говорила Дриона, – бог солнца.
И понял он, почему с первых минут, его так тянуло в небеса с теплу и свету.
Глава 8 СЫН ГЕЛИОСА
Когда тайное стало явным, Пан вдохновился еще больше:
– Видно, я не случайно с первого дня тянулся к нему, – размышлял Пан, с нежностью взирая на небеса.
Гелио не обращал на него, как и на весь остальной мир внимания, он просто светил всему, что было на земле, согревал всех, и этого было достаточно.
– Он горд и прекрасен, и вряд ли признает своим сыном такое чудовище, как я, – боги видно привыкли гордиться своими детьми, они видят только тех, кого можно показать другим. Сколько времени Гера не замечала Гефеста, сколько усилий и даже насилий потребовалось бедняге, чтобы спесивая мамаша признала, что он ее сын.
Это еще нрав его должен быть, чтобы пережить все это и не отчаиваться, даже Арест ей не всегда угоден. Такие вот они и есть и остаются…
– Твой Гелиос ничем не лучше, – отвечала ему Артемида, – у нее были свои счеты с Зевсом и с Герой, и она не собиралась их оправдывать, наоборот, при каждом удобном случае подчеркивала, что они несносны, и самое разумное – держаться от них подальше.
Вот и Дриада снова куда-то исчезла, она решила, что чем дальше будет от него, тем лучше. Артемида долго с ней говорила накануне, а потом отправила подальше и потребовала, чтобы она больше не попадалась ей на глаза:
– Уходи и не возвращайся, – не стоит оправдываться, мы с тобой никогда не поймем друг друга.
Дриада и не ожидала по своей глупой наивности, что богиня так к ней отнесется, но оправдываться было поздно, она боялась ее мести и постаралась спрятаться подальше. Пан увидел в глазах Артемиды все, что она скрыла от него, он оказался странно проницательным созданием. Но она подарила ему жизнь, и жизнь для него была вполне сносной, – так он оправдывал ее и ничего уже не хотел, ничего не боялся, да и терять ему было нечего, оставалось только жить и не тужить.
– Одиночество и страх перед ним испортит характер любого, только Дионис остался прежним, – продолжала свою речь богиня. И Пан понял, что он должен познакомиться с этим вольным, и таким же заброшенным в этом мире богом, как и он сам.
Дионис был прекрасен, свободен и весел, даже после того, как это несчастная Ариадна, которую он спас от нелюбви Тезея – несносного сына Посейдона, взяла да и бросилась с обрыва в воду, чтобы покончить с этим миром. Но и Пан и Артемида, и сам Дионис, узнав о случившимся, были уверенны, что все к лучшему. Нельзя удержать в мире того, кто не хочет жить и упрямого добивается того, чего не может быть.
– Он мог быть и хуже, – размышлял в это время Гелиос, который слышал разговор с небес, и был благодарен дочери Зевса за то, что она не отталкивает его сына, ведет с ним беседы, по-своему неуклюже и все-таки заботится о нем, там на земле. А это дорогого стоит.
А при первой возможности, оказавшись на земле, Гелиос собрал нимф и потребовал от них, чтобы они были с Паном и позаботились о нем. Нимфы должны были ему это обещать, хотя сам Пан не узнал об этом клятве, иначе бы, наверное, не обрадовался так странным переменам, которые неожиданно произошли с ними со всеми.
Пан уверял теперь всех, что вместе со злом в этом мире существует и добро, и он был в какой-то мере прав. Самой несчастной и далекой была его мать Дриопа, с нее Гелиос не взял никакой клятвы, он сделал вид, что ее просто не существует в мире. И ей было очень обидно такое отношение бывшего возлюбленного.
Вот так и имей дело с Титанами, недаром не доверяет им Зевс и жестоко наказал одного из них, – мстительно думала она, оставаясь в одиночестве. Своей вины во всем происходящем она не чувствовала, обиды затмили ее разум окончательно.
Жизнь стала вдруг веселой и счастливой – Пан убедился в том, что после тьмы всегда приходит свет. И это его несказанно обрадовало в те дни.
– Не сердись на свою мать, – говорила Артемида, – она просто слаба и не может проявить великодушия, она просто несчастное создание, и потому не стоит от нее требовать слишком многого.
Но она подарила нам тебя, и мы ее прощаем за все остальное, и ты прости.
Пан давным-давно простил, а вот Гелиос оказался глух и слеп по отношению к бедной нимфе, и это ее печалило больше всего.
Когда нимфы с восторгом рассказывали об Олимпе, где они побывали в свое время, Пан слушал вполуха, про себя он решил:
– Мне вряд ли там придется побывать, да и не очень хочется, мне и в лесу хорошо, чем дальше от Зевса, тем спокойнее. Не касается меня та жизнь и те страсти.
– Но почему бы не мечтать и о большом? —усмехнулась одна из Нимф.
– В начале я хотел многого, а следовало бы радоваться, тому, что есть.
Пан был умен, а теперь решил еще и мудрствовать. Только бы его размышления не дошли до Зевса, вряд ли такие речи ему понравятся. И сама Артемида, конечно, ничего не рассказывает, но здесь часто неожиданно появляется Аполлон, а вот тот уж точно молчать не станет, и что тогда станет с бедным чудовищем?
№№№№№№№№
Дриона не выдержала и решила все-таки навестить своего сына, который в последнее время в ней совсем не нуждался. Пан был в центре внимания всего леса, нимфы и дриады легкой стайкой неслись за ним, и он успевал только поворачиваться то к одной, то к другой и был счастлив с ним. никто давно не замечал его безобразия, словно они все ослепли, как такое вообще могло быть?
Ей следовало бы порадоваться, увидев такое, но она затаила обиду, ведь помогли ему чужие девы, а родная мать пальцем о палец не удалила, словно кто-то (а это был Гелиос, она не ошиблась) хотел показать ей всю ее ничтожность. Так и пришлось ей снова удалиться, потому что вся эта веселая компания отторгла ее, не оставив ей надежды на то, что все может перемениться.
Бедная, бедная Дриона, что же она сотворила.
№№№№№№№
Но и сам Пан теперь заботился о нимфах, ведь они стали его большой и дружной семьей. Он слышал, что нимфа Клития безнадежно влюблена в его отца Гелиоса. И само по себе это не было чем-то необычным и странным. Она с восторгом рассказывала о прекрасном и неприступном боге, к которому и приблизиться невозможно, чтобы не обратиться в пепел.
– И все равно, – настаивал Пан, – даже если он так хорош, как тебе кажется, он не стоит твоих слез.
Глава 9 ПРОТИВОРЕЧИЯ
Пан недаром так отозвался о своем любимом отце. Обижен он был за себя самого. Почем отец не хочет называть и признать его сыном?
Нет, он не отталкивал его, конечно, но ведь и сближаться с ним не собирался. Это казалось особенно обидным. Он мог бы почаще заглядывать в этот лес, посмотреть, что там происходит, но нет никакого внимания, словно и нет у него сына и никогда не было.
Обида сжирала Пана, и никак не мог он спокойно подумать о лучезарном своем отце. А о том, что Гелиос так же был равнодушен и ко всем остальным детям, в то время это до Пана не доходило, он о том и не думал. Но зато внимательным оказался к Чудовищу другой бог. Узнав о том, что в дремучем лесу скрывается от взоров всего остального мира один из сыновей Гелиоса, Гефест, сын Зевса, такой же несчастный, как и он сам, и решил навестить его. Они были и друзьями по несчастью и родственными душами.
Вот и хотел бог – кузнец, который никогда не унывал, рассказать Пану свою историю.
– Ты не печалься сильно, не только с тобой такое случалось, когда Гера родила меня на Олимпе, – размышлял он, – она пришла в такой ужас, что оттуда меня и скинула, не задумываясь, вот и без оглядки полетел я с Олимпа, только пятки сверкали.
Вот и все почести для долгожданного наследника Зевса, от той, которая за семью горой стоит, нерадивый матерей сурово наказывает. Ты хотя бы не летел так высоко, ноги не ломал. А я не нее и не сердился, потому что все к лучшему, скучно и уныло на том самом Олимпе до невообразимости. Потом я дал Дриадам слово, а они меня приняли, как родного, что вернусь туда и заставлю их с собой считаться. Она придет сама ко мне, или своего ненаглядного Ареса пришлет, а вот тогда я подумаю, идти к ней или тут остаться.
– Но что можно было придумать, чтобы такое случилось? – воскликнул Пан.
– Я знал, что не смогу праздно проводить время и должен стать лучшим из лучших в каком-то мастерстве…
Больше всего мне понравилась кузнеца с ее огнем, со всем, что там было. С самого начала я проводил там много времени, и мастера пришли в восторг от моей работы. Тогда я понял, как вернуть то, что у меня отняли.
Долго пришлось возиться, но я сделал самый прекрасный в мире золотой трон. Как только Гермес, часто к нам заглядывавший, его похитил (а на это я и надеялся), и доставил на Олимп, так Гера и должна была вспомнить о своем давно позабытом сыне.
Моя мать слишком любила такие помпезные вещицы, она тут же уселась на него.
– И оценила твое мастерство? – удивленно спросил Пан
– Ей пришлось это сделать, потому она и взревела так, что и на земле и царстве Аида были слышны ее вопли.
– Что же такое случилось? – удивленно спросил Пан, наверное, оставаясь в глуши, он один только не слышал этой истории.
– Да потому что она не смогла с него подняться, это был золотой капкан, открыть который никто кроме меня не мог. Только я один ведал, как он открывается, – гордо заявил Гефест, и рано или поздно, когда ей надоест сидеть, они должны были найти меня и отвести туда.
Но ведь она сама меня и породила, а яблоко от яблони недалеко падает.
– Я не смог бы проделать этого со своей материю, даже если бы и захотел, – говорил с грустью Пан, – да я и не стану ничего такого делать, пусть она живет и радуется жизни.
– А ты добряк, как я погляжу, такой страшный снаружи, и такой добрый внутри, но каждый поступает так, как ему хочется.
– Я привык жить без нее, а зло, нимфы говорят, к тебе же и возвращается.
Гефест молча пил вино, которое принесли ему красавицы – нимфы, неожиданно появляясь и исчезая. Ему определенно нравился этот чудак.
– Его мать Гера, – говорил в это время Пан, – а моя только одна из этих нимф, она глупа и безрассудна, так зачем же мне ее так наказывать?
Гефест пробыл у него в гостях еще несколько дней, пьянствовал он все время, и казался Пану все менее симпатичным, что-то его сильно настораживало. Но выбирать своих гостей он не мог, приходилось мириться с тем, которые тут были.
– Пусть и боги и духи остаются такими, какие они есть, так и мир разнообразнее и интереснее. Он научился со временем желать только того, чего можно было добиться, не стал даже тянуться к тому, что было недоступно.
Это были праздные желания и мечтания, которые не приносили никаких плодов. Ему не хотелось попасть на Олимп, может потому, что его отец там почти никогда не появлялся? Но в чертог Гелиоса Пан заглянул бы с огромным удовольствием, если бы это было возможно.
– Пусть я страшен, но породил меня этот великолепный красавец, – говорил он сам себе, в утешение, я хочу быть рядом с ним, вместе с ним, и у меня есть такое право. Не моя вина, что ему захотелось развлечься с моей матушкой.
Глава 10 СЛУХИ И СПЛЕТНИ
В то самое время, пропавшая где-то нимфа Клипия, возвращалась назад и стала рассказывать всем собравшимся у чертогов Пана о том, что Гелиос влюбился в Лифкофию, дочь персидского царя.
– Он без труда соблазнил ее и овладел ею.
И когда она остановилась, замолчала, то Пан и все бывшие там заметили, что нимфа готова умереть от горя. Вот и обступили они ее в тревоге.
– Что ты задумала? – спрашивал Пан.
Он внимательно следил за тем, что происходило вокруг. Он был страшно зол на отца своего, хотя, скорее всего тот ни в чем не был виноват.
– Но как он может так легкомысленно относиться к влюбленным в него нимфам и богиням, почему даже не задумался о том, что их ждет, что с ними потом станет? Откуда такое легкомыслие?
Как горестно было ему все это переживать, он ждал беды, как и все, кто тогда был рядом с влюбленной нимфой.
– Она безумна, – говорили подруги, оказавшиеся свидетелями всего происходящего.
– Но почему Гелиос должен возиться с каждой из тех, кто решил в него влюбиться? – вопрошали другие.
То, что он не знает и знать о ней не хочет, что же в этом удивительного?
Пан понимал, что не стоит отмалчиваться с благодушным видом, следовало просто быть к ней поближе и постараться спасти наивное создание.
Впервые он почувствовал себя нужным и важным.
– Гелиос слишком беспечен. Может, он и не должен отвечать на их чувства, но и оставаться далеким и равнодушным он не может, разве нет наказания за жестокость богов по отношению к остальным?
Нимфа с радостью ощутила его поддержку и словно бы родилась снова. Она решила завоевать Гелиоса, надеялась, что Пан ей в том поможет.
Она исчезла в тот же вечер, но теперь все знали, куда она могла отправиться, забыв о мире и о любимом лесе.
В полночь, удаляясь с небосклона, Селена появилась в замке Гелиоса и сообщила ему о случившемся за это время, о том, что она видела и слышала. Потом, немного помолчав, она рассказала Лучезарному грустную историю о влюбленной в него нимфе.
– Она хороша, как никто в этом мире, – прибавила томная Луна, и пока ты гонялся за темной и равнодушной старухой (Селена не произносила имени Никты), она страшно страдала из-за тебя.
Гелиосу не нравилось, когда кто-то, даже Селена, упрекала его в чем-то. Особенно он сердился, когда она начинала говорить о чьих-то чувствах к нему, заставлявших его волноваться и сердиться. Внешне он оставался спокойным и мог тут же позабыть о том, что говорилось. Но и Селена не умолкала:
– Ее отец не пощадит дочь, если узнает о тебе, а девица очень боится его ярости.
Он понимал, что Селена от него чего-то требовала, но не хотел вникать в то, о чем она говорила. Пусть все идет своим чередом, и если им суждено будет встретиться, то он так тому и быть, но искать нимфу он не собирался.
Больше всего Гелиосу хотелось отдохнуть, избавиться от проблем, обрушившихся на него в то время. Но не стоило оставаться таким спокойным и беспечным, потому что могла случиться беда.
Гелиос сразу все понял и только усмехнулся, на нее глядя. Тогда Селена обиделась и направилась прямо к персидскому царю и рассказала ему о том, что происходило между Гелиосом и его дочерью. Царь смотрел на нее и ничего не понимал, хотя в следующий момент ему вдруг все стало ясно.
– Безумная, как смеет она меня обманывать, – закричал он, – почему она оказалась в его объятиях. По какому праву он не остановил ее?
Царь метался по своему огромному дворцу, не в силах понять, что ему дальше делать. Он боялся даже думать о мести богу, но своей дочери он легко мог отомстить. Его покой и честь были раз и навсегда нарушены, и царь не оставит этого просто так.
№№№№№№№№№
Левкафия же ни о чем не подозревала, когда выбежала к своему возлюбленному.
Тут Гелиос и столкнулся с ней. По его взгляду она поняла, что ему все известно. И не зная, как ей поступить она на миг замерла на полном лету. Она лепетала что-то о том, что погублена и ей не на что больше надеяться. Бедная, бедная нимфа.
Глава 11 ТРАГЕДИЯ
В небесах повисла тишина.
– Пусть так, – рыдала нимфа, – но я ни о чем не жалею, и рада тому, что меня пронзил своей стрелой амур. Я не смогу разлюбить тебя, что бы ни случилось.
Предательница – нимфа слышала всю эту пламенную речь. Она устыдилась своего скверного поступка, но было слишком поздно. Но исправить ничего она не смогла бы, даже если бы и захотела. Потрясен услышанным был и сам Гелиос. И он замер неподвижно, не понимая, что ему делать дальше. Но стражники уже настигли царевну по приказу грозного царя, бросили ее к ногам разъяренного отца.
Царь не видел даже самого Гелиоса, за ними с небес следившего.
Нимфа в ужасе спряталась. Она не сомневалась, что ее поступок вряд ли одобрят даже те, кто ей до сих пор сочувствовал и хорошо к ней относился. Глядя на страдания девицы, она особенно скверно себя чувствовала. Но в глубине ее души томилась злорадная радость, от которой она не могла отмахнуться.
– Отомщена, – вырвалось невольно у нее.
Но разве девица, брошенная к ногам отца, не должна была думать о том самом?
Девица эта пошла на все, потому что она хорошо знала своего отца, и не могла надеяться на его милость.
– Я любила, и буду любить Гелиоса, – говорила она упорно глядя на отца своего, словно испытывая его терпение, – ты можешь убить меня, но я никогда не откажусь от него, не забуду о нем, мне не нужен никто другой. Мне легче от своей жизни отказаться, чем от него.
Царь взирал на нее, словно безумец. Он понимал, что проиграл и бессилен даже перед собственной дочерью, что уж говорить о боге самом?
– Закопайте ее в песок на глазах у всех, – взревел он, – пусть ее возлюбленный о ней позаботится, а я больше ничего не хочу.
Царевна и слышала и не слышала все, что он говорил.
– Мне жаль тебя, отец, – наконец произнесла она, – ты жалок и несчастен, – только и произнесла она бессильно.
Царь в гордом молчании удалился, не в силах больше там оставаться.
От Селены Гелиос узнал о жестоком решении этого безумца.
Он видел, что царевна и на самом деле тут же была закопана в песок. В ярости он разметал этот песок, не переставая дивиться царскому безрассудству. Но пока он освобождал царевну, уверенный, что она лишь лишилась чувств, он не видел, что она уже мертва, тело ее, лишенное жизни, было извлечено из песка. Оставалось только положить его и оставить тут же. Гелиос, наконец, понял, что произошло, и не скрывал своего горя и ярости. Ему хотелось только одного – сжечь, уничтожить весь этот мир, следа от него не оставить. Но незаметно приблизилась Селена и напомнила ему:
– Не все люди в том повинны, почему же они должны страдать?
– Но какой же он царь, какой же он отец, если мог так поступить со своей дочерью.
Гелио мучительно думал о том, что же ему делать теперь. Это не должно оставаться безнаказанным.
– Многие вообще своих детей не замечают, – сказал кто-то неведомый за его спиной.
Но Гелиос даже не повернулся для того, чтобы понять, кто же это там был.
Нимфа жалела своего возлюбленного, так страдавшего из-за какой-то безымянной царевны. Она в отчаянье приблизилась к нему, чтобы хотя бы теперь быть ближе.
Это она напомнила ему о бедном Пане, так страдавшем из-за равнодушия отца.
Гелиос подхватил тело царевны и никого больше не видел и не слышал, слова нимфы повисли в пустоте. Он перенес мертвую царевну на остров своей любимой дочери волшебницы Цирцеи. К тому времени она была уже взрослой, и хозяйничала на подаренном ей острове. Она была слишком горда и не хотела общаться ни с кем из людей, служить и помогать никому, кроме своих близких не собиралась.
Если что-то ее и увлекало, так это безымянные пока путешественники, отправившиеся за золотым руном к ее брату Ээту.
Цирцея ждала грядущих потрясений, связанных с ее любимой племянницей Медеей.
Когда Гелиос исчез в Тартаре, она дивилась его влюбленности в Богиню Тьмы. Она просила вернуться его назад, потому что не мог он из-за тьмы и ее странной богини лишить их всех тепла и свет. А когда ей сказали о том, что он напрасно гоняется за богиней, она пришла в ярость. Но все кончилось в один миг, и она снова обрадовалась. Но потом Цирцея пожалела о том, что отец вернулся, потому что задержись он в лабиринтах тьмы, и девчонка осталась бы жива, а ему не пришлось бы так страдать.
Глава 12 ПОБЕГ НИМФЫ
Цирцея встретила отца своего в печали. Она искренне ему сочувствовала.
– Произошло только то, что произошло. Она превратилась в тлен. И оба они смотрели на небеса и видели, как она удалялась от них.
– Но как же так случилось? – воскликнул Гелиос.
– Ты сам знаешь о нимфе, которая была влюблена в тебя. Она случайно узнала о твоей тайне и отправилась к царю. Она ему обо всем рассказала
– Но как такое могло быть? – усмехнулся он, – она не могла так жестоко поступить со всеми нами.
Но Гелиос в глубине души чувствовал, что именно так она и поступила.
– Она любила тебя и ради этого она готова была на все.
– Но так не должно быть, любовь не бывает такой.
Но горести его не было предела.
– Любовь не всегда прекрасна, она может оказаться и самым большим кошмаром в мире, – говорила ему чародейка.
Хотя в те времена никаких разочарований она еще не пережила.
– Она безумна и ничто не может ее оправдать, – напомнила она о нимфе.
Гелиос не хотел оставаться у Цирцеи. Он быстро покинул остров, решив скорее забыть обо всем, что там происходило. Нимфа убежала немного раньше, понимая, что ее тайна раскрыта, и ей придется ответить за все, что она натворила. Она ненавидела чародейку, и считала ее самым отвратительным созданием. Она убегала, понимая, что должна спрятаться как можно дальше, и скрыться от Гелиоса можно только в лесах у Пана, куда он не заглядывает.
Больше нигде она не найдет себе покоя.
№№№№№№№№№
Пан видел, что нимфы не было слишком долго. И он стал беспокоиться, особенно, когда они услышали о расправе над царской дочерью, он понял, почувствовал, что она к этому причастна. И когда она бросилась в его объятья, он страшно обрадовался, и готов был защищать и прятать ее от всего мира.
Но и Пан, и нимфа понимали, что сбежать от Гелиоса они не смогут. Только теперь она по-настоящему понимала, что же натворила и что теперь будет не только с ней, но и со всеми, кто на свою беду рядом оказался. Зачем это ей было нужно? – она и сама не знала этого. Слишком горькими были ее размышления.
Гелиос впервые за все время шагнул на лесную поляну (Как она мечтала об этом прежде)
Но ни о чем не задумываясь, на глазах у Пана и других нимф она превратилась в подсолнечник.
Пан пришел от увиденного в ужас.
– Ты все время будешь поворачиваться к солнцу, – мстительно произнес Гелиос, не глядя на потрясенного сына.
– Она вечно будет прикована к нему своим взором, – размышлял он, умирая от тоски и горечи.
– Я слишком добра, нужно было совершить и не такое, ты заслуживаешь сурового наказания.
Пан, забыв обо всем, двинулся к отцу. Гелиос уже собрался уходить, но удивленно взглянул на него, словно бы увидел что-то страшное, невероятное, и глубоко ему противное.
Пан и сам был поражен своим проворством, а отец его показался жестоким.
– Что это за чудовище, – спросил он, хотя уже догадался, кто перед ним находится.
Но Лучезарный даже себе не хотел признаваться в том, что это он породил Пана.
– Это твой сын, – крикнула одна из нимф, – Даже его мать отказалась от него в ужасе. Она скрывала от тебя такое чудовище, но он славный парень и мы его полюбили, вот он и перестал нас раздражать.
– Пусть так, только чего ты от меня хочешь? – удивился Гелиос.
– Ты показался мне таким прекрасным, – обратился Пан к своему отцу. Но твоя красота опасна, тебя невозможно любить. Я вижу, как расплачиваются те, кто тебя любит.
Гелиос замер, ему хотелось спалить этого негодного так, чтобы и пепла от него не осталось. Но не шевелился, стоило ли увеличивать число жертв? Разве их было мало? Но Пан уже развернулся и пошел от него, как он смеет быть таким наглым?
Гелиос не собирался его останавливать, пан убегал напрасно.
Глава 13 БУНТ В ДУШЕ
Вот так и появилось на лесной поляне это странное и не дерево и не растение, пока еще не названное никак. Это потом славяне назовут его подсолнух. А тогда оно было еще безымянным и напоминало о вероломной и несговорчивой нимфе, обезумевшей от любви.
В душе у него зародился протест – страшный бунт, он не мог сладить с собой.
– Он не смеет с ней так поступать, – говорил нимфам Пан.
Но объяснять своих порывов и поступков Гелиос не собирался.
– Мне стыдно за него, – обреченно усмехнулся Пан, – я не хочу думать о том, что он мой отец.
– Он ни в чем себя не винит, – говорила Нимфа, – хотя две девицы из-за него так страдали, и погибли.
И тогда нимфы стали вспоминать и рассказывать свои истории, о тех несправедливостях, которые были в их жизнях.
Пан только дивился той жестокости, которая происходила в мире. И понял Пан, что его лес – самое лучшее в мире место, где он только и мог жить.
Тогда он и дал себе слово, что теперь навсегда здесь останется. А ночью к ним спустилась Семела, услышав, о чем они в те дни говорили. Они удивленно смотрели на богиню луны. Но она только улыбнулась всем сразу и расположилась среди них
– Я хочу вам рассказать, как у титана Гипериона и титаниды Тейн родился красавец сын и две дочери. Гелиосу была отведена в том мире важная роль. Он должен был освещать и согревать этот мир.
Никто никогда не мог представить себе, сколько усилий ему для этого потребовалось.
– Не суди его строго, Пан, – говорила Селена, – он сделал для этого мира больше, чем мы все остальные. Если он когда-то ошибался и капризничал, только потому, что всегда был на них обижен. Они забыли, что он для них сделал, и подчинились дерзкому Зевсу, который ни светить, ни обогревать никого не собирался.
Селена на миг замолчала. Она смотрела на него, и делать ничего не собиралась. Он может уйти, но жить без него станет невыносимо.
И Пан стал думать о том, что слишком легко судить и рядить, осуждать других, особенно когда тебе о том почти ничего не известно.
№№№№№№№№№№№
Пока Семела старалась защитить Гелиоса от нападавших на него родственников, сам Гелиос отправился в свой дворец на берегу океана. Дальше не было никакой земли, это и был тот самый край света, о котором так часто любили говорить во все времена. Но чтобы хоть что-то оставалось, он поднял со дна морского остров и назвал его Родосом.
Во время этого творения он немного отвлекся от огорчений, которые не давали ему покоя. Назвал он его в честь первой жены и тем увековечил память. Надолго он оставался в полном одиночестве, ни в кого не влюблялся, ни с кем больше не хотел говорить.
Ни одна из влюбленных богинь не осмелилась появиться в этом одиноком его жилище. Он же в то время вспоминал о первой своей жене. И хотя тогда он не слишком ее любил, смотрел на девиц, нимф, богинь, титанид, которые были рядом, кого только не было с ним в те дни.
– Он любил ее, – рассказывала Семела Пану эту давнюю и грустную историю.
Но жизнь небожителей слишком длинна и переменчива по любым меркам. Только люди, очень быстро покидающие этот мир, могут любить одного человека, но и они чаще всего так не поступают. А с богами это вообще невозможно.
Гелиос добр и терпим, не все могут быть такими. А то, что творится, не всегда от него зависит. Вспомни о Геракле. Но тут Селена заметила, что они о нем ничего не ведали.
– Вспомните о Геракле, – говорила Селена.
Но они об этом ничего не знали. Ей пришлось рассказать им эту историю с самого начала.
Лес жил своей особой жизнью, как оказывается, и то, что потрясало мир, их как будто не касалось. Они не интересовались даже самыми важными событиями.
– Геракл не всегда был ангелом, – говорила она, – а когда уснул и разогрелся на солнце, то он рассвирепел и запустил стрелой в Гелиоса.
Тот не стал наказывать его за такую дерзость, и чтобы он скорее проделал путь, одолжил ему свой золотой челн.
Глава 14 СПОР
Пан не мог согласиться с тем, что она говорит.
– Но если бы Геракл не был сыном Зевса, был бы он к нему так добр? —усмехнулся Пан, – а ссориться с Зевсом Гелиосу не пристало. Это любому ясно.
Селена очень обиделась на него, почему Пан так суров к своему Лучезарному отцу? Но все ее усилия казались напрасными.
Конец ознакомительного фрагмента.