Глава 8
Знакомство с полицией
По прибытии на место преступления доблестной танзанийской полиции я на какое-то время вновь ощутил себя забавной белой мартышкой, за которой с любопытством наблюдают нормальные черные люди.
Как только Джимми сообщил о трупе в участок, мы тихо и скромно перешли на зеленую террасу, устроившись за столиком, время от времени бросая осторожные взгляды на неподвижное черное тело посреди зала. Входные двери в студию Джимми поспешил закрыть по маминому совету, поставив у входа специально вызванного подростка-племянника – ожидать прибытия полиции.
Как только все мы расселись за столиком, появилась супруга Джимми, в мгновение ока организовав для нас чай – фирменный, танзанийский, с корицей и гвоздикой. При этом она точно так же, как до того ее супруг с учеником, бросила на меня любопытный взгляд, как на диковинное животное, и снисходительно улыбнулась:
– Полагаю, вы наш гость? Очень приятно! Хотя, конечно, это ужасное преступление в сочельник…
Надо заметить, эта самая Аида действительно оказалась настоящей красавицей. Я не расист и все-таки всю свою сознательную жизнь предпочитаю иметь дело с белокожими красавицами. И вот при первом же появлении Аиды у меня, что называется, в зобу дыханье сперло.
Представьте себе невысокую, тонкую, чрезвычайно изящную девицу, словно выточенную из эбонита, с копной буйных волос, небрежно заколотых на затылке, миниатюрный тонкий нос, разлет огромных черных глаз и слегка припухший чувственный рот. Она была одета вполне по-европейски, в просторные бледно-голубые джинсы и пеструю тунику, а острые коготки на холеных ручках были безупречно отточены и покрыты бледно-голубым лаком.
Безусловно, Аида привыкла едва ли не к поклонению, а потому мою слегка отвисшую челюсть приняла благосклонным кивком. Мне пришлось тут же попытаться скроить абсолютно равнодушную мину, прихлебывая чай и бросая якобы рассеянные взгляды по сторонам.
– …Черт возьми, как здесь оказался этот бездельник?
Именно Аида первой начала разговор о трупе, едва все принялись угощаться чаем и фруктами из плетеной корзинки в центре стола. Произнеся слово «бездельник», она выразительно оттопырила нижнюю губу и слегка кивнула в направлении неподвижного тела.
Моя милая мама вежливо улыбнулась черной пантере.
– Дорогая Аида, бедняга Нгала был кем-то убит. Не советую тебе в присутствии полиции говорить о нем в таком тоне. Во-первых, полицейские вполне могут заподозрить, что ты его и прикончила. Во-вторых, это просто нехорошо, ведь парень умер.
Мама и красавица Аида с трудом друг друга переносили – это было видно невооруженным взглядом, как и то, что талантище Джимми от этого реально страдал, изо всех сил стараясь сохранить мир между уважаемой белой дамой и дорогой женушкой, которая, что было очевидно, успешно проводила в их семье политику единовластия.
– Давайте лучше подготовимся к вопросам полиции, – ослепительно улыбаясь во все стороны, проговорил он. – Мы все находились здесь, когда Нгала вошел. Значит, мы не могли его убить, это точно!
– Поздравляю, – вновь презрительно оттопырила губу Аида. – У вас замечательное алиби. А вот мне немного сложнее: я находилась наверху и была совершенно одна, так что никто не может подтвердить, что это не я зарезала беднягу Нгала.
И она, словно, наоборот, только что доказала собственную невиновность, воинственно скрестила на груди руки в звякнувших браслетах.
– Его убил лебон Акида, это же ясно, – негромко, но совершенно четко и внятно вдруг произнес сидевший до того тише мыши тщедушный Моша; при этом он поднял глаза и со значением обвел взглядом всех нас. – Мы все слышали, что он сказал, увидев тело. Он появился здесь буквально вслед за Нгала! Зачем? Кроме того, обратите внимание, какая рана на спине Нгала. Она попросту ужасна! Могу поспорить на что угодно: это след ритуального, изогнутого ножа – только он мог бы оставить такую ужасную рваную рану. Убийца лебон!
Несколько секунд стояла полная тишина, которую нарушил чуть дрогнувший голос Джимми:
– Точно! Боюсь, ты прав, Моша. Помните его слова: «Нгала, ты больше не смеешься? Теперь Акида смеется над тобой!» Все ясно: он отомстил за вечные насмешки Нгала: тот ведь при каждом удобном и неудобном случае любил посмеяться над колдовством Акиды!
Я наклонился к маме.
– Лебон – это типа колдун, я правильно понял?
Мама кивнула. В этот момент племянник Джимми ввел в зал полицейских, и наш обмен впечатлениями и размышлениями завершился.
Комиссар отдела преступлений полицейского управления Аруши Сарфараз Мбове мало чем отличался от большинства своих соплеменников, во всяком случае на мой, неопытный в африканском этносе, взгляд: чрезвычайно черный, чрезвычайно длинный и худой. Единственное, что выделяло его среди всех, – полицейская форма цвета хаки и черные очки едва ли не вполлица.
Он шагнул в зал и тут же с самым важным видом замер над телом несчастного Нгала. Внимательно рассмотрев труп с ног до головы, он небрежно кивнул фотографу и толстяку с чемоданчиком в руках: первый тут же принялся фотографировать тело со всех возможных ракурсов, после чего уступил место коллеге-медику, который начал тщательный осмотр по своей линии.
Между тем комиссар неторопливо приблизился к нашему столику и первым делом с величайшей подозрительностью уставился на меня. Еще бы – белый! Вот вам и лучший претендент на роль убийцы. Как хотите, но в тот момент я от души порадовался, припомнив реплику Джимми: «Мы все находились здесь, стало быть, на сто процентов невиновны в убийстве»!
Джимми, видимо, почувствовал напряжение и поспешил взять инициативу на себя, первым протянув полицейскому руку для пожатия.
– Добрый день, комиссар! Меня зовут Джимми Нгума, я – владелец этого салона. Все мы, кто сейчас сидит за столом, были здесь, когда появился этот парень – он почти сразу же упал и умер. Мы все потрясены.
Комиссар неторопливо пожал протянутую руку Джимми, кивнул и многозначительно улыбнулся.
– Вы могли бы и не представляться. Я не знаток искусства, но о вас наслышан. Приятно познакомиться! Хотя повод не слишком приятный.
Он почти тут же убрал обе руки за спину и сурово обвел нас «взглядом» своих черных очков.
– Позвольте представиться мне: комиссар Сарфараз Мбове. Надеюсь, все понимают по-английски то, что я говорю?
При последней фразе он уставился на нас с мамой. Ответила мама.
– Разумеется, комиссар. Давайте сразу и мы представимся. Меня зовут Маргарита Петрухина, я работаю в парке Серенгети. Мой сын – Ален Муар-Петрухин, прилетел только сегодня ко мне на Рождество из России.
Тут мама с любезной улыбкой развернулась к Моше, который в свою очередь спокойно и размеренно назвал свое имя и статус: Моша Мьянги, ученик Джимми Нгума. После него слово взяла красавица Аида.
Для начала она ослепительно улыбнулась, от чего комиссар слегка съежился, облизав вмиг пересохшие губы. Удовлетворенная произведенным эффектом красавица произнесла громко и с ноткой вызова:
– Аида Нгума, жена Джимми. Увы, комиссар, у меня алиби нет: пока все тут падали в обморок из-за трупов, я находилась наверху – попросту валялась на диване. Так что можете смело меня арестовать.
И красавица эффектно протянула полицейскому обе руки, унизанные всевозможными роскошными браслетами.
Мы все с невольным интересом наблюдали за реакцией полицейского, который поправил очки, откашлялся и произнес нарочито холодно:
– В настоящий момент я не собираюсь никого арестовывать. Сейчас у всех вас возьмут показания и запишут ваши координаты. Мои люди уже разговаривают с теми, кто находился неподалеку от входа в вашу студию – возможно, кто-то видел всех, кто сюда входил и выходил. В таком случае показания людей с улицы дадут мне больше, чем все ваши.
– Лебон, – неожиданно прервал комиссара тонкий голос Моши, и все невольно посмотрели на него, решительно сжавшего кулаки. – Тут еще был лебон Акида. Вернее, он неожиданно появился, когда Нгала уже умирал на полу. Акида остановился над телом и сказал, что теперь смеяться будет он.
Джимми многозначительно крякнул и подтверждающе закивал, развернувшись к комиссару.
– Да, комиссар, был такой эпизод. Признаться, мне даже не по себе стало, так зло Акида это произнес.
– Осторожнее с лебонами, а тем более – с Акидой, – эффектно усмехнулась Аида, значительно вздернув дуги бровей. – Не то наведет на нас всех порчу!
Вот тут комиссар повел себя молодцом: по всей видимости, притомившись от агрессивного кокетства красавицы в присутствии ее собственного мужа, он решительно хлопнул себя по коленям и поднялся.
– Давайте не будем тянуть время, – сказал он. – Я попрошу господина Нгума выделить помещение, где я мог бы взять показания у каждого из вас – по очереди, начиная с гостей из России.
При этом он любезно улыбнулся лично мне. Джимми с готовностью кивнул, одновременно почти молитвенно сложив ладони на груди.
– Без проблем, комиссар! Но я очень попросил бы вас поскорее все провести. Сегодня сочельник, и у нас намечено большое торжество: на вечерней службе в городском храме я преподнесу в дар статуэтку Черной Мари…
– Наслышан. Как это окрестили газетчики: «Дары волхвов», – кивнул комиссар, мимолетно бросив взгляд на свои наручные часы. – Тем более давайте побыстрее все начнем!
Что ж, комиссар действительно провел наши допросы чрезвычайно быстро: ФИО, возраст, социальный статус и место жительства плюс краткое описание всего, чему ты был свидетелем. Естественно, меня он допрашивал чуть дольше, ко всему прочему уточнив цель моего визита.
– Вы приехали на сафари? – с видом знатока туристического бизнеса поинтересовался он с широкой улыбкой на лице.
Я, к его искреннему удивлению, отрицательно покачал головой:
– О нет, я чисто городской житель и не слишком люблю то, что называют дикой природой. Тигры, львы, баобабы – это по части моей мамы, она вся живет природой и ее проблемами.
– Значит, вы приехали просто обнять свою маму? – с усмешкой приподнял бровь комиссар.
– Точно! – решительно качнул я головой. – Обнять и вместе с нею справить Рождество. А что здесь плохого?
Комиссар пожал плечами и вдруг неожиданно широко улыбнулся, погрозив мне черным пальчиком:
– Знаю-знаю! Если турист не любит сафари, значит, любит красивых черных девушек. Но – осторожно! Не советую разгуливать по ночному городу. Все-таки вы, мистер, белый…
Последнее слово прозвучало с легким пренебрежением и даже сожалением о некоем совершенно очевидном ущербе.
Я вздохнул.
– Комиссар, я не собираюсь гулять по ночному городу. Говорю вам: я приехал проведать свою маму. Она у меня замечательная, и я ее очень люблю. Неужели в Танзании никто не любит своих мам?
Вместо ответа комиссар лишь весело, едва ли не до слез расхохотался, как над лучшей шуткой года, после чего резко завершил нашу беспечную болтовню, попросив рассказать все, чему я стал свидетелем в студии Джимми и что может представлять интерес для следствия.
Естественно и натурально, первым делом я рассказал о странной женщине, с головы до ног укутанной в черную хламиду, которая неподвижно стояла перед миниатюрой в зале номер два. Эта информация ничуть не заинтересовала комиссара, он лишь пожал плечами, отметил, что в городе подобные дамы не такая уж редкость – приезжают из глухомани, чтобы прикупить подарков и вернуться назад; почти тут же Мбове попросил меня продолжить рассказ. Тогда я поведал, как выскочил из студии, надеясь увидеть стремительно удаляющийся силуэт с кинжалом в руках, но вместо этого наткнулся на Акиду, который решительно зашел в студию и прошел прямиком в третий зал, как будто точно знал, что увидит там труп своего врага.
– Врага? – приподнял бровь комиссар. – А откуда вы знаете, что убитый был врагом Акиды?
Теперь пожал плечами я.
– Этого я не знал, просто предположил. Если этот ваш лебон прокаркал над трупом, что настало время ему смеяться над убитым, какие выводы об их отношениях вы бы сделали?
Комиссар широко улыбнулся, задал еще пару-тройку вопросов для протокола и отпустил меня на все четыре стороны, на всякий пожарный уточнив, куда я направляюсь. Я сказал, что отправляюсь в «Кофейный рай».