Самолёт не взлетит
Я всего два раза встретилась с Изабель Бриссон, но она произвела на меня неизгладимое впечатление. А ведь надо постараться! По сути, это практически невозможно – всё равно что лежать голым пузом на рулоне колючей проволоки. Обычно женщины меня не только не впечатляют, но и вовсе для меня не существуют. Во Вселенной сияет одна-единственная звезда. Не трудно догадаться, о ком идёт речь.
Но тут на горизонте появилась мадам Бриссон и в два счёта перевернула мою систему ценностей.
Изабель была неотразима. В пятьдесят девять лет она не только сохранила свою изысканную породистую красоту, но и обладала сокрушительным обаянием – а это гораздо более ценно, нежели эффектная внешность.
В нашу первую встречу она продала мне партию бракованного медоборудования. Во вторую – впарила свою бракованную племянницу. Да к тому же ухитрилась выбить из меня обещание заботиться о сладкой малютке. О том, что племяннице уже за тридцать, и в ней целый центнер живого веса, я узнала гораздо позже…
Мы обсуждали сделку в ресторане, и к концу вечера в Изабель влюбился весь персонал, завсегдатаи, менеджеры. Она накрыла это место, как волна цунами: перезнакомилась со всеми, всех одарила взглядом, улыбкой, визитной карточкой, обещанием помощи. Она успела ответить на тысячу звонков, завязала выгодное знакомство с сидевшим в двух километрах от нас владельцем фармацевтической компании, а параллельно влезла в мой мозг и вызнала всё, что меня беспокоит в отношениях с Володей.
Я никогда ничего не рассказываю! А тут расчувствовалась…
Изумительная женщина!
Когда мы подписали бумаги, я не хотела с ней расставаться. У меня было ощущение, что после миллиона лет скитаний по ледяной пустыне я вернулась домой, к доброй и мудрой маме, всегда готовой защитить и успокоить…
Изабель меня загипнотизировала. А когда я очнулась и выяснила, что стала счастливой обладательницей партии бракованного оборудования, то Изабель, извиняясь за досадную оплошность и обещая всё мгновенно исправить, загипнотизировала меня ещё больше и уговорила взять в штат её племянницу Анастасию. Бедной девочке так трудно найти работу. А она сообразительная и расторопная!
И я поклялась устроить к себе девицу, хоть даже и в глаза её не видела! В то время как моим юристу и бухгалтеру пришлось выдержать не одно собеседование и ответить на миллиард каверзных вопросов, доказывая, что они достойны получать зарплату в «Медэкспорте».
Вот каковы были чары Изабель Бриссон!
Вопрос: каким образом русская девушка Анастасия Воробьёва оказалась племянницей Изабель Бриссон, обладательницы французского паспорта?
Ответ: легко!
Изабелла и Марианна Валкевич являлись родными сёстрами. Марианна вышла замуж на Павла Воробьёва, Настиного отца. А Изабелла, яркая и темпераментная авантюристка, женщина-праздник, выходила замуж трижды. Пять лет назад она вновь связала себя узами брака – теперь с французом Леонаром Бриссоном. И превратилась из Изабеллы Валкевич-Потаповой в Изабель Бриссон.
Красивое и мелодичное имя ей очень подходило.
Пять лет Изабель жила во Франции с мужем, однако каждый месяц приезжала в родной город – проведать любимую племянницу, встретиться с подругами, а ещё – отвлечься от тяжёлых мыслей: её супруг Леонар был очень болен. Во Франции Изабель тоже всех очаровала, но сама там задыхалась, как золотая рыбка в мутном аквариуме.
Метания Изабель меж двух городов мне были понятны: я тоже жила на два дома, никак не решаясь всё бросить и перебраться в Екатеринбург к суровому и деспотичному Константинову.
Когда в апреле этого года Настя вдруг не явилась на работу и по телефону прорыдала мне, что ночью Изабель сбил лихач, не в Париже, нет, прямо здесь, в нашем городе, моё сердце сжалось от боли. И я ещё долго вспоминала две встречи с этой необыкновенной женщиной. Она была штучным экземпляром, ослепительной вспышкой на фоне бесконечной череды невыразительных и скучных лиц и фигур, лишённых индивидуальности и устремлений.
Настя, безусловно, до сих пор оплакивает драгоценную тётушку. Ведь Изабель растила её с десятилетнего возраста, с того момента, когда в автомобильной катастрофе погибли Настины родители. Своих детей у сестры матери не было.
***
Я полагала, что последний день в Париже (и последний день лета) проведу точно так же, как и накануне – медитируя, гуляя вдоль Сены или наблюдая за людьми из-за столика уличного кафе. Этот отдых я заслужила.
Но пришлось снова заниматься делами, и я задвинула на задний план идею медитации и с удовольствием ринулась в привычный водоворот.
– Тебе бы всё работать, – пробурчала Настя.
– Собирайся, обжора. Едем на встречу с потенциальными клиентами.
– Почему обжора? – расстроилась Настя. – Посмотри, я много чего оставила.
Настя с тоской взглянула на крошечный кусочек недоеденного бутерброда.
Как обычно, утром в наш номер привезли завтрак, и официанты в четыре руки расставили приборы на круглом столе, украшенном орхидеями и накрытом голубой скатертью с золотыми вензелями.
Наливая себе вторую чашку кофе из высокого кофейника, я рассматривала Настю – её ритмично двигающиеся толстые щёки, пухлые, испачканные джемом губы, виноватые глаза – и думала о том, что в этом шикарном номере мы должны были завтракать вместе с Володей. Это он должен был сидеть напротив меня за столом, прохладный, после утреннего душа, и в то же время всё ещё разгорячённый. Мы бы молча смотрели друг на друга, мысленно проигрывая самые восхитительные моменты минувшей ночи, млея от сладких воспоминаний, и сливочное масло на утреннем бутерброде плавилось бы от этих раскалённых импульсов.
Он обижается, что я не переезжаю к нему. Постоянно ругает, что я не такая как все, непокорная и своенравная, думаю только о бизнесе, только о делах.
Но это неправда!
Мысль о нём и о дочке – распахнутый золотистый купол, накрывающий всё моё существование. Чем бы я ни занималась – проворачиваю ли сделку, подписываю ли контракт, суечусь ли вокруг партнёров – я ни на секунду не перестаю думать о Володе и Натке. Это постоянный фон всех моих размышлений в течение дня.
И он смеет обижаться?!
– Почему ты не позвонишь Володе? – вклинилась в мои мысли Настя. В чуткости ей не откажешь – она всегда тонко улавливает настроение. Воспользовавшись моей секундной задумчивостью, этот кареглазый мамонтёнок соорудил себе ещё один сэндвич с беконом. – Ты же скучаешь!
– Вот ещё! – фыркнула я. – Пусть первый позвонит!
– Лена, ты, вроде бы, умная… Но иногда ведёшь себя, как глупый ребёнок.
– А ты будешь учить меня, как правильно обращаться с мужчинами? – язвительно поинтересовалась я. – У тебя под окном стоит полк бравых кавалеристов, мечтающих о свидании?
– Да кому я нужна, жирная корова, – вздохнула Настя. – Просто я чувствую, что тебе очень хочется позвонить Володе и помириться с ним. Ну, давай, возьми телефончик.
– Нет.
– Вы же такая чудесная пара. Позвони ему.
– Нет.
– Я от вас балдею. Вы мои кумиры. Позвони!
– Нет.
– Ты мечтаешь услышать его голос. Ты очень по нему соскучилась.
– Заткнись!
– Какая у тебя сила воли! – восхитилась Настя. – Ты – кремень. Соблазнять тебя разговором с Володей, то же самое, что предлагать мне бисквитный тортик. Я бы его целиком проглотила. А ты твёрдо стоишь на своём.
– Хватит болтать. Собирайся, нас ждут, – оборвала я пустые разговоры. – Кстати, встреча состоится на корабле.
***
Мы захватили ноутбук с большим экраном для презентации, буклеты и корпоративные сувениры. Настя даже собралась тащить на себе треногу с офисной доской, чтобы я вдоль и поперёк изрисовала большие листы диаграммами и графиками. Но ничего не понадобилось.
Мы с Настей впервые оказались на корабле, используемом в качестве жилого дома. Доехали до указанного места, вышли на пристань и поднялись на палубу пришвартованного к берегу Сены плавучего средства.
Вот яхта – это понятно: поплавал под парусом, поглазел на девчонок в Сан-Тропе, завернул в монакское казино, а потом высадился на сушу – в коттедж или квартиру. Но тут мы увидели корабль, используемый для постоянного проживания. Удивительно и непривычно!
Отправляясь на встречу, я, безусловно, хорошо подготовилась и собрала в интернете информацию о потенциальном партнёре. Осмотревшись, подумала: вот она – французская непритязательность. Хозяйка компании с годовым оборотом в десятки миллионов евро могла бы устроиться во дворце. А она плавает туда-сюда по реке на каком-то судёнышке, на столе у неё – морковка, зелёная фасоль и мидии. И госпожа миллионерша, похоже, вполне довольна жизнью.
На палубе мы увидели мужчину в белой капитанской фуражке – толстого, вальяжного. С седой бородой и чёрными глазами. Он радостно нас поприветствовал и одарил весёлым взглядом. Хозяйка компании – сорокапятилетняя Шарлотта, загорелая красотка с копной каштановых волос и зелёными глазами, – представила нам этого морского волка. Его звали Макс…
Пол пружинил под ногами, за стеклом иллюминаторов виднелся берег реки, доносились всплески воды. Мы с Шарлоттой опустились на угловой диван, боком друг к другу. Вино в моём бокале мерцало и источало нежный аромат. Настя с лицом скорбящей матери зависла над корытом с зелёной фасолью. Морковка и мидии тоже не улучшили её настроение. Ведущий консультант «Медэкспорта» недоумевала – и что, нам больше ничего не дадут? А ведь она только что плотно позавтракала!
Настина неудовлетворённость меня волновала меньше всего. Я внимательно слушала Шарлотту. Прозвучавшее предложение показалось странным. Я-то думала, что мою фирму ждёт тесное, даже интимное сотрудничество с корпорацией, специализирующейся на медицинском инжиниринге. Но выяснилось, что Шарлотту не интересует, какое медоборудование я могу им поставить или, наоборот, заказать у них. Мадам нацелилась конкретно на мою персону. Шарлотта хотела нанять меня в качестве консультанта.
– Елена, ваше выступление на выставке… – начала Шарлотта. – Признаюсь, оно произвело на меня впечатление. Мы сейчас активно развиваемся. Но без опытного проводника соваться на вашу опасную территорию даже не стоит… Именно такой человек, как вы, отлично ориентирующийся в российской рыночной ситуации и русской специфике, будет нам очень полезен. Кроме того, вы отлично представили свою фирму в Париже, ваш стенд привлекал внимание. В следующем году я бы хотела принять участие в российских выставках и конференциях.
– В апреле пройдёт выставка в Уфе. В июне – в Калининграде. В сентябре – в Москве, – быстро прикинула я.
– Вот! – воскликнула Шарлотта. – Именно вы мне и нужны! Вы знаете, как всё организовать и провести. В прошлом году я сунулась на выставку в Гуанчжоу. И знаете что? Китайцы – ещё те бюрократы, похлеще французов. Я едва не сошла с ума, стараясь учесть все требования организаторов. Нас похоронили под горой документации. И в России, думаю, та же история.
– Странно, – пожала я плечами. – Я несколько раз участвовала в китайских выставках – так, когда же? В пятом, восьмом и двенадцатом году. И всё прошло на ура. У меня много партнёров в Китае. Я знаю китайский язык.
Не стала уточнять, что речь шла о моей первой фирме, уже бесславно погибшей. К чему ненужные подробности?
– Да что вы? – удивилась Шарлотта. – Тогда мне ещё сильнее захотелось нанять вас в качестве консультанта.
– Но у меня собственный бизнес.
– Ах, Елена, у вас совсем маленькая фирма, – с улыбкой напомнила Шарлотта.
– Маленькая фирма с огромным будущим, – уточнила я. – Моё время стоит очень дорого.
– Я готова оценить ваши знания и опыт по достоинству. Я подготовила контракт, – Шарлотта протянула мне бумаги. – Ознакомьтесь, пожалуйста.
***
– Думаешь, она спит с капитаном? – спросила Настя, когда мы возвращались в отель. – Иначе, зачем бы она его держала?
– Возможно, чтобы управлять кораблём?
– Тоже мне проблема. Что им управлять? Светофоров нет, скорость смешная. Тут бы и енот справился.
– Ты так считаешь? Ну, значит, капитан у Шарлотты исключительно для секса.
– Он мне понравился. Такой увалень. Мишка. Пока вы обсуждали детали, я пошла к нему на палубу. Он мне дал порулить.
– Мы же никуда не плыли! В смысле, были пришвартованы!
– Это не важно. Мужчина – огонь. Он придавил меня к штурвалу.
– Я рада, что ты хорошо развлеклась на корабле. А ведь ныла – не пойду, протестую, сколько можно работать!
– Ты, как всегда, оказалась права.
– Вот!
– Сколько раз я говорила себе: слушайся Леночку, она плохого не посоветует.
– Подлиза.
– Только пожрать ничего не дали! Что за люди!
– Мы сюда не пожрать приезжали. У нас был сугубо деловой визит.
– Но существуют же правила гостеприимства! Морковка, зелёная фасоль… Фу! Как можно давать это гостям!
– Успокойся. Зато тебе предоставили живую игрушку – морского волка.
– В общем, давай заедем в ресторанчик.
– Никуда мы не заедем, у нас ещё чемоданы не собраны.
– Успеем!
***
Ночью, в аэропорту – а я отлучилась всего на минутку, чтобы купить в дьюти-фри обалденную кожаную сумочку – Настя раздобыла метровый багет, нафаршированный ветчиной и козьим сыром, и попыталась проглотить его одним махом, пока я не вижу.
– О, опять жрёшь, – с отвращением констатировала я, приближаясь. – Ты же оторвалась в ресторане всего три часа назад. И вот…
– Три часа! Я голодала целых три часа!
– Самолёт не взлетит!
Настя сделала судорожное глотательное движение и виновато заморгала.
– Тебе не стыдно?
– Стыдно. Я сама себя ненавижу.
– Ладно, не давись. Горе ты моё. Худеть-то будем?
– Будем, – страстно подтвердила Настя. – Завтра, во вторник. Начинать в понедельник – слишком банально. Наверняка ничего не получится.
– Милая моя, уже и так вторник. Я обещала Изабель, что приведу тебя в чувство. Прошёл год. Ты набрала ещё десять килограммов.
– Я мерзкая, жирная бегемотиха, – всхлипнула Настя и откусила кусок побольше. – Я знаю. Ничего не могу поделать. Ты вот смотришь на этот багет, и тебе на него наплевать. А я чуть с ума не сошла, когда его увидела… Ветчина такая розовенькая, тонко порезанная, белый сыр выглядывает – нежный, мягкий… А у багета корочка хрустящая…
– Мне на него не наплевать, – отрезала я. – Запросто съела бы и один, и два.
– Да ладно! Ты вообще есть не любишь.
– Я это дело обожаю. Но надо сделать выбор. Или еда, или фигура.
– Нет, ты всё равно меня не поймёшь, потому что ты красивая. Ты стройная. Ты никогда не была в моей шкуре.
– Да. А знаешь, что бы я сделала, если б однажды утром проснулась в твоей шкуре? Проснулась бы и увидела, что у меня пузо торчит, как Джомолунгма, сиськи – как арбузы, а на талии – колесо от «БелАЗа»?
– Я знаю. Ты бы сразу застрелилась, да?
– Нет! Я бы заклеила рот скотчем и отправилась в тренажёрный зал. И не вышла бы оттуда до тех пор, пока вновь не превратилась в себя прежнюю.
– Вот! – торжествующе воскликнула Настя. – Я и говорю, что ты никогда меня не поймёшь. Мне не с чем сравнивать. Я всегда была толстухой. С детства. Меня уже в первом классе дразнили жирной коровой и слонопотамом.
– Ладно, доедай свой бутерброд, – вздохнула я. – Не люблю проигрывать. Но всё идёт к тому, что ты станешь ещё одним моим поражением. Я пообещала Изабель, что сделаю из тебя человека. И что? Ты же не поддаёшься никакому влиянию!
– Даже самые великие люди на чём-то обламывались, – успокоила Настя. – Может, ещё возьмём кофейку с тортиком?
***
В добавление к килограмму еды, съеденному в аэропорту, ведущий консультант компании «Медэкспорт» стрескала в самолёте полтора ужина, прихватив и мою половинку.
Я не понимаю, как Изабель Бриссон удалось вырвать у меня обещание взять на работу её племянницу, однако это произошло. И с сентября прошлого года я участвую в качестве наблюдателя в научном эксперименте под названием «Сколько еды влезает в девушку».
Много, очень много!
К девушкам Настю можно отнести только по европейским стандартам. По российским меркам она уже старая кляча – ей перевалило за тридцать. Но так как Настя маленькая, розовощёкая и пухлая, да к тому же одинокая и бездетная (то есть абсолютно лишена бытовых проблем и воспитательных забот), то воспринимается она, действительно, как юная особа, а не зрелая женщина. Порой она мне и вовсе кажется маленькой девочкой – например, когда делает совершенно глупые ошибки в работе или с испуганным видом, пока не застукали, быстро-быстро лопает пирожное с кремом…
Едва Настя появилась в офисе после моего разговора с Изабель Бриссон, я поняла, почему ей было нелегко найти работу – очевидно, она подвергалась дискриминации из-за внешнего вида. При росте метр шестьдесят (или около того) она весила центнер. Она, конечно, клялась, что не дошла до трёхзначной цифры, но я ей не поверила. Не каждый захочет держать в офисе такого слонёнка. Несмотря на приятные черты лица, улыбчивость и свежесть, работодатели Насте отказывали. А мне деваться было некуда – я дала обещание коварной мадам Бриссон.
Месяц Настя рыдала, измученная моими наездами и придирками, но я не делала для неё исключения – это мой обычный стиль управления. Коносукэ Мацусита, бережно относившийся к персоналу, упал бы в обморок, услышав, как я ору на подчинённых. А если их не построить – они в два счёта развалят фирму, да ещё и станцуют чечётку на руинах.
Нет уж. Буду руководить, как привыкла. Зря, что ли, меня называют стервой, асфальтоукладчиком и кактусом? Безрукие, бесталанные и бестолковые подчинённые меня бесят.
Но, возможно, я перегибаю палку.
Наверное, если бы удалось, благодаря науке, заполучить в штат парочку собственных клонов, я бы и к ним начала придираться и ругать их за нерасторопность…
Настя выдержала, не сбежала. Она проявила потрясающую стойкость. Порыдав в уголке после очередного разноса, возвращалась на место с подредактированным макияжем и принималась за работу. Вскоре она стала делать гораздо меньше ошибок и едва ли не превратилась в мою правую руку.
Кроме того, она была невероятно услужлива и заботлива. Постоянно – если в кабинете не было заказчиков и клиентов – делала мне массаж плеч, да такой искусный, что я едва не теряла сознание от удовольствия и уже подумывала о том, чтобы сменить сексуальную ориентацию.
Ещё она взяла шефство над моим маникюром: меня всегда раздражала необходимость тратить в салоне два часа бесценного времени на коррекцию. Но ходить с ободранными ногтями я тоже не могла, статус не позволял. Я же не замученная домохозяйка, круглосуточно занятая на кухонно-очистительных работах, а шикарная бизнес-леди.
Теперь Настя обслуживала меня прямо на рабочем месте – я протягивала ей руку, не отрываясь от компьютера или важных бумаг. Правда в последнее время, где-нибудь на третьем пальце она вдруг начинала рыдать.
– Что?!
– Я всегда делала маникюр Изабель… У неё были такие красивые руки! Моя милая Изабель… Она говорила, что даже во всей Франции не найдёшь такого мастера, как я.
– Ты виртуоз, это точно. Ну-ка, прекрати рыдать, нечего носом хлюпать. Изабель не вернёшь. Ты же не будешь оплакивать её до конца жизни?
В ответ Настя начинала рыдать ещё громче, а я злилась… Вот такая я бессердечная.
Успокаивать не умею.
Да и не хочу.
…Итак, мы отлично сработались с Настей, хотя в первые месяцы я была близка к тому, чтобы пинком выставить её за дверь. Но потом всё наладилось.
К тому же, я открыла у Насти ещё один волшебный талант, и это очень меня удивило…
***
Стюардесса-француженка принесла подушки и пледы, салон погрузился в полумрак, лишь мерцали экраны ноутбуков или телевизоров, вмонтированных в спинки кресел. Самолёт завис в синей тьме между чёрных облаков в полной неподвижности, монотонно гудели двигатели.
Отполировав ужин шампанским, Настя коварно уснула у меня на плече – сползла потихоньку, навалилась, словно я была не начальницей, а кариатидой. Она и так заняла сорок процентов моего кресла, да ещё и сгрузила сверху свои пухлые телеса.
Её дыхание было беззвучным, длинные чёрные ресницы даже не затрепетали, когда я сдержанно выругалась – раз тридцать подряд. Густые каштановые волосы завивались кольцами, приятно пахли и щекотали мне нос. После восьмой попытки я оставила надежду избавиться от мягкого груза. С трудом удалось достать из сумки книгу. Пролистав страницы, я погрузилась в чтение.
Героиня – Энни – с надрывом и упоением описывала свои мучения, связанные с переводом в новую школу. Ей пришлось несладко – дети не прощают лишнего веса, некрасивой одежды и плохих оценок. А учиться хорошо бедняжка не могла, она только что пережила страшную трагедию: её родители, учёные-исследователи, погибли в научной командировке, разбившись на вертолёте в Аппалачских горах.
Но настоящим дьяволом была её тётя Элизабет.
«Каким бы мучительным ни был день в школе – насмешки, придирки, дохлые чёрные тараканы, подсунутые в шкафчик для одежды – всё же дома было ещё хуже. Потеря родителей, переезд, новая школа, чужая обстановка… Достаточно, чтобы сойти с ума. А Элизабет словно мстила мне за то, что я стала неотъемлемой частью её жизни
Моя ласковая мама, видела ли она с небес, как её родная сестра измывается надо мной? Элизабет никогда меня не любила. Я отлично помнила, как она не раз и не два с насмешкой говорила моей маме: «И угораздило же её родиться похожей на отца! Вот не повезло, так не повезло!».
До трагедии Элизабет виделась со мной очень редко: несмотря на отсутствие собственных детей, у неё не возникало никакого желания проводить время с племянницей. К тому же, она вела весёлую и беспечную жизнь в обществе бесконечных поклонников, подруг и мужей. А теперь я постоянно маячила в доме, вызывая у Элизабет зубную боль. Я лишила её свободы, да к тому же надругалась над её чувством прекрасного – видеть рядом гадкого утёнка причиняло ей страдания. Ей было некуда меня девать – не выгонять же на улицу. Теперь я постоянно была рядом, и мной нужно было заниматься.
Каждый день был сплетён, как морская сеть, из тысячи упрёков и насмешек, эта прочная сеть опутывала меня, не давала двигаться и душила. За столом я боялась взять лишний кусок – Элизабет с утра до вечера твердила, что я – мерзкая толстуха. Потом она и вовсе посадила меня на диету, оставив в свободном доступе на кухне капусту и морковь. Еды в холодильнике почти не было, Элизабет и её муж чуть ли не каждый день ходили в пиццерию и рестораны.
Диета. Это был самый настоящий кошмар. Наверное, заключённые Бухенвальда страдали меньше, чем я. Ведь они видели вокруг таких же измученных голодом, поедающих мутную баланду пленников. А я видела вокруг себя сытых, жующих людей, видела живописные витрины с тортами или с колбасой и мясными деликатесами. В телевизоре постоянно показывали кулинарные шоу, ведущие сладострастно причмокивали и облизывали пальцы.
По ночам мне снились булки и пирожные, или зажаренный стейк, или шоколадные конфеты. Нет, я, конечно, не умерла от голода, но ужасно настрадалась за те месяцы, пока не нашла выхода из ситуации. Я познакомилась в школе с двумя девочками, равнодушными к еде (да, и такое бывает!), и за массу мелких услуг они стали отдавать мне свои завтраки и приносить из дома ещё что-нибудь.
Кроме клички «жирдяйка» за мной закрепилось звание «вечно голодной Энни». После школы я теперь болталась на улице, так как все дополнительные занятия – художка, танцы – куда меня записывала мама, Элизабет отменила. Это стоило денег, а она не желала тратить на племянницу ни одной лишней копейки. Так вот, я слонялась по булочным и кафетериям, осваивая амплуа безмолвной попрошайки. «Что тебе, малышка? – спрашивали люди в ответ на мой жадный взгляд. – Угостить тебя печеньем?».
Настойчивые поиски пропитания однажды едва не довели до беды. Один симпатичный мальчик из класса позвал меня в гости, сказав, что бабушка испекла яблочный пирог. За кусок пирога я бы навечно продалась в рабство. Приглашение удивило, ведь одноклассники не стремились со мной общаться, в школе я была отщепенцем.
Вслед за мальчиком я вошла в квартиру, жадно принюхиваясь и надеясь ощутить волшебный аромат горячей выпечки. Я уже чувствовала, как тает во рту сладкая яблочная начинка…
Дверь захлопнулась позади меня. Я вдруг застыла, поражённая внезапной мыслью, что мальчик, наверное, в меня влюбился! Зачем иначе приглашал бы в гости? Пусть Элизабет постоянно обзывала меня мерзкой уродиной, но в зеркале отражались огромные карие глаза с длинными чёрными ресницами и пухлые розовые щёчки – и я хорошо помнила, как задыхалась от восторга милая мама: «Ах, ты моя красавица!».
Точно, мальчишка в меня влюбился.
Я доверчиво озиралась, стоя в прихожей с тяжёлым портфелем за спиной, – глупый одиннадцатилетний ребёнок. В квартире у мальчика не оказалось ни бабушки, ни пирога! Зато там находился…»
Рассказ Энни был прерван стюардессой. Она неслышно подкралась к моему креслу и шёпотом поинтересовалась, не хочу ли я шампанского.
Приятно летать бизнес-классом!
Выпив бокал, я поняла, что не могу продолжать чтение – меня капитально разморило, английский текст расплывался перед глазами. Лететь оставалось всего ничего, через полчаса начнётся снижение. Настя продолжала сладко дрыхнуть на моём плече.
Наверное, мне надо быть помягче с подругой… Хватит попрекать её каждым съеденным куском и постоянно напоминать о лишних килограммах. Она всё и сама прекрасно знает, вряд ли моя постоянная агрессия поможет ей справиться с проблемой.
Я протянула руку и поправила на Насте съехавший плед, а потом склонила голову на её макушку, не в силах бороться со сном. Засыпая, подумала о том, что Насте повезло гораздо больше, чем книжной Энни: хотя в школе моя подруга тоже подвергалась издевательствам сверстников, в её жизни присутствовала блистательная Изабель Бриссон.
К счастью, она была совсем не похожа на злобную тётку бедной Энни.
Вообще никакого сравнения.