Глава 4
Последний шанс для бунта
Первый вопрос:
Ошо,
Некоторое время назад ночью мне приснилось, что я сижу на лекции. Утром я не мог вспомнить ничего из того, что ты говорил, кроме фразы: «Поэзия – это сдача». С тех пор я пытаюсь понять, какое отношение поэзия имеет к сдаче и наоборот, и как поэзия может превратиться в духовный путь, подобно любви, молитве и медитации.
Поэзия содержит в себе все; она содержит в себе любовь, молитву, медитацию и еще очень многое. Все, что божественно, все, что прекрасно, все, что может привести вас к необыкновенному, содержится в поэзии.
Поэзия – это не просто поэзия; поэзия – это сущность религии. Поэзия означает состояние бытия, когда ум больше не становится барьером между вами и Существованием; когда между вами и Существованием происходит общение – прямое, непосредственное; когда Целое неожиданно овладевает вами, когда вы исчезаете как отдельная сущность, и Целое начинает говорить через вас, танцевать через вас; когда вы становитесь полым бамбуком и Целое превращает вас во флейту.
Поэзия – это Целое, опускающееся в свою часть, океан, исчезающий в капле росы. Поэзия – это чудо.
И когда я использую слово «поэзия», мой палец указывает не на шекспиров и калидасов; они – поэты лишь отчасти. Да, они знавали некие мгновения поэзии, но они не поэты. У них было несколько проблесков, когда им открывались двери неведомого, у них были моменты доступа к глубочайшим источникам жизни, но эти мгновения были лишь подарками из неизвестного. Они ничего не знали о том, как достичь этих моментов, они ничего не знали о том, как Целое приходит к ним. Это было почти бессознательным состоянием. Это происходило во сне, точно так же, как это произошло во сне с тобой. Они были сновидящими.
Все так называемые великие поэты мира, великие художники, музыканты, скульпторы, все они были сновидящими. Да, в своих снах они испытали несколько проблесков: нечто незаметно внедрилось, тут и там лучу света удалось проникнуть в пределы сна, и даже одного этого луча было достаточно, чтобы создать Шекспира или Калидаса. Но я говорю не о них.
Говоря «поэзия», я имею в виду то, что струилось через будд. Это истинная поэзия. Будда – не сновидящий, Атиша – не сновидящий; только их и можно назвать бодрствующими людьми. Сны исчезли, улетучились. Теперь это не один лишь проблеск истины, который застает их врасплох, овладевает ими, а затем оставляет пустыми, выдохшимися, истощенными…
Обычный поэт просто подпрыгивает; на мгновение он отрывается от земли, но лишь на мгновение, а затем он снова оказывается на земле.
У будды есть крылья – он не подпрыгивает. Он знает, как долететь до самой далекой звезды. Ему известен путь в неизвестное, у него есть ключи, отпирающие двери в таинственное. Он – мастер. И через него начинает струиться нечто такое, что не является его собственным. Он лишь посредник, он не принадлежит себе. В этом случае все, что он говорит, – поэзия; и даже если он хранит молчание, его молчание – поэзия. Его безмолвие пронизано невообразимой музыкой; и не имеет значения, говорит он или нет. Если он говорит, его речь – поэзия; если он молчит, он продолжает быть поэзией. Поэзия окружает его: в поэзии он ходит, в поэзии он спит; поэзия – это сама его душа, сама его сущность.
Как случается поэзия? Она случается в результате сдачи, она случается, когда часть набирается достаточно храбрости, чтобы сдаться Целому, когда капля росы соскальзывает в океан и становится океаном.
Сдача – это очень парадоксальное состояние: с одной стороны, вы исчезаете, с другой стороны, вы впервые появляетесь во всей своей бесконечной славе, во всем своем многомерном великолепии. Да, капля росы исчезла, и исчезла навсегда; ее уже не вернуть, не восстановить. Капля росы умерла как капля, но в действительности капля стала океаном, стала океанической. Она по-прежнему существует, но теперь уже не как ограниченная сущность, а как нечто бесконечное, безбрежное, безграничное.
Таков смысл мифа о Фениксе. Он умирает, полностью сгорает, превращается в пепел, а затем неожиданно возрождается из пепла – воскресает. Феникс символизирует собой Христа: распятие и воскрешение. Феникс символизирует Будду: смерть эго и новое рождение абсолютного отсутствия эго. Он символизирует всех тех, кто познал; познать значит стать фениксом. Умрите такими, какие вы есть, с тем чтобы вы могли стать такими, какими вы являетесь в действительности! Умрите во всей своей неподлинности, фальши, отделенности от Существования.
Мы продолжаем верить, что мы отделены. Это не так; мы не отделяемся даже на одно мгновение. Независимо от вашей веры, вы едины с Целым. Однако ваша вера может сотворить для вас кошмары; она неизбежно их создаст. Верить, что «я отделен», означает создать страх.
Если вы отделены от Целого, вы никогда не сможете избавиться от страха, потому что Целое такое огромное, а вы такой маленький, такой крошечный, такой атомарный, и вам постоянно приходится сражаться с Целым, чтобы оно вас не поглотило. Вам постоянно приходится быть начеку, настороже, чтобы океан попросту не вобрал вас. Вам приходится защищать себя стенами, стенами и стенами. Все эти усилия – не что иное, как страх. И тогда вы постоянно помните, что смерть тянется к вам и что она разрушит вашу отделенность. Смерть означает именно это: смерть – это Целое, призывающее свою часть вернуться. И вы боитесь, что придет смерть и вы умрете. Как прожить подольше? Как обрести бессмертие хоть в какой-то форме? Люди пытаются достичь его многими способами. Один из способов – завести детей; отсюда постоянное желание иметь детей. В своей основе это желание иметь детей никак не связано с детьми; оно связано со смертью.
Вы знаете, что не сможете быть здесь всегда; как бы вы ни пытались, вы потерпите поражение; вы знаете это, потому что миллионы потерпели поражение, и ни один человек не добился успеха. Вы надеетесь вопреки надежде. И тогда вы ищете другие пути. Один из простейших путей и самый древний – это завести детей: вас не будет, но что-то от вас, ваша частичка, ваша клеточка, будет продолжать жить. Это способ стать бессмертным через заместителя.
Сейчас наука находит гораздо более сложные способы – поскольку ваш ребенок, возможно, будет лишь немного походить на вас, а может быть, окажется и совсем на вас непохожим. И похож он будет лишь немножко; нет никакой настоятельной необходимости в том, чтобы он выглядел в точности как вы. Поэтому сейчас наука нашла способы копировать вас. Некоторые из ваших клеток могут быть сохранены, и, когда вы умрете, из этих клеток может быть создан дубликат. Этот дубликат будет вашей точной копией; даже близнецы не настолько похожи. Встретив свой дубликат, вы удивитесь: он будет в точности таким же, как вы, абсолютно таким же.
Сейчас ученые говорят, что для большей безопасности дубликат может быть создан при вашей жизни; его можно хранить в глубоко замороженном состоянии, с тем чтобы в случае какого-то несчастья, если вы погибнете в автомобильной катастрофе, вас можно было бы немедленно заменить. Ваша жена никогда не сможет обнаружить подмену, ваши дети никогда не узнают, что их папа – лишь имитация, потому что он будет в точности таким же, как вы.
Люди пробовали применять и другие способы, гораздо более изощренные, чем этот. Пишите книги, рисуйте картины, сочиняйте великие симфонии: вас не будет, но останется музыка; вас не будет, но на книге будет стоять ваше имя; вас не будет, но созданная вами скульптура останется. Она будет напоминать людям о вас, вы продолжите существование в их памяти. Вы не сможете разгуливать по земле, зато сможете разгуливать в памяти людей. Это лучше, чем ничего. Станьте знаменитым, оставьте какой-нибудь след в книгах по истории – конечно, это будут лишь сноски, но все-таки это лучше, чем ничего.
В течение тысячелетий человек тем или иным способом пытался заполучить хоть какое-то бессмертие. Страх смерти очень велик, он преследует вас всю жизнь.
Страх смерти исчезает, как только вы отбрасываете это представление об отдельности. Поэтому я называю это состояние сдачи самым парадоксальным. Вы умираете по своей собственной воле, после чего вы вообще не можете умереть, поскольку Целое никогда не умирает, происходит лишь замена его частей. Если вы станете едиными с Целым, вы будете жить вечно: вы выйдете за пределы рождения и смерти.
Это поиск нирваны, просветления, мокши, царства Божьего – состояния бессмертия. Однако условие, которое должно быть выполнено, очень пугает. Это условие таково: сначала вы должны умереть как отдельное существо. Именно это и есть сдача: умереть как отдельное существо, умереть как эго. В действительности, беспокоиться не о чем, потому что вы не отделены, это лишь убеждение. Умирают лишь убеждения, а не вы. Это лишь точка зрения, представление.
Это как если бы вы увидели в темноте веревку и решили бы, что это змея. Вы в ужасе бежите от этой змеи, дрожа и покрываясь испариной. А затем кто-нибудь приходит к вам и говорит: «Не бойся. Я видел ее при свете дня и отлично знаю, что это всего лишь веревка. Если ты мне не веришь, ихи пассико, пойдем со мною! Я покажу тебе, что это просто веревка!»
Именно это во все века делали будды: «Ихи пассико, пойдем со мной! Иди и посмотри!» Они брали веревку в руки и показывали вам, что это всего лишь веревка; змеи, прежде всего, никогда не было. Весь страх исчезает, вы начинаете смеяться. Вы начинаете смеяться над самим собой, над тем, как глупо вы себя вели. Вы убегали от того, что просто никогда не существовало. Однако, существовало это или нет, те капли пота были реальными; страх, дрожь, усиленное биение сердца, кровяное давление – все эти вещи были реальными.
Запомните: нечто нереальное может привести в действие реальные вещи. Если вы думаете, что оно реально, оно будет функционировать для вас как реальное – но только для вас. Это реальность сна, но она может воздействовать на вас, она может оказывать влияние на всю вашу жизнь, на весь ваш образ жизни.
Эго не существует. Как только вы станете немного более бдительными, осознающими, сознательными, вы вообще не сможете обнаружить эго. Оно окажется веревкой, которую вы ошибочно приняли за змею; вы нигде не найдете змеи.
Смерти нет, смерть нереальна. Но вы ее создаете: вы создаете ее, создавая отделенность. Сдача означает отбрасывание идеи отделенности: смерть исчезает автоматически, страха больше нет, меняется весь аромат вашей жизни. Теперь каждое мгновение проникнуто кристальной чистотой, чистотой наслаждения, радости, блаженства. Теперь каждое мгновение есть вечность. А такая жизнь – это поэзия; жизнь без эго, от мгновения к мгновению – это поэзия. Жизнь без эго – это благословение, музыка; жить без эго означает жить, действительно жить. Такую жизнь, жизнь человека, сдавшегося Существованию, я называю поэзией.
Позвольте мне повторить это снова: помните, что, сдаваясь Существованию, вы не отказываетесь от чего-то реального. Вы просто отказываетесь от ложного понимания, от иллюзии, майи. Вы отказываетесь от того, чего у вас, прежде всего, никогда не было. И, отказавшись от того, чего у вас нет, вы приобретаете то, что у вас есть.
Знать, что «я дома, я всегда был и всегда буду дома», – это момент величайшего расслабления. Когда вы знаете, что «я не посторонний и не чужой, у меня есть корни», что «я принадлежу Существованию, а Существование принадлежит мне», все успокаивается и затихает. Эта тишина и есть сдача.
Слово «сдача» вызывает у вас совершенно неправильное представление, будто бы вы что-то отдаете. Вы ничего не отдаете, вы просто отбрасываете сон, вы просто отбрасываете нечто условное, что было создано обществом.
Эго нужно, в обществе у него есть определенные функции. Даже сдавшись Богу, человек продолжает использовать слово «Я», но теперь это лишь нечто утилитарное, в этом слове нет ничего экзистенциального. Такой человек знает, что его нет; он использует это слово, потому что его неиспользование создаст ненужные проблемы для окружающих, сделает общение невозможным. Оно уже невозможно! Общаться с людьми станет труднее. Поэтому слово «Я» – лишь условное средство. Если вы знаете, что это – средство, произвольное, утилитарное, полезное, но совершенно не экзистенциальное, у вас никогда не возникнет с этим проблем.
Твой сон дал тебе проблеск, позволил тебе увидеть нечто такое, чего ты, возможно, не позволял себе видеть в бодрствующем состоянии. Иногда такое случается. Сознательный ум, несомненно, более эгоистичен; эго никогда не проникает в подсознание. Общество обучает лишь сознание. Общество может обучать лишь сознание, оно не может обучать подсознание, по крайней мере, пока не может – хотя старается изо всех сил.
Особенно серьезные усилия, чтобы обучать подсознание, прилагаются в Советской России. И, к несчастью, им это удается. Людей там обучают во сне. Когда вы спите, ваше сознание больше не функционирует; функционирует ваше подсознание. И сейчас, особенно в России, проводятся важнейшие эксперименты по обучению людей во сне. Это может быть сделано, это уже делается.
Это одна из тех серьезных опасностей, с которыми придется столкнуться будущим поколениям. Если у политиков появятся устройства, способные обучать людей во сне, для бунта не останется никакой возможности.
Пока человек спит, вы можете сделать из него коммуниста, католика, индуса, христианина, мусульманина, а поскольку это окажется у него в подсознании, он никоим образом не сможет из этого выйти. Он не сможет от этого избавиться, потому что подсознание в девять раз сильнее сознания. Сознание – это лишь верхушка айсберга: одна десятая вашего ума присутствует в сознании, а девять десятых не осознаются. Если политик сможет добраться до подсознания, человечество будет обречено. Тогда детей будут обучать во сне. Даже сон не останется вашим собственным и частным, даже сон не останется вашим личным делом, его присвоит себе государство. Вам не позволят даже видеть свои личные сны; то, какие сны вам смотреть, будет решать государство – потому что вам могут присниться какие-нибудь антигосударственные сны, а государство не может этого допустить. Вашими снами можно манипулировать, вашим подсознанием можно манипулировать, но, к счастью, этого до сих пор не случилось.
Возможно, вы – последнее поколение, у которого есть возможность для бунта. И если не взбунтуетесь вы, то других шансов может не оказаться: человечество может быть доведено до роботоподобной жизни. Поэтому бунтуйте, пока еще не поздно! Я думаю, что осталось не так уж много времени, возможно, лишь эта последняя часть столетия, эти ближайшие двадцать или двадцать пять лет. Если человечество сможет восстать в эти следующие двадцать пять лет, это будет последним благоприятным шансом; в противном случае, люди окажутся абсолютно на это не способными – их подсознание возобладает над ними. До сих пор общество могло загрязнять лишь ваш сознательный ум – посредством образования, церкви, пропаганды – но только ваш сознательный ум; ваше подсознание оставалось свободным.
Все чаще случается так, что во время глубокого сна вы оказываетесь ближе к истине, ближе к реальности. Это очень странно, и должно быть по-другому; ближе к реальности вы должны быть в состоянии бодрствования. Но ваше бодрствование уже не ваше; оно индусское, христианское, мусульманское. Оно больше не ваше: общество уже повлияло на него, вмешалось и исказило его. Однако подсознание все еще принадлежит вам.
Именно поэтому психоанализ так интересуется вашими снами: в них вы более подлинные. В своих снах вы менее фальшивые, вся цензура общества в них исчезает. В своих снах вы говорите все как есть, видите вещи такими, какие они есть, видите самого себя таким, какой вы есть. Проснувшись, вы в тот же миг начинаете притворяться. Ваше бодрствование – это долгое, долгое притворство.
Именно поэтому сон так расслабляет – потому что очень и очень утомительно постоянно быть начеку, говорить то, что от вас ожидают, и делать то, что требует общество. Чтобы избавиться от всего этого, чтобы снова стать естественным, забыть общество и весь созданный им ад и кошмар, человеку каждые сутки нужно на восемь часов погружаться в глубокий сон.
Чем более бдительными, чем более внимательными вы станете, тем больше освободитесь от кабалы общества и его хватки. И тогда сон будет нужен лишь вашему телу, и даже во сне будет продолжаться некий глубинный поток осознания. Ваш ум больше не будет нуждаться во сне; эта потребность не была присуща ему изначально, она была создана.
Если ваш ум станет ясным, не стесненным границами, свободным, то его потребность во сне будет все уменьшаться и уменьшаться. А затем произойдет чудо: если вы будете способны оставаться бдительными, даже когда тело спит, то впервые узнаете, что вы отдельны от тела. Тело спит, а вы бодрствуете; но тогда как вы с ним можете быть идентичны, как вы с ним можете быть едины? Вы увидите это различие; оно просто огромно.
Тело принадлежит земле, вы принадлежите небу. Тело относится к материи, вы принадлежите Богу. Тело плотное, а вы – нет. У тела есть свои пределы, оно родилось и умрет; вы же никогда не рождались и никогда не умрете. Это становится не верованием, а вашим собственным переживанием.
Вера ориентирована на страх. Вам хотелось бы верить, что вы бессмертны, но вера – это лишь вера, нечто фальшивое, нарисованное снаружи. Переживание – это нечто совершенно другое: оно проистекает изнутри вас, оно ваше собственное. И когда вы знаете, ваше знание уже не может быть поколеблено, его уже невозможно разрушить. Весь мир может быть против, но вы, тем не менее, будете знать, что вы отделены. Весь мир может утверждать, что души нет, но вы будете знать, что она есть. Весь мир может говорить, что Бога нет, но вы лишь улыбнетесь – потому что ваше переживание подтверждает само себя, оно самоочевидно.
Твой сон может быть очень значительным. Во сне в твоем сознании возникло нечто, чему ты не позволял войти в бодрствующее сознание. В тебя проник луч света.
До Фрейда на Западе, в отличие от Востока, считали, что бодрствующее сознание – это единственное сознание. И даже после Фрейда, несмотря на то, что ценность сознания, видящего сны, была признана, один шаг так и не был сделан: сон без сновидений по-прежнему игнорировался. На Востоке к этому относятся по-другому. На Востоке бодрствующее сознание всегда считалось наиболее поверхностным, сознание, видящее сны, – гораздо более глубоким и важным, а сознание, спящее без сновидений, – еще более глубоким, еще более важным, чем сознание, видящее сны. Западу нужен еще один Фрейд, который объяснил бы, что сон без сновидений наиболее значителен.
Однако на Востоке знают и нечто большее. Существует некая точка, четвертое состояние сознания. Оно называется турия, просто «четвертое»; у него нет другого названия. Турия означает «четвертое». Когда бодрствование, сновидения и сон без сновидений исчезают, человек становится просто свидетелем. Это нельзя назвать бодрствованием, потому что свидетель никогда не спит; это нельзя назвать сновидением, потому что у этого свидетеля никогда не бывает снов; это нельзя назвать сном без сновидений, потому что этот свидетель никогда не спит. Это вечная осознанность. Это бодхичитта Атиши, это сознание Христа, буддовость, просветление.
Поэтому всегда будьте внимательны. Будьте более внимательны к своим снам, нежели к бодрствованию, и, опять же, будьте более внимательны к сну без сновидений, нежели к сновидениям. Помните, что вам нужно найти четвертое состояние, потому что лишь четвертое является предельным. С этим четвертым вы оказываетесь дома. Теперь идти больше некуда.
Ты говоришь, что забыл весь этот сон, но запомнил одну лишь фразу: «Поэзия – это сдача». Это самая суть моего учения. Самое главное в моем послании миру заключается в том, что поэзия – это сдача; и наоборот: сдача – это поэзия.
Я бы хотел, чтобы мои саньясины, все мои саньясины были творческими людьми – поэтами, музыкантами, художниками, скульпторами и так далее, и тому подобное. В прошлом саньясины всех религий жили очень нетворческой жизнью. Их уважали за их нетворчество, и из-за этого нетворчества они не принесли в мир никакой красоты. Они были обузой; они не привнесли на землю ничего от рая. На самом деле, они были разрушающими – потому что вы можете либо быть творческим человеком, либо вы неизбежно становитесь разрушающим. Оставаться нейтральным невозможно; вы либо должны утверждать жизнь со всеми ее радостями, либо вы начинаете осуждать жизнь.
Прошлое было долгим, затянувшимся кошмаром разрушительных настроений, жизнеотрицающих принципов. Я учу вас жизнеутверждению! Я учу вас почитанию жизни. Я учу вас не отречению, а наслаждению. Станьте поэтами! И когда я говорю: «Станьте поэтами», я не имею в виду, что вы все должны стать шекспирами, мильтонами и теннисонами. Если мне повстречаются Шекспир, Мильтон и Теннисон, то и тогда я скажу им: «Пожалуйста, станьте поэтами», потому что они лишь видят сны о поэзии.
Настоящая поэзия случается в четвертом состоянии сознания. Все так называемые великие поэты были лишь сновидящими; они были ограничены вторым состоянием сознания. Проза остается ограниченной первым состоянием – бодрствующим сознанием, а ваша поэзия ограничивается вторым.
Та поэзия, о которой я говорю, возможна лишь в четвертом состоянии. Когда вы станете полностью бдительными, приобретете ясность, когда ум, наконец, исчезнет, любое ваше действие станет поэзией, любое ваше действие станет музыкой. И даже если вы не будете делать ничего, поэзия будет окружать вас, она станет вашим ароматом, она станет самим вашим присутствием.
Ты говоришь: «С тех пор я пытаюсь понять, какое отношение поэзия имеет к сдаче и наоборот, и как поэзия может превратиться в духовный путь, подобно любви, молитве и медитации».
Любовь – это путь, молитва – это путь, медитация – это путь, потому что все это – пути к поэзии. Все, что ведет вас к Богу, неизбежно приведет вас к поэзии. Человек Бога не может быть никем иным, как поэтом. Он будет петь песню; конечно, уже не свою собственную – он будет петь песню Бога. Он станет выражать безмолвие Бога, станет устами Целого.
Я учу вас медитации, молитве, любви лишь потому, что все это приводит вас в центр. А центр – это поэзия. Все это – пути к поэзии. Раствориться в поэзии означает раствориться в Боге – и, конечно же, это невозможно без сдачи. Бог не сможет случиться, если вас останется слишком много. Чтобы он стал присутствием внутри вас, вы сами должны отсутствовать.
Умрите, чтобы вы могли быть.
Второй вопрос:
Ошо,
Я в полном замешательстве. Хорошее и плохое перестали существовать. Я не горжусь и не стыжусь, и вместе с тем чувствую и то, и другое. Кажется, что все мои достижения исчезли в тумане, растворившись вместе с моими неудачами. Я чувствую себя дымом, но в этом дыму подобно острой скале, покрытой бархатом, возникает огромная грусть. Ошо, я не могу ощутить, где это кончается, – или конца этому нет? Может быть, это восторг, несущий в себе тяжесть загрязнения? Пожалуйста, Ошо, дай мне саньясу.
Замешательство – это великолепная возможность. С людьми, которые не в замешательстве, существует огромная проблема: хотя они не знают, они думают, что знают. Люди, полагающие, что обладают ясностью, на самом деле находятся в большой беде; их ясность очень поверхностна. В действительности, они ничего не знают о ясности; то, что они называют ясностью, – это лишь глупость.
Идиотам всегда все очень, очень ясно – ясно в том смысле, что у них недостает разумности почувствовать замешательство. Чтобы чувствовать замешательство, нужна огромная разумность. Только разумные люди чувствуют замешательство; посредственности же продолжают двигаться по жизни, улыбаясь, смеясь, накапливая деньги, продолжая бороться за все большую власть и известность. Глядя на них, вы почувствуете некоторую зависть; они выглядят такими уверенными, они даже выглядят счастливыми.
Если посредственности преуспевают, если у них становится больше денег и больше власти, а их известность растет, то вы будете немного завидовать. Вы в таком замешательстве, а у них полная ясность относительно своей жизни; у них есть направление, есть цель, они знают, как ее добиться, и делают это, они уже достигают, они поднимаются по лестнице. А вы просто стоите в замешательстве, не понимая, что делать, чего не делать, что правильно и что неправильно. Но ведь так было всегда: посредственность сохраняет уверенность. Лишь более разумный человек может чувствовать замешательство, хаос.
Замешательство – это великолепная возможность. Оно просто показывает, что пути через ум нет. Если вы действительно в замешательстве – как ты говоришь: «Я в полном замешательстве», – если вы действительно в замешательстве, вы благословенны. Теперь что-то становится возможным, что-то, имеющее огромную ценность; вы находитесь на грани. Если вы в полном замешательстве, это означает, что ум потерпел поражение; теперь ум больше не может придавать вам уверенность. Все ближе и ближе вы подходите к смерти ума.
И это – величайшее в жизни событие, которое может случиться с человеком, величайшее благословение – поскольку, когда вы видите, что ум – это замешательство и с его помощью выбраться невозможно, как долго вы сможете продолжать за него цепляться? Рано или поздно вам придется отбросить ум; и даже если вы его не отбросите, он отпадет сам по себе. Замешательство станет таким сильным, таким тяжким, что он отпадет просто под собственной тяжестью. А когда ум отпадает, замешательство исчезает.
Я не могу сказать, что вы приобретете уверенность, нет, поскольку это также слово, применимое только к уму и к миру ума. Если существует замешательство, то может существовать и уверенность; когда замешательство исчезает, уверенность тоже исчезает. Вы просто есть – в состоянии ясности, ни в замешательстве, ни в уверенности; есть лишь ясность, прозрачность. И эта прозрачность прекрасна, она грациозна, совершенна.
Это самый прекрасный момент в жизни человека – когда нет ни замешательства, ни уверенности. Он просто есть, зеркало, отражающее то, что есть; без направления, без движения куда-либо, без представления о каких-либо действиях, без будущего, просто полностью в моменте, всецело в моменте.
Когда ум отсутствует, не может быть ни будущего, ни программы на будущее. Тогда это мгновение есть все, абсолютно все; в этом мгновении – все ваше существование. Все существование начинает сходиться в это мгновение, и мгновение становится невообразимо важным. В нем есть глубина, в нем есть высота, в нем есть тайна, в нем есть интенсивность, в нем есть огонь, в нем есть безотлагательность, оно охватывает вас, овладевает вами, трансформирует вас.
Но я не могу дать вам уверенность; уверенность дается идеологией. Уверенность – это не что иное, как латание вашего замешательства. Вы в замешательстве. Кто-то говорит: «Не беспокойся», – и говорит это очень авторитетно, убеждает вас с помощью аргументов, священных писаний и латает ваше замешательство, набрасывает на него прекрасный покров – Библию, Коран, Гиту. И вам становится хорошо; но только на какое-то время, потому что внутри кипит замешательство. Вы не избавились от него, оно лишь было подавлено.
Именно поэтому люди цепляются за верования, церкви, писания, доктрины, системы мышления. Почему люди придают так много значения системам мышления? Зачем кому-то быть христианином или индусом? Зачем кому-то быть коммунистом – для чего? Причина существует, причем очень важная. Все пребывают в замешательстве, и поэтому кто-то должен удовлетворить вашу потребность в уверенности. Это может быть папа римский, или Мао Цзедун, или Карл Маркс, или Ману, или Моисей – подойдет кто угодно. И всякий раз, когда наступают времена великого кризиса, любой глупец, у которого хватает упрямства, чтобы кричать и спорить, и который может изображать уверенность, может стать вашим лидером. Именно так важными персонами стали Адольфы Гитлеры, Иосифы Сталины и Муссолини.
Люди всегда удивлялись, как Адольф Гитлер смог получить власть над такой великой интеллектуальной нацией, как немцы. Почему? Кажется парадоксом, что такой человек, как Мартин Хайдеггер, один из величайших мыслителей нашего времени, был приверженцем Адольфа Гитлера. Знаменитые профессоры знаменитых германских университетов поддерживали Адольфа Гитлера. Почему? Как это было возможно?
Ведь Адольф Гитлер – это всего лишь глупец, необразованный, простой человек. Однако в нем было нечто, чего не хватало профессорам, чего не хватало интеллигентным людям, чего не хватало мартинам хайдеггерам. У него было то, чего не может быть у разумного человека: абсолютная уверенность. Он идиот – но он может говорить без «если» и без «но»; он может делать заявления, как будто он знает. Он безумен, но его безумие произвело сильнейшее действие. Оно изменило весь ход человеческой истории.
Неудивительно, что он так заинтересовал немцев и произвел на них такое впечатление. Они были интеллектуальными людьми, одними из самых интеллектуальных на Земле, а интеллектуальность всегда ведет к замешательству. Таков секрет успеха Адольфа Гитлера. Интеллектуальность всегда ведет к замешательству, а замешательство вызывает страх, трепет; человек не знает, куда идти, что делать, и начинает искать лидера. Человек начинает искать кого-то, кто может высказываться с безусловностью и категоричностью.
То же самое произошло в Индии, причем произошло только что. Это одна из древнейших стран в мире, с древнейшей традицией размышлений и рассуждений, древнейшей традицией философствования. Ни в одной стране не философствовали так много. И вот эта страна выбирает премьер-министром Морарджи Десаи[4] – кочан капусты! Но в нем кое-что есть – упрямство посредственного ума, безусловность тупости. В нем есть нечто важное, что удовлетворяет определенную потребность.
Всякий раз, когда люди оказываются в замешательстве, они становятся добычей третьесортных умов. Первоклассные умы становятся жертвой третьесортных умов, поскольку третьесортный ум не приходит в замешательство. Третьесортный ум знает, что для исцеления от всех болезней достаточно пить собственную мочу – даже рак можно вылечить, если пить собственную мочу. Такое заявление возможно, только если вы действительно абсолютно неразумны.
Разумный человек сомневается, взвешивает, колеблется. Неразумный никогда не колеблется и никогда не сомневается. Там, где мудрый прошепчет, дурак просто прокричит с крыши.
Лао-цзы говорит: «Я, наверное, единственный тупица в мире. Все, кроме меня, кажутся такими уверенными». Он прав; он обладает такой огромной разумностью, что не может быть уверен ни в чем.
Я не могу обещать тебе уверенности, если ты отбросишь ум. Я могу обещать тебе лишь одно: что у тебя будет ясность. Появится ясность, прозрачность, ты сможешь видеть вещи такими, какие они есть. Ты не будешь пребывать ни в замешательстве, ни в уверенности. Замешательство и уверенность – это две стороны одной монеты.
Но ты сейчас переживаешь прекрасный момент, и мир тоже переживает прекрасный момент. Всякий раз, когда происходит кризис личности, всякий раз, когда люди не знают, кто они есть, когда минувшее теряет свою хватку, когда люди отрываются от традиции, когда прошлое кажется неуместным, возникает этот кризис, великий кризис личности – кто мы есть? Что нам делать?
Эта благоприятная возможность может превратиться и в проклятие, если вы станете жертвой какого-нибудь Адольфа Гитлера; но это же проклятие может стать великой дверью в неизвестное, если вам повезет оказаться поблизости от будды. Если вам посчастливится влюбиться в будду, ваша жизнь может трансформироваться.
Люди, которые все еще укоренены в традиции и которые думают, что знают, что правильно и что неправильно, никогда не придут к будде. Они будут продолжать жить своей жизнью – рутинной, скучной, мертвой жизнью. Они будут продолжать выполнять свои обязанности так же, как это делали их предки. Они шли по этому пути веками и будут продолжать следовать по протоптанной дорожке. Конечно, двигаясь по протоптанной дорожке, вы уверены – столько людей прошло по ней! Но когда вы приходите к будде и начинаете двигаться в неизвестное, там не оказывается ни шоссе, ни проторенной дорожки. Вам придется проложить свой собственный путь, вы не найдете готовой дороги.
Я хочу, чтобы каждый из моих саньясинов понял это. Вы здесь не для того, чтобы зависеть от меня, не для того, чтобы следовать за мной, не для того, чтобы просто соглашаться со мной и верить в меня. Вы здесь для того, чтобы экспериментировать; вам придется двигаться самостоятельно. Я могу побудить вас двигаться самостоятельно, могу запустить внутри вас процесс исследования, но не дам вам систему мышления, не дам никакой уверенности. Я дам вам лишь паломничество – паломничество опасное, с миллионами и миллионами ловушек, паломничество, в котором вам каждый день придется сталкиваться со все большим и большим числом опасностей, паломничество, которое приведет вас к вершине человеческого сознания, к четвертому состоянию. Но чем выше вы поднимаетесь, тем больше опасность падения.
Я могу обещать вам лишь великое приключение, рискованное, опасное, без гарантии достижения цели – потому что неизвестное не подлежит гарантии.
Поэтому, если вы пришли ко мне в поисках какого-нибудь лекарства от вашего замешательства, то вы попали не по адресу; я не тот человек, с которым стоит находиться. Но если вы пришли, чтобы отбросить замешательство вместе с уверенностью и освободиться от ума, который может дать вам либо замешательство, либо уверенность, если вы пришли ко мне, чтобы отправиться в предельное путешествие в поисках Бога, рискнуть и принять вызов неведомого моря, ревущих волн, за которыми невозможно разглядеть другой берег, то вы попали к нужному человеку. Тогда возможно многое. Я говорю лишь «возможно» – я не могу сказать, что это абсолютно неизбежно. Это всегда остается возможностью; может быть, вам удастся это сделать, может быть, нет – гарантии не существует. Это не товар, на который может быть гарантия; это азартная игра.
Если вы готовы рискнуть, войдите в это поле будды. Нет необходимости ждать дальше – вы уже ждали достаточно, в течение многих, многих жизней.
Ты просишь меня: «Пожалуйста, Ошо, дай мне саньясу». Вопрос не в том, чтобы я дал тебе саньясу, вопрос в том, чтобы ты ее взял. Открой свое сердце! Я всегда ее даю. Вопрос в том, чтобы ты ее принял, радушно встретил.
Ты говоришь: «Хорошее и плохое перестали существовать». Это хорошо, это прекрасно. Все это хорошее и плохое придумано человеком, все святые и грешники придуманы человеком. И между ними совсем нет разницы; различие лишь поверхностное, очень поверхностное, меньше, чем на глубину кожи. Чуть-чуть царапните, и в вашем святом вы обнаружите грешника.
Один такой парень пришел к папе римскому и сказал: «Эй, папа, пошел в задницу!»
Папа не поверил своим ушам. Он воскликнул: «Я? Глава Римской католической церкви? Я, духовный пастырь миллионов и миллионов? Я, прямой преемник Иисуса Христа? Я, единственный представитель Бога на Земле? Я – в задницу? Пошел ты в задницу!»
Разница невелика. Лишь немного царапните, и вы обнаружите грешников в святых и святых – в грешниках. Все хорошее, все плохое – это просто условность, все это придумано человеком.
Пространство, в которое ты входишь, прекрасно. Если хорошее и плохое перестали существовать, то пока все идет хорошо! Теперь войди в другое, не придуманное человеком измерение, где все различия не имеют значения, где ничто не хорошо и ничто не плохо, где все, что есть, просто есть, а того, чего нет, просто нет. Вопрос о хорошем и плохом не возникает; что-то либо есть, либо его нет. Хорошее и плохое – это не что иное, как альтернативы для выбора; выбери либо то, либо это. Они удерживают тебя в разделении «или-или».
Как только вы увидите все надувательство, заключенное в «плохом и хорошем», вы начнете понимать, что это общественное изобретение… Конечно, эти вещи обладают утилитарной ценностью, и я не призываю идти на рыночную площадь и вести себя так, как будто ничто не является плохим или хорошим. Я не призываю ходить посередине дороги и говорить, что неважно, движется человек по правой или по левой стороне.
Находясь среди людей, помните, что для них хорошее и плохое по-прежнему существует. Сохраняйте уважение к ним и их снам. Не ваше дело нарушать чужой сон. Кто вы такие? Не ваше дело вмешиваться. Будьте вежливы к людям и их глупостям, будьте вежливы к ним и их играм. Но все время помните, что глубоко внутри ничто не является плохим, ничто не является хорошим.
Существование просто есть; выбирать не из чего. И запомните: когда выбирать не из чего, вы становитесь целым. Когда есть из чего выбирать, это разделяет и вас. Разделение – это обоюдоострый меч: снаружи он разделяет реальность, а внутри разделяет вас. Выбирая, вы выбираете разделение, выбираете быть расщепленным, выбираете шизофрению. Если же вы не выбираете, если вам известно, что ничто не является плохим, ничто не является хорошим, то вы выбираете душевное здоровье.
Не выбирать ничего означает выбрать психическое здоровье, не выбирать означает быть в здравом уме, потому что, если нет разделения снаружи, как можете вы быть разделенными изнутри? Внутреннее и внешнее соответствуют друг другу. Вы становитесь неделимым, индивидуальностью. Таков процесс индивидуализации. Ничто не плохо, ничто не хорошо. Когда это озаряет ваше сознание, вы неожиданно оказываетесь соединенным; все фрагменты исчезают, составив единое целое. Вы кристаллизованы, вы центрированы.
Это один из величайших даров, которые принесло миру восточное сознание. Западные религии по-прежнему бродят вокруг идеи добра и зла. Именно поэтому христианам так трудно понять Упанишады, Лао-цзы, Чжуань-цзы; им просто невозможно понять их. Они всегда смотрят с точки зрения христианского ума: «Где заповеди?» А заповедей нет! Упанишады никогда не говорят, что хорошо и что плохо, никогда не говорят, что делать и чего не делать; они не предписывают. Упанишады – это поэтические утверждения, это поэзия. Они ликуют в Существовании, переполняются восторгом; это просто экстатические восклицания.
Упанишады провозглашают: «Бог есть, и ты есть это: тат твам аси». Упанишады говорят: «Бог есть, и я – Бог». Это утверждения, порожденные восторгом. В них нет ни этики, ни нравственности – они даже не упоминаются. Христианский, мусульманский, иудейский умы не могут понять, почему эти книги считаются религиозными. Возможно, это хорошая литература, но почему она считается религиозной?
А если вы спросите человека, достигшего того же состояния экстаза, что и видящие – авторы Упанишад, то он скажет, что Библия, Талмуд, Коран посвящены этике, нравственности, но какое отношение эти книги имеют к религии? Они полезны, поскольку способствуют гладкому функционированию общества, но в них нет ничего религиозного – кроме, может быть, нескольких редко встречающихся утверждений. Основная часть посвящена этике; часть, относящаяся к религии, кажется настолько незначительной, что ею можно пренебречь, не обращать на нее внимания. И на нее действительно не обращали внимания.
Прийти к пониманию того, что ничто не плохо, ничто не хорошо, – это поворотная точка; это трансформация. Вы начинаете смотреть внутрь; внешняя реальность перестает что-либо значить. Общественная реальность – это беллетристика, красивая драма; вы можете участвовать в ней, но в этом случае вы не воспринимаете ее всерьез. Это всего лишь роль, которую нужно сыграть; играйте настолько прекрасно, настолько эффективно, насколько это возможно. Но не воспринимайте ее всерьез, в ней нет ничего от Предельного.
Предельное – внутри; неделимая душа знает это. И это хорошая точка поворота, чтобы прийти к этой душе.
Ты говоришь: «Хорошее и плохое перестали существовать». Это правильный момент, чтобы принять саньясу; именно это и есть саньяса. Сейчас не нужно ждать, не нужно даже просить у меня разрешения. Саньяса уже происходит. Войди в это поле будды. Ты и так уже долго ждал – на самом деле, даже слишком долго.
Я слышал… Старая супружеская пара явилась в суд, чтобы развестись. Супруги были действительно старыми, каждому было по девяносто пять лет, и семьдесят пять лет они были женаты. Судья не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Вы хотите развестись сейчас, после семидесяти пяти лет супружеской жизни? Почему сейчас?»
Они посмотрели друг на друга, а затем муж сказал: «Ну, мы дожидались, пока умрут все дети».
Люди все продолжают ждать, ждать и ждать… Ну а сейчас появилась надежда! Ждать больше нет необходимости. Добро пожаловать, ты готов. Я приглашаю даже тех, кто не готов, – потому что те, кто не готов сегодня, могут оказаться готовыми завтра. Те, кто не готовы в тот момент, когда они получают саньясу, могут стать готовыми после того, как ее получили. И кто я такой, чтобы вам отказывать, если Бог вас принимает? Я никто, чтобы вам отказывать.
Именно поэтому никто не получает отказа, не ставятся никакие условия, никто не считается недостойным. Если Бог считает, что вы достойны быть живыми, это достаточное доказательство того, что вы достойны также и стать саньясинами.
Ты говоришь: «Я не горжусь и не стыжусь, и вместе с тем чувствую и то, и другое». Это состояние замешательства. Ты обнаружишь нечто подобное во всем – ни то, ни другое, и вместе с тем – оба сразу.
«Кажется, что все мои достижения исчезли в тумане, – поистине, ты благословен, – растворившись вместе с моими неудачами».
Многие должны тебе позавидовать. Понимать, что все потерпело неудачу, – это начало нового путешествия. Знать, что «все мои достижения исчезли», – это начало нового поиска чего-то такого, что не может исчезнуть. Лишь тогда, когда человек полностью разочаровывается в мире и всех его успехах, он становится духовным.
«Я чувствую себя дымом, но в этом дыму, подобно острой скале, покрытой бархатом, возникает огромная грусть». Это неизбежно. Если человек проживал жизнь в плену иллюзий, а затем однажды почувствовал, что все было бессмысленно, бесполезно: «Я гонялся за тенями», – то возникает великая грусть.
Но я вижу твою восприимчивость. Грусть существует, но она «покрыта бархатом». Да, существует грусть из-за прошлого, а бархатное покрывало – это то, что возможно; это становится возможным только сейчас. Грусть возникает из всего этого замешательства; но благодаря этому замешательству и его крайности глубоко внутри происходит какое-то новое движение. Возможно, пока ты об этом не знаешь, но что-то движется, под покровом грусти вырастает новая радость – радость нового поиска, нового приключения, новой жизни, нового способа существовать.
«Ошо, я не могу ощутить, где это кончается, – или конца этому нет?» Есть начало и конец у ума, есть начало и конец у эго, но у тебя нет ни начала, ни конца. Ни у тайны Существования нет начала, ни у тебя нет конца. Это продолжающийся процесс. Тайны за тайнами ждут тебя – отсюда эти дрожь и восторг.
Почувствуй восторг от того, что жизни нет конца, что, как только ты достигаешь одной вершины, неожиданно тебе бросает вызов другая – более высокая, более трудная и опасная для подъема. И когда ты поднимешься на другую вершину, впереди окажется еще одна; вершины за вершинами. Это вечные Гималаи жизни.
Просто представь, что ты достиг такой точки, где не осталось больше ничего. В этом случае ты будешь ужасно скучать; единственным твоим уделом станет скука! А жизнь – это не скука, это танец. Жизнь – не скука, это ликование, изобилие.
Многое и многое еще случится, и всегда будет оставаться многое и многое, чему еще предстоит случиться. Эта тайна никогда не заканчивается, она не может закончиться. Именно поэтому она называется тайной: ее нельзя даже познать. Она никогда не станет знанием, именно поэтому она называется тайной; что-то вечно ускользает. И в этом – вся радость жизни. Невыразимое великолепие жизни состоит в том, что она вечно увлекает вас, заставляя искать, исследовать. Жизнь – это исследование, жизнь – это приключение.
Ты спрашиваешь: «Ошо, я не могу ощутить, где это кончается, – или конца этому нет?» Есть конец у тебя, но нет конца настоящему тебе.
«Может быть, это восторг, несущий в себе тяжесть загрязнения?» Загрязнения не существует. Все является чистым. Загрязнение – это лишь тень замешательства, которое ты сейчас ощущаешь. Когда и замешательство, и приводящий в замешательство ум будут отброшены, тени исчезнут сами собой.
Твое внутреннее ядро всегда было чистым; чистота – твое неотъемлемое качество, его невозможно отобрать. Твоя девственная чистота вечна, ты не можешь ее потерять, ее невозможно потерять. Ты можешь лишь забыть о ней или вспомнить. Если ты о ней забываешь, то живешь в замешательстве; если ты о ней вспоминаешь, то все приобретает ясность. И снова я использую не слово «уверенность», а всего лишь «ясность». Все становится прозрачным. Эта прозрачность есть свобода, эта прозрачность есть мудрость. Эта прозрачность принадлежит тебе по праву рождения; если ты не заявляешь на нее свои права, то лишь ты за это в ответе. Возьми ее! Она твоя. Тебе стоит лишь потребовать.
Саньяса – это попытка вернуть себе то, что принадлежит вам, и отбросить то, что не ваше. Саньяса – это попытка отбросить то, чего у вас на самом деле нет, и забрать то, что все время было с вами.
Экстаз – это сама наша природа; не быть в экстазе просто незачем. Быть экстатичным естественно, это случается самопроизвольно. Для экстаза не требуются усилия; огромные усилия нужны, чтобы быть несчастным. Именно поэтому вы выглядите такими усталыми: ведь страдание – это поистине тяжкий труд, поддерживать его действительно трудно, поскольку вы делаете это вопреки природе. Вы движетесь против течения – вот что такое страдание.
А что такое блаженство? Движение вместе с рекой – настолько, что различие между рекой и вами просто исчезает. Вы и есть река. Как это может быть трудным? Чтобы двигаться вместе с рекой, не нужно быть пловцом; она просто поддерживает вас и несет к океану. Река всегда движется к океану.
Жизнь – это река. Не подталкивайте ее, и вы не будете несчастными. Искусство не подталкивать реку жизни – это саньяса.
Ты готов. Этот момент замешательства, этот момент хаоса в твоей жизни может открыть новую дверь, новую страницу. Не жди больше.
На сегодня достаточно.