3
Перелёт в Эмираты выдался изматывающим. Тщетные попытки Анны забыться сном, которые продолжались вплоть до самого утра, сменились такими же безуспешными попытками разгадывания судоку. До смерти утомив себя этим занятьем, Анна перевела взгляд на сидящую возле неё пожилую даму. Она умиротворённо листала небольшой альбом живописи и подолгу рассматривала каждую иллюстрацию. Втайне присоединившись к своей соседке, Анна могла насладиться акварелями, выполненными с невероятным мастерством. Нежные фиолетовые ирисы, просвечивающиеся лепестки лилий, восхитительные птичьи крылья, грустные глазки совёнка… С каждой новой страницей сердце Анны замирало. Потрясающее сходство. Сходство, встречаемое разве что на… фотографиях. Она усмехнулась. Воистину, эпоха Ренессанса подарила миру не только величайших живописцев и граверов, скульпторов и архитекторов, учёных и философов, но и величайших фотографов. Ведь, по большому счёту, художник и фотограф – звенья одной эволюционной цепи.
В аэропорту Анну радушно встретил сам Джази-аль-Халиль в сопровождении своего круглощёкого младшего брата Ильхама, который, однако, вскоре откланялся. При виде обличённого в белую кандуру22 шейха Анна впервые отчётливо ощутила, насколько противен ей этот человек, его надменный взгляд, лоснящиеся губы, торопливые жесты, резкий душащий запах парфюм. Под палящими лучами утреннего солнца они направились к ожидавшей возле аэропорта машине.
Аль-Халиль поинтересовался, как прошёл перелёт (спасибо, на высоте!), и помог Анне донести до машины её сумки. Она делала вид, что внимательно слушает его экзальтированную речь, попеременно кивая и прыская со смеху. Тёмные очки в пол-лица надёжно защищали Анну от его безотрывного пронзительного взгляда. Жара обвила её кольцами, словно питон.
– Будьте уверены, вам создадут идеальные условия для работы. Ну вот, мы на месте.
Шофёр уложил чемоданы в багажник, и уже через миг чёрное «Порше» на всех парах приближалось к мерцающему Дубаю. Фантасмагорический город небоскрёбов, в вечной эрекции застывший посреди аравийских песков, разбудил в Анне то редкое чувство, которое она испытывала, сидя в первых рядах на парижских показах мод или проходя мимо элегантно оформленных магазинных витрин, рекламирующих новую туалетную воду во флаконах редчайшей красоты. Щекочущее чувство аристократичности, эксклюзивности, люкса, зарождающееся в области живота и электрическим разрядом пробегающее по всему телу. Девушка взяла всегда весящий на шее фотоаппарат с объективом, похожим на подзорную трубу, и, опустив окошко авто, сделала несколько кадров миражирующих в знойном воздухе зданий. Ненароком она заметила физиономию аль-Халиля, отразившуюся в зеркале заднего вида, и поняла, что и он, в свою очередь, смотрит на отражение Анны, доступное ему с переднего места.
– Вы уже приступили? Щёлкните и меня.
Анна щёлкнула.
Вилла шейха располагалась вдали от суматошного центра, в тихом зелёном фешенебельном квартале, окрестности которого напоминали слащавую атмосферу голливудских холмов. Асфальт без единой трещинки, идеально подстриженные лужайки, рассаженные в строгой симметрии пальмы, сверкающие капоты иномарок… Во всём царила дьявольская доскональность, так что Анну неотступно преследовало чувство, будто она очутилась на съёмочной площадке с дорогими декорациями. Солнце и то казалось реквизитом.
Дом, к которому подкатила машина, отличался от других коттеджей квартала разве что своими размерами. В остальном же он в большей или меньшей степени повторял соседние особняки: это было двухэтажное здание из светлого камня в классическом средиземноморском стиле, с множеством окон, арок, колонн, балконов и террасок. Сзади покачивались финиковые пальмы и эвкалипты.
– Ну-с, добро пожаловать, – сказал аль-Халиль и открыл двери авто.
Пока шофёр возился с чемоданами гостьи, шейх повёл Анну к парадному входу по вымощенной гравием дорожке, которая рассекала ярко-зелёный газон на две равновеликие плоскости, похожие на бильярдные столы.
– Вы уже думали, в каком стили будут фотографии? – спросил аль-Халиль, когда они вошли в солнечный коридор, соединяющий два крыла дома.
– Я предлагаю…
– Ах, а вот и Хасиба, – воскликнул шейх и распахнул двухстворчатую стеклянную дверь, ведущую в небольшое патио с играющим в центре фонтаном и четырьмя раскидистыми пальмами.
В дверном пролёте, вынырнув из залитого солнцем дворика, появилась молодая, со вкусом одетая женщина армянской наружности. Она встретила своего любимого быстрым поцелуем. Её длинная пляжная туника тёмного цвета развевалась при каждом движении. На шее дребезжало ожерелье.
– Знакомься, дорогая. Анна Шенкевич.
Аль-Халиль подвёл жену к гостье.
– Вот так сюрприз! Мой муж столько рассказывал о вашем исключительном таланте.
– Это большая честь для меня.
– Можете звать меня Хасиба. Рада встречи, – и она протянула Анне свою загорелую руку.
– Взаимно.
Состоялась встреча королевы и нищенки – смуглой руки Хасибы, увешанной сверкающими браслетами и перстнями, и голой, малокровной руки Анны с проступающими извивами вен.
– А где же Эви? – спросил шейх, усевшись в плетённое кресло у окна.
– Я позову её, – ответила Хасиба и мигом убежала.
– Эви – ваша вторая жена? – осведомилась Анна.
Аль-Халиль кивнул.
– Вы с ней подружитесь. Она ведь тоже из Европы.
И когда в комнату впорхнула стройная девушка в стильном круизном платье и, смеясь, артистично бросилась мужу на шею, Анна испытала déjà vu. Когда-то она уже видела эту сцену, в одном фильме, где Эви исполняла роль коварной сердцеедки. Ведь ещё недавно эта юная особа была известна миру как Эви Додсон – блестящая актриса, медиа-леди, юные годы которой прошли на бесчисленных кастингах и конкурсах. Решив примерять на себе роль хранительницы очага, Эви Додсон покинула пьянящий мир киноиндустрии и начала жизнь Эви аль-Халиль, любвеобильной матери и умницы-жены (так, по крайней мере, писали в газетах). Всё в этой особе было проникнуто фальшью, на что Анна обратила внимание уже с первой минуты их знакомства. Ей никогда не доводилось видеть столь причудливое смешение жеманства, кокетства, поддельной экстравертности и наносной меланхоличности. Это был человек-хамелеон, чьё настроение и манеры приобретали новые оттенки по сто раз на день.
Было решено устроить вечером праздничный ужин, за которым они познакомятся поближе и заодно обсудят дальнейшие планы. А пока Анне было предложено разместиться в отведённой ей комнате, прийти в себя после перелёта и при желании осмотреть виллу. Гостьей занялась Хасиба: аль-Халиль, как обычно, уехал по делам, а Эви старалась не отходить от своих малышей – мальчиков-близняшек, которыми она два года назад одарила супруга, поставив на детях жирную точку. Хасиба провела Анну в её комнату, полностью выдержанную в бледно-розовых тонах и напоминающую новомодный будуарчик: обилие зеркал, пуфов, душистых саше и мини-столиков. Особо выразительно выглядела висящая над диваном-кроватью картина в белой раме – полевой заяц с навострённым ухом. Зверёк был изображён столь натуралистично, что, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу и поскачет по комнате. Анна тут же сфотографировала чудо. Впрочем, это была не единственная понравившаяся ей картина. Во время небольшой экскурсии по дому, организованную заботливой Хасибой, она почасту натыкалась на филигранные полотна. Большая их часть находилась на втором этаже. Имелась даже небольшая кунсткамера, где хранилась коллекция причудливейших экспонатов: от чучел и ракушек до расписных кальпид23. Анна фотографирует.
Конец ознакомительного фрагмента.