Глава 13
Я мог бы осуществить мечту или желание с помощью Джина,
Чтобы вернуться в место более простое, чем это,
Потому что после всех этих вечеринок, секса и наркотического кайфа,
После всей этой мишуры, гламура и моды,
Всего этого шума и гама, этого безумия
Наступает пора, когда ты погружаешься в уныние.
B.o.B feat. Hayley Williams, Airplains©
Только что уже в третий раз объявили посадку на рейс Лос-Анджелес – Париж и Микки и Дженнифер уже были практически готовы к тому, чтобы пройти на борт самолёта, оставалось только забрать свои паспорта у женщины за последней стойкой контроля и регистрации пассажиров.
– Приятного полёта, мистер Гумперт, – произнесла женщина в форме и с широкой улыбкой вернула Микки паспорт, после чего повторила то же самое и с Дженнифер.
Парень и девушка прошли дальше, проходя по коридору и ступая на борт самолёта. Предъявив билеты такой же улыбчивой, как и за стойкой регистрации, девушке, которая отличалась от первой только более хрупким телосложением и цветом волос – она была блондинкой, они заняли свои места.
Совсем скоро в салон вышла стюардесса, заучено и четко объясняя пассажирам правила поведения во время перелёта и их действия на случай экстренной ситуации. Устав от речей работницы неба через минуту её инструктажа, Микки отвернулся к иллюминатору, за которым пока что ничего не менялось: лишь идеально ровный асфальт и крыло самолёта.
Инструктаж закончился и все начали готовиться к взлёту. Стюардессы суетились, но быстро скрылись в своей комнатке, загудели двигатели, и огромная статная машина медленно сдвинулась с места, разворачиваясь и выезжая на взлётную полосу.
Микки любил эти моменты. Он любил куда-то ехать. С детства он привык постоянно менять места жительства с завидным постоянством, нигде не задерживаясь надолго, и это оставило на его сознании такой отпечаток, что, подолгу живя в одной стране, городе, он начинал скучать. Увы, нигде не было такого места, которое бы Микки с уверенностью мог назвать своим домом – не срослось. А все те места, где он жил с приёмными родителями или же уже самостоятельно, став взрослым, не смогли стать для него пресловутым семейным очагом и родным углом. В этом смысле роднее всего ему была Австрия, возможно, свою роль сыграло то, что двадцать восемь лет назад именно на территории этой страны он появился на свет. Ему была мила «сказочная» Вена, ему нравилось жить в ней, но сейчас об этом городе и этой стране брюнет не хотел даже слышать. Он поставил точку в своей жизни в «сказке», закрыв восемь лет назад дверь в своей квартире номер шестьдесят девять по улице Беккерштрассе. А переправлять точки на запятые или многоточия Микки никогда не любил…
Самолёт окончательно разогнался, разрезая своим носом разогретый за день воздух, мотор взревел. Рывок вперёд и шасси отрываются от земли и огромная машина устремляется вверх, стремительно набирая высоту и унося своих пассажиров прочь от измученного жарой и солнцем Лос-Анджелеса.
Люди и здания с каждой секундой становились всё меньше, а земля начинала напоминать разметку на карте: строения, артерии дорог. Первыми растворились в высоте люди, что было совершенно неудивительным.
Микки слегка прикрыл глаза, смотря на уменьшающийся и остающийся позади город. Дорога, новые места… Микки любил куда-то ехать и переезжать, потому что, пусть он и не верил в сказки и чудеса, но странная и абсурдная вера в то, что на новом месте всё будет иначе и лучше, жила и в нём. Разумом он понимал, что ни черта не изменится, потому что новое место – всего лишь новое место, а вот он приедет в него старым. И он не строил планов по тому, как счастливо заживёт в новой стране, как кардинально изменится его жизнь. Не будет ничего этого – не-будет. Но вера нелогична и слепа к прошлому опыту – она продолжает во что-то верить и прятаться в самых тёмных и дальних уголках бессознательного, пытаясь скрыться от всевидящего ока разума, чтобы не быть раздавленной.
И именно в этом, верно, была причина того, что на протяжении последних дней Микки находился в приподнятом расположении духа. Наскучивший ему и опостылевший своей жарой Лос-Анджелес остался позади, а впереди был прекрасный Париж – главный город всех влюбленных, которые действительно верят в то, что их любовь будет вечной. И идея отправиться в него раньше намеченного срока принадлежала именно Микки и Дженнифер с радостью поддержала её. Кто не любит Париж?…
Самолёт достаточно быстро набрал нужную высоту и на экранах загорелось заветное для всех пассажиров: «Можете отстегнуть ремни».
– Как же я люблю тот момент, когда самолёт выравнивается на высоте, и разрешают отстегнуться, – произнесла Дженнифер, расстегнув свой ремень безопасности, и чуть съехала вниз в своём удобном кресле из кремовой кожи. – Когда самолёт взлетает, мне всё время становится так страшно, что он упадёт… – добавила девушка, поясняя причину своей радости и прикрывая глаза.
– Бояться того, что самолёт упадёт, но всё равно садиться в него достаточно глупо, Дженнифер, – ответил Микки.
Он отвернулся от иллюминатора и взглянул на девушку, смотря на неё из-под чуть опущенных ресниц.
– Моя работа предполагает постоянные перелёты, – вздохнула Дженнифер, съезжая ещё ниже и вытягивая ноги. – Потому приходится пересиливать себя и бороться со своим страхом. К тому же, я надеюсь, что я никогда не окажусь в салоне того самолёта, которому суждено упасть…
Она замолчала, тягостно думая обо всех тех людях, которые так и не вернулись к своим родным, сгорев в небе в огне. От таких мыслей на сердце становилось тяжело и горько.
– Правильно, Дженнифер, надейся, – слегка кивнул Микки.
В его словах не было ядовитой иронии или сарказма, но всё равно было понятно, что он не верит в то, что надежда имеет хоть какие-то смысл и силу.
Дженнифер села чуть ровнее и прикоснулась кончиками пальцев к руке Микки. Ей казалось, что брюнет сейчас никак не отреагирует на её прикосновение, либо же уберёт руку, но он не сделал этого. Подождав несколько секунд, парень взял ладонь Дженнифер в свою и плавно потянул, вынуждая её наклониться к нему. Склонившись к её уху, Микки произнёс:
– Кажется, я придумал, как нам не умереть со скуки за время перелёта.
Дженнифер округлила глаза, немного отстраняясь от Микки и заглядывая ему в глаза.
– Микки, ты же не имеешь в виду… – смущённо проговорила девушка, но брюнет не дал ей закончить.
– Именно, – ответил Микки.
– Не здесь же…
– Обычно для данных целей на борту самолёта используют туалет, – произнёс брюнет, разворачиваясь к Дженнифер корпусом и ставя локоть на спинку кресла, и подпёр голову рукой.
Он уже говорил на обычной громкости, и это заставило Дженнифер смущаться. Она обернулась на немногочисленных других пассажиров, которые не обращали на них никакого внимания, либо просто делали такой вид, сохраняя добропорядочный и высокомерный образ.
– Но, – продолжал Микки, – с учётом того, какой вышколенный персонал в первом классе этой авиакомпании, они ничего нам не скажут даже, если мы займёмся сексом прямо здесь, если, конечно, другие пассажиры не будут против. Но кто же откажется от просмотра бесплатного живого порно?
Дженнифер окончательно смутилась и зарделась. И, желая заставить её покраснеть ещё больше, Микки склонился к её уху, будоражащим шёпотом добавляя, задевая губами нежную кожу:
– Все эти люди лишь прикидываются порядочными и правильными. Поверь мне, на работе я на таких насмотрелся. Так что, если мы займёмся сексом прямо здесь, то они даже не отвернутся. Вот только нам, скорее всего, будут мешать их вздохи и стоны, потому что они едва ли удержатся от мастурбации.
– Микки! – воскликнула Дженнифер, на щеках которой были уже багряные пятна румянца.
И румянец этот был не только смущением, но и некоторым возбуждением, потому что слова брюнета будоражили, а запретность ситуации заставляла адреналин взыграть в крови. Дженнифер села совсем ровно и сжала колени, зажимая между бёдрами ладошки, выдавая этим то, что слова Микки подействовали на неё именно так, как он и хотел.
– Хорошо, – прежним шёпотом добавил брюнет, немного отстраняясь от девушки и заглядывая ей в глаза. – Если ты не хочешь порочить свой образ, то мы воздержимся от этого. Зачем тебе статьи с заголовками: «Известная модель занялась сексом прямо в салоне самолёта! Богатые и знаменитые думают, что им можно всё!». К тому же, на фото, сопровождающих данные статьи, я точно буду рядом с тобой. А я лишней огласки и внимания к себе не желаю.
К концу своего высказывания Микки вернулся к обычному тону голоса и, отстранившись, вновь сел ровно в своём кресле. По невозмутимому выражению его лица совершенно нельзя было сказать о том, что какую-то минуту тому назад он говорил о таких вещах, которые бы вогнали в краску любого и сбили бы его сердце с ровного ритма.
Посидев немного, брюнет обернулся в поисках стюардесс, которые незаметно и бесшумно бегали где-то рядом, готовясь в любой момент исполнить любое желание пассажира. И все они были, как на подбор: высокие, стройные, облачённые в подчёркивающую фигуру форму и приторно улыбчивые.
Подозвав одну девушку-улыбку к себе, Микки сказал:
– Принесите мне бокал виски.
– Ещё что-нибудь, мистер? – любезно поинтересовалась стюардесса, слегка склоняясь к Микки. Если бы у неё была грудь побольше, ему бы открылся весьма заманчивый вид, но у этой девушки грудь была максимум второго размера.
– Нет, – сухо ответил брюнет. – Только виски. И побыстрее.
– Будет исполнено, – кивнула девушка и удалилась.
Вернулась она быстро и передала Микки бокал дорогого напитка, обёрнутый салфеткой. Когда стюардесса вновь собралась уйти, Дженнифер подняла на неё глаза.
– Принесите мне, пожалуйста, бокал белого вина, – попросила девушка.
На щеках её продолжал пылать румянец, сердце в груди слишком громко ухало, а во рту пересохло и хотелось как можно скорее унять эту жажду.
– Будет исполнено, – ответила стюардесса и снова устремилась к помещению, где хранилась еда и напитки.
Всего через минуту она вернулась с бокалом «Шардоне» и передала его Дженнифер, после чего, убедившись, что от неё больше ничего не требуется, незаметно удалилась.
– Вкусно? – поинтересовался Микки, когда Дженнифер отпила богатого на вкус сухого вина.
– Да, – ответила девушка и облизнула губы. – Я очень люблю белое вино.
– А я предпочитаю красное. Вернее, предпочитал.
Сказав это, Микки сделал глоток виски и вновь отвернулся к иллюминатору, за которым простиралось бесконечное, пылающее закатом небо.