Глава 4
Безжалостная судьба Демона
Рождена из пепла и ненависти,
На крыльях тьмы
Он вернулся, чтобы остаться…
Спасения не будет,
Ведь он лишился благодати Божией…
Within Tempation, A demon’s fate©
Клер повернула ручку и бесшумно открыла дверь в спальню Микки, заглядывая внутрь. Стрелки часов уже переползли за отметку в десять часов вечера; на город давно опустились сумерки, и комната брюнета была окутана грязно-тревожной густой тьмой.
Переступив порог спальни Микки и прикрыв за собой дверь, женщина обвела комнату взглядом, всё-таки находя силуэт её хозяина в этой темноте.
Парень лежал на кровати на спине, крутя в руках длинный тонкий нож, который поблёскивал металлической молнией в тусклом свете луны, который проникал в не зашторенное окно. Взгляд брюнета был задумчивый, отстраненный, между бровями образовалась едва заметная складочка размышлений.
Сглотнув и негромко кашлянув в попытке обратить внимание парня на себя, и не дождавшись его, Клер обратилась к нему:
– Микки, ты в порядке?
Брюнет не ответил, продолжая в задумчивости разглядывать остро заточенный клинок. Он всё прекрасно слышал, но утруждать себя скорым ответом не стал.
– Да, в порядке, – примерно спустя минуту после того, как Клер задала вопрос, ответил Микки, так и не удостаивая подругу взглядом. Он добавил: – Хлоя ещё здесь?
– Нет, она ушла. У неё завтра на десять утра назначена встреча, а она не взяла с собой ничего, чтобы привести себя утром в порядок.
– Это хорошо… – задумчиво проговорил Микки. – Хорошо, что она ушла. Так будет правильнее.
Клер сложила руки на груди, смотря на друга, который продолжал изучать взглядом сталь ножа. Подождав немного, она вздохнула и подошла к кровати, присела на её край. Микки скосил на подругу глаза, а затем вновь вернул взгляд к сверкающему лезвию.
– Мне казалось, – вновь вздохнув, произнесла Клер, откидываясь назад и опираясь на вытянутые руки, – что Хлоя понравилась тебе. Я ошиблась?
– Нет, ты не ошиблась. Она – хорошая девушка… не хуже, чем все остальные.
– То есть, ничем особенным она тебе не запомнилась?
– Нет, – ответил парень и, нахмурившись, добавил: – Разве что татуировки у неё интересные, особенно та, на бедре. Русалка? Утопленница? Больше мне запоминать в ней нечего.
– Знаешь, Микки, это – худшее оскорбление, сказать, что человек не лучше других.
– Но ведь я сказал, что она и не хуже? – вопросительно вскинул бровь брюнет и взглянул на собеседницу, после чего вновь вернулся взглядом к лезвию ножа. – Каждый является в чём-то особенным, но не более особенным, чем другие.
– Интересно, есть такой человек на свете, который сможет отпечататься в твоей памяти не только именем и общими приметами внешности? Есть ли такая личность, которую ты запомнишь навсегда?
Микки вновь нахмурился, кладя указательный палец на острие ножа, надавливая, но не так сильно, чтобы сталь пронзила кожу и ворвалась в насыщенную кровью плоть.
– Клер, – наконец-то произнёс брюнет, – сколько ты выпила?
– Бокала три. Может быть, четыре. А что?
– А то, что ты явно перепила, раз говоришь про любовь…
– Я имела в виду не совсем любовь. Вернее, не только её.
Женщина села по-другому, разворачиваясь к Микки лицом и складывая ноги по-турецки.
– Ты же знаешь, – продолжала Клер, – что я сама являюсь совсем не романтиком…
– И это мне в тебе нравится, – кивнул брюнет, перебивая подругу.
– Позволь мне продолжить. Микки, я имела в виду то, что тебя совершенно никто не интересует, не трогает…
– Ты хочешь сказать, что я – эгоист, и зациклен исключительно на себе? – вновь перебил подругу Микки, вскидывая бровь и смотря на неё.
– Я знаю тебя достаточно давно и потому понимаю, что это не совсем так. Но, если тебя знать плохо, то складывается ощущение, что тебе вовсе никто не нужен.
– А кто мне должен быть нужен? – спросил Микки, вновь бросая взгляд на Клер.
Ответа на свой вопрос парень дожидаться не стал и, вернув взгляд к лезвию ножа, добавил:
– Клер, в моей жизни как-то особо не было людей, которых бы хотелось никогда не отпускать.
Женщина опустила взгляд, понимая, что друг завёл тяжёлую тему. Но, казалось, что она была таковой больше для неё, чем для самого Микки.
– Обычно, – продолжал брюнет, – любить учатся на родителях. Но у меня с этим как-то не срослось. Сама должна понимать, что трудно любить тех, кого не знаешь.
Он слегка скривил губы, будто откусил чего-то горького. Но было удивительно то, что внутри он не чувствовал горечи и боли от своих слов, он не испытывал вообще ничего, говоря о тех самых главных людях, которых не случилось в его жизни.
– А она тебе не снится, твоя мама? – спросила Клер, поднимая глаза и смотря на друга, на его профиль.
– А как она мне может сниться? – не слишком эмоционально удивился Микки. – Мы с ней, можно сказать, не успели познакомиться…
– А мне моя часто снится, – грустно вздохнула Клер. Её мать умерла пять лет тому назад.
– Может быть, мне бы тоже снилась, помни я её лицо. Я даже не уверен, что я его видел…
Он повернул голову к подруге и добавил, спрашивая:
– Дети же, кажется, видят размыто и плохо после рождения?
– Да.
– Значит, точно не видел, – вздохнул Микки и вновь отвернулся.
Клер понимающе кивнула, не зная, видит ли это друг и, решая оставить его слова без ответа. Продолжать тему его семьи не хотелось. К тому же, о матери парень и так уже рассказал все те жалкие мелочи, которые знал. А об отце он никогда и ничего не говорил, будто отца у него не было вовсе. Иногда Клер безумно удивлялась и даже ужасалась тому спокойствию, с которым Микки говорил о своей трагедии. И никогда он не вдавался в подробности своей истории, будто она была чем-то совершенно не интересным для него.
А что испытывал сам Микки в эти моменты – моменты воспоминаний и слов о самых главных людях в жизни любого человека… Он не испытывал ничего. Трудно плакать и убиваться по тем, кого никогда не знал, и он не убивался, не страдал. Он, вообще, редко демонстрировал глубокие эмоции и испытывал их, ограничиваясь поверхностным реагированием на окружающие раздражители: смехом, удивлением, раздражением…
– Я тебе не мешаю? – спросила Клер после пяти минут молчания.
– Нет, можешь оставаться, только ненадолго.
– Нужно личное пространство?
– Оно мне нужно всегда.
– Иногда твоя любовь к темноте и одиночеству наталкивает на мысли о том, что ты желаешь поскорее лечь в гроб.
Микки хмыкнул, несколько секунд думая, а затем отвечая подруге:
– Нужно над этим подумать… Куплю гроб и попробую в нём спать.
– Микки, это уже перебор, – поморщившись, произнесла Клер.
– А я не вижу в этом ничего такого… – задумчиво ответил парень, вновь полностью сосредотачиваясь на тонком лезвии ножа.
Минуты две они сидели молча, но Клер вновь нарушила молчание, обращаясь к другу:
– Знаешь, Микки, когда ты так странно смотрел на Хлою в конце вечера, а потом сбежал, я уже подумала, что ты с ней что-нибудь сделаешь…
– Поэтому я и ушёл, – бесцветно ответил брюнет. – Проще предотвратить появление желания, чем потом бороться с ним.
– Да, – согласилась Клер. – И, пусть Хлоя тоже не ангел, мне бы не хотелось, чтобы на твоих руках была её кровь.
– Все люди – не ангелы, – смотря перед собой, произнёс Микки. – Потому нас и изгоняют из всех хороших мест, вроде Эдема. И, Клер, сделай я что-нибудь с Хлоей, ты бы всё знала и потому была соучастницей, а это значит, что её кровь была бы и на твоих руках, пусть и не материально.
Женщина опустила голову и покачала ею, занавешивая лицо волосами. Она знала не всё, но многое о Микки и его поступках и не осуждала его, равно, как и не боялась. Её философия жизни была проста – у каждого есть свои причины для тех или иных поступков, не стоит их судить, а лучше следить за собой.
Парень видел этот жест подруги, но никак не отреагировал на него. Она не понимала его, не могла полностью понять, и в этом не было ничего удивительного. Его душа была подобна тёмному подвалу, где совсем ничего нет и под потолком много паутины – посвяти туда фонариком и разбудишь древнего монстра, либо просто увидишь ничто.
– Я, наверное, пойду? – произнесла Клер, поднимая голову и смотря на друга.
Брюнет никак не реагировал секунды две, затем ответил:
– Я же сказал, что ты можешь остаться. Ты мне не мешаешь.
– Ты не в настроении, Микки, думаешь, я этого не вижу? Отдохни лучше, – Клер встала. – И я отдохну, лягу пораньше спать, может быть, тогда будет шанс завтра проснуться без похмелья и головной боли.
– Я всё равно не лягу сейчас спать, – проговорил Микки. – Так что, мне без разницы.
– Зря, – вздохнула Клер.
– Может быть… Но мне не спится.
– Выпей и будет проще заснуть.
Подумав немного, Микки кивнул и обратился к подруге:
– Да, пожалуй, так и сделаю. Принесёшь вино и бокал?
– Да, без проблем.
– И стакан воды, пожалуйста.
Второй просьбы парня Клер не совсем поняла, но переспрашивать не стала и покинула его спальню, чтобы вновь вернуться через несколько минут со всем, чего попросил Микки.
– Спасибо, – негромко произнёс брюнет, принимая из рук подруги поднос и наконец-то меняя позу и садясь.
Клер подошла к кровати и тоже села, занимая край постели, смотря на друга из-под опущенных ресниц. Парень взял стакан воды и сделал небольшой глоток, в задумчивости медленно облизывая губы.
– Микки? – в который раз обратилась к брюнету Клер.
Ей уже и самой надоела собственная инициатива, с которой она пыталась завязать диалог. Потому, она решила задать последний интересующий её вопрос и оставить Микки в одиночестве, в котором, как видно, он сейчас нуждался и которого желал.
– Что? – отозвался парень и прилёг, скрещивая ноги и закладывая руки под голову.
– Когда ты сможешь меня провести в «Плоть»?
– А насколько ты приехала?
– Я должна вернуться не позднее двадцать восьмого февраля.
– Значит, у нас есть больше месяца… – задумчиво произнёс брюнет. – Давай, недели через две?
– А я могу выбрать?
– Можешь, – кивнул Микки и потянулся, не расцепляя замка рук на затылке. – Ты можешь выбрать – посетить клуб через три недели или через четыре.
– Понятно, – поджала губы Клер, но быстро вернулась к нормальной мимике, вспомнив, что такой жест некрасиво ломает черты лица. – Тогда, лучше я выберу – через две или через три недели.
– Хорошо. За это время ты должна пройти медицинское обследование и заключить договор.
– Знаешь, Микки, – женщина легла набок рядом с другом и подпёрла голову рукой, смотря на парня, – ты – прирожденный бизнесмен. Дружба – дружбой, но условия для всех равны.
– Дело не в бизнесе, – слегка поморщился Микки и почесал нос. – Дело в безопасности, в том числе и твоей. Зачем нам рисковать?
– Да, в самом деле, – согласилась Клер. – Незачем. Просто, в прошлый раз я обошлась без договора.
– Это было два года назад, – Микки вновь потянулся. – С тех пор всё стало серьёзнее. Но и тогда я рисковал. И ты, – он взглянул на подругу, – кстати, тоже.
– Может быть, расскажешь мне уже о моих рисках?
– Это неважно, – слегка поморщился Микки и вновь отвернулся, смотря в потолок. – Просто заключи договор и не нарушай его.
– Хорошо.
Вновь воцарилось молчание. Клер полежала ещё немного, но затем вспомнила своё решение уйти и покинула спальню брюнета. Микки полежал ещё несколько минут, смотря вверх, изредка моргая. Затем парень сел и, открыв ящик тумбочки, нащупал в нём флакончик с лекарством. Выбросив на ладонь несколько таблеток, он отправил лишние обратно в упаковку, оставляя одну штуку. Не следует пить больше, если, конечно, ты не хочешь посмотреть психоделические мультфильмы в своей голове, а затем подохнуть в лужах собственной мочи и рвоты, дёргаясь в судорогах, будто тебя раз за разом бьют током. Примерно так выглядит передозировка…
Оглядевшись в поисках стакана с водой, Микки взял его и, положив достаточно крупную бледно-розовую таблетку в рот, отхлебнул воды, глотая. Запив лекарство, парень вернул стакан на тумбочку и вновь лёг. Оставалось подождать минут сорок, и можно будет пить вино, за это время лекарство должно успеть всосаться и избежать прямого контакта со спиртным. Мешать подобные препараты с алкоголем вообще не следовало. Но – что остаётся делать, если хочется добавить градуса в кровь, а в ней обязан находиться токсичный препарат? Ничего… Расслабиться, выпить и надеяться на то, что ты не придёшь в себя в реанимации недели через две. Впрочем, Микки достаточно давно смешивал лекарства и алкоголь и успел понять, что ничего страшного от этого союза не случится, если, конечно, всё делать с умом.
– Полчаса, – прошептал брюнет, смотря в потолок из-под опущенных ресниц. – Подождём…