Вы здесь

Блейд. Глава 7 (Валя Шопорова)

Глава 7

– Ты уже проснулся? – спросил Блейд, зайдя на кухню и обнаружив там брата. – Не рановато?

– Мне не спалось, – вздохнул Майкл, чуть съезжая на стуле вниз и вытягивая под столом ноги.

– И в чём причина твоего плохого самочувствия? – поинтересовался блондин, подходя к столу и тоже садясь, внимательно, выжидающе смотря на брата.

– Разве я сказал, что я нехорошо себя чувствую?

– Обычно, людям не спится, когда их что-то тревожит: тело, душа… разное.

Блейд слегка потянулся, разминая затёкшие за время сна мышцы, и положил на стол сцепленные в замке руки. Он вопросительно поднял бровь и взглянул на Майкла.

– Так, почему ты не спишь в такую рань? – вновь спросил Блейд.

– Сейчас десять утра, – ответил брюнет, не смотря на брата, сжимая в ладонях почти пустую чашку с остывшим чаем. – Это не такая уж и рань.

Блейд ничего не ответил, прикрывая глаза. Он отвернулся от брата, пробегаясь неспешным взглядом по интерьеру кухни, который вновь блестел и сверкал чистотой благодаря усилиям Лили. Вздохнув, он произнёс:

– Наверное, ты прав. С учётом того, что вчера ты лёг спать, когда ещё не было и девяти вечера, меня не должно удивлять то, что ты не спишь сейчас.

Блейд слегка усмехнулся, продолжая смотреть в сторону. Ответа от Майкла не последовало. Он только пожал плечами, чего не увидел блондин.

Посидев в тишине какое-то время, Блейд мягко отнял у Майкла чашку с чаем и сделал глоток, после чего сразу же поморщился. Он встал и выплюнул в раковину чай, после чего отправил и содержимое чашки туда же.

– Ты почему пьёшь такую гадость? – спросил блондин.

– Это не гадость, – негромко ответил Майкл. – Это – чай. Просто, он перестоял. Я заварил его ночью, но так и не выпил.

– А новый заварить не судьба? – несколько раздражённо спросил Блейд, сверля взглядом спину младшего брата, но почти сразу же остыл и, взяв себя в руки, добавил: – Хочешь, я сделаю новый?

– Я сам могу, – отозвался Майкл, не оборачиваясь. – Я сейчас посижу немного и сделаю.

– Давай я, – настаивал Блейд. Он открыл шкафчик и взял упаковку кофе. – Всё равно, я сейчас буду кофе себе варить.

– Тогда, я не против.

Блейд кивнул и приступил к приготовлению вышеуказанных напитков. Быстро заправив кофеварку, парень переключился на чай. Пока кипятился чайник, он пытался отмыть от тёмных чайных следов чашку, из которой пил Майкл. С некоторым удивлением блондин отметил, что это – его любимая кружка: снаружи почти чёрная, с металлическим отблеском, а внутри снежно-белая.

Решив ничего не спрашивать об этом у брата, Блейд просто поменял кружки, забрав свою себе, а Майклу оставляя ту, которая ему нравится… по крайней мере, раньше нравилась. Как только чайник щёлкнул, извещая о том, что вода достигла необходимой для заваривания температуры, блондин налил кипятка в чашку брата и сразу же поставил её перед ним, после чего вернулся к кофе.

Бодрящий аромат чёрного напитка вмиг заполнил кухню, и даже открытое окно не могло ослабить этого идеально-утреннего запаха. Взяв свою кружку, Блейд вернулся за стол. Вытянув одну ногу под столом, а вторую подогнув под стул, парень взял чашку с кофе и поднёс к губам, пробуя напиток на вкус. Губы и кончик языка привычно обожгло. Удивительно, что почти каждое утро Блейд совершал эту ошибку – пытался отпить только что заваренный кофе, зная, что его температура невыносима для мягких тканей тела. В этом странном утреннем ритуале проявлялась его тихая, но патологически сильная упорность, с которой он шёл к достижению каждой своей цели. И, верно, скорее он однажды выпьет кипятка, чем откажется от этой своей привычки.

– Обжог язык? – поинтересовался Майкл, заметив, как Блейд морщится после маленького глотка.

– Нет, – слегка нахмурившись, ответил блондин. Он поставил чашку на стол и добавил: – Я уже привык.

– А зачем ты так делаешь, если знаешь, что кофе очень горячий? – так по-детски спросил брюнет, поворачиваясь к брату, склоняя голову набок и смотря на него.

– Не важно, – чуть нахмурившись, ответил Блейд. – Я просто так делаю. И всё.

– Это глупо…

– Согласен. Некоторые поступки могут казаться глупыми, если не знать их подтекста, их истинных мотивов.

– И в чём твой мотив?

Блейд ответил не сразу, словно слова брата донеслись до его слуха с большим опозданием. Он нахмурился и мотнул головой, затем улыбнулся, отвечая младшему:

– Не важно. Это совсем не тот случай, когда за действием кроются скрытые мотивы, – Блейд погладил Майкла по растрёпанным тёмным волосам. – Как я уже сказал – мне просто нравится так сделать, – он вновь улыбнулся и взял чашку, поднося её к губам. – Можешь считать, что я настолько упрямый, что надеюсь однажды победить кипяток.

Несколько секунд посидев, брюнет потянулся к чашке брата и, забрав её, сделал маленький глоток, всеми силами стараясь не слишком сильно морщиться – Блейд пил очень крепкий кофе. Всё время, пока Майкл сражался с собой и с бодрящим напитком, блондин внимательно следил за ним с лёгкой улыбкой на губах.

– И как? – спросил Блейд, когда Майкл вернул ему чашку. Он сделал глоток и вновь взглянул на младшего.

– Горько, – ответил Майкл, хмурясь. – Из-за этой горечи я и не люблю кофе.

– А тебе и не нужно его пить, – пожал плечами Блейд, одним чудом не расплескав чёрный напиток в своей чашке. – Тебе не нужно никуда торопиться с утра, так что, ты вполне можешь позволить себе высыпаться и не заправляться кофе.

– А ты не можешь?

Блейд вопросительно посмотрел на брата, не до конца понимая, что он подразумевает под своим вопросом. Вроде бы, смысл лежал на поверхности, но из-за интонации казалось, что за этими простыми словами кроется куда более глубокий посыл, чем может показаться. Так часто получалось: нередко Майкл говорил нечто с не той интонацией, словно не зная, путая её. А иногда бывало, что он действительно вкладывал в простые обыденные слова второй, потаенный смысл и указывал на это интонационно. Почему брат просто не мог взять и сказать всё прямым текстом Блейд не знал. Верно, во всём виноваты аутичные особенности построения психики и, в особенности, речевых центров.

– Что ты имеешь в виду? – спросил блондин.

– Я имею в виду, что ты ведь тоже не должен ходить на работу по утрам?

– Не должен, – кивнул Блейд.

– Вот, я об этом и говорю – почему ты не можешь спать долго, если тебе не нужно рано вставать?

– То, что мне не нужно спешить в восемь утра в офис, ещё не говорит о том, что я могу спать до обеда, – ответил блондин и отпил кофе.

Майкл внимательно проследил за действием брата, словно он делал нечто особенное, необычное.

– Ты удовлетворён ответом? – спросил Блейд, смотря на брюнета.

Майкл кивнул и спросил:

– Можно я сегодня буду спать с тобой?

Блейд, потянувшийся за сигаретами, остановился и вновь взглянул на брата.

– Зачем? – спросил блондин и сразу же добавил: – Тебе было страшно спать этой ночью?

– Нет, – покачал головой Майкл.

Он подсел ближе и протянул руку, но не взял руки брата, а лишь провёл кончиками пальцев по его ладони, запястью. Вздохнув, брюнет добавил:

– Я просто хочу поспать с тобой. Разве это плохо?

– Нет, это не плохо, – ответил блондин и чуть нахмурил брови. – Это странно. Мекки, ты уже большой мальчик, а спят со старшими, обычно, только маленькие дети.

– Обычно спят с родителями, а не со старшими братьями, – слишком серьёзно ответил Майкл. – Но мама со мной никогда не спала.

Блейд поджал губы и опустил взгляд. Вновь это отвратительное чувство горечи за брата, вновь эта наивная надежда на то, что он ничего не помнит, которая раз за разом разбивается вдребезги о сухие, слишком спокойно произнесённые факты.

Их мать умерла, когда Блейду было семь лет, а Майклу всего семь месяцев. И блондин всегда надеялся на то, что брат не помнит родительницу. Надеялся и втайне завидовал ему в этом, потому что так – без памяти о потерянном самом важном человеке, намного проще и легче. Трудно скучать по абстрактному понятию «Мама» и невозможно горько тосковать по реально существующей, живой матери, которая ушла и уже никогда не вернётся.

– Это неправда, – ответил Блейд, обнимая ладонями чашку, сжимая её. – Мама спала с тобой до трёх месяцев очень часто…

«А потом с ней спали провода капельниц, страх за нас и желание выжить, а, после, аппарат жизнеобеспечения…», – мысленно закончил Блейд своё высказывание.

– Это так странно, что я её совсем не помню, – произнёс Майкл.

– Это нормально, – холодным тоном ответил Блейд и встал, вновь включая кофеварку. – Ты был совсем маленький, когда она… – она запнулся. – Когда она ушла.

– Я тоже хочу верить в то, что умершие не исчезают навсегда и бесследно, а просто уходят. Это значит, что мы ещё обязательно встретимся, – таким светлым тоном произнёс брюнет, оборачиваясь на брата, который стоял к нему спиной, дожидаясь, когда сварится новая порция кофе.

– Да, – ответил Блейд, – я тоже.

Ответ прозвучал бесчувственно. Это было даже не ложью, это было – противоположностью правды. Блейд, в отличие от брата, хорошо помнил мать: её улыбающееся лицо, прямые тёмные волосы, лучистые голубые глаза – прямо как у Майкла – и невероятно мягкие и тёплые руки, которыми она прижимала его к груди и обещала, что всё непременно будет хорошо, что монстры существуют только в наших головах. Помнил её приятный голос и мелодичные, ненавязчивые колыбельные, которые мама пела ему перед сном, чтобы монстры точно не нашли его.

В одном она была права, и Блейд убедился в этом на своём опыте – монстров нет нигде, помимо человеческих душ. Люди – и есть единственные монстры, которые ходят по этой земле. А вампиры, оборотни и прочая нечисть – лишь сказки и мифы, призванные отвести внимание от реальных ужасов.

Беззвучно усмехнувшись, Блейд вновь наполнил свою кружку до краёв, удваивая и без того горчащую крепость кофе. Проходя мимо брата, блондин вновь потрепал его по густой, как и у него самого, шевелюре и занял свой стул. Подув на кофе, который дышал жаром, он отставил чашку и подтянул ноги к животу, тоже устраивая их на стуле, взглянул на брата.

– А ты помнишь маму? – после достаточно долгой паузы, что повисла в воздухе после сухого ответа Блейда, спросил Майкл.

Брюнет немного помедлил и поднял глаза на брата.

– Да, помню, – кивнул блондин. Он взглянул на кружку с кофе, провёл по её тёплому боку указательным пальцем. – Может быть, не идеально – слишком много лет прошло, но я её помню.

– Жаль, что у нас не осталось ни единой её фотографии, – вздохнул Майкл, опуская плечи и складывая ноги по-турецки, обнимая ладонями чашку с уже приятно-тёплым чаем.

– А ты её не помнишь? Я имею в виду – фотографии? У нас их было много…

Блейд невольно перенёсся мыслями в те времена, когда у них ещё была неполная, но, всё же, семья, когда он не был тем единственным, кто обязан тащить всё на себе, когда по его психике ещё не прошла уродливая и ужасающе глубокая трещина… Он вспомнил, как каждым утром, спускаясь по лестнице, касался кончиками пальцев одной из фотографий, на которой был запечатлён он, его мать и Майкл, точнее, на существование последнего указывал лишь округлившийся живот миссис Билоу. И, пусть отца и не было на этом снимке, но это фото хранило и его дух, его настроение, потому что именно он снимал тогда своих самых любимых людей, улыбаясь при этом во весь рот и думая, что так будет всегда. Но надежда рухнула всего спустя каких-то полгода, когда у Сьюзен – так звали мать Блейда и Майкла – нашли рак четвёртой степени…

И семья, и врачи удивлялись тому, как они смогли не заметить столь крупной опухоли с многочисленными метастазами у беременной женщины, которая ответственно проходила каждое предписанное ей обследование. Наверное, это и есть тот самый фатум, злой рок, про который говорят все и который все клянут. Тогда, в детстве, Блейд тоже так думал. А уже потом, повзрослев, потеряв свои розовые очки, он понял, что никакая это не судьба, а всего лишь очередная человеческая, врачебная ошибка, которая обернулась страшной трагедией.

Впрочем, найди эскулапы онкологию у Сьюзен раньше, это всё равно бы обернулось болью и горем для их семьи. Потому что, по словам врачей, опухоль появилась у неё совсем недавно, вероятнее всего, незадолго до второй беременности или даже вначале её. А, узнай женщина о своём диагнозе, она бы встала перед страшным выбором: погубить себя, сохранив жизнь своему ребёнку, жизни, что зародилась внутри неё, либо убить эту жизнь, своего сына страшной химиотерапией, но спасти себя.

Если брать в расчёт эту информацию, то можно было даже порадоваться за то, что Сьюзен ничего не знала и смогла прожить это время – последнее время своей жизни в счастье и мечтах о счастливом будущем, которому не суждено было наступить.

Но Блейд об этом не думал. Трудно думать в позитивном ключе о том, что погубило самого важного человека в жизни любого – мать. Блейд, вообще, не любил думать о том, что могло бы быть, но не случилось, о том, как было бы, не произойди в их жизни того или иного. Это было. И от этого уже никуда не деться. Потому единственным, что оставалось парню, было памятью и тихой ненавистью к людям в белых халатах, которые прилежно врачуют тех, у кого есть деньги и бросают на погибель других, у кого нет гроша за душой. Почти три года назад Блейд собственными глазами видел подобное. Тогда, осенью 2009 года, он лежал в больнице. С ним не было ничего страшного или особенного – всего лишь вывих бедренного сустава после неудачного прыжка. Но уже тогда у него были деньги, большие деньги, которых он не скрывал, и потому вокруг него вился лучший врачебный состав и персонал – в основном красавицы медсёстры, одетые так, словно их главная цель в больнице – лечить мужчин, страдающий проблемами с эрекцией. Такие могли возбудить и восьмидесятилетнего. А руки…

Блейд брезгливо скривил губы, вспоминая такие тёплые и ухоженные руки молоденьких медсестёр, которые осматривали его, помогали встать и так далее.

А ещё он вспомнил пожилую женщину в поношенной одежде, которой не то, что не помогли, ей даже не предоставили место в самой обычной палате и провели до дверей со словами: «Ничем не можем вам помочь». Блондину так запала в душу эта картина, что через пять дней, выписавшись из больницы, он попытался разыскать ту женщину. Но нашёл он лишь информацию о ней и выписку из заключения врачей: «Скончалась 26 сентября приблизительно в 07:40 утра» – это случилось спустя три дня после того, как её выставили за двери больницы. А ещё через три дня не стало того самого доктора, который отдал распоряжение насчёт той пожилой леди, глупая смерть…

– О чём ты задумался, Блейд? – спросил Майкл, поднеся чашку к губам и спрятав за ней пол лица.

– Нужно завтрак приготовить, – продолжая смотреть куда-то перед собой, ответил блондин.

Он подул на кофе и сделал глоток, напиток был всё ещё горячим, но уже не обжигающим. Поставив чашку на стол, Блейд встал и подошёл к плите.

– А я хотел сам завтрак приготовить… – негромко произнёс Майкл.

– Сам? – блондин повернулся и присел на край кухонной тумбочки.

– Да, – кивнул брюнет. – Могу и для тебя приготовить. Конечно, если ты не желаешь на завтрак каких-нибудь особых изысков… Боюсь, с этим я не справлюсь.

– Брось, ты вполне сносно готовишь.

– А сколько раз я сжигал еду?

– Не сжигал дом – это уже отлично, – уверенно ответил блондин и спрыгнул с тумбочки.

Взяв пепельницу, он вновь вернулся за стол. Выудив из кармана серых джинсов пачку сигарет, в которой как раз оставалась последняя, блондин подкурил и, шумно выдохнув горькое облако дыма, сказал брату:

– Да, Мекки, приготовь завтрак, если хочешь, – он сделал новую глубокую затяжку и добавил: – Мне дико хочется курить. Боюсь, если я буду готовить с сигаретой в зубах, то завтрак мой вновь будет полон пепла.

Кивнув, Майкл встал и переместился к холодильнику, открыв его, он спросил:

– А чего ты хочешь?

– Насколько я помню, продуктов у нас навалом, но, пожалуй, я обойдусь чем-нибудь простеньким… – он сделал быструю затяжку и стряхнул с сигареты пепел, но вновь попал мимо пепельницы. – Приготовь мне яичницу.

– Ты просишь её, потому что готовлю я, и ты не хочешь меня утруждать? – спросил брюнет, оборачиваясь и смотря на спину брата.

– Нет, – новая затяжка и снова порция пепла оседает на поверхность стола, пролетая мимо пепельницы. – Я просто хочу её.

– Честно?

– Мекки, в чём дело? – несколько жёстко спросил блондин, оглядываясь через плечо, цепляясь взглядом насыщенно-карих глаз за растерянное, но уверенное лицо брата – странное сочетание…

Брюнет не ответил. Какое-то время он стоял, продолжая смотреть на Блейда, слегка хмурясь при этом. Блондин терпеливо ждал, когда брат «отомрёт» и снизойдёт до него с ответом. Как же иногда это доставало и бесило. И, кажется, сегодня был как раз такой случай…

– В чём? – после достаточно долго молчания спросил Майкл, смотря на брата чуть исподлобья.

– Это я тебя спрашиваю, – стараясь держать себя в руках и не накричать на брата, ответил Блейд.

Брюнет опять не ответил. Но, в этот раз, он не стал застывать на месте, а вернулся к не начатому приготовлению завтрака, достал яйца, включил плиту. Какое-то время блондин смотрел на брата, но потом отвернулся, возвращаясь к кофе и сигарете, от которой остался один фильтр, да ползатяжки. Пиканье электрической плиты и лёгкие шорохи, которые бывают слышны, когда человек ходит, говорили о том, что Майкл сейчас находится в адекватной реальности и в своём уме. А когда слух Блейда уловил треск разбивающейся скорлупы яиц, он и вовсе расслабился.

Раздавив, в конце концов, окурок, оставив попытки выжать из него ещё хоть что-то, блондин встал из-за стола и обернулся на брата, говоря ему:

– Я сейчас наверх схожу за сигаретами.

– Хорошо, – ответил Майкл, не оборачиваясь и продолжая колдовать над сковородой.

Что он там делал с учётом того, что Блейд запросил для себя самое простое в приготовлении блюдо, было не понятно. Постояв так ещё несколько секунд, смотря на увлечённого делом Майкла, блондин покинул кухню, быстро пересекая гостиную и преодолевая лестницу.

В итоге, за сигаретами парню даже не пришлось заходить в спальню – новая пачка нашлась на тумбочке в коридоре. Забрав пачку сигарет, подбросив её и сжав в ладони, Блейд быстро спустился по лестнице и вернулся на кухню. Он задержался на пороге, немного удивляясь тому, что его завтрак уже готов и даже переложен в тарелку, которую Майкл поставил на стол. Никаких намёков на завтрак для брата Блейд не заметил. Он спросил:

– Майкл, а ты завтракать будешь?

– М? – брюнет поднял взгляд, слегка прикусывая губу.

Запоздало кивнув, Майкл ответил:

– Да, буду.

– И где твоя еда? – спросил Блейд, садясь за стол и беря вилку и нож. – Или у нас взаимообмен: ты мне завтрак, я – тебе?

– Нет, – брюнет пожал плечами и обернулся на шкафчик, в котором хранились крупы, хлопья и так далее, в общем, вся сухая еда. – Я буду на завтрак хлопья.

– А мы покупали молоко? – спросил Блейд и потёр нос, он оглянулся через плечо на брата.

– Да, я вчера взял, когда мы шли на кассу.

– Наверное, я не заметил, – отрезав кусочек яичницы, блондин отправил его в рот.

Взяв хлопья и молоко, глубокую тарелку и большую ложку, Майкл тоже сел за стол напротив Блейда. «Приготовив» свой нехитрый завтрак, брюнет приступил к трапезе.

– Приятного аппетита, – произнёс Блейд.

– И тебе.

Ели парни, в основном, молча, перекидывались лишь редкими фразами. Им не нужно было пытаться наговориться впрок, как это часто бывает, у них были почти двадцать четыре часа в сутки, в которые они могли не отходить друг от друга. Не отходить… пока Блейд вновь не решит исчезнуть на день-другой, оставив брата в замешательстве, неведении и ожидании.

Когда еда закончилась, Блейд забрал тарелки и отправил их в посудомоечную машину. Не садясь, блондин взял чашку с почти холодным кофе, сделал глоток. Из-за низкой температуры и простоя напиток горчил ещё больше, чем обычно, и даже Блейду казался не слишком приятным.

– Блейд? – произнёс Майкл, крутя в руках чашку с глотком чая на дне. – А Лили ещё спит?

– Лили? – удивился Блейд. – С чего ты взял?

– Просто, она же оставалась у нас на ночь, и я не видел, чтобы она уезжала.

– Она уехала рано, – Блейд оставил чашку на тумбочке и подошёл к столу, взял сигареты, очередной за утро раз закуривая.

– Я тоже проснулся рано, – настаивал на своём Майкл. – Но её не видел.

– Сомневаюсь, что ты проснулся настолько рано, – спокойно ответил Блейд, выдыхая в сторону тугую струю дыма. – Она уехала около семи утра.

– Кажется, в это время я уже не спал…

– Ты хочешь сказать, что сидел здесь с семи утра? Четыре часа? Мекки, не многовато ли?

– Нет, я не сидел здесь всё время, – Майкл мотнул головой. – Я проснулся, спустился, немного порисовал в гостиной, потом задремал на диване. Снова проснулся около девяти.

– Вот, – кивнул Блейд.

Забыв про пепельницу, парень стукнул по сигарете и стряхнул пепел прямо на пол. Он добавил:

– Ты просто спал, когда она уходила, вот и не услышал.

Несколько секунд Майкл молчал, не смотря на брата, сжимая в руках чашку. Затем, он спросил:

– А почему Лили осталась у нас ночевать?

– Она вчера поздно закончила с уборкой и не хотела ехать в столь поздний час через весь город. Я разрешил ей остаться. В конце концов, она уже не раз ночевала у нас.

Немного помолчав, Майкл вновь задал вопрос:

– А когда Лили приедет снова?

– Не знаю, – пожал плечами Блейд и бросил зажигалку на стол. – Позвоню ей, когда снова наберётся мусора и грязи. Думаю, как обычно, через неделю-две.

Брюнет немного непонятно кивнул, продолжая смотреть вниз и нервно сжимать в руках чашку – даже костяшки пальцев побелели. Несколько секунд пронаблюдав за братом, Блейд вздохнул и сел рядом с ним, силой отцепил одну его руку от кружки и взял в свою ладонь.

– В чём дело, Мекки? – мягко спросил блондин, смотря на профиль брата. – Что-то произошло?

– Нет, ничего…

Блейд бросил взгляд на ладонь брата, которую он держал в своих руках, перебрал напряжённые прохладные пальцы и произнёс:

– Майкл, ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё. Абсолютно всё. Я всё пойму и точно не отвернусь от тебя, – Блейд говорил это, внимательно смотря на брата: на его прямой аккуратный нос, напряжённые брови и губы, не моргающие голубые глаза.

Удивительно, как они могут быть родными братьями с такой разной внешностью: Майкл был голубоглазым брюнетом, а Блейд кареглазым блондином. Наверное, они по частицам впитали в себя от каждого из родителей. Майкл был очень похож на мать: глаза, цвет волос. А Блейд вобрал в себя черты нескольких членов семьи: отца, который тоже был кареглазым, и дедушки по папиной линии, который был единственным блондином в семье. Потом единственным стал Блейд, потому что дедушка умер ещё до его рождения.

Удобнее и сильнее взяв ладонь брата, сев так, чтобы лучше видеть лицо брата, Блейд спросил:

– Майкл, ты принимал сегодня лекарства?

– Нет.

– Нужно принять, – вздохнул Блейд и чуть прикрыл глаза. – Я сейчас принесу…

– Не нужно, – остановил брата Майкл, подскочив следом за ним и сильно сжав его ладонь.

– Пошли со мной, – сказал блондин, смотря на брата.

Майкл был не таким высоким, как сам Блейд, и каким-то невероятно хрупким из-за постоянных пропусков приёмов пищи. За тем, чтобы парень питался три раза в день, уследить было просто невозможно! Блейд не мог понять для себя, как так можно – просто забыть, что нужно поесть? Но с Майклом это случалось постоянно. А Блейд, пусть он и не был занят на нормированной графиком работе, не мог находиться с братом ежеминутно. У него тоже были свои дела: рабочие и те, о которых никому, в том числе и брату, знать не стоило…

Они простояли так примерно полминуты, смотря друг на друга, не говоря ни слова. Блейд не хотел торопить брата, а сам Майкл, как видно, не горел желанием прерывать этот момент, этот контакт.

Сглотнув, брюнет сделал шаг вперёд, прижимаясь к Блейду, обнимая его и утыкаясь лицом в плечо, в основание шеи. Его дыхание щекотало кожу и ещё больше нагревало её. Потёршись носом о плечо брата, Майкл поднял голову, находя взглядом спокойные тёмные глаза блондина. Вновь приблизившись к Блейду, Майкл провёл кончиком носа по щеке старшего, потёрся об неё своей щекой. Щёки и подбородок Блейда были чуть колючими от отросшей за два дня щетины, лицо же Майкла было совершенно гладким, как у ребёнка, почему-то, он ещё не начал бриться, хотя было уже пора.

Блейд мягко отстранил от себя брата и провёл кончиками пальцев по его щеке, смотря при этом в глаза. Майкл слегка улыбнулся и вновь потянулся к брату, поцеловал его в щёку, потом ещё раз, и ещё, пока не дошёл до губ.

Блондин резко открыл глаза, смотря на лицо брата перед собой, на его закрытые веки, большего Блейд не мог видеть, потому что Майкл был сейчас ближе, чем близко – он целовал его. И, пусть это и не было совсем полноценным поцелуем взасос, но, всё же, для братского чмока в губы этот поцелуй был слишком тесным и долгим.

Осторожно подавшись назад, Блейд отстранился от Майкла, серьёзно посмотрел на него. Младший в недоумении распахнул глаза, смотря на блондина.

– Майкл, не нужно так делать, – стараясь говорить максимально мягко, произнёс Блейд. – Не нужно меня целовать.

– Разве это плохо?

– Это неправильно.

– Но люди же целуются? – продолжал не понимать Майкл. – Почему нам нельзя?

– Потому что они – просто люди. А мы – братья.

– Но мы ведь любим друг друга и нам тоже приятно находиться друг с другом?

Майкл смотрел на брата сейчас таким детским взглядом, что Блейду казалось, будто он разговаривает с пятилетним ребёнком, с которым ещё не провели беседу про особенности взаимоотношений полов, а не со своим девятнадцатилетним братом.

– Любим, – согласился Блейд. – Но это совершенно иная любовь. Не нужно путать.

– Родственникам нельзя вступать в близкие контакты?

– Нельзя.

– Но мы ведь обнимаемся? Разве это не считается близким контактом?

– Нет, это другое.

– В чём разница? Почему кто-то сказал, что нельзя делать одного, но можно другое? – Майкл повысил тон.

– Потому что нельзя, – твёрдо отрезал Блейд.

Он взъерошил волосы, затем пригладил их и добавил:

– Если мы будем с тобой целоваться, то это будет не проявлением любви, а инцестом. А инцест считается извращением и подсудным делом. Думаю, нам обоим этого не нужно?

Майкл нахмурился и надул губы, опустил взгляд. Через несколько секунд он вновь посмотрел на Блейда – в его глазах затаилась обида и непонимание, но он не стал их озвучивать. Он сказал:

– Как скажешь.

– Это не я сказал.

– Не важно.

Блейд горько усмехнулся. В самом деле, это, столь любимое им: «Не важно», било по сердцу и зарождало в душе ощущение ненужности, отстранённости. Верно, он делал очень больно этим постоянным уходом от ответа Майклу и другим людям. И, если на весь остальной мир блондину было наплевать, то брата он любил и не желал делать ему больно. Собственно, из этих соображений он и уходил от ответа, умалчивал многое – круг замкнулся…

«Боль всегда порождает лишь боль», – подумал блондин и прижал брата на несколько мгновений к себе, словно стараясь защитить его от всего мира, поцеловал его в щёку.

– Пошли, – произнёс Блейд, беря брата за руку и уводя из кухни.

– Ты не веришь, что я выпью таблетки самостоятельно? – немного язвительно спросил Майкл, бросая взгляд на брата.

– Верю.

– Это хорошо. Как-никак, с детства их пью, по идее, должен был привыкнуть…

– Не злись на меня, Майкл, – серьёзно произнёс Блейд, останавливаясь на лестнице и смотря на продолжающего подниматься брата. – Я не сказал и не сделал тебе ничего плохого.

– Я знаю, – ответил младший.

По его тону было слышно, что это совершенно не то, что он хотел ответить.

– Я сейчас приму лекарства и буду у себя в комнате, – добавил брюнет. Он обернулся. – И я не злюсь на тебя, Блейд.

Блондин кивнул, Майкл скрылся в своей комнате. Постояв немного, Блейд вздохнул и продолжил путь, зашёл в свою спальню, аккуратно и бесшумно прикрывая за собой дверь.

Проведя взглядом по комнате, парень подошёл к окну и одним точным движением раздвинул тяжёлые тёмно-синие шторы. В глаза тотчас ударил солнечный свет. Блейд прищурился и ухмыльнулся, смотря на идущих там, на улице, прохожих, на автомобиль, который проехал мимо их дома и, не успев проскочить на жёлтый цвет, встал на светофоре.

Посмотрев в окно совсем недолго, блондин опустил взгляд, цепляясь им за нож, который так и остался лежать здесь, на прикроватной тумбочке после сегодняшней ночи.

Взяв кухонный клинок в руки, парень покрутил его в руках, рассматривая своё отражение в его сверкающей металлической глади, слегка щурясь от света, который он отражал. Положив палец на кончик ножа, Блейд надавил и сразу же отдёрнул руку. Этот нож был отличного качества: острый, длинный и широкий – почти настоящий клинок. Жаль, что теперь его придётся выбросить…