Глава 10
Ещё одна голова поникла —
Ребёнка медленно уносят.
Вслед за жестокостью приходит мёртвая тишина.
Кто мы? Мы ошиблись.
Ты же видишь: это не я,
И не моя семья.
У тебя в голове, у тебя в голове они воюют…
Cranberries, Zombie©
– Майкл, можно войти? – постучавшись в дверь в спальню брата, спросил Блейд.
Ответа не последовало. Подождав примерно минуту, блондин мягко повернул ручку и открыл дверь.
– Мекки, ты здесь? – спросил парень, делая шаг на территорию комнаты и оглядываясь.
Спальня брата встретила его тишиной и пустотой, запахом пыли и некоторой затхлости. Здесь давно следовало проветрить, и никому было неизвестно, почему Майкл не сделал этого, а продолжал задыхаться спёртым воздухом, в котором осталось критически мало кислорода.
Вновь обведя взглядом пространство комнаты, Блейд прикрыл за собой дверь и подошёл к небольшой, аккуратно заправленной кровати. Почему-то, младший захотел спать именно на постели, предназначенной для одного, хотя Блейд и предлагал избавиться от этой «детской кроватки» и купить нормальную, большую. Что ж, верно, Майклу можно было простить эту небольшую очередную причуду и даже найти ей логическое объяснение – когда на кровати нет места никому, кроме тебя самого, то не возникает болезненного желания заполнить чем-то или кем-то свободное пространство, эту пустоту. Но вряд ли младший Билоу руководствовался подобными мыслями, отстаивая своё право спать на узкой кровати. Впрочем, Блейд не мог знать об этом точно, потому что не стал дотошно расспрашивать брата о причинах его решения, а просто позволил ему сделать так, как он желал.
В этом ключе удивляло то, что Блейд, напротив, обожал огромные королевские кровати, на которых с лёгкостью могли разместиться четыре человека – разместиться и неплохо провести время. Он не любил раскидывать руки или ноги во сне, что могло бы требовать простора, но ему всегда остро хотелось понимать, знать, что это просторное «королевство» принадлежит лишь ему – ледяному королю этого оцепеневшего царства.
Пробежавшись взглядом по покрывалу из тонкой шерсти, которое было настолько ровно разложено на кровати, что на нём не было ни единой, даже самой маленькой складки, Блейд вздохнул и обернулся на компьютерный стол, который стоял совсем близко с постелью Майкла. Взяв со стула кофту младшего брата, блондин расправил её и осмотрел, определяя для себя – куда её отправлять: в стирку или в шкаф? Это было своего рода неизменной традицией – Майкл каждый вечер оставлял кофту на стуле, причём, делал он это даже тогда, когда весь день кофты не носил, а потом, утром, Блейд приходил и убирал её в шкаф или в стирку, чтобы следующим утром вновь найти на прежнем месте. Врачи утверждают, что аутисты крайне склоны к стереотипии в своём поведении, верно, именно она и была виной такой странной привычке Майкла.
Убедившись, что вещь брата не нуждается в стирке, Блейд аккуратно сложил её и положил в шкаф, после чего вновь вернулся к столу, ища взглядом другие вещи, которые лежали не на своих местах. Несмотря на то, что в некоторых вопросах Майкл был щепетильно аккуратен, например, он всегда так заправлял свою кровать, что этой аккуратности могли позавидовать лучшие и самые элитные отели, в иных делах парень был почти неряхой. И было два основных направления, в которых проявлялась неаккуратность, растерянность Майкла: он никогда не убирал вещи со своего стола, оставляя их грудой валяться на нём, а ещё парень не любил расчёсываться, из-за чего почти всегда ходил лохматый и смешной. Не любил или просто забывал – такое с ним тоже часто бывало – Блейд и здесь не уточнял, потому что это было делом его брата, а пытаться перевоспитать его он не собирался. Его можно было лишь принять и иногда очень осторожно пытаться корректировать его поведение.
Проведя взглядом по пыльной столешнице, на которой лежало множество блокнотов, листов бумаги, карандашей, ручек и подобного, Блейд зацепился за край рисунка, который выглядывал из-под чёрного потёртого блокнота. Обычно Майкл сам показывал блондину своё творчество, потому Блейд не думал, что брат может разозлиться, если он взглянет без спроса. Младший очень красиво рисовал, делал это с какой-то особенной душой. А, если там окажется изображено нечто такое, что бы Майкл пожелал скрыть от посторонних глаз, Блейд просто не скажет ему о том, что видел это. Как говорится – не пойман, не вор.
Осторожно сдвинув мешающий блокнот, блондин взял в руки рисунок, на котором чёрными и серыми штрихами карандаша был изображён портрет женщины. Мозгу парня хватило долей секунд, чтобы узнать лицо ненавистной женщины, которая обещала стать ему второй матерью, но на деле стала кошмаром всей его жизни, тем жестоким палачом, который отнял у него семью, дом и счастливое детство, заставив в одну ужасную майскую ночь стать невозможно взрослым.
Этой женщиной была – Фелиция Билоу, вторая жена отца Блейда и Майкла и их мачеха. Прекрасная женщина с лёгким весёлым нравом стала тем лучом света для мистера Билоу, который помог ему вновь поверить в жизнь и счастье после кончины любимой супруги. Они познакомились случайно, в супермаркете, эта женщина покорила Чарли – так звали отца Блейда и Майкла, с первого взгляда, с первой реплики, произнесенной заливистым, словно весенний ручеёк, голосом. Как-то незаметно Фелиция вошла в жизнь их семьи и совсем скоро стала её частью – прошло всего девять месяцев с момента смерти матери мальчиков, когда Чарли и Фелиция поженились, и она стала полноправным членом семьи, мачехой братьев, пообещав в своей свадебной клятве любить их отца и их самих до последнего вдоха. Но это было враньём…
И вместе с Фелицией в жизнь Блейда вошёл страх и насилие: эмоциональное, физическое и, что страшнее всего, сексуальное. Эта женщина была настоящим дьяволом во плоти с улыбкой безумного ангела, но лишь один Блейд знал это её истинное лицо, для всех остальных она была практически святой – спасительницей их семьи от тьмы.
Блейд слишком хорошо помнил тот момент, когда Фелиция впервые сделала с ним ту мерзость, которая стала частью его жизни на долгие три года. Ему тогда было всего девять лет. Это был обыкновенный дождливый ноябрьский вечер. Чарли и Майкл были у психолога, которого младший Билоу должен был посещать по предписанию врачей, а дома были только Блейд и она – монстр под слащавой улыбкой.
Блейд и до этого замечал некоторые странности в поведении Фелиции, которые она проявляла по отношению к нему, но до того вечера они носили почти невинный, пусть иногда и пугающий характер. Но в тот осенний вечер всё изменилось, в тот вечер Фелиция впервые пришла в комнату к Блейду, где мальчик спокойно делал уроки, закрыла дверь. Чёрт, этот щелчок замка до сих пор звучал в сознании парня! Она заперла дверь, подошла к мальчику со спины, положила ладони на плечи, начиная слишком по-взрослому гладить его, говоря что-то при этом. Блейд не мог вспомнить её слов, возможно, таких слов и не существовало вовсе ни в одном из языков, об этом он подумал много позже. Но тогда ему было девять, и он даже не мог себе представить, чем обернётся этот внезапный визит его мачехи.
Поварковав что-то, словно прочитав некое сатанинское заклятье, женщина развернула Блейда к себе и, толкнув его на спинку стула, полезла к нему в штаны.
Блейд зажмурился, комкая в руках угол рисунка, чувствуя, как жжёт слезами глаза, а руки невыносимым желанием сжать ладони на горле этой суки. Но такой возможности у него не было и уже никогда не будет…
В тот момент, когда Фелиция проводила слишком отвратительные для ребёнка манипуляции с его гениталиями, Блейд боялся даже пошевелиться. Кажется, он даже не дышал, широко распахнутыми глазами, в которых застыл испуг, смотря на мачеху. Когда же его тело начало реагировать на ужасную ласку, а член мальчика напрягся в ладони женщины, Блейд попытался отстранить её от себя, сказать, что ему неприятны её действия, попытаться вразумить.
Но это не подействовало. Наплетя мальчику бреда про то, что так надо, что от этого будет лучше всем, женщина продолжила свои омерзительные действия. Поняв, что уговорить её, сбежать, едва ли удастся, Блейду ничего не оставалось, кроме как закрыть глаза и безмолвно согласиться стать частью этого извращенного разврата.
«Только не говори папе. Он сам об этом просил. Не нужно донимать его расспросами».
Эти слова Фелиция сказала Блейду на прощание, довольно улыбаясь и вытирая перепачканные в почти прозрачной сперме ладони салфеткой. Салфетка отправилась в мусорное ведро, а женщина ушла, чтобы вновь прийти, повторить свои действия через день. Это стало отвратительной традицией, которая находила Блейда всякий раз, когда он оставался наедине с мачехой, а, иногда, даже тогда, когда дома был их отец. Эта женщина ничего не боялась, казалось, она просто не понимала всего ужаса собственных действий и тех последствий, которые они могут понести для Блейда и для неё самой.
«Ядерная шизофрения… Социально опасна…».
Блейд вспомнил эти медицинские определения, прочитанные им в случайно обнаруженной, тщательно спрятанной от посторонних глаз больничной справке Фелиции. Тогда, в детстве, эти сложные слова ровным счётом ничего не сказали мальчику и только потом, повзрослев, он понял, что они и были тем самым, что толкало его мачеху на её ужасные поступки. Но от этого он не начинал жалеть её или меньше ненавидеть – болезнь не является оправданием, пусть таких людей и не судят.
Она знала – знала о том, что больна, что может быть опасна. Знала и скрыла этот факт от мужа и пасынков, чтобы остаться частью семьи, которая помогала ей исполнять свою извращенную миссию.
Так начался кошмар, который стал тайной юного Блейда, навеки становясь тем ужасным и омерзительным, что грязной тенью, пропастью пролегло между ним и сверстниками, друзьями. Но мальчик молчал: молчал тогда, когда Фелиция вовлекала его в развратные действия, молчал, когда она била его, всегда делая это так, чтобы не осталось синяков, а, если и остались, то только в тех местах, которые сокрыты от посторонних глаз. Молчал, когда она говорила ему такие жуткие вещи, от которых всё холодело и волосы вставали дыбом. И всегда, вне зависимости от того, что делала с мальчиком женщина, она продолжала улыбаться. Эта улыбка до сих пор иногда снится ему, после чего парень просыпается в холодном поту и швыряет подушкой в стену, развеивая жуткий фантом памяти, падая лицом в матрас и беззвучно воя от бессилия.
Этот кошмар продолжался три года, постепенно приобретая всё более серьёзные и омерзительные масштабы. Очень скоро, всего через три месяца после того ноябрьского вечера, Фелиции надоели эти «детские игры» и она пошла дальше. Так случился первый оральный секс Блейда, а спустя полгода и полноценный. Ему на тот момент едва исполнилось десять. Это могло бы сделать его невозможно крутым в глазах сверстников, которые ещё только начинали задумываться и мечтать о женщинах, если бы не было столь губительно и отвратительно.
Стимуляции руками. Традиционные половые акты. Минеты… Все эти изыски взрослой половой жизни Блейд познал на себе, не достигнув и младшего подросткового возраста. Со временем Фелиция начала вносить разнообразие в их «встречи за закрытой дверью», заставляя мальчика играть какие-то одной ей понятные роли, отзываться на странные имена.
Блейд хорошо помнил последнее и самое любимое имя мачехи, которым она нарекла его – Пен. Она придумала его за четыре месяца до конца, и целый месяц Блейду приходилось становиться по вечерам, а, иногда, дням, утрам, непонятным выдуманным Пеном и вступать в жуткую игру, от которой у Фелиции горели глаза. А за три месяца до страшной майской ночи, которая навеки изменила жизнь Блейда, мачеха вдруг перестала приставать к нему. Почти неделю она вообще с ним не разговаривала, словно не знала его вовсе, словно ничего и не было. А потом…
Потом она начала ронять словно бы случайные фразы, которые всегда слышал один только Блейд. Она никогда не смотрела на него при этом, но, вероятнее всего, эти слова были обращены к нему. Они не были страшными или подозрительными, скорее напоминая планы на день или неделю, потому мальчик не придавал им значения, постепенно начиная возвращаться к нормальной жизни, забывать обо всём том, через что заставила его пройти мачеха. Он думал, что забывал, дети, вообще, крайне наивны и всегда верят в лучшее. Но верить ему оставалось так недолго…
В тот вечер, 21 мая 1998 года, их отец задерживался на работе. Они были дома втроём: Фелиция, Блейд и Майкл. Блейд тогда делал уроки и вдруг услышал шум, крик брата. Кто знает, что было бы, не услышь он этого. Отложив школьные принадлежности, блондин поспешил спуститься вниз, где его глазам представилась жуткая картина: Фелиция, приговаривающая что-то тем приторным голосом, которым она разговаривала с самим Блейдом, делая с ним отвратительные вещи, которая пыталась повалить его брата на пол, тряся его из стороны в сторону, как лёгкую соломинку.
Тогда было 22:15. А в 22:20 вернулся Чарли…
Несмотря на всю любовь к Фелиции, он не мог допустить того, чтобы она навредила его младшему сыну, попытался защитить Майкла, узнать – в чём причина странного поведения любимой? Это было роковой ошибкой…
Голоса, которые твердили больной женщине, что делать и как при этом остаться незамеченной, поняли, что их тайну вот-вот раскроют. Поняли и отдали приказ избавиться от свидетеля.
Этот момент запечатлелся на сетчатке глаз Блейда, подобно клейму от раскаленного металла. Взвыв, подобно раненому медведю, явив семье своё истинное жуткое лицо, Фелиция выкрикнула что-то на другом языке и, схватив огромный кухонный тесак для разделки мяса, нанесла Чарли удар… Потом ещё один, и ещё, и ещё, пока рубашка мужчины не начала светиться из-за количества дырок, а он сам, роняя изо рта капли густой алой крови, не осел на пол, затихая.
Подождав несколько секунд, Фелиция подошла к умирающему супругу и нанесла ему ещё три ножевых ранения в область шеи, шейных позвонков, практически отделяя его голову от тела.
Блейд едва не потерял сознание, наблюдая эту жуткую картину, которая развернулась в несколько секунд и бросила в объятия смерти их второго родителя. Блондина затошнило, у него подкосились от шока ноги. Но ему пришлось взять себя в руки, потому что, расправившись с их отцом, Фелиция обратила своё внимание на мальчиков. Поманив пасынков пальцем, она улыбнулась и мило прошептала:
– Идите к маме.
– Беги! – не своим голосом заорал Блейд, кидаясь к оцепеневшему от шока Майклу, хватая его в охапку и увлекая в сторону.
Женщина погналась за ними. Выбежать из дома у братьев не получилось, потому что входная дверь была заперта. Решив попытаться выпрыгнуть в окно, Блейд потащил брата на второй этаж, но Фелиция настигла их на лестнице. Со всей силы ударив Блейда лбом об стену, разбив ему бровь об ту самую рамку с фотографией их матери с ними, женщина затащила находящегося на грани сознания блондина в спальню и привязала его за руки к кровати.
Вернувшись за Майклом, который так и сидел испуганным зверёнышем на лестнице, Фелиция забрала младшего пасынка и пошла с ним на первый этаж.
Блейд пришёл в себя минут через пятнадцать, сразу же ощущая удушливый запах, который проникал в комнату через щель под дверью. Совладав с головокружением и острой головной болью, утерев кровь, которая бурным потоком сочилась из разбитой правой брови, заливая глаз, блондин попытался встать, только сейчас понимая, что привязан.
На него начала накатывать паника: он лежит здесь, привязанный и беспомощный, а где-то там, внизу, его больная мачеха с его братом, а их отец… Про отца в тот момент мальчик не думал, слишком много шока обрушилось на его неокрепшую психику, чтобы он мог адекватно думать и оценивать ситуацию и всю её катастрофичность. В его голове билось лишь одно: «Выбраться! Бежать! Выбраться! Бежать! Спасти Майкла…».
Извернувшись, вывернув себе суставы до лютой боли, Блейд зубами начал рвать толстые верёвки, которыми обычно подвязывали шторы. Разодрав себе руки в кровь, кусая и дёргая так сильно, что зубы начали заходиться простреливающей сознание болью, мальчик смог освободиться. Он бросился к двери, которую, к его счастью и удаче, Фелиция не заперла. Замерев, даже перестав дышать, Блейд вслушивался в звуки дома, среди которых угадывался голос мачехи, которая что-то мило рассказывала, словно ведя с кем-то диалог, но ни на одну фразу ей никто не отвечал.
Стоило вызвать полицию, но телефон в их доме имел свойство оказываться в любом месте, кроме того, где ему положено быть. Каждый оставлял средство связи там, где закончил разговор. Поняв, что его спасение и спасение Майкла зависит лишь от него самого, Блейд тенью соскользнул с лестницы, прижимаясь к стене, чтобы как можно дольше оставаться незамеченным Фелицией.
Дверь на кухню была открыта и Блейд смог увидеть мачеху, которая сидела за столом, держа в руках пустую чашку, и, смотря на пустой стул, разговаривала с кем-то. А на полу лежало тело их отца, под которым растеклась уже огромная лужа крови, залившая большую часть небольшой кухни, что не оставляло мужчине шансов на выживание.
Прикусив костяшки пальцев, чтобы не расплакаться, не закричать от того ужаса, который он сейчас ощущал, который окружал его, Блейд бегло оглянулся по сторонам, ища брата. Но его нигде не было видно.
– Майкл? – срывающимся шёпотом позвал Блейд. – Майкл?
Он отлип от стены и сделал шаг вперёд. Его голос был таким тихим, что у Майкла, даже, если бы он был совсем близко, не было шансов услышать. Нужно было говорить громче, а ещё лучше – истошно орать, чтобы у Майкла был шанс услышать его зов.
Вновь утерев кровь, Блейд вытер перепачканную ладонь о стену. И тут на него обрушились ещё две новости, добавившие ужаса ситуации и заставившие волосы на голове мальчика встать дыбом. До его слуха донеслась фраза мачехи:
– Да, сейчас попью чай и пойду к младшему сыночку. Думаю, он скучает без меня там, в темноте…
Второй вещью был удушливый запах, который внезапно смог опознать Блейд. Виной этому запаху был метан, невидимым убийцей сочившийся из двух открытых, но не зажжённых конфорок. А на тумбочке стоял сиротливо забытый чайник, который Фелиция так и не поставила кипятиться.
Счёт шёл на секунды. Не думая, что делает, находясь в состоянии аффекта, Блейд взял с тумбочки настольный светильник, грубо выдернув его провод из розетки, и на носочках, стараясь не издавать ни единого звука, направился к Фелиции, пытаясь подойти к ней со спины. В противном случае его бы тело очень скоро оказалось истекающим кровью и изрезанным, лежащим рядом с телом отца.
Сглотнув наступившие на глаза слёзы, Блейд наступил в лужу густой крови, хлюпая по ней, марая белые носки. Он подкрался к женщине и замахнулся, но она в последний момент обернулась, слово ей кто-то подсказал, что к ней подходят сзади. На самом же деле она просто увидела отражение крадущегося Блейда в металлическом чайнике.
Из-за того, что Фелиция обернулась, удар получился смазанным и прошёлся по касательной по её виску. Она толкнула мальчика в грудь с такой силой, что он отлетел к тумбочке, поскальзываясь на крови отца и едва не падая, размахивая свободной рукой.
– Мой мальчик, – ласково пропела женщина, вставая и надвигаясь на почти не дышащего Блейда, – что ты задумал? Положи лампу…
– Не подходи ко мне, – процедил сквозь зубы Блейд, напрягаясь, готовясь защищаться и защищать брата до последней капли крови.
– Брось эту чёртову лампу! – рявкнула Фелиция так, что у блондина зазвенело в ушах.
Женщина бросилась к нему, но поскользнулась в луже крови. Она не упала, но этого промедления Блейду хватило для того, чтобы ударить её лампой по голове. Но одного удара ей не хватило, чтобы потерять сознание. Лицо Фелиции исказилось непонятной гримасой улыбки-оскала. Собрав все свои силы, Блейд замахнулся и ударил во второй раз мачехе по затылку. В этот раз она упала плашмя в лужу крови, затихая.
Постояв секунды две, Блейд поставил лампу на тумбочку и побежал обратно в гостиную, оставляя на полу отвратительные, тошнотворные алые следы крови.
– Майкл! – теперь уже истошно орал Блейд, бегая по дому, как безумный. – Майкл! Где ты? Отзовись! Прошу тебя! Майкл?!
Паника накрыла мальчика чёрным покрывалом, а голова начинала кружиться от количества газа, что уже отравлял его кровь. Отчаявшись услышать ответ брата, Блейд начал открывать все двери, заглядывать всюду, где он теоретически мог быть. И с каждой новой дверью его всё больше сковывали ужас и безысходность.
В какой-то момент, обыскав весь дом, взгляд мальчика упал на дверь в кладовку, которая оставалась единственным местом, куда безумная женщина могла заточить его брата. Бросившись к двери, Блейд начал колотить в неё, сбивая кулаки в кровь, и орать, звать брата.
Сделав глубокий отравленный вдох, Блейд закашлялся, из носа пошла кровь. Казалось, что кровь уже была везде. В последний раз ударив окровавленной ладошкой по двери, блондин отошёл и бросился на неё, наивно надеясь, что сможет сломать её. Плечо пронзило острой болью, а в суставе что-то хрустнуло. Но Блейд понимал это скорее мозгом, нежели чувствовал. В этот момент его тело и его голова словно не были одним целым и жили отдельными жизнями.
Ударив дверь ещё два раза ногой, Блейд вновь побежал на кухню. Он помнил, что несколько дней назад отец перенёс топор из гаража и оставил его в одной из тумбочек. Тогда мальчик не мог понять, зачем родитель делает это, но сейчас этот топор был единственным, что могло спасти им жизни.
Открывая все дверцы, вываливая содержимое тумбочек на пол, Блейд искал топор и, найдя его, выключил одну сочащуюся ядом конфорку и побежал обратно к запертой двери. Только вторую перекрыть он забыл…
Блейд почти не помнил, не понимал, как у него хватило сил, чтобы сломать достаточно крепкую дверь. Но он хорошо запомнил тот момент, когда он увидел Майкла, который сидел в кладовке, обнимая свои колени, помнил, как поднял его на ноги, прижал к себе и повёл к выходу, к свободе. Но там, по ту сторону сломанной двери, их вновь ждала пришедшая в себя Фелиция…
– Не подходи к нам, – сказал Блейд, прижимая одной рукой к себе брата, а второй выставляя вперёд топор. – Если ты подойдёшь, я тебя убью, клянусь.
– Как можно клясться на грех, Блейд? – возмутилась женщина, казалось, она не чувствовала боли от разбитой головы.
– Ты тварь, – прошипел блондин, взъерошиваясь, подобно волчонку. – Возвращайся за стол и дай нам уйти.
Услышав, как всхлипнул Майкл, Блейд прижал его к себе сильнее, утыкая его лицом себе в грудь, пытаясь его защитить таким образом от ядовитого газа, который витал в воздухе, и от созерцания того жуткого фильма ужасов, которым в одночасье стал их дом.
– Держись, Мекки, – прошептал Блейд, гладя брата по растрепанным тёмным волосам и неотрывно, напряжённо смотря на мачеху.
Младший сильнее прижался к старшему брату. Блейд не понимал, не мог понять, каким образом он подбирал в тот момент правильные слова, которые сдерживали психически больную женщину от того, чтобы кинуться на них. Эти слова просто вспыхивали в мозгу мальчика и срывались с губ.
– А вы не выпьете чаю? – спросила Фелиция таким тоном, словно всего этого ужаса и не было, словно он не продолжал разворачиваться вокруг их уже неполной семьи.
Блейд пробежался глазами по кухне, обернулся на входную дверь, которая была в пяти шагах от них с братом и которая по-прежнему была заперта. Эта секунда, в которую блондин судорожно думал, что ответить, что сделать, длилась для него целую вечность, она и была вечностью – беспощадной, ледяной, высасывающей детскую душу и оставляя на её месте лишь пустоту и иссохшие трупы некогда прекрасных и ярких цветов.
– Выпьем, – кивнул Блейд, сильнее прижимая брата к себе и незаметно отходя к двери.
Голова кружилась всё сильнее, кровь, текущая из носа, замарала уже большую часть футболки мальчика.
– Обязательно выпьем, Фелиция, – снова кивнул Блейд, отходя ещё на шаг назад.
– Куда вы? – спросила женщина, заметив движение пасынков.
– Майкл забыл в беседке свою любимую игрушку, – ответил Блейд, немного опуская топор, стараясь не делать резких движений, дабы не разозлить ненормальную женщину. – Ты же знаешь, что без неё он не может заснуть…
– А вы уже собираетесь ложиться спать? – удивилась Фелиция и сделала шаг к мальчикам.
Блейд отошёл назад, напряжённо смотря на неё, но стараясь отвечать спокойным, ровным голосом.
– Майклу уже пора, он же ещё совсем маленький. А я посижу с тобой.
– Но хоть чашечку мы выпьем вместе?
– Выпьем, – кивнул Блейд. – Заберём его любимого зайчика и обязательно выпьем.
Удовлетворённо улыбнувшись, Фелиция развернулась и пошла на кухню расставлять чашки. В это время Блейд, позволив маске приветливости сползти со своего лица, бросился к двери. Отчего-то, входная дверь оказалась куда менее прочной, чем та, что закрывала кладовку. Одного удара топором хватило, чтобы замок слетел, и братья смогли выбежать на улицу.
Обернувшись на пороге, тяжело дыша, Блейд хотел убедиться, что Фелиция не пошла за ними.
– Возвращайтесь скорее, мальчики! – крикнула женщина.
Окончив секундную передышку, Блейд схватил в охапку брата и побежал прочь.
– А как же зайчик? – спросил Майкл. Блейд не соврал, его брат на самом деле оставил любимую игрушку в беседке, когда играл там вечером.
– Мы за ним обязательно вернёмся, – соврал блондин, целуя брата в лоб и ведя его к калитке.
– Ой, я же забыла зажечь конфорку! – воскликнула Фелиция, наконец-то поставив чайник на плиту и заметив своё упущение.
Взяв в руки зажигалку, женщина поднесла её к конфорке и нажала на кнопку. Раздался звучный щелчок, а, через долю мгновения оглушительный взрыв, который подбросил крышу дома, разламывая её на мелкие черепки, и снёс соседские заборы, выбил стёкла в окнах. Братьев, которые ещё не успели дойти до калитки, отбросило взрывной волной, прокатывая по влажной от ночной росы траве. На них посыпались пылающие обломки их отчего дома. Это было подобно апокалиптической картине – чёрное небо над маленькими мальчикам и огненный дождь, который сыпался на них с него.
Прижимая к себе Майкла, Блейд отползал от пылающих остовов здания, бывшего совсем недавно их домом, их убежищем. Когда огненный дождь наконец-то прекратился, блондин упёрся спиной в забор, смотря на бушующее пламя, которое навеки стирало их прошлую жизнь, выжигало её из памяти истории.
Блейд чувствовал на своей ладони слёзы Майкла. Младший не издавал ни единого звука, не плакал – слёзы просто катились по его щекам, оставляя на них горькие дорожки. А Блейд в этот самый момент, смотря на их пылающий дом, чувствовал, что забывает, как надо чувствовать… Единственным, что ощущал мальчик в этот момент, было чувство того, как неумолимо и стремительно он становится взрослым. Взрослым в двенадцать лет. Потому что других взрослых у них больше не было, а у него на руках был особенный младший брат, которого нужно было вырастить и защитить от жестокого мира, который так часто был несправедлив к нему.
– Дыши, – шептал Блейд, заставляя брата вдыхать больше свежего чистого воздуха, делая это и сам, чтобы не рухнуть без сознания. Этого нельзя было допустить, потому что теперь они были сами за себя.
Поднявшись на ноги, буксуя на влажной траве, Блейд взял в охапку брата и открыл калитку, не запирая её за собой, навеки покидая территорию дома, в котором они выросли – дома, от которого ничего не осталось. Нужно было успеть уйти подальше до того момента, когда приедут пожарные и социальные службы, которые обязательно подключат к делу, найдя в руинах дома два взрослых тела и не найдя детских. В таком случае их уделом стал бы – детский дом, чего нельзя было допустить, потому что там бы их наверняка разлучили. И, если бы Блейд и сумел научиться жить в новых условиях, без брата, то Майкл бы точно не смог адаптироваться к такой жизни.
Выхода не было. Нужно было взрослеть, и на это были всего часы, минуты, и учиться жить в новом мире, в котором у них нет никого, кроме друг друга.
Конец ознакомительного фрагмента.