3. Современные сельские мошенники
Джеффа Питерса нужно зажечь. Когда бы я его не спрашивал, рассказать что-нибудь интересное, он твердил одно – его жизнь скучна, без эксцессов и инцидентов, как самый длинный из романов Троллопа59. Но, если, кому-нибудь удавалось его растормошить, то перед ним открывался кладезь бездны. Поэтому, для того чтобы выудить из него что-нибудь, я много раз закидывал удочку и много интересного всплывало на поверхность, захваченное стремительным потоком, пока я не начинал чувствовать, что рыбка клюет, и он начинал рассказывать то, чего я добивался.
– Смотрю опять, – говорю, – Западные фермеры, несмотря на то, что как сыр в масле катаются, бегают за своими прежними идолами, проповедующими популизм60.
– Охота им бегать, – вот они и бегают, – ответил Джефф, – А, вообще, что нужно фермеру от жизни? – Чтобы речка текла, кленовая роща на берегу росла, да, чтобы рыбка ловилась. Я встречался с ними много раз. Одно время мне казалось, что я сумею ввести в блудную61 одного жирного гуся62, но, тут, Энди Такер дал мне фору. Как говорил Энди – Фермеры всегда были дундуки63, дундуками и останутся. И еще он сказал про них, – Это такие люди, которые будут распихивать всех локтями, лезть куда не надо и агитировать всех; на войну, где им и пули ни по чем; на выборы, где кто-нибудь из их родни баллотируется на высокий пост; или же, звать всех в кассу, где продаются билеты на балет. Они наша опора и оплот, то, на чем эта страна держится. И я не знаю, чтобы мы без них делали.
– Одним прекрасным утром мы с Энди продрали глаза где-то в Южной Индиане, в деревянной сельской гостинице, построенной из желтой сосны, пожалуй, самого распространенного строительного материала в этих местах, с 68 пенсами на двоих, стоит сказать, что земля в этом штате имеет цвет хорошо пропеченной кукурузной лепешки. Я не могу объяснить, как так получилось, что, накануне, ночью, мы слезли с поезда и очутились здесь. Ночь пролетела так быстро, что мы и опомниться не успели как вид на салун, который маячил перед окном нашего вагона, превратился в весьма самобытную художественную композицию из аптечного ларька и бака для воды, находящегося два квартала поодаль. А оказались мы на первой попавшейся станции, потому что хотели у одного фраера котлы64 забарабать,65 небольшие такие, позолоченные, да и вариант наклюнулся…, на этой станции парень сошел, он с Аляски был, у него алмазов было чуток…. Днем раньше, когда мы были на Кентуккийской ветке нам не подфартило, а тут, решили взять реванш.
Когда мы проснулись, первое, что мы услышали – это крик петухов, и, вдруг, мы почувствовали что-то вроде запаха нитромуриевой кислоты66, в котором я четко смог уловить присутствие хлора и нашатыря. И вдруг мы услышали, как что-то очень твердое и тяжелое свалилось на пол за нашими спинами и, послышалась крепкая брань.
Не унывай, – говорю я Энди, – Деревня есть деревня. Это, наверное, кто-то на прочность золотые кирпичи проверяет67. Мы здесь не надолго, обуем одного – двух фермеров и… Ай-лю-лю! Поминай как звали.
Фермеров я всегда держал про запас. Всякий раз, когда, попадал в передрягу, не имея иного шанса, я вытряхивал68 этих крестьян. Как очумелый, я тёр им по ушам, двигал от фонаря69, и дыбал70, когда сазан клевать начнет. Затем, давал им ксивы71, правда, лажовые, на память. Махал им ручкой и исчезал в неизвестном направлении. Скажу я тебе, фермеры для таких ювелиров72 как мы с Энди, так…, шушара…, с них много не возьмешь…. Но порой бывало, что и без них никуда, как министр финансов США прибегает к помощи банкиров с Уолл Стритт, так и мы шары втирали73 фермерам.
Когда мы спустились с лестницы, то очутились в центре самого живописного и прекрасного фермерского угодья, которое мы могли только видеть. На расстоянии двух миль, на холме, покрытом деревьями, виднелся большой белый дом, вокруг которого раскинулись поля, пастбища, амбары и надворные постройки, и всё это было сосредоточено и связано в единый комплекс.
– Чье это хозяйство? – спросили мы хозяина гостиницы.
– Всё это, – говорит он, – Особняк, усадьба, лесные насаждения, сады и земельные угодья, – принадлежит господину Ецра Планкетту, одному из самых передовых фермеров, проживающем в нашем селе.
На двоих у нас оставалось всего 8 центов. И, поэтому, после обеда мы сидели, гадали по звездам и составляли гороскоп, как нам кинуть местного туза74.
– Давай, я это дело проверну, – говорю я Энди. – Нас двое прожжённых против одного лопуха фермера – это такая же неравная схватка, как борьба Рузвельта с привязанным к дереву медведем75. – Ладно, – говорит Энди, – Пойми Джефф, я хочу быть правильным жуликом, даже когда я, всего лишь, собираю дань с селекционеров брюквы. Скажи, что ты собираешься взять для заманки для этого Ецры? На что он, по-твоему, клюнет?
– Да, – говорю я, – первое, что я вытащу из своего чемодана. По-моему, я захватил с собой новые бланки декларации на подоходный налог, рецепт приготовления клеверного мёда из простокваши и яблочных очистков, бланки для заказа учебников МакГаффи76, (которые в последствии, оказались заказными бланками для приобретения жатвенных машин Мак-Кормика77), жемчужное ожерелье, которое я нашел где-то в поезде, миниатюрный золотой кирпичик, и еще что-то, не помню что.
– Вполне достаточно. – говорит Энди. Любой из этих великолепных и столь нужных для жизни вещей, можно наповал свалить Ецру. И, – говорит, – Джефф, подготовь для него восхитительный сакоташ. И, сделай его таким аппетитным, чтобы он сам тебе отдал хрустящие, новенькие «чистые векселя78». Это позор нашему Министерству Сельского Хозяйства, Комиссии по гражданской службе, а, также, закону «О чистоте продуктов питания и лекарств»79! Как власти допустили такое, что некоторые из наших фермеров разинув рты и развесив уши, покупаются на то, что им суют такие негодяи как ты? Я уже составил списки из всего того барахла, что ты с собой привез. Его там столько, сколько различных культур бактерий в каталогах Общества Красного Креста.
В общем, я отправился на извозчичий двор и нанял там двуколку, мне она понравилась больше всего. Двухколка домчала меня до фермы Планкетта, где я её и привязал. Смотрю, у входа в дом, на ступеньках сидит человек, одетый в белый фланелевый костюм, с алмазным перстнем на пальце, на голове у него кеппи для гольфа, а на шее розовый эскотский галстук80.
– Ну, прям картина. Мы приехали на курорт. – подумал я.
– Уважаемый! Вы не подскажете, как мне найти господина Ецру Планкетта? – спрашиваю я его.
– Это я и есть! – отвечает тот, Или, не похож, по-твоему?
Я остолбенел. Стоял, как в рот воды набрав, а в голове крутились строчки из веселого стишка Маркэма Эдвина, «Человек с мотыгой». Примерно, эти:
Назову слепым себя я,
Коль, порывом вдохновленный,
Вижу всё, не замечая
Человека – центр Вселенной.
Вот так мужик от сохи! Когда я смотрел на этого мохнатого сельского грача81 все мои планы как его наколоть стали мне казаться такими же никчемными как попытка напугать кодлу82 игрушечным пистолетом.
– Ну, – говорит он, глядя на меня в упор, – Говори! А…, вижу, левый карман твоей куртки сильно провис. Бьюсь об заклад, там лежит золотой кирпич. Такие кирпичи мне нужны гораздо больше, чем фуфло о твоем несправедливом увольнении или сказки о затерянном серебряном руднике.
Меня как молнией ударило. Я стоял и ничего понять не мог, до такой степени чувствовал себя идиотом. Но, все-таки, вытащил из кармана маленький кирпич, завернутый в носовой платок и развернул его, чтобы показать ему свое сокровище.
Ецра подержал его в руках, посмотрел оценивающе, прикинул сколько он может весить, и говорит: – За доллар восемьдесят центов. Пойдет?
– Да, мне свинец дороже обошелся, чем Вы мне предлагаете, – отвечаю ему с достоинством. И кладу кирпич обратно в карман.
– Хорошо, говорит он, – Но, сечешь83 в чем дело, я собираю такие, и в моей коллекции ему как раз самое место. На прошлой неделе я толкнул поддельный золотой кирпич, который покупал за 2 доллара 10 центов, за 5 тысяч долларов!
В этот момент зазвонил телефон.
– Заходи, братуха, – говорит Ецра, посмотришь, как я живу. Порой мне бывает одиноко в этой глуши. И направился прямо к телефону, говорит мне мимоходом – По-моему, это звонят из Нью-Йорка.
Мы зашли в дом. Комната была обставлена в точь-точь как маклерская контора на Бродвее – светлые дубовые столы, два телефонных аппарата, Кресла и диван, обтянутые кожей на испанский манер, масляные холсты в позолоченных рамах, глубиной в фут, и, в углу биржевой тиккер84, который позволял всегда знать последнюю сходную цену на бирже.
– Алло! Алло! – кричит в трубку, этот оригинал. – Это Театр Риджент? Да; это Планкетт из Торгового Центра Вудбайн. Я бы хотел забронировать 4 места, рядом с оркестром на вечер в Пятницу – Да, да, как обычно; на Пятницу. Хорошо. До свидания.
– Каждые две недели я езжу в Нью-Йорк для того чтобы побывать на новом представлении, – говорит Планкетт, вешая трубку. Я сажусь на 18 часовой экспресс в Индианаполисе, и успеваю десять самых веселых часов побалдеть на Бродвее85, и быть уже дома через 48 часов, еще до того как мои курицы в курятнике перестанут кудахтать и лягут спать. Тут он посмотрел на тыкву, и говорит – О, Тыквища, прародительница и родоначальница всех тыкв, спасающая людей от голодной смерти со времен пещерного века, подари мне сногсшибательный урожай для того чтобы я мог им удивить всех на ежегодном собрании Американской Ассоциации Газовой Промышленности! Ты думаешь, она на такое не способна, братуха? – говорит он, обращаясь ко мне.
– Я должен признаться, у меня в области сельского хозяйства, с которым я до настоящего времени, особенно, не сталкивался, довольно большой пробел, – преисполненным доверия голосом, отвечаю ему я.
– Понятно, чувак, – говорит он, – Смотри, желтая примула на берегу повернулась к нам своим соцветием, прям, точно как на обложке подарочного издания «Языка Цветов» с отливной кромкой.
И тут опять зазвонил телефон.
– Алло! Алло! – говорит он, – С кем я говорю? А! Это Перкинс из Миллдейла. 800 долларов слишком большая цена за такого коня. Дорогой, ты не мог бы его подвести поближе, к трубке? Хорошо. Дай-ка, я послушаю его. Так. Теперь отойди подальше от трубки. Пусть немного погарцует по кругу. Быстрей. Да, да. Я прекрасно слышу. Быстрей… еще быстрей. Всё! Достаточно. Теперь подведи его обратно к телефону. Ближе. Еще ближе. Сунь трубку прямо ему под нос. Так, Стоп. Подожди. Нет! Я такого коня не возьму. Почему? Нет и всё! Ни за что! Во-первых, он хромает! Во – вторых, он болеет, я слышу по его дыханию, не надо мне по ушам ездить! Все, тогда пока, всего хорошего, – и вешает трубку.
– Так что, Демосфен86 – говорит он – Ты, наверно, понимаешь, что жизнь на селе стала другой. Отстал ты от жизни! Почему, Том Лоусон87 только и ищет, как можно современного трудягу поиметь? Так, что там у нас сегодня? Сегодня Суббота 14, точно! Теперь, смотри сюда. Ну и что-ж, что мы Деревня. Я и на своей ферме всегда в курсе всех происходящих событий в мире.
И он показывает на громадный ящик, стоящий на столе, чем-то похожий на слот-машину, с какими-то штуками для ушей. Я вставил эти штуки в уши и слушаю. Какой-то женский голос начинает читать газетные заголовки: убийства, несчастные случаи, политические события.
– Всё, что ты слышишь, – говорит Ецра, – Это краткий обзор основных событий дня из газет в Нью-Йорка, Чикаго, Сент-Льюиса и Сан-Франциско. По телеграфу, вся эта информация передается на нашу сельскую станцию и оттуда, проведены линии по подписчикам с оплаченным абонементом. А на этом столе лучшие газеты и журналы Америки. А, также, реклама самых известных ежемесячников.
Я взял один лист и смотрю на заголовок, на котором написано: Выпуск Срочных Новостей. В Июле 1909 года в «Сенчури Мэгэзин88» будет опубликовано – и дальше в том же духе.
Вдруг Ецра звонит кому-то, из разговора можно понять, что своему управляющему – и дает ему указания продать 15 коров джерсейской породы по 600 долларов за одну, засеять поле в 900 акров пшеницей и доставить на троллейной вагонетке на вокзал еще 200 банок. После этого он переключился на Генри Клея89, затем отправил своему управляющему бутылку зеленого шартреза90 и дальше слово за слово, а потом хватается за ленту из тиккера и читает вслух:
– Смотри-ка, акции на газ поднялись на две единицы. Ну что ж, прекрасно!
И тут я его спрашиваю: – А… а у Вас никогда проблем с полицией не было?
А он угрожающе так, поднимает руку и говорит: – А ну заткнись! – говорит, – А не то сейчас собаку спущу.
После чего добавляет: – Слушай, тебе, конечно, это может и не понравится, но твое присутствие начинает мне действовать на нервы. Мне надо писать статью о Химере Коммунизма для журнала, к тому же сегодня вечером я собираюсь посетить собрание Ассоциации Гонщиков.
– Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что если вдруг, что-нибудь произойдет в моем селе я тебя выгораживать не стану. Так что, проваливай.
Мне ничего не оставалось, как вернуться к своей двуколке. Конь домчал меня до гостиницы, там я его привязал и пошел в номер поговорить с Энди. В его комнате я рассказал ему о разговоре с Ецра Планкеттом, причем всё как было, так и рассказал. И уселся, зеленый от отчаяния, теребя скатерть и уставившись в одну точку, как чокнутый.
– Ничего не могу понять, – говорю я Энди, насвистывая себе под нос какой-то печальный и дурацкий мотив, чтобы хоть как-то скрыть свое бессилие и унижение, свою подавленность.
Покусывая кончик своего левого уса, Энди принялся ходить по комнате вперед и назад, и ходил он так долго-долго, грыз свой ус и думал, думал, думал…. Он всегда так делает когда хочет что-нибудь придумать.
После интенсивного процесса мысленного штурма и оценки сложившейся ситуации, – он говорит: – Джефф, твой расклад об этом эксклюзивном сельском выродке мне понятен, и придется в него поверить. Но мне кажется, просто, невероятным, что он прошел полный курс вакцинации от всех существующих систем деревенского мошенничества. И вдруг спрашивает меня, – Джефф, ты когда-нибудь считал меня особенно, религиозным?
– В общем то, нет, – отвечаю, правда, я встречал много людей верующих в Бога у которых их религиозные предпочтения не были проявлены открыто. Но, такие сразу станут твоими заклятыми врагами, если, ты покажешь неуважение к их вере.
– Я всегда учился у природы, – говорит Энди, – От колыбели до сего дня, я пытаюсь глубоко проникнуть в сокровенную тайну естества бытия. Я слепо верю, в фатальное предначертание, ключи к которому свято хранит Великая Богиня Провидения. Каждое творение создано с какой-то определенной целью. Фермеры, например, существуют для того, чтобы, такие как ты и я могли жить и наслаждаться жизнью. Вот скажи, для чего нам Бог дал разум? Я считаю, что та манна небесная, благодаря которой Израильтяне жили 40 лет в пустыне, и выжили, и не исчезли с лица земли, – это, всего лишь, абстрактное понятие, метафора, которую кто-то придумал для того чтобы дурачить легковерных мирян. А для нас этот Эцра свалился как раз – как манна небесная. Я решил проверить мой теоретический постулат, который гласит – «Если, уж родился ты овцой, то, будешь ты всегда овцой». И к черту все их рисовки и манеры, и рассуждения, приобретенные в результате неправильного воспитания.
– Ты с этим Эцрой попадешь, так же, как влип с ним я, – говорю я ему, Этот феномен порвал все цепи, которые на протяжении тысячелетий удерживали ему подобных в стойле. Он вооружился лопатой и мотыгой и окопал свой блиндаж спрятавшись в нем и за маскировочной сеткой из последних достижений в области знаний о электричестве, за образованием и знанием литературы. К тому же, у него сильный и развитый интеллект.
– И, все-таки, я рискну, – сказал Энди, – В природе существуют такие Законы и Принципы, через которые ему, обыкновенному сельскому обывателю, ни за что не перешагнуть.
Энди ушел рыться в чулане, и вышел оттуда одетый, в клетчатый костюм, в коричневую и желтую клетку с ладонь величиной. На нем был красный жилет, испещренный весь голубыми крапинками, и высокий шелковый цилиндр. Украдкой я заметил, что свои усы он обмакнул в чернила.
– Цирк уехал, клоуны остались, – говорю я. – Господин, вы, случайно, не от великого Импресарио Финиаса Тейлора Барнума91? Нет, нет, подожди-ка! Точно! Ты, прям, вылитый катала92!
– Все путем, – говорит Энди, – А где наш экипаж? На улице? Я скоро вернусь, жди. Я не на долго.
Через два часа, Энди танцевал в нашей комнате, выбивая четкий ритм своими каблуками, и высыпал целую кучу баксов, прямо на стол.
– 860 долларов! – сказал Энди. Я тебе расскажу, что я замутил93. Он, сначала изучал меня, как на рентгене, а потом начал издеваться. Я пеньком прикинулся, слова не сказал, только наперстки вытащил, и катать начал. Насвистываю, так песенку, одну, вторую. А потом свою тему втираю:
– Не робей! Подходи. Смотри, где шарик. Шарик – малик. Кручу верчу – тартать94 хочу.
И смотрю, как там этот крендель. Глянь, а его уже пот прошиб. Смотрю дальше. А у него уже крышу сорвало. Он дверь входную закрывает и следит за шариком, пялится, а шарик туда-суда, туда-сюда. Оба-на. И тут как заорет: Ставлю двадцатку на кон, я знаю, где шарик!
– Ну и что дальше? – спрашиваю его я.
– Ну… что дальше, – говорит Энди. У него дома только 860 долларов было. И все. Но, когда я собрался уходить, он меня даже до ворот проводил. Когда мы прощались, он кость мне кинул95, а в глазах его стояли слезы, но это были слезы радости.
– Братан, – сказал он. Спасибо тебе, от всего сердца, за то огромное удовольствие, что я получил. Я так долго не играл в наперстки. Я вспомнил те дни, когда я был простым сельским парнем, а не богачом с огромным хозяйством. Благослови тебя Господь.
И вдруг Джефф осекся, и я понял, что история, которую он рассказывал, подошла к концу.
– Тогда ты подумал, – решил растолкать его я.
– Да, – сказал Джефф. – Ты угадал. Приблизительно в этом духе. Я подумал…. Пусть фермеры как занимались, так и занимаются своим хозяйством и разговаривают о политике, перемалывают всякие сплетни и новости. Сельский труд вещь утомительная. Так что, пусть, фермеры как играли в наперсток, так и играют.