Глава 1
Я осталась у разбитого корыта. Корыто, правда, вполне качественное, из разряда элитной техники. Стиральная машина «Миель», напичканная умной электроникой, которая даже режим стирки выбирала самостоятельно, мне не доверяла. И работала вполне нормально. А вот жизнь моя сломалась, разбилась вдребезги и разлетелась на кусочки.
Отъезд Романа стал последней каплей, которая переполнила чашу наших проблем. Пятилетний «роман с Романом» закончился. Даже последнего разговора между нами не было. Он просто собрал вещи и отбыл, оставив на столе связку ключей и записку отнюдь не сентиментального содержания: «Квартиру оплатил на год вперед, живи спокойно». Прощай, так сказать, дорогая, и не поминай лихом.
Тупо глядя на записку, я ничего не могла понять. Мне-то казалось, что смогу его уговорить. И вообще как-то не думала, что отъезд произойдет так скоро. Видимо, он поставил меня в известность, когда уже все было решено. А я-то, наивная, полагала, будто он со мной советуется.
А может, он еще не уехал, просто ушел от меня, но по-прежнему где-то в Москве? Устроился у кого-нибудь из друзей. В таком случае я должна немедленно его найти. Кровь с шумом билась в висках. Ну не мог ведь он просто так, не сказав даже последнего «прости», выкинуть из жизни целых пять лет! Не верю!
Чем дольше я смотрела на записку, тем настойчивее убеждала себя, что он действительно не уехал, а просто скрывается, боясь поддаться на мои уговоры и доводы против его поездки. Если так, может, чары мои еще сильны и не все еще потеряно?
Я схватила телефон, однако палец мой замер на первой же кнопке. Всю жизнь презирала теток, которые разыскивают бросивших их возлюбленных или мужей по друзьям и знакомым! И вот сама чуть было в такую не превратилась. Это же так унизительно! Все станут жалеть меня и одновременно презирать!.. Отвратительное сочетание. Я живо представила, как Ирка, жена лучшего Роминого друга Славика, вздыхая, рассказывает вечером своему благоверному: «Представляешь, сегодня Юлька звонила. Федоровский ее бросил. Жалко ее, ужас. Она так хочет его вернуть, ищет. Ох, бедная!»
От одной этой мысли меня передернуло. Да и без толку эти обзвоны. Если Роман решил от меня скрыться, друзья его поддержат: мужская солидарность. Тем более у него куча знакомых, в том числе и неженатых. То есть, с одной стороны, есть где остановиться, а с другой – никакого риска, что их половины проявят женскую солидарность и выдадут его мне. Не стану унижаться!
Но ведь если он уедет, то надолго, а для меня, наверное, навсегда. Поговорить с ним сейчас – действительно мой последний шанс. Я снова схватилась за телефон и даже набрала Иркин номер. Однако, едва услыхав ее голос, положила трубку. Язык не повернулся начать расспросы...
С Романом мы познакомились шесть лет назад на вручении премии «Творец года». Я это мероприятие освещала от своей газеты, выступавшей в качестве информационного спонсора, а фирма Романа по производству соков (не его собственная, конечно, он в ней работал) была одним из основных спонсоров торжественной церемонии. Меня лично в тот момент больше интересовали творцы, у которых я должна была успеть взять хотя бы короткие интервью, причем до начала банкета. Потому что после одни к интервью уже не расположены, а прочие, наоборот, чересчур расположены и жаждут продолжения банкета, желательно у меня дома. Культурные события я к тому времени освещала уже несколько лет и успела хорошо изучить повадки «деятелей искусств». Вот почему, не жалея сил, отлавливала довольных, но еще не успевших устать лауреатов.
Сначала мужчины. С женщинами время терпело – на них банкеты так сильно не действуют. (За исключением, правда, одной скульпторши: уж очень она женским полом интересуется; поэтому с ней я отработала в первую очередь, и она, к счастью, на меня не клюнула. Ей больше пришлась по сердцу юная корреспондентка из «Домового». Девица, по-моему, ничего не понимала. Что ж, ей же хуже!)
Романа, напротив, заинтересовала именно я, и он приложил все усилия, чтобы со мной познакомиться. Смею заверить, это было не так уж просто. Я металась от лауреата к лауреату, и больше меня никто и ничто не волновало.
Только набрав достаточно материала, я позволила себе расслабиться. Тут и банкет подоспел. Каково же было мое удивление, когда рядом с собой я обнаружила Романа, что-то с увлечением мне рассказывающего. «Черт, как же тебя зовут?» – делая вид, будто внимательно его слушаю, судорожно пыталась сообразить я.
Обычно, попав в такую конфузную ситуацию, я попросту ретируюсь. Но мужик мне понравился. Вполне в моем вкусе – высокий, статный блондин, не тип Иванушки-дурачка с курносым носом, а вполне такой европейский. Нет, мне совсем не хотелось отказываться от знакомства. Только вот кто он? Может, из молодых соискателей? Однако на отечественного деятеля культуры или искусства он как-то не походил.
И взгляд не тот, и повадки другие. Значит, из спонсоров? Или просто приглашенный? У меня в голове совершенно не зафиксировался момент нашего знакомства. В то же время нас явно кто-то представлял друг другу, потому что он то и дело фамильярно называл меня Юленькой.
Рассеянно кивая головой, я украдкой оглядывалась вокруг. Вдруг у нас общие знакомые найдутся? Тогда можно, улучив подходящий момент, ненавязчиво выяснить, как зовут этого обладателя столь обезоруживающей улыбки. Однако все, кого я здесь знала, кивали только мне, усиленно налегая при этом на выпивку и закуску.
– Юля, вы устали? – заботливо осведомился мой новый знакомый незнакомец.
Я неопределенно пожала плечами.
– Может, сбежим отсюда? Им, – он обвел взглядом порядком опустевший стол, – по-моему, и без нас хорошо. А мы где-нибудь в тихом уютном месте посидели бы, поговорили...
По сути, я ничего не имела против. Кроме одного: сомневалась, что даже в тихом уютном месте мне будет уютно с человеком, имени которого не знаю. Неужели мне его так никто и не подскажет?
– Не возражаю, но если только чуть-чуть попозже. – Мне пришлось пуститься на уловку. – У меня туг еще остались кое-какие дела.
Я вновь начала озираться, по-прежнему лелея надежду на помощь извне. Знакомый незнакомец забеспокоился:
– Кого-то ждете?
Своим вопросом он подсказал мне план действий. Скажу, будто вынуждена ненадолго его покинуть, так как должна найти человека, который мне срочно требуется по делу. А сама пройдусь, поспрашиваю людей. Кто-то ведь тут должен его знать.
– Если вы немного подождете, я быстренько отыщу нужного человека, коротенько переговорю с ним, а потом мы с вами сможем удалиться, – наконец озвучила я свою невинную ложь.
– Без проблем, – улыбнулся он. – Буду вас здесь ждать до победного конца.
Его ответ мне понравился: если собирается ждать до победного, выходит, я ему приглянулась. А он еще и добавил:
– Только не обманывайте. А то знаете, какой я обидчивый!
– А я девушка честная и с детства говорю только правду!
Медленно шествуя по обширному банкетному залу и скользя взглядом по успевшей изрядно захмелеть публике, я размышляла: «Странная все-таки у мужиков логика. Если бы в мои планы входило его продинамить, какое мне было бы дело до его обидчивости? Да обижайся себе на здоровье!» Впрочем, поскольку динамить его я не собиралась, передо мной продолжала маячить так и не разрешенная проблема. Как же его, черт возьми, зовут?
Несколько коллег-журналистов из других печатных органов, попавшиеся мне на пути, знать его не знали. Однако женский пол единодушно признавал, что «мужик фактурный и симпатичный». Спасибо им, конечно, но это я и сама видела.
Существовал, правда, старый проверенный способ: попросить кого-нибудь из присутствовавших здесь приятельниц подойти к нему и познакомиться. Однако тут был и большой риск. Что, если она потом отойти не захочет? Нет уж, спасибо. Я своего счастья столь глупым образом упускать не собиралась. И вместо особы женского пола нашла знакомого фотографа. Про него, правда, ходили упорные слухи насчет нетрадиционных сексуальных склонностей, но это меня не пугало. Если даже, предположим, фотограф Сева западет на моего знакомого незнакомца и он ответит ему взаимностью, значит, мне там делать нечего. И сколь ни будет мне обидно, ясность в подобных случаях предпочтительнее неизвестности. К тому же я была практически уверена, что тот, чье имя мне приходилось выяснять с такими хитростями, сексуально ориентирован исключительно традиционно.
Сева с ходу начал расспрашивать меня о жизни и вообще, куда я пропала.
– Некогда, – оборвала я его. – А если ты мне друг, выполни мелкую просьбу.
– Ну, конечно, я тебе друг, – просюсюкал он. – Ты, Юлька, разве когда-нибудь сомневалась?
– Не сомневалась, – заверила я, но сказала не совсем правду: этот чертов Севка один раз меня крупно подставил. Но, во-первых, как говорится, дело прошлое, я из той газеты все равно уволилась, а во-вторых, он сейчас мне был позарез нужен. Как известно, когда хочешь попросить человека об одолжении, не время сводить с ним старые счеты.
– Просьбу? – Сева заинтересовался и одновременно забеспокоился.
Заинтересовался, потому что я еще ни разу ни о чем его не просила, а забеспокоился – тоже ясно почему, и на всякий случай бросил:
– Весь, конечно, к твоим услугам, только ненадолго. Войди в положение, старуха, еще кучу людей нужно снять.
– А одного лишнего можешь? – вкрадчиво осведомилась я.
– Для тебя без проблем, – напряжение на его лице уступило место безмятежной улыбке. – Показывай, кого.
– Погоди. Это еще не все. Ты должен точно выяснить, как его зовут.
– Понятно, старуха, ранний склероз, – с циничным видом констатировал Сева. – Ладно. Помогу.
И он метнул масленый взор в сторону моего незнакомца. Впрочем, наверное, он просто посмотрел, а остальное мне показалось.
– И кто он такой, тоже на всякий случай узнай, – прошептала я уже в Севкину спину.
А он, не оборачиваясь, бросил:
– Мешаете работать, гражданка.
Сволочь, почувствовал свою силу, вот и хамит. Теперь главное его выловить. А то еще снимет и куда-нибудь исчезнет. А мне потом зальет мозги, что искал меня, но не нашел. С этого типа станется.
Издали я видела, что он быстро прибыл к пункту назначения, однако там и застрял. Я изнывала от нетерпения и неизвестности. Что он возится? Подумаешь, имя человека узнать. Делов – на две минуты. Неужто действительно клеится к моему незнакомцу? Убью заразу!
Я нервно поглядывала на часы. Проклятый Севка там как прилип. А еще имел наглость врать, будто у него времени мало! Тут меня посетила ужасная мысль. Что, если моему незнакомцу надоест ждать и он уйдет? К тому же он может испугаться Севиной настырности. Ведь если я права и мой незнакомец нормальный мужик, кому такое понравится? Нет, я Севке точно как-нибудь отомщу. Мало ему своих знакомых, так на моего позарился! Его разве об этом просили? Ну, люди! Хватают все, что плохо лежит!
Сложность моего положения усугубляло и другое. Боясь упустить Севу, я продолжала бессмысленно толочься на том же месте, где мы с ним расстались. Многими лауреатами и соискателями премии это было расценено превратно. Я успела получить приглашение от одного живописца, который загорелся прямо сегодня писать с меня Афродиту, выходящую из морской пены. В переводе на язык нормальных людей мне предлагали совместное купание в джакузи и с большим количеством шампанского.
Художника я отшила, но тут же подкатил режиссер. Его предложение оказалось более мирным и, на мой взгляд, для постановщика авангардных спектаклей чересчур простецким. Он звал меня продолжить остаток «этого восхитительного вечера» в сауне. Кажется, наши «Творцы года» давно не мылись. Видать, слишком много занимались искусством. И вот теперь решили немного расслабиться, а заодно и помыться. С режиссером я справилась быстро, сославшись на больное сердце. Авангардиста тут же смыло – даже сауны не потребовалось.
Зато подошел один писатель – из породы «широко известных в узких кругах». Этот, похоже, успел помыться перед церемонией, да и премией его обошли, и он был по-прежнему озабочен только искусством.
– Мадм-зель, – пылко, но не очень твердо проговорил он. – Предлагаю вам стать первой слушательницей первой главы моего нового романа.
– Прямо здесь и сейчас?
– Разумеется, нет, – сказал он и икнул. – У меня дома.
– Ой, не могу, меня мама ждет, – жалобно отозвалась я. И тут, к счастью, наконец появился Сева.
– За смертью тебя посылать, – прошипела я. – Узнал?
Он многозначительно кивнул.
– Только с тебя причитается.
– Свои люди, сочтемся, – отмахнулась я. – Говори скорее!
Краем глаза я наблюдала за незнакомцем. Он, кажется, уже начал нервничать, а мне после столь тяжких испытаний вовсе не хотелось, чтобы он, отчаявшись меня дождаться, ушел.
– Скажу, но не сразу, – уперся Сева. – Сперва помиришь меня с Самолетовым. Я знаю, он к тебе после твоего интервью хорошо относится, а меня на дух не переваривает.
– Ладно, ладно. – Я была на все согласна. – Хоть завтра. Сегодня его тут все равно уже нет, он ушел.
Сева расстроился:
– Точно ушел?
– Сама видела, – пылко соврала я: Самолетов не далее как три минуты назад с сальной улыбкой продефилировал мимо меня под руку с какой-то девицей.
– Тогда завтра обязательно.
– Конечно, – опять заверила я, а про себя подумала: «Держи карман шире! Стану я тебя с ним мирить! Самоубийство – не моя стихия. Не надо было публиковать фотографию Самолетова в таком гнусном виде, да еще в обществе несовершеннолетней наркоманки». Тогда такой скандал разгорелся! Самолетов ведь всегда был большим любителем поговорить в печати о высокой духовности и о падении современных нравов.
– Ладно, ловлю на слове, – к счастью, Севка не почувствовал подвоха. – Твоего зовут Роман Федоровский. Он вроде как из спонсоров.
– Спасибо, родной!
И, послав Севе воздушный поцелуй, я устремилась к теперь уже бывшему незнакомцу.
– Роман, – наконец-то смогла я назвать его по имени. – Извините, ради бога. Думала быстренько обернуться, но вот, видите, задержалась.
– Я уж боялся, вы вообще не придете.
Он радостно улыбнулся. Надо же, столько времени терпеливо ждал и все еще рад!
– Вы тут без меня не скучали? – Обычно не люблю ханжить, но на что не пойдешь, скрывая свои маленькие хитрости.
– Стыдно сказать, но не успел. Фотограф ко мне прицепился. На редкость противный и наглый тип. – Он брезгливо поморщился. – Ладно бы просто снял меня и отвалил. Хотя зачем я ему понадобился, ума не приложу. Я не творец, не звезда и даже не спонсор.
– Кто же вы тогда? – улыбнулась я.
– Всего лишь скромный представитель спонсора, и отнюдь не на высшем уровне. Так вот, мало того, что он меня снял, ему еще за жизнь со мной поговорить приспичило. Еле отделался. Буквально перед вашим приходом.
– Ну и хорошо, значит, вас развлекали.
– Нет, ему явно что-то от меня было нужно. Загадочная история, – он никак не мог успокоиться. – Очень странный и даже подозрительный тип. Вы, Юленька, кстати, его не знаете?
– Тут несколько фотокорреспондентов, – прикинулась я дурочкой, одновременно радуясь, что Севка ему не понравился. Для меня это как положительная характеристика. Конечно, встречались и мерзкие типы, которых от Севы тоже тошнило, но ни одному из известных мне приличных представителей рода человеческого он точно не приходился по душе. – Вы мне его опишите, Роман, – попросила я.
Он на мгновение задумался:
– Ну знаете, такой высокий, тощий, на голове лысина, а на затылке хвост.
– Кажется, он то ли на «Жизнь», то ли на «Мир новостей» работает. Настоящий папарацци. Держитесь от него подальше. Обожает делать компрометирующие снимки, – сделав вид, будто едва вспоминаю «сердечного друга», я про себя мстительно добавила: «Получи, фашист, гранату!»
– На меня? Компромат? – совсем успокоился Роман. – Что я, шишка какая-нибудь? Я свободный, неженатый, высоких постов не занимаю... Чем меня можно скомпрометировать, особенно в таком публичном месте? По-моему, этот ваш папарацци меня с кем-то перепутал.
– Наверное, вы правы, – рассеянно откликнулась я, наматывая на ус информацию: свободный, неженатый... Великолепно! Еще хорошо бы понять: просто так об этом обмолвился или специально – для меня? Последний вариант, разумеется, предпочтительней. Впрочем, в любом случае я теперь знаю, что поле деятельности открыто. Насчет высоких постов, конечно, лучше бы занимал. А какой занимает? Полагаю, средний. Для низшего слишком хорошо выглядит. Гад Севка, пятнадцать минут неизвестно о чем с ним трепался, а самого главного не выяснил. Удивительно. И не похоже на него. А может, выяснил, но из вредности мне не сказал? Чтобы я помучилась. Ну, ничего. Сама узнаю. Главное, он меня дождался, не сбежал. Стало быть, интерес имеет место.
– Ну, Юля, теперь вы готовы? Уходим, пока нам кто-нибудь не помешал. А то, глядишь, еще один папарацци на горизонте объявится. Вы-то не боитесь, что вас скомпрометируют?
– Я тоже человек свободный. – Хорошо, когда удается сообщить такое как бы невзначай!
Он ничего в ответ не сказал, но лицом отреагировал как надо. Неплохо для начала, неплохо.
Мы начали пробираться к выходу.
– И в какое же уютное место вы меня ведете? – уже на улице поинтересовалась я.
– Есть тут одно, – загадочно проговорил он. – Неподалеку.
Тот вечер, проведенный в маленьком и действительно уютном ресторанчике, и положил начало нашим отношениям. Сперва мы просто встречались, постепенно все больше узнавая друг о друге. Оба мы испытали некоторое разочарование, выяснив, что и он, и я не москвичи. Однако, с другой стороны, это нас и сблизило. Нам обоим приходилось бороться за место под неласковым московским солнцем.
Мы оба приехали сюда учиться. Роман – из Краснодара, я – из Тулы. И оба после защиты дипломов остались здесь. Смысла возвращаться домой мы не видели, ничего нас там не ждало. В Москве куда больше возможностей. Тут все росло, развивалось, все деньги стекались сюда.
Здесь клокотала жизнь, и шансы на успех казались безграничными. За пять лет учебы в Москве мы оба привыкли к столичной жизни, прикипели к ней и заболели, словно заразившись ритмом огромного мегаполиса размером с иное европейское государство. И оба почувствовали: пути назад нет. Отступление сродни поражению. Все что угодно, только не это. Как в старом, еще советском анекдоте, где попугай умоляет хозяина хоть тушкой, хоть чучелом, но увезти его на Запад. Наши желания были намного скромнее: остаться в Москве.
И мы остались. Нам удалось. Я продолжала работать в газете, куда устроилась еще студенткой. Потом мне вдвойне повезло. Уйдя из общежития, я нашла комнату, которую сдавала в своей квартире пожилая вдова одного недавно умершего классика советской литературы. Вдова сильно нуждалась и искала через знакомых надежного человека, такого, чтобы не обворовал, регулярно платил, при необходимости помогал по хозяйству и к тому же был приятным компаньоном. Дочка старушкиной подруги работала со мной в газете и, узнав, что мне требуется жилье, организовала нам встречу – к нашему взаимному удовольствию.
Если работа помогла мне найти жилье, то жилье, в свою очередь, очень помогло с работой. Вдова оказалась человеком чрезвычайно общительным, и в ее доме я познакомилась с множеством известных людей, которые меня просто так даже на порог не пустили бы. А так мне удалось взять интервью у нескольких знаменитостей, которые категорически отказывались встречаться с журналистами. Мои акции начали расти. А с ними выросли и должность, и зарплата. Вдова тоже души во мне не чаяла, и к лету я удостоилась чести быть вывезенной на ее личную дачу в Переделкино. Там круг моих знакомств еще больше расширился. Бедная, но гордая вдова держала в большом секрете, что я живу у нее за деньги, и выдавала меня за свою любимую двоюродную племянницу, тем самым стирая барьеры, которые иначе могли бы возникнуть между ее знаменитыми знакомыми и никому не известной молодой журналисткой.
Постепенно я сделалась чуть ли не ведущим журналистом в области культуры и искусства. Знакомство цеплялось за знакомство, один юбилей за другой или за торжество по поводу присуждения премии и так далее, и тому подобное. Иногда мне даже начинало казаться, будто я родилась в Москве. Я всех-всех знала, весь культурный «бомонд»! И все же я оставалась чужой. Когда умерла вдова, мне это сразу дали почувствовать. Квартира досталась в наследство ее настоящей племяннице, и та выставила меня на улицу даже не в двадцать четыре часа, а буквально в одночасье. Пока я собиралась, милая женщина не отходила от меня ни на шаг, следя, как бы я ненароком чего не присвоила. А ведь за те несколько лет, что я жила у вдовы, племянница ни разу ее не навестила. Батона хлеба не принесла! Зная притом, что квартира завещана ей!
– За последний месяц можешь не платить, – величественно объявила эта лахудра, и дверь за мной навсегда захлопнулась.
В общем-то, я и раньше не сомневалась, что в случае смерти вдовы мне придется покинуть ее квартиру. И о завещании, по которому все остается единственной родственнице, она сообщила мне чуть ли не с самого начала нашего знакомства. Но она ко мне так хорошо относилась, и жили мы с ней так дружно, и я столько ей помогала, что у меня где-то в глубине души затеплилась надежда: вдруг и мне что-нибудь достанется? Комната в квартире или кусочек дачи, или хотя бы антикварная ваза на память... Глупо, конечно. Но эта племянница с ней в родстве была только по документам. Они вообще не общались, даже почти никогда не перезванивались. Разве что по праздникам. А я... Ну да что говорить. Племянница была своя, а я чужая.
Со смертью вдовы я опять стала Москве чужой. Вновь замаячила проблема прописки. Однако у меня и мысли не возникало о возвращении в Тулу. Я уже окончательно чувствовала: мой дом здесь.