Битва на Калке. I. «Пришли народы неизвестные, безбожные моавитяне…» (М. Б. Елисеев, 2017)

1. Ураган идет с востока

Знамения были страшные. На Русь пала великая засуха, днем и ночью горели леса и болота, черный дым окутывал землю столь плотно, что люди не могли видеть друг друга. Нельзя было узреть ни солнца, ни луны, ни звезд, поскольку небо было закрыто темной пеленой. От едкой гари птицы мёртвыми падали на землю, а в города и села из объятых пламенем дремучих лесов сбежались диковинные звери. Страх и ужас охватил весь народ, от боярина до простого смерда.

Затем грянула новая напасть. Явилась звезда на западе, величием своим превосходя остальные звезды, и горела она так семь дней. А на седьмой день пошли от неё лучи, какие не зрел доселе глаз человеческий, и протянулись они на восток, как копье. И горела она так четыре дня, предвещая войны и бедствия великие, болезни и кровопролитие, а затем стала невидима. В страхе крестились русские люди, глядя на небо, ибо неспроста было послано им это грозное знамение.

В начале весны 1220 года армия Чингисхана осадила Самарканд. Противник завоевателя, хорезмшах Мухаммед, выбрал на войну с кочевниками тактику пассивной обороны и теперь сполна расплачивался за свои стратегические ошибки. Монголы быстро захватывали города Мавераннахра, одни силой оружия, другие с помощью предательства. Видя, как рушится его государство, шах Хорезма ударился в бега. Когда об этом стало известно Чингисхану, то он крепко задумался и велел позвать нойона[1] Джебе из племени йисут и Субудай-багатура из племени урянкат. Когда военачальники согнули спины перед своим повелителем, Потрясатель Вселенной сказал следующие слова: «Отправляйтесь в погоню за султаном Хорезмшахом, и где бы вы его не настигли, если он выступит против вас с войском и у вас не будет силы для сопротивления, не медлите и известите [меня], а если он будет слаб, противостойте [ему]! Так как непрерывно доходят известия об его слабости, страхе и ужасе, то наверно он не будет иметь силы состязаться [с вами]. Заклинаю вас мощью великого господа, не возвращайтесь назад, пока вы его не захватите. Если он изнеможет от вас и с несколькими людьми укроется на крутой горе или в тесной пещере, либо скроется от людских очей подобно пери, вы должны врезаться в его области подобно сильному ветру и всем, кто явится к вам с покорностью, окажите [таким] поощрение, дайте [охранную] грамоту и [поставьте им] правителя [шихнэ], а каждого, кто будет дышать неповиновением и противодействием, уничтожьте!Согласно сему [моему] наказу, покончив эти дела в трехлетний промежуток времени, вы возвратитесь через Дешт-и-Кипчак и присоединитесь к нам в нашем древнем юрте, в Монголии, так как по аналогии [с происшедшим] мы, по-видимому, за этот срок совершенно покончим с делом [покорения] земли Иранской и прибудем домой победителями и победоносными. Я вскоре вслед за вами пошлю Тулуй-хана на завоевание городов Хорасана: Мерва, Херата, Нишапура, Серахса и их областей. Джочи, Чагатая и Угедея со славными войсками я отправлю на завоевание Хорезма, который является важнейшим из городов и столицей султана Хорезмшаха. Клянусь силою великого господа, нам удадутся эти несколько дел, и мы прибудем домой как раз за это количество времени!»[2] (Рашид ад-Дин, с. 209).

В дальнейшем Рашид ад-Дин сделает одно существенное уточнение. Историк отметит, что, помимо поимки Мухаммеда, Субудай и Джебе должны завоевать земли Аррана, Азербайджана, Ирака и Ширвана (с. 225), лишив тем самым хорезмшаха базы для набора новой армии. Это был не просто приказ, это был план кампании, в котором обозначены четкие цели и конкретные сроки. Полководцы покинули юрту Чингисхана, вскочили на коней и помчались в расположение своих войск. Вскоре два монгольских тумена[3] выступили в поход на запад. Путь их лежал через Иран к побережью Каспийского моря, куда вели следы хорезмшаха Мухаммеда. Однако Чингисхана одолевали сомнения, кагану казалось, что сил у Джебе и Субудая будет недостаточно, чтобы изловить беглеца. И тогда завоеватель приказал нойону Тохучару поднять свой тумен и догнать ушедшие на запад войска, чтобы вместе с ними принять участие в поимке хорезмшаха. По мнению Чингисхана, 30 000 монгольских воинов было вполне достаточно, чтобы его полководцы справились с поставленной задачей (Рашид ад-Дин, с. 214). Но всё пошло не так, как планировал завоеватель.

Наместник большого и богатого города Мерва Хан-мелик посчитал сопротивление монголам делом бессмысленным и отправил послов к Чингисхану с изъявлением покорности. Не зная, какой будет ответ, Хан-мелик на всякий случай покинул Мерв и ушел в горную область Гарчистана на территории Северо-Западного Афганистана. Каган оценил жест доброй воли со стороны врага и распорядился, чтобы проходившие по землям Хан-мелика войска не чинили вреда ни его подданным, ни его землям. Джебе и Субудай исполнили волю повелителя, и их воины продемонстрировали местному населению, что такое хваленая монгольская дисциплина. Тохучар поступил иначе.

Согласно информации, которую сообщает Рашид ад-Дин, темник, истолковав приказ повелителя в выгодную для себя сторону, занялся грабежами и разбоями на землях Хан-мелика. После чего ввязался в войну с горцами и был убит. Хан-мелик быстро сориентировался в ситуации. Желая отвести от себя вину за содеянное, он свалил всё на Тохучара, благо что тот уже не мог оправдаться. Наместник Мерва отправил к Чингисхану посла со следующими словами: «Я [в свое время] советовал султану Хорезмшаху [подчиниться тебе], он не внял [сему]. Злая судьба заставила его противиться тебе, пока он не испытал то, что испытал. Я, раб, перед этим послал к тебе, изъявил покорность и сказал, что я буду служить тебе от искреннего сердца и что я отстал от султана. Теперь Джэбэ-нойон пришел и прошел, не обижая. Следом за ним пришел Субэдай-нойон и точно так же прошел, не причинив вреда. За ними пришел Тукучар, и сколько ни говорили [ему] гурцы, что мы-де покорны, он не внял, угнал много народа и таракчиев и вступил в войну с народом, пока не был убит. Куда же девались хорошие люди у державы Чингиз-хана, что он послал подобных невежд на великие дела!» (Рашид ад-Дин, с. 220).

Таким образом, тумен Тохучара был разгромлен и в битве на Калке участия не принимал. Количество войск, посланных Чингисханом для поимки хорезмшаха Мухаммеда, неожиданно сократилось на треть.

Для Джебе и Субудая гибель Тохучара не имела никакого значения. Перед ними стояла задача изловить Мухаммеда, и они эту задачу выполняли. Боевые действия развернулись на территории Северного и Центрального Ирана. Хорезмшах метался по стране как загнанный зверь, нигде не находя покоя от идущих следом за ним монголов. Наконец сломленный морально и измученный болезнью, он умер на одном из островов у южного побережья Каспийского моря.

Узнав о том, что правителя Хорезма больше нет в живых, а его наследник Джелал ад-Дин ушел в Афганистан, Джебе и Субудай отправили к Чингисхану гонца со следующими словами: «Султан Мухаммед умер, а сын его Джелал ад-дин бежал и пришел в ту страну. Теперь мы, освободив сердце от [заботы] о них, согласно требованию, которое было определено приказом Чингиз-хана, бог даст, сможем прибыть в Могулистан, [но] это ведает мощь великого господа и счастье Чингиз-хана!» (Рашид ад-Дин, с. 226).

Иногда можно услышать мнение о том, что Чингисхан отправил Джебе и Субудая на запад, чтобы произвести разведку боем. Однако это не так. Каган ясно и недвусмысленно приказал своим военачальникам возвращаться в Монголию через Дешт-и-Кипчак, т. е. Половецкую степь. Это подразумевало движение на север вдоль берега Каспийского моря, а затем резкий поворот на восток. И всё, никаких боевых действий на западе. Если говорить о том, что монгольские полководцы действительно проводили глубокую разведку, то это можно отнести только к их действиям в Иране. Недаром Чингисхан на прощание сказал Субудаю и Джебе, что «я вскоре вслед за вами пошлю Тулуй-хана на завоевание городов Хорасана[4]». В этом случае всё объяснимо. Поэтому можно говорить о том, что битва на Калке произошла благодаря стечению роковых обстоятельств и вопреки воле Чингисхана, который дал своим военачальникам совершенно другие инструкции.

Первоначально Субудай и Джебе четко придерживались тех установок, которые получили от кагана. Чтобы выйти в степи, им требовалось пройти через Закавказье, и полководцы спланировали вторжение в этот регион. После упорных боев были захвачены города Саджас, Зенджан и Казвин, прикрывавшие дорогу на Азербайджан. Причем жители Казвина, когда монголы прорвались на улицы города, схватились с захватчиками врукопашную и резали нукеров длинными ножами. После отчаянного сопротивления 30 марта 1221 года была захвачена и разрушена древняя Марага. В свете этих событий правитель Тебриза проявил инициативу и откупился от монголов, после чего Субудай и Джебе повели войска дальше на север.

Завоеватели вступили в область Аррана[5] и после кровопролитной осады овладели городом Байлакан, учинив там дикую резню. Ибн аль-Асир оставил подробное описание тех зверств, которые вытворяли монголы в захваченном городе. По свидетельству историка, они «силой взяли город в рамадане (6) 18 года (1221) и заработали мечами так, что не оставили в нем никого – ни молодого, ни старого, ни женщины. Дошли до того, что они распарывали у беременных женщин животы и убивали зародышей, причем они предварительно женщин насиловали, а потом убивали их. Случалось, что кто-нибудь из них, выйдя на дорогу, по которой шло несколько человек, убивал их всех одного за другим, не встретив сопротивления ни с чьей стороны»[6]. Накануне штурма жители города убили монгольского посла, чем и могли спровоцировать кровавую бойню. Но, с другой стороны, именно монголы без стыда и совести резали чужих дипломатов, и потому не приходится говорить о том, что особа посланца для них была священна.

После взятия Байлакана Субудай и Джебе повели войска на главный город Аррана – Ганджу. При этом военачальников смущали как мощнейшие укрепления Ганджи, так и многочисленность городского ополчения. Жители города были опытными воинами и имели богатый боевой опыт, приобретенный в частых вооруженных конфликтах с соседями. Поэтому монголы не рискнули брать Ганджу в осаду, а отправили в город послов с требованием выкупа. Горожане проявили благоразумие и предпочли расстаться с частью своего имущества, а не вступить в противоборство с нукерами[7] Джебе и Субудая. Согласно сведениям Ибн аль-Асира, стороны разошлись миром (с. 140).

Монголы приближались к границам Грузии, где их поджидали серьезные трудности. Грузины собрали десятитысячное войско и вышли навстречу врагу, но потерпели поражение. Монгольские полководцы не рискнули преследовать отступающего противника по труднодоступной местности и продолжили движение на север. И здесь им неожиданно повезло. Некто Акуш, собрав многочисленное войско из туркмен и курдов, изъявил желание сражаться под знаменем Чингисхана. Его отряды влились в ряды потрепанного в многочисленных боях монгольского корпуса и в следующей битве с грузинами доказали свою боеспособность. Грузины снова были разбиты и отступили с большими потерями.

Третье сражение между монголами и войсками грузинского царя вновь закончилось победой Джебе и Субудая. Полководцы Чингисхана в этой битве всё разыграли как по нотам, продемонстрировав сильные стороны военного искусства монголов. Джебе с 5000 нукеров притаился в засаде, а Субудай повел свои войска на врага и после короткого боя обратился в притворное бегство. Грузинские воины кинулись преследовать отступающего противника, смешали боевые порядки и были наказаны за свою неосмотрительность. Отряд Джебе обошел их с фланга и внезапно атаковал. Разгром был полный и сокрушительный, на поле боя осталось около 30 000 погибших грузин.

Когда до грузинского царя дошла весть об этом поражении, он с оставшимися войсками спешно покинул столицу Тифлис, оставив государство на произвол судьбы. Но высокие горы, поросшие густым лесом и глубокие ущелья, где стремительно неслись бурные реки, пугали степняков. Разграбив близлежащие районы, они не стали продвигаться в глубь страны и ушли назад, оставив по себе недобрую память. Воинское умение монголов и их презрение к смерти произвели огромное впечатление на народы, по землям которых они прошли. Вот что рассказывал человек, сражавшийся против воинов Чингисхана[8]: «Если кто вам скажет, что татары обратились в бегство или взяты в плен, то не верьте ему; но если вам скажут, что они убиты, то поверьте, так как этот народ никогда не бежит. Мы как-то взяли одного из них в плен, но он бросился с лошади и бил свою голову камнем до тех пор, пока не умер, но в плен не сдался» (Ибн аль-Асир, с. 141).

После победы над грузинами Субудай и Джебе вторглись в Ширван, где на их пути лежал древний город Шемаха. Осада затянулась, все атаки степняков были отбиты защитниками. Тогда монголы организовали непрерывный трёхдневный штурм, страшно измотавший горожан. Ибн аль-Асир передает гордые слова, которые были сказаны защитниками города перед последней схваткой: «От меча все равно не уйдешь так лучше нам твердо стоять, по крайней мере умрем с честью» (с. 141). Монголы продолжали наращивать натиск и сумели сломить сопротивление гарнизона. Шемаха пала, а её население было перебито.

Впереди полководцев Чингисхана ждали новые испытания. До степи Дешт-и-Кипчак было уже рукой подать, но на пути к ней лежал город Дербент, прозванный «Железными воротами» (Тимур-Кахалга) из-за неприступных укреплений. Чтобы пройти дальше на север, необходимо было штурмовать город, а сил на это у Джебе и Субудая уже не было. Их войска понесли большие потери, были измотаны непрерывными боями и осадами, а нукеры нуждались в отдыхе. И здесь монголам сыграл на руку правитель Дербента, отправивший к ним посольство из десяти самых знатных горожан. Одного из них степняки сразу же демонстративно убили, а остальным сказали следующее: «Если вы укажете дорогу, по которой мы могли бы перейти его, Дербенд, то вам будет дан аман, в противном случае мы вас убьем, как мы убили этого человека» (с. 142). Наглядный пример того уважения, которые монголы якобы испытывали к послам. Остальным членам делегации такого тонкого намека оказалось достаточно, и они по тайной дороге провели монгольские тысячи в обход города. Дербент остался позади, и весной 1222 года тумены Джебе и Субудая вышли в Половецкую степь.

Здесь захватчиков поджидало объединённое войско алан[9] и половцев. Слухи о том, что к их границам движется беспощадное монгольское воинство, заставили аланских князей объединиться, и спешно искать союзников. Таковые были найдены в лице половцев. Два могущественных хана, Юрий Кончакович и Данила Кобякович, привели свои орды на помощь аланам. Один из них был сыном легендарного хана Кончака, главного антигероя «Слова о полку Игореве», а другой был сыном не менее знаменитого хана Кобяка, разбитого русскими в битве на реке Ореле и погибшего в Киеве. Именно Юрия Кончаковича русский летописец называет сильнейшим среди половецких ханов: «А Юрьи Кончаковичь бе больше всех Половець»[10] (Софийская I летопись, т. 5, с. 203).

Многочисленность врагов не смутила полководцев Чингисхана, и они атаковали союзников. Упорное сражение не дало перевеса ни одной из сторон, аланы с половцами сражались храбро и устояли перед мощным монгольским натиском. Понеся серьезные потери, Субудай и Джебе были вынуждены отступить. Оба военачальника понимали, что они очень далеко оторвались от главных сил Чингисхана и в случае поражения их войска будут уничтожены. Помощи ждать было неоткуда и рассчитывать приходилось только на себя. С другой стороны, решить проблему силой оружия для монголов возможным не представлялось. И тогда было решено действовать хитростью.

К половецким ханам отправились монгольские послы с великими дарами и сказали такие слова: «Мы и вы – одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам [аланов]» (Рашид ад-Дин, с. 229). Примерно в таком же духе передает речь монгольских посланцев и Ибн аль-Асир: «Мы с вами одного рода (происхождения), а эти аланы вам не родня, чтобы вы им помогали, и их религия не похожа на вашу. Мы вам даем обещание не трогать вас, и мы вам дадим сколько хотите денег и одежды, если вы не будете вмешиваться между нами и ими» (с. 142). После этого между договаривающимися сторонами было заключено соглашение относительно количества денег и прочих богатств, которые монголы передавали Юрию Кончаковичу и Даниле Кобяковичу.

По большому счёту, именно захват добычи являлся для половцев главным приоритетом на войне. Но это война радикально отличались от тех, что они вели раньше, и если прежде половцы бились за добычу, то теперь речь шла о самом их существовании. Но их ханы этого не поняли. Позарившись на богатые дары и поверив обещаниям монгольских послов, они совершили предательство по отношению к аланским союзникам и увели свои орды. Оставшись в одиночестве, аланы были разгромлены, а их земли разграблены.

Наступил час расплаты для половцев. Полагаясь на заключенный с монголами договор, ханы распустили войска, и половецкие воины разъехались по своим кочевьям. Узнав об этом, Субудай и Джебе развернули тумены. Монголы пошли по степи огромной облавой, уничтожая всех, кто попадался им на пути. Для половцев наступили страшные дни, их становища подверглись невиданному разгрому. Рашид ад-Дин не без ехидства отметил, что «монголы внезапно напали на них, перебили всех, кого нашли, и взяли назад столько же, сколько отдали [раньше]» (с. 229). Страх обуял половецких ханов, поскольку сил, чтобы оказать сопротивление врагу, у них уже не было. Оставалось искать спасение в бегстве.

Степь пришла в движение, половецкие роды снимались с мест и устремлялись на запад. Десятки тысяч людей стремительно двигались к Днепру, табунщики гнали огромные табуны лошадей, за которыми шли стада домашних животных. Узнав о нежданной беде, кочевавшие в приднепровских степях половцы поспешно бросали свои кочевья и также бежали к переправам через Днепр. Вал беглецов катился к рубежам Русской земли. Во время этого панического бегства от рук монголов погибли Юрий Кончакович и Данила Кобякович, о чем свидетельствует Н.М. Карамзин. Это подтверждается и той информацией, которая содержится в Новгородской I летописи старшего извода: «А Данилъ Кобяковиць и Гюрги убьена быста». Несколько тысяч половцев монголы прижали к берегу Азовского моря и уничтожили.

Субудай и Джебе некоторое время преследовали беглецов, но затем резко изменили направление движения войск, вторглись в Крым и захватили город Судак. Местные жители не стали дожидаться, когда придут завоеватели, а просто разбежались по окрестным горам при известии об их приближении. После этого монгольские военачальники приняли решение перезимовать в Половецкой степи. Они отдавали себе отчет в том, что несколько уклонились от маршрута, обозначенного Чингисханом и вместо движения на восток, преследуя половцев, ушли на запад. Но Джебе и Субудай вполне справедливо полагали, что разбитого врага необходимо добить, и были уверены в том, что каган одобрит их действия. К тому же на всё про всё повелитель отвел им три года, и полководцы пока укладывались в отведенные им сроки.

Бегство половцев к Лукоморью

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Время, проведенное в Половецкой степи, Субудай и Джебе использовали с большой выгодой для себя. Они дали отдых своим потрепанным туменам, а нукеры привели в порядок оружие и снаряжение. Вполне возможно, что темники даже сумели пополнить свои войска разным сбродом, который в это тревожное время в большом количестве шатался по степи. Также военачальники озаботились сбором информации о народах, проживающих в соседних регионах. В том числе и о русских.

На следующий год монголы были полностью готовы к новой войне.

Ибн аль-Асир записал: «Проведя в стране кипчаков довольно продолжительное время, татары двинулись потом в 620 [1223] году в страну русов» (с. 143).

2. Грозное лето 6731 г.

Князь Мстислав Мстиславич заскучал. Обосновавшись в Галиче, он на время отложил в сторону меч и занялся повседневными делами – думал думу с боярами, правил суды да пировал с дружиной. Иногда выезжал на охоту, чтобы дать разгуляться силушке богатырской. С местным боярством князь сумел найти общий язык, поскольку прошел в Новгороде очень хорошую школу. Что же касается власть имущих в Галиче, то такой князь, как Мстислав Удатный, их вполне устраивал. В управление землей не лез, глупых советов, что и как делать, не давал, а стоял на страже рубежей, охраняя мир и покой подданных. Поэтому хоть и ублажали бояре всячески князя, поддакивая ему во всём, но линию свою гнули твёрдо, и прирастали их вотчины добром и богатством. При таком раскладе были довольны все – и князь и боярство.

Такая сытая и спокойная жизнь была Мстиславу не по нутру. Ему, победителю гордых суздальцев, надменных венгров и кичливых ляхов, вновь хотелось вскочить на коня и во главе дружины ринуться в бой, круша боевым топором врагов налево и направо. Но на Галич никто не нападал, правду на Руси никто не попирал, а потому оставалось Мстиславу только ездить на ловы да в гриднице пировать. Вот и маялся князь от безделья, ибо его неуёмная энергия требовала выхода. И трудно сказать, долго ли мучился бы так Удатный и чем бы его маета закончилась, поскольку пришли грозные вести из половецкого поля.

На взмыленном коне примчался в Галич гонец и сообщил, что к рубежам княжества подошла большая половецкая орда, которую привел хан Котян, отец жены Мстислава. Тесть настоятельно просил зятя о встрече. Удатный этому очень удивился, потому что явился Котян без приглашения и предупреждения. Тем не менее пригласил родственника в Галич, надеясь там от него узнать о причинах, побудивших совершить столь далёкое путешествие. Новости, которые сообщил Котян, были тревожные: от Кавказских гор явился народ неведомый, называемый монголами, и учинил жестокое кровопролитие в Половецкой степи. Поведал старый хан и о том, как обманули монгольские посланцы Юрия Кончаковича и Данилу Кобяковича, которые жизнями расплатились за свою жадность и глупость. Котяну удалось отбиться от монголов и увести своих людей за Днепр, откуда он и прибыл в Галич.

Крепко задумался Мстислав. О том, что в Диком поле происходит что-то неладное, на Руси уже знали: «Начали приходить слухи, что эти безбожные татары пленили многие страны: Ясов, Обезов, Касогов, избили множество безбожных половцев и пришли в Половецкую землю. Половцы же, не в силах сопротивляться, бежали, и татары многих избили, а других преследовали вдоль Дона до залива, и там они убиты были гневом божиим и его пречистой матери… Ведь эти таурмены прошли всю землю Куманскую и преследовали половцев до реки Днепра около Руси»[11] (Из Тверской летописи). Тогда всё это казалось очень далёким, и русских княжеств как будто не касалось. Но внезапно оказалось, что это не так, беда стоит у порога, и надо что-то делать, чтобы она не пришла к тебе в дом.

Долго разговаривал Мстислав со своим родственником, выспрашивая подробности разыгравшейся в степи трагедии. За окном княжеского терема уже стемнело, на черном небе блеснули звезды, а Удатный всё продолжал расспрашивать хана. Бывалый воин, он хотел как можно больше узнать про неведомого врага. Котян обо всем откровенно рассказал зятю, а затем сказал: «Если вы нам не поможете, то сегодня мы были побиты, а вы завтра побиты будете»[12] (Галицко-Волынская летопись). Но Мстислава не надо было убеждать в необходимости совместных действий против монголов, он прекрасно понимал, что врага лучше встретить на чужой земле. К тому же, объединившись с Котяном, князь имел возможность поставить под свои знамёна прекрасную половецкую конницу, что многократно увеличивало шансы на успех. Но из рассказов тестя Мстислав сделал и другой вывод – галицким полкам, пусть даже и в союзе с половцами, остановить монгольский натиск будет не под силу, для этого требовались объединённые усилия всех князей Южной и Юго-Западной Руси. О чем Мстислав Мстиславич и сказал старому хану. Котян согласился с зятем и пообещал со своей стороны сделать всё возможное, чтобы склонить князей к совместному походу с половцами в степь. Проще говоря, решил задарить их паче меры.

Русский воин. XIII–XIV вв.

Худ. Солнцев Ф.

Не откладывая дело в долгий ящик, Удатный разослал гонцов ко всем своим родственникам и союзникам, созывая их на съезд в Киеве, чтобы сообща решить, что делать перед лицом надвигающейся опасности.

Первым, кто откликнулся на зов Мстислава Мстиславича, был его зять и сосед Даниил Волынский. Несмотря на некоторые размолвки между ними, в данный момент отношения Мстислава и Даниила были неплохие, чему способствовала совместная борьба против венгров и поляков. Дождавшись приезда зятя, Мстислав Удатный велел воеводам собирать полки, а сам вместе с Даниилом и ханом Котяном отправился в Киев, куда уже начала съезжаться остальная княжеская братия.

Призыв Мстислава Удатного неожиданно нашел отклик среди князей Южной и Юго-Западной Руси. Многие из них захотели сходить походом в Половецкую степь и сразиться с неведомым народом, позвенеть мечами о вражеские шлемы: «Ведь много было князей храбрых, и надменных, и похваляющихся своей храбростью. И была у них многочисленная и храбрая дружина, и они хвалились ею» (Из Тверской летописи).

В Киеве в это время княжил двоюродный брат галицкого князя Мстислав Романович по прозвищу Старый. Именно Мстислав Удатный в немалой степени посодействовал тому, что Мстислав Романович закрепился в древней столице Руси и правил там довольно длительный срок – целых 10 лет! Для Киевского княжества, где правители сменялись с калейдоскопической быстротой, это был довольно редкий случай. Объяснялось это прежде всего тем, что Мстислав Старый всегда мог рассчитывать на поддержку мощного клана смоленских Ростиславичей, и поэтому желающих согнать его со златого киевского стола пока не находилось.

Галич и Смоленск тоже чувствовали дружескую поддержку Киева, хотя Мстислава Романовича постоянно угнетал тот факт, что всё, что он имеет, он получил благодаря своему воинственному кузену. Тем не менее к просьбе Мстислава Удатного Мстислав Старый прислушался и дал добро на проведение в Киеве княжеского съезда. Одним из первых, кто туда прибыл, был зять киевского князя Андрей Иванович Туровский. Следом приехали князья из черниговских и северских земель: Мстислав Святославич Черниговский, сын его Василий Мстиславич Козельский и племянник Михаил Всеволодович; Изяслав Владимирович Путивльский, Мстислав Святославич Рыльский, Олег Святославич Курский, Святослав Всеволодович Трубчевский.

Подтянулись князья из земель смоленских, западных и южных: Александр Глебович Дубровицкий, Изяслав Ингваревич Дорогобужский, Святослав Ингваревич Шумский, Святослав Ярославич Каневский, Святослав Ярославич Яновицкий, Юрий Ярополкович Несвижский, Ярослав Юрьевич Неговорский, Мстислав Ярославич Немой, Владимир Рюрикович Овручский. Каждый из князей явился со свитой и гриднями охраны, которых требовалось накормить, напоить, спать уложить, поэтому забот у киевского князя сразу прибавилось. Мстислав Романович очень хотел поскорее закончить это высокое собрание, поскольку каждый день пребывания в Киеве всех этих близких и дальних родственников обходился ему недёшево.

Но здесь по уговору с Мстиславом Удатным на сцену вышел хан Котян и стал одного за другим обходить русских князей, задаривая их дорогими подарками. Хан не скупился, князья получали от него и коней, и верблюдов с буйволами, и красных девок половецких. А на прощание Котян говорил: «Сегодня нашу землю татары отняли, а вашу завтра придут и возьмут, и поэтому помогите нам» (Из Тверской летописи). Но больше всего Котян давил на своего зятя, а тот, соответственно, на остальных князей, убеждая их в необходимости объединиться с половцами и выступить против монголов. Однако был у Удатного при этом и личный интерес. Как по воинской славе, так и по ратному умению никто из присутствующих на съезде князей с ним сравниться не мог, а потому надеялся воинственный князь встать во главе объединённой русской рати и повести её против неведомого племени. Поэтому и старался князь Галича изо всех сил. Что-что, а говорить складно Мстислав Мстиславич умел, мог и слова нужные, до сердца доходчивые подобрать и пылом своим воинственным окружающих заразить. Молодые князья, для которых он при жизни стал легендой, знаменитому ратоборцу в рот смотрели и каждое слово его ловили – ещё бы, САМ говорит!

Говорил же Мстислав Удатный следующее: «Поможем половцам; если мы им не поможем, то они перейдут на сторону татар, и у тех будет больше силы, и нам хуже будет от них» (Из Тверской летописи). Проблема была в том, что за столетия вооружённого противостояния Руси и половцев к степнякам у русских людей сложилось крайне негативное отношение, и князья не являлись здесь исключением. Многие из них считали, что кара, которая постигла половцев, была заслуженной, и Бог, сжалившись над Русской землёй, покарал это нечестивое племя: «Ведь эти окаянные половцы сотворили много зла Русской земле. Поэтому всемилостивый бог хотел погубить и наказать безбожных сыновей Измаила, куманов, чтобы отомстить за христианскую кровь; что и случилось с ними, беззаконными» (Из Тверской летописи).

Русский воин. XIII–XIV вв.

Худ. Солнцев Ф.

Такие настроения было очень трудно переломить, и потому надрывался на съезде Мстислав Удатный, а хан Котян суетился изо всех сил, раздавая направо и налево породистых скакунов, сундуки с добром и степных красавиц. Усилия Котяна и Удатного даром не пропали, поскольку неожиданно взыграла удаль в киевском князе. «Пока я нахожусь в Киеве – по эту сторону Яика, и Понтийского моря, и реки Дуная татарской сабле не махать», – заявил Мстислав Романович, чем поверг высокое собрание в немалое удивление (Из Тверской летописи). Ибо в чём-чём, а в излишней воинственности его заподозрить было трудно. И действительно, вся прошлая жизнь Мстислава Старого к подобным декламациям не располагала, поскольку большинство его военных предприятий закончилось полной неудачей. В 1177 году вместе со своим дядей Рюриком Ростиславичем и старшим братом Ярополком он был разгромлен половцами, а в 1195 году был разбит черниговцами и попал к ним в плен. А здесь…

Споры разгорелись нешуточные, но то, что князья галицкий и киевский уже высказались за поход, постепенно склоняло чашу весов в их пользу. Да и половцы превзошли сами себя. Пискарёвский летописец сообщает следующую информацию: «Тогда князь великий половецкий крестися Бастый». Вот даже до чего дошло! В итоге было принято то решение, на котором настаивали Котян, Мстислав Удатный, а впоследствии и Мстислав Киевский – объединиться с половецкими ханами, идти в степь и там дать сражение монголам.

Здесь возникла новая проблема. Она заключалась в отсутствии подробной информации о противнике, поскольку русским о монголах было практически ничего не известно, а рассказы половцев были путаны и сумбурны. Наглядным примером того, в каком неведении пребывали русские люди относительно нового страшного врага, является следующее свидетельство летописца: «В тот же год пришли народы, о которых никто точно не знает, кто они, и откуда появились, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры. И называют их татары, а иные говорят – таурмены, а другие – печенеги. Некоторые говорят, что это те народы, о которых Мефодий, епископ Патарский, сообщает, что они вышли из пустыни Етриевской, находящейся между востоком и севером. Ибо Мефодий говорит так: „К скончанию времен появятся те, которых загнал Гедеон, и пленят всю землю от востока до Евфрата, и от Тигра до Понтийского моря, кроме Эфиопии“. Один бог знает, кто они и откуда пришли, о них хорошо известно премудрым людям, которые разбираются в книгах. Мы же не знаем, кто они такие, а написали здесь о них на память о русских князьях и о бедах, которые были от этих народов» (Из Лаврентьевской летописи). И действительно, даже с учётом той информации, которую на Руси могли узнать от купцов и торговцев, как русских, так и иноземных, знаний о тактике монголов и о том, как они ведут боевые действия, было ничтожно мало. Неоткуда было им взяться.

Зато было хорошо известно, где находилась в данный момент вражеская рать, сообщение об этом мы встречаем в той же Лаврентьевской летописи: «И подошли близко к Руси на место, которое называется Половецкий вал». Речь идёт о Змиевых валах, древних оборонительных сооружениях, которые были построены на левобережье Днепра, к югу от Киева. Исходя из этого, князья и воеводы сошлись на том, что местом сбора объединённой русской рати будет город-крепость Заруб на правом берегу Днепра, где находились остров Варяжский и Зарубинский брод. Решение принято, съезд в Киеве был окончен, князья разъехались по своим уделам собирать полки и дружины. Русь всколыхнулась, готовясь к битве с неведомым племенем.

Ибн аль-Асир засвидетельствовал то редкое согласие, которое царило среди русских князей, когда они принимали решение о войне с монголами: «Когда татары пришли к ним (русам), они все собрались и единодушно решили воевать с татарами, если те пойдут против них» (с. 143).

Разберем один из ключевых вопросов, который всегда возникает, когда речь заходит о монгольском нашествии и битве на Калке в частности. Суть его заключается в том, что очень многие исследователи обрушиваются с необъективной критикой на великого князя Георгия Всеволодовича за то, что он не привёл свои полки в Киев и не принял участие в битве на Калке. Вроде как просили помочь в войне с неведомым племенем, а он ответил отказом, а если бы не отказал, то всё могло сложиться по-другому. Получается, что стал владимирский князь предателем общерусского дела. Но так ли это?

Для начала отметим, что во многих летописях чётко прописано, что просили именно о помощи, а не о том, чтобы князь Георгий лично явился во главе суздальских полков. Об этом даже речи не было. И что примечательно, помощь от Георгия Всеволодовича князья Южной Руси получили. Лаврентьевская летопись этот факт чётко зафиксировала: «И послашася в Володимерь к великому князю Юргю, сыну Всеволожю, прося помочи у него; он же посла к ним благочестиваго князя Василька, сыновца своего, Костянтиновича, с Ростовци, и не утяну Василко прити к ним в Русь»[13] (с. 424). Об этом свидетельствует и Тверская летопись: «Послаша к Володимеру к великому князю Юрию Всеволодичу по помочь; он же посла им Василка Ростовского» (т. 15, с. 339).

Итак, великий князь помощь отправил. Причем отправил именно ростовскую дружину, которая была одной из самых боеспособных в Суздальской земле. В её рядах в своё время служил Александр Попович. В.Н. Татищев даже называет численность ростовских гридней князя Василька, выступивших в поход, – 800 человек, и, надо сказать, цифра эта довольно солидная для того времени. Княжеские дружинники – это не воины-ополченцы и не ратники от сохи, это прекрасно подготовленные бойцы-профессионалы, для которых смыслом жизни является война. Другое дело, что Василько не успел прийти в Киев к моменту сбора войск, но от Ростова до Днепра путь неблизкий, а гридней требовалось ещё собрать и снарядить в дальний путь. Поэтому известие о битве на Калке застало Василька в Чернигове.

Автор «Галицко-Волынской летописи», рассказывая о княжеском съезде в Киеве, мимоходом роняет следующую фразу: «Великого же князя Юрия Суздальского на том совете не было» (Галицко-Волынская летопись). Как видим, летописец старается заострить внимание на том, что Георгий Всеволодович проигнорировал княжеский съезд. Но стоит задаться простым вопросом – а зачем суздальскому властелину ехать в такую несусветную даль? У него что, дел в княжестве нет никаких, чтобы по щелчку пальцев из Киева мчаться сломя голову на берега Днепра? Владимиро-Суздальское княжество – независимое и самостоятельное государство, и до того, что происходит в Руси Южной, его князьям дела никакого нет. С таким же успехом Мстислав Удатный мог позвать в поход против монголов и новгородцев.

Георгий Всеволодович властелин огромного государства, самого мощного на Руси, и гоняться по степям за монголами ему не положено по статусу, у него для этого есть подручные князья и воеводы. Он – не Ричард Львиное Сердце или Мстислав Удатный, которым наплевать на государственные дела, лишь бы боевым топором в гуще битвы помахать. У великого князя обязанности несколько иные, и князь Георгий относился к ним очень серьёзно. Да и владениям его в данной ситуации угрозы не было никакой.

Не оставим без внимания утверждение В.Н. Татищева о том, что великий князь «брата же и сына ни одного не послал, поскольку оных татар презирал»[14] (с. 690). Мы уже убедились в том, что Василий Никитич не жалует Георгия Всеволодовича. Данный упрек тоже выглядит сомнительным, и дело здесь вовсе не в монголах, о которых князь Георгий имел довольно смутное представление. Все дело было в Мстиславе Удатном. Никогда не надо забывать о том, что между сыновьями Всеволода Большое Гнездо и смоленскими Ростиславичами стояла большая кровь. Георгий Всеволодович с братьями искренне ненавидели Удатного и его смоленскую родню и никогда бы не стали иметь дело со своими заклятыми врагами. В апреле 1216 года Георгий, Ярослав, Святослав и Иван плечом к плечу стояли на Авдовой горе против полков Мстислава и видели, сколько суздальских ратников полегло в этой злополучной битве. Никакая сила не могла их заставить идти вместе с Ростиславичами в одном строю. И то, что Мстислав Мстиславич решил отправить в стольный Владимир гонца с приглашением на княжеский съезд, было с его стороны большой глупостью. Он как никто другой должен был понимать, что Георгий в Киев не приедет.

Исходя из всех этих соображений, князь Георгий и снарядил на юг своего племянника Василька, у которого и дружина была крепкая и чей отец Константин сражался на Липице под одним стягом с Мстиславом Удатным. Всё понятно, всё объяснимо, и никакого предательства общерусских интересов нет и в помине.

Но у этой медали была и оборотная сторона. Родовой вотчиной суздальских Мономашичей был Переяславль-Южный, и как его сюзерен Георгий Всеволодович должен был принять участие в обороне южных границ Руси. И поскольку в данный момент в Переяславле не было князя, то и отправился Василько Ростовский вместе с дружиной на помощь южнорусским князьям.

Был и ещё один момент, о котором почему-то забывают те, кто делает князя Георгия ответственным за всё, что связано с монгольским нашествием. В это время резко обострилась ситуация в Прибалтике, а для Северо-Восточной Руси события в этом регионе имели гораздо более важное значение, чем те, что происходили в Половецких степях. Внимание великого князя было приковано к северо-западным границам Руси, куда он и направил главные силы. В дальнейшем мы разберем эту ситуацию. Поэтому говорить о том, что Георгий Всеволодович предал дело защиты Русской земли, поскольку не привел полки на Калку, возможным не представляется.

3. «И пошли они в поле половецкое…». Май 1223 г.

Русские полки и дружины начали скапливаться у Зарубинского брода. Туда же подошла и половецкая орда хана Котяна. Место для сбора войск было выгоднейшее, потому что вздумай монголы начать здесь переправу, то их всех так и положили бы на днепровском берегу. С каждым днём русская рать прирастала численно, пешие отряды спускались по Днепру на ладьях, а конные дружины шли вдоль берега. О том, как проходил сбор войск, очень любопытная информация есть у В.Н. Татищева: «И отпустили пехоту смоленскую, черниговскую и киевскую по Днепру вниз до порогов. Галицкая же и волынская пехота плыли водою по Днестру, оттуда вверх Днепром до порогов, которых было с 2000 ладей» (с. 691). Судя по всему, Мстислав Удатный и Даниил Волынский решили максимально ускорить переброску войск из своих земель и сознательно пошли на то, чтобы разделить свои полки, отправив пехоту отдельно от конницы. Но в данном случае риск себя оправдал.

Информация несколько иного свойства содержится в Галицко-Волынской летописи: «Изгнанники галицкие прошли по Днестру и вышли в море – у них была тысяча лодок, – вошли в Днепр, поднялись до порогов и стали у реки Хортицы на броде у быстрины. С ними был Юрий Домамирич и Держикрай Владиславич». Этих изгнанников летописец называет «выгонци галичькыя», и вполне возможно, это были те люди, которые были вынуждены уйти из Галицкого княжества после победы Мстислава Удатного. Приднестровье всегда было тем местом, куда массово бежали как простые люди, так и князья, спасаясь от могущественных врагов и в поисках лучшей доли. Достаточно вспомнить тех же берладников. Поэтому могло быть и так, что «выгонци галичькыя» пришли на ладьях, а пехота Мстислава Мстиславича и Даниила прибыла вместе с князьями, что и засвидетельствовал летописец: «А галичане и волынци, киждо со своими князьми» (Ипатьевская летопись, т. 2, с. 164).

Если судить по летописным известиям, то численное превосходство русских войск над монголами было подавляющим, одна только рать Мстислава Романовича Киевского насчитывала 10 000 воинов. Понятно, что не одну только дружину вёл за собой киевский князь, в поход пошло немало и пеших ратников. Киевский полк был одним из самых боеспособных во всем русском войске. Не меньшие силы могли выставить Галич и Чернигов. Поэтому лидирующее положение трех Мстиславов никем не оспаривалось, что и было отмечено в летописях: «Мстислав Романович Киевский, Мстислав Козельский и Черниговский и Мстислав Мстиславич Галицкий – они были старейшими князьями Русской земли» (Галицко-Волынская летопись).

Обратим внимание на то, что под понятием Русская земля здесь имеется в виду Южная и Юго-Западная Русь, где эта троица всеми делами и заправляла. Что же касается численности русской рати, то устоявшаяся цифра в 80 000 воинов вызывает определённые сомнения. В.Н. Татищев приводит не менее легендарные данные: «Князь великий исчислил все войска, которые с ним были: киевских, переяславских, городенских, черных клобуков и поросян 42 500, со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800, с князем Мстиславом черниговских и северских 21 300, да вятичей 2000, с князем Мстиславом галичан, владимирцев, лучан и подунайцев 23 400, и прочие младшие князи с ними, всего сто три тысячи (по-моему, 89 950), какого русского войска давно вместе не бывало» (с. 691–692).

Чтобы увидеть, насколько цифры, которые называет Василий Никитич, не соответствуют действительности, достаточно просто сопоставить его данные о тех воинских контингентах, которые пришли из Смоленской земли, с летописными свидетельствами. Историк пишет: «Со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800». Между тем в Софийской I летописи содержится несколько иная информация: «А из Смоленьска наруб 500 муж» (т. 5, с. 204). Не доверять летописному свидетельству у нас оснований нет. К тому же очень слабо верится, что такой город, как Туров, был способен выставить несколько тысяч человек, там дай Бог несколько сотен ратников наскрести!

В Ипатьевском летописном своде приводятся следующие данные о составе русского войска: «А куряне и трубчяне и путивлици, и киждо со своими князьми придоша коньми» (т. 2, с. 164). Летописец сознательно заостряет внимание на том, что эти князья привели только конные дружины, а пешей рати с ними не было. Данная информация перекликается со сведениями В.Н. Татищева, который пишет о том, что многие князья «обещали по крайней возможности больше войск собрать и немедля прийти,но многие, не желая пашен оставить, с малыми войсками шли» (с. 690).

То что могли себе позволить мелкие князья, не могли позволить ни Мстислав Галицкий, ни Мстислав Киевский. В летописях чётко прописано, что они привели не только конные дружины, а все силы Галицкой и Киевской земли: «А ис Киева – князь Мьстислав с всею силою, а из Галича – князь Мстислав с всею силою» (Софийская i летопись, т. 5, с. 204). Отсюда и цифра в 10 000 ратников в войске Мстислава Романовича. Исходя из этого, можно предположить, что и Мстислав Мстиславич привел не меньшее количество бойцов. Подводя итоги сбора войск, летописец отмечает, что пришли «вси князи Рустии и вси князи Черниговские» (Софийская i летопись, с. 204). Ещё раз отмечу, что под князьями русскими здесь подразумеваются южнорусские князья. По большому счёту, Мстиславу Удатному удалось совершить практически невозможное дело – он поднял на борьбу с монголами всю Южную и Юго-Западную Русь.

Немаловажным фактором было и то, что сумели объединиться половцы. Отбросив прежние разногласия, их ханы выступили единым фронтом против пришедших в их степи завоевателей: «И прииде ту вся земля Половетьская и вси их князи» (Софийская I летопись, т. 5, с. 204). Таким образом, объединив усилия, русские и половцы сумели создать мощное и боеспособное войско.

Численность всех русских полков и дружин вряд ли превышала 40 000 воинов. Что же касается половцев, то с учетом понесенных в предыдущих боях потерь они могли выставить орду от 10 000 до 15 000 сабель. В любом случае, при разумном руководстве этих сил было более чем достаточно, чтобы несколько раз подряд разгромить злосчастный монгольский корпус, который был измотан непрерывными боями и длительными походами. К этому необходимо добавить, что опыт войны против степняков у русских князей, воевод и простых гридней был просто колоссальный, а половцы прекрасно знали как театр предстоящих боевых действий, так и все тонкости войны в степи. Всё это в совокупности давало огромное преимущество союзникам и сводило к минимуму шансы Джебе и Субудая на успех.

Тысячи шатров раскинулись на правом берегу Днепра, и монгольские лазутчики, прячась на левобережье, пытались отследить всё, что происходило в русском лагере. Вряд ли полководцы Чингисхана имели достаточное представление о том, с каким врагом в лице русских дружин им придётся столкнуться. Что-то они могли узнать от половцев, что-то от шатающихся по степи бродников, но всё это была лишь обрывочная информация от третьих лиц и не более того. Субудаю и Джебе требовалось узнать как можно больше информации о противнике, и поэтому в один прекрасный день в русском лагере появилось монгольское посольство.

Ситуация повторялась как под копирку. Исхитрившись внести разлад между половцами и аланами, монголы разгромили их поодиночке, и теперь решили повторить удачный эксперимент. Необходимо было спровоцировать конфликт между русскими князьями и половецкими ханами, а заодно добыть как можно больше сведений о противнике. Рогожский летописец называет количество послов, прибывших в русский лагерь, – «прислаша 10 муж с поклоном» (т. 15. с. 27). Этого вполне достаточно, чтобы одни вели переговоры, а другие всё высматривали и вынюхивали. Летописи, которые описывают это посольство, отмечают его провокационный характер и подчеркивают стремление монгольских уполномоченных внести разлад между союзниками.

Оказавшись перед князьями, посланцы сказали следующее: «Слышали мы, что идете вы против нас, послушавшись половцев. А мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел ваших, и пришли не на вас. Но пришли мы, посланные богом, на конюхов и холопов своих, на поганых половцев, а вы заключите с нами мир.И если прибегут половцы к вам, вы не принимайте их, и прогоняйте от себя, а добро их берите себе.Ведь мы слышали, что и вам они много зла приносят, поэтому мы их также бьем» (Из Тверской летописи). Как и в первом случае, монголы упирают на жадность тех, с кем ведут переговоры, однако в этот раз они ошиблись. Русские князья оказались умнее Юрия Кончаковича и Данилы Кобяковича.

С другой стороны, у половцев уже был печальный опыт общения с монгольскими послами, и судя по всему, они этим опытом щедро поделились со своими русскими союзниками. Узнав о том, какие речи посланцы ведут в княжеском шатре, хан Котян со всех ног бросился к зятю и употребил всё своё красноречие, убеждая Мстислава не совершать ошибку, которую когда-то совершили половецкие ханы. Но Удатного ни в чём убеждать было не надо. Он для себя давно уже всё решил в Галиче, и не для того собрал пол-Руси, чтобы в итоге послушаться неведомых пришельцев и предать союзников. Однако князь не знал о том, как отнесутся к монгольским инициативам остальные князья, и, желая отрезать все пути отступления, приказал выдать монгольскую делегацию своему родственнику Котяну. Вот тут-то половцы и отвели душу, отыгравшись на послах за всё, что претерпели от их соотечественников.

Байку о том, как монголы трепетно относились к лицам, облеченным посольскими полномочиями, отбросим за ненадобностью, в неё свято верят либо люди некомпетентные, либо сознательно искажающие историю. Монголы сами резали послов с завидной регулярностью, невзирая на их статус и положение. Наиболее вопиющим здесь остается убийство рязанского князя Федора Юрьевича в ставке Батыя зимой 1237 года, но подробно об этом будет рассказано в следующей книге. Вся история становления Монгольской империи – это история подлости, обмана и коварства. Степняки практически всегда нарушали данное слово, очень часто прибегая при этом к двойным стандартам, чтобы оправдать своё преступление. Поэтому говорить о том, что именно убийство послов являлось краеугольным камнем их завоевательной политики, не приходится. Это всего лишь предлог и не более того. Не подвернулся бы этот, нашли бы другой.

После того как монгольская делегация была перебита, громадная русская рать снялась с лагеря и двинулась по правому берегу Днепра на юг, в сторону расположенной в низовьях реки крепости Олешье. Но пока полки были на марше прибыло ещё одно монгольское посольство. На этот раз оно передало короткое послание князьям от Джебе и Субудая, по сути это было объявление войны: «Если вы послушались половцев, послов наших перебили и идете против нас, то идите. А мы вас не трогали, и пусть рассудит нас бог» (Из Тверской летописи). Новостью это ни для кого не стало, русские и так были решительно настроены на войну. Посовещавшись, князья решили послов не убивать, а просто отпустили на все четыре стороны. Многие из князей и так были недовольны тем, что Удатный велел расправиться с первым посольством, поскольку не в русских традициях было убивать тех, кто пришёл к тебе с миром. Пусть даже при этом и козни плетёт. Случай в истории Руси беспрецедентный и оправдания не имеющий, но Мстислава Мстиславича это не волновало. Он даже и не подозревал, что в дальнейшем его самоуправство выйдет боком совершенно другим людям.

Русское войско продолжило движение на юг и вскоре подошло к острову Св. Георгия (Хортица). Туда же, согласно информации В.Н. Татищева, приплыла на ладьях от низовьев Днепра галицкая и волынская пехота, а согласно летописям – изгнанники из Галича, «выгонци». Но сути дела это не меняет. Путь, который они проделали, был не близок – сначала по Днестру до моря, затем вдоль побережья до устья Днепра, а потом против течения на север. Летописцы сохранили имена двух воевод, которые успешно осуществили столь трудный переход – Юрий Домамерич и Держикрай Володиславич.

Теперь все русские полки, участвовавшие в походе, собрались в один кулак, и князьям пришло время решать, как действовать дальше, поскольку на противоположном берегу Днепра появились первые монгольские разъезды. Когда весть о них достигла русского стана, то Даниил Волынский в окружении гридней и воевод отправился посмотреть, что же это за «народ незнаемый». Следом увязались другие молодые князья, и монголы быстро ретировались, не желая связываться с этой огромной, сверкающей сталью и золотом толпой. Юрий Домамерич, прикрывая рукой глаза от солнца, долго вглядывался в дрожащее степное марево, а затем уверенно сказал: «Это стрелки». Мнение, сложившееся после этой встречи у русских князей о монгольских воинах, было довольно оригинальным: «Это простые люди,хуже половцев». И только опытный воевода Юрий Домамерич высказал самое объективное суждение: «Это ратники и хорошие воины» (Галицко-Волынская летопись). Обсудив боевые качества противника, русские развернули коней, и вся кавалькада вернулась в лагерь, где Юрий Домамерич доложил обо всём увиденном Мстиславу Удатному.

Что же касается Даниила Волынского, то он поделился впечатлениями с остальными молодыми князьями и заразил их своей воинственностью. После чего молодёжь всем скопом отправилась к Мстиславу Киевскому и Мстиславу Черниговскому и стала убеждать старших князей перейти Днепр: «Мстислав и другой Мстислав, не стойте! Пойдем против них!» (Галицко-Волынская летопись). Но воинственный настрой молодых людей не произвёл должного впечатления на представителей старшего поколения. Мстислав Романович и Мстислав Святославич решили сначала всё тщательно обдумать, а уж затем принимать решение. Но пока они судили да рядили, события начали стремительно развиваться, и помимо своей воли киевский и черниговский князья оказались в них вовлечёнными.

Мстислав Галицкий очень внимательно выслушал Юрия Домамерича и сделал из рассказа воеводы далекоидущие выводы. Во-первых, князь узнал, что среди «народа неведомого» очень много конных стрелков, а это ещё больше усиливало роль половецкой конницы. Во-вторых, Мстислав решил, что раз на левом берегу Днепра наблюдается усиленное передвижение монгольских разъездов, то, значит, и главные силы врага где-то рядом. Третий вывод вытекал из предыдущего – переправляться всем скопом через Днепр на виду у вражеских войск просто глупо, для этого необходима тщательно подготовленная и неожиданно для противника проведённая операция. Не откладывая дела в долгий ящик, Мстислав Удатный занялся подготовкой переброски войск на противоположный берег. Но что характерно, кроме своего зятя Даниила и половецких ханов, в известность об этом никого больше не поставил. И если в этот раз подобная самонадеянность сойдёт Удатному с рук, то в дальнейшем она обернётся трагедией для всего русского войска.

Переправа дружины Мстислава Удатного через Днепр

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Князь Мстислав Мстиславич готовил переправу через Днепр очень тщательно. Из рядов галицкой и волынской дружины, а также среди половецких воинов было отобрано 1000 бойцов – лучших из лучших, обладающих немалым боевым опытом. Понимая всю сложность и важность предстоящего дела, этот отборный отряд возглавил лично Удатный. Галицкий князь не хотел ничего пускать на самотек, а потому решил перестраховаться и отправил к половцам своего верного человека – воеводу Яруна. Того самого, что оборонял Ржев от суздальцев, а затем был наместником в Перемышле. И половцы приняли это назначение как должное, поскольку ставки в предстоящем сражении были велики как никогда. В отличие от русских князей, для ханов эта была битва за выживание.

Ночью половецкие разведчики переплыли на левый берег Днепра, сняли монгольских дозорных и дали знать об этом Мстиславу. Князь незаметно переправил свой отряд, развернул его в боевые порядки и с ходу атаковал монгольский авангард под командованием тысячника Гемябека. Враг был разгромлен наголову, уцелевшие монголы бросились прочь с поля боя, увозя с собой тяжелораненого Гемябека. Но истекающий кровью тысячник не мог держаться в седле, поэтому нукеры закопали его в землю и прикрыли травой, надеясь уберечь таким образом своего начальника от плена. Однако половцы нашли его достаточно быстро и после короткого допроса расправились с Гемябеком. Ночь уходила, над степью поднималось солнце, и Мстислав Удатный велел развернуть стяги. Лавина русских и половецких всадников покатилась на восток – преследовать убегающего врага.

Слух о крупной победе Мстислава Галицкого прокатился по русской рати и словно подстегнул двух других Мстиславов, которые стали поспешно грузить свои полки на ладьи и перевозить через Днепр. Русское воинство сплошным потоком переправлялось на другой берег, строилось в походные колонны и выдвигалось в степь. Десятки тысяч пеших и конных ратников, поднимая тучи пыли, шли на восток, исчезая в знойном мареве, висевшем над степью. Князья гнали вперёд свои дружины, надеясь догнать победоносные части Мстислава Удатного и захватить свою долю добычи. Они опасались, что только победитель и его родня воспользуются плодами победы, оставив без трофеев всех остальных.

Бой богатырей с татарами

Худ. Архипов С.

А Мстислав Мстиславич продолжал стремительно двигаться в авангарде русских войск. Впереди главных сил шли половцы Яруна и конные лучники воеводы Ивана Дмитриевича, которые часто вступали в бои с монгольскими разъездами. Через несколько дней после переправы через Днепр произошло ещё одно сражение между русскими и монгольскими передовыми частями. И снова победа была за воинами Удатного, а враг продолжал отступать на восход. В этом бою приняли участие только половецкие и русские конные лучники, что и было отражено в летописях: «Русские стрелки победили их, и гнали далеко в степь, избивая, и захватили их скот, и со стадами ушли, так что все воины обогатились скотом» (Галицко-Волынская летопись). Умело используя степную конницу половецких родственников и мобильные отряды младшей дружины, Мстислав Мстиславич прочно овладел стратегической инициативой и не собирался её выпускать из рук. Конечно, такого опытного воина не могла не посещать мысль о том, не заманивает ли его противник в ловушку. Но, во-первых, Удатный был очень уверен в себе и своих войсках, а во-вторых, двигающаяся следом громадная русская рать невольно придавала князю ещё больше смелости.

Восемь дней длилось преследование уходящих всё дальше и дальше на восток монголов, восемь дней, изнывая от жажды и жары, шли русские конные дружины и пешие полки за избегающим прямого столкновения врагом. Когда впереди показалась речка Калка, произошла ещё одна стычка русских передовых отрядов с монгольскими дозорными. Во время схватки погиб воевода Иван Дмитриевич и ещё двое воинов, но вражеские разъезды удалось прогнать за реку.

На берегу Калки Удатный остановил стремительное движение своих отрядов. Надо было подождать отставшую пехоту и дать отдохнуть воинам, вымотанным беспрерывным восьмидневным преследованием. Галицкие, волынские, луцкие и курские полки располагались станами около брода через Калку. Рядом встала и половецкая орда. Вскоре стала подтягиваться и остальная русская рать. Подошли киевские полки. Мстислав Романович долго и внимательно изучал местность, а затем распорядился, чтобы его войска заняли высокий и каменистый холм над Калкой. Мало того, он велел окружить стан повозками и в наиболее уязвимых местах укрепить оборонительную линию кольями.

Эта оборонительная тактика и осторожность родственника показались Мстиславу Галицкому настолько странными, что в голове у него моментально созрел план дальнейших действий. Он решил никому из старших князей – конкурентов ничего не говорить, а на рассвете перейти Калку и своими силами разгромить противника. Богатый военный опыт подсказывал князю, что неуловимый враг находится за рекой и вполне возможно, что завтра произойдёт решающий бой. Славой и добычей Удатный делиться ни с кем не хотел, а исходя из практики предыдущих столкновений с монголами, считал, что собственных сил ему будет вполне достаточно. Но всё же решил в очередной раз перестраховаться и привлек к участию в грядущей битве Мстислава Луцкого по прозвищу Немой и молодого Олега Курского. Князья охотно согласились принять участие в авантюре Мстислава, сулившей славу и добычу.

Вскоре на берегах Калки воцарилась тишина, нарушаемая лишь окриками часовых. В лунном свете серебрилась река, медленно несущая свои воды к Сурожскому морю[15]. Люди отдыхали после многодневного похода, не ведая о том, что принесёт завтрашний день. Каждый князь расположился отдельным станом, каждый князь самостоятельно планировал свои действия на завтрашний день. И лишь в шатре Мстислава Удатного собрались те князья, которые вместе с ним решили на рассвете перейти Калку. Обсуждали план предстоящего сражения. Мстислав Мстиславич предложил быстро совершить переправу, с ходу атаковать врага и гнать его до самого Лукоморья[16]. Против этого никто не возражал, и совещание закончилось быстро. Когда все разошлись, Мстислав откинул полог шатра и долго смотрел на противоположный берег реки, словно надеялся сквозь ночной мрак увидеть вражеское войско. Затем князь по устоявшейся привычке обошел боевой стан, проверил дозоры, отдал последние наказы воеводам и скрылся в шатре.

Рано утром, когда солнце только начало подниматься над линией горизонта, Мстислав Удатный, строжайше запретив поднимать какой-либо шум, начал переводить свою рать через Калку. Первыми ушли на противоположный берег половцы воеводы Яруна, за ними полк Даниила Волынского, дружины Мстислава Луцкого и Олега Курского. Затем вместе с гриднями переправился сам Мстислав Мстиславич, а последними, кто перешёл через реку, были его пешие ратники. Галицкий князь настолько искусно выполнил этот маневр, что в других русских станах никто даже и не заметил, как половина союзных войск ушла за реку. Мстислав Удатный свой выбор сделал, и Калка стала его Рубиконом, после которого жизнь этого воителя разделится на две половины – до и после 31 мая 1223 года.

4. Битва с «народом незнаемым». 31 мая – 3 июня 1223 г.

Быстро переправившись через Калку, половецкая конница начала движение в сторону холмов, где маячили монгольские разъезды. При этом половцы постепенно смещались влево, освобождая место для волынских полков, а также луцкой и курской дружин. Конные лучники воеводы Яруна вырвалась вперед и устремились на врага, который на первый взгляд казался малочисленным. Но постепенно монгольские ряды стали густеть, неприятельских воинов становилось всё больше и больше. Затем они быстро развернулись в боевой порядок, и легкая конница Субудая пошла в атаку. Половецкие наездники натянули луки, и дождь из стрел пролился на вражеский строй. Нукеры на полном скаку открыли ответную стрельбу, и битва началась. С обеих сторон падали на землю убитые и раненые всадники, валились подстреленные кони, но накал сражения не ослабевал, наоборот, он усиливался с каждой минутой.

Мстислав Удатный переходит Калку

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Битва на Калке

Худ. Ивон А.

Воевода Ярун и хан Котян внимательно следили за боем. В какой-то момент им показалось, что половцы стали одолевать, и тогда, чтобы закрепить успех, они решили ввести в битву отборную конницу. В лучах утреннего солнца ярко блестели на солнце доспехи половецких беков и ханов, от пестроты одежд рябило в глазах, порывы ветра развевали бунчуки из конских хвостов. Воевода вытащил из ножен меч, а хан Котян поднял над головой саблю, громко прокричал боевой клич, подхваченный тысячами воинов, и пришпорил коня. Степь содрогнулась от удара о землю тысяч копыт, когда в атаку пошла тяжёлая половецкая конница. Закованные в доспехи воины Котяна стальной лавиной устремились на монголов. Навстречу этой орде – клин клином вышибать – на полном скаку вымахали тяжеловооруженные монгольские тысячи, и два конных потока с оглушительным грохотом столкнулись посреди равнины. Сотни воинов, выбитых из сёдел, были мгновенно затоптаны копытами, остальные рванули из ножен сабли и кривые мечи и принялись яростно сечь друг друга.

Следом за половцами воеводы Яруна в бой вступил Даниил Волынский, за ним последовали курская и луцкая дружины. Взяв копье наперевес и прикрывшись большим красным щитом, молодой князь мчался в атаку впереди своих гридней и первым врезался в боевые порядки монголов. Слаженный удар русских конных копейщиков смял передние ряды нукеров. Степняки поддались назад, попятились, и их строй начал прогибаться под мощным таранным ударом. Даниил продолжал наращивать натиск, в бой вступил пеший волынский полк, монголы дрогнули, а затем начали поспешно отступать. Князья повели свои дружины вперёд, но новые вражеские отряды преградили им путь, движение застопорилось, а потом остановилось вовсе, поскольку русское воинство увязло в лютой рукопашной схватке.

Тем временем в сражение вступали полки и дружина Мстислава Удатного. Чаша весов вновь начала клониться в сторону русских, и под их дружным напором монголы вновь попятились. Князь Мстислав сам повёл гридней в атаку, яростно рубя нукеров боевым топором. В какой-то момент князю показалось, что стоит сделать последнее усилие, и неприятель будет сломлен окончательно. Удатный храбро бросался на врагов, личным примером вдохновляя дружинников, и немало монголов полегло от ударов его страшного боевого топора. Но противник по-прежнему сражался крепко и не желал уступать. Тысячи всадников носились по степи и яростно рубили друг друга мечами и саблями, гридни и нукеры сходились в рукопашных схватках и, сраженные, валились на истоптанную копытами лошадей землю. Монгольская конница волной накатывалась на строй пеших полков, но ратники умело отбивались топорами и рогатинами. Битва явно затягивалась, и у Мстислава Мстиславича появилось нехорошее предчувствие, что его собственных сил может для разгрома неприятеля и не хватить. Но пока Удатный решал, как ему поступить в этом сложном положении, ситуация на поле битвы внезапно изменилась.

Разгром дружины Мстислава Удатного

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Когда Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский узнали о том, что Мстислав Галицкий перешел Калку, то возмущение, которое их охватило, было одинаковым, а действия – прямо противоположными. Если черниговский князь велел своим войскам спешно снаряжаться для битвы и быстро переходить Калку, то киевский князь поступил наоборот. Он приказал киевлянам готовиться к сражению и одновременно распорядился ещё больше укрепить холм, на котором стоял лагерем, а также сделать запасы воды. Мстислава Романовича терзали нехорошие предчувствия. Князь полагал, что перед тем, как идти на другой берег и вступать в бой, надо было тщательно разведать обстановку. А этого сделано не было. Исходя из сложившейся ситуации, Мстислав Старый пришел к выводу, что утренняя авантюра Удатного добром не кончится. Киевский князь старался просчитать возможные варианты дальнейшего развития событий. Глядя с вершины холма на собирающихся переходить Калку черниговцев и прислушиваясь к далёкому гулу сражения, он всё больше убеждался в том, что единственным правильным решением будет оставаться на своих укреплённых позициях. А там как Бог даст!

Субудай и Джебе-нойон применили тактику, которая была стара как мир, – измотав длительным и яростным боем русско-половецкую рать, они заманили её подальше от Калки, а затем обошли свежими тысячами с флангов и ударили справа и слева. Используя численное преимущество на направлении главного удара, монгольские военачальники тем самым сразу же решили исход великой битвы в степи. Половцы, атакованные во фланг и с фронта, не выдержали этого одновременного натиска и обратились в беспорядочное бегство, всё круша и сминая на своём пути. Пешая волынская рать была опрокинута и рассеяна этим неудержимым потоком обезумевших людей и коней, а княжеские дружины приведены в полное расстройство. Отчаянно сражающиеся гридни не только отражали монгольские атаки, но и уклонялись от лавины убегающих половцев, мчавшихся не разбирая дороги.

Даниил Волынский был тяжело ранен, вражеское копьё пробило пластины панциря и вонзилось в грудь, но в азарте боя он этого даже не заметил. Теперь же князь изнемогал под ударами наседающих на него со всех сторон врагов, и трудно сказать, чем бы всё это закончилось, если бы на помощь Даниилу не пришёл луцкий князь Мстислав Немой. Прорубившись с гриднями к раненому родственнику, Немой вырвал его из кольца врагов и стал уходить в сторону Калки, стараясь не попасть под копыта убегающей половецкой конницы. Достигнув реки, истомлённый жаждой Даниил захотел пить, и тут ему стало совсем худо. Телохранители подхватили князя, окружили со всех сторон и помчались прочь от Калки, по направлению к Днепру.

Мстислав Удатный так и не понял, откуда у него на флангах появились свежие монгольские тысячи. Некоторые дружинники вовремя заметили новую опасность и успели повернуться к врагу лицом, но не привыкшие к подобным маневрам пешие ратники дрогнули, бросили щиты и стяги и побежали к реке. Мстислав Мстиславич в окружении телохранителей метался вдоль строя, пытаясь удержать своих людей от беспорядочного бегства, но его уже никто не слушал. Князь раз за разом врубался в плотные монгольские ряды, надеясь остановить вражеский натиск, но всё было тщетно. Противник наращивал давление по всему фронту. Когда же Мстислав увидел обезумевшие от страха толпы половецких всадников и истекающего кровью Даниила, то он понял, что битва проиграна и надо уводить своих людей. Галицкие гридни стали пробиваться к Калке, где попали под сокрушительный удар тяжёлой монгольской конницы, которая преследовала половцев и остатки волынской, курской и луцкой дружин. Пешая рать была уничтожена, строй дружины разбит, и Мстислав Удатный понял – настало время спасать свою жизнь.

Мстислав Черниговский в окружении воевод стоял под стягом на берегу Калки и наблюдал за тем, как его полки и дружина переходят через речку. Часть войск уже переправилась и строилась в боевой порядок на противоположном берегу, другая переходила Калку вброд, а оставшиеся ратники и гридни толпились у переправы, ожидая своей очереди. Где-то вдалеке за холмами гремела битва, её отзвуки то затихали, то нарастали, и Мстислав Святославич переживал, что не успеет принять в ней участие. Шансы остаться без богатой добычи были велики, и черниговский князь поторапливал своих людей.

Внезапно за грядой холмов что-то изменилось, и шум сражения стал стремительно приближаться к берегам Калки. До слуха Мстислава Святославича донёсся дикий рёв обезумивших от страха людей. Приглядевшись, князь увидел волну половецких всадников, которая мчалась прямо на него. Насмерть перепуганные степняки на полном скаку вломились в черниговские ряды, и вся масса людей и коней опрокинулась в Калку. В эту кашу с разгона влетела монгольская конница, и воды реки сразу же окрасились кровью. Нукеры рубили гридней и ратников направо и налево, стремясь как можно скорее выбраться на другой берег. Не успевшие перейти через Калку черниговцы видели, как были уничтожены их главные силы и затоптаны копытами князья. Побросав стяги, копья и щиты, воины обратились в бегство.

Бегство Мстислава Удатного

Худ. Чориков Б.

Монгольские всадники выскочили на берег и продолжили атаку, не давая уцелевшим князьям объединить дружины и оказать врагу организованное сопротивление. Тысячи Субудая и Джебе по телам зарубленных, задавленных и растоптанных врагов, как по мосту, переходили текущую кровью Калку. Мстислав Старый с ужасом смотрел на то, что творилось внизу, но поделать ничего не мог – стоило его дружинникам спуститься с холма, как лавина беглецов и преследователей в самом прямом смысле втоптала бы в землю киевское войско. Поэтому князю оставалось только наблюдать за тем, как монголы безжалостно секли беглецов и мощным, слаженным натиском одну за другой опрокидывали вступающие с ними в бой русские дружины.

У подножия холма, где засели киевляне, монгольские военачальники разделили войска на две части. Одна группа степняков стала преследовать отступающих к Днепру русских, чтобы не дать им времени перевести дух и снова собраться силами, а другая сплошным кольцом стала окружать укреплённый холм. Мстислав Романович понял, что пробил его час.

Монгольская конница преследовала русских долго и настойчиво, выстилая их телами степь до Днепра. Пленных не брали – к чему они в этой далёкой стране, так далеко от своей земли? Половцы просто разбежались в разные стороны, их теперь днём с огнем не найдешь, а русские бежали к Днепру, где стояли ладьи, на которых можно было спастись. Но, к несчастью для беглецов, одним из первых, кто прискакал к переправе, был Мстислав Удатный. Распорядившись положить в одну из ладей истекающего кровью Даниила, другую князь оставил для своих телохранителей. Остальные же суда Мстислав Мстиславич велел порубить, пожечь или просто оттолкнуть от берега. Удатный пребывал в шоке от сокрушительного поражения и был насмерть перепуган. Князю казалось, что за ним гонятся монголы и вот-вот догонят. Прыгнув в ладью, Мстислав приказал отчаливать.

Битва киевской дружины с монголами

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Галицкий князь слышал проклятия, что посылали ему вдогонку столпившиеся на берегу дружинники и ратники, которых он лишил последней надежды на спасение. Ладья быстро разрезала днепровскую волну, а сидевший на скамье Мстислав Удатный так ни разу и не оглянулся назад, на берег, где он потерял всё – славу, честь и совесть.

Монголы под командованием тысячников Чегирхана и Тешухана взяли в кольцо холм, на котором засели киевляне. Военачальники решили овладеть укреплением с ходу и дали сигнал к атаке. Спрыгнув с коней, нукеры начали карабкаться на каменистый холм, посылая стрелы в толпившихся наверху защитников. Но не успели монголы добраться до середины склона, как сверху в них полетели камни и сулицы, а дружный залп из луков и самострелов выкосил передние ряды. Степняки скатились вниз, перестроились и снова пошли в атаку, но град метательных снарядов в очередной раз опрокинул их боевые порядки. С большими потерями нукеры отхлынули от холма.

Убийство пленных русских князей

Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.

Тогда Чегирхан и Тешухан изменили тактику и решили хорошо подготовиться к штурму. Их войска вступили в яростную перестрелку с киевлянами, а несколько сотен нукеров отправились изготавливать из камыша и тростника большие щиты. Монгольские военачальники хотели свести потери среди своих воинов к минимуму. Тысячи зажжённых стрел полетели в сторону русского укрепления, вонзаясь в частокол и телеги. Кое-где вспыхнул огонь, но киевляне загасили его шкурами и забросали землёй. Тем временем большая часть монгольских отрядов прошла по степи облавой, разгромила поодиночке русские дружины и вернулась к холму. Теперь Джебе и Субудай взялись за дело всерьёз. Нукеры, прикрываясь от стрел и камней большими плетеными щитами, со всех сторон пошли на киевлян, и теперь никакая сила не могла остановить их атаку. Отложив в сторону луки и самострелы, русские воины схватились за мечи и топоры. Княжеские дружинники спешились и встали в первые ряды ратников, готовые принять на себя первый и самый страшный удар врага.

Монголы налетели как ураган. Они пытались вырвать из земли колья, растащить повозки, нукеры запрыгивали на телеги и старались прорваться внутрь кольца обороны. Но этот неистовый натиск был остановлен. Ударами мечей, копий и топоров русские воины погасили воинственный пыл атакующих степняков и отбросили нукеров вниз по склону. Озверевшие багатуры, размахивая кривыми мечами, продолжали карабкаться наверх, но русские бились отчаянно и сотни мёртвых тел степняков катились вниз по склону с разбитыми черепами. Весь день грохотало над Калкой яростное сражение, и лишь когда солнце покатилось за линию горизонта, монгольские тысячи отхлынули от покрытого мёртвыми телами неприступного холма. Русские воины буквально повалились от усталости на землю. Ратники перевязывали раны, правили затупившиеся за день мечи, чинили повреждённый частокол. Мертвых воинов складывали в середине укрепления, а убитых лошадей свежевали на мясо, поскольку никто не знал, как долго продлится осада.

Наутро загремели монгольские барабаны, и тысячи степняков вновь пошли на штурм укрепления. Густо полетели с обеих сторон стрелы, ратники рубили и кололи пытающихся прорваться за кольцо из телег нукеров, и снова монгольская ярость не смогла одолеть русскую доблесть. Словно приливная волна накатывались на холм тысячи Джебе и Субудая, и каждый раз откатывались назад, устилая телами павших крутые склоны. Солнце палило нещадно, всё нестерпимей становилась жажда, и едкий пот заливал сражающимся воинам глаза, но киевляне снова устояли. И когда вечерние сумерки опустились на землю, монголы отступили от горы.

Всю ночь в русском стане жгли костры, опасаясь ночной атаки, а князья и воеводы обсуждали сложившееся положение. Оно было плачевным, поскольку в яростных двухдневных боях киевляне потеряли очень много убитыми, а количество раненых превышало все мыслимые пределы. Заканчивались стрелы и метательные снаряды, но главная беда была в том, что подходили к концу запасы воды. И если проблему с продовольствием можно было решить, забив всех лошадей, то проблему с водой можно было разрешить только одним способом – сделать вылазку. Но это означало новые тяжёлые потери, и главное, пришлось бы покинуть столь надёжное укрепление. Калка – вот она, рядом, прямо под горой, но чтобы добраться до неё, надо пройти сквозь монгольские ряды. Поэтому князья и воеводы решили продолжать бой на холме. Мстислав Романович понимал, что и монголы не могут сидеть под горой до бесконечности, у них свои цели и задачи, а затяжная битва с киевской ратью в их планы не входит. В попытках овладеть укреплением Субудай и Джебе запросто могли положить все свои войска, и тогда им пришлось бы по всей строгости военного времени держать ответ перед Чингисханом. Поэтому была надежда на то, что монголы уйдут.

Третий день битвы ничем не отличался от предыдущих дней. С первыми лучами солнца штурм возобновился и непрерывно продолжался до середины дня. Затем нукеры отступили, и русские воины увидели карабкавшегося вверх по склону одинокого человека. Многие из дружинников, ходившие до этого походами в степь, знали его, это был старшина бродников по имени Плоскиня. Его пропустили за кольцо телег, где Плоскиня предстал перед Мстиславом Романовичем и двумя другими князьями, которые находились в укреплении – Андреем Туровским, зятем киевского князя, и Андреем Дубровицким.

Бродниками русские летописцы называли смешанное местное население, которое проживало в нижнем течении Дона и Днестра, а также вдоль побережья Азовского моря в XII–XIII веках. В.Н. Татищев полагал, что так назывались русские люди, которые исповедовали христианство и были поселены на Дону «для показания бродов и переходов». С.М. Соловьёв считал их просто бродячими шайками, напоминающими казаков. Аналогичного мнения придерживался и Н.М. Карамзин, называя бродников разбойниками, которые иногда нанимались на службу за плату. Одним словом, это были люди, не внушающие доверия. И тем удивительнее было то, что произошло дальше.

Плоскиня сообщил, что монгольские полководцы, Джебе-нойон и Субудай-багатур, не желают больше проливать кровь своих воинов и согласны за выкуп отпустить князей и всю киевскую рать из ловушки. Пусть русские сложат оружие и идут куда хотят, им препятствовать никто не будет, монголы слово держат крепко. В подтверждение искренности своих слов Плоскиня целовал крест на глазах у тысяч киевлян и клялся, что всё так и будет, как он только что поведал.

Трудно сказать, почему Мстислав Романович решил поверить старшине бродников. Скорее всего, он просто сам не знал, что делать дальше. Плоскиня явно не внушал доверия и не был тем человеком, которому можно верить на слово. Бродники пользовались дурной славой, и князь не мог об этом не знать. Возможно, что Мстиславу Старому очень хотелось самому поверить в то, что он услышал, и именно поэтому он стал склоняться к тому, чтобы принять монгольское предложение. Но дело в том, что если бы князь единолично объявил о желании сложить оружие, а войско почуяло подвох и единодушно выступило против этого, то тут уже и Мстислав Романович не смог бы ничего поделать. Значит, дело было не только в киевском князе. Скорее всего, ратникам и дружинникам действительно очень хотелось верить в то, что говорил им Плоскиня. Понимали ли киевляне, что если они выйдут из укрепления и сложат оружие, то окажутся во власти безжалостного врага, разъярённого упорным трёхдневным сопротивлением? Врага, у которого при попустительстве их князя убили послов? Не могли не понимать, и тем не менее…

Дружинники растащили повозки, и в образовавшийся проход сначала прошли князья вместе с Плоскиней, а затем длинной вереницей потянулись вниз по склону русские воины. У подножия холма они кидали в одну общую кучу мечи, боевые топоры, щиты, а сами стремительно бежали к Калке, чтобы скорее напиться. Утолив жажду, воины и гридни направлялись в сторону Днепра. Князей же окружили люди Плоскини, они так и стояли, наблюдая за тем, как последние русские ратники спускаются с холма. Ровными рядами застыли внизу конные монгольские тысячи, никто из степняков не рвался вперёд и не кричал ничего обидного, они просто стояли и равнодушно смотрели на происходящее. И лишь когда последний дружинник бросил в кучу своё оружие, послышались гортанные команды, стена нукеров дрогнула, а затем рванулась вперёд, и монголы принялись яростно рубить безоружное русское воинство.

Князья и опомниться не успели, как их сбили с ног и принялись жестоко избивать, а потом, скрутив верёвками, поволокли и бросили под копыта коней монгольских полководцев. Мстислав Романович видел, как довольно скалился Плоскиня и что-то весело говорил Джебе и Субудаю, слышал дикий вой погибающей киевской рати и хотел лишь одного – чтобы всё быстрее закончилось. И только когда последний русский воин упал изрубленным на иссушенную солнцем землю, пришла очередь князей испить смертную чашу. Им припомнили всё – и убийство послов, и смерть Гемябека, и отчаянную трехдневную оборону, которую монголы смогли преодолеть лишь с помощью коварства и подлости. Мстислава Киевского, Андрея Туровского и Александра Дубровицкого положили на землю, а сверху на князей ровными рядами уложили доски, на которые бросили ковёр. На этом помосте и пировали монгольские военачальники, празднуя победу, разражаясь громким хохотом всякий раз, когда слышали, как трещат и ломаются кости у медленно умирающих русских князей.

5. «И был плач и вопль во всех городах и селах…»

На вопрос о том, кто засеял костями русских ратников берега Калки, кажется, ответ ясен – монголы, а то кто же ещё! Но всё не так просто и однозначно. Дело в том, что все шансы на победу изначально были у русских, а шансы монголов на успех были минимальные. Численно войска союзников значительно превосходили тумены Джебе и Субудая, а в том, что касается вооружения, преимущество русских дружин было несомненным. Говорить о том, что князья и воеводы не имели опыта ведения боевых действий в степи, тоже не приходится, поскольку Русь со Степью воевала столетиями, и опыт был накоплен колоссальный. Общеизвестно, что монголы были прекрасными лучниками, но присутствие половцев в рядах союзной рати сводило это минимальное монгольское преимущество к нулю. Да и сами русские были отличными стрелками. Опять получается, что шансов на успех у Джебе и Субудая практически не было.

Сами монгольские военачальники не продемонстрировали ничего нового или гениального, все применённые ими тактические способы борьбы были известны со времён седой древности. Заманивание противника в степь и изматывание его длительными переходами было типичной скифской тактикой, так что ни о каком открытии в области военного искусства здесь речи быть не может. Атаки конных лучников, а затем сокрушительный удар тяжёлой кавалерии по ослабленному противнику тоже придумали не монголы, это так же идёт от скифских времён. Самым ярким примером подобных действий на поле боя является битва при Каррах в 53 году до н. э., когда парфянская кавалерия наголову разгромила римлян, в равной степени используя как конных стрелков, так и панцирную конницу. А затем кто только не пользовался таким приёмом – и гунны, и авары, и печенеги, и сельджуки, те же половцы против русских дружин… Список можно продолжать долго, а потому в каком-то новаторстве полководцев Чингисхана заподозрить трудно, всё это хорошо было известно и до них. Да, у монголов была железная дисциплина, но на одной дисциплине далеко не уедешь, особенно при столь очевидном превосходстве противника. Как видим, у союзников преимущество было подавляющее, и, тем не менее, они потерпели сокрушительное поражение. Так почему же это произошло?

Очень чётко на этот вопрос ответил летописец: «Но все это случилось не из-за татар, а из-за гордости и высокомерия русских князей» (Из Тверской летописи). Учёный книжник ясно увидел главную причину поражения своих соотечественников не в монголах, а именно в тех, кто возглавил борьбу с этими пришельцами. И самая главная вина за позорное поражение лежит на Мстиславе Удатном, чьи действия в итоге и привели к катастрофе. Но парадокс заключается в том, что до определённого момента Мстислав Мстиславич действовал очень грамотно, и только впоследствии, когда амбиции возобладали над остальными чувствами, стал допускать ошибки. Самая главная из них заключалась в том, что когда Удатный решил переходить Калку, он не сказал об этом ни Мстиславу Киевскому, ни Мстиславу Черниговскому. Исключив, таким образом, из битвы практически половину русского войска. Причём летописец конкретно указал мотив, почему так поступил Мстислав Мстиславич: «А оба Мстислава оставались в стане, не зная об этом:Мстислав Галицкий не сказал им ничего из зависти,ибо между ними была великая распря» (Из Тверской летописи). Все древнерусские летописи, которые повествуют об этом событии, включая «Повесть о битве на реке Калке», отмечают, что именно это чувство подвигло Мстислава действовать в одиночестве. Именно зависть одного человека обернулась для всей союзной рати страшной катастрофой, за амбиции Удатного расплатилось всё русско-половецкое войско. И ладно бы, что пошёл воевать один, но он даже не сообщил соратникам о том, что открывает боевые действия, и когда остальные русские князья узнали о том, что происходит, они и полки-то толком не успели изготовить: «А князья не успели вооружиться против них» (Из Тверской летописи).

Проблема заключалась и в том, что помимо стратегической ошибки Мстислав Удатный допустил и ряд тактических ошибок, также имевших роковое значение. Во-первых, перед битвой князь не произвел разведку, как дальнюю, так и ближнюю. Не были выявлены места сосредоточения сил противника, и поэтому Мстислав не смог своевременно определить направление главного удара со стороны врага. То, что князь лично съездил в дозор и увидел монгольские разъезды, явно не отвечало потребностям момента. Поэтому русские полки и дружины действовали вслепую, практически наугад, а печальный итог такой непредусмотрительности со стороны русского командования нам известен.

Конец ознакомительного фрагмента.