Часть первая
Политическое послепутинье
Две дороги Дмитрия Медведева
Мы знаем имя нового президента, и все же задаемся вопросом: как его зовут на самом деле? Каков он?
Слово «медведь» – это эвфемизм, имиджевое прикрытие настоящего имени лесного зверя. «Ест мед», – говорили славяне, а как его зовут, они боялись сказать, дабы не навлечь на себя магический гнев этого природного Государя. Славяне уклонялись от того, чтобы честно обозначить имя могучего, да и уж тем более избегали подробностей его житья-бытья. А то еще вдруг почует, заявится, влезет в избу, снесет голову хозяину, тяпнет дитя из люльки.
Как зовут Дмитрия Анатольевича Медведева? Каков он, кроме того, что ест мед политики и питается нефтью и газом экономики?
Вопрос тем более существенный, что ответить на него придется. Очевидно, Медведев был обречен стать президентом в первом туре выборов. Остальные участники воспользовались кампанией для личной капитализации, для очередной саморекламы, но по факту своей бесполезной суетой только оттенили фигуру генерального кандидата.
Сегодня Медведев, вне зависимости от его качеств и заслуг, стал концентрированным выражением власти, предстал тем «право имеющим», тем сакральным хозяином, закрытым лесными кулисами, которого принимают как данность. Лично я убежден, что Медведев выводится на президентский пост не в качестве временного статиста, а надолго и всерьез. Путин поначалу тоже казался слабоватым и едва ли не призрачным (как его сторонникам, так и его недругам), но доказал: для закрепления себя во власти достаточно этой властью обладать.
Именно поэтому так интересно, каков он, будущий президент?
У Дмитрия Медведева есть две дороги. По одной из дорог он может направиться.
Медведеву в наследство достается система коррупции, и, что особенно драматично, коррупции политической. Власть зарекомендовала себя замкнутостью круга лиц, принимающих решения, навязыванием нескольких плоских лиц сложному и многообразному обществу. Узурпация ведет к стагнации, гниению и распаду, поскольку в закрытой системе невозможен приток свежей крови. Всякие новые лица тестируются на лизоблюдство и скудоумие, и лишь найденные пустыми и легкими получают возможность политической реализации. Политика в современной России превращена в пугающий тромб. Рискну создать фантасмагорическую метафору: этот тромб можно катить, и давить этим тромбом все живое, и тромб этот будет обрастать тяжестью от все более бесстыжих лизоблюдов, но дорога, по которой тромб катят, кончится обрывом. Инсультом политической системы. Это когда кровь, прорвавшись, бешено брызжет в мозг, в высшие кабинеты, и страну разбивает паралич.
Сохранять и умножать «традиции политической коррупции», подавлять любую общественную самостоятельность, давить низовое протестное творчество – соблазнительная дорога для главного политика.
Зачем это может понадобиться Д.А. Медведеву?
Чтобы доказать, что он не слабак. Что он не поддается «врагам», способен сурово править. И больше того – готов развить «успешный зажим» предшественника и продемонстрировать опытным путем, как можно закрутить вентиль еще эффективнее, чем ранее. До упора. Но эта дорога, с учетом возможных экономических неурядиц, грозит «мишке в ежовых рукавицах» кошмарной исторической одиозностью…
У Дмитрия Анатольевича есть и другая дорога. Дорога личного позиционирования, выгодно отличающая его в глазах общества от надоевших «держиморд» с их фарсом вранья и подавления. Чисто имиджево от кандидата в президенты требуется смена смыслов, символизирующая отказ от «досадных перекосов».
Пускай не сразу, пускай постепенно, но новый президент, «просвещенный правовед», мог бы реанимировать принципы политической дискуссии на каналах ТВ и в законодательной власти, внушить «силовым органам» необходимость следовать закону и уважать право граждан на самоорганизацию. Сделать ставку, нет, не на «вульгарный американизм», но на здоровые начала европейской социальной культуры.
Мы не затрагиваем сейчас экономических аспектов, мы говорим об азах функционирования уважаемой, исторически адекватной страны, способной на идейную конкуренцию с другими государствами.
Подлинное имя Дмитрия Медведева мы все узнаем, какими бы эвфемизмами испуганные и многоумные политологи не штопали тревожную неизвестность.
Дебаты: апофеоз сна
Первый канал. Дебаты-2008. В семь утра.
Покажите мне такого безумца, который переведет будильник и будет вскакивать, допустим, на полчаса раньше обычного, лишь бы насладиться этим зрелищем.
Лучше спать. А последние сновидения, как известно, самые яркие – они приятнее, интереснее и уж точно оригинальнее.
Чтобы узнать, как реагируют граждане на открытие теледебатов, можно спросить об этом, например, у соседа, кряжистого мужичка, вышедшего посмолить на лестницу. Но он поглядит на вас, как на дурня.
Ежели не хотите выглядеть дурнем в хитроватых глазах соседа дяди Пети, наберите словцо «дебаты» в блогах Яндекса. И насладитесь полосой суждений. Вовсе не обязательно это будут мнения тех, кого называют «ангажированными личностями». Гораздо любопытнее наивные и невинные, далекие от деталей политической механики, отзывы «плебса». Впечатления в дневниках, на форумах от разных обычных людей, которым выпало в семь утра включить ящик, напороться на известный сюжет и которые потом не поленились совершить пробежку пальцем по клавиатуре.
Известный сюжет вызывает тошноту. Тош-но-ту. Мониторинг приносит сплошь грубые и равнодушные суждения. Многие так и пишут: «Включил телек, дебаты, затошнило». Понятно, у некоторых тошнота и головная боль – атрибуты утренней яви, а тут еще и зрелище подходящее.
Но в чем же причина тошноты от дебатов?
Казалось бы, три удалых соперника. Грозная туча Зюганов, эксцентричная молния Жириновский, дождик, прыгающий пузырями, Богданов. Сон должно как рукой смахнуть.
Ужас в том, что дебаты окунают едва проснувшегося человека в новый сон. Это действительно отвратно: ты встал, протерев глаза, включил телевизор и погрузился в сон опять. Нелепый сон. Многажды виденный. Как тут не испытать чувство отторжения? Что делать зрителю? Переключиться на напевы Муз-ТВ или прошлепать на кухню варить кофе. Или, все же досмотрев знакомый кошмар, сесть за комп и вытеснить увиденное грубыми словами презрения.
Нужно объяснять, почему это сон?
Сон нелеп. Выборов нет. Выборы уже состоялись. А все три оратора – статисты абсурда.
Выступающие подобны мертвецам. Они санкционированы. Их постановочность выпукла и навязчива, как сцена казни Цинцинната Ц. в «Приглашении на казнь». Они утверждены стоять за этими кафедрами и говорить так и именно так. И даже манера их поведения согласована. Например, Зюганов и Жириновский не обмениваются наездами, Богданов, их меньшой брат-забияка, истово вещающий о том, что «дадим Интернет – и будет счастье всем».
Два бесполезных изжеванных нашими взглядами старика. И даже «свеженький» Богданов томит эффектом узнавания кудрей и щек, а его санкционированность, случайность, легкая заменяемость на любого другого назначенного игрока добавляет ему миражность нежильца.
Они не живут, они нам снятся. Нет воли к власти. Нет просто власти. Нет просто воли. Есть мантра, слова уж не важны, главное поддерживать запомнившуюся публике интонацию, каждый раз доказывая свое существование. Густой бас Зюганова с «хэканьем», отрывистые вскрики Жирика с кряканьем. Квакающее счастье Богданова. Зюганову положено вести себя активнее, резче, больше пучить глаза и багроветь черепом, Жирик, напротив, респектабельнее, чем обычно, надменен, губы поджаты. Ибо результат согласован.
Первое место. Медведев.
Второе. Зюганов.
Третье. Жириновский.
Четвертое. Богданов.
Отвратительна и, как сон, игра в полемику, они обсуждают Стабфонд и сходятся, что его надо тратить, говорят о внешней политике и удручаются, что кругом враги, но забияка Богданов тотчас предлагает «захватить НАТО своим членством».
Левада-центр провел опрос. Только три процента россиян объяснили желание идти на президентские выборы уверенностью в том, что эти выборы будут свободными и честными. Только 8 процентов респондентов посчитали, что от самих кандидатов зависит, кому быть президентом.
Парадоксально, но задача власти – чтобы так и было, чтобы избиратель утратил веру в смысл выборов, а получил странное наслаждение от роковой предрешенности.
Для этого сюжет «дебаты». Чтобы зритель плевался и от социально-державного популизма, и от натужного «эпатажа», понимая, что его развлекают мутные статисты.
На это все и рассчитано!
Чтобы человек пришел на выборы сомнамбулой и опустил бюллетень за ТОГО, КТО МОЛЧАЛ.
Людям отвратительны не сами выборы, не пресловутая «болтовня», а отсутствие политического знаменателя. Люди разочарованы в выборах не потому, что выборы есть, а потому, что выборов нет. Аполитичны без политики. Спокойно выбирая Медведева, они чудесно голосуют не за, а против – против статистов, фальшивыми до тошноты голосами оттеняющих единственно возможного претендента. Начальник-молчальник – это неизбежное, бюллетень падает во тьму, как слепой жребий.
«У масонов в четверг принято лежать в гробу. Вы лежите?» – «Да, конечно», – готовно отвечает Богданов. Они все лежат. Все три спорщика. Дни и ночи напролет. Там лежат, где их, как говорится, народ и видел.
Сонная деградация общества выгодна экономическому и политическому «менеджменту». Обывателя тошнит сквозь сон, а его все пичкают снотворным. Но подчеркнутый фарс чреват самым прискорбным: утратой политической легитимности. Дремучая низовая неприязнь к фарсу значит одно: если система хочет легитимности, фарс должен кончиться. К обществу наконец-то нужно проявить уважение. Тот минимум уважения, который и называется «реальной политикой».
Дебаты славной тройки – поминки по аполитичности. Предельный кризис как возможное начало воскрешающего исцеления. «Спи – замерзнешь», – внушала обывателю царственная аполитичность. Все шумнее, все сочнее, все чаще слышится новое слово: «оттепель», которое можно рифмовать с «вот теперь!».
Вот теперь, мол, будет новый, такой русский, такой созидательный нацпроект «Свобода».
Последнее, конечно, гипотеза.
Поживем и посмотрим.
Приемник для преемника
Этот текст я пишу следующим образом: правой луплю по клавиатуре, а левой кручу колесико радиоприемника. Слушаю музыку. Одна мелодия сменяет другую, волна накатывает на волну, и текст тоже колобродит волнами.
Политическая лирика, разминка под радио…
«Проклятые 90-е»…
В начале 90-х группа московских художников с дикими лозунгами перегородила Большую Никитскую своими полотнами, и, помитинговав на баррикаде из картин, пошла на Кремль. Ближе к Кремлю их вежливо оцепили, обошлось без уголовных преследований. Милиция смеялась.
Пестрая баррикада. Затор машин. Несанкционированное шествие. И что? А ничего, весело, и ладно. Помешали они ходу российской истории, перевернули город, спровоцировали ввод батальонов НАТО на территорию РФ? Такие ведь планы нынешние кремлевские мудрецы инкриминируют всякому, кто непокорен…
Сегодня веселье немыслимо. Художника, взбежавшего на Мавзолей с плакатом «Против всех!», будут допрашивать не на фуршете в галерее, а некто Андрей Чечен на Лубянке.
90-е были временем нищеты, разлома, низких цен на нефть, в конце концов. Страсти кипели нешуточные, но Ельцин амнистировал своих врагов. Нынешним хозяевам сама идея милости претит.
Да, 90-е были чересчур лихи, требовалось укротить пыл, укоротить прыть. Однако власть решила секвестировать так, чтобы больше никогда ничего не выросло. А урезала и прижгла не там и не то…
Итак, «благословенные нулевые»…
Какая Россия достается Медведеву?
Современную РФ характеризует опасная, тяжелая стадия деспотии, когда борьба ведется уже не против политических партий (таковые ликвидированы), а против отдельных личностей. Зачем деспотия? Из паранойи? Отчасти – да. Деспотия есть следствие непрофессионализма, ибо власть прибрана компашкой глухих и оттого анекдотичных неполитиков. Но деспотия – и для запугивания. Запуганными легче управлять. Здесь проявляется ущербный менеджерский прагматизм как прямое продолжение политической бездарности.
Кругом чудовищно скучно, любая попытка «движухи» банально небезопасна. Людям уныло жить. Россия затекла, связанная… Последняя восьмилетка – это сказка о потерянном времени. Время, лишенное насыщенности, событийности, когда и вспомнить нечего. Активные люди вычищаются, прижаты, власть ревниво борется с любым активизмом, пестуя лишь моральное уродство в виде тупоголовых последышей. А пассивные массы призваны довольствоваться заменой программы «Свобода слова» на блокбастер «Стальная хватка». Национальная идея, внушаемая гражданам, крайне проста: «А зачем политика нужна? Главное – пожрать, поспать, не тревожат хоть, может, копейку подкинут, дают спокойно дотянуть до издыхания…» Воистину нулевые годы! Как круги на воде…
К чему я перебираю все это?
А только к тому, что эти банальности и станут историческим вердиктом минувшим пустым годам. Не покорение Кавказа, рост доходов, и выбитая Олимпиада, а ложь и насилие, и скука, тоска смертная.
Я глубоко убежден, что каждую эпоху в первую очередь маркируют психологические приметы. 90-е – лютое, трагичное веселье. Начало века – скука и тупое насилие.
Но льдина поехала…
Свободу придется даровать. Ведь даже для самых упертых «сторонников сильной руки» нулевые годы подарили чудо – реабилитировали слово «свобода». Мы ждем оттепели, господин президент.
Накопилось. Не усугубляйте…
Превед, Медведовед!
На смену путинологам спешат медведоведы.
Последние и составляли книгу Медведева «Национальные приоритеты». Три части. Статьи, выступления, интервью. Все – избранное. Самые живые, пожалуй, интервью. В том числе довольно известное «Эксперту»: «Если к слову «демократия» приставляются какие-то определения, это создает странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идет о какой-то иной, нетрадиционной демократии». И даже эпитет «великий» в адрес Каспарова специально для журнала Stern.
«Путин. Его идеология» – так называлась книжка Алексея Чадаева, выпущенная издательством «Европа» в 2006 году. Книга была оформлена в средневековом стиле с мраморным рыцарем на фоне черной и желтой полос, а стальные глаза президента пронзали из странного бумажного выреза. Мрачная обложка и была главным впечатлением от книги.
И вот Чадаева уволили, уличив в реакционности. А во все той же «Европе» появилась книжка статей и выступлений Дмитрия Медведева. Веселая, подходящая для Свидетелей Иеговы обложка. Лилово-красный тон, уютное фото в белом медальоне: голубая куртка раскрыта, белая рубашка распахнута, на лице песочная европейская небритость.
Если твердить «халва», во рту закипит жуткая сласть, а под заклинание «оттепель» – за окном рушится зимний сталактит. Что бы ни думали комплексующие менеджеры, историю вершат не грубое бабло и мохнатая сила, но не менее грубые и колючие смыслы. Простые движения. Обложки. Фразы. Шутки. Символы. Историю делает психоз.
Кто-то скажет, что правители отстаивают свои личные интересы, а общество видели в гробу. Ну, так поэтому-то и прав Лев Толстой, различавший в наиболее выдающихся личностях бумажные кораблики, покорно бегущие по волнам времени. Идеология, оставленная властью без присмотра, сначала непомерно раздувается, охватывает массы, затем становится словесным прикрытием действий власти, в том числе в отношении противников («враги демократии» или, наоборот, «шакалят у посольств»), и потом уже… Потом идеология превращается в явь. Причем зачастую правители не видят полноты нарисованной ими же картины.
Не журнал ли «Огонек» сотворил из номенклатурного колхозника Горбачева – человека, устроившего перестройку и помахавшего загорелой рукой СССР? Похоже, Горбачев так до конца и не понимал, что происходит. Не усталостью ли от 90-х и тоской по порядку стоит объяснять тупые марши «верного югенда» или вседозволенность спецслужб, ставшую притчей во языцех?
Вряд ли Путин знает фамилию Червочкин. Однако этот парень, Юра, убитый после расклейки листовок в Подмосковье людьми, похожими на убоповцев, пал жертвой той стратегии натиска, которую знаменует собой средневековый рыцарь на черно-желтой обложке. Не случайно синклиту «реакционеров» ставят в упрек гнусную статью на сайте «Русского журнала», где дана индульгенция на расправы: «Это политика, деточки. Здесь могут и убить».
Не убий.
Палачество – или интенция к палачеству, или просто одиозность – всегда сигнал исчерпанности дискурса. Дальше дискурс можно либо освежать новыми жертвами, отгородившись от всего света, либо менять…
В книге Медведева много говорится о демографии, о бедности, о компьютеризации, о нацпроектах. Но за всем – сквозит востребованность главного нацпроекта. Идея свободы присутствует даже в верстке. В тех фразах, которые вынесены крупными буквами, вроде этой: «Оппозиция только тогда и является оппозицией, если она критическая». Россия изголодалась по свободе. Глубокая и яркая страна достойна уважения власти – чего-то более сущностного, чем хохмы, стрелялки и рапорты ткачих по всем каналам. В условиях вероятных экономических неурядиц фактором равновесия может быть именно расширение гражданской инициативы, социальное творчество, иными словами: оттепель. Когда энергичный человек, не связанный политической коррупцией, получает прямой честный шанс – строить историю своей страны.
Пока же шорох страниц, напоминающий сползание мокрого снега с крыши…
Что дальше? Удар заморозков? Или очищение от залежей, от рыцарских панцирей скользкого льда?
Русская история как американские горки, которые изобретшие их американцы не случайно называют «русскими».
Лишь бы Россия сохранилась.
Что за поворотом?
Я не сомневаюсь в том, что система падет, и будет падение ее велико. Давайте оглядимся в который раз.
Вертикаль власти – это такая башня, которую наглухо задрапировали лозунгами.
Под землей – башня глубоко бурит недра, над землей в башне считают прибыль. Вокруг башни слоняются миллионы подданных, духовно и материально опущенных. На плакатах, надежно укутавших башню, аляповатые лозунги: «Россия, вперед! Кто против – урод», «Объединение церквей. А чужебесие развей!», «Олимпиада в Сочи, всех порвем в клочья», «Слава стране-суверену! Враг, убейся об стену!», «Народу страшно навредя, опять ползут враги вождя»…
Юный подданный РФ с дешевой цигаркой в зубах, разбитыми в драке кулаками и без всякого светлого будущего чавкает бутсами по снегу, запрокинулся, скалится: «Блин, здорово. А мы-то крутые!» Сплюнул в снег и бредет дальше, аполитичный, асоциальный, и именно поэтому всегда готовый голоснуть за «крутую Россию» – за того, кого назовут по телеящику. Вот тебе и «возрождение национального инстинкта»…
Драпировка глухо закрыла вертикаль. Однако сквозь плотный кумач так и слышится скрип, скрип, скрип, плаксивый, монотонный, наивный, как у детских качелей. Это пилят бабло. Те, кто выстроил под свои аппетиты вертикаль.
Не случайны их выпады сразу против «позднего совка» и «клятых 90-х». Они ведь наследники тех и тех, но более грамотные. В этих выпадах не только пропаганда, но искреннее менеджерское недоумение о предшественниках (мол, раньше и впрямь послабее нашего держались). Новые управленцы извлекли урок. Они – дельцы абсолютные, для которых идей нет, а есть эффективность контроля и предельное бесстыдство идеологических спекуляций. Им непонятно, как это – проиграть, если уже дорвался.
Поздние советские чиновники были рыхлыми и не бойцовыми, в том числе потому, что эти старички из Политбюро не владели реальной собственностью. Убого, криво, но как первопринцип сохранялся «социалистический уклад». Был некий высший смысл над старичками. Реформистская элита, утвердившаяся под победный крик о демократии, наконец-то стала хватать в личное распоряжение госсобственность. Но и эта элита была уязвима, поскольку не могла отказаться от убогого, кривого, но все же идеала «либеральных прав и свобод». Был некий высший смысл над гангстерами. Новая власть выкинула все идеалы и принципы. Есть стратегия выкачки недр и распила бабла узкой компашкой, народу же – довольно тряпичных лозунгов на башне.
Понятно, что подобная картина может быть воспринята как безрадостно-схематичная. Но ведь правда же – нет у них воли что-то сущностно менять! И при их системе никогда такой воли не будет. Менять – это дело если не опасное, то второстепенное… Главное для них – уклониться от перемен, держать подданных в полном подчинении, и, сидя в башне, поплевывать на темную страну. А самим иметь хороший доход и щелкать оппонентов.
Наличие любого самостоятельного оппонента – теоретически рискованно, – это власть помнит.
Гордо возвышается одна башня, а лачуга всякого, кто был против, либо сожжена дотла и житель ее спрятался в скит под землю, либо вымазана дерьмом позора, либо загнивает, опустев, ибо владелец перебежал в сытную башню, либо это – нежилой фанерный домик «потемкинской оппозиции».
И думают сидельцы башенные, что уже они и непобедимы, похерили пустую лирику, все отмели и зачеркнули, кроме специфического «криминального патриотизма». Прочна их башенка!
Заблуждаются.
По исторической логике вещей, слетят и они вместе с обломками своей башни… Слетят, потому что трагическая история России – это не монотонный распил бабла, а взмахи детских качелей: то государство насилует инакомыслящих, то инакомыслящие насилуют государство.
Мучая нас ложью и тупостью, эти «государственники» в очередной раз подставляют под удар целостность страны, которую проткнули стержнем своей башни. И об одном моя мысль: как бы не треснула и Россия, когда их башня расколется…
Эту власть могла бы смести широкая коалиция. Популярная. Авторитетная. Только коалиция всех активных гражданских сил на принципах патриотизма, социальной справедливости и свободы могла бы мощным порывом вихря сорвать фальшивые тряпки лозунгов с вертикали власти и вдохнуть живое обновление в граждан. За это я выступал, и для этого пошел в политику после ограбившей народ «монетизации». Мы стояли вместе перед многими тысячами сторонников на общем митинге – Рогозин, Зюганов, Глазьев, Лимонов. Явлинский поддерживал. Стремительно левели «либералы», а «патриоты» проникались смыслами свободы.
Но не получилось объединиться и надавить. Не вышло консолидации, например, с требованием провести референдум по ключевым вопросам общественной жизни. В референдуме отказали? Так надо было затопить центр Москвы гневливым людом.
Время утекало. И истекло. Одних демонизировали, других купили, третьи «слиты» и чахнут не у дел, четвертые – статисты.
Остался узкий, страшно далекий от народа кружок упертых либералов, ориентированных на «мировое мнение», – беспомощно и плохослышно стенают, и их легче легкого выставлять агентами Запада.
Осталась КПРФ. Но вряд ли в ближайшие сроки порадует нас сюрпризом-прорывом эта «недосогласная» парламентская партия, четко усвоившая «правила порядка».
На излете политической зачистки вдруг образовалась «Справедливая Россия», воспринятая мной как возможность раскола элит. Показалось, что власть готова допустить легальную критику изнутри, каковая неизбежно есть мина под всю их порочную систему. Мне удалось даже прорваться в федеральную тройку на парламентских выборах, но система среагировала молниеносно. Зазвучала команда из большой комнаты, и обитающий в комнатке поменьше чиновник гаркнул: «Слушаюсь и повинуюсь». И меня вычеркнули. Словом, допуская самые неожиданные сценарии, я не вижу в оформившейся «СР» (ее список и до меня был искромсан) независимого заряда, в отличие, между прочим, от того, что было с «Родиной», в которой такой заряд был.
Как действовать в политике дальше, когда политики нет?
Известна тотально внесистемная «Другая Россия», которой почти, как Прометею, хищный ОМОНовец клюет в печень на очередном марше, но это не ломает воли к маршу. Может ли «Другая Россия» хоть чего-то добиться? Предпочту повесить этот вопрос в воздухе.
Вот и уважаемый в народе, действительно перспективный оппозиционер Глазьев так и не доехал до «другороссов». Энергичный уличный боец за справедливое дело юноша Удальцов отшагнул от них. Туда же – и замечательный Делягин, органично и аргументированно сочетающий названные выше идеи патриотизма, социальной справедливости и свободы. Эти три элемента и, кстати, эти три человека могли бы быть полезны.
Полновесный субъект отсутствует. По этой причине свернул былую оппозиционность чуткий к историческим перепадам Проханов.
А кого-то поманит сумасшедший (вернее, вполне «нормированный») маршрут: ринуться в «Единую Россию». Пытаться наполнить мертвые слова о великой России – действенным содержанием… Но попытки влиять на власть изнутри и менять ее в сторону «любви к народу» – пусты. Власть не будет сотрудничать с честными, сложно и самостоятельно мыслящими. Власть готова признать своими только тех, кто прошел инициацию, – пнул поверженного чужака. Это обязательный ритуал: пнуть и без того пинаемых «шпиона» Каспарова или «фашиста» Лимонова. И поскольку я неоднократно отказывался участвовать в этой дурной забаве, меня власть любить не может.
Вдруг политическая оттепель не случится мгновенно и впереди «новое средневековье»?
Вдруг, намеренная сохраниться, система станет следовать сценарию возрастающего упрощения, а значит, и ужесточения?
Не исключено, что скоро нельзя будет по ТВ сетовать на низкие пенсии, а потом нельзя будет умалчивать о своей любви к великому строю, если ты хочешь публично говорить о политике. Это случай конспиролога Кургиняна – при Ельцине его не пускали на экран как державника, теперь пускают, но за это он должен сочно славить… А потом примутся требовать славословий уже ото всех, кто активен, кто хочет расти и цвести, – от ученых, писателей, музыкантов, бизнесменов…
Что же делать?
Не бросать в мыслях народ и Россию. Не разлюбить.
Крепка вертикаль. Бессильна оппозиция. Но ведь увидим и падение унылой вертикали…
Все активные и мыслящие люди настраиваются против этой власти – чем скрытнее будут против, тем яростнее. Однажды (и не через семьдесят лет, поверьте! другие нынче темпы! стрясется все, думаю, негаданно скоро) внутри системы начнутся сдвиги, либерализация, развенчание «культа безликой личности», и возникнет общественный зазор, в который мощно хлынет запретное.
Первый канал станет крутить душевный фильм о страданиях праведного Ходорковского. В сознании «прозревшего плебса» Лимонов и Каспаров уподобятся Солженицыну и Сахарову. И все это как фарсовое повторение перестройки.
Один вопрос: не получим ли мы вполне конкретный распад той территории, к которой так нагло присобачила себя эта власть, даже обозвавшись «Единой Россией»? И неужели опять впереди – перестроившаяся номенклатура, жгущая партбилеты, да стреляющие веером разбойнички? Вряд ли новым диссидентам достанется контроль над падающими кусками…
Дикий морок. О чем он?
Об отсутствии скрепляющей идеи.
О том, что деморализованной оппозиции не стоит впадать в исторический нигилизм, в отчаянное неразборчивое упоение «западными нравами», в исступленную скорбь по 90-м…
…Не впасть в тряское отвращение к «тысячелетнему навозу государства» и «вечно крепостным». Не поддаться на искушение демонтажа в своем сознании России – государства как воли и представления, Родины, своеобычной, для каждого особенной, но теплой, иначе накроют с головой ледяные волны злобы с пеной апатии. Было бы дурковато – назло власти отморозить свое сердце, ожесточиться, проклясть страну. Наоборот, в неприятии системы и либерал, и государственник должны ощутить единый гул, одну музыку, кровоточащую, солнечную – как патетично сказал западник Герцен по поводу славянофила Константина Аксакова: «Мы, точно головы орла, смотрели в разные стороны, но в нас билось одно сердце».
А не случится ли, что в момент падения лживой системы вся наша ведущая оппозиция начнет бессердечно топтать вчерашних гонителей, забыв о милости к падшим? Не будет ли оппозиция блевать взахлеб на фальшивые лозунги о величии, забыв о том, что подлинное величие необходимо?
С любовью к Родине и заботливостью о судьбе нашего народа, с милосердием – только так и такая победит оппозиция. Это востребовано вокруг и поможет быстро победить.
Патриотизм – это прежде всего чувство. А любовь трудно объяснить схемами.
Над моими словами, пожалуй, и рассмеются.
А, не дай бог, получится как всегда – хрястнет качелью возмездия по высокой башне, надломится вертикаль, побежит трещинами русская земля…
Давайте помнить, что нынешняя власть спекулирует на настроениях народа лозунгами вроде: «Россия, вперед!», но лозунг этот честно отвечает настроениям измочаленного народа. Россия должна быть большой, сильной, самостоятельной, и транслировать не столько нефть, сколько особый подход, свою идею, свет миру, добротолюбие.
Распад России – это нам грозит.
Кремль будет наш, но должно с любовью и решимостью удержать груз страны.
И мы узреем ненавязчивые очевидные признания: «Почет бюджетникам-героям – теперь зарплаты им утроим!» или: «Суверенная страна – олигархии хана», или: «Разорви чинуша смету – за коррупцию к ответу!», или: «У нас в стране свобода слова – указ Сергея Шаргунова».
До встречи.
Канонизация 90-х?
Однажды я написал роман «Ура!» и одну из глав назвал «Поздний совок».
Спелое золотое детство прощальной империи было в этой главе. Время, когда даже воздух казался густым, как кисель, каждая черта пейзажа обещала покой и достаток, на всем лежала сиреневатая магическая печать «Сделано в СССР». Помню возмущение критики. «Вот и до романтизации брежневизма докатились…» – едко недоумевал уважаемый критик Немзер. Позитивный взгляд на период мрущих один за другим генсеков казался противоестественным и эпатажным. Все это было еще до сериала «Брежнев» и иже с ним, до повального увлечения граждан ретро-мелодиями.
Сегодня глава «Поздний совок» стала явью. Страна бесконечно и сладко спекулирует на достижениях и образах позднего совка. И нравы тогда были чище, и государственный аппарат был, в общем-то, вегетарианский, и самая большая на свете территория скорее величественно развивалась, нежели загибалась. Так считают люди. Долг писателя и политика – ощущения людей улавливать, как точным зеркальцем улавливают рассеянный свет, а дальше можно выводить гулять по стенам тех блестящих солнечных зайчиков, которые суть «искусство» или «идеология». (То есть можно и иногда нужно не соглашаться с общим, коллективно-рассеянным мнением, но улавливать это мнение надо, потому что это мнение и есть историческая тенденция.)
Я же теперь предупреждаю: рано или поздно (вероятно, достаточно скоро) в обществе начнется романтизация 90-х.
Да, кромешных 90-х, когда всех нагнули с приватизацией и вкладами, танки шарахали по Белому Дому, началась чеченская война, пьяный Ельцин плясал и шатался, и все было просто жуть.
До недавнего времени поздний совок тоже считался злом. Разложение элит – типажи циничной мрази-комсомольца и маразматика из Политбюро, ступор экономики, обрыдшая пропаганда. Кошмар. Ан нет, полюбили и теперь облизываем совок, как оказалось, вовсе и не помоечный, а золотой.
Что тому виной? Конечно, последовавший за совком период. Свобода в экономике, политике, культуре обернулась нищетой, болью и унижением маленького человека, который якобы перестал быть советским винтиком и оказался либеральной солью земли. Вот-вот. Растерли благополучных стальных советских винтиков до состояния соли, многих закопали в землю, некоторых пока ветер еще носит над землей, неприкаянных.
Эти потерянные люди с тоской неизъяснимой и присягают сейчас на верность позднему совку. Они молятся на священный жирный слой в десять или пять лет, когда их предсказуемое, расцвеченное ансамблем «Пламя» существование было столь близко к освобождению.
Чем ближе к падению, тем острее ностальгия. 84-й – слезы ручьем! Близко изгнание из рая! Рай еще тянулся, тяжелый, переспелый, наливалось гнилью родимое пятно у последнего генсека, чтобы через короткое время, прорвав гниль, вырвался огонь катастрофы.
Короче, люди ностальгируют.
Но есть люди, рожденные уже после СССР, выросшие в новой реальности. И тот смысловой откат в поздний совок, который происходит нынче как символическое отмщение за поломанные судьбы их отцов, этим новым, несоветским людям чужд.
Мы привыкли жить символами, а не фактами, словами, а не делами.
Почему де-факто провалились 90-е? Потому что либералы, имея власть, вполне могли бы обеспечить прозрачность судов, обуздать коррупцию, повысить безопасность и благополучие, но они лишь расхищали собственность, прикрываясь пустыми словами вроде «реформ» и «демократизации». Настоящих практических реформ, кроме разворовывания, не было.
Но ведь и поздний совок вовсе не был так прекрасен, как хотелось бы. Зачем же мы на него любуемся? А нам нравятся апокрифы! А мы наслаждаемся мифами! Поздний совок – это единственное противоядие, приняв которое, отходишь от обмана и насилия 90-х.
Тут и начинается самое интересное. Каким войдет в народное сознание первое десятилетие 2000-х годов? Как период стабилизации, порядка, повышения качества жизни, или?.. Или – очередного пустословия, только «патриотического»? Уже сейчас вошло в обиход понятие «нулевые годы». Может быть, через несколько лет, после какого-нибудь экономического кризиса люди будут плеваться, вспоминая грандиозный обман, удивляясь: чем же мы дышали в условиях полной несвободы, необычайного усиления чиновников, спецслужб и прочих держиморд? Куда это, в какие иллюзорные мракобесные топи мы свернули с проторенной европейской дороги?
Не хотелось бы, чтобы так говорили.
Но так обязательно будут говорить, если нынешние патерналистские ужимки останутся прикрытием очередного передела собственности.
В перестройку и в 91-м народ вдохновенно поверил в образ «свободы», но жестоко разочаровался. Западные ценности оказались сурово дискредитированы. То, что сейчас народ уверовал в «патриотизм», обещает крах веры. И новый виток новой абсурдной веры.
Снова предупреждаю: романтизация 90-х!
Попробую встать на позицию подобного романтика.
Это было время свободы… Да, Ельцин стрелял в оппозицию, но сразу же и дал восстановиться ей в полную мощь. Да, начал войну в Чечне, но и устроил мир. И т. д. и т. п…
Сво-бо-да! Особенно поздние 90-е. 98-й год. Накануне кризиса. Я говорю и о Москве, и о крупнейших городах, куда постоянно наведывался. До кризиса ощущение появившегося «среднего класса» было таким же, как и сейчас. Даже большим. Кафе забиты посетителями. Веселые кислотные девочки гуляют всюду. Пирсинг, тату, Гайд-парк. Веселое телевидение. На митингах Анпилов жжет, шахтеры загорают на Горбатом мосту, милиция не мешает. НБП не чувствует нужды устраивать что-то противозаконное, тусуется эстетски. Улицы гораздо приветливее, чем сейчас. Никто не ждет взрывов домов или метро или захватов школ. Да, были Буденновск и Кизляр, но в целом все нормально, страх террора не мучает, потому что власть не перегибает палку. Время бодрости, вольницы, полемики, и никаких тебе тупых фанатов президента с бейсбольными битами. Дать бы этому времени нынешние цены на нефть – и вперед, с песней Лагутенко: «Ее мальчик далеко, в чужих морях пьет других девчонок сок!» Идущие врозь… В нормальное свободное общество.
Только что я озвучил не собственное мнение, а то мнение, которое обязательно зазвучит в народе, если власти не перестанут заниматься исключительно пиаром вместо реального улучшения ситуации в стране. Пока уровень жизни не шибко лучше, чем в 90-е, а вот свободы мало. Это значит, что идеалы «суверенной демократии», а проще – патриотизма будут опорочены, как это уже случалось с идеалами «либерализма». И будет – извините за пошлое слово – спираль.
Это значит, что смысловой либеральный реванш неизбежен. Допустим, после 2010 года. Тогда-то и прозвучит сакраментальное: «Как же вы жили при Путине, бедненькие, когда вам даже пить пиво запрещали на улице, отменяли студентам отсрочки от дикой армии, и за малейшую политическую выходку сажали в дикую тюрьму и справляли на дикую зону? Нет, вот в 90-е было зашибись!»
Советские люди улягутся в землю, ельцинское молодое поколение станет зрелым. Романтизация 90-х настанет. Ельцина канонизируют.
А дальше?
Обман и разочарование – это конвейер. Будут сплошные слезы народные и новые мифы о недавнем прошлом – пока российская властная элита не преобразится и не возвысится до внутренней революции. Надо быть как Петр Первый, как янки с их протестантской этикой, как черти лысые.
Реальными надо быть, а не мыльными.
О возврате ценностей
Общество ничем уже не удивишь. Последнее, что может шокировать и взбодрить, как электроразряд в погасшее сердце, – возврат ценностей.
Что такое эти ценности?
Заунывное доктринерство, назидание скрипучим голосом, промывка мозгов, отказ от энергичности в пользу музейности, оглушение нечестивых колокольным звоном?
Ценности – это, прежде всего, нечто выходящее за рамки привычной политической возни, бессмысленного междусобойчика. Нечто, обращенное от продажной закисшей элиты, – к «другим».
Верить в ценности – значит иметь собственную правду. Ту, которой можно заразить других. Которая внятна. Апеллирует к вселенскому.
Такой «русской правдой» могла бы стать идеология добротолюбия. Но пока разговор о потребности в ценностях как таковых.
Во все времена власть имущие старались подводить под свои действия, даже самые жесткие, ценностную базу, обращались к глобальному благу человека – будь это спасение души, интересы труженика или свобода выбора. «Нравственно то, что служит делу революции/пролетариата», – на разные лады повторявшаяся нечаевская и позднее ленинская мысль была своеобразной индульгенцией «красных репрессий». И ведь действительно, красная полоса развела отца и сына, брата и брата, люди гибли не только от рук «главного класса», пролетариата, но и с верой в его историческую победу.
Мы клянем Джорджа Буша, однако все ли могут устоять перед пресловутым букетом «демократических аксиом» и «прав личности», которые этот суровый ковбой преподносил очередной стране-изгою, оправдывая свое желание бомбить и володеть? Давайте называть Запад эксплуататором, уличать в двойной морали и глубокой недемократичности, и все же человек адекватный понимает: претензии Запада – не просто повод к хищной агрессии, а следствие стройной системы ценностей.
Есть ли у нас такая ответная система?
К сожалению, правящая российская элита все глубже погрязает в убежденности, что идеи не нужны – нужен эффективный менеджмент, охватывающий все сферы жизни. При таком лишенном «завиральных идей» отлаженном управлении можно неплохо торговать сырьем и держать граждан в узде, подкармливая их и полностью контролируя политический процесс. А на вопросы «общественности», возмущенной очередным беспределом ОМОНа или телевизора, отвечать с менеджерской усмешкой: «Да все же хороши… На свете правды нет, но есть суверенность».
Разумеется, в этом проблема не только России, но и Европы и США. Менеджмент все активнее оккупирует сознание элит – и непосредственно через власть корпораций, и идеологически, вытесняя всяческую идеологию и замещая ее чистой коммерцией.
До добра такое не доводит.
Почему война с Гитлером была войной человечества за свое будущее? Да потому, что, несмотря на внутригерманский пафос, в плане вселенском нацисты действовали как космические пираты – наглые убийцы и поработители остальных народов, разорвавшие законы и пакты, идеологически оправдывавшие захват «чужого ресурса». Именно здесь сущностное значение Второй мировой войны – победа над силами тотального пессимизма, цинично рифмующегося с «эффективным менеджментом».
Почему проиграл Советский Союз? Потому что под конец он оказался идеологически гол. Некому было обосновать удержание Восточной Европы. Нечего было сказать гэкачепистам на своей пресс-конференции, ибо они понадеялись на танки. И были не только наивны, но и слепо-эгоистичны.
«Жалок тот, в ком совесть нечиста», – пушкинский приговор надо понимать шире, чем инвективу в адрес провинившегося властителя. Это приговор туркменбашизму – никчемной пошлости абсолютизма. Другое дело – Петр, хоть и отметившийся насилием, но движимый высшими задачами: «О мощный властелин судьбы!/ Не так ли ты над самой бездной/ На высоте, уздой железной/ Россию поднял на дыбы?».
Как ни полагайся на силу и дутые рейтинги, но если политик не задумывается о глобальном оправдании себя, о метафизике, о своей большой правде, о ценностях, итог такого политика печален.
Рай – это другие
Начнем с аксиомы. Без общего важного смысла Россия распадется. Без смысла России никак.
Важна начинка. Демократия – это процедура. И даже свобода экономических отношений или передвижения (менять валюту, пить саке, летать в Египет, то есть потребительский комфорт) – это не смысловая начинка.
Вместе с крахом советской системы произошло торжество радикального экзистенциализма. В алчной бездне утонули автор, предводитель, человек. Граждане, осиротевшие без патернализма, но по-прежнему вынужденные есть, спать, справлять нужду, то есть переживать экзистанс, начали оборачиваться волками-одиночками или волками, сбитыми в стаи. К 2000 году агония «совка» закончилась, и случились поминки. Заиграло радио «Ретро», был провозглашен курс на суверенность, постмодерн в литературе стал уступать натурализму. Воинствующий экзистенциализм словно бы сменила тоска по простому смыслу – ностальгия. Что ж, ностальгия – это приближение из области негатива к той нулевой отметке, после которой слезы просыхают и может начаться созидание нового субъекта.
Но почему-то идеологии все нет и нет. И не потому ли, что процесс абсурда не ограничивается пределами отдельно взятой страны?
Зажиточный Запад сохраняет политкорректный оптимизм дисциплинарного санатория, но Запад уже бесстрастен, и вера в правоту «демократических техник» медленно, но верно утекает из него, как песок. Нищий третий мир фанатично верует, «ибо абсурдно», и плещет огнем и кровью. Россия не верит, а надеется. Надеется поверить.
А «суверенная демократия» обещает оказаться нулевой идеологией, лукавым оксюмороном, доктриной теплохладности…
Надо, чтобы Россия поверила! Сделать ее для этого нищей, отгородив колючкой и выкосив несогласных? Не дай, Господи! Смириться с безверием и отдаваться комфортному потреблятству, почивая на нефтяной игле? А ведь не выйдет!
Не выйдет – Россия обречена искать смысл, больший, чем удачная сделка «Газпрома» или чарующее выступление Анастасии Мыскиной. Россия – суть правдоискательство. Чем стабильнее будет здесь ситуация, тем острее жажда подлинного смысла, освобождающего душу от терзаний.
Куда ни кинь в нынешней РФ, везде обнаруживаешь соперничество не идей, а брендов, за которыми конкретные люди, желающие себя навязать по максимуму. Крах идеологем – не только вина государства, отказавшегося от роли воспитателя, и не столько вина нынешних игроков, будь то либералы (мол, правили – знаем) или кремляне.
Речь о смерти. Никто уже не может ответить на ее вызов…
Где партии? Их нет. Отчего же? А им нечего сказать о бессмыслице бытия. А кто говорил, или говорит, или поет о бессмыслице? Сартр, Камю, панк-рок, Егор Летов. Человек, бунтующий во имя бунта. Нелепица, анархизм, чистый протест. Но именно такое привлекает молодых людей на опасные дела и окрыляет их. Негатив («Да, смерть!») предстает единственной прочной основой для самопожертвования.
Нужен смысл с плюсом.
Государство должно стать отцом, а не отчимом.
Одна из наших бед – бациллы чуждых стереотипов. Править по-отечески – значит всего-то прекратить отступление государства со смысловых (а соответственно – и социальных) позиций, отказаться от идеологии диких степей, где выживает только хищник. Поиск идентичности как поиск смысла жизни не прекращается никогда, даже когда государство бросает подданных на произвол судьбы. Вопрос в том, куда этот поиск заводит. Увы, в России случается то жуткое, о чем предупреждал еще Горький: у бесконтрольной массы закипают звериные инстинкты – «бригады» берут города, слабые садятся на иглу, сильные пожирают на стрелках сильных, чтобы вскоре отправиться на кладбище, уступив путь другим сильным. Так было в 90-е. Что теперь? Будто бы государство возвращается и замазывает собой все щели. Но туда ли оно возвращается и становится ли оно отцом?
Беспредел 90-х сменился чем-то более благопристойным, что подчас так и хочется обозвать «криминальным патриотизмом». Произошел качественный сдвиг – жестокость ушла внутрь людей, этой жестокостью выковано новое поколение, и если вчера поводом для душегубства была борьба за место под коммерческим солнцем, то сегодня можно и без повода.
Народ охвачен злобой, ведь государство-отец спит. Не дремлет, понятно, государство-отчим, то, что загоняет самых незащищенных в армию-душегубку, обирает до нитки в отделении милиции, гноит в туберкулезной тюрьме, отключает электроэнергию, выселяет за неоплату «жировки».
Обретение здравого смысла в России – это соединение двух начал – народа и государства. Это преодоление между ними отчуждения. Это пробуждение отца и возвращение блудного сына. В этом и состоит земное счастье русского человека. Собственно, тут и обретает реальное наполнение единство суверена и демоса.
Можно ли такого добиться?
Вы ищете национальную облагораживающую идею, господа? Знакомьтесь – добротолюбие. Любовь к добру, музыкально удачный родной перевод не очень благозвучного греческого слова philokalia. Нет, я не предлагаю открывать шлюзы и встречать всепрощением вал преступности. Я призываю к смягчению нравов. И утверждаю: смягчение нравов в современной России – и есть национальная идея. Смягчение нравов вызовет смысловой рывок, преодолевающий тщетность бытия и дискриминацию идей.
Как должно быть? Внешняя политика – самостоятельность, четкое отстаивание национальных интересов. Внутренняя политика – жесткое подавление коррупции, модернизационный рывок.
Внутренняя идеология – добро, человечность, «теплые ценности», человек человеку – друг, товарищ, брат. Некогда СССР говорил: мы – за мир! РФ должна сказать: мы – культурный оазис!
Решающий шаг на пути реабилитации добра: вспомнить и заново оценить уникальное, выдуманное нами, русскими (Боборыкиным), слово «интеллигент».
Таким образом, западная цивилизация, идейно исчерпанная, но сохраняющая смысловое первенство, получает по зубам сразу двумя аргументами: а) вы бескультурны, ваши локальные специалисты комичны на фоне массового явления русской интеллигенции; б) вы лишены коллективистского инстинкта, ваше атомизированное общество с его гражданскими механизмами проигрывает нашей энергии братства. Через высокую культуру постижения жизни и через братское единение мы преодолеваем смерть идей и саму смерть. У нас есть идеи!
Россия может стать уникальной страной, которая будет привлекательна именно идеализмом, тем, что, функционируя в рамках рыночной прогрессивной модели, находит в себе силы преодолевать узость «рационализма» и «эффективности» и строить лучший мир. В центре – человек. Не только кошелек человека, но и его здоровье, и культурное развитие, и творчество. Подобный подход означает серьезные сдвиги – от массового открытия «кружков» для детей и юношества и собирания всех бездомных с улиц до перемен в сетке телевещания и в заказе на кинопродукцию. Ибо не аудитория, а заказчик формирует вкусы.
Народ должен переродиться. Надо безжалостно зачистить тупые рыла воров-чиновников, околоточных, «крышующих». Варварский быт и дикость нравов, нищета и заушение интеллигенции – это наша нынешняя страна, и мы должны быть честны, чтобы признаться себе в этом. Перестать жить по зоновским понятиям, по иерархии шконок – требование поистине революционного масштаба. Государство обязано заняться перевоспитанием людей, а для этого радикально перевоспитать себя – внутренне очеловечить армию, милицию, тюрьму.
Смерть все равно не убьешь, все люди смертны. Но государственный муж может смягчить ужас смерти у обычного человека, предоставив человеку простор большой семьи. «Ад – это другие», – говорил Сартр. Ответственная власть способна замочить Сартра в метафизическом сортире, выдвинув лозунг суверенного экзистенциализма: «Рай – это другие!» Добро возникает из самопожертвования. Добро возможно, если к походу во власть начнут относиться как к тяжелому кресту, а не как к курорту.
Вспомнить о других…
Посольский приказ
Надо чаще бывать в России. В ее городках и селах.
Как-то зимой я объехал всю Тверскую область. Как ни гони, а пока доедешь от одного пункта до другого, теряются часа полтора. Поэтому перед началом встречи в очередном Доме культуры приходилось, обратившись к неприметному старожилу, деликатно выведывать: «А где тут у вас это, ручки помыть?»…
Вот, например, «ручки помыть» в замечательном городе Удомля. Темнота. Лампочка отсутствует. Место обнаруживаешь исключительно на нюх. Что это за место? Дыра, пробитая в полу, словно от попадания снаряда. Такую же дыру я встречал в РУВД Воронежа, но там понятно, почему нет унитаза, по той же причине, что отбирают ремень и шнурки. Там в туалете не к чему прицепиться и нечего отколоть, не зарежешься, не вооружишься, там в спину матерится конвойный… А здесь чего? Дом культуры – это же дворец города. Кое-как свечу себе мобильником, пробираясь к дыре. Пол мокрый. Свежевымытый. Однако чем?
Думаю, какой-нибудь интеллектуал, отлив в такой тмутаракани, тотчас бы ощутил бодренький прилив желчи. «Убогий у нас народ, – довольно закряхтел бы он. – Власть виним, а с себя начать надо. Живем, как свиньи. Валяемся то на печи, то в канаве. Гадим и не убираем».
Так, сдобрив это каким-то анекдотцем, говорил мне на телеканале «Россия» один талантливый режиссер. Так говорил мне недавно на съемках канала ТВЦ, сдобрив свой сарказм еще одним расхожим ужастиком, один талантливый политолог.
На самом деле критиканские речи о народе – это попытка внушить народу, что ВСЕ ПОТЕРЯНО. По причине внутренних комплексов – своей инаковости, гуманитарной исключительности, мифической «непопсовости» – многие интеллектуалы рвутся злорадно сообщить простому человеку: «Ты мыслишь сказками!»
Некоему витии плевали в школе на рюкзак плебеи, и теперь изгнанник вырос, выбился в элиту, его милость доставили на телевидение, и уж с экрана он всем вам, плебеям, харкнет смачно! Сидите, ужинайте картохой, сосиской и плохой водкой у своих экранов в Удомле, Угличе и Урюпинске – в вас плюнули, и саркастическая слюна на вашей картошке, сосиске и пенится в вашей стопке…
«Мне важен человек», – искренне, быть может, заявляет некто, а смысл его требования прост: народ – это зло. Чтобы был потерянный забулдыга, оставленный один на один с дисциплинированным Востоком, родоплеменным Югом и прочими эгоистами, но не атомарными, а весьма и весьма коллективными…
В сортире города Удомля я не испытал к народу нелюбви. Но и не прослезился, восславив нашу надмирность. Я скупо выругался про себя и пошел в зал, где уже начиналась встреча и хор жителей пел «Калинку-малинку».
Сильные голоса. Трогательно. Ведь смогли же самоорганизоваться! С явным удовольствием и вдохновением выводят песни. Хором дирижировала милая энергичная девушка. Как выяснилось впоследствии, сама она съездила в Москву, отучилась в Гнесинке и вот вернулась в родные края, где придумала занятие для старых и нестарых, устроила кружок.
Девушка – комиссарша. Маузер, потертая кожанка и иссиня-черный крутой локон? Блондиночка в сарафане. Главное – дух. А в комиссарах, как известно, «дух самодержавья». Люди запели с ее подачи! Песня продлевает их жизни. Не правы те, кто упрекает русских в разобщенности. Разобщаемся мы тоже сообща. В этом и состоит отечественная специфика: мы обладаем коллективным инстинктом, сообща охаем, бьем баклуши, спим всем бескрайним селом. Должен прийти человек, наделенный волей. Он взмахнет дирижерскими руками, и тогда мы заработаем страстно.
Институт комиссаров в хорошем смысле этого истрепанного слова и был бы ответом на масштабную коррупцию. Отсюда вытекает еще один термин – «преодоление отчуждения». Только комиссар – наместник Центра – на личном примере способен преодолеть отчуждение человека от человека, народа от государства. Именно традиция комиссара, наместника, внутреннего посла отвечает глубинному зову страны.
Где черпать кадры, как учинить всероссийский кадровый призыв, забабахать политическую «фабрику звезд»?
Главное – постановка вопроса.
Пока же о механизме. «Внутренний посол» – это когда человек, честный, любящий народ, имеющий начальный капитал знаний, отсылается в Удомлю, Углич или Урюпинск. С большими полномочиями и крайней ответственностью, с возможностью подобрать команду. И контролирует ситуацию. Включая распределение местного бюджета. Со всеми оговорками это был принцип «красных», позволивший им удержать страну. Да, многих комиссаров убивали. Но мученичество за идею вдохновляло новых. Вот вам и искомый «образ героя» для молодежи!
Пока же мы имеем тошнотворную инерцию, кадровое убожество, патологическое безволие, в котором нужно винить не прекрасный зеркальный наш народ, а ту похмельную чиновничью физиономию, что толоконным лбом прислонилась к зеркалу.
… Время отъезда. Я спускался по губернаторской лестнице. Передо мной, кажется, краснела ковровая дорожка. Кажется, краснела. Ковры поседели от пыли. Приятно оставить свой след, а все же…
Какая разница, чем там владеет губернатор, сколько он получает, пускай даже на хлебе и воде сидит, но вытряхнуть ковры разве сложно?
Пора выбивать и вытряхивать ковры!
У закрытой двери
Есть такой евангельский сюжет про зарытый талант. Зарыть талант – это страшный грех. Вместо социальной защиты людей, вместо доступности знаний – тех мер, которые служили бы единению страны и отвечали бы глубинным основам российской жизни, правительство берется сортировать наших юношей и девушек по принципу доходов их родителей. Отборные знания – богатеньким. Ну а заурядному большинству высшее образование совсем ни к чему. В результате мы будем иметь чванливых бездарей с вузовскими корочками, а бесчисленные таланты окажутся зарытыми в, очевидно, более подходящий им навоз.
Кстати, пресловутая «коммерциализация», когда возможность приобщаться к знаниям определяют не способности, а финансы, создаёт все условия для беспрецедентного развития коррупции в системе образования.
Сегодня требуются новые эффективные решения проблемы доступности образования, профессиональной подготовки молодежи, трудоустройства и обеспечения жильем, поддержки молодых семей. Требуется государственная воля! Ежедневно возрастает масштаб бедствий, вызванных всяческими физическими и душевными хворями молодежи. Лишь 10 % выпускников школ могут считаться практически здоровыми, а 45–50 % имеют серьезные физические и психические отклонения.
Увы, ничего нового, кроме косметических изменений, правительственные программы не содержат. Но это в лучшем случае… Несчастье власти не только в «маньяках-коммерциализаторах», но и в безответственных проворовавшихся кадрах.
Идея института «полномочных комиссаров» может на первый взгляд показаться излишне романтичной. Но это средство избавления от дурной бесконечности застоя. Нужны наместники Центра, проверенные, самоотверженные люди, наделенные огромными полномочиями и головой отвечающие перед Центром, которые смогут на местах контролировать реализацию здравых решений.
Откуда черпать кадры?
В России (вопреки политическому удушью) возникает все больше организаций, наполненных молодежью. У России среди молодежи нет врагов. Враг общества – не какой-нибудь искренний бунтарь, а прилизанный руководитель провластной организации, заинтересованный в сохранении напряженности, в обновлении «экстремистских» поводов, в постоянных провокациях, поскольку, если все будет тихо, пропадет смысл давать ему бюджеты. Адекватная власть призвана делать все, чтобы не сталкивать молодых лбами. В каждой из возникшей снизу организации, пускай и критичной по отношению к происходящему, большинство – светлые и искренние ребята, объединенные простым порывом: обновить и улучшить Россию. Их и надо привлекать к государственным задачам.
До недавнего времени, увлеченная фантомом несуществующих у нас «оранжевых», власть предпочитала грубые методы «воспитания». Новых политиков маргинализируют, стравливают, порочат, в то время как они зачастую адекватнее, талантливее и дееспособнее вчерашних надоевших пророков и предводителей. Страстный молодой россиянин достоин лучшей доли, чем быть брошенным в тюрьму за яйцо, брошенное в чиновника.
Просто такому россиянину надо предложить дело – участие в Большом Проекте.
Молодежь в России – это более 27 млн. человек и совершенно разных. Это селяне и городские, рабочие и студенты, ученые и предприниматели. Те, кто еще не определился, что делать в жизни, и те, кто уже многого достиг. Они не требуют чего-то запредельного, просто хотят видеть реальность исполнения желаний.
Молодежь сегодня стала группой социального риска. Бедные среди 16—30-летних составляют 29 %. Платное образование, сложности с трудоустройством, невозможность приобрести собственное жилье… Алкоголизм, депрессия, отчаянная злоба…
Виной всему потребительское отношение к молодым со стороны власти.
Что же нужно? Сначала молодой должен получить качественное образование. Для этого необходимо устранить дискриминацию по финансовому состоянию родителей. Обеспечить справедливое распределение бюджетных мест в вузах. Выдавать беспроцентный кредит на получение высшего образования с дальнейшим обязательством отработать по специальности. На мой взгляд, нельзя увеличивать долю платного образования, что грозит окончательно закрепить ситуацию «образовательного апартеида»…
Студенты должны получать реалистичную стипендию. Она не может быть, как сейчас, дешевле пуговицы чиновника. Размер стипендий должен быть доведен хотя бы до прожиточного минимума. После учебы молодой человек должен получать перспективную работу. Важно, чтобы у молодых людей была возможность найти себя в этом мире. И не надо бояться обучения по госзаказу. Для начала хотя бы частичного.
Высокая зарплата и перспективы карьерного роста остановят утечку мозгов. Хорошая работа – первый шаг к созданию семьи. Другой шаг – постоянная жилплощадь. Зарплаты большинства наших граждан не позволяют купить жилье даже в кредит. Поэтому следует предоставлять молодым семьям беспроцентный и долгосрочный кредит на квартиру, а при рождении первого ребенка списывать 25 % суммы, второго – 50 %, за третьего погашать его вообще. Для малообеспеченных семей – увеличить масштабы строительства социального жилья. Все это наверняка помогло бы решить столь острую демографическую проблему и обеспечить молодежь приличными условиями для жизни, для будущего.
Банальные, первоочередные, назревшие требования…
Но молодые в России – угнетенный класс. Молодость – печать неудачи. Дверь закрыта.
Датьянин тень
«Толпы студентов, – писал Гиляровский, – до поздней ночи ходили по Москве с песнями, ездили, обнявшись втроем, вчетвером на одном извозчике и горланили, рифмуя «спьяна» и «Татьяна». Под утро швейцары «Стремны» и «Яра» подписывали мелом на спинах молодежи адрес, и их развозили по домам уцелевшие товарищи». Однако студенты не просто упивались и вопили скабрезные песни своего времени, а еще и политическую «Дубинушку», а еще и били камнями стекла в официозной газете «Московские ведомости».
Полиции же было рекомендовано: никого не трогать.
Не станем идеализировать дореволюционную реальность (совершенно неидеальную), и все же праздника ради попробуем перенести старинный сюжет в наши дни. Не даром, каждый раз обещают, что в Татьянин день милиция будет являть свое великодушие.
Да уж, заметим мы, милиция и без того известна добродетелью и гуманностью. Чего говорить о рестораторах… Нет, нетрудно нам нарисовать в своем воображении картину благости: «Яр», «Пушкин», «Vogue Cafе», заполненные радостной толпой маишников, бауманцев, миэфников…
Легко представить себе и щадящую реакцию охранительных органов, если граница бытового пьянства будет пройдена, и молодежь, распевая «Дубинушку», двинет к какому-нибудь официозному зданию, будь это соседний военкомат или вдруг Дом Правительства. А если в окна полетят снежки? А если – потяжелее?
Хорош шутить. Я меняю веселый тон на суровый. Снежки? Камни? По окнам? Жди статьи «терроризм».
Думается, первыми, кого направят наперерез горланящим «Дубинушку», будут все же не приговские «милицанеры», а штрейкбрехеры, те же студенты, но выбравшие правильную дорогу, рано или поздно приводящую в «Vogue Cafе».
Как-то из сообщений прессы стало известно, что активисты одного «кремлевского» движения вчетвером подкараулили и избили активиста ненавистной им «леворадикальной секты». Шел парень в Независимый Пресс-Центр на чинное мероприятие. А угодил в больницу с сотрясением мозга. Весь смак в том (и здесь специфичная вольница наших дней!), что поначалу официальный сайт движения поправлял: избивавших было не четверо, а всего двое, «которые по-мужски объяснили», мол, «хватит дурить российскую молодежь».
Мы-то помним, как ребята в масках и с битами увечили «левых смутьянов» в августе 2005-го, были случайно задержаны, но сразу и отпущены. Но мы-то знаем, как якобы за хулиганство сидят опасные «смутьяны», пытавшиеся отбиться от очередных уличных воспитателей. Мы даже помним, как в Липецке на девушку-агитатора нелояльной партии молодонаглейцы вылили ведро клея.
Реальность в России разная – есть студент, который получает гроши стипендии, светит ему убийственная армия и мыканье под девизом «ищу работу», а есть почтенные патриции со всеми их римскими манерами, его не намного старше, но выпал им счастливый билет – примерно по десять миллиардов долларов каждому.
Вам еще интересно, во имя чего мелькают охранительные кулачищи нанятых недорослей? Вряд ли во имя студента. Хотя состоят все эти доблестные молодежные движения из все тех же бедных студентов, которые будут исполнять за несколько сотен рублей те немудрящие фокусы, какие им приказано.
Ясно одно: от «передовых отрядов суверенности» не дождешься ничего близкого гражданам. Только дорогие парады Дедов Морозов с трансви-снегурочками да воспитательная кулачная и ботиночная работа… Впрочем, у них есть и другой позитив – бесконечные «фабрики политики», дурацкие конкурсы, гогот, ржач, скач, бодибилдинг, басистые и бессмысленные заверения «решить проблему молодежного трудоустройства» и прочее жульничество.
Но мы не увидим от «Местных» – протеста против куршевельских патрициев, мы не узнаем от «Молодой Гвардии», что все казино, закрытые по высшему приказу, открылись заново ровно в два дня, мы не обнаружим «нашистов», требующих ввести прогрессивный налог, а «Россия Молодая» не возразит против бесчеловечной реформы ЖКХ.
Вот и спрашивайте: чьи интересы они так по-пионерски отстаивают?
А что вся остальная – нормальная и некупленая молодежь?
Молодежь разочарована в фальшивой политике. По-прежнему недовольна. Хочет справедливости и свободы выбора, а не подачек и «приколов».
Пока же бедолаге-студенту, какому-нибудь Пете Василькову, приехавшему из города Орска и поступившему на мехмат МГУ, можно только напиться. Сначала среди давки глотнуть слащавой медовухи, а после распить родимую горькую. Погорланить новомодную песню и заснуть.
Так и закончится для него этот Датьянин Тень. «Датьянин», поелику все будут датыми. И «тень», отблеск былого веселья. Ведь, сколько ни читай Гиляровского, ресторан «Яр» ждет сегодня совсем не студента Василькова.
Смерть молодежной политики
Надоела молодежная политика!
Противно это кислое словосочетание и обычно окружающие его колючие, как плавники, кавычки.
Для наступательной личности молодежность может быть исключительно прикрытием – средством максимально быстрого попадания вверх и вперед, в руководство большой партии и на передовую политической борьбы.
Если ты молод и рвешься, да, рвешься в риал политикс, если тебя влечет жаркая глина истории, и ты не хочешь всю жизнь проскулить в бессильном углу какой-нибудь аналитики, что делать? Сколачивать товарищей. Таков твой шанс на риал лайф.
Не успел я возглавить организацию, тотчас все кругом начали делать ставки, как долго это продлится: месяц или целых три? Ротозеи и завистники не могут отказать себе насладиться сценой драмы: пришел вдохновенный юноша с книжкой под мышкой и пожран был Аппаратом, и только вырванная мятая страница валяется на ковровой дорожке в коридоре власти. Чу! – близится уборщица Светлана, гудя пылесосом забвения.
Но организация была жива. Странствия, творческие вечера, ночи в КПЗ, памфлеты и речи, марши по брусчатке, танцы под ковром она пережила. Остановилась на имени «Ура!». И изготовилась к новому марш-броску.
И я вдруг понял: это не должна быть молодежная организация.
По-настоящему понял, совершив новый бросок. Успешный. Лоб в лоб столкнувшись с монолитом Системы и покидая «партийный контекст» РФ.
Давайте вспомним, как у нас стала модной молодежная политика. Пик пришелся на 2005 год, тогда молодежная активность рифмовалась с протестом, а протест – с восстанием.
Можно сказать, революция в России уже случилась. Яростная, но малочисленная, прокатилась, пенясь, как древняя подасфальтная речушка Неглинка, и так и не вырвалась на историческую поверхность. Эта московская фрустрированная революция сравнима с несколькими часами мятежа в городе Андижане. Для Андижана все обернулось кровавой баней. Для разгоряченной московской молодежи – колючим декабрем 2005-го, когда после выборов в городскую Думу старшие товарищи из «Родины» и «Яблока» не поддержали младших, желавших устроить Площадь.
Теперь молодежная политика напоминает фальшивую манежную речку Неглинку, протекающую среди яркого кафеля, но не из нутра земли, а из обыкновенного водопровода.
Власть расправилась с протестантами. Она создала отвязные и управляемые движения, перехватившие пылающий файер из ослабевших рук избитых АКМовцев или посаженных нацболов. Эти движения в интернет-терминологии можно назвать фейками – лжеюзерами. Фейки стали действовать теми же наглыми партизанскими методами, что и радикалы. Но если радикалов отправляют в лагеря за растяжку плаката на здании, то фейкам дозволено все, включая захват пресс-центра АИФ.
Основная характеристика фейков, отличающая подделку от оригинала, – безыдейность и склонность к массовке.
Итак, в битве за молодежность власть если и не добилась победы, то уж точно крепко дискредитировала буйство юнцов с бомбометанием помидоров, уличным театром и захватом присутственных мест. Власть жадно заграбастала флэшмобы, граффити, битые стекла, жженые флаги, падонкофские слоганы, а Че Гевара красуется на гламурных стягах «кремлевских отличников». Опопсение партизанщины еще не повод для истинных партизан-двоечников отказываться от своих вылазок, по-прежнему сулящих тюрьму, но и не причина встраиваться в хвост розовощеким отличникам, пытаясь дорасти до состояния безликих троечников.
В наши дни те, кому есть что обдумать и сказать, должны, подумав, сказать власти спасибо за чудесную возможность освободиться из скользких границ молодежной политики.
Во всем мире молодежная политика – это отстойник для карьеристов, которые, вдоволь порезвившись и полебезив, воплощаются в полноценных функционеров. Такие отстойники создают европейские партии. В России система примерно та же. Наспех сооружено с десяток отстойников, в которых резвится и лебезит скорая смена одной-единственной нашей партии – власти. Вот даже «Политзавод» придумали в «Единой России» специально, чтобы головастики не скучали. В лягушачье царство принимают денежных и клановых, но сама схема классична. «Молодой политик» – мелочь пузатая, которая тужится изо всех жиринок, дабы выбиться в пучеглазый и брюхатый upper class.
Конец ознакомительного фрагмента.